Брюхошлеп

Самая хорошенькая девушка на борту оказалась замужем за человеком, настроенным столь мизантропически, что я узнал о его существовании лишь на вторую неделю полета. Ничего особенного в его внешности не было: средних лет, пяти футов и четырех дюймов ростом, но на плече красовалась татуировка, изображавшая пламя. Значит, десять лет назад он участвовал в войне с кзинами в составе Звездного Десанта, то есть убивал врагов голыми руками, ногами, локтями, коленями и всеми остальными частями тела.

Звездный десантник в качестве первого предупреждения сломал мне руку и посоветовал впредь поменьше времени уделять его жене.

На следующий день даже после визита к кибердоктору рука продолжала болеть, а все женщины на «Ленсмэне» казались мне двухсотлетними старухами. Я пил, угрюмо уставясь в зеркало, висящее над полукруглой стойкой бара. Зеркало отвечало мне таким же угрюмым взглядом.

— Эй! Вы с Гудвилла, верно?

Тип, попытавшийся привлечь мое внимание, сидел через два табурета и разглядывал меня в упор. Если бы не борода, его лицо было бы круглым и дерзким, даже наглым. Борода — черная, короткая и аккуратно подстриженная — делала его похожим одновременно на Зевса и на сердитого вупи. С подобной бородой прекрасно сочетался воинственный взгляд, солидный рост и взлохмаченная шевелюра. Толстые пальцы держали стакан мертвой хваткой.

— Верно, — мрачно отозвался я. — А вы откуда?

— С Земли.

Если бы не моя вселенская хандра, я мог бы и сам об этом догадаться — по акценту и консервативно-симметричной бороде. К тому же он очень естественно дышал в стандартной атмосфере корабля, а его движения явно были рассчитаны на стандартное земное тяготение.

— Понятно. — В тот момент я был не меньшим мизантропом, чем мой знакомый звездный десантник. — Вы — брюхошлеп.

Давление взгляда чернобородого усилилось, приближаясь к перегрузке.

— Брюхошлеп! Черт возьми! Куда бы я ни попал, везде меня так обзывают! А вы знаете, сколько часов я провел в космосе?

— Очевидно, достаточно, чтобы научиться держать стакан в корабельном баре.

— Смешно. Невероятно смешно! — Землянин перебрался на соседний табурет.

Не слишком ля опрометчиво с моей стороны было обзывать его брюхошлепом ? А, да что там — одной сломанной рукой больше, одной меньше! Но здоровяк, похоже, был настроен миролюбиво.

— Во всех населенных людьми мирах, — прихлебывая из стакана, задумчиво проговорил он, — брюхошлепами обзывают сопляков, которые еще ни разу не выбирались за пределы атмосферы. Но если выясняется, что ты с Земли, тебя тут же записывают в брюхошлепы, а скольких бы космических рейсах ты ни побывал. Последние пятьдесят лет я не вылезал из космоса, и кто я сейчас? По-прежнему брюхошлеп. Интересно, а есть какое-нибудь прозвище у обитателей Гудвилла?

— Есть, — утешил я его. — Мы — разбей носы. Вот я, например, родился не в городе с таким названием (шутники-основатели, чтоб их!) и даже не в его окрестностях, но тем не менее я — разбейнос, ныне, присно и во веки веков!

— Аминь, — заключил мой собеседник и звенькнул своим стаканом о мой стакан.

Бородатый начинал мне нравиться, похоже, я ему — тоже; во всяком случае, он заказал для меня коктейль.

Потом я для него.

Потом выяснилось, что мы оба играем в кункен, и мы перенесли свои стаканы и зарождающуюся дружбу к карточному столу. Два дня мы приятно проводили время за выпивкой и картами, узнав друг о друге ровно столько, сколько полагается знать о случайном попутчике, с которым не рассчитываешь встретиться еще раз.

Когда через два дня корабль приземлился в Лос-Анджелесе, мне было жаль расставаться с Медведем, но, исследуя новый цивилизованный мир, я люблю делать самостоятельные открытия.

— Вы записали мой номер? — спросил на прощание брюхошлеп.

— Да. Но я уже сказал, что пока не знаю, чем буду здесь заниматься.

— Все же позвоните, при наличии, разумеется, времени и желания. Я могу показать вам кой-какие интересные уголки старушки Земли.

— Спасибо, может быть, позвоню. В любом случае было приятно с вами познакомиться. До свидания, Медведь!

— До свидания, Беовульф Шеффер!

Медведь помахал на прощание и вышел в дверь для землян, а я отправился к ловцам контрабандистов, не предполагая, что встречусь с Медведем снова; на «старушке Земле» меня наверняка ждали новые впечатления.

Девять дней назад я покинул Джинкс, впервые за последние десять лет взойдя на борт космического корабля в качестве пассажира, а не пилота. Я, Беовульф Шеффер, был богачом, к тому же богачом, погруженным в депрессию. Богатство и депрессия произрастали из одного корня. Месяц назад кукольники, эти трехногие и двухголовые заправские трусы и бизнесмены, зашвырнули меня в сверхскоростном корабле прямо к Центру Галактики исключительно в рекламных целях. Травоедам позарез требовались деньги, чтобы устранить недостатки конструкции того самого корабля, на котором я летел. Но кой-какая мелочишка нарушила планы моих нанимателей.

Подлетев поближе к цели моего путешествия, я увидел, что Центр взорвался, и волна радиации начала распространяться по Галактике. Так что через двадцать тысяч лет мы все окажемся перед угрозой лучевой гибели.

Вам стало страшно? Мне — тоже нет.

Двадцать тысяч лет — срок немалый, поэтому я решил не паниковать заранее... Но кукольники исчезли за один день, направившись в ... знает какую Галактику.

Без кукольников мне стало скучно, как малышу без любимой игрушки. Благодаря змееголовым моя жизнь в последнее время была такой веселой и разнообразной, что теперь из-за их отсутствия я впал в черную тоску. Ее не могли скрасить даже те ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ, которые я получил за сенсационный репортаж о путешествии к центру взорвавшейся Галактики. И я, новоявленный богач Беовульф Шеффер, решил излечить хандру путешествием на нашу с вами общую альма матер, полагая, что таковое прочистит мои скукожившиеся от депрессии мозги.

Что ж, Земля не обманула моих ожиданий!

Едва я покинул таможню, как все грустные мысли о кукольниках, о свежесломанной руке, о разлуке с Медведем мгновенно улетучились из моей головы. Вслед за грустными мыслями улетучились и все остальные; я мог только глазеть по сторонам с открытым ртом.

Меня обтекала невообразимо густая толпа. Разнообразные фигуры, всевозможные цвета кожи, невообразимо фантастические наряды, шум, гам, ор! Зарябило в глазах, заломило в ушах, голова закружилась. А я-то считал, что меня, Беовульфа Шеффера, бывалого пилота, уже ничем не удивишь, ведь за свою яркую жизнь я навидался всякого! Всякого, но не такого.

В любом уголке освоенного космоса я всегда мог безошибочно узнать коренного жителя какой угодно планеты. Вундерлендец? Аристократа украшает асимметричная борода, простолюдин поспешно уступает вам дорогу. Разбейнос? Летом и зимой у нас бледная кожа, мы высокие, но узкие в кости. Обитатель Джинкса? Там живут приземистые, сильные люди; старушка, здороваясь с тобой, раздавит тебе руку. На Белте все мужчины и женщины носят кособокую стрижку, жителей Мапуты густой красноватый загар делает похожими на индейцев.

Но Земля!

В здешней толпе нельзя было найти двух похожих друг на друга людей. Красные, синие, зеленые, желтые, оранжевые, в клеточку, в полоску. Я говорю и о коже, и о волосах. Я прирос к движущейся дорожке — пусть везет, куда вывезет! — и вертел головой, забыв обо всем на свете.

— Эй!

У девушки было бледно-зеленое лицо, черные, как космос, брови и губы, а волосы, собранные в оранжево-серебряную прическу, напоминали топологический взрыв. Красотка махала мне рукой и что-то кричала, размахивая бумажником... Моим бумажником! Энергично толкаясь, я стал протискиваться к ней, и когда мы оказались почти рядом, она возмущенно воскликнула:

— В вашем бумажнике даже нет адреса! О чем вы думаете, интересно?

— Что-что?

— О! Да вы из другого мира, — девушка резко сбавила тон.

— Ну да!

Я уже почти что ослеп и оглох, а теперь, похоже, еще и охрипну, перекрикивая уличный шум.

— Послушайте, на вашем месте я бы не разгуливала по городу с таким бумажником. Кто-нибудь другой, обшарив ваши карманы, может спохватиться, когда вы уже скроетесь из вида!

— Вы обшарили мои карманы?!

— Разумеется. Вы что же, решили, что я подобрала ваш бумажник? Вот еще, стану я совать руки под все эти каблуки!

— А если я позову копа?

— Копа? — Она весело рассмеялась. — Попробуйте найти хоть одного копа.

Я бросил взгляд в сторону и поспешил вернуться к созерцанию красавицы, боясь, что она убежит. В бумажнике лежали не только все мои наличные, но и чековая книжка Банка Джинкса на двести сорок тысяч — все мое состояние.

— Видите эту толпу? Даже если бы в ней оказался коп, как скоро он сумел бы добраться сюда? Только в Лос-Анджелесе живет шестьдесят четыре миллиона человек, а на всей планете — восемнадцать миллиардов. Наши копы уже давным-давно махнули рукой на карманников и занимаются делами поважнее!

Я не рискнул спросить, какими именно — ловлей убийц, что ли? Но, с другой стороны, если бы в этой толпе кто-нибудь вдруг убил своего соседа, пока к месту происшествия протолкался бы коп, преступник спокойно успел бы выпотрошить свою жертву... Меня вдруг охватило какое-то неуютное чувство, а девушка тем временем проворно извлекла из бумажника деньги и протянула его мне.

— Купите себе новый, да поскорее, — жизнерадостно посоветовала она. — Чтобы там был указан ваш земной адрес. Следующий, кто вытащит бумажник у вас из кармана, вынет оттуда деньги и бросит его в ближайший почтовый ящик — без проблем. Иначе вы лишитесь чековой книжки, документов — всего! Желаю вам приятных развлечений на Земле!

Она сунула двести с лишним купюр за пазуху и одарила меня прощальной улыбкой.

— Спасибо! — крикнул я ей вслед.

Я и в самом деле был благодарен зеленолицей, ведь она задержалась для того, чтобы помочь мне... Вместо того, чтобы унести бумажник со всем его содержимым.

— Не за что! — девушка издали помахала рукой и пропала в толпе.

Настороженно оглядываясь по сторонам, я протолкался к ближайшей телепортационной кабине, опустил в прорезь монету и набрал номер Медведя.

Кабина выплюнула меня во внушительных размеров вестибюле, сквозь прозрачную стену которого виднелось голубое небо и кудрявые облака.

Подойдя к окну, я невольно охнул и сделал шаг назад: Медведь жил на горе. Крутой утес был высотой примерно в милю.

Кроме огромного окна, вестибюль украшали видеофон в полстены и сверкающая двухстворчатая дверь, по-видимому, из полированной стекломеди. Я догадывался, что Медведь не бедствует, но это было уже чересчур. Может быть, лучше уйти? Мои колебания прервал вспыхнувший экран, на котором появился Медведь во всем своем бородато-лохматом великолепии.

— Ага, передумал!

— Ты не говорил мне, что так богат!

— А ты спрашивал? Подожди, я сейчас выйду... Значит, все-таки решил позволить мне быть твоим гидом?

— Да. Боюсь ходить по Земле один! — Я попытался вложить в свои слова максимум иронии, но, видно, Медведь уловил в моем голосе некий надрыв, потому что взгляд его стал более внимательным.

— Боишься? Почему? Не отвечай, расскажешь потом. — Экран погас.

Дверь с гулким звуком распахнулась — и Медведь втащил меня внутрь, не дав даже раскрыть рта от удивления. Через несколько секунд мне вручили стакан, а гостеприимный хозяин терпеливо ждал моего рассказа.

Пока я делился своими незабываемыми впечатлениями, он громко хохотал. А потом исцелил мое уязвленное самолюбие историей о том, как однажды летом на Гудвилле пытался подняться на поверхность, чтобы подышать свежим воздухом. Теперь пришла моя очередь покатываться со смеху. Медведю дьявольски повезло — его перехватили на полдороге к выходу. Тех, кто выходит на поверхность в сезон ветров, часто находят потом на расстоянии в несколько миль от того места, где они начали свою прогулку. Причем, это не зависит от комплекции.

— И, разумеется, меня обозвали глупым брюхошлепом, — закончил свою исповедь Медведь.

— Тебя это так уязвляет?

— Я знаю себе цену, и цена эта довольно высока, но... Хотелось бы, чтобы среди множества разнообразных впечатлений, которыми уже одарила меня жизнь, было что-нибудь вроде твоего полета к нейтронной звезде. И тогда, если меня снова назовут брюхошлепом, я загоню своего собеседника в угол повествованием о том, чего он никогда в жизни не видел. Чего не видел и не знает никто на свете — никто, кроме меня. Понимаешь?

Я задумчиво кивнул. О нейтронной звезде он услышал от меня за картами: люблю развлекать этой историей карточных партнеров. Но мне и в голову не пришло, что этот треп произвел на Медведя столь глубокое впечатление.

— Если для тебя это и впрямь так важно... Кажется, я знаю, как можно избавиться от прозвища «брюхошлеп», —проговорил я.

Медведь пристально посмотрел на меня поверх стакана.

— Выкладывай!

— Надо просто спросить у запредельников, какой из миров в пределах досягаемости самый чудной, и смотаться туда. Думаю, после этого рейса ты сможешь развлекать рассказами о своих приключениях всех знакомых, полузнакомых и незнакомых как минимум ближайшие десять — пятнадцать лет.

— Запредельники? — похоже, Медведь отнесся к моему предложению вполне серьезно. — Что-то о них я уже слышал...

— В обитаемой Галактике нет системы, о которой запредельники не имели бы подробнейших сведений. Они знают Галактику как свои пять, или сколько их там у них, пальцев. Запредельники торгуют информацией; это едва ли не единственное их занятие. Если они не смогут подобрать тебе интересной планеты, значит, этого не сможет сделать никто...

Медведь внезапно прервал меня, вскочив и бросившись к визофону. ...! Я-то заговорил о запредельниках полушутя, но мой новый друг, кажется, всерьез стремился к рискованным приключениям!

Пока Медведь отдавал распоряжения некоему Крамеру, я рассматривал роскошную обстановку комнаты, время от времени прихлебывая из стакана. Он оставался полным. Где-то — на дне? — размещался крохотный телепортационный механизм, связанный с баром: эта роскошная диковина заслужила мое полное одобрение.

— Готово, — доложил вернувшийся от визофона Медведь. — Крамер займется поисками запредельников и предварительными переговорами с ними. Через несколько дней мы узнаем о результатах его трудов.

— О’кей.

Медведь явно не привык тратить время на пустые рассуждения. Интересно, чем закончится история с поисками странного мира, в которую я невольно его втравил? Я недолго об этом размышлял, потому что Медведь вдруг вспомнил, что некая Дайана уже должна быть дома. Мы прошли в телепортационную кабину, где мой приятель набрал код из одиннадцати цифр, и кабина тут же отправила нас в другой вестибюль, гораздо менее просторный и более современный.

Дайана оказалась маленькой миловидной женщиной с темно-красной, как марсианское небо, кожей и волосами цвета жидкой ртути. Глаза ее были того же серебристого цвета, что и волосы. Медведь представил меня своей подружке и тут же гордо сообщил, что собирается вступить в контакт с запредельниками и лететь к самому странному из всех существующих в нашей Галактике миров.

— Кто такие запредельники? — без особого интереса спросила Дайана.

Медведь развел руками и беспомощно взглянул на меня.

— Это такие милые парни, похожие на девятихвостые плетки с толстыми рукоятками, — объяснил я. — Они живут в холодных безвоздушных мирах и колесят по Галактике в больших негерметичных кораблях, собирая самые разные сведения обо всем на свете. Они торгуют информацией и...

— Все это, конечно, очень мило, — перебила меня Дайана, — но давайте лучше позовем четвертого и сыграем в бридж. Сейчас я позвоню Шеррол Янс!

— Неплохая мысль, — одобрил Медведь, — Шеррол работает программистом в «Донованз Брейн, Инкорпорейтед». — Пояснение предназначалось мне. — Эта девушка наверняка произведет на тебя впечатление!

Девушка и впрямь произвела на меня впечатление, да еще какое!

— Шеррол, с Медведем ты уже знакома, а это Беовульф Шеффер с Гудвилла, — объявила Дайана, входя в комнату и держа под руку четвертого партнера для бриджа.

— Вы! — воскликнул я.

Это была та особа, которая залезла ко мне в карман.


Я наслаждался своим земным отдыхом четыре дня, устав за это время больше, чем за весь мой сумасшедший рейс к Центру Галактики. И все четыре дня я удивлялся, зачем Медведю понадобилось искать странный мир. Самый странный из миров, какие я видел, — это его родная Земля! Честно говоря, я помню далеко не все, чем занимался на Земле: стакан со спиртным то и дело оказывался у меня в руках.

Помню, что Дайана наотрез отказалась показываться со мной на людях, пока «ее спутник не будет выглядеть прилично», и дала мне свою косметику. Поддавшись приливу вдохновения, я решил стать альбиносом и чуть не заорал от ужаса, когда на следующее утро спросонья взглянул на себя в зеркало. Красные, как кровь, радужные оболочки глаз, снежно-белые волосы, белая кожа с розоватым оттенком... Медведь из солидарности со мной тоже воспользовался косметикой Дайаны, выкрасив бороду и шевелюру в полыхающе-зеленый цвет.

А еще я помню тот вечер, когда Дайана сообщила мне, что знает Медведя всю жизнь и что именно она дала ему это прозвище.

— Прозвище?

— Ну конечно, — удивилась моему невежеству Шеррол. — Его настоящее имя Грегори Пелтон.

— О-о-о! — Мне многое стало ясно.

Грегори Пелтон был известен во всех населенных людьми мирах, ходили слухи, что он владеет территорией, занимающей в космосе сферу диаметром тридцать световых лет и что «Дженерал Продактс», бывшая компания кукольников, а теперь его собственность, дает лишь четверть его дохода. Именно его прапрапрабабка изобрела телепортационные кабины, и он был богат, богат и еще раз богат.

Ряд воспоминаний связан с зоопарком, куда меня потащили показать животных, давших кличку Медведю, — что ж, они впечатляли своими размерами и сознанием собственной силы, хотя до кзинов им было все-таки далеко.

Еще я помню, как перегнулся через Шеррол, потянувшись за сигаретой, и увидел кошелек, лежащий поверх вороха ее одежды.

— А что, если я сейчас залезу к тебе в карман? — спросил я.

Оранжево-серебряные губы растянулись в ленивой улыбке:

— У меня нет карманов.

— Тогда я вытащу деньги у тебя из кошелька. Что скажешь?

— Валяй, если ты сумеешь спрятать их на себе.

В ее маленьком кошельке оказалось четыреста монет. Я сунул кошелек в рот, а Шеррол так и не позволила мне его выплюнуть. Вам никогда не приходилось заниматься любовью, держа во рту кошелек? Незабываемо! Кстати, если у вас астма, даже и не пытайтесь.

Разумеется, я хорошо помню Шеррол, особенно ее гладкую, теплую голубую кожу, серебряные выразительные глаза и оранжево-серебряные волосы, уложенные в прихотливую прическу, которую невозможно было растрепать. Когда я подпрыгивал на ней и бормотал всякую чепуху, она гортанно вскрикивала, и пряди ее волос, связанные в узел, расходились, шевелясь как змеи на голове Медузы Горгоны.

Потрясающие воспоминания связаны с гонками по старинным раздолбанным бетонным дорогам на допотопных наземных машинах — любимое развлечение многих брюхошлепов. Брюхошлепы, ха! Я сам чувствовал себя жалким брюхошлепом, когда после ее окончания вывалился из машины — весь мокрый, но все-таки живой! — и долго стоял на четвереньках, не в силах подняться, а Дайана и Шеррол радостно хохотали, обсуждая над моей головой следующую гонку. Но в ней я буду участвовать только под общим наркозом.

В памяти остался подводный отель у берегов Эвбеи, где дельфины и брюхошлепы обсуждали проблемы разумных существ, не имеющих рук (таких видов много, и, вероятно, будут обнаруживаться все новые). Конференция больше напоминала игру в водное поло, чем серьезное собрание.

И я отчетливо помню, как однажды вечером после бурно проведенного дня мы вернулись в берлогу Медведя, чтобы провести там не менее бурную ночь, но вскоре после нашего возвращения громко затрезвонил визофон.

Крамер нашел запредельника.

Мы с Шеррол как раз обсуждали наши планы на завтра, когда Медведь огорошил нас сообщением, что завтра мы будем развлекаться уже без него, потому что он летит к Триксу на переговоры с запредельниками.

— Я полечу с тобой. Тебе ведь понадобится профессиональный пилот?

— Ты это серьезно, Би?

— Вполне серьезно. Когда мы вылетаем?

— Но ты вовсе не обязан...

— Я твой должник, Медведь. Ты классно развлек меня на старушке Земле, и мне уже приходилось иметь дело с этими ребятами, а тебе — нет... Так что теперь моя очередь быть гидом.

— Ладно, как знаешь!

Медведь больше не спорил: по-видимому, остался доволен моим решением. Что же касается меня, то я обогатился таким множеством незабываемых впечатлений, что жаждал отдохнуть от них хоть в гиперпространстве, хоть в обычном космосе, хоть в самом странном из миров, который подыщут для нас запредельники. Где угодно, только бы как следует отоспаться!

Назавтра мы расцеловались с Дайаной и Шеррол; Дайане, чтобы поцеловаться со мной, пришлось забраться на стул, а Шеррол залезла на меня, как на дерево. Я ведь был на полтора фута выше их всех. Последние прощальные пожелания, сдержанные всхлипывания наших подружек — и мы с Медведем шагнули в телепортационную кабину, которая должна была доставить нас в космопорт Калькутты.


Полное название корабля, принадлежащего Медведю, было «Может-Быть-Повезет». Модель номер три фирмы «Дженерал Продактс» представляла собой веретено длиной в триста футов с осиной талией ближе к хвосту. Я вздохнул с облегчением, так как боялся, что Медведь летает на роскошной, но ненадежной яхте. Но в этом корабле все было безупречным — от комнаты отдыха до термоядерного двигателя. Я лазал по «МБП» полчаса, но так и не нашел ни одного изъяна, за исключением крохотной царапины на дверце бара.

— Неплохая у тебя лошадка, — заявил я Медведю по завершении своей инспекционной прогулки.

— Еще бы! Если я скажу тебе, во что она мне обошлась, у тебя волосы встанут дыбом, — со скромной гордостью отозвался Медведь.

— Не будь противным, скажи! — потребовал я голосом Дайаны.

Он сказал.

У меня волосы встали дыбом. Кстати, насчет волос: уже на второй день полета я снял личину альбиноса, а Медведь вернул себе смуглую кожу и черные волосы, снова превратившись в помесь Зевса с сердитым вупи.

Позади три тягучие недели в гиперпространстве, когда мы по очереди несли вахту у индикатора массы — и «МБП» прибыл к планете, которую запредельники не так давно взяли в аренду у Тау-Сегара.

— У них всегда хорошие переводчики, но с ними следует держать ухо востро, — заботливо наставлял я Медведя перед приземлением. — Покупая у запредельников информацию, ты получаешь только то, что просишь — не больше, не меньше. Поэтому стоит заранее обдумать формулировку вопросов!

Едва мы приземлились на маленькой безвоздушной планетке и покинули корабль, перед нами оказались шестеро запредельников. Медведь издал очень странный звук. Хотя мой приятель много слышал о галактических продавцах информации, но никогда раньше не видел их. Даже я, хотя неоднократно имел дело с запредельниками, не мог не признать, что выглядели эти существа крайне экзотически.

Больше всего они напоминали черные девятихвостые плети с толстенными рукоятками, достающими мне до пояса. В рукоятках располагался мозг и невидимые органы чувств, а хлысты, свитые из подвижных длинных щупальцев, служили им универсальными конечностями. С помощью этих хлыстов запредельники могли передвигаться, стрелять, принимать деньги, разговаривать и размножаться.

В наушниках наших скафандров проскрипело:

— Добро пожаловать на Трикс. Будьте добры, следуйте за нами!

— Что будем делать? — быстро спросил Медведь.

Ему явно было не по себе, хотя наше путешествие к странному миру еще даже не началось.

— То, что сказано, — спокойно отозвался я. — Не волнуйся, нас просто проводят в их здешний офис.

Мы проследовали за своими проводниками к одинокому полукруглому зданию, возвышающемуся недалеко от «МБП»... и очутились в гигантской кастрюле с макаронами. Только эти макароны были черными и живыми! Повсюду, куда ни глянь, извивались щупальца запредельников, девятихвостые плетки озабоченно шныряли туда-сюда, и даже сквозь оболочку скафандра я почувствовал, как паника Медведя приближается к опасной черте.

К этому времени я уже понял, что мой спутник относится к числу людей, физически не переносящих инопланетян. Такие люди считают кукольников не грациозными и красивыми, а страшными. Кзины для них грязные мясоеды, единственное занятие которых — война (что почти соответствует действительности). Что ж, ксенофобия — своего рода болезнь, и Медведь страдал этой болезнью в тяжелой форме. Оставалось надеяться, что когда он переболеет, у него выработается иммунитет: так и происходит с большинством людей после достаточно долгого общения с чужаками... Ну, а пока что я решил взять большую часть переговоров с запредельниками на себя.

Осторожно переступая через щупальца снующих вокруг плеток-девятихвосток, мы подошли к низкой массивной двери.

— Входите! — скрипнул один из наших провожатых. — Здесь приемная для землян!

Сами запредельники остались в коридоре, а мы с Медведем переступили через порог и, пройдя через короткий тамбур, очутились в круглом, совершенно пустом помещении. Зато в нем был воздух, о чем нас немедленно оповестила сама комната.

— Добро пожаловать, — сказала комната приятным баритоном. — Воздух здесь пригоден для вашего дыхания. Вы можете снять шлемы, скафандры и чувствовать себя, как дома!

— Спасибо. — Я без колебаний снял шлем.

Медведь последовал моему примеру.

— Как нам стало известно, вы желаете попасть на планету, которая является самой необычной в сфере диаметром шестьдесят световых лет, то есть в изведанном космосе. Это верно?

— Да, — не стал отпираться я.

— Собираетесь ли вы высадиться на данной планете или будете обращаться вокруг нее по дальней или ближней орбите?

— Мы хотим высадиться на ней.

— Нам следует заботиться о вашей безопасности?

— Нет, — на этот раз Медведь опередил меня с ответом.

— На каком корабле вы полетите?

— На нем мы явились сюда.

— Вы собираетесь организовать на планете колонию? Разрабатывать недра? Выращивать съедобные растения?

— Я хочу только посетить ее. Мое главное требование — чтобы это была действительно необычная планета! — решительно заявил Медведь.

— Мы подобрали для вас подходящую планету, — после трехсекундной паузы откликнулся баритон. — Ее координаты обойдутся вам в миллион.

Я тихонько свистнул. Дороговато! Но дешевле не будет. Эти ребята не торгуются.

— Согласен, — быстро сказал Медведь.

Ему становилось все больше не по себе, взгляд шарил по комнате, отыскивая источник звука.

— Планета, которая вам нужна, вращается вокруг протосолнца на расстоянии полутора миллиардов миль от него. Вся система состоит только из этой планеты и солнца и движется со скоростью, равной восьми десятым скорости света в направлении... — запредельник сообщил координаты.

Так-так, это протосолнце прочерчивало хорду у края изведанного космоса и, судя по скорости передвижения, в ближайшие десять лет должно было покинуть вашу Галактику.

— Могу указать вам безопасный я самый короткой путь туда. Плата за информацию составит еще миллион.

— Нет, спасибо, — покрутил головой Медведь. — Нам достаточно координат, сколько же времена займет путь, не так и...

— Бесплатная справка, — прервал его вежливый баритон. — Без разработанного нами маршрута путь к этой системе займет три года в один конец.

— Что-о?!!

— Минутку, — вмешался я. — Предлагаю информацию на продажу.

Наступила долгая пауза. Медведь удивленно уставился на меня.

— Вы Беовульф Шеффер? — осведомилась комната.

— Да. Вы меня помните?

— Мы нашли это имя в нашем банке данных. Беовульф Шеффер, мы не покупаем информацию, мы ее продаем.

— За мою информацию вы сможете выручить гораздо больше, чем миллион, — настаивал я. — Кроме меня этими сведениями не располагает ни один человек в обитаемом космосе!

— Сколько вы хотите за свое сообщение?

— Ровно столько, сколько стоит быстрый и безопасный маршрут на нужную нам планету.

— Согласен. Говорите.

Я рассказал ему о взрыве в Центре Галактики и о том, что я не описывал ни в одной из своих сенсационных статей. Да, у меня было верное предчувствие, что когда-нибудь смогу продать эту информацию подороже!

— Мне кажется, что взрыв зародился на той стороне Центра, которая сейчас обращена в другую сторону от нас. Иначе он распространялся бы намного медленнее, — закончил я свой отчет, и комната немедленно отозвалась:

— Большое спасибо. Маршрут до протосолнца будет немедленно введен в бортовой компьютер вашего корабля. Грегори Пелтон, за дополнительную плату в двести тысяч мы сообщим вам, почему именно выбранная нами планета является странной.

— А я смогу выяснить это сам?

— Наверняка.

— Тогда ничего не говорите.

Настала тишина. Запредельник явно не ожидал такого ответа.

Под удивленную почтительную тишину мы и покинули приемную для землян.

Когда «МБП», оставив позади планету запредельников, лег на проложенный ими маршрут, Медведь заметил:

— Надеюсь, эти плетки-девятихвостки не соврали, и через несколько дней я увижу свою планету. Спасибо, Би.

— Не за что, — отмахнулся я. — Я был твоим гостем в самом дорогом мире изведанного космоса и рад, что сумел сэкономить для тебя миллион. А насчет плеток с мозгами — не волнуйся, честность — основа их ремесла. Им просто нельзя быть нечестными! Они должны быть выше всяких подозрений, чтобы те, с кем они имеют дело, охотно покупали у них информацию...

— Тогда почему же они пытались содрать с меня лишние две сотни тысяч?

— Ну-у-у...

— Понимаешь, если это было честное предложение, поневоле напрашивается вопрос: вдруг нам действительно необходимо знать, в чем заключается необычность планеты в системе быстрого протосолнца?

— Ты прав. Наверняка нам предлагали полезную информацию. Слушай, может, вернемся и...

— Нет, Би. Извини, но возвращаться мы не будем. Не подумай, что я жлоб, что мне жалко этих двухсот тысяч — вовсе нет! Просто я хочу сам выяснить, в чем именно состоит странность планеты, понимаешь? Давай продолжать наш путь — и, может быть, повезет!

— Хм...

Отозвавшись столь глубокомысленно на слова моего спутника, я впервые задумался, а правильно ли я сделал, составив компанию Медведю. Вдруг он хотел отправиться в свой странный мир в одиночку, чтобы быть первым, а не одним из первых? Может, зря я повис у него на хвосте? Правда, с благими намерениями, собираясь осторожно и тактично оберегать его от опасности, если это потребуется, — ведь, несмотря на самоуверенность, огромные богатства, широкую натуру и широкую спину, Медведь был всего лишь брюхошлепом, то есть довольно беспомощным существом...

И мы продолжали наш путь к протосолнцу, разумно чередуя отдых с вахтами в рубке.

Запредельники не зря оценили свой маршрут в миллион: прошло всего пять дней, а мы уже оказались в опасной близости от системы быстрого протосолнца. Короткая зеленая линия в индикаторе массы начала расти, я позволил ей достигнуть поверхности сферы и вышел из гиперпространства.

Впереди был круг темного неба, а на нем — яркие бело-голубые звезды. Из центра круга сочился тусклый красный свет.

Следующие двенадцать часов Медведь бегал от телескопического экрана до прозрачной стены рубки и обратно, периодически задавая мне один и тот же вконец осточертевший вопрос:

— Ты когда-нибудь раньше уже видел протосолнце?

— Нет, — раз за разом терпеливо отвечал я. — Насколько я знаю, в освоенном космосе нет протосолнц.

— Так может быть, странность системы именно в этом?

— Может быть.

— Би, а вдруг протосолнце прилетело из другой галактики, может, в этом как раз и заключается его необычность?

Я решил подождать с ответом до следующего выныривания из гиперпространства в обычный космос.

А когда мы вынырнули, начисто забыл свой предполагаемый ответ, потому что Медведь внезапно взревел, как один из его тезок в зоопарке:

— Вижу нашу планету!

«Подумаешь, сенсационное зрелище!» — подумал бывалый пилот Беовульф Шеффер.

Я предусмотрительно придержал эту реплику: Медведю необязательно было знать, что мир, за координаты которого он заплатил миллион, пока не производит на меня большого впечатления.

Отсюда планета казалась едва заметной точкой, и протосолнце тоже не выглядело особо внушительным.

Протосолнце — это зародыш звезды, облако разреженного газа и пыли, образованное неспешными водоворотами межзвездных магнитных потоков или действием троянской точки, расположенной в открытом звездном скоплении. Облако может рассеяться или уплотниться в зависимости от гравитационных условий. В базе данных корабельного компьютера я отыскал материал о протосолнцах, но все это были математические выкладки, так как никто и никогда еще не видел протосолнца вблизи.

— Вот она! — Медведь не мог отвести взгляда от крошечной точки за прозрачной стеной. — Совсем рядом!

— Прекрасно. Просто милашка! Теперь нам надо бы...

Не дав мне договорить, мой приятель рванулся к телескопическому экрану. Если бы путь ему преградил голодный кзин, в его меху наверняка остались бы следы ботинок Медведя.

Пока Медведь упивался зрелищем своей планеты, я провернул кой-какую работенку и вскоре прервал его экстаз будничными словами:

— Медведь, ты не замечал за мной привычки ругаться для пущей выразительности?

— Нет, а что?

— Здесь чертовски высокий уровень радиации. Если бы мы были снаружи, наши скафандры начали бы пропускать радиацию через три дня.

— О’кей, отметь это в досье Секрета. — Медведь мимоходом окрестил свой странный мир, даже не предложив отметить это событие шампанским.

Потом он снова жадно уставился на экран, а я ввел данные в компьютер, не испытывая особого беспокойства. Мы были в безопасности: корпус, изготовленный в «Дженерал Продактс», защитит нас от чего угодно, кроме столкновения с планетой или со звездой.

Вскоре досье странного мира стало заполняться с пугающей скоростью.

— Астероидного кольца не видно, — докладывал Медведь, — плотность метеоров — ноль, насколько я могу судить...

— Может, это потому, что на такой скорости межзвездный газ вытесняет мелкие объекты?

— Одно могу сказать точно, Би, я не зря потратил деньги. Это чертовски занятная система!

— Рад за тебя, но мы давно уже пропустили ленч.

— Ну, иди поешь, а я еще понаблюдаю!

Поняв, что оторвать Медведя от созерцания Секрета будет так же трудно, как молодого папашу от знакомства с первенцем, я отправился обедать в одиночестве.

Когда я вернулся в рубку, Медведь поделился со мной новыми потрясающими впечатлениями:

— Планета кажется отполированной, как бильярдный шар. Следов атмосферы не видно...

— Кратеры есть?

— Нет. Откуда — в системе же нет метеоров!

— Но в окружающем космосе они есть, а на такой скорости...

— Ага! Вот тебе еще одна странность в придачу к повышенной радиации и всему прочему!

Я обогатил новой странностью досье планеты Секрет и неодобрительно уставился на темно-красное протосолнце, которое злобно пялилось на меня.

Под пристальным враждебным взглядом я провел еще ряд измерений, облучив протосолнце и планету глубинным радаром и сняв температурные показания. То и дело — к вящей радости Медведя — обнаруживались все новые и новые аномалии.

— Теоретически эта звезда еще не должна светиться, она недостаточно плотна, в таком разреженном облаке невозможна реакция синтеза ядер!

— Значит, теории о протосолнцах ошибочны! Чтобы выяснить это, уже стоило сюда прилететь, верно, Би?

— Да, но это еще но все. Согласно показаниям глубинного радара, твоя планета не имеет литосферы. Литосфера стерлась, обнажив магму, которая на холоде затвердела.

— Здорово!

Мне показалось, что Медведь понимает едва ли каждое второе мое предложение, тем не менее он радовался моим словам, как радовался бы папаша похвалам своему дитяти. Его странный мир вел себя более чем странно, а разве не за этим он сюда прилетел?

— Послушай, хоть одна из выявленных нами аномалий стоит того, чтобы платить за предупреждение о ней? — Этим вопросом Медведь все-таки доказывал, что остатки здравого смысла у него все-таки сохранились.

— Пожалуй, радиация... Но она могла бы представлять для нас опасность, только если бы мы летели не на корабле «Дженерал Продактс».

— Запредельники знали, какая фирма строили наш корабль. — Медведь буравил пристальным взглядом огромный темный диск. — Би, что вообще может проникнуть сквозь корпус, сделанный в «Дженерал Продактс»?

— Тяготение, например сила прилива, которая швырнет тебя в нос корабля, если ты подлетишь слишком близко к нейтронной звезде... В этом я убедился на собственной шкуре. Свет, а значит, лазерное излучение. Механический удар, правда, не повредит корпус, но может убить тех, кто находится внутри корабля.

— А вдруг наша планета обитаема? Чем больше я о ней думаю, тем сильнее убеждаюсь, что она откуда-то прилетела. Ничто в нашей Галактике не могло придать ей такую скорость. И потом, она пересекает плоскость Галактики, хотя не должна бы...

— Отлично! И что мы будем делать, если в нас пустят лазерный луч?

— Думаю, мы погибнем, — со свойственным ему изящным юмором отозвался Медведь.

— Хм... Отсюда еще можно уйти в гиперпространство, возможно, имеет смысл так и поступить?

Медведь одарил меня взглядом, похожим на пылающий взгляд протосолнца, и снова вернулся к наблюдениям за Секретом. Больше я тому возвращения не затрагивал.

Но чем ближе мы подходили к системе протосолнца, тем острее я чувствовал жар злобного, огромного красного глаза, и тем сильное мне становилось не по себе. Я не суеверен, но двадцать лет работы в космосе приучили меня доверять предчувствиям почти так же, как показаниям приборов. И вот теперь мои предчувствия крепли прямо пропорционально приближению таинственной планеты... В конце концов я не выдержал:

— Медведь!

— М-м-м?

— Сделай одолжение.

— Пожалуйста. — Что-то в моем голосе заставило его оторваться от снятия замеров уровня радиации. — Ты что, хочешь сбрить мне бороду? Или тебе нужна моя правая рука? Или Дайана?

— Спасибо, меня устраивает Шеррол. Надень, пожалуйста, скафандр.

— Ты знаешь, что до высадки на планету осталось еще больше полусуток?

— Знаю.

— И ты хочешь, чтобы мы провели все это время в скафандрах?

— Да.

— Хм... Можно поинтересоваться причиной столь разумного предложения?

— Просто я убежденный мазохист, да к тому же с известной долей садизма.

— Би... Ты хорошо себя чувствуешь?

— Отлично.

«Пока что», — добавил я про себя. Протосолнце сверлило меня драконьим красным глазом.

— Ладно, — вздохнул Медведь. — Чего не сделаешь ради друга!

Мы надели скафандры, откинув шлемы назад, это единственная уступка, на которую я согласился, и то не сразу.

Медведь поглядывал на меня с сочувственной озабоченностью: наверное, решил, что я спятил.

— Ты и завтракать собираешься в скафандре? — спросил он, когда я направился к двери рубки.

— Да.

— Тогда, может, на всякий случай наденешь и шлем?

Все-таки не удержался от ехидства!

— Нет, спасибо, не люблю пищевой сироп. Если нас пробьют, я успею его надеть.

— Пробьют? Наш корпус изготовлен в «Дженерал Продактс»!

— Не забывай, запредельники это знали. Но, похоже, они думали, что нас все равно убьют, если мы не получим информации, от которой ты с ходу отказался...

— Что может нас здесь убить?!

— Если бы мы знали, этот мир не был бы для нас Секретом.

Все время, пока я завтракал, Медведь размышлял над моими словами, и как только я вернулся в рубку, сплеча рубанул меня вопросом:

— Когда в последний раз корпус «Дженерал Продактс» пропустил хоть что-то, кроме гравитации или света?

— Я не слышал, чтобы такое случалось.

— Вот именно. Кукольники обещают невероятные деньги в качестве компенсации, если подобное произойдет. Но если что-то все-таки сможет проникнуть через корпус «МБП», скафандры нас все равно не спасут!

— Ты абсолютно прав, — спокойно отозвался я.

— Значит, снимаем скафандры?

— Ни в коем случае! Ты обещал.

Медведь пожал плечами и повернулся к экрану. Мы находились на расстоянии шести часов полета от Секрета и медленно тормозили.

— Кажется, я обнаружил кратер! — возвестил Медведь.

— Да, похоже, ты прав. Только он почти уже сгладился.

— Он достаточно правильной формы, но порядком размытый...

— Наверное, это межзвездная пыль. Тогда почему здесь нет ни атмосферы, ни литосферы? Кроме того, пыль не бывает настолько густой даже на такой скорости.

— Вот тебе еще одна странность! — гордо откликнулся Медведь.

Через полчаса мы обнаружили на планете жизнь. Вернее, ее обнаружил Медведь, и я чуть не выскочил из скафандра от его радостного вопля.


Мне пришлось порядком потрудиться, чтобы разделить его энтузиазм при виде редких голубых пятен на белом фоне — они очень медленно перемещались в единственном секторе планеты. Температура поверхности в этой области соответствовала температуре гелия — 10 К. Протосолнце давало немного тепла, хотя на радиацию не скупилось.

— Это не похоже ни на один из известных мне видов жизни. — То был единственный комплимент, какой я смог отпустить по поводу движущихся голубых амеб.

— Еще бы! — с невыносимым самодовольством отозвался Медведь. — В здешнем мире мы не встретим того, что нам известно! Здесь...

— Медведь, зачем ты сюда прилетел? — Все самые глупые свои вопросы я всегда задаю экспромтом.

Он перестал ласкать взглядом голубые пятна и почти испуганно посмотрел на меня:

— Что ты имеешь в виду?

— Слушай, я все время был с тобой, но так и не понял, зачем тебя сюда принесло. Ты потратил миллион, чтобы добраться до Секрета; потратил бы и два... Ты мог остаться дома с Дайаной или отправиться к Бете Лиры — тоже необычная звезда, к тому же более красивая, чем Секрет. Ты мог бы развлекаться какими хочешь наркотиками в Крэшлендинге или искать снежных демонов на Плато Тумана. Так почему ты полетел именно сюда?

— Потому что моя цель здесь.

— Так что же это за цель?..

Медведь взъерошил волосы и задумчиво откинулся в кресле.

— Би, был такой парень по имени Миллер. Шесть лет назад он поставил на корабле с термоядерным двигателем еще один, гиперскоростной, в расчете на то, что станет заряжать его энергией от первого, и отправился на край вселенной. Наверное, он все еще летит. Он будет лететь вечно, если не столкнется с чем-нибудь. Зачем он это сделал?

— Ну, знаешь, я не психиатр.

— Он хотел, чтобы о нем помнили. Через сто лет после того, как ты умрешь, о тебе будут помнить?

— Несомненно! Идиот, полетевший с Грегори Пелтоном, чтобы приземлиться на планете, которая не стоит и выеденного яйца.

Я ждал яростного взгляда, не менее яростного рева, но Медведь обезоружил меня беспомощной и слегка виноватой улыбкой.

— Ладно, я прилетел сюда из чистого любопытства. Эта звезда через десять лет скроется за пределами изведанного космоса. У нас больше не будет возможности исследовать ее. К тому же...

Что-то в его позе беспокоило меня, и даже очень.

— Прости, что перебиваю, но не мог бы ты пристегнуться к креслу?

— Тебе мало того, что мы напялили скафандры?

— Мало. — И я очень тщательно пристегнулся сам.

— Ладно, как скажешь...

Медведь торопливо последовал моему примеру. Несмотря на свою озабоченность, я едва сдержал смех: ну и забавная же ситуация! Он считает сумасшедшим меня, а я, в свою очередь, его... Хотелось бы все-таки знать, у кого из нас двоих и вправду поехала крыша?

— К тому же — что? — вернул я Медведя к его прерванной фразе.

— К тому же так приятно быть первым, правда? Побывать там, где до тебя никто еще не был, увидеть то, чего раньше никто не видал... Чтобы человек, которому ты представляешься, вспоминал не твою прапрабабку — изобретательницу телепортационных кабин, а твои собственные достиже...

В воздухе возникло легкое колебание, и тотчас же у меня оборвалось дыхание и заложило уши. Не было ни сил, ни времени подумать, что происходит; я со стуком уронил шлем на горловину скафандра и быстро его привинтил. С громкой икотой воздух вырвался из желудка, с громким криком — из легких, вслед за тем жестокий рывок едва не сорвал меня с кресла... Но все-таки не сорвал, жесткая фиксация Бордмана — отличная штука! Вокруг был вакуум, мне в уши словно вгоняли иглы, в легких стояла пугающая пустота, но в мой скафандр вливался холодный воздух — я спасся и буду жить!

Осознав это, я быстро обернулся к Медведю и встретил его полубезумный взгляд.

Он надел шлем, но никак не мог его привинтить. Я с трудом оторвал его руки от шлема и в два счета исправил положение. Прозрачный пластик покрылся изнутри испариной, потом снова сделался прозрачным. На всякий случай я наградил Медведя крепким ударом по плечу, и он вцепился в меня так, словно боялся, что вот-вот упадет в бездонную пропасть... Отлично, мой приятель тоже жив, хотя все еще немного не в себе!

Мне трудно было его за это винить. Даже я, повидавший на своем веку много ужасного и невероятного, еще никогда не видел столь кошмарного зрелища!

Произошло нечто невозможное: корпус нашего корабля превратился в пыль, развеявшуюся в космической пустоте. Осталась рубка с ее негерметичными прозрачными стенами, передо мной светился пульт управления, над пультом завис полумесяц загадочной планеты и звезды, справа от меня — Медведь, полуживой, испуганный, за его спиной звезды, позади меня кухонный робот и склад провизии, шасси, плавник-радиатор и — снова звезды. От «МБП» остался один скелет!

В рекордно короткое время уложив в голове сей невиданный факт, я встряхнулся и включил шлемофон... Но не сразу придумал, что мне сказать моему спутнику. Не говорить же ему: «У нашего корабля пропал корпус, ты тоже это заметил?»

— Ты в порядке? — наконец спросил я.

— Да-а...

— Отлично.

Я обернулся к пульту управления и принялся воскрешать термоядерный двигатель. По-моему, кроме корпуса, с корабля ничего существенно важного не улетело. То, что крепилось к корпусу, крепилось и к другим предметам.

— Что ты делаешь, Би? — все еще отчаянно дрожащим голосом поинтересовался Медведь.

— Хочу вытащить нас отсюда. Конечно, ситуация аховая, но...

— Зачем?

— Что — зачем?

— Зачем нам улетать?

Ясно! Все-таки спятил он, а не я! Брюхошлепы от природы хрупкие существа.

Я включил двигатель на самую малую мощность, отключил гравитационный тормоз и только потом повернулся к Медведю.

— Послушай, — как можно мягче произнес я. — У нашего корабля пропал корпус. Его нет! Он испарился, ты видишь?

— Да, я заметил. Но то, что осталось от корабля, по-прежнему мое?

— Да, конечно.

— Тогда я хочу приземлиться. Сумеешь меня отговорить?

Нет, все-таки он не спятил. Но и не шутил. Он был абсолютно серьезным.

— Шасси исправны, — продолжал Медведь, — Скафандры будут защищать нас от радиации в течение трех дней. Мы можем приземлиться, а через двенадцать часов тронемся обратно.

— Ты шутишь? — с последней надеждой спросил я.

— Нет. Мы добирались сюда два месяца. Если я сейчас поверну назад, то буду чувствовать себя полным идиотом. А ты?

— Я тоже. Но ты посадишь корабль только через мой труп.

— Ну хорошо, — теперь уже он говорил со мной мягко, как с больным ребенком. — Корпус рассыпался в порошок и разлетелся по ветру, и я отсужу у «Дженерал Продактс» все задние ноги, как только вернусь домой. Но ты можешь объяснить, почему он рассыпался?

— Нет.

— Тогда почему ты считаешь, что нам может что-то угрожать?

— Стало быть, садимся на эту планету и — МБП? В смысле — может быть, повезет?

— Ну да.

— Медведь... — после очень долгого молчания произнес я. — Ты учился на курсах пилотов?

— Разумеется.

— Вам читали лекции по теории ошибок?

— Кажется, нет. Небольшой курс истории космоплавания мы прошли...

— Значит, ты помнишь, что в первых полетах использовалось химическое горючее и что первый корабль, запущенный к астероидам, строился на окололунной орбите.

— И?

— Просто хочу напомнить тебе кое-какие подробности. На этом корабле летели трое. Когда их запустили, они облетели вокруг Земли по орбите, которая находилась внутри лунной, потом вышли за лунную орбиту и легли на свой курс. Через тридцать часов после запуска они заметили, что иллюминаторы делаются мутными. Концентрация пыли вокруг корабля была так велика, что частицы пыли царапали кварц. Двое астронавтов хотели продолжать полет, ориентируясь но приборам, и выполнить задание. Но командир велел запустить ракеты и остановиться. Не забывай, что материалы в те дни не отличались особой прочностью, по сравнению с современными, а техника, которой пользовались астронавты, не была как следует испытана. Они остановили корабль на окололунной орбите в двухстах тридцати тысячах миль от Луны, связались с базой и доложили о том, что происходит.

— Как тебе удается помнить такие мелочи?

— Эти истории крепко-накрепко вдалбливали нам в головы, подкрепляя их примерами из жизни. Некоторые случаи мы потом опробовали на своей шкуре... Знаешь, неплохо запоминается!

— Давай дальше.

— Астронавты сообщили, что у них затуманиваются окна. Сначала решили, что это просто пыль, во потом кто-то вдруг понял, что корабль прошел через одну из троянских точек Луны. Если бы корабль не остановили, он потерпел бы крушение. Пыль разорвала бы его на части! Мораль моего рассказа такова: все, чего ты не понимаешь, опасно, пока ты его не понимаешь.

— Параноидальная идея.

— Для брюхошлепа — да. Дружище, ты живешь на планете, приспособленной к тебе настолько, что ты считаешь вселенную уютной, как раковина улитки. Твой дом — это планета, где жители воруют друг у друга кошельки и гоняют по раздолбанному шоссе на допотопных машинах, чтобы восполнить недостаток адреналина в крови. Но я зачастую получал солидную порцию этого вещества безо всяких усилий с моей стороны — вспомни хотя бы приключение с нейтронной звездой! Я не хвастаюсь, а просто хочу тебе напомнить, что погиб бы, если бы вовремя не понял, какая сила на меня воздействует.

— Так ты считаешь, что все брюхошлепы — тепличные цветочки и дураки?

— Нет, Медведь. Просто им недостает параноидальных настроений. Короче, я приземлюсь, если только ты мне объяснишь, почему наш корпус рассыпался в пыль.

Медведь скрестил на груди руки и уставился в пустоту. Я ждал.

— Мы сумеем добраться до дома? — наконец спросил он.

— Не знаю. Гиперскоростной двигатель работает, гравитационный тормоз, когда потребуется, погасит скорость. Воздуха в баллонах завались, пищевой сироп тоже имеется. Теоретически сумеем.

— О’кей. Тогда поехали домой. Только учти, Би, если бы я был один, то обязательно приземлился бы — и черт с ним, с корпусом!

Не дожидаясь, пока Медведь передумает, я повернул. Не буду длинно расписывать тяготы и опасности обратного пути, скажу коротко: в конце концов я посадил-таки все, что осталось от нашего корабля, на самой ближней обитаемой планете — Джинксе.

За сутки до этого у нас с Медведем состоялся исторический разговор, который начал я:

— Медведь, из нашего лексикона пропало одно слово...

Он оторвал глаза от экрана читающего устройства. Без него мы точно не выдержали бы обратного перелета!

— Больше, чем одно, — ответил он. — Мы все время молчим.

— Нет, одно! Просто ты так боишься произнести это слово, что совсем ничего не говоришь.

— Что же это за слово?

— «Трус».

Медведь, нахмурившись, выключил читающий аппарат.

— Я не говорил этого, ты сам сказал, верно?

— Верно... Но ты так думал.

— Нет, я думал эвфемизмами вроде «излишняя осторожность» или «нежелание рисковать жизнью». Но раз уж об этом зашла речь, объясни, почему ты не захотел приземляться?

— Испугался.

Я подождал, пока он переварит мой ответ, и продолжал:

— Люди, которые меня учили, допускали, что в определенных обстоятельствах я могу испугаться. И при всем моем уважении к тебе, Медведь, хочу напомнить: меня готовили к космическим полетам серьезнее, чем тебя. Мне кажется, твое упорное желание приземлиться было скорее результатом невежества, чем храбрости.

— А мне кажется, что с нами ничего не случилось бы, если бы мы приземлились! Но, боюсь, мы никогда уже этого не узнаем — так что без толку спорить?

Весь остаток полета прошел в молчании.

Молчание висело меж нами и тогда, когда, опустившись на Джинкс (к счастью, это произошло поздно вечером, что позволило нам избежать нездоровой сенсации), мы покинули скелет «МБП» и зашагали к телепортационной кабине.

Только в двух шагах от кабины я все-таки заговорил:

— Куда теперь, Медведь?

— Я — в офис кукольников, на Джинксе еще существует такой. Получу у них деньги за корпус и куплю на компенсацию новый корабль. Если хочешь, могу подбросить тебя на Гудвилл или еще куда-нибудь...

— А ты-то сам куда?

— Полечу обратно к Секрету.

Я ожидал такого ответа и ничуть ему не удивился. Иногда я бываю неплохим пророком, но радости при этом, как правило, не испытываю.

— Понятно... А я для этого полета тебе не нужен?

— При всем моем уважении к тебе, Би, — нет. На сей раз я намерен приземлиться, что бы там ни случилось с корпусом. Ты ведь будешь чувствовать себя идиотом, если погибнешь при этом, верно?

— Из-за твоей дурацкой планеты я пережил такое, что буду чувствовать себя полным идиотом, если ты покоришь ее без меня.

У Медведя был очень несчастный вид! Он набрал в легкие воздуха, собираясь ответить, что ему не нужен такой трусливый напарник, как разбейнос Беовульф Шеффер... Это был один из тех редких случаев, когда я перебил собеседника вовремя.

— Подожди, ничего сейчас не говори! Давай сначала навестим бывших хозяев «Дженерал Продактс», а после все обсудим, идет?

Медведь кивнул, с облегчением откладывая неприятный разговор. Все свои неизрасходованные эмоции он выплеснул в офисе кукольников, едва переступив через порог:

— У меня испарился корпус вашего производства! Это черт знает что такое!

— Прошу прощения? — приятным контральто удивился кукольник, в кабинет которого мы ворвались.

— Меня зовут Грегори Пелтон. Двенадцать лет назад я купил у «Дженерал Продактс» корпус модели номер два. И вот — он разрушился, испарился, исчез!.. С кем я могу обсудить размер компенсации? Если хотите, можете осмотреть то, что осталось от моего корабля, его остатки покоятся сейчас на космодроме Джерси, блок «а»!

Две питоньи головы долгое время тупо смотрели на нас.

— Сделайте милость, расскажите о случившемся подробнее, — в конце концов взмолился кукольник.

Медведь сделал милость. Он говорил с жаром, используя образные выражения, и я получил огромное удовольствие, слушая его. Кукольник, пока мой компаньон изливал на него свое красноречие, успел связаться с портом Джерси и рассмотреть в деталях скелет «МБП». Когда Медведь умолк, кукольник учащенно моргал.

— Все это очень серьезно, — дрожащим голосом проговорил он. — Я не пытаюсь оправдываться, но поймите — это вполне естественная ошибка. Мы никак не могли предположить, что в Галактике имеется антиматерия, тем более в таком количестве!

Он едва не рыдал.

Зато громовой голос Медведя вдруг упал до жалкого шепота:

— Антиматерия?

— Ну да. Конечно, мы выплатим вам компенсацию, но... Но вы должны были сразу понять, в какой системе вы оказались. Просто чудо, что в этом рейсе никто не пострадал! Межзвездный газ, то есть нормальная материя, отполировал поверхность планеты микроскопическими взрывами, поднял температуру протосолнца выше всех разумных ожиданий и создал соответствующий ей уровень радиации. Неужели вас это не насторожило? Вы знали, что система прилетела из-за пределов Галактики. Людям свойственно любопытство, ведь так?

— Так... — Я с трудом расслышал голос Медведя, хотя стоял рядом с ним.

— Корпус, изготовленный «Дженерал Продактс», — это искусственно полученная молекула, связи между атомами которой усилены с помощью небольшой энергетической установки. Эти связи устойчивы к различным воздействиям: к ударам, к повышению температуры, однако когда определенное количество атомов исчезает в результате аннигиляции, молекула мгновенно распадается, что в данном случае и произошло...

Медведь тупо кивнул.

— Позвольте, но... Как вы представились? Грегори Пелтон? Разве не вы сейчас владеете «Дженерал Продактс»? Тогда зачем я вам все это объясняю, вы ведь не хуже моего должны разбираться в строении оболочек кораблей нашей бывшей фирмы...

Медведь судорожно глотнул и опрометью бросился вон из комнаты. Я последовал за ним, еще успев услышать рыдающий возглас кукольника:

— Какое счастье, что вы не попытались приземлиться на антипланете!

Всю дорогу до космопорта Медведь проделал быстрым шагом, презрев телепортационные кабины и все другие виды транспорта, и только перед самым входом в космопорт остановился и посмотрел мне в глаза. Мне кажется, для этого ему пришлось собрать в кулак всю свою волю.

На то, чтобы заговорить, воли уже не хватило, пришлось мне ему помочь.

— Ага! — со свойственным мне великодушием воскликнул я. — Ага! Все-таки я был прав! Если бы мы приземлились в твоем странном мире, то превратились бы в свет. Все-таки старина Беовульф Шеффер правильно тебя остановил!

— Ты меня остановил, — Он слабо улыбнулся.

— Да-да, а сколько раз мне пришлось повторить:

«Но приближайся к этой чудовищной планете! Это будет стоить тебе жизни!» В следующий раз будешь слушать советы доброго старого Би?

— Ладно, сукин ты сын. Ты спас мне жизнь!

— Вот-вот... То, чего не понимаешь, опасно — это тебе нужно вывести из нашего сумасшедшего рейса, — кроме того, что сию мудрость преподнес тебе именно я.

Медведь молча пожал мне руку. Если бы все этим и закончилось — но нет! Упрямый брюхошлеп снова летит к своей планете. Он сделал флаг размером два на два фута, с символикой Объединенных Наций, на проволочной рамке, так что кажется, будто флаг развевается на ветру. В древко поместил твердотопливную ракету и собирается сбросить флаг на антиматериальную планету с большой высоты, с самой большой, на которую я его уговорю... Потому что я тоже лечу с Медведем. Я вооружился трехмерной телекамерой и заключил контракт с одной из крупнейших телекомпаний в изведанном космосе, чтобы осчастливить ее репортажем о фейерверке при соприкосновении флага с антиматерией. На этот раз у меня есть действительно разумный повод для того, чтобы туда лететь!

Загрузка...