Будни феодала 2

Цикл: «LOCA DESERTA*»

(*лат., — Пустынные земли)

Книга вторая

«Мы в такие шагали дали —

Что не очень-то и дойдешь.

Мы в засаде годами ждали,

Невзирая на снег и дождь…»

А. Макаревич

Глава первая

Настоящая воробьиная ночь. Молнии с хрустом вспаривают ткань неба и с шипением вонзаются в сухую, жадно ловящую первые капли, землю. Громыхает большей частью за стенами, ближе к горизонту, но иной раз и над покрытым брусчаткой замковым двором раздается такое раскатистое «Бабах!», словно пушку рядом разорвало. Даже самые крепкие нервы не спасают, невольно пригибаешься. А то и приседаешь… Так и кажется, что на этот раз святой Георгий Победоносец не промахнется. Влепит прямо в макушку. К слову, что было бы совсем не удивительно. И не из-за чрезмерной греховности, а учитывая то количество железа и стали, которое я ношу на теле.

Зато те же гром, которого сейчас бояться больше молний, разогнал по укрытиям всю стражу. И никто не мешает мне стоять на коленях перед небольшим слуховым окном в подвал левого крыла каземата, распоряжением Рыцаря-инквизитора превращенного в Дом дознания. Наверное, из-за того, что он единственный во всем городе сложен из красного кирпича. И навевает ужас на пленников, да и обычных горожан, одним только видом. Так и кажется, что это один из тех несчастных, с которого палачи живьем содрали кожу и выставили на помосте для устрашения.

У меня фантазия не такая буйная, так что никаких отрицательных эмоций и, уж тем более, рвотных позывов, вид неоштукатуренной кладки не вызывает. Спокойно прислонился, для удобства и заглядываю внутрь…

А вот происходящее в пыточной не для слабонервных.

Время от времени протирая глаза, слезящиеся не столько от сочувствия, сколько от дыма факелов, который как раз сквозь это окно и вытягивает наружу, пытаюсь разглядеть и запомнить лица людей, находящихся в комнате. Мне обязательно надо увидеть каждого, чтобы узнать днем. А это не так просто. Потому что десяток мужчин, в отличие от единственной, совершенно обнаженной молодой женщины, одеты не только в кожаные фартуки, но и натянули на головы полумаски, оставляющие открытыми только нижнюю часть лица.

Вот на эти носы, рты, подбородки, усы, бороды я и смотрю. На руки тоже… Формы пальцев, шрамы, кольца… Каждая мелочь пригодится, когда придется принимать решение. А ошибиться нельзя — убью невиновного. Поэтому стараюсь ни на то другое не отвлекаться.

Например на мощные, покрытые густой рыжей порослью, лапы, крепко впившиеся короткими, толстыми пальцами в бедра женщины. Руки и ноги женщины привязаны к специальным козлам так, что она стоит на четвереньках, касаясь пола только кончиками пальцев и… распущенными волосами. Рыжий насилует жертву неторопливо, по-хозяйски. Часто останавливаясь и переговариваясь с остальными мужчинами. Он не садист, не маньяк… Он всего лишь выполняет свою работу. А если и получает от этого удовольствие, ну так и такое случается.

Женщина негромко стонет, но и только. Сопротивляться она уже не может.

На поданный знак одним из троих, которые находятся в подвале, не сняв сутану, палач опять останавливается. Инквизитор (этих я знаю в лицо всех, но для них мною уготована иная участь и чуть позже) подходит к допрашиваемой спереди, берет ее за волосы и приподнимает голову. Второй рукой выдергивает изо рта женщины кляп.

— Дитя мое… Готова ли ты отречься от Дьявола и вернуться в лоно Матери нашей Церкви?

— Будь ты проклят… — жертва отвечала сиплым шепотом. Видимо, сорвала голос криком. — Будьте вы все прок…

Кляп встал на место, оборвав ее на полуслове. Голова бессильно свесилась вниз.

— Продолжай, брат Себастьян. И можно жестче. Остальные братья уже отдохнули. Так заполните же этот сосуд греха доверху. «Similia similibus curantur!*» (*лат., — Подобное лечится подобным) Эти богохульники вознесли телесные удовольствия над духовным покаянием. Пусть же насладится досыта… Или — до смерти. Верно глаголю, братья?

Он посмотрел на двух других монахов. Те синхронно кивнули и перекрестились.

— Стало быть, решено. Мастер Теодор, нам с отцами пора к вечерней молитве, а ты остаешься за старшего. Если заблудшая овца запросит пощады и покается — умыть, накормить и больше не трогать. После утреннего молебна, оценим искренность раскаяния и решим дальнейшую судьбу. Станет упорствовать в грехе, не утомляй дознавателей. У них и без этой еретички завтра дел хватит. Солдат позови. Каждый воин, кто плащ с крестом одел — служитель божий и должен не только мечом святую веру защищать.

— Как прикажете, ваше преподобие, — поклонился один из тех, что в полумаске, отступая в сторону, поскольку выход из подземелья был у него за спиной. — Ad maiorem Dei gloriam.* (*лат., — Все во имя Господа)

Подождал пока священнослужители покинут пыточную комнату, а потом громко рассмеялся.

— Вот уж беда с этими стариками… Игнатий, у тебя, кажется, дядя десятником в роте «серых стрел»?

— Да. Старший десятник, — отозвался из дальнего угла, один из палачей помоложе. Помощник, видимо.

— Беги к нему. Скажи, у кого завалялась пара монет и есть желание поразвлечься с молоденькой ведьмой, пусть сюда идут.

— Как же так, мастер Теодор? — рыжеволосый верзила уступил место другому палачу. Такому же мощному и огромному, но совершенно лысому. И настолько темнокожему, что рядом с ним их жертва казалась вырезанной из снежно-розового мрамора. — Вы хотите нарушить приказ Его преподобия?

— Христос с тобой, Себастьян… — отмахнулся от рыжего старший палач. — К чему эта хула? Разве ты не слышал, что было велено поберечь силы братьев и призвать на помощь солдат? Ну, а если они при этом сделают небольшое пожертвование, кому хуже станет? Сам же давеча жаловался, что часть инструментов стоило бы обновить, а приор денег на кузнеца не дает.

— Но еще Его преподобие сказал: «Если заблудшая овца раскается — умыть, накормить и не…»

— И это не расходится с правдой. Но, я вроде, не глухой, а ни одного слова раскаяния или хотя бы мольбы о пощаде пока не слышал… — Теодор указал на жертву, усердно насилуемую темнокожим гигантом. — Когда за дело берется Отар, визжат даже немые. Видишь, как головой мотает? Сопит, мычит, а ни словечка не пискнет.

— Как же она запросится, если рот заткнут? — простодушно удивился рыжий и двинулся в обход «козлов». — Надо кляп вынуть…

Но старший палач заступил ему дорогу.

— Стой.

Здоровяк недоуменно остановился.

— Скажи, Себастьян, кто умнее: ты или Его преподобие?

От такого вопроса палач даже икнул.

— Не понимаю… мастер.

— Вот и я не понимаю. Разве Его преподобие приказывал вынуть кляп?

— Нет…

— Не приказывал, — повторил медленно Теодор. — Знаешь почему? Нет… Я объясню. Ведьму забирать в Ад является сам Люцифер! И в этот миг она способна на такую ворожбу, что и вообразить страшно. А теперь отвечай: кто будет виноват, если ведьма проклянет кого-то из нас или всех жителей Тентоса сразу?

— Ой… — верзила по-детски прикрыл рот ладонью и опасливо покосился на женщину. К ней как раз пристраивался очередной подмастерье. — Вот, сука… Чур меня… Пропади ты пропадом! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Спасибо за науку, мастер.

— Для того я над вами, щенками, тут и поставлен… — кивнул Теодор. — Стало быть все мы делам верно, как приказано. Овечка упорствует в ереси, а мы пытаемся навернуть ее на путь истинный, в меру сил и крепости духа. Не спи, Отар! Видишь, ведьма даже не вспотела? Ты меня знаешь, не люблю, когда от дела отлыниваю. Накажу за нерадивость! — погрозил темнокожему увесистым кулаком, и тот так рьяно принялся насиловать жертву, что аж козлы с места сдвинулись.

— Другое дело, — одобрил мастер. Приподнял за волосы голову еретички, поглядел в глаза, но видимо не узрел там раскаяния, потому что пробормотал что-то, вроде: «Ну, ну…», и повернулся к заскрипевшей двери. Та приоткрылась примерно на ладонь, а в щель осторожно заглянула голова в круглом шлеме арбалетчика.

— Бог в помощь, мастер Теодор.

— А, это ты, Ганс? Заходи, бездельник. Велели Боги, чтобы вы помогли. Деньги есть? Или опять в долг просить будешь?

Дальше я не слушал. Во-первых, — глаза от дыма щипало так, что слезы горохом катились. Во-вторых, — вроде, всех запомнил. А главное, только сейчас сообразил, что это мне вовсе ни к чему. Достаточно одного раскрыть. Максимум — двух. А уже у них узнать настоящие имена остальных палачей и помощников. Ну, и в-третьих, — кто-то приближался, и лучше чтобы меня не увидел. Кому нужен свидетель того, что я интересовался таинством допроса? Не дай Бог, вспомнит потом нашу встречу. Когда среди инквизиторской братии неожиданный мор начнется.

Шаги приближались довольно стремительно, и у меня хватило времени только чтоб отпрыгнуть на пару шагов от стены и изобразить праздношатающегося воина, неспешно фланирующего замковым двором. Мало ли кому захотелось вечерним воздухом подышать?

— Господин рыцарь! — обрадовался при виде меня, выбежавший из-за угла то ли паж, то ли оруженосец. — Господин рыцарь! Как хорошо, что я нашел вас! Пойдемте, скорее! Все уже собрались. Его преосвященство только вас ждет!

И только теперь я заметил, что одет не в привычную уже байдану, а в настоящий рыцарский доспех. С каким-то вензелем на нагруднике. А поверх доспеха, мне на плечи наброшен белый плащ. Украшенный большим красным крестом.

— Мама дорогая…

* * *

— Опять маму зовет…

Знакомый и очень приятный женский голос доносился как сквозь слой ваты. Наверно, я когда спать ложился, уши заткнул. Сосед у меня буйный. В смысле, фанатик ремонта. Вроде и далековато вилла от виллы стоят, плюс забор, елки… А все равно, звук доносится. Особенно дрель раздражает. Упорно вызывает в воображении бормашину, зубной кабинет, вонь карболки… Сто лет всего этого уже нет в нормальных стоматологических клиниках, а почему-то вспоминаются именно эти ужасы. Не зря говорят, что впечатления детства самые яркие…

М-да… Сон, во всяком случае, на раз снимают. Лучше холодного душа.

Кстати о душе? Что это за фемина в моей комнате, а то и в кровати? Сплю я всегда один. И не изменяю этому правилу уже лет семь. Сразу после похорон… А для приходящих подруг есть гостевая комната.

— Чему ты удивляешься? — раздается второй голос. Тоже женский и тоже знакомый. Хотя уже и менее приятный. — Это они только с виду такие большие и сильные. А случись что, сразу мамку вспоминают.

— Очнулся, что ли?

На этот раз мужчина. Уже лучше, чем гарем в спальне. Хотя, если вникнуть в суть вопроса, то не слишком. Очнулся кто? После чего? Стоп! Это они обо мне говорят?

— Нет… — ответила «приятный голосок». — Бредит. Но кожа уже теплая и влажная. Румянец горячечный тоже сошел.

— Румянец… Говорил же, сразу отвар давать! У басурман каждая вторая стрела отравлена. Они специально в колчан гнилое мясо кладут. Вроде, царапина, пустяк. А потом лихорадка. И либо руку отрезать, либо хоронить. Хорошо хоть кровь пустить догадались.

— Типун тебе на язык, Кирилл! — возмутился еще один голос. — Лекарь, а того не знаешь, что врачевать надо с чистым сердцем и добрыми мыслями. Иначе все твои снадобья, что мертвому припарка. Тьфу ты, прости Господи. Никак заразилась.

— Так, с кем поведешься, Оксаночка…

Еще один мужской. Сколько ж их здесь? Кирилл, Оксана… Имена знакомые. Вот только никак не вспомню откуда. А надо вспомнить. Непременно надо. Заодно, глядишь, всплывет и почему я здесь валяюсь на подобии бревна. Не то что рукой или ногой пошевелить не могу — глаза и те не открываются.

— Тихо вы… — опять мужской голос. Еще один! По интонациям, привычный распоряжаться. — Разгуделись, чисто шмели. Шли бы вы отсюда, а? Дышать в курене нечем. Мелисса, не зыркай. Тебя это не касается. Мы все знаем, что от атамана ты ни на шаг не отступишь. А остальным тут нечего делать! Или я недостаточно громко говорю?

Послышался шорох и шарканье ног. Причем, судя по звукам, людей в… Как он сказал? Курене? Неважно. Внутри людей было больше, чем я слышал голосов и имен. Но и без сопротивления не обошлось.

— Знаешь что, Мамай! — возмутился тот, которого Кириллом называли. — Иди черкесами своими командуй. Думаешь, если Антон тебя наказным атаманом над ними поставил, то ты теперь всюду распоряжаться будешь?!

Угу… Кое-что проясняется. Меня зовут Антон и я — атаман. Интересно чего… Шайки благородных разбойников или кровожадных и беспощадных пиратов? Хотя, тогда меня называли бы капитаном.

— Сам уйдешь или помочь? — невозмутимо поинтересовался Мамай. — Понадобишься, Мелисса позовет.

— Я-то уйду… — проворчал угрожающе Кирилл. — Но и ты попомнишь. Придется лечить, я тебе не обычных пиявок приставлю, а конских!

— Испугал молодку толстым хреном… — фыркнул Мамай. Но, поскольку Кирилл таки подчинился, тему эту развивать не стал. Заговорил с Мелиссой. Причем, голос его потерял большую часть строгости. — Он твой, сестра… Думаю, тебя учить не надо. Сама знаешь, как с казаком обойтись. Чтобы побыстрее на ноги поставить.

— Спасибо, — проворковала та самая, чей голосок мне понравился сразу. — Я уж сама хотела повыгонять лишних, но у тебя лучше получилось. А за Антона не беспокойся. И согрею, и кровь по жилам разгоню. К утру, как новенький будет.

— Твои бы слова да Господу в уши, — ответил тот. — Делай, что должно. Я у входа черкесов поставлю. Никто не побеспокоит. А понадобиться что — им же и скажи. Хоть из-под земли достанут.

После этого еще одни шаги удалились, а рядом словно сбрасываемая одежда зашуршала. Интересно зачем? С меня сейчас толку даже меньше, чем с козла молока. Только уши работают… и мозг. А поскольку в моем курене запала сонная тишина, его и напряжем в полной мере. Пора эти пазлы собирать в одну картинку. Если к утру я хочу быть не просто новеньким, а еще и при здравом уме и памяти. Итак, вопрос! Что со мной случилось? Где именно и когда?

«Герой был тяжело ранен и вынесен с поля боя на руках товарищей»

Этот голос звучал не как прежние. А будто, прямо в голове. Тоже, к слову, что-то смутно напоминая.

«А еще что скажешь?» — попытался я разговорить неведомого собеседника. Но тот больше не отозвался.

Понятно. Дело ясное, что дело темное. И спасение утопающих в руках самих утопающих. Ух, ты… Похоже, не все чувства атрофировались. Тепло, исходящее от примостившегося рядом женского тела, я почувствовал. Не жар, а именно легкое, приятное согревание. И сразу накатила сонливость.

Нет, нет! Мы так не договаривались! Отставить сон! Сперва я должен вспомнить, что со мною случилось. Ну же, давай! Сосредоточься! Что ты помнишь?

Вспышка! Яркая вспышка… Потом удар. Похоже, наконечник копья скользнул по щиту и только краем задел шлем. Но по голове будто обухом топора засадили…

Обухом… Обухович! Воевода смоленский… У меня с ним был уговор… Так-так… Не торопись. Тяни дальше за этот кончик. Договор… Что-то я должен был сделать по именному приказу короля для Речи Посполитой… Но что именно?

Вспомнил. Я согласился сжечь Маслов Брод… Что за бред? Как можно сжечь брод? А, это не тот брод, что через реку, а деревню с таким названием. И что? Я согласился? Японский городовой! Вот уж не ожидал от себя такой подлости. Не верю! Не мог я подписаться на убийство мирных жителей. Должно быть какое-то объяснение!

— Тише, тише… — проворковала Мелисса, еще плотнее прижимаясь. — Это всего лишь плохой сон. Выспишься, отдохнешь и снова будешь крепким, сильным. На радость друзьям и на страх врагам…

Сон?! Нет, милая, ошибаешься. Сон был о инквизиторах, а Маслов Брод я таки сжег. Правда, перед этим вывел из деревни людей. Ф-фу… Вспомнил. Даже от сердца отлегло. И жителей спас и наварился на этом неплохо. Воевода мне грамоту на владение селом Замошье, с прилегающими к нему землями, передал. И еще денег посулил. А гетман Войска Низового Запорожского сразу торбу червонцев отсыпал. Да и то, лишь аванс. Обещал, при личной встрече, еще добавить. Неплохо, неплохо…

А что дальше?

Дальше мне нужны были деньги, крестьяне и бойцы в отряд. Поскольку грамота на владения, даже с королевской печатью, не делает их твоими навсегда. Если ты не в состоянии обеспечить их развитие и защитить.

Мысль о том, где все это можно заиметь в кратчайшие сроки и без особых усилий, мне подсказал, кажется, тот самый сотник, что и вознаграждение от Хмельницкого передал. Имени не помню. Не гетмана, сотника… Неважно.

В общем, собрал я своих бойцов, которых к тому времени уже имелось дюжина или больше. Имена и лица по-прежнему ускользают… И стал бомбить возвращающиеся из Руси в Крым обозы людоловов и прочих добытчиков. Освобожденных пленников принимая в отряд, по доброй воле, разумеется, и не всяких — только самых отборных рубак. Селянам предлагая на выбор — свободу вообще, или адресную — ПМЖ. Места поселения: Замошье и Пороги… Смотри, имя сотника забыл, а название его деревушки помню.

Занятная у меня амнезия. Тут помню, тут — не помню. Прям, как в «Джентльменах удачи». Только там главный герой, по легенде, с верхней полки в поезде упал, а меня — приложили чем-то по башке. Видимо, в последнем налете…

Эй! Не понял? А чем это моя сиделка занимается? Осторожнее, девочка, я же не парализованный.. а только бесчувственный… местами. А местами весьма даже чувствительный. Особенно, ниже пояса.

Ммм… Так вот значит как она собиралась разогнать кровь по жилам. Интересная тут медицина. Но я не против… И даже «за». Особенно, после того сновидения, в стиле БДСМ… Вот так… да. да… не останавливайся… Еще немного… еще… Ого! Это ж сколько я воздерживался? Спасибо, милая. Очнусь, придумаю как отблагодарить.

Хорошо то как… Легко на сердце от… забавы веселой. Она грустить не дает никогда…

Теперь прижмись, как раньше. Я больше не сопротивляюсь. В основных непонятках разобрался, остальное — подождет. Можно и поспать. Потому что утро вечера мудренее, а сапоги надо чистить с вечера... Кстати, интересно чем там, во сне, все закончилось? Нашел я палачей, отомстил или помешало что-то? Хорошо бы досмотреть… Терпеть ненавижу, когда история обрывается на самом интересном месте.

* * *

Солнечный луч пробился сквозь слой еловых лап и кольнул в глаз. Хочешь, не хочешь, а придется вставать.

«Вы хорошо отдохнули и восстановили силы. За время отдыха получен опыт — «610» очков. С отрядом разделено «380» очков. Часть ваших бойцов достойна повышения»

Не знаю, кто именно, но уж один из моих спутников точно заслуживает пары слов благодарности. Когда проснется… Видимо, всю ночь у моего ложа караулила. Вон как посапывает сладко, пристроив златокудрую головку на мое плечо. Ну и пусть отдыхает, не буду будить. Если ни Мамай, ни де ла Буссенор еще в курень не ворвались, значит, никаких срочных дел нет. Полежу еще немного…

В отличие от вчерашнего дня чувствовал я себя превосходно. И выспался, и внутренне равновесие приобрел, и даже вспомнил недостающие фрагменты прошлого. А именно, о Крымской части моего вояжа. Нового товарища — Кара-мурзу. Гнусного предателя, которого сам же и помиловал, вопреки просьбам друзей — Сабудай-мурзу. Мятеж Саин-булат хана. В котором я принял самое непосредственное участие, закончившееся свержением и убийством бывшего правителя Крымской орды Махмед-Гирея. Который устроил нам ловушку в Ак-Кермене, но благодаря моей прозорливости и, чего там скромничать, полководческому таланту, сам оказался в смертельной западне. Поскольку хитрость его я разгадал, и покойный нынче хан был пойман почти без войска в Перекопе.

Ну, а после его казни, и подтверждения уважаемыми людьми чистоты крови Саин-булат хана, дающей ему права на Крымский престол, все стало намного проще. С фирманом нового хана и сотней нукеров и моих черкесов Сафар-бей привел к присяге всех мурз, беев и беков тем или иным образом считавшихся подданными Крымской орды. Ну а сам Саин-булат, собрав все дары, какие только сумел, заторопился с посольством в Стамбул. Только после одобрения султаном, он становился истинным правителем Крыма, вассала Османской империи.

Простились мы с ним хорошо. Я получил звание трехбунчужного бека. И широким жестом отказался от десяти тысяч талеров — подарки для султана и без меня обескровили казну. Жест был оценен и взамен я получил негласное разрешение еще немного «поработать» на Муравском и Черном шляхах. С единственным условием, убивать только харцызов и башибузуков. Условие меня вполне устраивало, так что мы с Булатом, выпили чаю с шербетом и халвой, обнялись и раскланялись. Новый хан даже снизошел до того, что провел меня до самой двери тронной залы, непрерывно заверяя в дружбе и посильной помощи против моих врагов. И, наверно, чтоб окончательно сразить невероятной щедростью, Саин-булат хан разрешил мне вербовать в свой отряд любого его подданного. От простого пастуха и до вельможи.

Честно говоря, была у меня мысль воспользоваться. Татары верные, преданные господину, как псы. Если не жалеть денег на экипировку, да натаскать как следует — порвут любого врага, как Тузик грелку. Да и своего не подпустят, пока не разрешу.

Но, здраво поразмыслив, решил от этой идеи отказаться. Панцирные казаки, черкесы и крымчаки в одном фла… в смысле, отряде — гремучая смесь, покруче нитроглицерина. Никакая инфузорная земля не поможет. От малейшего толчка или искры так рванет, что костей не соберешь. А с учетом того, что каждый мой боец двух, а то и трех десятков обычных воинов стоит, то и разрушения получу тоже соответствующие.

И все-таки… Великие мужи учили, что не стоит класть в корзину оба яйца. Вот и я решил, запасной аэродром замостить соломкой. Тем более, повод был.

Желая обеспечить себе надежный тыл, мало ли как дела в Стамбуле сложатся, Саин-булат хан попросил меня отвезти Кара-мурзе пайцзу на владение Ак-Керменом. Новый хан понимал, что случись что, помощь он получит только от таких же, как и он сам, мятежников. Людей, которые подняли и возглавили восстание с первых дней. Потому что шелковый шнурок вручат им всем* (*шелковый шнурок — знак того, что вельможа приговорен султаном к казни и, если не желает публичного позора, должен удавиться сам. Иногда знак привозил палач) А имея за спиной такую мощную крепость и преданный гарнизон, можно еще попытаться выторговать помилование. Например, угрожая тем, что ключи от города отдадут врагу.

Так что лучше коменданта и главы для Белой крепости, чем Кара-мурза, с которого эта вся история и началась, и поискать трудно. А у меня был к нему свой разговор. Тоже доверительный. Татарин спас мне жизнь, я — отплатил тем же, чем не повод посидеть за достарханом и поговорить открыто? Притом, что моя просьба не шла вразрез ни с планами мурзы, ни с пожеланием хана Булата. Потому что сводилась к одному — за мои деньги купить небольшой, но крепкий дом. А еще нанять и экипировать десятка три отборных головорезов. Года на два… Лучше всего из осужденных к галерам беглых рабов христиан. И пусть живут в Ак-Кермене до первого требования. И городу лишние бойцы не помеха, и я буду знать, что если когда-то придется впопыхах бежать в Крым. У меня здесь будет не только надежный кров, но и «острый меч».

Кара-мурза меня понял с полуслова и пообещал все сделать в лучшем виде. От предложенных дукатов отказываться не стал… Поколебался немного, но после того, как его имущество попало в руки Сабудай-мурзы, лишних денег у татарина не было. А с первых же дней запускать руку в казну, он еще не был готов.

В общем, посидели, выпили, покурили кальян и расстались довольные жизнью и друг другом. Кара-мурза остался управлять городом и крепостью, а я — отправился к уже облюбованной переправе через Днепр. Где меня дожидался Мамай и остальные спутники.

— С добрым утром… атаман… — промурлыкала в ухо Мелисса, томно потягиваясь. Из-за чего шелковое одеяло скользнуло с плеч девушки аж до пояса, открывая моему взгляду великолепную грудь. — Как ты себя чувствуешь?

— Отлично.

Но черной сестре моего слова оказалось недостаточно. Сперва лоб пощупала, потом за запястье подержала. Ухом к груди приложилась. Веки пальчиками раздвинула, осматривая глазные яблоки. При этом, не обращая ни малейшего внимания, на форму одежды. В смысле, ее полнейшее отсутствие… как на мне, так и на ней..

А я что? Сказал доктор «мышите, не мышите», исполняю. Приятно все-таки с утра по раньше созерцать нечто милое взгляду. Причем, под любым ракурсом. И пусть это не совсем мое, всего лишь бессрочный абонемент All inclusive, но так тоже неплохо. Не срастется — никто никому ничего не обещал и не должен.

— Угу… — изогнула бровь златовласка, лукаво поглядывая на одеяло, пытающееся изобразить подобие шатра. — Похоже, выздоровел.

— Твоими молитвами, Пчелка…

— Спасибо… — Мелисса по-сестрински чмокнула меня в щеку и стала одеваться.

— И все? — протянул я разочаровано. Поскольку был совсем не против перейти от созерцания изящества к его прикладному использованию.

— Вечером… — девушка смягчила отказ самой нежной улыбкой. — Не верь телу... — взгляд скользнул по одеялу. — Ты еще слишком слаб, атаман. Дел много, а время уходит. Тебя же снова мой мир звал, да? И не отрицай. Я же здесь была. Все видела и все слышала…

— Я тоже кое-что почувствовал, прежде чем заснуть… — привычно попытался увильнуть от сложной темы. Но послушница Черного Собора не собиралась так просто сдаваться.

— Перестань, атаман, — сморщила носик девушка. — Не веди себя, как прыщавый юнец. Ты же мужчина. Воин! Полководец… И сменив хана в Орде, еще раз доказал это. Значит, и мы с Иридией не ошибаемся.

— Мне бы твою убежденность… — проворчал я, неохотно слезая с постели.

— А ты не сомневайся… — проворковала та. — Делай, что должен. И пусть будет, что будет.

С этим не поспоришь. Тем более, в данный момент у меня нет альтернативы. Поскольку желание пошалить сменилось гораздо более мощной и первозванной потребностью. Так что я по-быстрому натянул рейтузы, сунул ноги в сапоги, набросил на плечи куртку и шмыгнул наружу.

— Слава!

— Сла-ава! Сла-ава!

Моб твою ж ять! Так и до конфуза недалеко… Стоявшие у входа в шалаш черкесы первыми рявкнули приветствие, а там и остальные подхватили.

Да, как! Чтоб мне лопнуть! Пока я на простынях прохлаждался, мои офицеры не дремали. Выстроили отряд, словно для смотра. Замерли двумя шеренгами, как под линеечку. Несмотря на то, что верхом. И лошадей по мастям подобрали. Панцирные казаки Мамая все как один на вороных боевых конях. Черкесы — на белоснежных скакунах. А офицеры красуются на тяжелых бронированных аравийцах. Загляденье просто. Кони защищены кольчужными масками и попонами. Очень похоже на легендарных сарматских катафрактариев* (*греч., — покрытый бронёй. Тяжёлая кавалерия в Античную эпоху). Только у тех броня была настолько громоздкая, что лошади передвигались шагом, а вскачь их пускали буквально перед рядами противника. Только чтоб разбег для удара набрать.

У моих же кольчуга легкая. Могут нестись, как ветер. От прямого столкновения с копьем не защитит, но режущую стрелу и саблю остановит. А главное, живот прикрыт. Излюбленное место удара ополченцев, вооруженных пиками или косами. Спешенный рыцарь им уже не так опасен, как всадник. Вот и стараются в первую очередь коня убить.

Красавцы, одним словом. Похоже, пока я восстанавливал справедливость в Орде, Мамай тоже не дремал, а поставил дело разграбления разбойничьих обозов на поток. Иначе, откуда столько денег? Лошади, особенно, боевые — не одну тысячу за хвост стоят. Отару овец или средних размеров стадо купить можно. Вон как щеки надул, довольный. И идальго тоже не хуже казака лыбу тянет. Усы и эспаньолка, будто знак хиппи во все стороны разъезжаются.

Да и народу в отряде заметно прибавилось. Не помню… амнезия, мля… сколько у меня было панцирных казаков до этого, но уж точно не три десятка. Да и черкесов не двадцать… Даже, двадцать два! Двое ж еще за спиной маячат. И в охранении, наверняка, не меньше тройки бойцов. Сам же приказывал… Растет сила. Если так и дальше пойдет, скоро сами себя не прокормят. И запасов Замошья не хватит. Придется еще чье-то хозяйство к рукам прибирать. По-соседски…

— Здорова, молодцы!

— Слава!

Глава вторая

Степь, да степь кругом, вдаль обоз пылит.

Ага, размечтался. Пылит… Ползет, как вареный рак. Двадцать воловьих упряжек, размеренным шагом тащат основной груз. Еще две дюжины телег, запряженных лошадьми, везут товар полегче. В основном, одежду и запас провизии. В том числе и для тягловой силы. Стадо коров, голов в сто и отара овец — последних фиг сосчитаешь — сунут стороной, оставляя за собою выгрызенную до черноты землю. Как саранча.

Бредем медленно. От водоема к водоему. А попадется речушка — двигаемся вдоль берега, так долго, сколько получится, чтобы не сильно отклониться от северо-западного направления. Навоевавшись и заработав небольшое сотрясен… в смысле, состояние — я возвращаюсь домой. В пожалованное мне королем Речи Посполитой деревню Замошье.

Таким было решение, принятое на общем совете моих товарищей, спутников и командиров.

После общего построения и громогласного изъявления радости по поводу моего исцеления, отряды казаков и черкесов разъехались по засадам. Казаки на левый берег, черкесы — на правый. А я усадил всех товарищей за обильный завтрак и стал излагать имеющиеся планы на ближайшее будущее.

Прожект состоял из двух основных блюд: визит к гетману Хмельницкому, дабы получить причитающуюся часть вознаграждения. Судя по авансу, весьма солидному. И — возвращение в родные пенаты. Поскольку, давно уже хотелось взглянуть, чего там без меня наворотить успели. А, заодно, проверить, на что расходуются отпущенные средства. Заработанные, можно сказать, кровами мозолями и потом. Согласно смете или, как водится при каждом грандиозном строительстве, утекают незримыми ручейками на сторону?

Визит к Хмельницкому имел свои плюсы, ибо принес бы мне фактически гарантированную прибыль, причем не натуральным продуктом, а в звонкой монете. К тому же, часть денег можно было потратить на наем мастеровых. Которых на Сечи всегда имелось с избытком. Особенно, кузнецов и оружейников. Что в растущем, как я надеялся, городище совсем не лишнее. Но имелась и сложность — никто не мог точно сказать, где именно сейчас гетман находится. Сидит в Переяславе или Чигирине? Или в поход на ляхов выступил? А гоняться за ним, ловя слухи, дело хлопотное. Может статься, что и долгое. Тогда как я и без этого уже затянул с возвращением.

Воевода, небось, заждался. Недоумевает, куда его наемник подевался? Чем таким занят, что за вознаграждением не торопится? Согласитесь — весьма странно, для человека, который, как Обухович считает, родную сестру в бордель продать готов. И подозрительно…

А мне оно надо? В смысле, вызывать подозрительность у ближайшего вельможи? Который, сам по себе и не очень страшен, но ненужный, а то и вредный для имиджа слушок легко в королевские уши пустить способен.

Нафиг… Тем более, если я не собираюсь до бесконечности отлынивать от намеков Мелиссы и амазонки. А я ведь не собираюсь.

Во-первых, — обещал. Во-вторых, — самому надоело просыпаться в поту от кошмаров. С каждым разом становящихся все ярче и насыщеннее. Того гляди, в очередном сне собственную кончину увижу.

Так что даже обрадовался, когда мои спутники большинством голосов высказались за возвращение в Замошье. Против был только Мамай. Ну и, присохшая к нему, Иридия заметно колебалась, прежде чем поддержать подругу. Мелиссе пришлось амазонку для решительности локтем в бок толкнуть. Но так даже лучше. Чего всей толпой шастать? Это ж только цыгане шумною толпою по Бессарабии кочуют… А мы не цыгане.

Почесали дружно еще чуток в затылках, поскребли в бородах и подбородках, — а потом я, как отец-командир, решил и постановил следующее…

Мамай с панцирными казаками остается шалить на переправе. Поскольку только идиот добровольно отказывается от такого источника дохода, покуда большим корпорациям вроде Османской империи и Речи Посполитой не до нас.

Для усиления и поддержания в воинах высокого боевого духа борцам за освобождение пленников, а так же их командиру — отряду придается амазонка Иридия. Которой я лично пообещал, что пришлю гонца, если мы с Мелиссой надумаем отправляться в их родные степи. От лекарей Мамай отказался. Мол, и сам в целительстве сведущ. А мне потом объяснил, что Кириллу с его пиявками он только тещу лечить доверит, если обзаведется когда-нибудь. Оксана — другое дело, но две бабы в отряде чересчур. Тем более — ведьмы. Я хотел уточнить, что ведьма, в смысле, ведунья только одна — Оксана. Но, решил, что характернику виднее. Он же в душу зрит.

Ну, а все остальные, прямо после совещания, собрались, да и двинулись в путь.

Чего зря время терять? Вечером и ночью путешествовать даже лучше. Не так солнце припекает. А когда вокруг обоза рыщут, как волки три отряда по семь черкесов, а ведет караван Федот Стрелец — опасаться надо не нам, а тем, кому взбредет в голову дурная мысль, поживиться за мой счет.

В общем, знай, покачивайся в седле и дремай…

Скукотища. Час-другой, ничего. Даже приятно. Помолчать, подумать о разном, а потом начинает свербеть… в одном месте. Потому что вокруг, сколько не всматривайся, одна и та же степь, накрытая сверху небесным куполом. И начинаешь ощущать себя букашкой, ползающей в чашке Петри, пока тебя пристально изучают высшие существа. И как раз в этот момент решают: прихлопнуть уже или пусть еще поживет?

Твою дивизию! Лезет же в голову всякая фигня!

—Н-но!

Не выдержав, я свистнул, поднял коня на дыбы и взмахнул нагайкой, бросая его с места в галоп. Хороший скакун. Аргамак, гнедой. Пятилетка. Выносливый, что мул. А в резвости обходит даже аравийцев. Не скачет — летит! Только ветер свистит…

Поскольку о моих причудах было предупреждено заранее, следом только Мелисса кинулась и немой казак, реагирующий на имя Иван, приставленный Мамаем, как я не отнекивался. Положено… Мол, назвался груздем, терпи личных джур и бодигардов. Вот они с черной сестрой и бродят за мною повсюду, словно тени. Из-за чего я иногда чувствую себя двуполым Янусом. Налево гляну — тень женская. Направо — мужская. Так что даже плюю теперь только прямо перед собой…

Хорошо маханул… Вроде и скакал всего ничего, а как оглянулся, обоз уже далеко… Словно по горизонту длинной вервицей тянется. Приятно взглянуть, особенно если вспомнить, что все имущество на этих телегах мое. А вот впереди картинка менее приятная. Воронье тучей кружит. Явно, падаль какую-то отыскали…

— Черный ворон, что ты вьешься

Над моею головой?

Ты добычи не дождешься…

Мелисса и даже казак подали коней назад. Вроде, как бы случайно приотстали. М-да… Не везет мне на слушателей. Эстеты, мля… А я ведь душевно…

Странно, что стервятники не садятся. Поделить находку не могут, или она еще…

— А ну-ка, давай за мной! — бросил спутникам и пришпорил Гнедка, раньше чем дожевал мысль до конца.

Вороны наглые птицы, но и пугливые. Значит, предполагаемая добыча еще живая.

До того места, где кружила черная стая, было километра четыре, но уже с половины пути стало понятно, что заинтересовало птиц не подыхающее животное или одинокий путник, а место сражения. Вернее, разбойного нападения.

Десятка полтора пестрых, цыганских кибиток, частью обгоревших, частью уцелевших, но все, как одна, перевернутых на бок. Разбросанные вокруг вещи и… тела. Много тел. Обнаженных женских и изуродованных мужских… Больших и маленьких… Даже, похожих на тряпичные свертки, грудных. Разбойников, судя по тому, что они здесь творили, и следам от копыт, было не меньше двух дюжин. Всех молодых женщин, прежде чем зарезать, изнасиловали. Мужчин, которые не погибли сразу, жестоко пытали. Просто тешились или хотели что-то выведать?

Скорее, первое. Что могут знать кочующие по всему миру ромалы? Я имею в виду, важного для бандитов? Все их имущество с собой и на себе. Найти не сложно. А клад, если и припрятан где-то, на черный день. То вряд ли близко. И знает об этом только барон…

— Кажется, стонет кто-то? — Мелисса приподнялась в стременах и, вытягивая шею, характерно склонив на бок голову, прислушалась. — Там… — указала уверенно в сторону одной из кибиток.

Объехали ее. Не ошиблась сестра. Цыган. Седой, уже довольно далеко шагнувший за половину отведенного человеку века. Мощный, ростом не ниже меня. Лицо и грудь окровавлены, руки — глядеть муторно… явно огнем пытали.

Мелисса уже рядом с ним. Проверила пульс, оттянула веко. Потом нашарила в кошеле какой-то флакончик и капнула из него умирающему в рот.

— Живой… Но едва дышит. Мучили сильно. А напоследок — перебили колени и бросили умирать. Опоздай мы на часок…

— Может, смерть для него была бы не самым худшим выбором… — обвел взглядом горы тел.

Немой казак кивнул. Воин понимал, что я хотел сказать.

— Нет… — девушка была иного мнения и указала на кровавый след. — Видишь, сколько полз? Что-то в этой кибитке было ему нужно. И я даже догадываюсь, что именно…

Мелисса перешла к куче тряпья и вытащила из нее небольшую, — поэтому и не заметили, наверно,— флягу, сделанную из выдолбленной тыквы. Открыла, понюхала. Попробовала на язык.

— Сильно разбавленное вино… Такое возят с собой, как запас воды. Можно долго хранить, не протухает. И если он полз к воде, значит, жить хотел. Впрочем, скоро мое зелье подействует. Сам скажет… А если ты прав, атаман, то сам знаешь — милосердие мне не чуждо. Помогу уйти без мучений.

* * *

Цыган застонал и открыл глаза. Какое-то время бессмысленно таращился на нас, потом застонал громче и попытался сесть повыше. Мелисса помогла, но от остальных движений удержала. Я тоже спешился, опустился на корточки рядом.

— Не трать силы. Это облегчение не надолго. Если хочешь что-то сказать: самое время. Мы не враги.

— Внуки… — прошептал тот. — Мои внуки… Спасите их…

— Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать. Как давно на вас напали?

— Прошлой ночью…

Понятно. Уточнять нет смысла. Для него все предыдущие ночи — прошлые. Кто знает, сколько он валялся без сознания или в бреду. Но тут кашлянул Иван. Указал на что-то и кивнул. Потом показал один палец. Сложно без переводчика, но скорее всего, казак подтверждает, что следы свежие.

— Сколько их было?

— Погоди, атаман… — Мелисса бесцеремонно отодвинула меня в сторону. — Какая разница? Да и не считал он их. Если ночью напали.

— Тоже верно. Значит так… Мелисса — бери раненого, вези к обозу. Ну и подмогу, само собой, организуй. А мы с Иваном поищем татей. След они широкий оставили, не заплутаем.

— Хорошо, — сестра не спорила, понимала, что опытный казак, вооруженный пикой мне больше пригодится в стычке. Да и не объяснит немой ничего толком, тем кто в обозе. — Вы только…

— На рожон не полезем. Просто задержим. Чтобы не гоняться после за ними всей степи. Обещаю.

Мелисса кивнула и поманила казака. Прошептала ему что-то на ухо. После чего Иван нагнулся и стукнул цыгана кулаком по темени. Потом ухватил за пояс и примостил на коня.

Я только крякнул. Хотел возмутиться, но сообразил — анестезия.

С перебитыми коленями цыгану каждое движение доставляло бы невыносимые мучения. Ни о каком галопе и речи быть не могло, только шагом — да и то самым медленным. А в бессознательном состоянии, ему любая скачка нипочем. Главное, побыстрее к целителям в руки попасть. Не знаю, как там пиявки, а Оксана наверняка поможет. Ворожбой или травами, а поставит ватага на ноги. Если высший Судия не будет против.

Мелисса ускакала, двинулись и мы с Иваном.

Разбойники и в самом деле след оставили, как нарисованный. Совершенно не таились. Считали, что на такой большой отряд нападать не станут. Мороки много, а поживиться нечем. Или думали, что никому нет дела до цыганского табора. Соответственно, погони можно не опасаться.

Неправильно думали…

Сам отряд мы увидели примерно через час преследования. Действительно, большая толпа.

«Отряд разбойников. «46». Башибузуки… — прокомментировал «секретарь». — Пленные. Цыгане «8»

Ого! И зачем им столько детей? Разве что в янычарскую школу. Там как раз из таких подростков и воспитывают будущую силу и опору Османской империи. За здоровых. крепких сирот басурмане платят не хуже, чем за красавиц для гарема. Ну, звыняйте, на этот раз не обломится.

«Копье!»

Как говорится, зачем усложнять, если есть простое решение?

«К бою!»

Башибузуки топот копыт наших коней услышали когда мы были уже почти за спинами. Часть начала удивленно поворачиваться, но основная масса продолжала двигаться дальше. Совершенно не интересуясь, кто это там скачет. Два всадника, на бронированных конях, с пиками наперевес не слишком страшная сила, для полусотни, идущей широким фронтом. Зато и нам препятствий меньше. Прошли насквозь, как иголка через ткань. По одному нанизав на острия длинных копий, и еще по одному вышибли из седла кони, налетев грудью. Одно жалко, такой удар рассчитан на противника в броне, или хотя бы в кольчуге. Практически голых басурман (халат и тулуп не считается) наши пики проткнули насквозь, нанизав, как мясо на шампур. И, соответственно, стали бесполезны. Не помог даже традиционный казацкий способ, опустить копье, чтоб оно само по ходу движения освободилось. Застряло…

«Пистоль!»

— Бах! Бах!

Даже целиться не надо. Практически в упор. Сперва того что ближе, чтобы глупые мысли не осенили бритую голову. Потом — следующего. Слева зачищал местность Иван. Правда он только раз выстрелил. Но и так неплохо. И полминуты боя не прошло, а у врага же пять «двухсотых».

Коней не сдерживаем, несемся дальше во весь опор. И разъезжаемся в разные стороны. Эффект внезапности, скоротечность схватки, трупы… Все это не способствует ясности ума, с которым у башибузуков и без того напряг.

Завыли, заверещали, поминая подряд и Христа, и Аллаха, и черта с шайтаном. Потом, кинулись следом. Угу, счаз… Помоги Боже нашему теляти волка поймать.

Собственно, на подобной реакции и строился расчет. Во-первых, — растеряются и не сразу разберутся, кому за кем гнаться, а кому — полон сторожить. Успел я заметить цыганчат на телеге. И не только их.

Башибузуки, видимо, перед нападением на табор еще либо обоз уходников успел разграбить, либо хутор какой-то. Потому что среди черноволосых и кучерявых голов было и несколько светло-русых. А еще, помимо пацанят, на отдельной телеге везли пару девчат.

Но сейчас не о том…

Неминуемая суматоха привела к потери времени и инициативы. Будь среди разбойников грамотный командир — никто с нами в догонялки не играл бы. Сорок лучников, даже не самых лучших и метких, способны бросить по десятку стрел за полминуты на расстояние до ста метров. Больше и не надо. Даже если в цель попала бы каждая сотая — нам с Иваном хватило бы. Коням — наверняка.

К счастью, жизнь не имеет сослагательного наклонения. Так что пока башибузуки орали и разбирались между собой, кони вынесли нас за предел досягаемости стрел. И мы с Иваном, как и было уговорено раньше, понеслись по широкому кругу — как бы в разные стороны, но имея цель, замкнуть коло примерно там же, откуда и начинали нападение. Зачем?

А все просто. Мы убегали, как бы вперед, и туда же двинутся и все оставшиеся охранять обоз, постепенно удаляясь от точки рандеву. Причем, нас же только двое, значит — погонятся только те, у кого лучшие кони. Никак не больше десятка. И когда преследователи нас «догонят», то вряд ли обрадуются. Потому что окажутся наедине с нами. Десяток кое-как вооруженных и полуголых бандитов — против пары панцирных казаков. А товарищи их, хоть и будут на расстоянии прямой видимости, помочь ничем не смогут.

Только вопить, посылать проклятия на наши головы и бешено размахивать оружием, — бессильно взирая, как те гибнут от наших пуль и сабель.

Мы даже не остановились. Проскакали с Иваном мимо друг друга, и пока увлеченные погоней башибузуки соображали, что происходит. Я снял двоих пулями и еще одного срубил. Иван застрелил одного, зато срубил двоих. Разворот и еще один заход. Одного срубил и снова смена — пока перезаряжается пистоль, догнал тех, которые изначально ловили меня. Поймали. Точно, как в присказке.

«Атаман, я татарина поймал!» «Так тащи его сюда!» «Не могу! Он меня не отпускает!»

Но лишь наоборот.

— Бабах! Бабах!

«Сабля!»

— Вжик…

И передо мною больше никого. Чисто. Оглядываюсь. Иван спрыгнул и то ли душит кого-то, то ли обыскивает. Осаживаю коня, разворот. Подъезжаю ближе. О, как! Неожиданно… Оказывается казак им уши отрезает.

— Зачем?

Иван, естественно, не ответил, но жест сделал весьма красноречивый. Мол, погоди, атаман, сейчас сам увидишь.

Лично я против надругательства над телами, но после того, что видел в таборе — возражать не стал. Иван казак опытный, просто для развлечения такой ерундой заниматься не станет. А если для дела — то а la guerre comme à la guerre.* (*фр., — на войне, как на войне)

Иван закончил кромсать трупы, сложил трофеи в чей-то малахай и прыгнул в седло.

— Куда?

Казак снова изобразил пантомиму, означающую: «Я туда-сюда, а ты — жди здесь!»

Ладно. Мы люди не гордые. Лишь бы толк был. Да и все равно подмоги пока не видно. Еще один лихой наскок уже не пройдет. Ученые… Встретят рогатинами, пиками и градом стрел. Мы, конечно, тоже изрядно народа нашинковать успеем, пока свалимся. Но, нам от этого легче не станет. Если только от мысли, что на том свете зачтется?

Вот только я туда не тороплюсь. Здесь еще баланс не подвел.

Гм, а Иван, кажется, как раз туда собрался. Пока я размышлял, казак развернул коня и галопом понесся в сторону обоза башибузуков. Молча, естественно.

Естественно для меня. Басурмане ж не знают о его увечье. Поэтому, одинокий всадник, мчащий во весь опор на три десятка врагов, — при этом не вопя, как в припадке безумия, даже не обнажив саблю, — должен был вызвать у суеверных дикарей приступ паники. И будь их не тридцать, а всего лишь десяток — даже не сомневаюсь, голомозые бросились бы наутек. А так, всего лишь отступили за телеги с пленниками.

Но казак лишь казался безумным. То что произошло дальше, ввело в ступор не только басурман, но и меня. Подлетев на всем скаку к телегам, он метнул в татар малахай с ушами убитых!

Сперва башибузуки шарахнулись во все стороны, не понимая, что к ним прилетело, а когда разобрали — черти в аду не смогли бы устроить такую кутерьму, насыщенную до краев яростью и ненавистью. Позабыв обо всем — басурмане, вереща нечто несусветное, кинулись догонять казака… пешком. А тот, пустив коня ходким шагом, сам развернулся лицом к хвосту, корчил татарам рожи и демонстрировал бесстыжие жесты.

Не скажу, что был восхищен таким методом ведения боевых действий, но не мог не признать, что теперь можно было не волноваться. Башибузуки не уйдут никуда, покуда не расквитаются с обидчиками. То есть — нами. А это дело хлопотное. Поскольку топот множества копыт, у меня за спиной, становился отчетливее с каждым мгновением. И доносился с нужной стороны…

* * *

Степь да степь кругом…

Одно различие между прошлым разом и нынешним, я не плетусь в караване со скоростью самого медлительного вола, а скачу весьма резвой рысью…

Подоспевшие на помощь черкесы снесли остатки банды, как крошки со стола смахнули. Несколько биений сердца, и ни одного разбойника не осталось. Либо тоже видели, что башибузуки с цыганским табором сотворили, либо Мелисса рассказала… убедительно. Хотя, все воины опытные, знают с кем дело имеют. Так что хоть голомозые и орали что-то о пощаде, ни один руку не придержал. Бабахнули по разу, а после клинками довершили начатое. Мелисса и де ла Буссенор от ратников не отставали. Сеяли смерть щедро… Обеими руками. Не оставляя другим…

Вернувшись к обозу, я решил, что мне нет никакого смысла волочиться вместе со всеми. Не маленькие… Федот уже дважды водил караваны в Замошье, причем с охраной гораздо слабее нынешней.

Со мною отправились только телохранители — Мелисса и Иван, а еще я взял троих черкесов. Не потому что ожидал неприятностей в пути. Эти трое единственные из всего отряда сородичей имели статус «элита» и совсем немного не добирали опыта, чтобы я мог повысить их до пятигорцев. А мне очень свербело посмотреть, что ж это такое получится. Если черкесы сами по себе не подарок, даже в ранге «элиты» уже сравниваются статами с Мамаем, то что же будет на следующем уровне. Причем, первом из трех возможных!

Ну а в том, что по пути нам будет, как говорил д'Артаньян Портосу, обеспечено трехразовое фехтования, я не сомневался. Так что очки заработают. Да и вообще, в моем присутствии, это происходит быстрее. И если повезет, то в Замошье я приеду уже в сопровождении хотя бы одного пятигорца.

Так и произошло… Километров пять всего проскакали, как к нам, радостно завывая и улюлюкая, бросилась толпа каких-то оборванцев. Я даже вмешиваться не стал. Только пистоль в их сторону разрядил. Лишнее очко умений в обращении с огнестрельным оружием на расстоянии не помешает. Каждая сотня уменьшает время перезарядки на две секунды. Мелочь, вроде бы. А на самом деле, в бою, когда противники замерли напротив и лихорадочно заряжают пистоли, эти две секунды стоят ровно одну жизнь. Мою… Да и кто сказал, что я на сотне очков собираюсь остановиться. Оно очко прибавляется за пару попаданий в туловище или одно в голову. Ну и дистанция тоже имеет значение. Чем дальше, тем вероятнее начисление дополнительных очков. Вот и выходит — пуляй во врагов и развивайся. Благо, боеприпас неограничен. В том смысле, что после сражения их снова ровно «16». На восемь выстрелов.

Блин… А не дурак ли ты, ваше благородие? Вот почему хорошая мысля никогда не торопится? Кто мне мешает носить с собой два подсумка с огневым припасом? Никто. А «32» выстрела — это уже не шутки. При удачном стечении обстоятельств и косорукости противника, я смогу в одиночку полсотни врагов уложить. А с учетом того, что черная послушница и казак Иван всегда рядом… О-го-го! Раздайся море, я плыву…

Вторая засада ждала нас еще через час. Дорога проходила мимо буерака и оттуда высыпал с полтора десятка грабителей. Увидев, на кого напали, незадачливые разбойники тут же героически бросились наутек, но не успели. Арабские скакуны не те кони, от которых можно скрыться в степи. На этот раз я даже выстрелить не успел. Черкесы заслонили врага, рванув вперед, как спущенные со смычки гончие за зайцами…

Никакой личной жизни. Еще немного и они вместо меня все делать станут. Как эти «двое из ларца одинаковых с лица». Глянул на Мелиссу и насупился. А фиг вам, а не малину. Не отдам я «некто» яблоко, хоть он дерись.

— Как там цыган? — спросил для поддержания разговора.

— Поправится. В седле ему больше никогда не сидеть. Погоду сможет предсказывать лучше ведуна. Но жить будет. Потому что есть для кого…

— Ну и хорошо… А то получилось бы — зря спасали.

— Не говори так, атаман. В жизни ничего не бывает зря. Думать так, значит, сомневаться в Его, — сестра благочестиво подняла глаза к небу, — мудрости и провидении.

Интересный поворот. Впрочем, чего люди на Господа только не сваливали. Не помешал — значит, одобрил. Фактически благословил. В крайнем случае: «Я человек маленький. Начальника приказывал, с него и спрашивайте».

— Атаман, не хочешь о своем сне рассказать?

— Да я уж и позабыл…

Я не отмахивался. Реально, то сновидение, что в бреду пригрезилось, почти сгладилось в памяти. Никаких подробностей. Осталось только воспоминание, что видел я нечто, мягко говоря, неприятное… о плаще крестоносца на мне, а еще я, вроде, хотел кого-то убить. О чем я девушке и поведал.

— О, Боже… — Мелисса даже побледнела. — Надеюсь, это была какая-то хитрость, уловка. Иначе, пусть Дева Мария хранит нас.

— Да что такое? — удивился я. — Помнится, когда я рассказывал о прошлых ужасах. От которых у самого волосы дыбились, ты даже бровью не повела. А теперь такая реакция…

— Потому что во всем увиденном тобою раньше, не было ничего нового. Паписты не первый год ведут с Храмом Ночи войну. Огнем и мечом выжигая скверну… Как они говорят. Без содрогания оставляя за собою горы тел и пепелища. И о тех пытках, — которым инквизиторы подвергаю моих сестер и братьев… или любого, кого сами же и обвинят в ереси, — тоже знаю. Но все это было раньше разделено. Были они и мы… А теперь ты стал одним из них! Вот я и молю Господа нашего и Пресвятую Богородицу, чтобы это оказалось военной хитростью, маскировкой. Иначе моей Церкви придет конец. А вместе с ней — и всей Кальрадии.

— Ой, я тебя умоляю! Прекрати. Это даже не смешно. Сама себе выдумала героя или, не знаю, кого. Сама же теперь причитаешь. Что такое один человек? Что он может?

— У тебя есть пули? — вместо ответа спросила Мелисса.

— Конечно.

— Сколько?

— Шестнадцать…

— Дай мне одну.

— Зачем?

Вообще-то я уже понял к чему она клонит, но отвечал по инерции.

— У тебя их станет пятнадцать. У меня — семнадцать. Верно? А теперь скажи, у кого больше шансов победить в перестрелке? И это я еще тебя только с пулей сравнила. А если ты мне пистоль отдашь? Всего лишь один пистоль… Продолжим разговор о шансах и роли одиночки, или достаточно?

Не люблю проигрывать в споре, тем более, девушке. Но пришлось признать, что некое рациональное зерно в ее словах имеется. Вот только, я еще не решил окончательно — ехать мне в Амазонское царство или нет. Дома привычнее, уютнее. Да и багаж исторический, кое-какой имеется. Не в смысле глубоких познаний, но хоть в общих чертах: кто с кем воевал, кого победил. Куда можно нос совать, а где и по морде отхватить запросто. Как говорится, мой дом — моя крепость, а околица — сфера влияния.

И еще. Одно дело признаться в поражении самому себе, другое — произнести это вслух. Совсем настроение испортилось. Хуже всего, что девушка прекрасно понимает мое состояние, и от этого только хуже. Ох, как стыдно. А в мужнина в таком состоянии, хуже бешеного зверя становится. Непременно кого-то если не загрызть, то хоть покусать надо.

Святые угодники! Я спасен! Вот только привкус неприятный, раздумья нагоняющий. Как раз к теме о избранности. Как-то у меня все очень кстати случается. Заскучал — башибузуки цыган замордовали. Захотел с темы съехать — впереди нарисовалась какая-то кавалькада. Не слишком большая, но и не маленькая. Аккурат самому выбирать — подраться или разминуться миром.

Не нравится такая услужливость высших сил. Бесплатный сыр все знают куда кладут… Как бы после не предъявили к оплате такой счет, что мало не покажется. Вовек не рассчитаться.

А встречная кавалькада тем временем приблизилась достаточно, чтобы разглядеть, с кем судьба свела на этот раз.

Десятка полтора гайдуков и… бричка. Вообще-то я в средневековой технике мало смыслю. И карету от тарантаса не отличу. А так же — ландо от пролетки. Тем более, издалека. Но в данном случае, почему-то, так сразу и подумал: «бричка». А в ней… Сперва решил, гайдуки «спионерили» где-то бочку вина и везут к себе, прикрыв от солнца кунтушом и, ради смеха, водрузив сверху капустную голову, на которую напялили шапку. Вот только капуста не бывает такой красной. А свекла — большой.

И пока я раздумывал над столь необычным феноменом, загадка разрешилась весьма просто. Кто-то из гайдуков, скачущих впереди брички заорал дурным голосом:

— Прочь с дороги, быдло! Дорогу пану Свидригайло-Задунайскому!

Во как? Знатный, видать, вельможа. Ну, а каким еще ему быть? С такой фамилией. За полчаса не выговорить. Песня, а не фамилия. Одного не пойму, лакеям полагается быть глупыми и считать хозяина пупом земли и краешком небес, легче прислуживать. А сам пан о чем думает? Неужто и вправду возомнил, что каждый, кого он в пути встретит, будет ниже чином и худороднее? Хоть бы для порядка спросил: кто такие? А потом уже пальцы гнул. Или глазки так салом заплыли, что он не только других людей, собственного хрена не видит? Придется учить…

— К бою! Применять только тупую часть оружия!

Я думал, черкесы копья обернут острием назад, а хлопцы решили по-своему. Взялись за нагайки. Это я потом понял, что такое оружие самое верное против псов и… лакеев. А сперва даже опешил чуток, когда увидел, как дюжина здоровых, крепких мужиков, даже не пытаясь оказать сопротивления, гонит лошадей прочь, с каким-то жалобным, бабьим визгом. Да и скакать толком не умеют. Черкесы играючи догонят их на выбор и лупят по спинам и ниже, так что только хлест стоит, будто одежду выколачивают. Развлекаются, значит… Предоставив мне разбираться с зарвавшимся панком.

— Челом, ясновельможный пане.

А чего, морду бить можно бить по-разному. В том числе и вежливо. Вот только не учел, что эти уроды понимают только силу и грубость — считая все остальное проявлением слабости. Вот и этот жирдяй, услышав не брань, а приветствие, тут же решил, что я узнал с кем имею дело и испугался последствий. Приподнялся важно, подбоченился, вернее — подпер руками необъятное пузо — и как заверещит:

— Лайдак! Как смел руку на моих людей поднять?! Запорю! Да ты знаешь, кто я такой?! Я самого подстаросты…

Дальнейшее мне стало неинтересно. И, поскольку я уже подъехал достаточно близко, то сграбастал пана Свидригайла-Задунайского за обшлаг кунтуша прямо под горлом и вытащил с брички. С трудом… Весил вельможа не меньше полутора центнера. Ну я и не стал утруждаться. Еще руку потяну, оно мне надо. И разжал пальцы.

А вот росточка пан оказался весьма скромного. Видимо, весь корм в объем ушел. Когда поднялся с четверенек, то головой даже конской холки не доставал. То есть, полтора метра максимум.

— Это произвол! Унижение достоинства! Я буду жаловаться!

Поскольку большую часть своих угроз вельможа проорал в морду коню, то и ответ получил от него. Гнедко мотнул головой и цапнул недоросля за плечо. Не куснул, а так — прихватил зубами. Для острастки. Ну, кому понравится такой гвалт и летящие в ноздри брызги слюны.

Свидригайло-Задунайский взвизгнул, словно заяц в зубах лисицы и, неожиданно для такой комплекции, резво отпрыгнул.

— Раздевайся…

Мне надоела эта кутерьма, но воспитательный процесс нельзя прерывать на половине. Это как с антибиотиками. Если полный курс не пройти — пользы не будет. Даже вредно. Вирусы приноровятся, и в следующий раз болезнь так легко не отступит.

— Я… Я… Вы не смеете!

«Пистоль…»

— Повторять не стану. Считаю до трех, потом стреляю…

Важнее всего прохладный, даже безразличный тон и морда кирпичом. Любые эмоции оставляют надежду, что можно упросить, разжалобить. А бесчувственный чурбан или стенку только конченый кретин умолять станет. Тем более — угрожать ей.

Вельможный пан Свидригайло-Задунайский оказался именно таким. Раскраснелся так, что хоть прикуривай от морды… Открыл рот, вдохнул и… громко испортил воздух. При чем, кажется, не только газами. Мелисса поверила, что я пристрелю недоумка, если он еще что-то брякнет, и упреждающе ткнула пана в пузо древком копья.

— Видишь, не хотел по-хорошему снять шаровары, теперь — поневоле придется. Или ты, как рачительный хозяин, все домой несешь?

Как и следовало ожидать, шутки юмора, засранец не понял. Да и меня, признаться, уже утомила эта комедия.

— Иван! Проследи чтобы пан разделся, и прогони его с версту бегом. Кнута не жалей. Кого-нибудь оставить на помощь? — указал взглядом на возвращающихся черкесов. — Мало ли, вдруг лакеи вернутся?

Казак по-волчьи оскалился и мотнул чубом. Нет, мол, не надо. Пусть возвращаются.

— Ну, как знаешь… Поехали, Мелисса. Воняет… Хочу искупаться. Где-то неподалеку озерцо должно быть. Если карта не врет. Вон в той стороне…

Глава третья

Замошье меня удивило… А точнее — изумило. Я ведь что оставлял, отправляясь по заданию воеводы Обуховича? Занюханную деревеньку в несколько десятков хат. Как опята пень, облепивших небольшой взгорок. Да, я немного задержался. Не получилось по быстрому обернуться. Но ведь всего пара недель прошла, а передо мною… настоящий острог.

Теперь подножье пригорка окольцовано широким, метра три-четыре рвом. По внутреннему берегу — земляной вал. На нем — высокий частокол в три венца. По углам поднятые в рост нижние венцы строящихся башен. Центральная — через которую въезд — уже почти закончена. Крышу только завести осталось. Да и внутри деревни изменения весьма заметны. Если раньше в Замошье самым высоким зданием была ветряная мельница, то теперь это детинец. Не скажу, что потянет на шедевр зодчества, а как временное защитное сооружение, смотрится вполне солидно. Даже издали видно, что вязали стены из толстых, в обхват, стволов. Такую даже из пушки не быстро разворотишь. Древесина не камень, она крошиться не будет. Так что обычные ядра будут в стене попросту застревать, не нанося особого урона.

Да и сами хаты преобразились. Раздались и вверх, и в ширь. Которая обычным пятистенком была, приросла еще одной-двумя клетями и крыльцом на выгуле. И вторым этажом обзавелась. Свежо ошкуренные бревна белеют, как известью окрашенные. Ну, так а чего я ждал? Благодаря нашим освободительным операциям на Черном шляхе население Замошья раз в пять увеличилось… Если не больше. Недосуг считать…

Кстати, надо будет Кирилла озадачить или Агнешку. Пусть опись населения составят. А то у меня в голове сумбур полнейший. Видимо, не прошел бесследно удар по голове… Тем более. Основатель социалистического строя не зря все время талдычил, что контроль и учет наиважнейшие задачи всякого молодого государства. Я хоть и не государство… пока… но ведь все с чего-то начинали. И лучше начинать с малого.

Во сказанул… Оглянись. До самого горизонта обоз растянулся. А сколько таких уже в Замошье прибыло?

Блин горелый! Я и в самом деле ни черта не помню… М-да, братишка… Хреновый из тебя правитель. Надо исправляться, пока не поздно.

В самое ближайшее время, как только выдастся свободный часок, придется поднапрячь мозги и восстановить общую картину. Пока не только не потерял счет собственному имуществу, но и не начал забывать — кому и что поручил.

Гм… Секретаршу завести, что ли? Это ведь только в анекдотах они непременно длинноногие блондинки, которых начальники используют исключительно для снятия стресса, а на самом деле… Не, я не против блондинок, тем более — длинноногих, но не менее важно, чтобы к их достоинствам… четвертого размера, еще и ум прилагался. И, как минимум, знания делопроизводства.

Интересно, Мелиса грамоте обучена? Если да, то это многое упростит.

— Пчелка… — чуть повернул голову влево, будучи уверен, что моя верная хранительница атаманского тела на своем месте.

— Да, брат Антон…

Кто бы сомневался.

— Скажи… А в монастыре вас только молитвам и… любви обучали?

— Не только… Служение Господу может принимать любые формы. Я обучена танцам, пению, врачеванию и оказанию последней помощи… Умею шить, вязать и готовить…

— А читать и писать?

Мелиса чуть замялась с ответом, и когда ответила, то покраснела и глаза опустила.

— Умею… атаман. И считать тоже… Только это большой секрет. Девушка не должна быть умнее своего мужчины.

— Не волнуйся, Пчелка… — я довольно хохотнул. — Вряд ли во всем этом мире найдется кто-нибудь, хоть девица, хоть седой мудрец, владеющий более обширными знаниями, чем я.

Сказал и за язык себя укусил. Зараза… Ну почему нам непременно свербит распустить хвост? И чем милее мордашка и наивнее глазки, тем зуд сильнее. Зарекался же, клялся держать свое происхождение в тайне.

— Я знаю… брат Антон, — проворковала черная сестричка. — Потому и открылась, что ты не такой, как все. И все мои умения к твоим услугам. Пользуйся без стеснения… Служить тебе — честь и награда.

Теперь я покраснел. Потому что и нескольких часов еще не прошло, как я ими таки пользовался. По всякому… Как только в голову взбредало. У озера… Смывая с тела и души накипь, оставшуюся там после картины зверства башибузуков. То, что даже кровью разбойников отчистить не получилось.

— Это хорошо… В смысле, спасибо… Раз так, то у меня будет для тебя особое задание.

— Приказывай, атаман.

— Нужно в кратчайшие сроки произвести учет всего имущества. Людей, скота, запасов… А то у меня, что-то все перепуталось.

— Это от удара по голове… — кивнула монашка. — Но беспокоится не стоит — скоро пройдет. В ушах не шумит?

— Нет…

— Тем более… Пиявок перед сном за уши поставим. На всякий случай… А что до учета, то все готово еще со вчерашнего дня.

— Готово?..

— Да… Как ты и велел…

— Я?! Когда?.. — Похоже, у меня проблемы гораздо сильнее.

— Когда мы отъехали от обоза. Ты поглядел на него и сказал: «Кто же посчитает, сколько здесь добра?» Вот я и посчитала. А, заодно, Федота Стрельца убедила вспомнить, сколько товару он уже в Замошье доставил. И людей…

— Умница… — искренне похвалил монашку. — Может, мне жениться на тебе? А что? Идеальная жена бы из тебя получилась. Муж еще подумать толком не успеет, как ты уже все делаешь.

— Нельзя мне, атаман… — вздохнула Мелиса, на этот раз не отводя взгляд. — Я Господину нашему венчана… Но, если тебе будет угодно… если это важно… думаю, архиепископ Хальтенберг объявит постриг недействительным, снимет с меня сан и даст разрешение на брак.

Твою дивизию. Пошутил, называется.

— Но, это совсем не обязательно. Можешь хоть целый гарем по басурманскому обычаю завести, я все равно останусь твоей верной слугой… Покуда не свершится Пророчество.

Серьезно так сказала. Весьма… И не без подтекста. Типа, а вот если ты с пути истинного свернешь и предназначение проигнорировать вздумаешь — пеняй на себя. О-хо-хо… Кто б мне еще рассказал о нем подробнее. Ладно, поживем — увидим. В любом случае, пока я не отказываюсь наотрез отправиться в Кальрадию, со стороны Мелисы меня ждут только приятные сюрпризы. А вот когда окажемся там, тогда и поостережемся…

— Господин воевода! Какая радость! Какая неожиданность! Вы вернулись!

О, а вот и комитет по встрече нарисовался, в лице старосты, позволяя закруглить, становящийся слишком серьезным, разговор с Мелиссой.

А старик, ничего, шустрый. Раньше всех подоспел. Стоит, кланяется… Сыновья его, орлы, как на подбор, шапки ломят. И дочь или сноха с караваем на вышитом рушнике… Приодета, нарумянена. Офигеть. Вот так и приучают к барским замашкам. Мужикам кивнуть небрежно… Отщипнуть от хлеба… Девицу по пухлой щечке потрепать. М-да… Размечтался. А чем бунты крепостных заканчиваются, напомнить? Особенно те, где барин своих людей ниже животных считал? То-то…

— И тебе, Михай, здоровья крепкого! — спрыгиваю с коня. — Чего трудился-то напрасно? Я же не мимо ехал.

— Это как сказать… — приосанился от удовольствия староста. — Таперича хоромы ваши вона где! — указал на детинец. — Только не все успели сделать. Не раньше завтрашнего ждали. Комендант наш… — старик размашисто перекрестился, — спозаранку почти со всем ополчением и милицией в поле унесся. А Анастасия еще с вечера тамочки… — опять взгляд в сторону детинца… — всю ночь баб да мужиков гоняет. Торопится комнаты обустроить. Пошто гонца заранее не отправили-то? Не упредили…

— Не велика беда, Михай… Главное, что дома… А лишний раз на сеновале или в шалаше заночевать — то казаку не беда.

Не удержался… Ущипнул не только каравай, но и тугой бочок. Девица только ресницами затрепетала.

«Угомонись, охальник! Дел выше крыши того же детинца, а тебе одно только в голове!» — возмутилась совесть.

«А чего они соблазняют?» — вяло отбрыкнулся я.

— Дочь? — поинтересовался у Михая. — Красавица…

— Жена…

«Офигеть! Я себя озабоченным считал, а тут трухлявый столетний пень на молоденькой женится... Пардон. Ошибочка. Старый — да. Замшелый — вне всяких сомнений. Но не трухлявый. Если на девиц виды имеет»

— Ну ты даешь… староста.

Я не ханжа и ничего такого не имел в виду, но старик поторопился объяснить.

— Из полона она… Все равно б из парней никто под венец не позвал. А так — и ей есть к кому голову прислонить, и мне бобылем век доживать не придется. Вдов ведь я… Дети выросли, своими семьями обзавелись.

— Да ты чего исповедуешься-то? — остановил я старосту. — Я не поп — грехи не отпускаю. Если по согласию все — мир вам да любовь… живите в радости.

— Золотые слова, милостивец!

Ух, ты! А Настасья-то какова. Тоже вольная жизнь на пользу пошла. Расцвела, как роза. Не зря дьяк так за ней увивался. М-да… За что и поплатился.

— Все у нас хорошо в Замошье, только церкви нет. Как басурмане живем… Люду вона сколько приумножилось. А ни обвенчать, ни крестить. Ни на погост снести… Да и очиститься многим, после басурманской неволи не помешает. Исповедаться, причаститься… Не по-людски это, барин. Не по-божески. Так что кланяемся мы тебе всем обществом — разреши церковь строить.

Молодка отвесила земной поклон.

«Без церкви — деревня, с церковью — село», возникла в голове где-то вычитанная справка. А село — это хорошо. Это уже развитие. Следующий шаг — городище. И доход другой, и уважение. Владелец города куда больший вес имеет, чем владелец хутора. Пригодится, когда с другими вельможами общаться стану.

— Добро… Хорошо, что напомнили. Даю разрешение. Ставьте храм. Православный. На днях буду в Смоленске, скажу о том архимандриту и возьму у него грамоту. И клирика попрошу прислать. Чтоб все честь-почести, как по церковным канонам полагается.

* * *

— Батька атаман! Слава! — две луженые глотки проорали приветствие с расстояния в полверсты. А показалось, что рядом стояли. Аж в ушах зазвенело.

— Слава!

— Тихо, вы, аспиды! — шикнул на Четвертака и Пятака. — Чего отрете, как оглашенные. Хотите, чтоб воевода Обухович дружину по тревоге поднял?

— Челом, батька… — слетели те с седел и бухнулись в ноги. — Виноваты. Обрадовались шибко. Теперь-то уж наша точно сверху будет. Нахлебаются свеи кровавого пива… — затараторили наперебой гайдуки.

Ан, нет. Не гайдуки уже. Поднабрались опыта парни под присмотром князя Цепеша. В городовые казаки выбились. Молодцы…

— Не частите. Толком говорите… Ты… — ткнул пальцем в Четвертака.

— Фуражиры свеев в наши края забрались, — произнес тот уже спокойнее, вытирая шапкой потный лоб. — Большой отряд… чтоб им пусто было. Наши разведчики почти четыре дюжины насчитали. В основном драгуны. Но и черные рейтары тоже есть. Аж пятеро…

— А не далековато шведы забрались? — усомнился я. — Для крестьян полсотни регулярного войска силища огромная, но ведь по пути у них не только деревеньки и хутора?

— Так ведь и войско короля Густава теперь ближе к Варшаве, на триста верст, чем было… — ответил Пятак.

«Вот как… Значит, пока я там, на югах татарву гонял, у нас здесь «шведы Кемь взяли»? Интересно, а что я еще пропустил? Речь Посполитую еще не отменили? А то, может, я уже не короля Сигизмунда подданный? Да, с визитом к Обуховичу затягивать не стоит».

— Федор, — окликнул я Стрельца, обнимающего жену. — Оставляю обоз на тебя. Михей, Анастасия — вам мои советы без надобности. Не впервой. Принимайте пополнение. Все оставшиеся вопросы обсудим как только вернусь. Обещаю! Черкесы! За мной!

Ох, как вовремя хлопцы подоспели. Не, управление, учет и прочая бухгалтерия — не мой конек. Скукотища смертная… Умом понимаю, что без этого никуда не денешься, и хочешь не хочешь, а придется. Но, если есть возможность увильнуть от этой тягомотины хоть на какое-то время — грех не воспользоваться.

Гикнул, свистнул, щелкнул нагайкой… Только ветер в лицо пахнул…

Вот это я понимаю жизнь. Настоящая, мужская. Оглянулся. Позади клином, как журавли, черкесы несутся, посверкивая панцирями и шишаками. Вот бы так, на всем скаку, и во вражескую рать вонзиться.

Кстати, о рати… Я ведь даже не уточнил у гонцов где она. Обрадовался так, что рванул напрямки, а шведы, может, совсем в другой стороне. Хотя, если солнце за спиной, то запад впереди.

Оглянулся еще раз, Четвертак с Пятаком немного отстали, все же у них кони похуже, но знаков не подают. Значит, правильно скачем. Ну, да ладно, Замошье уже вот-вот за горизонт спрячется.

Пустил коня шагом и поманил к себе гонцов.

— Правильно скачем?

— Да, батька… — подтвердили дуэтом. — Точнехонько к Сурице. Мимо нее никак не промахнуть. И брода там два. Один чуток правее будет. Второй — наоборот, левее. А свеев искать не придется, они сами себя укажут. Где свежие дымы курятся — значит, там фуражиры и промышляют. Они хоть не басурмане, капитан сказывал — в Христа веруют, но полон не хуже голомозых берут. За собой только пепелище оставляют.

Это уж, как водится. Кто и с кем бы не воевал — достается всем. Ошалевшие от крови и смертей солдаты не знают пощады. Ни к чужим, ни к своим. Поскольку не знают — сегодня им суждено умереть или удастся дожить до завтра. И чем дольше длиться война — тем сильнее безумие. А здесь бои и сражения не затухают вот уже почти сотню лет. Как степной пожар выжигая все живое, превращая тысячи квадратных верст в Loca Deserta — Пустынные земли.

Кто-то из поэтов сказал, что у войны не женское лицо. А как по мне, у нее вообще нет лица — жуткий оскал, полуистлевшего звериного черепа. И очень трудно оставаться человеком, если довелось заглянуть в ее пустые глазницы…

Так и случилось. Еще не слышно было ни криков, ни запаха гари, а дымы уже струились в небо, указывая место, где смерть нашла себе свежую поживу. Словно приманивала новые жертвы.

— Батька атаман, дозволь вперед поглядеть, что там? — приблизились ко мне те самые черкесы, что вот-вот должны были стать пятигорцами.

— Добро. Только в бой не ввязывайтесь. А лучше — чтоб вас вообще не заметили.

— Не сомневайся, батька. Мы мышками прошмыгнем.

Отпустил их, подозвал Четвертака с братом.

— Князь Цепеш где был, когда вы за подмогой поскакали. Где искать его сказывал?

— Только то, что следом за свеями идти будет. Пока не стемнеет. А ночью наши нападут на обоз, даже если подмога не поспеет.

— Разумно…

Я хотел еще что-то сказать, но тут впереди грянули мушкетные выстрелы. Да не одинокие. Лупили залпами. Похоже, благие намерения, в очередной раз только намерениями и остались. То ли у наших нервы не выдержали… Не так просто это молодым парням да мужчинам глядеть, как враги над беззащитными людьми измываются. Стариков да деток убивают, девок сильничают… А может, просто какой швед чересчур глазастый попался?

Впрочем, какая разница?

— К бою!

Коню шпоры в бок, пистоль в руку…

— Ур-ра! Слава!

Шведы за фуражом отрядили воинов бывалых. Пары минут не прошло, как пальба началась, а они уже возы в круг поставили, спешились и внутри укрылись. Кроме нескольких всадников в черных доспехах. Видимо, те самые рейтары, о которых уважительно говорили гонцы. Выглядят внушительно. Рослые, широкоплечие. Кони тоже под стать.

Разъехались неширокой шеренгой и неторопливо двинулись в нашу сторону. За оружие не хватаются. Хотя, стоп! Еще как хватаются! У каждого по два пистоля!

— Отряд! Слушай приказ! Всем огонь по рейтарам! Обоз потом!

И показывая пример, первым выпалил в сторону черных всадников.

Фига себе! Я готов был поклясться, что не промахнулся, но скачущий прямо на меня рейтар только покачнулся слегка. Это что же у них за кирасы такие, что их пули не берут? Интересно?!

— Целиться в голову! Залпом! Огонь!

Ага, счаз-з… Размечтался. Это не стрелковая рота и даже не взвод. Тут еще каждый сам за себя воевать привык. Кто-то выстрелил, а кто-то и доставать самопал не стал. Мол, сабля надежнее. А вот рейтары все правильно сделали… Выждали, покуда черкесы максимально приблизятся и саданули в упор. Четверых наших, как кувалдой из седел выбросило. Еще двое удержались, но поднятые для удара сабли, бессильно опустились вниз. Ну, хоть живые… Теперь моя очередь! Получи, фашист, гранату!

— Бах!

Хорошо попал. Прямо в оскаленную рыжую рожу. Минус один!

— Бах! — левее от меня, и еще один рейтар отправился к праотцам. Это Мелисса. Умничка.

— Бах! — правее. Иван, наверное. Промазал. Вернее, плечо задел. Но, тоже хорошо получилось. Второй пистоль у рейтара из руки выпал.

— Бах! Бах! Бах! — это шведы вторые пистоли разрядили. Но, видимо, гибель товарищей сбила прицел, потому что никого из наших этот залп не задел.

А перезарядить еще раз им уже не позволили. Десяток черкесов вихрем налетел на врага. Тут уж казакам не было нужды указывать. Сами разобрались по парам, заходя сразу с двух сторон.

Сабельная рубка, почти как ножевой бой, скоротечна. Удар, финт, удар… И либо один, либо другой всадник ложиться на конскую шею, обагряя гриву дымящейся кровью. А победитель уже рубится со следующим врагом. И тут уже личное мастерство уступает количеству. Как не вертись, если в тебя стреляют и тычут клинками со всех сторон, отбиться сложно. Единственный способ — не увязнуть, ножом проткнуть вражеские ряды и уйти на простор. Потом развернуться — и опять повторить маневр…

Рейтары так и планировали. Выстрелами расчистить путь, проскочить и пока мы бы их догоняли, перезарядить пистоли. Как я после узнал — обычная их тактика против нукеров и крылатых гусар. Хороший доспех надежно защищает от татарских стрел, а пуля быстрее копья. Но, в этот раз не получилось. И лошади у черкесов не в пример быстрее гусарских, и сами они не с пиками наперевес мчались, вот и смогли уклониться. А потом и показали чересчур самоуверенным шведам, что сабля в ближнем бою эффективнее палаша. И уж тем более — разряженного пистоля.

Ни один не ушел. После того, как «черные» подстрелили их товарищей, в плен черкесы никого брать не стали. Увидев гибель своих лучших воинов, прячущиеся за телегами шведы, заверещали что-то и принялись палить в нашу сторону из мушкетов. Но расстояние было для гладкоствольного оружия слишком большое. Если и долетала какая случайная пуля, то даже сапоги пробить уже не имела силы. Удар получался, словно камешком из рогатки.

А еще через минуту им стало не до нас. Князь Цепеш повел в атаку своих бойцов…

* * *

Шведы отстреливались до последнего... Не патрона, естественно, а бойца. Но, атакованные одновременно со всех сторон, долго сопротивляться не могли. В этом и беда любого ограниченного пространства. Вроде бы находишься под защитой, а на самом деле – пуля просвистевшая мимо, вполне может угодить в спину товарища.

Кто-то наверняка хотел сдаться, но знатоков шведского не нашлось. Да и какой с них прок? Сведения о войске короля Карла мне без надобности, я с ним воевать не собираюсь. А что фуражиры натворили – и без рассказов видно. По награбленному добру. Да и след они за собой такой оставили, что прямиком в Ад пройти можно.

- Приветствую, сударь! – галантно приподнял край шляпы Цепеш, подъезжая ближе. – Вовремя вы...

- Приветствую, князь. Да вы бы и сами справились... Вон, каких бойцов подготовили. Когда я уезжал, большинство не знало с какого боку мушкет заряжается, а сейчас любо-дорого посмотреть.

- Да, - без тени смущения подтвердил валашский вельможа. – Этих можно смело в милицию зачислять. Казаками им не стать, не тот характер, но за свой город или село биться будут насмерть.

- Вот и славно. Казаков у меня... скоро некуда складывать будет. А для процветания замку рабочие руки не меньше оружных нужны.

- Кстати, о руках... – оживился Цепеш. – Их катастрофически не хватает.

- Неужто, - ухмыльнулся я. – Вторую неделю только и знал, что отправлял в Замошье обозы с крестьянами, а тебе, князь, еще мало?

- Ай, - отмахнулся тот. – Несколько сотен, разве этого может быть достаточно, когда на пустом месте строится замок? Я всех, кто способен держать топор и лопату на строительство отправил. Даже баб. Разбил на десятки. Казаков поставил старшими... Этих учить не надо. Сами за всем проследят и другим спуску не дадут.

- Разумно. Братчики окопы рыть и Гуляй-город строить мастера.

Цепеш кивнул и продолжил:

- Одно хорошо – все через басурманскую неволю прошли, понимают, что без надежной крепости и на новом месте не будет спокойной жизни. Не на работу – с работы гнать надо, чтобы не надорвались. Со старостой и Федотовой женой больше цапаться приходиться...

- С чего вдруг?

- Да я не в претензии. Понимаю. У них своя забота – провизия. Шутка ли, такую ораву прокормить, если в поле одни старики да детвора... Вот и наскакивают с двух сторон. То отпусти мужиков луг выкосить, пока травы не перестояли. То – амбар новый поставить, кровь из носу надо. В одном мы сошлись – никакого жилья, покуда крепость не закончим. Видел, небось – поля вокруг Замошья, землянками, как сусликовыми норами изрыты?

Честно говоря, не обратил внимания, но кивнул.

- Там и живет народ. Хорошо, лето сухое выдалось. А как задождит... Поторапливаться надо, Антон.

- Поторопимся... Пока мы здесь развлекаемся, в Замошье еще один обоз пришел. Так что работников прибавится. А дня через три-четыре, еще один жду. А, может, и не один. Как Мамай решит. Но, даже если последний – то с ним полсотни казаков будет.

- Добро, коли так... – князь покрутил ус, помолчал, но все же спросил: - А с деньгами как? Люди готовы трудиться даром, но дерева не хватает, железа. Одних гвоздей еще бы пудов сто... И полос. Ворота обшить. Бойницы усилить...

- Из горла не лезет, но имеется. Вернемся – отправляй обозы. Пусть покупают. В Смоленск сам собираюсь. Может, у воеводы еще чем разживусь... договорюсь, чтобы награду за Маслов Брод не деньгами, а товаром выплатил... Зря что ли, хитрил? – и тут ко мне гениальная мысль наведалась.

- Князь... А насколько ты щепетилен в вопросах рыцарской чести?

Цепеш только хмыкнул и опять подкрутил ус.

- Странные вопросы ты задаешь, милсдарь Антон. Но, думаю не из праздного любопытства. А прямой вопрос прямого ответа заслуживает... Рыцарская честь – для турниров и дуэлей хороша. Когда с равными сражаешься. Что касаемо войны... A la guerre comme a la guerre.

- Отлично. Тогда у меня вот какое предложение к тебе будет... – указал на мертвых шведов. – Надо их работу продолжить.

- Объясни? – князь явно не понял гениальность моего замысла.

- Да просто все... Переодевай своих хлопцев в форму шведов и пугай всю округу. И обратно в Замошье не торопись. Забирайся так далеко на северо-запад, как только успеешь. Во-первых, - лучше пусть провиант нам достанется, чем врагу. Во-вторых, - если хорошо роль сыграешь – селяне снимутся с места и под защиту замков отправятся. Отчасти и к нам – а это дополнительные рабочие руки. А еще мы, этим спектаклем, многие жизни спасем. Потому как просто словам народ неохотно верит – особенно, если надо с насиженного места сниматься. А когда настоящие шведы придут – прятаться будет поздно. И самое главное – шведы ведь на одном отряде не остановятся. Не вернутся фуражиры – пришлют других. Числом побольше...

- Встретим и этих... – проворчал Цепеш.

- Ни секунды не сомневаюсь. Но тогда сюда направят карательный отряд. А то и полк драгун. Которые пройдут через наши земли огненным вихрем, уничтожая все на своем пути. Возможно, что и до Замошья доберутся. Ты готов, князь, увидеть такого врага под нашими, недостроенными стенами?

Цепеш промолчал.

- Я тоже... А наша уловка их остановит лучше любого отряда. Потому как поживы шведам не будет. Прогуляются они по пожарищам и пустоши пару дней, да и вернутся обратно. Еще и доложат королю, что в эту сторону войску ходить не стоит.

- Гениально! – восторженно воскликнул валах. – Ты, милсдарь Антон, прирожденный командир.

- Ну, это не моя придумка, - не стал я присваивать чужие заслуги. Хотя похвала такого воина была мне приятна. - Подобным способом еще скифы с Дарием воевали. Заставляя персов двигаться по пустынным землям. Может, именно с тех пор они и называются Loca Deserta – Дикое Поле, пустынная земля?

- Возможно... Латиняне любили использовать чужие названия, переиначивая на свой лад. Но это дела давно минувших дней и особой важности для нас не имеют. А сейчас, я так понимаю, задумку надо выполнять немедля.

- Хорошо бы. Время и в самом деле не ждет. Дня три-четыре шведы еще подождут возвращения фуражиров, а потом встревожатся. Так что не позже чем через седмицу, можно ждать гостей.

- Тогда, немедля и приступим. Думаю, мое присутствие в Замошье теперь, когда в нем так много опытных воинов, не столь необходимо? Ты же не один вернулся?

- Нет. Идальго со мною... Кстати, Виктор в Крыму любовь свою нашел и из плена спас. Так что, думаю, теперь его в поход никаким калачом не выманишь. Федот тоже...

- Это хорошо... – как-то излишне нервно дернул ус князь. – Вот пусть сам с женой и воюет. А то Настасья, как забеременела, так и вообще слова поперек не скажи... А Михай с нею заодно... – признался неожиданно, хоть недавно говорил, что ладит с моими управляющими.

– Так ты, князь, из-за этого парней в поле вывел? Чтобы в крепости не сидеть?

Цепеш хмуро кивнул.

- Не любят меня обыватели... Все время в чем-то плохом подозревают. В общем, если я какое-то время побуду вдали – всем только лучше станет. Одна беда – не годяться мои хлопцы для нашей затеи. Не смогут они злых врагов изобразить. Может, поменяемся? Забирай их в Замошье – там толку больше будет. А мне оставь черкесов. Их даже переодевать не придется. Кто из крестьян в мундирах разбирается? Паре-тройке шотландские береты надену, сам в кирасу влезу, да и будет. А главное – они на своем языке говорить смогут – никто и не заподозрит.

- Хорошо. Только ты их в руках держи. Объясни, что это понарошку. Парни они жесткие. Как бы не перестарались.

- Лес рубят, щепки летят... – отмахнулся князь.

- Так-то оно так, но...

– Не беспокойся. Ничего страшного не случится, если черкесы крестьянам, для их же пользы, задницы нагайками исполосуют да пару-тройку девиц на сеновал затащат. Сам же понимаешь, если гречкосеи шведов дождутся – в десять раз дороже цену заплатят.

Ладно. Будем надеяться, чересчур много дров не наломают. Все же не басурмане. А в целом, Цепеш прав. Не до сантиментов. Если не поверят крестьяне «ряженым» - все погибнут. Так что десяток сожженных изб и гарнец слез не слишком большая цена за сотни жизней.

- Добро, князь. Воин ты опытный, поступай, как считаешь нужным. Условимся так – сперва по ближним селам пройдись, а потом иди навстречу шведам. Как обнаружишь их - в бой не вступай, а двигайся впереди фуражиров... Так чтоб им наверняка ни одно целое селение не досталось. А как шведы обратно повернут – еще недельку покуралесь, забирая в сторону Смоленска.

- Так они же к Обуховичу и побегут?

- Пускай бегут... – подмигнул я наследнику валашского престола. - Я тут подумал, не век же нам в Замошье куковать? Зима не за горами. А я на заснеженные поля и леса предпочитаю глядеть с высокой каменной колокольни...

- Какой колокольни? – недоуменно мотнул головою Цепеш. – В Замошье даже церкви нет.

- Зато в Смоленске есть... – скорчил я многозначительную рожу. – Все-все, князюшка. Давай прощаться. Дел у нас с тобой и в самом деле, невпроворот.

Глава четвертая

Эх, дороги, пыль да туман,

Холода, тревоги, да степной бурьян.

Знать не можешь доли своей.

Может крылья сложишь посреди степей...

Насчет прохлады я бы не возражал. Достал уже этот солнцепек. Особенно, когда целыми днями из кольчуги не вылезать, а вокруг воздух аж дрожит над землей, перегревшись на солнце. Никакой белый плащ не поможет. Тем более, что он уже через полчаса становится серым и воняет конским потом. А все остальное в точку. И пыль, и бурьян, и тревоги...

Думы, переживания, воспоминания, размышления и рефлексия... Ну, а чем еще прикажете заняться? От Замошья до Смоленска путь неблизкий и никакие развлечения на нем не предусмотрены. Ни постоялого двора, ни шашлычной...

Изредка выскакивающих разбойников, напросившиеся со мною Четвертак с Пятаком и Немой Иван выносят быстрее, чем Виктор успевает шторку в окошке кареты приподнять. Так что я даже не дергаюсь. Пусть казаки веселятся. Мне хоть подумать есть о чем, а они бедолаги так отчаянно скучают, что боюсь, как бы им челюсти от зевоты на бок не своротило.

Из всей компании только сестра Мелисса сохраняет удивительное спокойствие, да влюбленный идальго не устает ворковать с панночкой. Как залезли в карету, окна занавесили, так весь день носа не кажут. И это в такую-то жару...

Мысли мои все больше о прошедшем. Поскольку оно реально, а потому подлежит оценке и анализу. Тогда как будущее темно и непредсказуемо... И, как говаривали мудрецы, даже если обдумать сто вариантов грядущих событий, никто не может гарантировать, что не случится сто первый... Ну, или что-то в этом роде. А к чему тогда заранее ломать голову и нервничать? Делай что должен и будь что будет.

Лучше вспомнить, все ли сделано из того, что хотел. Не забыл ли чего впопыхах? Все ли по уму и не стоит ли чего изменить, пока не поздно?

Вчерашний ден был богат на события. Вернувшись после стычки со шведами в Замошье, я уже неторопливо осмотрел стройку. И остался весьма доволен. По большому счету дело ускоренными темпами приближалось к завершению. Ров был фактически готов... Насыпь - тоже... Не мешало, конечно, усилить склон от размывания и сползания, прежде чем срыть греблю и пустить в него воду из реки. Но это уже можно было поручить ребятне. Не велика наука дерн укладывать, да вербовые прутики в землю втыкать. А чтобы заинтересовать детвору, велел выдавать им в конце дня сладости... Зря что ли целый воз вываренных в меду фруктов и рахат-лукума припер из Крыма? Кара-Мурза на прощание втюхал, грозясь насмерть обидеться, если отвергну угощение. Вот и пригодилось.

Михай с Настей, оценив выгоду от такой смены работников, еще и от себя пообещали, что по окончании лучших тружеников отправят на пасеку, мед выкручивать. А освободившихся от работ мужиков и баб тут же выгнали в поля. На битву за урожай...

Частокол в общем, тоже почти закончили. Оставалось укрепить понадежнее террасу для стрельцов да камней наверх натаскать. В угловых башнях тоже делов от силы на неделю. Да и то – в основном на крыше. Ворота уже навесили. Толстые, мощные. Железными полосами усиленные. Ждали только, заказанную в Смоленске, решетку. И специальную лебедку, для ее поднятия и опускания. А вот с подъемным мостом решили не заморачиваться. Дорого и не эффективно. Проще сжечь и, потом, новый соорудить. Для чего установили на нем несколько бочек со смолой и дегтем. Если полыхнет – во всей реке воды не хватит, чтобы потушить.

Больше всего недоделок обнаружилось в детинце. Само здание уже завели под стропила и начинали крыть, но до полного завершения оставалось еще много работы. Полы, лестничные марши, двери, окна... Печи... Тем более, что здесь простым числом не ускорить – а мастера подгонять, только вредить. И на себя же пенять потом. Если зимой сквозняки замучают, полы рассохнутся так, что хоть руку между досками просовывай, а печи чадить станут.

Но, даже при таком состоянии дел уже было понятно: объявись враг хоть завтра, с ходу Замошье ему не взять. А откуда ему нарисоваться – я имею в виду – завтра? Средние века не мое безумное будущее с его стремительностью. Здесь скорость движения войск измеряется пешими переходами. То есть, не больше пятидесяти километров в сутки. Да и то я сильно преувеличил. Такой марш войска выдержат недолго. На самом деле тридцать – тридцать пять верст в день считается хорошим темпом. Для основных сил, само собой. А, значит, будет время успеть подготовиться к встрече или... уйти, если очень уж не сопоставимы силы.

Вот только неоткуда большому войску взяться.

С юга я сам вернулся и по пятам никакая орда не топала. Да и вряд ли в этом году, после всего произошедшего там, татарам будет до набегов. На востоке - тоже затишье... Москва с Краковом замирилась на какое-то время, давая ляхам возможность отбиться от шведской навалы, настоящим потопом наводнившей коронные земли. Не то чтобы царь Михаил вдруг воспылал любовью к Речи Посполитой, но и чрезмерное усиление потомков викингов Кремлю тоже ни к чему. Пусть Белый орел да Золотой лев между собой повоюют, потреплют друг друга. Да подольше...

Так что неприятностей я мог ожидать только от вельможных соседей. Тех, кому быстрое развитие Замошья могло показаться угрожающим. Ну, или вызвать объяснимое желание прибавить еще одно имение к уже имеющимся. Руководствуясь древней истинной, что хоть у меня и имеется дарственная грамота - до бога высоко, а короля – далеко. Да и не до мелких чвар между дворянами сейчас Сигизмунду. Самому бы на троне усидеть. Слишком уж неудержимо швед напирает.

Вот поэтому я в первую очередь и хочу встретиться с воеводой Обуховичем... Перетерь за жизнь, так сказать. Заручиться поддержкой. Хотя бы до тех пор, пока он сильнее. Ну и пока Мамай с хлопцами не вернулся.

На время отсутствия Цепеша, комендантом крепости назначил Федота Стрельца. Надеюсь – справится. Тем более, что у Михая и Настасьи работников прибавилось – есть теперь кому и жать, и косить, и в амбар свозить. А так же строить... те самые амбары и жилье для крестьян. Не сильно наскакивать будут.

Они, конечно, и сами не вчера родились. Но я еще присоветовал своим управителям не с хат начинать, а - бараков. Все же из полона мало полноценных семей вызволить удалось. В основном, молодые и одинокие... чудом уцелевшие и схоронившие близких. К чему таким горемыкам отдельное жилье? Волком в четырех стенах выть? Как бы там ни было, а в общежитии все легче. А вот когда начнут новые семьи заводить, вот тогда об индивидуальном хозяйстве можно и подумать.

Оксане с Кириллом тоже отдельное поручение дал. Обустроить внутри крепости госпиталь для тяжело больных, которые не заразные, и для раненных... в перспективе. А в одном из ближних хуторов – организовать лечебницу.

Храм, сообща решили, пока не строить. Дождаться батюшку. Мало ли какие у него требования будут, согласно церковного Устава? Зачем переделывать, если что не так? Пара недель не срок, можно и переждать. Зато, потом, все свадьбы и крестины разом отгулять. На целую зиму веселья хватит.

На завершение поговорил с Агнешкой.

Юная панночка явно тяготилась сельской жизнью, не зная, к чему себя приложить. А от безделья, как известно, люди начинают глупостями заниматься. А уж это милое и чересчур активное существо, наверняка способно устроить локальный Армагеддон, в отдельно взятом селении. Поэтому пришлось напрячь мозг и придумать, как использовать ее энергию в мирных целях и с прибылью. И таки придумал...

Вот поэтому и пылит сейчас позади нас легкая карета, внутри которой непрерывно воркуют престарелый идальго и юная прелестница. А в Замошье никто, включая воеводу Обуховича, даже не подозревает, какого Троянского коня я им приготовил. Вернее – кобылку...

Ну, да не суть. Как говориться не в названии сила. Поняв, что от нее требуется, взамен за безбедное содержание и возможность проживать в большом городе – панночка согласилась без раздумий. Поклявшись быть верной лично мне по гроб жизни. И тут же, со свойственной ей легкомысленностью, с ходу предложила, авансом исполнить любой каприз, в любом месте и в любое время, по первому требованию.

Заманчиво... Девушка и в самом деле чертовски красива. Но, трезво рассудив, что за часок удовольствия можно огрести нешуточные проблемы и потерять друга, - я искренне поблагодарил панночку и, самым скорбным тоном, буквально «со слезами на глазах», отложил обсуждение этой темы до более подходящего времени. Не потому, что втайне все же планировал воспользоваться ее услугами, а потому, что прямой отказ чреват не меньшими проблемами.

Отвергнутые красавицы, независимо от причин, легко превращаются в смертельных врагов. Так что расставаться с барышнями надо так, чтоб они оставались уверенными, что сами приняли роковое решение и сказали последнее слово. Лучше пусть ощущают к бывшему любовнику жалость и презрение, чем обиду и ненависть.

Виктора только жаль. Нахлебается он с этой поветрулей* (*стар. слав., - дух ветра. В переносном смысле - ветреница)... Но, с другой стороны, беря в содержанки девицу, почти втрое моложе себя, глупо надеяться на взаимность, а надо быть готовым к изменам и радоваться всем солнечным дням, которые еще достались тебе перед последней зимней стужей.

Кстати, возможно, роль Мата-Хари поглотит излишки энергии и крепче привяжет Агнешку к умудренному жизненным опытом идальго? Поскольку ей больше не на кого будет опереться во враждебном городе. Поделиться проблемами, попросить совета... А главное – де ла Буссенор станет единственным человеком, с которым панночка сможет не притворствовать, оставаться искренней, самой собой. Да и общественное мнение, наверняка подтолкнет их к законному оформлению их взаимоотношений. То есть – браку. Иначе перед Агнешкой, несмотря на юность, красоту и деньги, закроются двери во все именитые дома Смоленска. Общество, даже если состоит из законченных подлецов, негодяев и шлюх, на людях всегда демонстрирует порядочность и целомудрие. И тем щепетильные бывает в вопросах чести, чем порочнее в душе ее члены.

М-да... Чего только не придумаешь, чтобы сделать друзей счастливыми, да еще и получить с этого выгоду.

* * *

Воевода Федор Обухович был на месте и так обрадовался моему возвращению, что принял тут же. Не задержав ни на минуту. Более того – сам вышел на встречу и сразу провел в кабинет.

- Ну, наконец-то вы вернулись, вашмосць! – вскричал возбужденно, когда мы остались вдвоем за плотно запертыми дверями. – Заставили же вы меня поволноваться! Почему так долго? Честно говоря, я уже начинал сомневаться... Но из Левобережья вернулся отряд лисовчиков Зацвилиховского, и подтвердил, что от Маслова Брода осталось только пепелище и свежие могилы.

Говоря все это, воевода подтащил меня к столу, усадил, сам плюхнулся в кресло напротив и наполнил кубки.

- Давайте выпьем за успешное выполнение задания и... рассказывайте, рассказывайте – как вам удалось так все быстро и хорошо провернуть?

- Награду хорошую посулили... – улыбнулся я совсем чуть-чуть, давая понять, что шучу. Но не совсем. И если надо, за подходящую цену, готов на любую подлость. А что поделать? Я же для Обуховича обычный ловец удачи, наемник. Значит, надо соответствовать.

- Да-да... Конечно. Я все помню и слово свое сдержу. Замошье, считайте, уже ваше. А деньги сегодня же велю казначею отсыпать. Еще и прибавлю сотню-другую... за быстроту.

Слова воеводы резанули слух, и я решил переспросить:

- Что значит «считайте»? То есть – деревня еще не моя? А как же королевская грамота?

- Ваша, ваша... – махнул успокоительно Обухович. – Формальность одна только... небольшая осталась. Помимо печати, нужна подпись короля. А за нею вам придется лично в Краков съездить.

- Об этом разговора не было.

- Да ты, вашмосць, не сомневайся. Наш король делает все, что шляхта требует. Да и не с пустыми руками поедешь. Во-первых, - я дам тебе прекомендательное письмо, в котором подробно опишу все подвиги, которые ты совершил во славу Речи Посполитой. Во-вторых, - наши шляхтичи решили поднести королю в подарок – отменных статей боевого жеребца. Думаю, Сигизмунд будет весьма благосклонен к тому, кто доставит коня в Краков. А с учетом того, как неспокойно нынче на дорогах – это деяние тоже можно вписать в перечень доблестных.

Воевода снова наполнил кубки, а потом наклонился ко мне поближе, и продолжил с заговорщицким видом:

- В любом случае вацьпан уже показал себя весьма храбрым воином и рачительным хозяином. Превратить за такое короткое время захудалую деревушку, с трудом наскребавшую несколько сотен монет годового налога, в мощный острог. Обещающий вот-вот превратиться в городище... Это надо уметь. Мои поздравления... Рад. И не удивляйся, вашмосць... Сильный и хороший сосед дорогого стоит. А чтоб и ты не сомневался в моем к тебе расположении, я хочу вручить тебе еще один лист с гербовой печатью. Открытый патент хорунжего драгунского полка. На котором сейчас недостает только имени офицера и... подписи короля. Соглашайся, вашмосць... Это самое большое на что может рассчитывать человек, пусть и шляхетской крови, но худородный и безземельный. Но эта бумага, в наше смутное время, может стать первой ступенью, ведущей на самый верх. Понимаешь?

Конечно, я понимал. Но воеводе надо было выговориться. Так что пришлось пожать плечами.

- О! В этом же нет ничего сложного! – взмахнул руками воевода, чуть не расплескав вино из кубка. – Допустим, вашмосць совершит героический подвиг... А то и несколько... – расщедрился Обухович. – В чем я ни минуты не сомневаюсь. Известие о которых, как и полагается, дойдет до короля. И он, в столь трудные для Речи Посполитой дни, конечно же захочет достойно наградить героя. В пример другим... Согласны?

Пришлось еще раз пожать плечами. Потому как от награды я, естественно, не собирался отказываться.

- Вот! – назидательно вздел перст смоленский воевода. – И когда наш славный Сигизмунд призовет тебя, вашмосць, к трону, то кого же он увидит?

Здесь ответ не требовался. Так что я просто промолчал, всем видом изображая внимание.

- Худородного шляхтича! Который ничем, кроме своего слова не сможет подтвердить дворянство! А ведь вокруг престола не только рыцари, но и разные купцы трутся. Этим на подвиги плевать. А вот на награды – как раз наоборот. И они тут же поднимут вселенский вой, если король захочет расщедриться. Объявят тебя, вацьпан, простолюдином и самозванцем, да и вообще, во всех смертных грехах обвинят, лишь бы сладкий кусок изо рта выхватить. Теперь понимаешь?

- Пока у меня на боку сабля, а не каламар* (*стар. слав., - письменная принадлежность, емкость для чернил)... – я многозначительно положил ладонь на эфес. – Кровью умоются.

- Глупо, вашмосць... Уж извини, - воевода поморщился, как от зубной боли и в третий раз налил вина. - Слова достойные незрелого юноши, но никак не подобают мужу серьезному. Всем рты не заткнешь...

Выпил залпом и вытер усы.

- А вот если ты, вашмосць, к тому времени, будешь командовать хоругвью, пусть даже всего лишь валахских драгун, то никто не посмеет усомниться в твоей шляхетности. И деревенька здесь тоже к стати. Подумай на досуге... И прими совет от человека прожившего изрядный кусок... Не важно, как звали тебя и твоих родителей до этого дня. Стань – Антонием Замошским. И впишись так во всех грамотах, патентах и договорах.

Гм... А ведь неплохая мысль. А то у меня, пока, и в самом деле туговато с фамилией. В том смысле, что я ее все равно не помню. Тогда как вариант Обуховича очень даже неплох. Тот же Портос, уйдя из мушкетеров, не сразу стал бароном дю Валлон де Брасье де Пьерфон, - а присоединял по одному названию, приобретаемой недвижимости, к собственному имении. Так и я, со временем, могу стать – не только Замошским, но и Смоленским. К примеру...

- Спасибо за совет, пан воевода. И за предложение. Я согласен... И, если нет каких-то других планов, завтра с утра и поеду в Краков.

- Верное решение, вашмосць... Швед наступает так, словно их черти вилами в зад тычут. Того и гляди – короля в другом месте искать придется. Помощь какая-то нужна? Могу десяток лисовчиков придать. У меня от них в городе одно беспокойство. А тебе, чем больше отряд – тем солиднее и почетнее. Да и рубаки они неплохие. Вот только дисциплины никакой не признают. Чистые запорожцы...

- А где они сейчас?

- В корчме, где ж им еще быть... Или в борделе.

- Хорошо. Схожу, посмотрю сам. Если подойдут – заберу. А еще я хотел бы, пан воевода, получить припасов в дорогу...

- О том не беспокойся. Прикажу снарядить.

- И ту награду... что мне полагается за Маслов Брод...

- Сказал же – утром казначей все до талера отсчитает.

- Не, я как раз хотел просить, вместо денег, отправить в Замошье зерна... Людей у меня, как сам знаешь, прибавилось. А запасов, прокормить до нового урожая, не хватит.

- Хорошего хозяина сразу видать, - одобрительно кивнул Обухович. – Не возражаю. Завтра же велю отогнать в деревню две сотни овец... шкуры потом вернешь... А как закончат кузнецы решетку, с тем же обозом вышлю сто пудов ржи и десять пудов пшеницы. По рукам?

- Спасибо, ясновельможный пан воевода. Это даже больше, чем я ожидал получить.

- Сочтемся... – Обухович схватился за кувшин, увидел что тот пуст и раздраженно шмякнул им о столешницу. – Тадеуш! Вина!

- Вашмосць, может, в другой раз продолжим? Вино у тебя отменное, спору нет. Но, боюсь, после второго кувшина с лисовчиками разговора уже не получится. А мне все же хочется заранее понять, с кем путь делить. Говорят-то о них разное.

- Что ж, пусть будет по-твоему, неволить не стану. Важные дела и впрямь лучше на трезвую голову решать, - не слишком охотно согласился воевода. - Но, когда ты, вашмосць – уже, как Антоний Замошьский и хорунжий драгунского полка вернешься из Кракова, одним кувшином вина не обойдется. Соберем шляхту со всей округи и усадим за стол! Это я тебе твердо обещаю! А слово Федора Обуховича крепче булатной стали!

Хотел ответить в таком же выспренним духе, но где-то рядом зазвучала музыка. Я не большой знаток во всяких там сонат и кантат, но эта мелодия была совершенно обворожительная. Нежная, задумчивая.Как говориться, бередящая душу. А потом звонкий, девичий голосок затянул негромко, со слезинкой и легкой грустью:

- Gdzież ten co go czekam tak

Że mi tchu aż w piersiach brak?

Gdzież ten co obieca mi

Miłość do ostatnich dni?

Gzie ten który powie mi

Że do końca swoich dni

Że do ostatniego tchu

Będę całym życiem mu?*

[~](*пол., - Где тот, кого так жду,

что дышать не могу?

Где тот, кто обещал мне

любовь до последнего дня?

Где тот, кто скажет мне,

что до конца своих дней

до последнего вздоха -

я буду всей его жизнью...)[/]

Слова будто сами в голове возникали и впечатывались там огромными, сияющими буквами. Прям, наваждение какое-то. Пришлось встряхнуть головой, чтобы развеять чары.

- Это кто так волшебно поет?

- Дануся... – с заметной гордостью произнес воевода Обухович. - Моя дочь... Младшая...

- Изумительный голос... – вырвалось у меня. - Уверен, он принадлежит самой прекрасной панночке на всем белом свете.

* * *

Федору Обуховичу мои слова понравились. Похоже, как часто случается с отцами в возрасте, он души не чаял в дочери. Что тут же и подтвердилось. Дверь в кабинет открылась, и на пороге возникло чудесное видение – белоснежное и воздушное. Так раньше изображали ангелочков, а потом – фей. Не хватало только крыльев за спиной, и платье было гораздо целомудреннее, чем у анимешных красоток с огромными... глазами.

Не, с глазами как раз все в порядке. Большие, васильковые... И словно подсвеченные изнутри. Зато именно эта - абсолютная, тысячекаратная невинность производила просто ошеломляющее впечатление, как удар в солнечное сплетение. У меня аж дыхание сперло.

- Папенька, я вот что хотела... – пропело сказочное существо прямо с порога. Потом заметило меня и мило растерялось. – Ой! Я не знала, что вы заняты...

- Ничего, ничего... – шагнул навстречу воевода. – Милая... позволь представить тебе нашего соседа Антония Замошского...

Обухович сделал небольшую паузу и с нажимом закончил:

- Хорунжий драгунского полка. Вашмосць – это моя дочь, Данута.

- Очень приятно... – изобразила книксен девушка. Отчего весь ворох белоснежных кружев пришел в движение, напоминая качнувшуюся на ветру цветущую ветку яблони. Даже ароматом схожим повеяло.

Согласно этикету, я тоже должен был что-то такое ответить и поклониться, но неожиданно для самого себя, продолжал стоять, как неотесанный чурбан и только пялился во все глаза, как баран на новые ворота. Нет... плохое сравнение. Как истинно верующий на чудодейственную икону, в ожидании чуда.

- Вацьпан так во мне дырку просмотрит... – негромко произнесла Дануся. Но не задиристо, а скорее застенчиво. Поскольку глазки опустила. – Прошу прошения, папенька, вы, наверное, важные государственные дела обсуждаете. Не буду мешать... Загляну позже.

Она опять сделала книксен, вспенив платье, и повернулась к двери. На пороге на секундочку замешкалась, словно ждала, что ее окликнут и предложат остаться. Но ни воевода, ни я не произнесли ни слова. Только когда девушка притворила за собой дверь, Обухович обогнул стол и встал передо мной, насмешливо прищуриваясь.

- Что-то ты, вашмосць, совсем с лица спал? Побледнел, словно приведение увидел...

- Ангела... – наконец-то ко мне вернулся дар речи. Причем – это не фигура речи. Я реально обалдел от такой нереальной красоты. Теперь, если вдруг кто спросит, как я представляю идеал, - буду знать, что ответить.

– Вашмосць, разве не видел? Только что здесь пролетал! Неужто померещилось? Пресвятая Дева Мария... – я перекрестился на православный манер, но воевода не обратил на это внимания, а лишь добродушно рассмеялся.

- Ну, полно... полно... Не стоит преувеличивать. Мне, как отцу, конечно, приятно. Но это уж слишком...

- Отцу? – изобразил недоумение я и горяче продолжил. – Отцу?! Так это была ваша дочь?! Господи Иисусе! Какая красавица! Пан воевода, вы самый счастливый человек во всем мире. Иметь возможность каждый день любоваться такой небесным созданием – за это не жалко и жизнь отдать!

- Ах, вот но что... – все также добродушно-снисходительно произнес Обухович. – Вашмосць поражен стрелой Амура? Ну, это не смертельно...

- Осторожнее со словами, вацьпан! – я нахмурился. – Только то, что вы хозяин этого дома и отец... не дает вам право насмехаться...

- Хорошо, хорошо... – поднял руки, словно сдавался, воевода. – Не надо горячиться. Я и не думал смеяться над вашими чувствами, пан Антоний. А всего лишь хотел заметить, что для человека решительного, отважного и... умного, то есть, как раз такого, как вашмосць, нет ничего невозможного. Езжай, пан, в Краков... Встреться с королем... Получи заветные подписи... И возвращайся. Слово чести, продолжим разговор. А чтобы дорога не казалась вашмосьци бесконечной, и в голове просветлело, так и быть... прибавлю от себя, авансом. Насколько мне известно - сердце Дануси свободно. Так что, как говориться... чем черт не шутит, когда бог спит...

Я даже толком не помнил, как пожал воеводу руку, чем несказанно удивил Обуховича. В средние века рукопожатие не было столь распространено, как в мое время. Тогда, в основном, вежливо раскланивались или обнимались. Но мне было до фонаря.

Реально обалдел. Умом я понимал, что это абсолютная и полнейшая бессмыслица. Ну как можно влюбиться в фантом? Ведь красавица Дануся не что иное, как набор пикселей. С таким же успехом можно влюбиться в девицу на обложке мужского журнала. А с другой стороны... Если эти условности не мешают мне регулярно заниматься сексом с Мелиссой, то почему не могут возникнуть и романтические отношения? В конце концов, о иллюзорности этого мира я знаю только от голоса внутри головы. А что, если это не так? Может, наоборот – здесь все реально и только я слегка ку-ку? Получил по кумполу в бою, еще раньше... и сбрендил. Выдумал себе какое-то будущее. Где я якобы жил и откуда пришел.

Чем не версия?

И вообще? Человек я или тварь дрожащая? Имею право! В кого хочу, в того и влюбляюсь. А если кому-то не нравится – могу указать направление, куда шагать.

Вот в таком настроении я и добрался до заезжего двора. Злой, растерянный, но полон решимости сделать все, чтобы вернуться в Смоленск "со щитом и на коне" и еще раз увидеть Данусю.

Взглянув на меня, хозяин, дородный красноносый мужик молча нацедил кружку пива.

- Спасибо.

- Будь здоров, вашмосць. Еще? Или отужинать сперва прикажешь подать?

- Нет... Позже. Я лисовчиков ищу. Не заходили сегодня?

- Как не заходили... Чтоб им так черти смолы в аду наливали, как они пиво хлещут и платить забывают, - проворчал здоровяк, глядя на меня с подозрением. Ну, правильно – скажи мне кто твой друг...

- И где же они? – к вопросу я присовокупил серебряную монетку, которая тут же, словно испарилась с прилавка. А хозяин заметно подобрел.

- К девкам подались. А что им еще делать, збуям* (*пол., - грабитель, разбойник)? Гуляют, пока последнее не пропьют. Потом опять на коней и... – он махнул рукой. – А вацьпану они зачем? Если долг стребовать, то лучше завтра к обеду. Сейчас они буйные во хмелю...

- Ну, я тоже не ангел... – воображение услужливо явило силуэт Дануси и, сопоставив нас, я еще увереннее повторил. – Да... не ангел. Разберусь...

- Тогда, вашмосць, как выйдешь из корчмы, сверни направо. Потом, через шесть домов, еще раз направо. Увидишь двухэтажный особняк с зелеными ставнями – это как раз и будет дом пани Малгожаты. Она-то и сдает комнаты веселым девицам. Впрочем, я думаю, искать не придется. Иди на шум и веселье – точно не ошибешься.

- Спасибо... – теперь я выложил дублон. – Приготовь хороший ужин. На десять едоков. Это задаток... Если до ночи не приду – деньги твои в любом случае.

- Не беспокойся, вашмосць, - золото хозяин принял с почтением. Неторопливо. - Все сделаю, как надо. Комнаты тоже приготовить? Место в конюшне?

- Готовь... – я выложил еще одну монету. – На тех же условиях. Воспользуюсь – утром рассчитаемся. Ну, а на «нет» и суда нет.

Хозяин корчмы оказался прав. О том, где гуляют лисовчики, я услышал раньше, чем увидел.

Большой, ухоженный особняк стоял в глубине небольшого сада. Так что густая зелень деревьев скрывала его от любопытных глаз, но не могла заглушить разухабистую песню, то и дело прерываемую визгом и хохотом.

Внутрь заходить не хотелось. Я не вчера родился и прекрасно понимал, что именно там увижу. Пьяное застолье, хоть в борделе, хоть в общаге ничем особо не отличаются. А после Дануси мне казалось кощунством смотреть на вульгарных девиц. Так что я нашел себе в саду укромное местечко с которого отлично просматривался торец дома с парой больших окон и фасад – с парадным входом.

Не знаю, почему меня заинтересовали именно окна, но оказалось, что я не единственный, кто предпочитает их двери.

Только я устроился поудобнее, как с улицы к дому свернули двое мужчин. Один – крепкого сложения увалень, одетый попроще, как слуга. Второй – в богатом кунтуше, высокой шапке с пером и при сабле. Шляхтич. Зато ростом не удался. Даже перо на шапке не доставало здоровяку до плеча.

Подойдя к первому от угла окну, они остановились. Здоровяк нагнулся, упираясь руками в стену, а шляхтич, ловко взобравшись слуге на спину (явно проделывал это не в первый раз), аккуратно постучал в стекло. Да не просто так, а условным стуком. Два раза медленно «тук», «тук»... потом чуть-чуть подождал и быстро пробарабанил трижды «тук-тук-тук». Выждал немного и повторил.

Окно почти сразу же распахнулось, шляхтич топнул ногой, слуга распрямился - и мелкий господин, как с эскалатора шагнул на подоконник, а с него – в комнату.

Глава пятая

Прикольно. Не, я в курсе, что в спальню к барышням, иной раз, залезают через окно. Особенно, когда тем еще не выдали паспорт, а папа придерживается строгих правил. Но чтобы через окна лазили к прости... эээ... веселым девицам – глупость какая-то. Мужчина, хоть и невысок, но видно же, что не школяр. Разрешения от родителей не требуется. Ролевые игры у них тут такие, что ли?

Хотя... Вот что значит холостая жизнь. О самом простом я и не подумал. У этого недомерка, наверняка, невероятно ревнивая и сварлива жена. Причем, могу спорить, это огромное, шире самой себя, бабище. Способное прихлопнуть ловеласа одной ладонью, как муху. А уж что разъяренная супруга сделает с его любовницей, даже представить себе страшно. Маркиз де Сад судорожно глотает валерьянку. А при таких раскладах, не то что в окно – в дымоход полезешь... когда приспичит.

Я даже похвалил себя за проницательность. Увы... Скоропалительно.

В комнате, куда тайком проник шляхтич, что-то загрохотало, словно шкаф уронили. Завизжала женщина, будто змею увидела. Еще раз что-то упало... А потом, с треском и звоном бьющегося стекла, из окна, вперед спиной, вылетел тот самый шляхтич. Только уже без шапки и в исподнем.

Ловкий, зараза. Меня бы так выбросили, наверняка плюхнулся бы, как куль. А этот, как кот, извернулся в воздухе, приземлился на руки, перекувыркнулся через голову и вскочил на ноги.

- Томаш! Пистоль! – заорал неожиданно мощным, командирским голосом.

Слуга тут же подскочил, протягивая оружие.

- Бить шляхтича по морде, как простолюдина?! – продолжал орать его господин. – Не позволю!

Он в несколько прыжков оказался перед окном, но поскольку головой едва доставал до подоконника, то попросту поднял руку и, не целясь, выстрелил в окно. В комнате опять завизжала женщина, а секундой позже, оконный проем заслонили широкие плечи и усатая голова, стриженная «под горшок».

- Тебе еще мало?! – зарычал мужчина. – А ну, брысь, к маме под юбку, щенок! Пока крапивой не отстегал.

Мужчина подслеповато щурился. Видимо, лирическая полутьма будуара сыграла с ним злую шутку, и он из-за роста, решил, будто столкнулся со школяром. А, может, как большинство, не блещущих умом, амбалов, решил, что размер кулаков дает ему право иметь в виду, все остальное мужское поголовье.

- Пся крев! Быдло! Как смеешь так разговаривать с родовитым шляхтичем?! – завопил коротышка. – Я – Якуб Михайловский! Ротмистр кварцяной дружины князя Радзивила! Не позволю каждому хаму так с собой обращаться! Томаш! Саблю!

- А не пошел бы ты, вацьпан в... – усатый осклабился, оглянулся через плечо и, чуть понизив голос, подробно объяснил куда именно. Упоминая при этом какую-то Ядзю. После чего повернулся спиной к окну, шагнул в комнату и исчез с глаз. Внутри опять раздался громкий визг, но тут же и оборвался, как будто девушке заткнули рот.

- Томаш! – топнул Михайловский.

Слуга понятливо подскочил, присел, сграбастал хозяина за ноги и одним движением поставил на подоконник. Дальше тот уже действовал сам. И секунды не прошло с момента, как он запрыгнул внутрь, как послышался рев боли и ярости. Словно медведю задели больной зуб.

В этот раз пан ротмистр вылетел из окна гораздо быстрее и, явно, в бессознательном состоянии, поскольку никаких кувырков не делал, а шмякнулся на землю, как тряпичная кукла.

- Пан Якуб! – бросился к нему слуга. – Вы живы?!

- Томаш... – просипел тот едва слышно. – Зови жолнеров... Сожжем этот вертеп к чертовой матери.

- Сейчас...

Слуга, видимо, был приучен подчиняться беспрекословно, так что убежал исполнять приказание, даже не поинтересовавшись второй раз самочувствием хозяина. А тот, попытавшись встать, свалился без сил лицом в траву.

Люблю упорных. Вернее, уважаю...

Подошел, помог подняться, правда, тут же усадил ротмистра обратно под яблоню. Самостоятельно удержаться на ногах он еще не мог. Потом отцепил от пояса баклагу с лечебным настоем Мелиссы и дал бедняге хлебнуть пару раз. Подействовало. Лицо приобрело нормальный цвет, а в глазах появилась осмысленность.

- Спасибо, вашмосць. За помощь... Я твой должник. А Якуб Михайловский долги возвращает быстро.

- Я уже понял это...

- Пан видел?! – снова разгорячился шляхтич. – Ну, ничего! Я им сейчас устрою!

- Разумно ли сжигать весь дом? – спросил я, как бы невзначай. Мол, это не мое дело, просто интересуюсь. – Виноват один, а пострадают все. Девочек не жалко?

- О! – вскричал тот еще громче. – Притворщица! Изменщица! Я боготворил ее! А она... она... Мой ангелочек, моя Ядзя... С этим боровом, с этим быком... Пусть горят в аду вместе!

- Может, она и не виновата? Я хорошо слышал, как она отбивалась, но... сила всегда солому мнет.

- Да! Это возможно... – коротышка схватил меня за руку, глядя с надеждой. – Этот бугай и в самом деле невероятно силен. Если даже я не смог с ним совладать, то куда бедной девочке. О, Боже! Я тут сижу, а тем временем этот похотливый зверь терзает тело моего ангелочка!

Из комнаты и в самом деле доносились вполне недвусмысленное поскрипывание и стоны. Которые, к тому же, становились все громче и сладострастнее.

- Вашмосць! Окажи еще одну услугу! По гроб обязан буду! Подсади! Ты же слышишь, как она мучается?! Он ее убивает!

Я бы назвал этот процесс иначе, но не спорить же с влюбленным. И отправлять его на верную гибель тоже не хотелось. А ведь без членовредительства не обойдется. Сам убил бы любого, посмевшего обломать кайф дважды... И как раз в этот момент девушка несколько раз громко вскрикнула и затихла. Кровать тоже.

- А давай, вацьпан, я сам гляну. Ты только придержи людей. Не торопись поджигать дом. Может, удастся миром решить вопрос.

- Миром?! – чуть не подпрыгнул тот. – Миром?! Я спасть не смогу, я есть не буду, пока не выпущу кишки этой сволочи!

М-да, дружок. Похоже, тебя по голове били еще чаще. Чтобы вот так влюбиться в продажную девку, надо совсем без ума быть. Ну, да это твои проблемы. Мне важнее лисовчиков от расправы уберечь. Ведь они, уже почти мои бойцы. А своих я не привык на произвол судьбы бросать. После разберусь и накажу, по всей строгости. Но сам... Чужим засть!

- Ладно, пан Якуб. Ты потом с этим бугаем разберешься, когда я его из дома выведу. Если захочешь.

- А выведешь?

- Слово даю. Но и ты пообещай, что о поджоге больше вспоминать не станешь.

- Чтоб меня в аду черти со сковороды на сковороду перекладывали, если совру! – горячо заверил ротмистр.

- Ну, вот и договорились.

Я подошел к многострадальному окну, ухватился за подоконник, подпрыгнул, отжался и уселся верхом.

Обычный будуар кокотки... Много рюшек, занавесок и прочих драпировок. Несколько ваз с цветами. Одна разбита. Стол цел, но скатерть съехала набок... Парочка стульев тоже... В смысле, опрокинуты. Лоскутное одеяло валяется на полу возле кровати. Поверх него небрежно уронили кунтуш. Впечатляющих размеров. Одеяла только краешек виднеется...

Кровать большая... Очень большая... Реальный сексодром. Не только па-де-труа - впятером вальсировать можно. Поперек кровати, уткнувшись носом в подушку, размеренно храпит тот самый усатый «бугай и боров», а рядом... Честное слово, с яркого солнечного света, я сперва решил, что на простынях больше никого нет. И только когда присмотрелся, то понял что под рукой у мужчины не еще одна из множества подушек, а, свернувшаяся калачиком, миниатюрная девушка.

Стараясь не потревожить парочку заранее, я аккуратно спустил ноги на пол.

- Вашмосць! Ради всего святого! – завопил снаружи Михайловский. – Скажите только одно! Ядуся живая?

- Живая... Не волнуйся пан.

- А почему шепотом?

- Спит...

Ротмистр устало присел под стеной осмысливать ответ, а я подошел к кровати. Как не старался не шуметь, какой-то из осколков разбитой вазы, предательски хрустнул под сапогом.

- О, нет! – забормотала панночка, не открывая глаз и пытаясь спрятать взлохмаченные светло-русые кудри под покрывало. – Не сейчас... Чуть позже... Я же не одна у пани Малгожаты. Что вы все сюда претесь? Хоть полчасика дайте отдохнуть. К Гоноратке идите... Она не работала сегодня.

- Видимо, ты слаще остальных... – усмехнулся я. – И мне очень жаль вас тревожить, но если панночка не проснется и не разбудит кавалера, то может случиться беда.

- Беда? – сонно захлопало длинными ресницами милое создание. Кокетливо прикрывая рукою весьма пышные, для такой изящной фигурки, груди. - Какая беда? Ой, я не знаю пана! Или знаю?..

- Нет... Зато у нас есть общий знакомый. Некий ротмистр. Росточка небольшого, почти, как панночка. Но очень большого сердца. Сейчас переполненного ревностью и обидой. А это такая смесь, что ежели полыхнет – одни головешки останутся.

- Вацьпан говорит о Якубе? – панночка сделала движение, словно хотела вскочить, но рука мужчины, больше похожая на полено и лежащая поперек ее ног, удержала красотку на месте. – О, Езус и Пресвятая дева Мария! Из-за этого бугая я совсем забыла о бедном пане ротмистре. Он еще здесь?

- Здесь... Прямо под окном. И очень расстроен. Настолько, что послал Томаша за людьми. Чтобы поджечь ваш дом.

- Пресвятые угодники! – пискнула та взволнованно. – Безумец!

Ядзя, хоть и с трудом, но освободилась из-под тяжести кавалера, даже сквозь сон не желавшего расстаться с добычей, и спрыгнула с кровати. Ни капельки не смущаясь наготы. Впрочем, - с какой стати? Таким телом гордиться надо, а не стыдиться. Похоже, панночка тоже так считала, потому что шагнула ко мне и просительно заглянула в глаза. Правда, для этого ей пришлось встать на цыпочки и забросить руки мне на шею.

- Вацьпан такой мужественный, такой сильный... Вацьпан не оставит беззащитных девушек в беде и поможет нам?

Шаловливо блестящие глаза красотки еще только сулили награду, а влажный, слегка припухший ротик уже предлагал аванс. А то стопроцентную предоплату...

- Конечно... За этим я и пришел.

Взял панночку на руки, подумал и поставил на стол. И глазам приятно, и мешать не будет.

- Что вацьпан делает? – удивилась Ядзя.

- Я сейчас разбужу твоего кавалера и уведу отсюда. А ты уж как-нибудь постарайся угомонить влюбленного. Справишься?

- В этом вацьпан может не сомневаться. Утихомирю... Если никто не помешает.

- Не помешает...

Панночка опустилась на колени и стала вровень со мной. Глаза ее все так же блестели, но теперь от любопытства.

- А зачем вацьпану это надо? Если мы даже не знакомы. Ведь пан не заходил раньше в дом пани Малгожаты? Такого видного кавалера я бы запомнила.

- Не люблю пожара...

Какое-то время Ядзя хлопала ресницами и задумчиво покусывала губку, пытаясь понять, отшутился я или сказал правду. Потом зябко повела плечиками, как будто только сейчас заметила, что голая. Груди тяжело колыхнулись, сразу захотелось поддержать, потискать. Но в памяти, всего на мгновение, возник образ Дануси, стирая наваждение и... я увидел перед собой обыкновенную, распутную девицу. Весьма привлекательную, относительной свежестью и юностью - но, не более. Наверняка обслужившую в этой кровати стольких, что и не поверишь, если скажет.

Видимо, в лице что-то изменилось, и миниатюрная кокотка это заметила. Потому что сразу как-то сникла. и взглядом, и телом.

- Их никто не любит... - произнесла негромко, уже не глядя в глаза.

- Тогда, за дело... - подал девушке пеньюар и указал на тяжелую портьеру. – Лучше будет, если панночка затаится на время.

Подождал, пока Ядзя мышкой шмыгнет за штору, потом подошел к кровати и рявкнул над ухом здоровяка.

- Подъем! Тревога! Татары!

* * *

Красномордый усач вскочил, как пружиной подброшенный, и первым делом, даже не продрав толком глаза, схватился за саблю. Которая, к слову, единственная из всей... одежды, лежала на кровати.

- Бей! – завопил во всю глотку, спрыгивая на пол и изготавливаясь к поединку. – Не возьмешь! Пся крев!

Мутными, вытаращенными глазами обвел комнату, выискивая врага, пока не уперся взглядом в кувшин, который я ему любезно протягивал.

- Где басурмане?! Где я?.. – тон, с каждой последующей фразой, становился тише. – Что случилось?

- Сон... Всего лишь плохой сон... Глотни, вацьпан. Полегчает.

Усач не заставил просить себя дважды. Но сперва вложил карабелю* [blu][~](*Карабе́ла (польск., Karabela) — тип сабли, в частности имевший распространение среди польской шляхты в XVII—XVIII веках. Основным отличием карабели является рукоять в форме «орлиной головы», с загнутым вниз набалдашником)[/][/] в ножны и надел перевязь на плечо. Сразу видно – бывалый вояка. Оружие важнее штанов. Пил долго и жадно, пока не закончилось вино. Потом уронил небрежно жбан на кровать, обтер ладонью усы и представился:

- Шпычковский Ян... из Шпычкова. Шляхтич литовский. С кем имею честь?

- Антоний Замошский. Из Замошья. Шляхтич коронный...

- Приятно познакомиться, вацьпан... – мотнул головой усач. Потом еще раз оглядел себя и будуар. Нашел штаны и стал одеваться, бормоча при этом. – Гм... Не стал бы клясться на Библии, но... кажется... я был здесь не один. И, гм... не с паном. Или та куколка мне тоже приснилась?

- Могу пана Яна успокоить. Девица пану не приснилась. У кого хочешь спроси. Ее стоны слышала половина Соленска.

Портьера колыхнулась, я уж побоялся, что возмущенная Ядзя выскочит из укрытия, но панночка смолчала.

- Гм... – красномордый здоровяк важно подкрутил усы. – Да, на мужчин из Шпычкова девицы никогда не обижались.

- Что, наверняка, не скажешь о их кавалерах.

- Это, да... – согласился Шпычковски. – Но, вацьпан ведь знает правило. В делах амурных, как и на пиру - всяк сам за себя. Кто успел, тот и съел! Опоздавший стоит в углу и облизывается.

- Не могу не согласиться с паном. Но, иной раз, опоздавшие не хотят ждать и вилами в спину...

- Лотры... – проворчал шляхтич.

- Таки да. Но, если пан Ян с товарищами прямо сейчас не покинет город, то и часа не пройдет, как этот милый дом запылает... от ревности.

- Вацьпан шутит?

- Нисколько. Неужто пан Ян не знает, какое адское пламя способна разжечь ревность?

«Дежавю... Кажется, я сегодня уже говорил эти слова?»

- О, да! – встрепенулся усач. – Помниться, когда мне было... а, черт его знает, сколько мне тогда было! Сопляк сопляком. Усы точно еще не росли. Я пытался ухаживать за одной премиленькой...

Портьера заколыхалась сильнее. А с улицы послышался топот множества бегущих ног.

- Прошу прошения, пан, но вемени вобрез! О девицах после. А сейчас забирай своих хлопцев и выметайтесь из Смоленска, если не хотите быть повешенными!

- Что?! – взревел тот, краснея больше обычного. – Пся крев! Шляхтича?! Повесить?! За что?

- За шею, пан. За шею... Вы же не стерпите оскорбления рукоприкладством, сватитесь за сабли. И с десяток-другой зарубите.

- Полсотни, не меньше! – тут же приосанился Шпычковский.

- Тем более! И что прикажет воевода Обухович, сделать с теми, кто в мирное время убьет полсотни горожан?

- Как что? Пове... Пресвятая Дева Мария! Как же сразу... – шляхтич метнулся к двери, на ходу натягивая жупан. - Спасибо, пан Антоний. Мы с хлопцами в долгу перед тобой. Вернем с лихвой, как только сможем.

- Затаитесь на ночь, неподалеку от города. Утром я вам индульгенцию привезу.

- Век не забуду! – вскричал тот с таким видом, словно хотел броситься мне на шею с поцелуями. Обошлось... Пан Ян еще раз мотнул головой, как стоялый жеребец, что значит – поклонился, и выскочил за дверь.

А в следующую секунду из-за портьеры, вылетела раскрасневшаяся, как маков цвет, паночка Ядзя.

- Апчхи!

Ощущеие, словно из гарматы рядом жахнули. Я даже не поверил, что такое крохотное существо может издавать столь громогласные звуки.

- Будь здорова...

- Апчхи! – панночка зажала нос и завертелась юлой. Не помогло. - Апчхи! – выстрелили она и в третий раз, но уже гораздо тише.

Потом не слишком элегантно высморкалась и вытерла носик краем скатерти.

– Матерь Божья! Думала, умру... Какая же там пылища! Завтра же скажу пани Малгожате, чтобы подержала с часик там всех горничных. Может, хоть это научит мерзавок убираться как следует. Боже, как неудобно получилось. Я сгорю от стыда

- О, панночка восхитительно чихает! – я запрятал улыбку так далеко, как смог. Чтобы даже краешек не высовывался. - Никогда в жизни не слышал ничего более прекрасного... Думаю, пану Якубу тоже нравится.

- Якуб! О! Я чуть не забыла о нем!.. - воскликнула девушка и бросилась к окну, старательно взбивая растрепавшиеся локоны. Там высунулась наружу и защебетала: - О, мой Самсон! Мой Геракл! Где же ты? Несчастная, брошенная на произвол судьбы, истомившаяся на чужбине невольница ждет тебя! Приди же скорее! Освободи меня из плена сарацинского!

Ах, вот в какие игры вы здесь играете? Ну, тоже неплохо. Одалиска, ждущая освободителя, явно даст фору стюардессе или медсестричке.

- Я здесь, моя ласточка! – голос ротмистра я уже узнавал. А так как надеялся, что слуга Томусь еще не вернулся с подмогой, тоже подошел к окну.

- Не обращайте внимания... – пробормотал негромко, отодвигая девушку в сторону. – Считайте, что меня здесь нет. И никогда не было.

С этими словами, быстро залез на подоконник и выпрыгнул наружу. Потом, не спросясь, ухватил ротмистра Михайловского за ноги и сунул его в окно. А то бедняга, без посторонней помощи, еще не скоро сумеет проникнуть во врата А.. в смысле, Рая. В общем, прильнуть к источнику наслаждения и исполнения желаний.

- Приятного вечера... Только не забывайте - любовь должна созидать, а не разрушать.

- Спасибо, пан... Надеюсь, мы еще увидимся... – пропело нежное сопрано у меня за спиной.

Наверно, стоило было оглянуться и что-то ответить, но не успел.

- Вот как чувствовала... – прожурчало спереди не менее приятно и чувственно. – Все, атаман Антон, можешь приказать меня казнить, но больше я от тебя ни ногой. Ни на шаг.

Глаза Мелиссы метали молнии и полыхали зарницами, а Немой Иван глядел хоть с пониманием, как мужчина, но и с традиционной казацкой укоризной. Мол, эх, и этот нас на бабу променял.

- Да ладно тебе... – я невинно поковырял носком сапога землю. – Подумаешь, заглянул на часок в бордель. Я же не маленький. Тем более, по делу, а не для развлечения. Это у вас только одно на уме, а командиру о многом заботиться надо.

- Угу... – проворчала монашка, явно не веря ни единому слову. - Сторожил лис курятник.

- Мамой клянусь!

Хотел схохмить, а оказалось – угадал. Глаза черной сестры мгновенно подобрели.

- Тогда извини... Но, какие дела могут быть у мужчины в борделе? Кроме любовной тоски и телесного томления?

- О, ты не поверишь, если начну пересчитывать. и пальцев не хватит, чтоб загибать. А, именно сегодня, я искал бойцов в отряд.

- Среди потаскух? – удивилась Мелисса.

Немой Иван промычал что-то и широко осклабился, многозначительно подмигивая. Монашка, хоть и стояла к нему спиной, каким-то шестым чутьем заметила его пантомиму, и ответила тычком локтя в живот. Метко... Казак, чей пресс способен выдержать удар копытом, охнул и согнулся, хватая ртом воздух.

- Удивляюсь тебе, брат. Неужели даже ты не понимаешь разницы между любящей женщиной, жрицами любви и продажными девками?

- Еще как понимаю, - поспешил успокоить Мелиссу. – Не волнуйся... сестра. Я не за девицами приходил, а за их кавалерами...

Объяснять подробнее не пришлось. Поскольку ровно в этот миг двери веселого дома с треском распахнулись и из них, одеваясь на ходу, высыпала целая толпа мужчин. Причем, были там и те, что уже давно переросли призывной возраст. А следом, к огромному удовольствию зевак и случайных прохожих, с пронзительным визгом и криками: «На помощь! Горим! Спасайся, кто в Бога верует! Спасите!» вылетела стайка простоволосых и полураздетых девиц.

Мужчины помоложе бросались к коновязи, прыгали в седла и уносились прочь. Которые постарше - торопились скрыться в ближайшем переулке. Ну, а девицы просто носились с воплями по подворью, словно ошалевшие куры, на которых упала тень ястреба.

Видимо, пан Ян так доходчиво объяснил необходимость срочной эвакуации, что паника охватила всех – и гостей, и постояльцев. Ну, или почти всех... Ни пана ротмистра, ни его ненаглядной пассии, среди перепуганной толпы я не заметил.

- Это за теми, которые ускакали? – с сомнением уточнила Мелисса.

- А что? По меньшей мере я теперь знаю, что приказы командира лисовчики исполнять умеют в любом состоянии... Остальное - в бою посмотрим. И хватит о них. Лучше расскажите, как идальго Виктор и панночка Агнешка устроились? Удалось найти им подходящий дом?

Иван кивнул и продемонстрировал большой палец.

- Да, - подтвердила монашка. – Отличный дом. Два жилых этажа. Внизу - оружейная лавка. Лучше не придумать.

- Почему?

Мелисса насмешливо фыркнула, потом взяла меня под руку и насильно развернула к дому пани Малгожаты спиной.

- Очнись, атаман. Хватит уже на девиц пялиться. Это же очевидно. Что сделает любой горожанин, увидев, как на чьем-то подворье разгружают телегу с оружием? Верно. Побежит с доносом к начальнику стражи или прямо к воеводе. А что будет, если ту же картину он увидит перед оружейной лавкой? – черная сестра тихонько засмеялась. Иван хохотнул громче. – Так что все сложилось, как нельзя удачно. Да и старый вояка будет себя гораздо луче чувствовать среди шпаг и мушкетов, нежели – кадушек с капустой или тюков ткани.

* * *

Бог мой! Какой конь! «Ламборджини» среди стаи «Волг» и «Меринов». Не знаю, как король, а я был бы такому подарку рад. Да что там рад. Я был бы счастлив, имея под седлом такого красавца. Черный, как душа последнего грешника, с небольшой белой звездочкой во лбу и парой чулочков на передних пястьях. Иван, как увидел этого коня, так и обо мне забыл. Сам вызвался коневодом и больше не отходил от него ни на шаг.

Мелисса неодобрительно пробормотала что-то о больших детях с небритыми подбородками, но что с женщины взять. Разве ж они способны оценить настоящую красоту? Которая не в зеркале...

Воевода, как и обещал, снарядил обоз щедро. Припасов выдели не скупясь. Целых шесть подвод. Намеревался приставить к ним еще и стрельцов, но я отказался. У меня ночью вызрел в голове другой план, в котором пешие воины стали бы помехой. Так что пришлось вежливо, но твердо настоять на своем. Федор Обухович, хоть и не принадлежал к тем, кто принимает отказы, видимо сообразил, что я не просто так упорствую, и согласился. Более того, сделал мне подарок. Провожать вышел на крыльцо хором вместе с дочерью.

Не уверен, что Дануся меня помнила, но платочком несколько раз махнула. И лицо ее мне показалось опечаленным. А глаза заплаканными.

«Зелёною весной под старою сосной

С любимою Ванюша прощается.

Кольчугой он звенит и нежно говорит:

«Не плачь, не плачь, Маруся-красавица»

- Хоть кол на голове теши, - резюмировала черная монахиня негромко, словно сама с собою говорила, - а кот все о сметане думает. Атаман, ау? Опять красны девицы добру молодцу свет застят?

- Что?

Я мотнул головой и огляделся. Мать честная. Да мы уже версты четыре, не меньше, от города отъехали. Не то что глаза – ворота не сразу разглядишь. Это ж насколько я из реальности выпал. Непорядок. Надо держать себя в руках.

- Помочь? – нежно прикоснулась Мелисса. – Остудить голову?

- В смысле, ведро воды на нее опрокинуть? – отшутился я, словно не понял намека. – Нет, спасибо. Вона, нас новые бойцы дожидаются... – указал подбородков в сторону лисовчиков, разбивших у дороги небольшой лагерь. – Не поймут, если увидят мокрым, а дождя нет. Придется что-то о сильном ветре придумывать.

- Как знаешь... – монашка усмехнулась немудреной шутке. – Но, если что – не обессудь. Ведро, так ведро. Слово атамана – закон.

Лисовчики варили кулеш и на нас даже не глядели. Ну, едет себе небольшой обоз мимо, так и пусть едет. Случись встреча не на виду у города, а в широкой степи – скорее всего бесшабашные удальцы не приминули бы поинтересоваться: «кто такие и что на телегах», но всего в нескольких верстах от Смоленска, подобный интерес ничем хорошим не мог закончиться.

- Челом вельможному панству! – я приподнял шапку над головой, здороваясь. – Хлеб да соль! Поспел кулеш? Не угостите?

- Ем да свой... – с ленцой ответил один из лисовчиков. Не слишком внушительного виду, но с впечатляющим шрамом поперек лица, аккурат над бровями. Словно кто-то хотел снять с него скальп, да не управился. – А ты и так постой. А еще лучше, ехай дальше... и на чужой каравай рот не разевай.

- Эй! Да это же наш спаситель! – узнал меня пан Шпычковский. - Заткнись, Значный!* (*польск., - Меченый). Пан Антоний! Прошу к огню... Надеюсь, вацьпан с добрыми новостями.

- Как посмотреть... – ответил я дипломатично. – Если ты о том, сердится ли воевода Обухович на тот бедлам, что вы учинили в городе, то вынужден разочаровать – сердится. И даже весьма. Кулаками махал, ногами топал... Едва удалось уговорить его не посылать за вами стражников.

Лисовчики дружно повернули головы в сторону Смоленска, словно хотели воочию убедиться, что отряд конных стражников не пылит по дороге.

- Обошлось, значит? – уловил главное пан Ян.

- Можно и так сказать... Федорович забудет о инциденте, при одном условии.

- И каком же?

- Если вы пойдете под мое начало... Хотя бы до конца задания.

- Что?! – вскочил все тот же шляхтич, который со шрамом. – Лучшие клинки полковника Лисовского должны принять над собою командование невесть кого. Еще и опираясь только на его слова?!

Угу. Похоже, с этим панком могут быть проблемы. Не годится. Заразу надо пресекать в зародыше, пока другие не подцепили.

- Вообще-то, я думал здесь только шляхтичи. То есть, те кто знает цену шляхетскому слову.

- Мы то шляхтичи! – аж взвился Значный, вызывающе хватаясь за рукоять сабли. – А кто за пана поручиться может? Что не с хлопом* (*польск., - простолюдин) разговариваю.

Ян Шпычковский открыл рот, явно желая вмешаться, но мне сейчас его заступничество только помешало бы.

- Пани Замошская устроит? – поинтересовался с усмешкой.

- Пани? – недоуменно переспросил меченный, потом посмотрел на Мелиссу и нагло осклабился. – Эта хвойда что ли? Вы слышите, панове? Честь лотра перед нами подтвердит потаскуха. Что же ты, вацьпан, только одну девку взял? На больше денег не хватило.

Это уже было прямое оскорбление. Что мне и требовалось.

- Нет, пан... Я – Антоний Замошский. А это... – похлопал по ножнах, - пани Замошская. И нам весьма любопытно, пан только на язык быстрый или саблю в руке тоже удержать способен? Впрочем, если пан погорячился и готов принести извинения... – при этом я поглядел на Мелиссу.

Монахиня даже бровью не повела. Похоже, сразу просчитала мою игру. Вот же ж повезет (или наоборот) кому-то с женой.

- Извиниться?! – шляхтича понесло. Что называется, закусил удила. – Перед... перед... – он явно искал выражение по оскорбительнее.

- Осторожно со словами, вашмосць! – я повысил голос. – Не стоит искушать судьбу. Оскорбление смывают кровью. Но на некоторые крови может не хватить.

- Ты, Болек, и в самом деле, лучше заткнись и вынимай саблю... – посоветовал кто-то из лисовчиков.

- Ах, так! – вскричал тот. Быстро отстегнул перевязь, вынул саблю и отбросил в сторону ножны. – Сейчас все увидите, как этот самозванец будет на коленях просить пощады.

Почти в каждом мужском коллективе случаются такие идиоты, которым словно черт нашептывает. Они не могут жить спокойно, постоянно норовят задеть каждого, кого считают слабее. Думая, что остальные недостаточно их уважают, такими поступками пытаются добрать до уровня. Доказать, что круче вареных яиц. И этот страх, неуверенность настолько ослепляет, что они уже не в состоянии адекватно оценивать ни ситуацию, ни соперника.

Может, пан Значный был неплохим рубакой, но сейчас – выведенный из равновесия, напал так глупо, что я вполне мог закончить поединок одним встречным уколом. Но такое милосердие не способствовало бы моему авторитету. Бывалые воины, волки войны могли склонить шеи только перед таким же зверем, как они сами. Только еще более свирепым и сильным. А мне требовалось от лисовчиков абсолютное повиновение. Хотя бы, как уже и было сказано, до конца задания.

Станцевал влево, позволяя шляхтичу пробежать за своим же молодецким ударом. Которым он легко располовинил бы дубовый чурбак. Я так же мог кольнуть ляха в спину или в зад, но унижать врага тоже не входило в планы. Не стоит оскорблять воина на глазах боевых товарищей... Могут неправильно понять. Сейчас они молчат, потому что я прав. А перегну палку – настроение быстро изменится. Вплоть до «наших бьют!»

Подождал, дал восстановить равновесие. Достаточно и того, что солнце теперь у меня за головой.

- Языком пан лучше работает... – совсем молчать тоже неправильно. Просто говорить надо так, чтобы никто кроме нас не слышал. – Если ищешь мои сапоги, то вот они.

- Ты покойник! – теряя остатки самообладания, зарычал Значный. – А когда выпущу тебе кишки, то займусь твоей шлюхой! А когда надоест - сдеру с нее кожу. Сделаю чучело на память.

Спасибо, родной. Этот вопль вызвал неодобрительный ропот, окончательно отталкивая от шляхтича даже тех, кто мог бы еще встать на его сторону.

- Что ж, пан сам выбрал свою участь... – развел руками, призывая всех в свидетели. – Я предупреждал.

Значный заверещал еще что-то, уже неважно что, и напал. Стараясь быстротой и мощью атаки сломить меня, заставить уйти в защиту и подловить на какой-то финт. Уверен, у столь опытного бойца имелся в запасе не один хитрый и подлый трюк.

Извини, пан. Не в этой жизни... Я и сильнее, и быстрее.

Клинки столкнулись трижды, когда шляхтич понял, что пропал. Глаза его расширились от ужаса и ненависти. Рот открылся, готовясь изречь проклятие или попросить о пощаде... Но я не дал ему шанса. Поймав саблю противника в тот момент, когда она уже начинала опускаться на мою голову, заплел своим клинком, увел в сторону и... отпустил.

Этот прием знаком многим бойцам, и заканчивается он рывком, после которого сабля вылетает из руки. А вот если удается удержать оружие, то враг сам открывается для тычка острием в шею или пах.

Шляхтич был опытным бойцом. И в нужный момент напряг мышцы так, что аж жилы на лбу вздулись. А глаза заблестели от предвкушения... По ним я и полоснул со всей силы, развернувшись в молниеносном пируэте, используя момент, когда противник застыл, как истукан, стараясь удержать саблю, которую у него никто не отнимал. Клинок снес верхнюю половину черепа аккурат по линии, нарисованной старым шрамом.

Видимо, как не тужься, а от судьбы все равно не уйдешь.

Глава шестая

— Ну, так что, панове? Угостите кулешом? — произнес, вытирая саблю от крови жупаном убитого.

Лисовчики хмуро переглянулись, все же погиб один из них, но вперед шагнул пан Шпычковский. Здоровяк распростер объятия, словно хотел обнять сразу не только меня, но и Мелиссу, по обыкновению уже стоявшую за спиной.

— Конечно, вашмосць. Присаживайтесь. А за братьев Лещинских извини. Один в голову раненый, все время как порох вспыхивает… вспыхивал. Второй — за брата отомстить хотел. Тут ему никто не указ.

— Бог простит.

— И то верно…

— Надеюсь, вельможное панство на нас зла не затаит, что мы товарищей их убил? — уточнил я на всякий случай, медленно обводя всех взглядом. — Вопросы чести лучше сразу решать. Так что если кто-то еще желает сатисфакции…

«Ваши отношения с лисовчиками улучшились до «25». Интерес»

— Охолонь, пан… — отозвался худой и седоусый воин. Годами далеко за сорок. — Нет в поединке урона шляхетскому гонору и между нами все ровно. Все по совести. Братья сами искали и нашли беду на свои головы.

— Вот и я о том же… — кивнул Шпычковский, подтверждая слова длинноусого. — Пан Качур хорошо сказал. Присаживайся, пан Антоний. И товарищей зови. Угостимся, чем Бог послал. Заодно и помянем души усопших… Какими б не были оба при жизни, это уже не наша забота. Если, конечно, найдется у вас что выпить. А то мы, сам знаешь, в спешке город покинули. Некогда было о припасах думать.

— Найдется…

Дал знак и черногорцы притащили к костру бочонок пива.

— За знакомство.

«Ваши отношения с лисовчиками улучшились до «30»

Упрашивать не пришлось. Лисовчики проворно выбили дно и стали наполнять кубки. Вместо которых большинство использовало мисюрки и шишаки.

— Так что там с заданием, которое нам предстоит выполнить, чтобы получить от воеводы индульгенцию? — спросил седоусый, когда все утолили первую жажду, не забыв помянуть покойного товарища.

— Коня видите? — указал я на вороного.

— А то… — причмокнул губами Шпычковский. — Змий, а не конь. Пятьдесят тысяч злотых вынь и полож. Даже торговаться не стоит. Любой цыган или татарин душу продаст, чтобы на такого красавца узду набросить.

— Так вот — это не просто конь, а подарок королю Сигизмунду от всей шляхты воеводства Смоленского. И нам с вами предстоит доставить его в Краков. Естественно, целым и невредимым. Сколько бы разбойников не оказалось у нас на пути. Поскольку никто с этим заданием не справится лучше таких отважных воинов…

«Ваши отношения с лисовчиками улучшилось до «40». Уважение»

— Виват король! Виват атаман! Веди нас…

«К вам хочет присоединится отряд лисовчиков в количестве 12 человек. Принять?»

Подтверждаю и уже на правах атамана командую:

— Закончить трапезу! По коням!

Да, с дисциплиной у лисовчиков все в порядке. Пяти минут не прошло, как бивак был свернут, а шляхтичи прыгнули в седла.

Не знаю, правильно я сделал или нет. Возможно, стоило рискнуть и пуститься в путь только в сопровождении Мелиссы с Иваном да тройки черногорцев, но очень уж воевода настаивал на опасности задания. А провалить квест завязанный на королевскую милость и потерять все наработки в отношении Замошья, только из-за самоуверенности — глупо. Мне с лисовчиками детей не крестить. Покажут себя достойно — хорошо. Нет — распрощаемся тут же. Да хоть и навеки.

Прав был воевода Обухович. И обнаружилось это всего в нескольких часах езды от Смоленска. Дорога вилась лесной просекой. По обеим сторонам непролазная чаща — пешему и то с трудом. Там нас и поджидали.

На стволе лежащего поперек дороги ствола сидел лохматый мужик в малахае и лузгал семечки. Завидев нас, поднялся, затянул пояс и неспешно двинулся навстречу.

— Стойте! Дальше дороги нет!

— Совсем? — уточнил я. Отдавать какие-либо распоряжения не было надобности — люди в отряде бывалые, опытные. Сами знают, как вести себя по обе стороны от прицела. А вот выиграть для них чуток времени — важно и нужно. — Провалилась, что ли?

— Нее… — мужик даже оглянулся. — Стоит. Чего ей сделается? Но проезд таперича платный, барин. Плати и ехай себе дальше.

— И кто ж так решил?

— Дык, опчество и порешило… — развел руками переговорщик.

— Опчество, говоришь? И где ж оно? Что-то я, окромя тебя, никого больше не вижу. Может, врешь? В одну харю налог стрескать решил?

От такого наезда разбойник даже опешил. Открыл рот… вдохнул… закрыл. Потом снова открыл… и сплюнул зло.

— Не сумлевайся. Туточки все. Нас с тобой видят и слышат.

— Ага… Дури другого. Чай, не ты первый с кистенем на дорогу выходишь. Но, одно дело отдать кошель шайке отчаянных головорезов, и совсем другое — платить какому-то хитрецу, лишь потому, что он себя атаманом лесным величает. Покаж своих хлопцев — поговорим о деньгах. А нет — так прочь поди. Не досуг лясы попусту точить.

Разбойники точно не ожидали такого. Поскольку переговорщик неуверенно почесал затылок и поглядел влево от себя. Видимо, там прятались остальные, ну или главный.

Несколько минут ничего не происходило, потом кусты затрещали, и на дорогу высыпала целая шайка работников ножа и топора. Человек двадцать. Одеты в меха, вооружены топорами да рогатинами. Несколько лучников, но луки простые, охотничьи. Выделялся один — на голове шлем, на теле кольчуга. Вооружен бердышом. Он и шагнул вперед.

— Теперь заплатишь?

— А то… — кивнул я, выхватывая пистоль.

— Бах! Бах!

Атаман выронил бердыш, схватился за грудь и посмотрел с таким недоумением, что мне даже неловко стало. Вот ведь я гад — обманул, не оправдал доверие.

Лесные тати, недовольные таким завершением переговоров, заворчали и двинулись вперед

— Бах… Бах… Бах…

Огонь десятка самопалов и пистолей быстро остудило запал остальных разбойников. И те, как сказано у классика: «храбро бросились наутек». Только подлесок затрещал.

— Ей! Ей! Вы куда? — крикнул я вдогонку. — А бревно? Бревно кто убирать будет?

«Победа! Вы заработали «86» очков опыта. С отрядом разделено «46»

М-да… С такими врагами только время терять. Ни опыта, ни лута… А сам виноват. Нет чтоб дозор вперед выслать. Хотя бы тех же черкесов. Им как раз совсем чуть-чуть до уровня осталось. И нам мороки меньше.

* * *

Сказано — сделано.

Весь этот день и большую часть следующего так и двигались. Три черкеса играючи разгоняли всю встречную шантрапу раньше, чем основной отряд успевал к месту нападения, и нам оставалось лишь осматривать тела незадачливых грабителей. Надеясь, что, вопреки здравому смыслу, у них хоть что-нибудь да найдется. Увы… За все время даже десятка золотых не собрал. То же и с опытом.

Зато получил очередное напоминание, что судьба только и ждет, когда ты расслабишься и успокоишься.

Ближе к вечеру наша миссия едва не закончилась. Спасла случайность… Приотстал чуток с Мелиссой от основного отряда, хотел кое-что прояснить для себя в вопросах внутреннего устава Черного Собора. Поэтому залп десятка самопалов, пришедшийся на голову колоны, убил троих и ранил четверых лисовчиков, а не меня.

Не было никакого бревна поперек дороги, никто не выходил наперерез с требованиями и прочей ерундой. Просто тишину вечерних сумерек разрезали выстрелы, а потом — заржали раненые кони, закричали раненные и упали убитые.

— К бою!

Одно радовало — разбойники засели по одну сторону дороги. И это упрощало задачу моим бойцам. И пары секунд не прошло после нападения, как затрещали ответные выстрелы, а потом все уцелевшие спешились и бросились в лес. Не давая врагу времени перезарядить самопалы.

«Дезертиры... — осчастливил меня более подробной информацией секретарь, как только я оказался достаточно близко к засаде. — 12 мушкетеров. 24 мечника»

«Ого! Солидно. Особенно с учетом того, что в отряде такие потери. Раненные хоть и продолжают сражаться. Но там пара попаданий — и все. Долго не протянут»

Мозги калькулируют дебет и кредит, а руки делают свою работу.

— Бах! — стреляю почти в упор в ближайшего мушкетера. Эти самые опасные пока.

— Бах! — рядом с ним ложится еще один.

Бросаюсь под защиту толстого граба и лихорадочно перезаряжаю пистоль. Вот когда поблагодарил сам себя, что не пожалел очков в развитие «стрельбы». И с превеликим удовольствием разряжаю оба ствола в выскочивших на меня мечников. Не вникая в поток информации о ходе боя, краем глаза отмечаю лишь, что «зеленых» строчек намного больше чем «красных». То есть, за каждого нашего разбойники платят пятерную, а то и шестерную цену.

Хотя, и это не радует. Давно я не нес в бою такие потери. Впрочем, пока и с врагом многократно превышающем по силе не стыкался. Опытных вояк, пусть и дезертиров, не сравнить с обычными налетчиками и тем более — с полуголыми башибузуками.

Как грамотно устроили засаду. Мои разведчики ничего не заметили.

Откровенно говоря, повезло, что разбойники не засели по обе стороны дороги и не ударили перекрестным огнем. При некотором везении могли с первого же залпа положить если не всех, то большую часть отряда. Возможно, мне, Мелиссе и черкесам удалось бы уйти, учитывая уровень и запас ХП, но королевский подарок достался бы врагам наверняка.

Зато сейчас, когда исход боя полностью зависит от личного умения, все далеко не очевидно.

Пользуясь секундной передышкой, быстро заглядываю в интерфейс отряда.

Отлично. Все мои еще живы и даже относительно здоровы. Лисовчиков осталось только четверо, но тоже в хорошей форме. Бинго! Одного из черкесов можно повысить до пятигорца! Облом. До окончания боя эта опция недоступна, а была бы очень неплохая подмога и неприятный сюрприз врагам.

— Бабах! Бабах! — минус пять и шесть. Вот теперь можно и саблей помахать.

Ну, что тут скажешь — сила, конечно, солому ломит. А если вместо соломы пучок арматуры?

Не скажу сколько длился бой, не засекал, но вот уже мои вытеснили уцелевших разбойников из леса на дорогу, и методично, без излишней суеты, сокращают их поголовье. В общем-то, все верно. Зачем нам пленники? Если только спросить, где их лагерь?

Так для этого имеется другой, проверенный способ.

Парочке дезертиров, в самый последний момент дают сбежать… И оба разбойника, не сговариваясь, бросаются в лес. Что важно — в одном направлении. Нам остается лишь последовать за ними. Ориентируясь на хруст валежника и не забывая перезаряжать пистоли и карабины.

А когда выскочили на поляну, выстрелили, как по команде. Все… Оба беглеца и оставшиеся в лагере кашевары, упали замертво. Повезло... Поскольку, осознав увиденное, по меньшей мере мне, захотелось их убить еще раз.

Бесстрастный секретарь, поздравив с победой и объявив награду, утверждал, что в обозе дезертиров находится «19» пленников. «3» казака, «4» гайдуков, один московский дружинник, «2» служанки, «4» дворовые девки, «3» крестьянки и — панна Елена. Но, если дружинника и женскую часть полона я пока не видел, то мученические лица казаков и гайдуков — сидящих на палях вокруг разбойничьего лагеря — рассмотрел хорошо.

Никогда не понимал, почему люди (или правильнее говорить — нелюди?) так любят истязать себе подобных? Если мы все созданы по одному подобию и условно братья и сестры, то откуда такая лютая ненависть?

Убить врага — это понятно. Допросить со всей возможной суровостью «языка» — тоже допустимо. На то он и враг. А над беззащитными издеваться, мучить зачем? Все-таки ошибается Дарвин, человек не венец развития животного мира, а какой-то вбоквелл с элементами бдсм.

Бедолаг прикончили, не сговариваясь. Увы, но это единственное, чем мы могли помочь. Потом — занялись остальными пленниками.

Этим повезло больше. Хоть одежда девушек превратилась в скудные лохмотья, почти ничего не прикрывающие, да и сами девицы выглядели помятыми и зареванными, но похоже, захватили их недавно, потом мы объявились, и «веселье» разбойники отложили до вечера. Ну, или пока с нами не разделаются…

А панночку и вовсе пока не тронули. Связали только. Почти не пострадавшим выглядел и московский дружинник. С него я и решил начать.

Отправил к рыдающим девицам Мелиссу — пусть успокоит, а сам подошел к воину.

Кто-то из лисовчиков уже успел перерезать веревки на его руках, и дружинник сидел возле телеги, опираясь спиной на колесо, и растирал запястья. Глядел угрюмо, не зная, кто мы и что от нас ожидать.

— Сказал бы вечер добрый, — присел я рядом, — да язык не поворачивается, глядя на этих бедолаг. Вы вместе были, или каждый сам в плен угодил?

— Кто как… — нехотя отозвался дружинник. — Гайдуки госпожу сопровождали. Казаки… кажись, были уже, когда меня принесли… Точно не помню. Коня подо мной застрелили, упал — головой приложился. Очнулся уже связанным.

— А что за народец? Не доводилось прежде таких встречать. В лесу все больше беглые мужики озоровали.

— Эти тоже беглые… — сплюнул дружинник. Вернее изобразил что-то пересохшими губами, так как слюны не было. — Свеи… Дезертиры из войск Карла… Водицы попить не найдется? Хоть глоток…

— Найдется…

Не стал жалеть, достал из инвентаря флягу с медком пасечника и протянул дружиннику.

— Пей… Только не торопись.

Тот жадно припал к горлышку, но к совету прислушался. Делан мелкие глотки… И хоть с усилием, но оторвался от фляги быстрее, чем опустошил до дна.

— Спасибо. Я твой пленный или свободен? — задал самый важный вопрос московит.

— Свободен… Если только не хочешь присоединиться. Разбойники многих моих людей убили, а путь не близкий. Добрый воин не помешал бы.

— Добрый… в плен не попадает, — отвел взгляд дружинник.

— Ну, это такое дело. С каждым случится может. Так что скажешь?

— А куда путь держишь, атаман?

— В Краков…

— В Краков? — аж обрадовался тот. — Тогда и говорить не о чем. Принимай под свою руку. По пути нам. Только уговор — в Кракове не неволь, разойдемся.

— По рукам…

«Московский дружинник присоединяется к вашему отряду»

— Вот и славно… — я поманил к себе одного из черкесов и указал на москвича. — Помоги человеку снарядится.

Ух, ты! Вот это да! Свершилось! За всей этой кутерьмой и впечатлениями я даже не заметил, что пара моих черкесов наконец-то подняли следующий уровень и стали «пятигорцами». Правда, всего лишь «бывалыми», но и это было нечто. Здоровье — 450 хп. Оружие, броня — все самого высшего качества. Убойная сила шестоперов «урон дробящим оружием — 250 хп». Кольчуга двойного плетения с зерцалом — «защита тела и рук — 150 хп». Богатый шишак с наносником и бармицей — «защита головы — 100 хп». Пистоли как у меня — двуствольные. А статы и умения вообще запредельные. Одна только «1000» очков владения оружием чего стоит. Верховая езда «10 из 10 возможных».

М-да… Вот это я понимаю. Терминаторы… Есть, есть к чему стремиться. И Мелиссе с Иридией наглядно продемонстрировать чего я тяну с отправкой в их родные края. Соберу отряд из таких бойцов человек триста, вот тогда и займемся Черным Собором, инквизицией и прочими проблемами. С такой компанией можно не напрягаясь выносить тысячные армии, а крепости брать штурмом, как орехи колоть.

* * *

О том, что молодая девушка побывала в плену, свидетельствовала только излишняя бледность лица. При всей бесцеремонности и жестокостью поведения с другими — ее разбойники почему-то не тронули.

— Антоний Замошский из… — тут я замешкался и решил не уточнять откуда. — И с кем имею удовольствие?

— Елена Курцевич. Из Розлог… — ответила та. Не высокомерно, но с некоторым акцентированием в голосе, который должен был показать, что девушка не простого роду, а именитая шляхтянка.

— Курцевич? Розлоги? — повторил я, что-то смутно припоминая.

— Мы находимся под защитой князя Вешнивецкого. Я — его крестница… — увидев, что ее слова не произвели должного впечатления, чуть поспешно и уже не таким твердым голосом прибавила девушка.

— О, панна Елена не нуждается в ничьем покровительстве… — отвесил церемониальный поклон. — Ее красота оберегает панну лучше всего. Да и я не разбойник. Эти тати сами напали на мой отряд. Но — просчитались. Мы оказались им не по зубам. Как говорится, носил волк овец — понесли и волка…

Понял, что в чрезмерном красноречии, невольно сравнил прелестную шляхтянку с овцой, и сменил тему.

— Это все ваши? — кивнул на сбившихся в стайку полуголых служанок.

— Да… — подтвердила панна Курцевич. — Мы возвращались домой из гостей, когда эти збуи… эти лотры обстреляли нас… и взяли в плен. Я пыталась объяснить, что князь Иеремия не оставит безнаказанным такое дело, но, они не понимали меня. Смеялись и…

Ее взгляд упал на тела казненных казаков, девушка вздрогнула и всхлипнула.

— Ну, ну… Не надо плакать. Слезами горю не помочь… Тела их больше не чувствуют боли, а души… души уже беседуют с Всевышним… — Мелисса встала рядом и приобняла панночку за плечи.

— Далеко отсюда до Розлог?

— Не очень… Пол дня пути…

— В какую сторону?

Панночка махнула рукой на запад, и я облегченно вздохнул.

— Отлично. Нам по пути… Собирайтесь в дорогу. Проводим.

— Спасибо...

«Вы заработали уважение»

Собрались быстро. Тела замученных и погибших лисовчиков решили взять с собой. Чтобы похоронить на кладбище, как полагается. А из награбленного дезертирами имущества забрали только самое ценное. Так что обоз мой увеличился всего лишь на пять телег. Места возниц заняли служанки, переодетые, за не имением женской, в мужскую одежду.

С учетом позднего времени, имело смысл остановиться на ночлег, но как-то ни у кого не было желания оставаться в этом месте дольше необходимого. Да и бурлящие после пережитого эмоции не способствовали отдыху. А что до безопасности — то вряд ли в округе одновременно промышляют несколько больших разбойничьих банд. Все ж не королевский тракт, особо грабить некого. Так что вряд ли наткнемся еще на кого-то.

Во всяком случае я на это рассчитывал. А уж с рассветом подберем себе место для стоянки. Или потерпим до Розлог, и уже там отдохнем со всеми удобствами.

И ошибся…

Примерно через час пути, впереди возникла россыпь огней, которые приближались к нам, с характерным перестуком копыт. А потом ночную тишину разрезал долгий, разбойничий свист.

— Вот же ж… Гнездо у них тут, что ли? Ставьте телеги поперек дороги! — скомандовал я. — Всем спешиться! К бою!

— Не надо! — панна Курцевич вопреки приказу наоборот пришпорила коня. — Это за мной! — а потом закричала что есть мочи: — Е-ге-гей! Богун! Я здесь! Свои! Здесь!

А еще через несколько минут из тьмы вымахнуло несколько десятков казаков. И один из них круто осадил великолепного вороного скакуна. Соколом слетел с седла и бросился к панночке.

— Ясочка моя! Все ли в порядке? Матушка места себе не находит! И у меня сердце разрывалось. Почему вы так задержались? Что случилось? Кто эти люди?

— Все хорошо, Иванку… Теперь уже все хорошо. А люди эти… То наши спасители. Благодари их… как мы благодарим.

— Спасители? — в большом смятении переспросил Богун. Только сейчас он обратил внимание на тела, лежащие в телегах. — О, Боже… Значит, не даром волновались… Не обмануло сердце. Кто это сделал?!

— Дезертиры. Свеи… — счел я нужным ответить.

— Теперь это неважно, Иванку, — прикоснулась к голове Богуна панночка. — Пан Антоний со своими людьми уже наказал разбойников. И спас меня…

— Век буду за пана молиться! — казак прижал к груди руку. — Ты не девицу из плена освободил, а мою жизнь.

«Вы заработали уважение. Ваши отношения с полковником Богуном улучшились до «75» — дружба».

Уважение — это хорошо. Уважение — это большой отряд и уменьшение стоимости его содержания. Что будет особенно полезно, когда придется пользоваться услугами наемников.

— На моем месте так поступил бы каждый шляхтич… — поклонился в ответ, и только после того, как поймал восхищенный взгляд панны Елены, понял, что происходит.

Курцевичи… Разлоги… Богун… Это ж все один в один, как у Сенкевича в романе «Огнем и мечом». А значит, игра предлагает мне принять роль Яна Скшетуского? Стать тем, кого панночка полюбит и ради кого бросит казацкого полковника.

Нет, если честно, то панночка Курцевич, конечно, приятна глазу во всех отношениях. И лицом бела, и бровми союзна… Да и все прочие достопримечательности имеются. Но зачем мне сдался этот менингит? Благодаря Мелиссе мне и так спокойно спится, в смысле — по ночам Эрос не тревожит сердце и не бередит душу.

Так ради чего влезать в эту авантюру, вытаптывать чужой огород и бросать работы по благоустройству собственного подворья? А дружески настроенного полковника превращать в заклятого врага? Нет уж… Богу Божье, кесарю — кесарево. В смысле, совет вам да любовь, плодитесь и размножайтесь, а я дальше пойду. И без любовного треугольника квестов выше макушки.

Богун еще что обещал, клялся в вечной дружбе, обещал явится на помощь со всем полком по первому зову… Я тоже отвечал что-то подобающее, так что на перекрестке, где одна дорога сворачивала к Розлогам, а вторая вела дальше — в сторону Кракова, мы расстались почти братьями. Я получил от полковника троих коней, навьюченных провиантом, двух — проводников… Вычурное седло дающее «+2» к верховой езде, благодаря которому я теперь мог оседлать даже чистокровного ахалтекинца. И только тихий вздох и печальный взгляд панночки, которым она наградила меня на прощание, какое-то время скребли мне душу. Ясно дав понять, сколько многое я теряю… И как знать, вполне возможно, что я не удержался бы и согласился погостить в Розлогах... К счастью, Мелисса очень вовремя напомнила, что мы не располагаем собой, поскольку везем подарок королю. А венценосных особ не принято заставлять ждать.

Так что пожелали друг другу удачи и расстались. Ничего не попишешь. Этот сценарий из другой жизни.

— Mój sokole chmurnooki

Pytaj o mnie gór wysokich

Pytaj o mnie lasów mądrych

i uwolnij mnie…

Глава седьмая

Не уверен, что смог бы добиться королевской аудиенции сразу по прибытию в столицу, несмотря на сопроводительные бумаги и игровые условности, — все же пообщаться с венценосной особой не в пивной ларек зайти, — но звезды и тут оказались благосклонными ко мне. У самых ворот Кракова мы уступили дорогу королевской кавалькаде. Его Величество как раз возвращался с охоты и, проезжая мимо нашего отряда, сам обратил внимание на великолепного скакуна.

— Какой красавец! — воскликнул Сигизмунд. — Это чей конь?

— Ваш, ваше королевское величество, — ответил я, отвешивая церемониальный поклон. Как сумел.

Король рассмеялся, принял руку сопровождающего вельможи, спешился и подошел ближе.

— А если серьезно?

— Какие могут быть шутки, ваше королевское величество? — снова поклонился я, уже не так низко. — Истинная правда. Это ваш конь.

Сделал небольшую паузу и закончил:

— Подарок королю Речи Посполитой от Смоленской шляхты.

— Ах, вот оно что! — воскликнул король. — Чудесный подарок! Великолепный конь! Порадовали, порадовали… А ты кто будешь, вацьпан?

«Ваше отношение с королем Сигизмундом улучшилось до «5»

— Верный слуга вашего величества, мой король.

Сигизмунду ответ понравился, а вельможе, державшимся за его плечом, не очень. Он шагнул вперед и требовательно протянул руку. Аусвайс, типа…

Я не стал изображать недоумение, достал сопроводительное письмо воеводы Обуховича и передал вельможе. Вместе с открытым патентом хорунжего и дарственной на землю.

Вельможа быстро пробежал взглядом все три бумаги, неопределенно хмыкнул, потом наклонился к королю и что-то зашептал тому на ухо.

Тот выслушал советника и посмотрел на меня. Потом, более внимательным взглядом оценил весь отряд.

— Вот как? Что ж… Еще лучше… Так, значит, ты пан Антоний хочешь получить патент хорунжего драгунского полка? И эээ… Замошье?

— Если на то будет воля ясновельможного пана круля, — кивнул я. — Воевода Обухович…

— Да, да… Феодор пишет нам, что пан достоин самой высокой награды за свою службу короне и на благо Отчизне.

«Вы заработали уважение. Ваше отношение с фракцией Речь Посполитая повышено до «25»

Король помолчал немного в раздумье, словно еще раз все взвешивал, и таки решился.

— Панове, — Сигизмунд оглянулся на свиту и взмахнул кистью, словно мух отгонял. — Оставьте нас на минуту.

Я продублировал тот же приказ своему отряду. Только не жестом, а взглядом и подбородком.

— Скажи, пан Антоний, а нет ли у тебя желания сослужить Отчизне еще одну службу?

Оп-па, интересно девки пляшут. Похоже, очередной квест намечается. На этот раз — королевский. Что значит — повышенной сложности. Но и награда подразумевается соответствующая. Только карманы подставлять успевай. Если уцелеешь.

— Почту за честь. Приказывайте, ваше величество.

— Рад слышать… — кивнул король. — Но, не торопись с ответом, пан. Дело сложное и опасное. Сперва выслушай.

— Это не важно, ваше величество… — ответил я. — Невозможного обещать не стану, но если в человеческих силах исполнить задание...

— Храбрый и достойный ответ, — поморщился король. Видимо, не привык, чтобы его перебивали. Помолчал немного и продолжил:

— Пан с другой стороны краю прибыл. Наверно, последних новостей не слышал еще… А у нас тут неспокойно… Свеи Ясногорский монастырь обложили.

— Как?! Это невозможно! — я придал голосу максимального возмущения и удивления, хотя не имел ни малейшего представления, что это за монастырь, где находится и чем таким важен. Или, если быть точнее — не припоминаю.

— Увы… — король широко перекрестился. — Эти безбожники подняли руку на самое святое… А мы ничем не можем помочь. Войска связаны противником. А одна-две хоругви ничего не изменят.

«Хоругви, значит, не изменят, а я — запросто… — хмыкнул мысленно, сохраняя при этом каменное выражение лица. — Что-то перемудрили сценаристы. Или мне будет предложено собрать отряд наемников и ударить в тыл шведам? В принципе, лидерство у меня уже вполне сносно прокачано. Пробежаться по тавернам в ближайших городах и человек сто могу нанять. Если король монет подбросит. А то овес нынче дорог, сам не потяну»

— Проблема не в осаде… — продолжал тем временем Сигизмунд, понизив голос. — Защитники монастыря крепки в своей вере. Осады не боятся. Припасов в подвалах много. На год хватит. Беда в том, что свеи подтянули пушки. И, как доносит разведка, с дня на день готовятся начать обстрел.

— Монастырь? Обстреливать?

— Безбожники… — вздохнул король. — Слуги сатаны. Ничего святого.

— Эээ… — до меня начала доходить суть квеста. — Вы хотите, чтобы я пробрался в лагерь шведов и испортил пушки?

Король посмотрел на меня с удивлением и уважением.

— Что ж… Вижу, что не ошибся в вас, пан Антоний. Вы сразу все поняли. Да… Это единственный способ помочь осажденным продержаться до подхода главных сил и уберечь святыню.

«Угу… Теперь вспомнил, откуда мне это название знакомо. Сюжет сценаристы слямзили у того же Сенкевича, только уже с романа «Потоп». Хотя, почему слямзили? Факт из истории не выбросишь… Только назывался монастырь Ченстоховским. А мне, стало быть, предлагается роль Кмицица»

— Хорошо, ваше величество. Я берусь за это дело и… да поможет нам Бог.

«Поздравляем! Вы заработали уважение. Ваше отношение с фракцией Речь Посполита улучшилось до «35»

— Один только вопрос, ваше величество. Если позволите… — игра игрой, но хотелось бы прояснить этот момент.

— Конечно… Спрашивай, вацьпан.

— Почему я? Неужто во всей Речи Посполитой не нашлось ни одного отважного рыцаря, готового на подвиг, что вы доверяете такое важное дело первому встречному?

Канцлер, который наверняка был свято убежден, что любое распоряжение короля надо выполнять выпучив глаза и только бегом, дернулся в мою сторону и уже открыл было рот, чтобы поставить на место зарвавшегося выскочку, но Сигизмунд поднял руку, и тот послушно замер, как обесточенный робот.

— Справедливый вопрос, и я рад, что вашмосць его задал.

«Вы заработали уважение. Отношение с королем Сигизмундом повышено до «15»

Вот как? Выходит, молчание — не все то, что блестит.

— Это выказывает в вас человека умного, а не башибузука. И тем самым повышает надежду на благоприятный исход. Что ж до сути вопроса… То вы не первый встречный, а дворянин, чьи достоинства всячески превозносит Смоленский воевода. Это раз… Два — вы сумели в такое неспокойное время с весьма немногочисленным отрядом доставить в Краков такой ценный подарок. Три… Умолчим о подробностях, но мы то знаем, за что именно воевода выписал вам дарственную на Замошье, да? Ну, и не последний штрих, хотя достаточно важный… вас еще никто не знает. И если вацьпан вдруг решит в одиночку или с товарищами отправиться в сторону Ченстохова, — это никого не заинтересует.

— Ваше величество думает...

— Это война… — пожал плечами Сигизмунд. — И Карл не гнушается ничем, чтобы достичь победы. Так что наша с вами случайная встреча… не что иное, как Божье провидение. Пусть так и будет.

Угу… Лестно… Дланью Бога меня еще не называли. Осталось только напомнить о вознаграждении. Хотя бы за проделанную работу. А то бегай потом, доказывай…

Видимо, на моем лице что-то такое отобразилось, потому что король сменил тон с торжественно-пафосного на обычный.

— Ну, а если больше вопросов нет, то и я слов на ветер бросать не стану… — Сигизмунд поднял руку. — Канцлер! Выпиши патент товарища войскового гусарского полка на имя Антония Замошского. И дарственную на… Какое там рядом село с Замошьем?

— Кажется, Куличи…

— Куличики… ваше величество… — поправил меня вельможа.

— Вот на эти самые Куличи-Куличики и выпиши.

— Но… это имение... князя…

— Никаких «но»! — повысил голос король. — Прежнему хозяину казна заплатит. Или подберет что-то равноценное взамен.

— Как прикажете, ваше величество... — тут мы с канцлером были единогласны.

* * *

Засунул подписанные и заверенные печатью бумаги в сумку, проводил кавалькаду взглядом. Ну, что ж. Как говорится, наша песня хороша — начинай с начала.

— Эй, парни… Кто-нибудь знает, как проехать к Ясногорскому мо…

Закончить не успел, перебило системное оповещение.

«Лисовчики покидают ваш отряд»

Вот так, да? Хотя, все верно. Задание, на время которого они переходили в мое подчинение, выполнено, так что никаких претензий. Прошла любовь — завяли помидоры.

«Московский дружинник покидает ваш отряд»

— Прощавай, боярин. Спасибо, что из полона освободил. Авось, свидимся еще.

— И тебе удачи, воин.

Отряд стремительно сокращался до начального минимума. Я, Мелисса, Иван, пара пятигорцев и один черкес. Что ж, меньше народу — больше… денег в кошельке останется. А дорогу можно и в таверне спросить. Если быстро — то никто и не заметит. Город большой. Столица. Мало ли проезжих.

— Если пан Антоний спрашивал об обители Пресвятой Девы Ченстоховской, то я бывал в тех местах. И могу показать дорогу…

В отличие от товарищей, пан Шпычковский в седло не запрыгнул, держал коня за узду и всем видом демонстрировал, что он сам по себе и никто другой ему не указ.

— Буду весьма признателен… В хорошей компании любой путь становится короче и приятнее.

— Вот только мне бы задержаться в городе… денька на три. С казначеем отряда повидаться. Мне за месяц жалование задержали. Если опять разминемся…

— Много?

Понятное дело, что бесплатно система мне не даст нанять нужного перса. И это правильно. Бесплатные пирожные чреваты целлюлитом.

— Да не очень… 500 золотых. Но и такая сумма на дороге не…

— А если я предложу пану эти деньги?

— Пан Антоний хочет оскорбить меня? Предлагать деньги шляхтичу за…

— Да я ж не нанимаю пана! — пришлось быстро переиграть, хотя именно это я и собирался сказать изначально. — А всего лишь имею в виду некоторую компенсацию за задержку. Взаимообразно… Поскольку хотел бы отправиться в путь не медля. А когда пан Ян получит причитающиеся ему вознаграждение за службу — то сможет вернуть мне мои деньги. Это же ничем не оскорбит гонор шляхетский?

— Вернуть? Потом? Тогда, наверно, можно…

«Ян из Шпычкова присоединяется к вашему отряду»

— Отлично. Мелисса, возьми пятигорцев и прикупи нам провианта. Дней на десять. А мы потихоньку двинемся вперед. Присмотрим место для ночлега. Показывай пан Ян дорогу.

Вообще-то, насколько я помню, события, описываемые в романе Сенкевича «Потоп», происходят зимой, а не летом. Похоже, создатели игры решили не сильно углубляться в правду жизни, а лишь обозначили сюжетную канву. Соответственно, оставляя и мне возможность действовать не только хрестоматийным способом.

К слову, о правде жизни. Если на аутентичности с временами года в игре не акцентировали, то о погоде не забыли. Не знаю, как там будет со снегопадом и морозом, а дождь напрягал с особым цинизмом.

Во-первых, — существенно замедлялась скорость передвижения отряда. О галопе и рыси можно забыть. Копыта вязли в раскисшей почве и лошади передвигались только шагом. Во-вторых, — на треть уменьшалась дальнобойность луков и на четверть — наносимый урон. Тетива, типа, отсыревала. Да что там луки — пистоли и те давали осечку почти через раз. Не, сражаться в дождливую погоду — удовольствие для альтернативно одаренных.

Как и бивак под открытым небом.

Нет уж, дурных нет. В такую погоду одна благодать — забиться в ближайшую корчму и не высовывать из нее носа. Тем более что такое времяпровождение игра одобряет и за каких-то «25» монет предоставляет ночлег для всего отряда. А если не поскупиться еще на полтинник, то под сытный ужин с горячительными напитками и мораль бойцов повышается, и раны заживают гораздо быстрее.

Соответственно городок Катовице мы объехать стороной не могли, да и не хотели.

— Хозяин! Всем вина за мой счет!

«Ваши отношения с жителями Катовице улучшились до «1»

— Была бы охота метать бисер перед свиньями… — раздался хриплый голос из дальнего угла корчмы, а вслед за ним из тени показалась взлохмаченная голова пьяного в дым шляхтича. Объемистого, как пивной бочонок. — Все равно лайдаки не оценят. А вот если пан желает угостить настоящего ценителя напитков и провести время за приятной беседой… Онуфрий Заглоба к услугам…

Шляхтич попытался изобразить куртуазный поклон, но едва не перевернул стол. Да и сам упал бы, если б его не поддержала крепкая рука.

— Ой, успокоился бы уже пан… — проворчал товарищ Заглобы. — Люди ж вокруг. Неудобно…

— Что неудобно?! — вскричал тот. — Кому? Мне? Я шляхтич! Имею право! А кому не нравится, пусть поцелуют меня в…

Пан Заглоба затеребил завязки штанов, явно намереваясь продемонстрировать всем, куда именно его следует поцеловать.

Мелисса ловко проскользнула вперед, взяла шляхтича под руку и что-то зашептала ему на ухо. При первых же звуках ее голоса, мужчина вздрогнул и попытался расправить плечи. Но уже минуту спустя позволил монашке увлечь себя в угол, уселся на скамью, откинулся спиной на стену и размеренно засопел.

— Как у пани это ловко все… — оценил сотрапезник пана Заглобы, приподнимаясь из-за стола и возвышаясь над хрупкой девушкой, как надвратная башня. Росту в рыцаре было никак не меньше двух метров. А еще в глаза сразу впадали длинные, вислые усы. — Прошу извинить за такой казус…

— Не страшно… А пан откуда будет? — пропела Мелисса, заставляя тем самым рыцаря оторвать взгляд от ее груди и посмотреть в глаза.

— Лонгинус Подбипента… герб «Сорвиглавец» из Мышекишек.

— А, то пан из Литвы?.. — воскликнул Ян Шпычковский, усаживаясь на освободившееся место и подавая корчмарю знак поторопиться с ужином. Мелисса грациозно опустилась на скамью рядом со мной, остальные наши заняли стол по правую руку.

— Уже почти полгода как… Сперва в Чигирине осел, ожидая что князь Иеремия выступит с полками супротив шведам. А потом решил перебраться ближе к королю. В Краков… Хочу в его войско вступить.

При этом литвин так тяжело и грустно вздохнул, что нельзя было этого не заметить.

— О! — воскликнул пан Шпычковский. — Я чувствую, за этим вздохом скрывается страшная тайна! Таким тоном не говорят о прошлой или грядущей битве, а лишь о душевной муке. Признавайтесь, вацьпан, кто та несравненная, что похитила ваше сердце?

— Гадко слушать… — неожиданно нахмурился литвин.

— Не обижайтесь… — Мелисса ласково коснулась широкого запястья пана Подбипенты. — Но вы и в самом деле так грустны… Может, расскажете? Когда на душе печаль, легче всего излить ее перед незнакомыми людьми. С которыми, возможно, никогда больше не встретитесь и поэтому не будете сожалеть о минутной слабости.

Мягкий, задушевный голос девушки действовал почти гипнотически. Даже мне, уже имеющему определенные навыки общения с монахиней Черного Собора, и то захотелось срочно вознаградить ее и доверить хоть какую-то тайну. Лонгинус же и вовсе поплыл…

— Обет, моя панно. Такой тяжкий, почти невыполнимый обет, что я уже готов малодушно считать его проклятьем. Из-за которого на мне прервется славный род Подбипент.

— Ну… ну… не все так страшно, как кажется нам в минуты отчаянья… — произнесла успокоительно Мелисса, не переставая поглаживать руку литвина. — Выговорись, пан. Может, и придумаем что вместе. Знаешь ведь, что один ум хорошо.

— А три головы лучше… — рыцарь с неожиданной злостью стукнул кулаком по столу. — Три! Понимаете?

— Не вполне… — уставился на Лонгинуса пан Шпычковский, предусмотрительно отодвигая подальше от него кувшин и миску с мясом.

— Обет у меня такой… — уже почти спокойным голосом объяснил Подбипента. — Присягнул Пресвятой Деве Марии, что соблюду целибат до тех пор, покуда одним ударом не снесу в бою с плеч три вражеские головы…

— Ого! — оценил Ян суровость клятвы и торопливо глотнул из кружки пива. — Это ж сколько лет тебе, пан?

— Много… — снова вздохнул рыцарь, с трудом отрывая взгляд от декольте монахини. — И ведь что обидно, панове… Силой Господь не обидел, — а подходящего сражения все нет и нет. Вот я и направился к королю… в надежде, что уж он то поведет войско на шведов, и тогда у меня появится шанс исполнить обет.

— Я свято в это верю… — монахиня как-то особенно проникновенно посмотрела в глаза измученного неутоленной любовью рыцаря. — А если что… я попрошу атамана принять пана Лонгинуса в отряд. Это тоже большой секрет, но пану можно… Совсем скоро мы отправимся в земли Амазонок. И уж там, пан Подбипента может мне верить, недостачи во вражьих головах не будет. Не только три, а по пять голов рубить можно. А когда валькирии или Сестры меча такой подвиг увидят, то-о… я ду-умаю, долго герою невинность сохранить не удастся.

Голос девушки сделался таким медовым, что я даже не удивился, когда секретарь чуточку насмешливо объявил:

«Лонгинус Подбипента герба Сорвиглавец присоединяется к вашему отряду»

* * *

Я сидел в седле тяжелого дестриэ, закованного в пластинчатый сарматский доспех, наверху пологого склона, а внизу, — сколько позволял захватить взгляд, — бесновалось море одичалых. Даже система поленилась их считать, выдав для справки: «Вы столкнулись с ордой варваров общей численностью «500+». Желаете уклониться или вступить в бой?»

В реальной жизни, я бы, естественно, предпочел обойти орду стороной. Ну, так то ж в реале. А чтоб в игре пройти мимо такого количества експы и даже не попытаться откусить кусок — надо быть либо мегадонатом, либо ленивее ленивца.

Тем более что количество баллов, необходимого для получения очередного уровня, растет в арифметической прогрессии. И чтоб шагнуть с моего тридцать второго на тридцать третий этого самого ХП нужно «нахапать» больше полутора миллиона. При том, что за убитого врага начисляют максимум 100-150 очков. Высокоуровневого… А всякая мелочь пузатая идет по десятке за штуку.

Орда в основном из таких и состояла. Голопузых, в смысле. И это не оборот речи. Три четверти одичалого люда не носили даже набедренных повязок, щеголяя в том первозданном виде, в котором человеки были изгнаны из Рая. Вооруженные примитивными дубинами или берцовыми костями крупных животных.

Еще одна часть — уже не такая большая, но все ж не меньше сотни — держали в руках тесаки, а тела прикрывали живописными лохмотьями и кое-как сметанными шкурами, а на головах у них, вместо шлемов, красовались черепа животных, со всеми видами рогов, какие только можно придумать. От коротких и толстых — до ветвистых.

Вся эта разношерстная масса, если б не запредельное количество, была даже не пресловутой смазкой для клинка, а пылью под копытами. Особенно сейчас, когда я без отряда, и могу не опасаться, что кто-нибудь из неписей банально увязнет, застрянет в толпе и в конце концов будет задавлен количеством. При всем уважении к Иск-ину, управляющему игровыми персонажами, на их лошадей это не распространяется, и в бою они двигаются с маневренностью трамвая… Что чревато весьма неприятными последствиями.

Варвары воины. Вот эта группа уже может представлять реальную опасность. Десятка три рослых и мускулистых одичалых, выделяются над всеми внушительным ростом и вооружены вполне прилично. В руках — двуручники, на головах шлемы.

И — элита. Вожди. Все верхом и почему-то исключительно женщины. Вооружение — кавалерийские пики, с надетыми на жала черепами животных. Видимо, для того, чтобы изменить колющий урон на оглушающий и повысить шанс пленить врага. Для пополнения орды или в гастрономических целях.

С этими придется держать ухо востро. Оглушающий удар штука коварная. Раненый и даже почти «убитый» игрок — может выйти из битвы в любой момент, когда пожелает. С частичной потерей набранного в этом сражении опыта, без лута — но все же разорвать дистанцию и взять тайм-аут. Тогда как оглушенный автоматически попадает в плен, и система засчитывает поражение. А это значит — роспуск отряда, плен на несколько недель и потеря всего «непосильно нажитого» имущества.

В общем, неприятно. Имущество — ладно, дело наживное. А вот за неписями побегай потом по тавернам. Да еще и репутацию с ними возобновить не так просто. Некоторые могут и не вернуться.

К счастью, этих варварок немного. Пока только десяток насчитал. Ну и добре… Как говаривал один древний полководец: «спрашивать надо не сколько врагов, а где они». Тем более, что и орда мое присутствие на поле боя уже заметила и дружно двинулась навстречу. А мне инициативу им отдавать нельзя. Поскольку залог успеха состоит из двух моментов. Первое — во всей орде нет дальнобойного оружия. Вообще. Второй — дестриэ должен успеть набрать разгон для тарана и не увязнуть…

Посылаю коня вперед, выбирая направление атаки так, чтобы пройти по касательной к плотно сбитой толпе…

Секунда, вторая, третья…

Ревущая толпа приближается. Перекошенные ненавистью рожи, безумные глаза… Тянущиеся в мою сторону руки со скрюченными, как когти, пальцами. Жуткая вонь сотен немытых тел…

Удар!

Копье содрогается в руке… Но так как я держу его на уровне голов, в теле не застревает, а тут же выносит второго людоеда… Конь сбивает грудью третьего… Задевает крупом четвертого… Я успеваю добавить еще одному и… мы проносимся мимо. Отлично. Система засчитывает мне пятерых фрагов и награждает… аж «25» очками опыта. М-да… Косить, не перекосить…

Даю коню отойти на достаточное для нового разбега расстояние. Разворачиваюсь и опять по тому же сценарию. Как будто передо мной не людская масса, а большущая головка сыра, которую я намерен стругать тоненькими ломтиками… Едва соприкасаясь. Аккуратно, не спеша и очень-очень долго.

Слой за слоем…

Наукой давно доказано, что мышцы и психика мужчины не приспособлены к длительной, монотонной работе. Нам пусть тяжелее, но чтоб по быстрому. Тюкнул мамонта в темя, притащил за хобот к пещере и все… почиваешь на лаврах, покуда женское население перерабатывает тушу на полуфабрикаты и субпродукты.

Чтоб раз-раз и в дамки. И носом к стенке или пошел курить на кухню…

Гм… Что-то у меня ассоциации какие-то странные? А-а… это я на атаманшу варварскую загляделся и чуть не схлопотал копьем. Еле-еле успел увернутся. Извини, крошка, потанцуем как-нибудь в другой раз.

— Бабах!

От выстрела в упор, девицу буквально выбросило из седла.

— Бабах!

Минусую заодно и ее подружку. Это чтоб два раза не вставать. Не стоит держать пистоль наполовину разряженным. В самый неподходящий момент может понадобиться второй выстрел, а его то и не будет.

А ничего так поработал…

Даже без статистики, на глазок видно. От прежнего вражеского моря разливанного осталась небольшая лужа. От силы сотни полторы. Правда, теперь самых топовых врагов. И одним только таранным боем с ними уже не разобраться. Придется и пострелять, и саблей помахать. Пули поберегу на всадниц, а с мечниками…

Конь как раз выносит меня на парочку двоих мечников. Направляю его на левого, а второго достаю самим кончиком пера, свесившись в стременах. Удачно. Сбитый конем поднимается, потеряв примерно половину ХП, а мой — пополняет список безвременно усопших фрагов.

Система устав строить отчеты, на какое-то время освобождает мне обзор поля битвы, и я нервно сглатываю слюну. Даже, несмотря на то, что помню об условностях игрового мира — вид наваленной горы тел — не то зрелище, которое способно оставить человека равнодушным.

— Черт!

Не вовремя я рефлексировать решил. Не спит возмездие и даже не дремлет… Всего на минуту отвлекся, ослабил контроль, как тут же вляпался по полной. В том смысле, что дестриэ, не чувствуя твердой руки всадника, а ведомый Иск-ином, тут же избрал путь кратчайший к врагу, внес нас в самую гущу и, естественно, увяз в толпе.

История гласит, что тяжело бронированный рыцарский конь сбивает с ног колону в десять пехотинцев. Вполне возможно, но на нашем пути их оказалось намного больше, и на чистый простор вырваться не удалось.

Удары примитивного оружия варваров слились в бесконечную барабанную дробь, даже не за каждым разом снимая с меня единицу здоровья, но все же их было слишком много. А я никак не мог прорубиться сквозь толпу, поскольку убивал лишь тех, кто набегал сбоку или сзади.

И даже пистоль ничего не менял. Место пары убитых тотчас занимали их соплеменники. Оставалось только рубить и надеяться, что враги закончатся быстрее чем жизнь.

Все же, я уже неплохо прокачался и полторы тысячи ХП их дубинками не так просто выколотить из моего бронированного туловища.

— Ах, ты ж…

Хочешь рассмешить богов — расскажи им о своих расчетах.

Пока я самонадеянно прикидывал соотношение уцелевших варваров и размер собственного здоровья, одна из всадниц сумела дотянутся до моего затылка, надетым на копье черепом, и нанести тот самый оглушающий удар. Напрочь игнорирующий броню и количество ХП. Перед глазами вспыхнул огненный фейерверк, а когда он потух — мир погрузился в глухой и холодный мрак.

Судорожно цепляясь непослушными, коченеющими пальцами за гриву коня, я сполз на землю и… увидел перед собой бездонные, зеленовато-серые глаза Мелиссы.

— Ну, вот… — озабочено произнесла монахиня. — Опять… Эх, атаман… Не слушаешь ты меня. Нельзя ждать. Только хуже будет.

— Хуже не будет… — проворчал я непослушными губами. — Куда уж хуже?.. Раньше не убивали…

— Что на этот раз приснилось? — девушка заботливо поправила подушку и протянула кружку. — Глотни… Это поможет, освежит мысли.

Я послушно хлебнул, подсознательно ожидая ощутить горечь очередной микстуры созданной общими усилиями моих знахарей и целителей, но это оказался всего лишь медовый квас. Вкусный, прохладный и слегка пощипывающий в носу.

— Спасибо… Бой снился… С кучей каких-то полуголых бродяг. Но что-то слишком много их было. Впрочем, это же сон.

— Нет, — мотнула головой Мелисса. — Если ты видел варваров, то ничего удивительного. Одичалые сбиваются в орды по тысяче и более воинов. Они же людоеды, им не нужно искать пропитание. Не встретят врагов — съедят самых слабых…

— Вот блин… М-да… Все же человек самое разностороннее существо. Как только решишь, что уже все о нем знаешь и больше нечему удивляться — он тут же поворачивается к тебе новой гранью.

Глава восьмая

Три поляка, грузин и собака… Так шутили в моем детстве, имея в виду популярный в те далекие годы многосерийный фильм. У нас в отряде их было двое. Да и то один литвин. Вынужденно сменивший гражданство, после того как один ослепленный любовью князь, чтоб повести под венец свою избранницу, бросил к ногам невесты, а заодно и Папе, целую страну. Ох, не права была Алла Борисовна, когда пела, что короли не могут жениться по любви. Еще как могут… К счастью, большинству хватает ума не путать кровать с троном, а страну с приданным.

Чего-то я отвлекся. На философию потянуло… Наверно, это уже ощущается флер святого места.

На самом деле до монастыря на Ясной Горе еще верст десять, но возносящий в небо указующим перстом шпиль костела и отсюда видно. А присутствие шведского войска — слышно. Как гудит потревоженный рой в улье знаете?.. Или штормовое море…. Ты еще далеко, даже не видишь набегающих из бескрайней синевы небес седых волн, а рокот прибоя уже подминает под себя все прочие звуки. Напоминая о вечном и бренности бытия.

Точно так же многотысячная армада людей, табуны и стада животных, даже если всем заткнуть рты, производят не меньше шума. Причем, куда более опасного и тревожного.

Да уж… Похоже, король Карл пригнал под стены этой крепости большую часть своих войск.

Не знал бы истории, решил бы что в подвалах монастыря, как минимум, казна всей Речи Посполитой.

Хотя… Если вдуматься. Что такое казна? Всего лишь деньги, золото… Оно важно и даже необходимо, если расчет на наемников, но то же народное ополчение поднимается на врага, совершенно не думая о вознаграждении за кровь. То же и с захватом столицы. Это только еще один город. А пока жив король — верных присяге и Отчизне можно собрать под свои знамена в любом другом месте. И совсем иная история, когда речь идет о всенародных святынях. Их нельзя перевезти или перепрятать, а можно лишь защищать, не считаясь с потерями. И потерять такую святыню — все равно что потерять душу… А народ без души — труп… даже если еще кажется живим.

Именно таким средоточием духа и веры была для поляков Ченстоховская икона Божьей Матери, размещенная в монастыре на Ясной горе еще князем Владиславом Опольским в конце четырнадцатого столетия. Поэтому Карл шведский, к этому времени уже завоевавший большую часть Речи Посполитой, решил что ему нет смысла гоняться за польским войском по разоренной войной стране, а надо заставить ляхов самих вступить в бой. Как бы не хотел Ян Сигизмунд отсрочить решающее сражение до тех пора, пока не соберет новое войско, — оставаться безучастным, в то время, когда шведы осаждают Ченстохову, он не сможет. Захват монастыря и чудотворной иконы будет для него равнозначно потери трона. Никто из шляхты больше не поддержит такого короля. Ни в Польше, ни в Литве.

Эту историю великолепно описал Сенкевич, ну и мне — соответственно, предстоит повторить ее… А дословно или в вольном изложении — поглядим.

Прежде всего надо обезопасить своих спутников. Не зря же именно сегодня приснилось сражение с ордой. Это в реальности один в поле не воин, а в игре все иначе.

Со мной семь бойцов. Хорошо вооруженных и прокачанных. И если б под стенами Ченстоховы стоял отряд даже в сотню сабель, мы спокойно могли б потягаться со шведами на равных. Не с такой легкостью, как выносили татар, но все же… Зависимо от состава. Их «белые» рейтары тоже не подарок. Да и «черные» — особенно из опытных.

Но здесь, и без подсказки системы, — не меньше тысячи бойцов. Все пространство вокруг монастыря и шириной с версту занято обозом шведов. Между зеленью деревьев и кустарника аж в глазах рябит от разноцветных палаток, шатров, маркитанских кибиток и ярких мундиров. Блестят на солнце кирасы, шлемы, пики… За ними — ближе к нам — целые табуны лошадей, стада коров, отары овец… Действительно — потоп…

Мушкетеры, драгуны и рейтары… Все, помимо рубяще-колющего оружия, имеют на вооружении мушкеты, карабины и кавалерийские пистоли. А пуля, как известно, дура. И хоть одна из сотни, но цель найдет. А на довесок — пикинеры. Юниты с длинными, почти четырехметровыми пиками, заграждение из которых остановит любого коня, в какую бы броню тот не был закован.

Поведи я сейчас отряд в бой… И получаса не пройдет — полягут все. С учетом неожиданности нападения, возможно, удастся разменять их жизни один к десяти, а то и больше. Но, это ничего не изменит. Осаду шведы не снимут. Да и не дадут нам разгуляться… Присмотревшись получше, вижу несколько драгунских разъездов, усиленных рейтарами. Шведы в военном деле сами кому хочешь фору дадут. Знают, что можно ожидать от врага. И как раз на такой случай держат охранение в седле. Сдержать атаку противника они не смогут, особенно, если навалится большими силами, но вполне способны сбить атакующий порыв, дать время своим подняться по тревоге и занять оборону.

Ну и пусть… Мы, как говаривал один персонаж, пойдем иным путем.

Приведем врага в изумление личным умением и наглостью. Чтоб аж до кровавого поноса удивился. Потому как, если взяться за дело с умом и без спешки, — то в одиночку можно столько наворотить (и уцелеть при этом!) что и двум десяткам не под силу.

Объяснив товарищам, а главное — Мелиссе, почему нам придется на некоторое время разделиться и что им делать, если не вернусь до утра, я переоделся в заранее припасенную форму шведского драгуна и выехал на большак. Специально подгадав так, чтоб после очередного поворота дороги попасть в поле зрения небольшого отряда фуражиров, возвращающегося в лагерь.

Суть уловки состояла в том, что одинокий всадник, открыто едущий в том же направлении что и они, не должен был вызвать у шведов подозрения. В конце концов, это же не патруль. Зато к стражникам мы бы уже приблизились вместе, единым отрядом. Проверять который тоже никому бы не пришло в голову. Разве что на предмет конфискации каких-нибудь излишков провизии. А для правдоподобия, почему конь так медленно плетется, я притворился спящим.

Ну, а чего? Солдат спит — служба идет. Любой поймет. Посылали отцы-командиры бойца куда-то. Он задание выполнил, а обратно не торопится. Потому что отсчет в армии идет не в рублях, а в сутках.

Так и оказалось. Фуражиры «разбудили» меня дружным хохотом и засыпали шуточками типа «не желает ли господин сменить седло на телегу?» и «не слишком ли я быстро еду? Пожалел бы коня, совсем загнал беднягу…»

На что я отвечал в том же духе. Мол, а они сами куда так торопятся? Вон сколько еще провизии осталось. Или уже не влезает больше? Так свернули бы в сторонку. А я метнусь в лагерь, кликну с десяток помощников. Вмиг телеги разгрузят.

Чем хороши игровые условности… В реальности я ведь кроме родной речи и английского со словарем иным языкам не обучался. А здесь «шпрехаю» со шведами на равных. Или это они со мной? Без разницы… От перестановки сапог ноги не меняются. Главное, мы друг друга отлично понимаем. А то хорош был бы диверсант-разведчик. Даже как пройти в библиотеку не спросить, не то что самую главную военную тайну вызнать.

Вот так, перебрасываясь незлобивыми шуточками, мы и поравнялись с заставой. И я снова угадал. Шестерым пикинерам моя личность была абсолютно индифферентна, в отличии от содержимого телег. Ни один даже взглядом не удостоил. А старший так и вовсе хлопнул моего коня по крупу. Проезжай, мол, не загораживай…

Я и не возражал… Послал коня шенкелями вперед, и тот затрусил легкой рысцой вдоль лагеря свеев.

Расположились они толково. Обстоятельно. Сразу видно — не ополчение, профи. Псы войны. Понимающие, что осада это дело долгое, муторное, грязное… и продолжатся будет при любой погоде, а не только лишь в теплые, солнечные дни. Поэтому, всевозможных шатров, палаток и других укрытий понастроили как бы даже не с запасом. Но все ж не по заведенному римскими легионерами обычаю, а где кому больше место приглянулось. Натуральный цыганский табор и палаточный городок на одной, отдельно взятой территории.

За исключением высшего командования, естественно. Королевский шатер и палатки приближенных генералов располагался чуть поодаль — за пределами дальнобойности монастырских пушек. Ну и вообще, подальше от стен. Мало ли, что ляхам взбредет в голову. Вдруг отважатся на вылазку или тому подобное безумие?

Мелькнула было даже мысль, взять да и наведаться к Карлу в гости. А чего, одинокого всадника, размахивающего пакетом, вряд ли остановят. Вполне обычное дело для тех времен. Только так связь и осуществлялась.

А мне больше и не надо. Оказаться от короля на расстоянии прицельного выстрела. И все… Конец войне.

Угу… Во-первых, — это хоть и игра, но я в ней не бессмертен. Вот такой нюанс. А во-вторых, — здесь не моя война. Я не швед и не поляк. И помогать кому либо из будущих врагов моей родины всерьез не намерен. Чуток ослабить побеждающую сторону — это с превеликим удовольствием. Пусть подольше друг друга метелят и по сторонам не оглядываются. Поэтому не будем примерять на себя одежку киллера, а займемся делом, для которого, собственно говоря, меня и наняли — то есть, осадными орудиями.

* * *

На поле пушки грохотали, трещал… Мозг трещал, изобретая способы порчи вражеского имущества в количестве семь единиц. Три огромные, толстые бомбарды — настолько тяжелые, что их даже на лафеты не устанавливали. Лежали на земле, слегка задрав жерла, а тыльной частью упирались в забитые в землю колья. Царь-пушку видели? Ну вот… ее младшие сестры. Не сильно «младшие». А кроме бомбард стены монастыря пытались испортить еще четыре орудия. Эти уже больше подходили под определения пушек, впрочем, может, всего лишь гаубицы. Калибр к длине ствола я не прикидывал — но ничего такие «хоботы», внушительные.

Они-то как раз и жахнули почти залпом, когда я подъехал поближе, чтоб подробнее рассмотреть участок и объем проблемы.

М-да… Впечатляет. С работой РСЗО не сравнить, но тоже вполне доходчиво объясняет, почему именно артиллерия — бог войны.

Слишком близко к позициям пушкарей я не лез, так что и на меня никто не обращал внимания. Свеи неторопливо выполняли свою работу… ну а куда торопиться? Монастырь не убежит… А я приглядывался и прикидывал.

В истории, написанной Сенкевичем, если только я правильно помню, герой ночью пробрался к пушкам, заложил в стволы порох и взорвал. Правдоподобность такой диверсии обсуждать нет смысла, чего только не бывает, но мне способ Кмицица не подходил. Хотя бы потому, что я не озаботился прихватить с собой достаточное количество взрывчатых веществ, а шведы вряд ли будут настолько любезны, чтобы предоставить мне свой порох.

Кстати, о порохе. Заготовленные заранее ядра лежат кучками неподалеку от пушек, а вот порох пушкари приносят в небольших бочонках непосредственно перед заряжанием. А основной запас ВВ хранится метрах в ста от позиции. На трех телегах. И под охраной… К слову, бочонков на тех телегах не так и много, что подразумевает доставку его из еще более отдаленного склада. А подвоз осуществляется по необходимости.

Но, даже если предположить, что мне удастся каким-то чудом заполучить пару бочонков огневого зелья, толку от этого почти никакого. Что мне с ним делать? Просто засыпать в жерло? Во-первых, — как это проделать физически? А во-вторых, — как его потом воспламенить? Методом проверки заполнения бензобака при помощи зажигалки?

Не, ну в общем и целом, тоже вариант. Но тогда подрывников нужно по количеству пушек.

Читал, что наши артиллеристы старались снимать прицелы. Но у этих монстров я ничего подобного не наблюдаю. А если б и были — даже слепой наводчик вряд ли сможет промахнуться мимо крепостной стены.

Зато, глядя как бомбардир подносит раскаленный шомпол к казенной части ствола, я вспомнил еще один старинный способ порчи пушек. При захвате вражеской артиллерии в бою и невозможности оттащить ее на свою сторону, солдаты заклепывали запальное отверстие. Это, конечно же, не превращало пушку в бесполезный кусок металла, но выводило из строя на довольно продолжительное время.

И вот это вариант мне нравился больше остальных. Потому что я мог его провернуть в одиночку и относительно бесшумно. Если заранее продумать и подготовить «заклепки».

Чтобы не торчать столбом и привлекать лишнего внимания, я неторопливо проехал в отдаленный конец лагеря, где над большим навесом вился черный дым, и слышался характерный перезвон кузницы. Заодно и насчет заклепок поглядеть.

Для моей цели лучше всего годились гвозди. И материал относительно мягкий, расклепывать не трудно, и форма подходящая. Вот только в этом веке их не из катанки рубали, а ковали поштучно. Соответственно, изделия были просто огромными. Как нынешние «150», только еще толще и больше всего напоминали то, что в моем времени называют «костыль строительный». А такая балда не в каждое отверстие войдет.

В общем, расстроился я чуток, что снова план придется менять. Но тут, как говорится, повезло. Уже собираясь уезжать, зацепился взглядом за кузнеца, поправлявшего подкову лошади.

Ухнали! Вот что мне нужно… Лучше и не придумать.

Спешился и с ленцой в глазах, важным видом благородного господина, по непонятной причине вынужденного заниматься тем, что обычно делают слуги, неторопливо подошел к кузнице.

— Что пожелает, господин? — подскочил ко мне подмастерье. — Если оружие наточить или кирасу поправить — то это к Йохансену… — парень указал направление. — А мы больше по лошадям. Расковать-подковать… Больной зуб выдернуть или бабку укрепить.

— Подковы гляньте… Прихрамывать стал… кажется… — бросил я в ответ первое, что пришло в голову.

— Это мы мигом… — парень подал знак еще одному такому же как и сам — вихрастому, белобрысому — и они закрутились, затанцевали вокруг моего коня не хуже цыган на ярмарке. А боевой жеребец, приученный слушать только хозяина и рвать зубами чужака не хуже пса, только хвостом помахивал, стриг ушами, недовольно пофыркивал, но стоял смирно. Умная животина. Не зря одна королевская фаворитка изрекла, что чем больше она узнает людей — тем больше любит лошадей и собак.

Пока подмастерья готовили коня к осмотру копыт, я как бы из любопытства шагнул под навес. Постоял при столе с разложенными на нем инструментами и прочим снаряжением. Взял парочку ухналей, повертел, разглядывая… Невзначай уронил за пазуху…

Мог и не изгаляться. Все вокруг были заняты делом и на мои манипуляции внимания не обращали. Вот и ладушки… Сцапал в кулак сколько поместилось и сунул за пояс. Запас карман не тянет, даже если такового еще в моде нет.

Кстати, о людях… Другая эпоха — иные нравы. Вот хотел бы я увидеть в свое время какого-то бойца… да хоть и летёху, бесцельно снующего по воинской части. А здесь — иди куда хочешь, все нараспашку. Впрочем, а что прятать? Количество врагов примерно известно, а тысячей больше или меньше, роли не играет. Тип вооружения? Да такой же… Кто командир и чего умеет? Тоже в пределах погрешности. Все достижения и ошибки наперечет. Так что «чистым» шпионам ловить нечего.

Хотя… По ходу, я поторопился с выводами. Не перевелись еще секреты в шведских селениях. Найдется на что взглянуть любопытному глазу… если стража не заметит.

Метрах в пятидесяти, отделенные от кузницы неглубокой балкой и густыми зарослями мешанного кустарника, стояло какое-то строение, типа сарай, обшитое толстым горбылем и под соломенной крышей. Кому оно там понадобилось и для каких целей построено жителями, сразу и не сообразить. Может, сторожка? Укрытие от непогоды или для ночевки во время полевых работ? Чтоб лишний раз домой не бегать. Не суть…

Важно, что у этого сарая был выставлен караул. А неподалеку — разбита палатка. Для отдыхающей смены. Тут же горел небольшой костер, над которым весел ведерный котел. Что значит — караульных не меньше десятка, не считая командира.

Вряд ли такой пост выставили бы рядом со складом обычной амуниции. Что-то важное они охраняют… Или — ценное.

Значит, надо посмотреть.

Сперва делаю вид, будто мне приспичило. Специально для тех, кто мог, пусть даже случайно или от нечего делать, за мной наблюдать. Понимаю, что это паранойя, ну а вдруг? Нет-нет, лучше перебдить, чем потом на зеркало пенять… А так — все красиво… Стоял служивый, никого не трогал — и тут как резануло в животе. Бедняга, аж согнулся. И так — скрюченный в две погибели, к ближайшему кустарнику и ломанулся. Ничего необычного. А на войне, где все время обед «часом с квасом, а порою с водою» или всухомятку, так и вовсе дело житейское. Половина животами мается.

В общем, в тот ярок я забежал шустро, ну а дальше прыть поумерил. Это ж я притворялся, а многие сотни шведов забегали в эти кусты далеко не с эстетической целью — любоваться природой. Так что плотность «минирования» лесополосы превышала любые разумные пределы. Хвала игровым условностям, аромат активировался только если вляпаться лично, поскольку в реальности пройти сквозь ярок без противогаза было бы невозможно. Оно ж всем известно, что какой стол, такой и запах… Так что продвигаться приходилось очень осторожно. Но я особо никуда и не торопился. До вечера еще далеко, а чтоб заняться пушками — все равно надо было дождаться темноты.

Ф-фу… Но и польза немалая от этого тоже имелась. С этой стороны шведы караул не выставили. Видимо, были на все сто уверены, что со стороны «общественной уборной» вражеского нападения можно не опасаться. Ну, и зря… Самоуверенность и разгильдяйство — наказуемо.

Шаг за шагом я преодолел «полосу заграждения» и поднялся по противоположному склону оврага почти на самый верх. До задней стены сарая оставалось шагов пять. И около двадцати до костра и палатки стражников. Теперь оставалось лишь набраться терпенья и по их разговорам понять, что именно они охраняют. А это, как подсказывал мой жизненный опыт, вполне реально.

Когда солдаты уверенны, что начальство их не слышит, а скука от однообразия одолевает так, что челюсть можно вывихнуть — никто не отказывает себе в удовольствии поговорить. В том числе и о службе. Вернее, именно о ней в первую очередь. Ибо все остальные темы — о выпивке, деньгах и женщинах — уже сотню раз переговорены. Так что располагаемся поудобнее и слушаем… Тем более, как раз поспел обед и, судя по оживленным репликам — к нему полагается ежедневная чарка. Для улучшенного пищеварения.

«Поздравляем. Вы повысили навык «Скрытность и осторожность» до 25. Теперь ваш шанс оставаться незамеченным даже на открытом пространстве равен 40%. В тени — 45%»

* * *

— Эй, Петер! Ты что делаешь? — окликнул кашевара усатый копьеносец гренадерского телосложения, глядя на то, как солдат зачерпывает из общего котла и высыпает улов в отдельный котелок.

— Ротмистр велел пленных покормить.

— Ишь ты! — аж подскочил здоровяк. — А с какой это радости мы должны делиться с ними едой? Небось, ротмистр на пленных московитов получил довольствие и себе оставил или маркитантке отнес, а мы из своего пайка должны эту голодную ораву содержать? Обойдутся! Самим мало!

— Да брось, Йон. Они ж тоже люди… — вяло отбивался Петер. — И так который без еды сидят…

— Мне что за забота? — проворчал здоровяк. — Подохнут скорее…

— Дал же господь здоровья, а об уме не позаботился… — вздохнул другой солдат. Судя по седым усам — ветеран. — Тебе что плохо здесь? Пол дня спишь, пол дня дремлешь. А если сторожить некого будет? Куда нас отправят? На штурм хочешь? Или траншеи минные рыть?

— Нет… не хочу… — аж перекрестился Йон. — Чур меня… Давеча, сказывали парни, ляхи вылазку делали и две галереи обрушили. Никого живого оттуда не достали.

— Ну, тогда сиди и не шебарши… Не обеднеем на пару черпаков похлебки… Да и Бог увидит. Глядишь… случись такая беда… кто-то и нам кусок хлеба поднесет.

— Тьфу на тебя! — сплюнул в сердцах здоровяк и с опаской взглянул вверх. — Язык без костей… Я что… если все общество согласно — кормите. Да хоть и вина им налейте…

Угу. Не ошибся. И пяти минут не прошло, как получил большую часть интересующей меня информации. Оказывается — это не склад, а КПЗ. Внутри не злато-серебро и прочее ценное имущество, а пленники. Причем, не местные, в смысле — граждане Речи Посполитой Польской, а — московиты. И тут снова было над чем подумать.

М-да… А еще принято считать, будто война это сплошной экшен, а диверсионная работа — так и вовсе бесконечное беги-стреляй, взрывай-тикай… Я сегодня за весь день никого не убил, и даже сабли из ножен не доставал. Зато от мыслей скоро голова опухнет!

«Поздравляем. Ваш навык «Интеллект» улучшен на «1»

— Издеваетесь? — прошипел я. — Ну, ну… Поглядим еще, чей туз сверху ляжет… И вообще, хватит мне под руку лезть. Имеете что сказать — пишите письма. А я, так и быть, на досуге просмотрю корреспонденцию. Comprenez-vous, mon ami?

«Секретарь» промолчал.

— Вот и договорились. Молчание — знак согласия.

Я сердито посопел и потер лоб, пытаясь вернуть обратно мысль, которую своей бесцеремонностью спугнуло системное оповещение. О чем там?

Ах, да. Русские пленные. Откуда они здесь? За сотни километров от своей страны, на территории воюющего государства с которым, между прочим, у Москвы тоже далеко не дружественные отношения. А вот со шведами, наоборот, у царя сейчас, вроде бы перемирие. Хлипкое… но тем ни менее. Гм… И какие из всего этого выводы? Сделать вид, что я ничего не знаю и заняться своим делом, или…

Ясен пень, что или. Игра или нет, а неправильно это — своих бросать. Да и польза прямая. Как я заметил, они и так свою артиллерию не слишком тщательно охраняют, считая что враг надежно заперт в крепости. И побег пленных такой шухер в лагере поднимет, что большая часть свеев вообще будет в другую сторону глядеть.

В общем, решено… Свободу узникам.

Как там? Оковы тяжкие падут, темницы рухнут и… Стоп-стоп. Шуметь не будем. Это не наш метод. Мы пойдем другим путем.

Что солдат обычно делает после обеда, особенно, когда начальство далеко? Правильно, занимается самоподготовкой. То есть — дрыхнет без задних копыт.

Шутки шутками, а тем временем шевеление в рядах стражи конкретно затихло. Поднялся еще чуть выше и огляделся. Ну, да… Что и требовалось доказать. Три пары сапог торчат из палатки. Старослужащие, наверно. Еще четверо прикорнули с той стороны, куда падает тень. Кашевар — не мудрствуя лукаво, разлегся прямо на рабочем месте. То есть, неподалеку от потухшего костра. И только один бедняга исправно несет службу. Уселся возле амбара спиной к двери и бдит…

В полном обмундировании. Прямо на солнцепеке. Ну, ну…

Засекаем время…

Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах… Уже носом клюет. Держится еще из последних сил, вскидываясь, как конь укушенный слепнем, но с каждым разом все ленивее… Выждем для гарантии еще десяток минут. А вот теперь, пора.

Особо не скрываясь, но все же стараясь не поднимать лишнего шума, выбираюсь из оврага и подхожу к часовому. Левой рукой придерживаю пику, а правой — рукоятью пистоля бью шведа по неосторожно подставленному затылку. Удар особо не сдерживаю. Мне важно помеху устранить — а оглушу я его при этом или убью, без разницы. А ля гер, ком а ля гер…

Страж всхрапнув чуть громче, валится на бочок. Придерживаю ногой, чтоб не брякнулся слишком громко. Потом — беру подмышки, оттаскиваю чуть в сторону и усаживаю в обычной позе. Рядом пристраиваю оружие. Если взглянуть издали — все спокойно, часовой на посту и бдит.

Оглядываюсь. В палатке и возле никакого шевеления. Сиеста во всей красе. Ну, спите себе братцы… мешать не стану.

Осторожно снимаю замок, но не отпираю двери, а то мало ли — вдруг там какой герой притаился и только ждет, чтобы хряпнуть по башке первого вошедшего? Как в анекдоте о водителе-грузине, который считая себя джигитом всегда проезжал перекресток на красный свет. А на зеленый стоял, потому что с той стороны тоже джигит мог оказаться за рулем.

— Эй, народ православный! — шепчу в щель. — Сидите тихо! Свои… Если поняли, подайте знак.

Несколько мгновений стоит тишина, потом из сарая доносится негромкое, но отчетливое покашливание. Через пару секунд — еще раз. Отлично.

В освобождении пленных, как в спасении утопающих — главное, чтоб с собой не прихватили. На радостях.

Но, поскольку береженного и Бог бережет, сразу не вваливаюсь, а лишь чуток приоткрываю дверь. Нормально. Обошлось без эксцессов. Понятливые попались. Бывалые… Вот только на воинов мало похожи. Я, конечно, не знаток в старорусских униформах и мундирах, но все же какая-то схожесть должна быть. Понятно, что без погон и шевронов, но покрой кафтана, цвет… А внутри сарая находилось около дюжины мужчин среднего возраста. Одетых кто во что горазд, а из общего имелось только одно — окладистые, русые бороды. Не слишком длинные, но и не такие, чтоб за месяц отрастить.

— Слава Иисусу Христу.

— Навеки слава… — ответил один. В общем-то ничем особенным из общества не выделяющийся. Может, только медвежьим сложением, да взглядом холодных, серых глаз.

Такой же взгляд был у первого встреченного мною в этом мире воина, боярского сына Дмитрия. Лицо румяное, улыбка на губах играет, а взгляд — как мизекордия. Только сделай лишнее движение или брякни что не так, мигом от бремени и забот житейских избавит.

— Ты кто?

— Значит так, православные. Слушайте внимательно. Лишние разговоры вести недосуг. Часового я снял, остальные свеи спят. Но не вечным сном. Поэтому делаем так… Встаете и по одному подходите ко мне. Я — разрезаю веревки, а вы — так же по одному, тихонечко прячетесь за сараем. Там разминаете руки-ноги, а потом ныряете в овраг. Не торопитесь… За сараем вас не видно, а вот если поднимете шум в кустарнике — свеи могут и проснуться. Оружие часового не трогать! Одна пика вам не поможет, а боец на посту без оружия — если который на него спросонку глянет — сразу подозрение вызовет. Все понятно? Повторять не надо?

— Не надо, господин… — за всех сразу отвечает все тот же остроглазый здоровяк. — Тимоха. Пошел…

Ближайший ко мне пленник молча поднимается и протягивает руки.

Двумя взмахами ножа перерезаю сперва кожаные ремни на ногах, потом — на запястьях.

Тимоха изображает нечто вроде поклона и выглядывает за дверь. Еще мгновение, и он выходит наружу. Затаив дыхание, все ждут. Я тоже… Тишина. Потом раздается легкое постукивание по задней стене сарая.

Есть контакт…

— Кондратий, — правильно оценив ситуацию, продолжает распоряжаться старший среди русичей.

Пользуясь моментом, смотрю внимательнее. Что там система сообщит?

«Сергей Калита гость новгородский»

Ух, ты! Вот это встреча. Да ух, и вправду тесен мир. Куда не плюнь — непременно в знакомца попадешь. Даже пяти рукопожатий не надо. Ну-ну… Гость заморский. Думал, разбежимся, ан нет — имеется тема для разговора. Не гоже девиц влюбленных, даже опостылевших, басурманам в гарем продавать. На Агнешку мне, в общем-то, чихать, но она не сама по себе — а любовь боевого товарища. Ну и вообще…

— Лука…

Третий пошел. А шведы ни ухом, ни рылом. Но все равно нечего клювом щелкать. Фортуна она такая. Улыбается, улыбается… а потом как захохочет.

Глава девятая

«Поздравляем. Вы выполнили скрытое задание «Освободить пленных». Вы заработали уважение. Ваша известность повысилась. Вам доступно дополнительное задание «Спасти пленных». Должны выжить не меньше «5» русичей. Награда: улучшение отношений с царством Московским и Господином Великим Новгородом. Принять? Да/Нет?»

Само собой. И отношения не помешают, и спасение дело богоугодное, зачтется. А пятеро из дюжины не так и много. Авось повезет.

— Ну, что, други? — окинул взглядом московитов, присоединившись к ним в кустарнике. — Пока, Господь, нас хранит. Вознесите ему благодарность в молитве. Только мысленно, каждый про себя. И слушайте, что делать дальше.

Заметил несколько взглядов брошенных на купца и внес коррективы.

— Я не ваш господин или командир, поэтому не приказываю, а лишь советую. Последовать ему или нет — решайте сами.

— Говори, боярин, — пока остальные думали, гость новгородский уже принял решение. Смекалистый. Ну, так в торговом деле тугодумы не задерживаются. Аккурат до первых торгов. — Не сомневайся, все в точности исполним. Ты нас из плена освободил, волю вернул. И слово твое для нас нынче, что наказ родителя.

Красиво говоришь, купец. Заслушаться можно. Если не знать, какая ты сволочь на самом деле. Ладно, об этом позже.

— Хорошо… Замок на амбарных дверях висит, так что проверять, никто не станет. Значит, времени у вас — покуда охранник в себя не придет. Бил сильно — думаю, очнется не скоро, но и зря терять время не стоит. Поэтому, сейчас каждый из вас нагребает охапку хвороста побольше и не таясь выходит из оврага. Дело к вечеру, так что пленники тащащие сучья для костра, никого не удивят. Даже на то что вы не в ту сторону идете… Мало ли кто из командиров какой приказ отдал. Только не все вместе. Идите по одному или вдвоем. Будет кто заговаривать — кланяйтесь и мычите, как глухонемые… Можете рукой махнуть. Если получится. Понятно?

— Понятно, боярин, — опять за всех ответил купец. — Тут народ опытный. Промашки не будет…

— Как же вы… — хотел съязвить, но сдержался. Чего раны бередить. Но новгородец понял.

— Хочешь спросить: «как мы такие опытные да умные в плен угодили»? Подлостью и предательством. А от этой напасти никакой опыт не защитит. Если только совсем уж никому не верить… Но, если никому и никогда… зачем такая жизнь?

Во, как завернул. Умен… О подлости кручинишься? Что ж ты о ней не думал, когда влюбленную в тебя девчонку…

— Об этом позже… Слушайте дальше. Пробирайтесь на юго-запад… — для надежности махнул рукой в нужном направлении. — Верстах в шести от лагеря, перекресток. Сворачивайте направо. И еще через полверсты увидите небольшую рощицу. Крикнете: «Атаман Антон прислал!». Там мои люди… Кто к ним доберется — считайте, к своим попали. Вопросы есть?

Выждал минуту и дал отмашку.

— Вперед! Надейтесь на удачу, но и сами не плошайте.

— Спасайтесь, молодцы, — подтвердил мой приказ купец. — Даст Бог — свидимся еще. И помните — кто первым в Новгород вернется, обо всем увиденном и услышанном тотчас Совету доложить обязан. Как есть, без утайки. Не приуменьшая и не преувеличивая. Ну, а ежели не судьба — не беспокойтесь. Общество семьям поможет. Не даст сиротам пропасть.

Русичи поклонились в пояс, то ли мне, то ли Калите, а потом только хворост собираемый затрещал.

— Поговорим? — купец проводил взглядом своих людей и, когда густая зелень кустарника сомкнулась за спиной последнего, встал передо мной. Весь такой серьезный, собранный. — Хоть я и головой поклясться готов, что не встречались мы прежде, боярин, ощущение такое, что имеешь ты ко мне счет неоплаченный. А я в должниках ходить не привык. Сказывай, что не так?

Проницательный какой. Неужто навык торговли такой бонус дает? Полезное умение. Надо будет качнуть. А то, как завис на «6» пунктах, так и не обращал больше внимания, весь опыт в силу, выносливость и лидерство вкладывал. Считая их более полезными для воина и командира.

— Поговорить хочешь? Ладно… Тогда, для начала, привет тебе и мешок добрых пожеланий от панны Агнешки со Львова. Помнишь такую?

Судя по тому как дернулась щека у купца да заиграли желваки — мог и не отвечать. Помнил. Еще как помнил. Но при этом, ни смущения, ни раскаянья в глазах мужчины я не заметил. Разве что самую малость.

— Вот как чувствовал, что надо было удушить змею подколодную по-тихому… — вздохнул новгородец. — Так нет, пожалел… Прав был князь Владислав, говоря что всякое доброе дело непременно будет наказано. Ибо милосердие и прощение — то божья стезя, а не мирская.

Интересно завернул. Я даже опешил слегка.

— Хочешь сказать, что продать молодую девицу басурманам, в Господине Великом Новгороде нынче богоугодным делом считается? — переспросил я с саркастической ухмылкой. — Ты, купец, ври-ври, да не завирайся.

Сергей нервно дернулся рукой к поясу, словно пытался найти рукоять меча. Поймал пустоту и пообмяк.

— Я так понимаю, — произнес устало. — Ты, боярин, уже все для себя решил и другую сторону выслушать не желаешь? Не удивляюсь… Что-что, а задурить голову Агнешка умеет. Сам в эту медовую ловушку с головой ухнул. Да так, что чудом, эту самую голову сохранил.

Еще интереснее. Может, и в самом деле выслушать? Я ведь и сам в искренность этой куколки не слишком верил. Вот только не место здесь и не время для бесед задушевных. И как быть? Зарубить новгородца без разговоров, а потом терзаться сомнениями? Плохо. Отпустить с миром — и маяться еще больше? Блин… Что пнем по сове, что совой об пень.

— Боярин… — окликнул негромко Сергей, глядя прямо в глаза. — За то что людей моих от плена спас — низкий поклон. И должок за мной превеликий. Поэтому — если казнить решил, не тяни. В любой момент свеи всполошатся да искать беглецов станут. Зачем обоим пропадать? А если не уверен — то пойдем отсюда. Окажемся в безопасности — продолжим. Клянусь, не убегу.

«Внимание. Вам предложено репутационное задание-выбор «Казнить купца или отпустить». Не ошибитесь с выбором. От этого зависит дальнейшее отношение к вам игровых фракций и персонажей»

Ого! Ничего себе! Купец — а ты кто вообще?

— Хорошее предложение, — кивнул я, пытаясь придать лицу подобие равнодушия. — Да только дело у меня незавершенное имеется. Здесь. Так что поиск безопасного места откладывается. В лучшем случае.

— Тогда бери меня с собой! — оживился новгородец. — Посмотришь в деле, глядишь и веры моим словам больше станет.

«Внимание! Персонаж Сергей Калита, купец новгородский желает присоединится к вашему отряду. Принять? Да/Нет?»

Ну, хорошо. Давай посмотрим, что у тебя «внутри»?

Трах-тибидох-трах-трах…

Не, ну что у купца первой гильдии торговля на максимуме и лидерство — это понятно. И харизма вполне на уровне. Но откуда и зачем такие запредельные статы в силе, ловкости и владении оружием? Это ж не негоциант, а натуральный супермен. Такие цифры я еще не видел. А уровень, уровень… «85»! Это ж сколько ХП надо поднять? Миллиард? Ой, ей… М-да. А я тут самонадеянно сабелькой помахать надумал. Казнить злодея… Да он голыми руками десяток таких в силосную массу превратит, утрамбует и не вспотеет. Из моих соратников самый раскачанный перс — Мамай. Но и тот всего лишь 62-го уровня. О-хо-хо… Век живи, век учись, а все равно дураком помрешь.

— Пойдем, атаман… — коснулся локтя Сергей. — Слышишь? Свеи загудели, аки шмели. Очнулся, значит, часовой.

— Да. Задерживаться не стоит. Но, сперва, переоденься.

Используя возможности группового инвентаря, перекинул купцу комплект формы шведского пикинера. Копья, правда, не было. Зато имелся лишний «кошкодер» и обычный пистоль.

— Благодарствую… — оценил новгородец жест, принимая оружие. — Клянусь именем матери и Господином Великим Новгородом, не пожалеешь.

Поживем — увидим. Вслух не произнес, зачем зря обижать. Но призрак Агнешки, — какой я увидел девушку впервые, когда де ла Буссенор вынес ее на руках из шатра Сабудай-мурзы, — все ж не исчез, а продолжал незримо витать между нами, не позволяя установиться полному доверию. Эту темную тайну еще предстояло разгадать.

* * *

Странно, но особого оживления побег московитов не вызвал. Погалдели чуток с той стороны оврага, потом верховой проскакал по дороге мимо нас с Сергеем, даже не взглянув. Вот, в целом, и вся тревога. Даже странно… Если эти пленники не были такими важными — зачем их держали отдельно от остальных? Хотел было спросить, но решил повременить. Одной загадкой больше, одной меньше… Не критично. Их и так уже на весьма бурную и продолжительную беседу набралось.

— Послушай, атаман… — произнес негромко новгородец, ведущий в поводу моего коня. — Я слова не нарушу. Но, если ты расскажешь, что намереваешься сделать, может, подскажу чего. Не смотри, что я не купеческого сословия. В Новгороде каждый мужчина воин. Иначе б на нашей шее давно какой-нибудь король или царь сидел.

С этим не поспоришь. Исторический факт. И хоть в результате московско-новгородских войн победил все-таки царизм, сейчас это был вольный город. Где, как правильно сказал купец, каждый умел держать в руке меч.

— Пушки надо обезвредить… Если не все, то хотя бы бомбарды…

— За католиков, стало быть, радеешь? — с заметным осуждением в голосе произнес Сергей. Даже с шага сбился. — А их псы-рыцари нас не миловали. Младенцев да баб живьем жгли.

— Я не «за», купец… Я — «против»…

— Это как? — удивился новгородец.

— Слышал присказку «Двое бьются — третий не лезь»? — дождался кивка и продолжил. — Так вот, глупая она. Особенно, если в бою сошлись твои враги. Обязательно надо вмешаться. И помочь тому, кто проигрывает. Чтобы он продержался подольше и еще сильнее потрепал противника. И так — покуда оба не сваляться в изнеможении. Чтоб у них ни на что больше сил не осталось… только раны зализывать. Вот тогда они надолго забудут в твою сторону поглядывать. Разве только с опаской…

— Гм… — озадаченно поскреб бороду купец. — Ежели так, тогда конечно… Тогда — да. Понятное дело…

Помолчал немного, подумал.

— А как?

— Заклепать ухналями запальные отверстия… На какое-то время умолкнут. А ляхам день-два роздыху будет.

Купец снова умолк. Ну и я в разговор не лез. Тем более, мы тем временем приблизились к артиллерийской позиции. Пушки уже замолчали, и солдаты сновала вокруг них, приводя орудия в порядок. Банили стволы, укрепляли расшатанные упоры, в общем — занимались профилактическим обслуживанием.

К слову, весьма странно… Зачем прекращать стрельбу ночью? Учитывая среднюю скорострельность примерно 5-6 выстрелов в час. Они что, промахнуться опасаются в темноте? Или ядро в дуло без света не могут затолкать? Или их величество король под грохот канонады спать не может, вот верноподданные и оберегают его покой и сон. Впрочем, мне это только на руку. А если шведы еще и караул не выставят, так это вообще чит. Даже не интересно…

— Не надо заклепывать… — прервал размышления голос Сергея.

— То есть?

— Я знаю лучший способ…

— Да ты что?

Несмотря на возглас, почему-то я совсем не удивлен. Чем больше общаюсь с этим человеком, тем меньше вижу в нем торговца. Шалишь, брат. Или я совсем ничего в жизни и войне не понимаю, либо передо мной тайный агент. И не рядовой шпион, а из тех мастеров, чьи дела изменяют ход истории, но остаются неизвестными даже многие века спустя.

— Я не шуткую, атаман! — новгородец придержал коня и повернулся ко мне.

— Тихо, тихо… Не шуми, а то весь лагерь шведский по тревоге поднимешь. Чего вскинулся? Разве я сказал, что не верю? Сейчас вон там… — указал рукой наименее приметное место, — … встанем, и расскажешь, что придумал. Окажется твой план лучше, им и воспользуемся. Нет — ухнали при мне.

Сергей кивнул и повел коня дальше.

Минут через пять мы стояли метрах в ста позади пушек, и купец продемонстрировал мне небольшой кожаный кисет-ладанку, наполненную какой-то невероятно вонючей смесью. В нос шибала так, что слезы сами наворачивались.

— Мать честная… это еще что за… — непечатную часть я не договорил не в связи с повышенной воспитанностью и аристократизмом, а потому что не смог, сгибаясь в рвотном позыве.

— Карачунов табак… — объяснил новгородец, одним движением затягивая бечеву на ладанке таким тоном, словно этим все объяснил. Вот только я ничего не понял. И система не торопилась с подсказкой.

Сергей, видимо, догадался по выражению лица, и продолжил.

— Это одна из тайн, которую торговцы и крестоносцы крохотными крупицами приносят к нам из полумифических земель некогда могущественной Кальрадии... Зелье вроде неугасимого и «греческого огня».

— Ты хочешь поджечь пушки? — удивился я, потом сообразил. — А, понял. Не пушки… Взорвать склад с огневым зельем. Пока шведы отправят гонца, пока доставят… Неделю, не меньше выиграем. Отличная идея…

— Нет… — помотал головой новгородец. — Карачунов табак не для поджигания. Он иначе действует. Он разъедает метал, как ржавчина. Только в сотню раз быстрее… Достаточно одной щепотки на любую часть пушки… и через час — оно станет не толще пергамента.

— Ого…

— Да. Древняя магия. Состав этого зелья знают только иерархи Церкви Ночи.

— Опять этот Черный собор… чтоб ему неладно. Шагу ступить нельзя, чтоб не вляпаться.

Теперь новгородец смотрел на меня с удивлением.

— Доводилось слышать?

— Доводилось… А ты здесь с какого боку? Или скажешь, что с товаром за три моря ходил.

— Почему три? — озадачился тот еще больше. — В те земли один путь, по северному морю. Из варяг в Кальрадию… Вот по нему и ходил. Годков пять тому Город снарядил десяток лодий да кочей, нанял лоцмана из оседлых норманов и отправил купцов. Поторговать и новости разведать. Нехорошие слухи с тех мест доходили… Даже викинги перестали искать себе подруг среди воинственных валькирий. Слишком многие дружины из набегов не вернулись. А которые вернулись — те словно не в себе были. Ну, а ты откуда про Черный собор узнал? Совет считал, что в наших землях, за пределами Новгорода, больше никто о той скверне не ведает.

— Ну, что знают трое, то и свинье известно… — пожал плечами я, не желая углубляться в тему. — Обо мне позже поговорим. Отец меня учил: «Сперва одно дело закончить, и только потом за второе браться»

Купец кивнул, молча соглашаясь с разумностью отчего наставления.

Пока мы обсуждали способ диверсии, окончательно стемнело и ночную тьму разгоняли только костры и звезды. Причем, костры даже в меньшей степени, поскольку жгли их в основном в лагере и редкой цепью в предполье, на расстоянии мушкетного выстрела со стен. Вряд ли шведы опасались вылазки, сил у защитников монастыря было для этого слишком мало, но кто знает, какая блажь взбредет в головы вспыльчивым панам?

В общем, судьба благоволила.

— Давай свое зелье… — протянул руку.

Купец сделал движение навстречу, но в последний момент остановился.

— Не понял?

— Хочу, чтобы ты пообещал кое-что взамен… — с некоторой неловкостью пробормотал новгородец.

— Это ты, типа, поторговаться решил, что ли? — хмыкнул я. — Купеческое нутро требует?

— Не поторговаться… — Сергей еще больше потупился. — Ты извини, атаман, но потом ты меня даже слушать не станешь. А сейчас еще есть шанс.

Здоровенный, мощный, как медведь-шатун мужик сейчас на удивление был похож на школьника, которого впервые застукали за курением.

— Да говори уже. Не тяни вола…

— Пообещай… — начал купец, но сразу же и замолчал. Понял, что нахрапом не получится и зашел с другого конца. — Это… Скажи, атаман. Ты всерьез считаешь, что испортив пушки, мы сильно подпортим планы Карлу?

— Вряд ли… Но, мы уже говорили об этом. Чего опять-то?

— А если все войско свеев не получит жалования? — продолжал купец, как будто и не слушая меня. — Думаешь, долго король сможет держать армию в повиновении?

— Гм… Интересно спрашиваешь. Откуда мне знать. Наемники уж точно роптать начнут. А то и уйдут. У этих псов войны кодекс чести держится на одном условии — они верны до тех пор, пока исправно получают жалование. А если наниматель неплатежеспособен — считают себя свободными от присяги.

— Вот! — купец даже голос поднял от возбуждения. — Об этом я и толкую…

— Черта с два! — терпение мое стало иссякать. — Ты говоришь о чем угодно, кроме того, что должен сказать. Так что, либо выкладывай свое пожелание, либо — давай сюда зелье!

— На… — купец тут же ткнул мне в руки кисет. И быстро произнес. — Я знаю как оставить шведов без денег!

* * *

«Внимание! Вам предложено репутационное задание. В случае успешного выполнения, ваши отношения с фракцией «Швеция» упадут до «-25» (Вражда). Король Карл будет считать вас личным врагом. Ваша известность повысится на «5»

Зашибись! Еще одни любители тень на плетень наводить и котами в мешках торговать.

Не, так-то трюк старый, как мир. Подходишь к незнакомой красотке, аккуратно берешь за руку, пристально смотришь в глаза и вкрадчивым полушепотом спрашиваешь: «Девушка, а не хотите ли вы…». И замолкаешь, предоставляя самой решить: «хочет ли она, и если «да» — то чего именно?». А в случае неудачи, в ответ на разъяренный взгляд или возмущенный возглас, спокойно предлагаешь приобрести со скидкой какую-то безделицу. Поскольку сегодня супер выгодная цена, рекламная акция и бла-бла-бла… Кто сам не может придумать достойную отмазку, читайте «Трест который лопнул». Шанс схлопотать по морде минимальный, а вероятность приятного продолжения знакомства весьма высока.

Это я к тому, что и купец и система по той же схеме работают — сделали пару тонких намеков на толстый обстоятельства и ждут пока я клюну. М-да… Были б мы в реальном мире, объяснил бы я Сереге, как он неправ. Ну да чего уж там от непися требовать. Видать Иск-ин ему не слишком продвинутый достался. Поэтому всего лишь беру его двумя пальцами за грудки и доверительно сообщаю:

— У тебя последний шанс. Через пять секунд я ухожу. Время пошло. Пять… четыре… три…

— Нас взяли в плен не на дороге. Мой обоз вез провиант для шведов… — быстро и от этого не слишком связно затараторил новгородец. — Должны были рассчитаться. Тем более, Господин Великий Новгород всегда выступал супротив единовластия Кремля. Шведы на русских сердиты, поскольку те хоть и не помогают ляхам, а все ж союз разорвать отказываются. Еще и у Карла в тот день паршивое настроение было — защитники Ченстоховского монастыря в который раз отказались сдаться. В общем, главный интендант решил, что все русичи одним миром мазаны и нет никакой разницы — новгородец или московит.

— Это я понял… Иначе б вы не сидели под замком, — многословие купца конкретно утомляло. — О деньгах сказывай.

— Да… Я видел, где их казна хранится! — выпалил Сергей и перевел дыхание.

— И что? А я знаю, где американцы хранят свой золотой запас.

— Американцы? — недоуменно переспросил купец. — Погоди. Я не понял? Разве это не важно?

— Ну, почему не важно… — пожал я плечами. — Но толк в этом какой? Даже если ты не ошибаешься, уверен — возле палатки с казной такой караул стоит, что мимо комар не пролетит, а не то что муха.

В ответ новгородец интенсивно помотал головой.

— В том и суть, что всего два гвардейца! А как пушки рванут… в лагере такая суматоха начнется… Одному не управиться… — понял, что я могу неправильно понять и объяснился: — Не, ты не думай, атаман. Я не из-за охраны… Золото самому не унести... Думаю, там пуда три талеров и дукатов. А уходить надо быстро. С конем всяко сподручнее.

Ого! Три пуда серебряными и золотыми монетами! Это ж сколько? Миллион или еще больше? А с другой стороны — армия у Карла тоже немаленькая. И если каждому хоть по червонцу… Гм… Солидно. Это я удачно купца встретил. С таким подгоном я теперь свою деревеньку мигом в крепость превращу. Поди отними потом. Даже, если в немилость королевскую попаду. С обычным монастырем какое войско справиться не может, а в Замошье не божьи братья на стены встанут… Чуток времени и я таких псов войны натренирую, никому мало не покажется. Сам буду решать, кому на троне сидеть, а кому под… Тпру, куме, слазьте! Губу закатай и включай мозги!

— Добро, Сергей. Договорились. «Заряжаем» пушки и командуй. Твоя наводка, тебе и карты в руки.

Новгородец кивнул и, пригибаясь к земле, побежал к пушкам. Спокойно мог идти в полный рост — уверенные в безопасности, пушкари на позиции не оставили даже пугала. Так что из всех предосторожностей надо было лишь поглядывать в сторону лагеря. Но и это было лишним. Как говорится: война войной, а прием пищи по распорядку.

— Все…

М-да… Вся диверсия заняла минут пять, а говорили-разговаривали не меньше часа. Хотя, все равно надо было дождаться темноты. А хорошая подготовка — залог успеха. Не поговорили бы — пихал бы я сейчас ухнали в запальные отверстия.

— Добро.

«Поздравляем. Вы выполнили задание короля Яна Сигизмунда. Ваши отношения с фракцией Речь Посполитая улучшились на 5 пунктов. Дождитесь взрыва и отправляйтесь за наградой»

Вот же ж «жжж»… Совсем мой суфлер тире секретарь испортился. Шо не брякнет, все словно для альтернативно одаренного игрока предназначено. Одно хорошо, теперь он свои реплики произносит вкрадчивым шепотом и обходится без музыкального сопровождения.

— Ну, что, господин негоциант? Одна забота с плеч — виват новая кручина? Как считаешь, есть в этом мире уголок, где нам с тобой будут рады и не прогонят за порог, как шелудивых псов?

— Эээ?.. — для Сергея мое краснобайство явно было слишком сложным для понимания.

— Вот и я так же думаю. Но не торчать же нам здесь до утра, как те самые тополя на Плющихе. Пошли, поищем место у какого-нибудь костра. Ужином драгуны с нами вряд ли поделятся, но уж погреться то, я надеюсь, разрешат?

— Мудрено ты говоришь, атаман… — потер лоб купец. — Видать, долго по чужим землям мотался… Не сразу и поймешь.

— Мотался, дружище… ох, помотался… — вздохнул я. — И сейчас не сразу сообразить — дома я уже, или все еще в пути. Особенно, если прислушаться к словам некой монахини. Ладно… Об этом позже… Хотя, погоди. На один вопрос ты мне все же ответишь прямо сейчас. Как знать, что утром будет? А идти в бой, держа камень за пазухой, не гоже. Согласен?

Купец подобрался чуток, но кивнул.

— Да. Спрашивай… Хотя, погоди. Я догадываюсь… Агнешка? Верно?

— Она самая. Друг мой боевой и соратник верный прикипел к девице всем сердцем… последняя любовь. Да и она, вроде, взаимностью отвечает… В общем, понять я должен — что там промежду вас случилось? Ну, и кто виноват…

— Хорошо, атаман. Времени хватит на разговоры. Поведаю, как на духу. Но, начну с далека, уж не обессудь.

Купец помолчал чуток, собираясь с мыслями, потом решительно тряхнул головой и, чуть напирая голосом, словно старался придать словам надлежащий вес, начал рассказ:

— Сколько времени прошло, а словно вчера все было… Настоящая чертовка. Я ведь, атаман, не отрок безусый, что на каждую юбку облизывается. Пожил… Женат почитай второй десяток. Детишек пяток имеется. Да и бабенок разных в долгой-то дороге купеческой повидал. Иной раз ведь по году домой воротиться не успевал… Даже мавра у меня была. В Крыму как-то торговали — вот бей тамошний и уважил, служанку на ночь прислал. Хотел умаслить, чтоб выгоднее товары сторговать… Но зря старался, басурман. А девка ничего, нежная, гибкая… кожа бархатная. Смешно было, как светильник погас, один глаза белели, а сама невидима, только на ощупь и ощущал. Да запах от нее странный. Сквозь все благовония мускусом веяло. М-да… К чему я веду… Что сам не понимаю, что со случилось, когда судьба, чтоб ее, свела меня во Львове с Агнешкой. Словно наваждение. Совсем голову потерял. Только о ней и мог думать… Товар, который на продаж привез, за бесценок спустил, лишь бы побыстрее деньги достать и ее развлечь — одарить.

— Седина в бороду — бес в ребро… — пробормотал я негромко, но купец услышал и непроизвольно огладил серебристую поросль на подбородке.

— Возможно и это… Знает она добре, что мужчине надо. Умеет и взор усладить, и тело… да и сердце согреть, чего уж там. Но все не так просто, атаман. Потому что, если б я обычным негоциантом был, — пустила б девица меня по миру — на этом вся любовь и закончилась бы. А я, как ты теперь знаешь, не сам по себе был, а имел кроме торговли, от Господина Великого Новгорода и царя Московского поручение важное. И когда уж совсем голову потерял, сотоварищ мой Мирослав, вмешался. Разговоры разговаривать не стал, понимал, что слушать не буду, а привел как-то домой с черного хода да показал в щель, как Агнешка подмешивает в мое питье какое-то зелье. И приговаривает: «Все забудь, все оставь — меня люби, меня слушай». Тут я и прозрел… Наверно, понимал все ж умом, что не бывает такой страсти безудержной, чтоб весь мир застить.

— И что это за зелье было? Выяснил? А то разные снадобья бывают. Может, она всего лишь витамины подмешивала, чтоб сердечко не надорвал?

Купец моргнул недоуменно. Открыл рот, видимо, желая что-то спросить. Но потом дернул подбородком и не стал отвлекаться.

— Само собой… Как раскаленный кинжал к лицу поднес, все рассказала. Оказывается, во Львове у нее лекарь один знакомый был. Кирилл… Он ей это снадобье и готовил. Очень хитрое зелье. Если по нескольку капель ежедневно принимать, то любая карга красавицей покажется. Симпатичная девица — вообще ангелом. А если увеличить…

Тут я и начал хохотать…

— Ничего смешного… — даже обиделся купец. — Руки отрубать таким лекарям надо. Ишь, удумали. Микстурами любовь подменять…

— Да я не над твоей участью смеюсь, Сергей…

Успокоится удалось не сразу. Смех так и клокотал в груди.

— Прости. Не ожидал такого поворота. Гм… Судьба та еще насмешница. А кто другому яму роет — в нее и угодит. Поверь, Агнешка за игры с чувствами заплатила сполна. Когда мы панночку из плена освободили, бедняжка на ногах стоять не могла. Сказывали, мурза, которому ты ее продал, трое суток с нее не слезал. А столь неукротимый любовный пыл татарину обеспечили зелья того самого львовского лекаря — Кирилла* (*эта история описана в первой книге цикла «Будни феодала»). Такой вот зигзаг, дружище. Ну, да ладно. Позже договорим. Вон, заметили нас уже. Самое время вспомнить, что мы шведы…

Глава десятая

Надо, надо ехать в земли амазонок. Если раньше я кивал головой и без конкретных обещаний давал Пчелке и Иридии повод считать, что согласен с их агитацией и прям таки созрел для путешествия (ну, так чего только не пообещаешь красивой девушки, чтоб получить свое), то сейчас мне самому захотелось побывать там. Дабы воочию узреть таинственный Черный Собор, и по возможности овладеть… гм, ну как-то заполучить их секретные разработки.

Табак дедушки Карачуна шандарахнул так, что вполне мог сойти за средней величины землетрясение. И это мы еще ждали взрыва…

Не знаю, то ли пушкари решили для большего эффекта выстрелить одновременно из всех стволов, то ли первый детонировал все запасы огневого зелья в радиусе ста метров, но получилось не только оглушительно, а и сногсшибательно. В самом прямом смысле.

Была б у свеев еще хоть одна бомбарда, лишняя телега с порохом или артиллерийские позиции чуть ближе к монастырю — стены последнего такой фейерверк могли и не выдержать. И так камни сверху лавиной посыпались.

Заставь дурня Богу молиться, так он лоб об пол расшибет. Помощники, блин… Хотели ляхам подсобить, а чуть не сдали Карлу монастырь. С такими помощниками и враги не нужны.

Утрирую, конечно. В лагере шведов царила такая паника, что даже если бы в этот момент открылись врата Ченстоховы и из них вышла процессия монахов с ключами от обители, никто б на них даже внимания не обратил. Как не обращали на торжествующие и насмешливые вопли, доносящиеся со стен монастыря. Причем в таких выражениях, которые никак не совмещались с христианской смиренностью и чистотой помыслов.

Паника — это не просто страх, с которым можно совладать самостоятельно. В этот момент человека охватывает иррациональный, животный ужас и все мысли, все желания подавляются одной единственной потребностью — бежать. Куда угодно, но прямо сейчас, сию минуту. Огромные армии, многократно превышающие по численности противника оказывались разбитыми наголову из-за того, что воинов захватила паника.

И командиру надо обладать недюжинной волей и пользоваться непререкаемым авторитетом, чтоб суметь остановить побежавших бойцов.

Не знаю, как там с авторитетом было у шведов, а вот моя, вовремя прокачанная, известность и лидерство — сработали.

Я, в общем-то, не ставил перед собой подобной задачи, просто замешкался, соображая почему мой секретарь — суфлер ничего не сообщает о выполнении задания и полагающихся мне за это плюшкам. Очки опыта, известность и так далее по прейскуранту. Взрыв был, пушки уничтожены, монастырь спасен — а в эфире тишина. Или мне надо самолично пред светлые королевские глаза явиться для вознаграждения, и это закроет квест?

А пока думал, чуть не свалился с ног от мощного толчка. Сгруппировался, устоял и сцапал за рукав обидчика. Им оказался шведский гренадер. Воин глядел сквозь меня ошалелыми глазами и машинально пытался освободиться от непонятного препятствия, которое остановило его стремительный забег.

— Стоять! Куда прешь? Глаза разуй! Не видишь — офицер перед тобой!

В таком состоянии рыжеусый здоровяк вряд ли смог бы отличить корову от коня, но грозный и уверенный тон затронули в подсознании вколоченную годами службы привычку подчиняться командирам.

— Виноват, господин капитан… — пробормотал он едва шевеля языком, и не переставая бегать по сторонам встревоженным взглядом.

Капитан? А почему и нет? Мой сводный отряд вполне на роту тянет. О! Кстати, об отряде. Я же сейчас практически свободен.

— Оружие куда дел, герой?

— Оружие? — переспросил гренадер с таким удивленным выражением, словно вообще впервые в жизни это слово услышал.

— Понятно… Что там тебе по штату полагается? Пистоль, бомбы и кошкодер? Бомб и меча лишнего нет, а пистоль могу дать.

Вместо шведа ответила система.

«Шведский гренадер вступает в ваш отряд. Осталось свободных мест — «113». Согласны принять?»

А почему бы и нет? Мысль появилась, как водится, совершенно неожиданно. Но именно она существенно увеличивала шанс положительного исхода нашей с Сергеем экспроприации.

— Держи оружие, вставай в строй!

Гренадер принял пистоль и закрутил головой, высматривая тот самый строй, но кроме новгородца, при желании способного сойти за двоих, ничего похоже по смыслу не увидел. Ну, это дело поправимое. Ведь в решении любой, даже самой сложной задачи, главное понять алгоритм. Дальше — дело техники…

Не теряя ни секунды, я схватил пробегавшего мимо мушкетера и повторил с ним те же манипуляции, что и с гренадером. Сработало… Правда, мушкетеру не пришлось ничего выдавать из собственных запасов, поскольку купеческая сообразительность оказалась выше всяческих похвал. Я еще только приводил шведа в чувство, а новгородец уже тащил из ближайшей «пирамиды» охапку мушкетов и пик. Хороший может получится помощник, если только его тайные дела не помешают.

За мушкетером в мой отряд пришел пикинер. Потом — сразу два мечника. Как оказалось — родные братья. Поэтому и держались вместе.

В общем, дело пошло, как на хорошо смазанном конвейере. Мне меньше десяти минут понадобилось, чтобы возглавить отряд из двадцати бойцов. Которые, хвала игровой механике, сейчас преданы лично мне не меньше, чем своему королю. А то и больше. Проверять, правда, не рискну — вдруг какой-то скил защитный сработает, и вся гоп-компания дружно превратится из благонадежных свеев в изменников или дезертиров. С соответствующим отношением к ним всех остальных.

Мне такие траблы без надобности. У нас другая задача. И тут, вопреки советам полководцев былых времен, этим воинам совершенно без надобности понимание маневра. Достаточно четко и быстро выполнять приказ.

Сергей тоже не до конца понял мой замысел, но вопросов не задавал. Доверял. И только когда я построил свою рать в походною колонну и пешим порядком двинул в сторону королевского шатра, спросил тихонько:

— Уверен?

— Наглость восьмое чудо света. Никто и чихнуть не успеет, как шашка прыгнет в дамки… — заверил я его. И на всякий случай, добавил: — Не боись, прорвемся.

Караул возле шатра с деньгами бдел несмотря на всеобщую суету. Едва мы приблизились на расстояние меньше десяти шагов, четверо гренадеров — обладатели выдающихся усов, тут же обнажили клинки и навели на нас пистоли.

— Отряд, стой! — приказал я своим и тут же требовательно добавил, обращаясь к страже: — Старший караула, ко мне!

Устав караульной службы напишут несколькими столетиями позже, так что мое наглое требование вызвало всего лишь некоторое замешательство.

— А ты кто? — после небольшой паузы поинтересовался один из усачей. Видимо, тот самый — старший.

— Смена караула.

— Какая еще смена? — удивился он. — Мы всего час как заступили.

— Ничего не знаю. У меня приказ об усилении. Видишь, какую кучу народа согнали? А если есть сомнения — шатер короля вон там, — ткнул рукой в соответствующем направлении. — Пошли, спросим, с чего Его Величеству вздумалось так срочно караул менять? Или сам сообразишь, что недавний взрыв и весь этот бардак в лагере не просто так?

Гренадеру мой насмешливый тон совершенно не понравился, но идти к королю с вопросами — хотелось еще меньше. Кто не знал, что Карл крут в гневе и скор на расправу. Переглянулся с товарищами, пожал плечами и спрятал оружие.

— Ладно. Принимайте пост…

— Вы двое… — тут же начал распоряжаться я, — становитесь слева от палатки. Вы — справа. Ты, ты и ты — займите позицию с тыльной стороны. Остальные — у входа. И в оба глядеть! Чтоб муха не пролетела!

Глядя, как новая охрана дисциплинированно исполняет приказы, усач окончательно успокоился.

— А нам что делать?

— У вас свой командир, братцы. К нему и топайте… — и решил рискнуть. — А хотите, оставайтесь с нами. Мне такие опытные вояки лишними не будут.

— Ну, уж нет… — не дожидаясь ответа старшого, заторопились остальные и больше всех, самый младший, который чуть не пританцовывал от нетерпения. — Ты, Улаф, если хочешь, карауль дальше. А меня капитан прямо с фургона Рыжей Элизы вытащил. Даже на то, что я уже успел заплатить не посмотрел. Так что, бывайте. Авось, наверстаю…

Улаф от таких слов только крякнул. Потом махнул рукой, мол, делайте как знаете, я вам не нянька и сам зашагал куда-то вглубь лагеря.

— Ф-фу… — облегченно выдохнул Сергей. — А если б они согласились?

— У короля Карла стало бы четырьмя гренадерами меньше, — ухмыльнулся я. — Ну, все. Сим-сим, открой дверь? Или какой там пароль?

— Пароль? — переспросил новгородец. — Зачем? — потом вынул саблю, взмахнул и одним ловким ударом вспорол ткань палатки. — Мы и так войдем.

* * *

Еще одно напоминание, что все вокруг не совсем реально. Разве в обычной жизни кто-нибудь поставил бы сундук с казной не просто посредине шатра, а еще и на специальное возвышение, типа пьедестала, водрузил? Ну, а на завершение, чтоб совсем уж не сомневаться, прямо над сундуком висела в воздухе зловещая надпись: «Сундук повышенной защиты. Уровень сложности «Гранд-мастер». Для вскрытия необходим ключ, или навык «Мастер-вор» и набор специальных отмычек».

— Вот спасибо, — сплюнул в сердцах на землю. — И за что мне такое счастье? Где я вам их возьму? Раньше нельзя было предупредить?

— Ты о чем, атаман? — покосился купец.

— О казне. О чем же еще? — проворчал я даже не пытаясь приблизиться к сундуку. Поскольку, помимо надписи, у него имелась еще и неприятная аура. Зловеще красного цвета. Ловушка, и к гадалке не ходить.

— Как нам этот памятник человеческой рачительности отсюда унести?

— Унести?

Угу. Похоже, мы с новгородцем опять не совпадаем мыслями. Или неписи не видят того, что доступно взгляду игрока?

— Сундук, говорю, закрыт. А упереть деньги вместе с упаковкой — силенок не хватит. Дюже уж солидно смотрится. Думаю, пудов пятнадцать весу, не меньше.

— А на кой ляд нам его переть?

Купец какой-то странной, пританцовывающей походкой двинулся к возвышению, одновременно разминая кисти и пальцы рук.

Ух, ты! Вот же дубина стоеросовая. Совсем запамятовал, что класс «торговец» и класс «вор» статами почти не отличаются. Нет, различия, конечно имеются, но уже в дополнительных характеристиках и на более прокачанных уровнях. А главное — ловкость — и там, и там развивается в первую очередь. Как говорится: «Ловкость рук и никакого мошенничества, только бизнес».

Это мне конкретно подфартило с компаньоном. Хоть и женофоб, но парень рукастый.

Сергей обошел сундук по кругу, внимательно приглядываясь, в одном месте даже присел и что-то пробормотал про себя. Похоже, ругнулся. Потом вообще лег ничком и подполз еще ближе.

— Ага! — произнес задумчиво, минут пять спустя. — Немцы, значит, здесь огненную ловушку сработали. Хитро, хитро…

— Что, никак? — спросил я, заранее смиряясь с ответом. Не зря ж в народе приговаривают: «немец сделает — хрен поймешь, русский сделает — фиг поднимешь»

— Отчего же? — вроде как бы удивился купец. — Чай, не дурнее их будем. Тоже не пальцем деланные. Видали замки и покрепче.

Он что-то сделал, на противоположной от меня стороны послышался негромкий щелчок, и багровое сияние, окутывавшее сундук, исчезло.

— Вот так вот… А теперь можно и замочек посмотреть, — удовлетворенно потер ладони новгородец.

Он достал из-за голенища какую-то небольшую, хитромудро изогнутую железку, надо понимать, ту самую отмычку, — и вставил ее в замочную скважину. Попыхтел немного, пробормотал еще парочку то ли ругательств, то ли заклятий, и замок — громко щелкнув — открылся.

— Хе-хе… Нашли таки управу на немца, значится, — произнес довольно. — Иди, атаман, открывай.

— Э, нет, дружище, — отмахнулся я от предлагаемой чести. — Кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Сам все спроворил, сам и заглядывай первым.

Купец спорить и отнекиваться не стал. Взялся обеими руками и, сопя от натуги, откинул крышку. А потом громко присвистнул.

— Это как понимать?

Я, откровенно говоря, тоже не знал. Да и кто бы сразу сообразил, глядя внутрь огромного сундука — пустого, как церковный подвал.

— А где казна-то?

— Угу, — ухмыльнулся я. — Вечный вопрос российских мужиков. Где деньги, Зин? По ходу, развели нас, братишка, как пчел… Впору идти к королю…

— Зачем? — недоуменно посмотрел на меня новгородец.

— Так за наградой… — продолжал ерничать я. — Ты разве не понял еще, что произошло?

Купец только головой мотнул, словно муху отгонял.

— Нет в казне денег. Совсем нет… Поэтому Карл и осадил монастырь, рассчитывая поживится в его закромах. И хоть как-то выплатить наемникам. Не признаваться же, что банкрот. А мы спасли его от позора. Теперь король может громко негодовать, топать ножкой и требовать сыскать и поймать злодея, оставившего армию без денежного довольствия. Короче, — махнул рукой. — Мы попали. А чтоб при этом еще и не пропали — рвем когти.

— Кому?

— Не кому, а отсюда… Короче, делай как я!

(Внимание! Вы потеряли уважение — «5» единиц. Ваши отношения с фракцией Швеция понизились до «- 30, враждебные». Ваши отношения с персонажем король Карл снизились до «-15. Недоверие»)

Странно. А я думал, король мне благодарность в приказе объявит. С занесением. Какая черная неблагодарность. Мы его, можно сказать, от такого конфуза спасли, а он еще и обижается. Ну и флаг ему в руки. С обиженными известно что делают.

Не задерживаясь в шатре ни на одну лишнюю секунду, вышел в ту же прореху, на ходу открывая инвентарь отряда и увольняя всех шведов, пока их лояльность сама не упала и мы с Сергеем не оказались в компании врагов.

— Всем спасибо. Все свободны… — пробормотал негромко, вслух отдавая последний приказ. — Слушай мою команду! Занять круговую оборону и никого не впускать, кроме меня или короля. Держитесь во что бы не стало! Мы за подмогой!

И рванул прочь так, что мои бывшие подчиненные даже переспросить ничего не успели. Да что там сослуживцы, — Сергей и то едва догнал уже за пределами лагеря. Верхом… И то потому, что мы уже выскочили за передовые посты лагеря свеев.

— Ей, атаман! Куда торопишься? Смотри, а то успеешь!

— Умный, да? — окрысился я. — А мог бы и поскромнее быть. Или напомнить, чья была идея золотишком на халяву разжиться?

— Ой, да будет тебе… — новгородец, похоже, совершенно не был расстроен тем, что налет не удался. — Не в деньгах счастье.

Услышав такую сентенцию из уст негоцианта, встал как вкопанный не только я, но и конь.

— Обалдеть… Сергий, а ты точно купец? Или это лишь одна из многих личин.

— Одна из… — не стал лукавить новгородец. — Но самая первая и можно сказать, потомственная. Но в данном случае деньги и в самом деле не так важны, как их отсутствие.

— Объясни.

— Да просто все. Казна Карла пуста… в чем мы сами только что убедились воочию. А Ченстохову, благодаря нашим усилиям, шведам в скором времени не взять. Из чего следует, что через седмицу-две, наемники уйдут домой или к тому, кто позвенит перед капитанами мошной, а войска свеев покатятся обратно, на зимние квартиры. То есть, — войне конец. И выиграли ее мы с тобой. Разве плохо?

Гм… С такой точки зрения я ситуацию не оценивал. Но, если Сергей прав — почему молчит игра. Они и за меньшие задания не жались на награды. Или квест «Завершить «Потоп»* (автор намекает на одноименную повесть Г. Сенкевича, описывающих события польско-шведской войны 1655-1657 годов у них не прописан? И накликал.

(Внимание! Поздравляем! Вами выполнено скрытое задание «Мир любой ценой». Вы заработали известность. Вы заработали 2000 очков опыта. Доступен следующий уровень. Навык «Лидер» улучшено на +2. Ваши отношения с фракцией Речь Посполитая улучшились. Ваши отношения с король Ян улучшились. Для получения награды отправляйтесь в ставку польского войска)

Нет, ну так оно совсем другой компот. Миллион наличных, конечно, лучше, но хоть не зазря корячились. Сойдет для сельской местности. Особенно, если лях не зажмет награду и подпишет не только дарственную и патент, но еще и монет на бедность отсыплет. А чего? Не для себя ж одного стараюсь. Как там дальше будет — никому (кроме меня) неведомо, а номинально я его подданный и о благе короны забочусь. Как сказал один древний монарх: «Чем больше у тебя крепостей — тем устойчивее трон».

* * *

(Поздравляем. Вами выполнено задание «Освобождение русичей». Вы заработали известность. Получено очков опыта 300. Обратитесь за наградой к купцу Сергию»

Интересный поворот. И чем же меня одарит бывший пленник, у которого из всего имущества только портки да рубаха. А даже сабля с моего, так сказать, плеча.

В этот же миг новгородец остановился так резко, будто наткнулся на что-то и хлопнул по лбу ладонью. Хорошо хлопнул, звонко.

— Вот же я дубина стоеросовая. За всем этим даже поблагодарить тебя запамятовал… за освобождение из плена. Не меня… За себя — отслужу. А за родичей.

Купец призадумался на мгновение и полез в сапог.

— Вот… — протянул ту самую замысловатую железку. — Держи. Не бог весть какой подарок. Но не брезгуй. Эту отмычку настоящий мастер ковал. Чуток умения, и никакой замок не устоит. В любую дверь войдешь, как домой.

— Спасибо.

Я не лукавил. Судя по тому, что ни в одной лавке до сих пор ни разу не видел в продаже набора отмычек — этот предмет в игре имел важное значение. И попасть ко мне мог только в результате прохождения квеста. А тут… считай, на шару получил. Или это именно то самый квест? Просто, как они все чаще говорят: «скрытое задание».

— Да что там… — махнул рукой Сергий. — Безделица… Вот доведется при случае побывать у нас, тогда узнаешь, что такое настоящая благодарность. Я хоть и не самых высоких чинов человек в Господине Великом Новгороде, но говорю твердо: теперь ты, атаман Антон, всегда получишь у любого новгородца и приют, и пищу, и любую посильную помощь. Где бы вы не встретились, хоть за семи морями.

— Ну, я за всех своих товарищей обещать не буду, тем более за Агнешку и дона Виктора, но если судьба занесет тебя в Замошье, что неподалеку от Смоленска… — ответил я алаверды. — Радушный прием обещаю. Ну и от этих двоих отобью… если вдруг встретитесь… случайно.. К слову, эта парочка сейчас именно в Смоленске обосновалась. Так что на твоем месте — этот город я бы какое-то время обходил стороной.

— Благодарю за предупреждение, — серьезно кивнул новгородец. — Учту… Но, в общем-то, мой путь сейчас на север. Что должен — видел и сделал, пора домой. Совету мужей города нужны мои сведения. Ведь торговля — не просто купи-продай, что есть первому же покупателю, а понимание: какой товар куда и когда везти надобно. Чтоб прибыток иметь наибольший. А не так, как в той шутке, когда сын отцу говорит: «Может, хватит уже торговать, а нечем сдачу выдавать?».

Разговор этот мы начали, когда заметили у рощицы бивак моих спутников, а поскольку людей у костра было много больше, то даже без игрового извещения было понятно, что благополучно добрались сюда если не все товарищи Сергия, то большинство.

— На север, значит?

— Уж не обессудь, атаман. Говорил, мол, отслужу, а теперь — уходить собрался. Но ты ведь и сам человек, по всему видать, службу понимающий. Должен разуметь.

— Да я не в претензии. Само собой — служба прежде всего. А уж служба родному городу и, стало быть, семье, иной раз и важнее данного сгоряча обещания стоят.

— Спасибо… — отвесил земной поклон новгородец. — Жаль, что обстоятельства сильнее желания. Служить под началом такого командира великая честь и удовольствие. Ну, да я слышал, некоторые мудрецы на западе утверждают, будто бы земная твердь на самом деле круглая. Стало быть, даст Бог — увидимся. Тогда и отплачу сторицей. За все сразу.

— Ну, ты чего прощанье-расставанье затеял? Что, вот с этого места прямиком на севера почешешь? — улыбнулся я. — Даже не отужинаешь?

— Гм… — улыбнулся и купец. — И в самом деле, я разговорился. А все потому что по душе ты мне пришелся. Даже расставаться неохота.

— Так и не обязательно…

Мысль пришла, как всегда, неожиданно. У меня какая цель на ближайшее время? Правильно, денежек срубить на обустройство будущего фамильного гнезда. Поскольку даже королевский патент не поможет мне ни превратить деревню в острог, ни накормить своих арендаторов, наемников и подсусидков. А где мне только что посулили заплатить сторицей? Правильно, в Новгороде. «Значит нам туда дорога, значит нам туда дорога. Новгородская улица на север нас ведет…»

Новгородец не стал переспрашивать, а лишь выжидающе смотрел. Ждал. Сказалась купеческая выучка: не торопись показывать заинтересованность — не поднимай цену. Пришлось продолжить самому.

— Да вот, подумалось… Столько лет живу, а севера не видел. То времени нет — как говорится в Писании: «Довлеет дневи злоба его». То путь указать некому… А сейчас, я как бы не занят ничем особо, и спутник хороший, надежный рядом. Так, может, это судьба? Стоит ли противиться? Долго до Новгорода добираться?

— Долго… — вздохнул Сергий. — Пешком путь неблизкий.

— Ну, с этим как раз проблем нет, — утешил я купца. — Мои воины конные. И с заводными. На всю вашу братию, конечно, не хватит. Но тебя и еще пару-тройку, кого посчитаешь нужным, в седла посажу.

— Вот спасибо… — обрадовался купец. — Я уж и сам хотел тебя об одолжении просить. Никого не надо. Вьючные кони самим понадобятся, чтоб подолгу в пути не ждать. Да и не к спеху им. Это лишь меня долг понукает. А им, что летом, что осенью… без разницы.

— Еще лучше. Ну, так как? По рукам? Возьмешь с собой?

— Окажи честь, атаман…

Не знаю, как насчет осталось ли что-то от ужина, но от бивака, на полверсты разносились ароматы вскипевшей юшки. Аж слюни потекли.

— Атаман вернулся!

Мелисса выметнулась вперед с радостным криком, только руки для объятия не распростерла. Остальные чинно поднялись и поклонились руководству. А то… я ж им это… отец родной или где?

— Разве можно так пугать… — девушка похоже и в самом деле испереживалась вся. Личико бледное, под глазами темные пятна от бессонной ночи, а сама так и сияет. — Как бабахнуло — земля вздрогнула… думали, монастырь завалился.

— Да не… это мы немного пошумели.

— Знамо дело, — улыбнулась монахиня. — Я так сразу и сказала. «Готовьте кулеш, хлопцы. Вскоре наш атаман заявится. Без него этот «Бах!» не обошелся. А раз — так, ждите с возвращением»

— Ну, рассказывайте, рассказывайте… — не сдержали любопытства спутники. — Как ты этих горемык из полона освободил, уже наслышаны. А об остальном лишь догадываемся.

Пришлось уважить честную компанию. Честно разделив разговор и трапезу на двоих, мы с Сергием пересказали свои приключения. Я — сокращая, купец — расписывая. Так что в целом получилось близко к сути.

— И ты все еще сомневаешься, что избран? — спросила Мелисса, отводя меня за руку подальше, вглубь рощицы. — Вот скажи честно, много ты знаешь воинов… да что там воинов — рыцарей… которые способны одним деянием прекратить трехлетнюю войну между двумя королевствами?

Возможно, я и нашел бы, что ответить, но задавая умные вопросы, девушка одновременно распустила шнуровку на моих штанах и опустилась на колени.

— Эй, ты чего? Я же… — попытался перенять инициативу.

— Молчи… После битвы воинам надо. Я знаю… Нас учили… — невнятно пробормотала снизу монашка, продолжая затеянное. — Расслабься… А то ты впрямь закаменел, как изваяние самого себя…

Все дальнейшие слова были излишними. Мелисса знала что делает. Таки да, мне это было нужно… И не один раз.

Глава одиннадцатая

Старик приближался неуверенно. Пугливо оглядываясь и постоянно кланяясь всем, кто попадал в его поле зрения. А когда увидел меня — пал ниц и распростерся, словно кающийся грешник перед Престолом.

— Ты чего, отец? — я даже растерялся. Подал знак, и два нукера подскочили к старику, ловко поставили на ноги и даже сумели, как бы невзначай, халат (рваный, потрепанный) отряхнуть от пыли и туже перепоясать обрывком измочаленной веревки.

— Ваша милость, не велите казнить! Дозвольте слово молвить! — попытался снова бухнуться в ноги старик, но воины удержали.

— Говори… — неожиданная ситуация так напоминала фарс, что я даже злиться начал. Впрочем, какая разница, как ведет себя очередной непись. Главное, чтобы квест выдал интересный. А еще лучше — цепочку.

— Известие у меня для вас… — старик снова боязно оглянулся, будто ждал нападения. — Дозвольте ближе подойти, чтоб не кричать на всю степь.

На мне добротный доспех крылатого гусара миланской работы, нукеры держат старика под руки — вроде, помогают, а сами бдят и любое лишнее движение пресекут в самом начале.

— Подведите… — подаю знак телохранителям. Мелисса и Немой тут же стают по обеим бокам от меня, готовые грудью закрыть от любой опасности. И это не фигуральное выражение, были уже прецеденты. Монашке не довелось рисковать своими прелестями, а вот у Ивана имеется шрам на правом плече. Принял в себя метательный нож одного атамана разбойничьей ватаги, что будто бы пришел оговаривать условия сдачи.

Оказавшись в шаге от меня, старик почувствовал себя увереннее. Во всяком случае перестал вертеть головой и вздрагивать от каждого шороха.

— Ваша милость, прошу простить ничтожного, но я должен передать вам слова одного господина, ослушаться которого не смею.

— Кто таков?

— Я не знаю… но… поверьте… лучше вам меня выслушать. Хотя бы ради моих внуков.

— Ладно… — пожал я плечами. — Если ради внуков.

— Но, сперва, заплатите… — в глазах старика на секунду блеснуло что-то неприятное. Видимо, он тоже это понял, поскольку залебезил пуще прежнего. — Это он так сказал. Передай, мол, слово в слово, но не продешеви. Золотой проси, не меньше… Простите, ваша милость. Не корысти ради…

— Угу. А токмо во исполнение воли пославшей мя жены… — закончил я вместо него цитатой из Ильфа и Петрова.

— Жены? — опешил непись. — Нет… Супружница моя, уж годков двадцать как преставилась, царствие ей Небесное. Но откуда вы знаете, что Марфа до денег жуть какая жадная была?

— Не важно… Держи монету… — протянул старику желтый кругляш. — И говори уже. Не серди.

— Да, да… конечно… благодарствую… — старик торопливо сунул монету за пазуху и опять сделал попытку пасть ниц, и снова безуспешно, нукеры не дремали. — А известие такое… Если хотите узнать о судьбе своих родных и не позволить узурпатору сесть на престол Империи — отправляйтесь в Черный Собор.

Я, честно говоря, хотел было рассмеяться, поскольку точно знал, что моих родных здесь нет и быть не может, но Мелисса оказалась рядом со стариком быстрее. Мгновение, и кинжал в ее руке уперся острием в горло бедолаги.

— Как выглядел тот, кто велел передать эти слова моему господину?! Отвечай! Быстро! Если еще пожить хочешь. Ну! Шкуру лоскутами сдеру!

Старик побледнел, как сама смерть.

— Высокий… весь в железе… как у господина… только черном… а на груди белый крест.

— Сам Гроссмейстер… — едва слышно пробормотала монахиня. — Лично… Но зачем? Ведь нет нужды… Я уже…

Потом потеряла интерес к старику и повернулась ко мне.

— Атаман Антон… это важно. Не стоит пренебрегать…

— Ну да, ну да… Опять ваш Собор. И как же мне туда попасть? Известие передано таким способом, который указывает на срочность. А путь в Калварию, как ты сама говорила: ой, как не близок. Да и я не готов… Ни серьезного отряда, ни тыла обеспеченного. Да и здесь еще полно неоконченных дел. А я терпеть ненавижу незавершенные дела.

— Об этом не беспокойтесь, ваша милость. Тот, в черном, сказал, что если вы согласитесь — он все устроит. Нужна лишь ваша добрая воля. Окажетесь в нужном месте почти мгновенно… Побеседуете… с кем надо. И обратно — так же.

— Гм… — потер я подбородок. — Не, ну если телепортом. Еще и с обратной доставкой. То это меняет дело. Не вижу причин, почему бы благородному дону не смотаться на минутку за тридевять земель. Чего проще? И что для путешествия надо? Черную курицу, кровь черной коровы и молоко девственницы. В смысле, наоборот…

Старик завис на мгновение, переваривая мое ерничанье, потом интенсивно замотал головой.

— Нет-нет, никаких девственниц. Где их искать-то? Просто, пусть все ваши люди отойдут шагов на десять. А вы — лишнее железо с себя снимите.

Увидел, как сузились глаза моих телохранителей, и торопливо добавил:

— Впрочем, не обязательно. Только если на то воля ваша будет.

— Не будет, — отказался я твердо. Не потому что опасался подвоха или чувствовал себя в латах увереннее. Надевать полный доспех та еще морока.

— Как скажете, ваша милость, — заискивающе улыбнулся старик. — Как скажете… Но молодцам вашим, все ж придется отойти. Иначе заклятие не сработает.

— Мне можно… — вполне ожидаемо уперлась Мелисса. — Я жрица Черного Собора. Меня магия примет.

Старик окинул монахиню цепким, оценивающим взглядом и отрицательно мотнул головой.

— Прощения просим, госпожа, но он сказал: «Только их светлость». Не в моей власти решать.

— В таком случае, атаман никуда не пойдет.

— Тихо, тихо, Пчелка… не будем скандалить при чужих… — примирительно положил я ей руку на плечо. — Ты же все время хотела, чтоб я отправился в Калварию. Твердила постоянно, что я избран. А как подвернулась возможность — противишься. Будь последовательнее. А если это именно тот случай, которым нельзя пренебрегать?

Девушка насупилась, но промолчала. Ведь и в самом деле — Избранники не ходят тропами обычных людей, Судьба их на своих крыльях носит.

— Вот и славно…

Дождался, пока все отошли на нужное расстояние и дал знак старику.

— Я готов. Приступай…

— Это мы с превеликим удовольствием, — неожиданно хищно улыбнулся тот, демонстрируя рот полный крепких, молодых зубов. И даже голос его изменился. Вместо дребезжащего, старческого шепотка послышался густой, дьяконский бас. — Это мы со всем старанием…

Услышав его голос, Мелисса вскрикнула и метнулась вперед, но было поздно. Вокруг нас, поднялся с земли и завертелся густой, пыльный вихрь. Диаметром метров в десять. Но с каждым оборотом он быстро сжимался, пока не превратился в черный, совершенно непроницаемый для взгляда кокон. А потом я почувствовал, что теряю опору, но не падаю, а взлетаю… Как на воздушном шаре…

«Черт, похоже, я все-таки сглупил…» — мелькнула еще заполошная мысль, а потом мир и вовсе пропал. Не осталось никаких ощущений. Мыслей тоже.

* * *

Минуту продолжался полет или вечность — затрудняюсь сказать. Восприятие времени пропало вместе с другими чувствами. А в целом — вот я стою на опушке рощицы, а вот — передо мной высится темная громада какого-то готического собора. Только без обязательных крестов на островерхих шпилях башен. К слову, стены здания не просто темные, а антрацитово-черные. Но без характерного отблеска граней, а какие-то смазанные, аморфные. Будто в смолу залитые. Что делает их еще чернее. Особенно на фоне ночного неба.

Впрочем, а что я хотел увидеть, отправляясь к Черному Собору — жемчужно-розовый Тадж Махал или висячие сады Семирамиды? Все вполне ожидаемо. В отличии от внешнего вида моего нечаянного спутника.

Уж не знаю, куда подевался нищий старик, но теперь рядом стоял крупный, под два метра, широкоплечий и слегка раздобревший мужчина лет сорока, заросший густой, под цвет Собора бородой и одетый в красный балахон священнослужителя. Голову мужчины венчала кардинальская шапочка.

Он поглядел на меня с злой ухмылкой и произнес все тем же, густым басом:

— Ну, вот и все… Больше ничто и никто не сможет помешать нашим планам, ваше Императорское величество. Ни ты, ни твоя взбалмошная сестрица больше не препятствие. Пара месяцев и вся Калвария упадет к нашим стопам и, как хорошо обученная наложница, станет послушно и старательно угождать всем желаниям хозяина… Ха-ха-ха… А сколько было разговоров, волнений. Избранник, фатум… Ха-ха-ха… Единственно, что ты еще можешь избрать… — мужчина дернул подбородком в сторону медленно открывающейся массивной, как бы не каменной, двери, — … это, как умереть. В бою или на плахе. Поскольку даже вечное заточение в подземельях Собора для тебя не возможно. Конечно, смотреть на ваши с сестренкой бесконечные муки и унижения — весьма приятное зрелище… Но, только глупец станет рисковать, имея дело с избранными. Все равно, что трапезничать при свечах, накрыв скатертью бочки с огневым зельем. А Гроссмейстер…

— Эй! — решил я прервать монолог чернобородого. — А как же последнее слово?

Двери в храм отрылись явно не с намерением пригласить меня зайти на огонек. Во всяком случае троица рыцарей с ног до головы закованных в латы традиционно черного колера, если и излучали приветливость и радушие, из-под опущенных забрал это понять было сложно. А вот руки сжимающие рукояти мечей — жест куда более вразумительный. Так что хотелось бы хоть немного прояснить ситуацию. И сделать это куда проще методом «вопрос-ответ», чем выслушивать похвальбу и угрозы, заманившего меня в ловушку «старика».

Моя реплика возымела нужное мне действие, и чернобородый на мгновение замер с открытым ртом, так и не закончив фразу. Потом сглотнул и раздраженно проворчал:

— Какое еще последнее слово?

— А что, нельзя? Ну, тогда хотя бы последнее желание. Даже казнимым преступникам полагается последняя рюмка или папироса.. — прибавил чуть быстрее, умеренно слезливым тоном.

— Последняя рюмка? — задумчиво произнес чернобородый, явно уже позабыв свои же слова о пире на пороховой бочке. — Это можно… Но, сначала отдай им оружие, преклони колено и протяни руки… выпить можно и со связанными запястьями.

Увы, не забыл, гад такой. Ну, ничего, я и мои триста слонов еще не спели свою финальную песню.

— Спасибо за предложение, но у меня желание более скромное… или более наглое… как посмотреть.

— Вот как? — вроде даже как растерялся тот. И сделал мне подарок — повелительным жестом остановил приближающуюся троицу. — Гм… Интересно. Ну, хорошо. Излагай. Ничего не обещаю, но…

— Очень хочу узнать… — говорю полушепотом и делаю шаг в сторону, вроде подходя на доверительную дистанцию, ставя «старика» между собой и черными рыцарями, одновременно увеличивая расстояние до них. — Кому сподобился… заметь, совершенно нечаянно, так перейти дорогу. Ведь до сих пор максимум моих желаний сводился к собственной деревеньке и уж совсем запредельно — осесть воеводой в крепости. Даже о городе не мечтал. И ни о каком троне, тем более, наследном — слыхом не слыхивал. Согласись, — если нет других вариантов и мне суждено сегодня умереть, — хорошо бы хоть понимать, за что?

— Не вижу разницы… — дернул плечом чернобородый, явно ожидавший услышать более заковыристую просьбу. — Если только это не попытка потянуть время. Говорят, утопающий и за соломинку хватается. Так зря… Эта соломинка слишком короткая.

— И все же… — еще шаг.

— Ладно. Слушай. Ты и твоя сестра…

— Но у меня нет сестры. Я...

— Не перебивай! — в голосе чернобородого зазвенел метал. — Ты еще лжецом меня назови!

— Извини.

— То-то…

— Еще раз прошу прощения, но я до сих пор не знаю, как к вам обращаться… эээ… ваше преосвященство?

— Не по чину, — мечтательное выражение на мгновение сменило суровую маску. — Я не кардинал… пока еще. После твоей казни… Думаю, Гроссмейстер Ордена должным образом оценит мои заслуги, и красное я буду носить уже не авансом. Но пока можешь звать меня отец Онуфрий.

Откровенно говоря, чуть не заржал. Блин, это ж надо додуматься. Кардинал — и Онуфрий. Да с таким имечком максимум на должности подьячего в сельской церквушке подъедаться. Подкачали родители. Меняй ксиву, болезный. Хотя, она тебе больше не понадобиться. А на могильном камне напишут просто: «Он был слишком самоуверен». Впрочем, не стоит забегать, а то ведь подобной эпитафией и меня могут придавить. Если только «чёрные соборники» в отличие от католиков не страдают пироманией и аутодафе здесь не в моде.

— И все же… святой отец… я хорошо помню себя с самого детства. И всегда был один.

— Ну, конечно… Император прекрасно позаботился о том, чтобы его наследники уцелели, и спрятал вас так, что всем нашим послушникам — а это многие сотни людей, понадобились десятилетия, чтоб распутать его хитросплетения и найти настоящего принца и принцессу. Вернее — твоя сестрица сама заявилась в Калварию и даже почти сумела добраться до императорского дворца. К счастью, именно почти. Иначе… Впрочем, это уже неважно, милорд. Во всяком случае, для вас.

— Как сказать, отец Онуфрий, — ухмыльнулся я, сбрасывая личину растерянного и испуганного мальца. — Судя из ваших слов, она еще жива. И дворец цел… А это в корне меняет дело. Теперь я принимаю эстафету и… как вы говорите — предназначение. Давайте посмотрим, чье кун-фу круче… Пистоль!

Верный двуствольник тут же оказался в руке и почти самостоятельно выбрал цель.

— Бах! Бах!

— Дзинь! Дзынь!

Выстрел почти в упор из пистоля такого калибра способен слона с ног свалить, а пара чернолатных рыцарей только пошатнулись.

— Ого! Неплохие у вас тут доспехи куют! Тоже хочу! Сабля!

Если пули не берут латы, то придется этих парней выколупывать вручную. То есть — фехтованием. Ибо, как сказано, нет таких твердынь, в которых опытный фехтовальщик не нашел бы прорехи. Это только кажется, что закованный в полную готику рыцарь неуязвим для клинка. На самом деле, слабых мест в сочленениях предостаточно. А самое главное — ограниченный обзор из-за забрала и определенная скованность движений.

Нет, пеший рыцарь совсем не похож на черепаху, особенно если доспехи приучен носить с детства, но все же, достаточно неповоротлив, чтобы проигрывать в скорости человеку, одетому в мягкую одежду. Или хотя бы в кольчугу. Как я.

Брать измором воинов я не собирался — хлопотное дело, а вот использовать их ограниченность в маневренности — это со всем старанием. Изображая ложные и не совсем атаки, постоянно меня цели, я заставлял их топтаться на месте, вертеться и то и дело сталкиваться друг с другом. До нечаянного обмена ударами дело не доходило — воины мне все же достались довольно умелые, но, похоже, сильно разбалованные тем ужасом, который обычно вызывало появление на поле боя рыцарей Черного Собора, облаченных в почти неуязвимые латы. Вот и подрастеряли сноровку.

— Хватайте его! Не дайте уйти! — подливал масла в суету отец Онуфрий, еще более бестолково бегая вокруг нас и отвлекая воинов заполошными воплями.

За одно лишь спасибо — понервничав чуток, я спустя несколько минут этих криков, вдруг осознал, что на помощь троице храмовников никто не торопится. А это могло означать лишь одно. Отец Онуфрий лопухнулся. Решив прикарманить всю славу за поимку наследника Императора, он решил обойтись минимумом помощников. И уж не знаю как и почему, но кроме нас четверых нет здесь больше никого. А это очень существенно меняло суть дела. Я бы даже сказал — кардинально.

— Банзай, Мазай!

* * *

Сон… Всего лишь очередной сон.

Нет никакого собора — ни черного, ни белого, ни даже парижского… сгорел, потому что. А есть бивак моих воинов и теплый бочок Мелиссы. В смысле, мягкая и теплая девушка у меня под боком. Вот же ж выкрутасы подсознания. Как подобные, весьма приятные ощущения могли трансформироваться в бой с рыцарями-инквизиторами, можно лишь гадать. Наверно, надо было вчера не так налегать на «воду жизни»* (*Оковита, водка. Аqua vita (лат.) — живая вода). Обмыть успешное завершение авантюры, дело святое, но надобно ж и меру знать. Вон, взять хотя бы…

М-да… А взять-то и некого. Кроме пары часовых, все достойное общество, дрыхнет без задних ног. Это я еще благочинно лежу с девушкой, а остальные… Благо здесь не толерантное общество тридцатого столетия и вид двух, крепко обнявшихся, мужиков никого на дурные мысли не наводит. Боевое товарищество свято и никакая пошлость к нему не пристанет, ровно к белоснежному подолу супруги цезаря. Хотя, именно последняя та еще оторва была.

Глава двенадцатая

Нищий немного упирался слегка, но все же особо не сопротивлялся, не хотел злить воинов. Впрочем, те и не особо злобились. Кого-кого, а нищих и калек сейчас хватало. Война стольких людей сняла с нажитых мест и отправила на поиски лучшей доли… или хотя бы спокойной жизни, что, казалось, начался Исход. А весь мир встал на ноги или сел на телеги и не может найти пристанища.

Если вблизи лагеря свеев, народу было не слишком много — шведы хватали всех и отправляли на земляные работы — то чем дальше мы отъезжали от Ченстоховы, тем чаще попадались на глаза одинокие путники или небольшие группки, завидевшие войсковой отряд, тут же бросающиеся наутек.

Этот убежать не успел. И заметили его раньше, чем он успел сообразить — что заинтересовал кого-то, да и надоело скакать без какой либо информации.

Старик так напоминал внешним обликом давешнего нищего из моего сна, что я даже вздрогнул и украдкой ущипнул себя.

Впрочем, наваждение сразу же и развеялось.

Несмотря на общую схожесть во внешнем виде — старые, замызганные лохмотья, сквозь прорехи и грязь отчетливо проглядывала вполне, условно конечно, чистое, ухоженное тело. К тому же, этот был гораздо моложе, от силы лет сорока-сорока пяти да и телосложением далек от истощения. А во-вторых, — я его узнал. Да и кто бы ошибся? Такая характерная примета, как дырка во лбу, вряд ли встречается чаще, чем один раз на многие тысячи.

— День добрый, пан Заглоба! Каким ветром вас сюда завеяло? И сдуло по пути одежду? Я уж не спрашиваю о коне и сабле.

— Стонасце дьяблув мне в печень, если это не пан Антоний собственной персоной! — просиял всем замурзанным обликом старый шляхтич и уж совсем было полез целоваться, но громкое, неодобрительное погмыкивание телохранителей заставило его отказаться от этой идеи. — Как же я рад, что встретил вас! — шляхтич широко взмахнул руками, показывая как именно рад и тут же деловито осведомился. — А не найдется ли у вас, пан Антоний, чем горло промочить. А то у меня в горле, как у путника в Аравийской пустыне, на сороковой день после того, как за его спиной скрылся последний оазис.

— Конечно… — я дал знак воинам, и те отошли в сторону, а Заглобе протянул флягу.

— Да пребудет с вами благодать Господня! — радостно завопил тот, ухватил флягу, откупорил и жадно припал к горлышку. Сделал глоток, другой… и радость на его лице сперва сменило недоумение, а потом залила краска гнева.

— Тьфу! Тьфу! — возмущенно сплюнул под ноги и брезгливо отер рот. — Это что?

— Вода… — ухмыльнулся мысленно я, сберегая самое невинное выражение. — Чистая. Родниковая. И часа не прошло, как набирали.

— Вода?! — завопил старый шляхтич. — Вода?! Это оскорбление, вацьпан! Самое подлое и бесчестное! Сейчас же рубиться до крови!

Он несколько раз безрезультатно мазнул ладонью по тому месту, где должен был находиться эфес шабли, и чуть поостыл.

— Зачем так орать, пане? — подошел к нам литвин в сопровождении Яна Шпычковского. Оба приятеля выглядели не лучшим образом и, наверняка, ощущали дискомфорт в голове. Отчего и среагировали на шум. — Режут тебя, что ли? Помнится, ты в Кракове рассказывал, что когда в Стамбуле с тебя кожу живьем сдирали, ты даже не стонал.

— Ааа! — заорал еще громче Заглоба. — И ты здесь, Сорвиштанец!

— Сорвиглавец.

— Из Песьих кишек!

— Из Мышекишек.

— Один черт! Тоже моей смерти хочешь?!

— Гадко слухать... — привычно отмахнулся Подбипента. — Держи пан Ян… — Логинус протянул разбушевавшемуся шляхтичу свою флягу. — Тут немного осталось. Меньше половины. Но горло промочить хватит.

Заглоба подозрительно принюхался к угощению, но уже после второго вдоха, лицо его распогодилось, а усы сами приподнялись, как у муравья.

— Спаси тебя Господь, добрый человек! — снова заорал он, одним мощным глотком осушая флягу. — Нет! Врут! Как есть врут подлые люди, утверждая что на Литве нет щедрых людей, а все как один жмудины. Я первый стану свидетельствовать, что это ложь!

— Ради Бога, пан, не так громко… — схватился за голову Шпычковский. — У пана голос, аки Иерихонские трубы. Того и гляди, какие-нибудь стены падут. А мы слишком близко к Ченстохове. Пан же, я надеюсь, не желает разрушить монастырь Матери Божьей?

— А заодно накликать разъезд рейтаров… — прибавил новгородец.

— Что? — снова стал искать саблю Заглоба, правда, существенно понизив голос. — Пан, может, считает меня трусом. Которого может испугать какой-то швед? Пан видит эту дырку в голове? — шляхтич ткнул себя в лоб. — Видишь дырку? Довольно будет, если скажу, что ее мне евнухи в серале тамошнего паши пробили.

— А говорил, что пуля разбойничья! — напомнил Логинус.

— Говорил? Правду говорил! Всякий турчин — разбойник. Господь не даст соврать! — нашелся Заглоба. — Так что не уродился еще лотр, способный испугать Яна Заглобу! И если есть на свете нечто, способно привести меня в дрожь, так это известие, что в обозе закончились вино, мед и горилка!

— Не закончились, пан! — засмеялся я. — Держи, — протянул шляхтичу другую флягу. Ту самую, которая досталась мне от чародея-пасечника. — Не сомневайся. Мед. Натуральный. Десятилетней выдержки.

— Десятилетней?.. — с явным усилием, спрятал за спину руки Заглоба, еще и для верности отступил на пару шагов. После чего пояснил. — Не сдержусь. Выпью… А мне сейчас трезвая голова нужна.

— Что так? — поинтересовался Логинус. — Неужто пана Яна в разведку послали? То-то, я гляжу, одежка на тебе с чужого плеча. И далеко не царского… Но почему тебя? Помоложе никого не нашлось?

— Я бы попросил… — возмутился шляхтич. — Что за намеки? Молодых в войске хоть пруд пруди, а вот где умных взять? Даже среди нас чет… пятерых… — поправился, поскольку к компании как раз подошел новгородец, — и то, едва парочка сыщется. Но… — продолжил спустя мгновении уже гораздо миролюбивее, — пан угадал, я и в самом деле не в разведке. Тут другое... Надо панну Елену спасать.

— Курцевич? — уточнил я. — Так она ж, вроде, в Розлогах. Или татарва по своему обыкновению, союзнический договор нарушила и на хутор напала?

— Не татарва, — вздохнул Заглоба. — Хуже… Богун.

— Не понял?

Вообще-то, «Огнем и мечом» я читал. И фильм видел… Так что в объяснениях не нуждался. Но по игровым законам, не задав нужные вопросы, не получишь квест. А именно он сейчас замаячил передо мной, как Колобок на носу лисы.

— Ведь полковник влюблен в панну Елену? Какая же угроза для нее может от него исходить?

— В том-то и беда, — вздохнул шляхтич и повторил. — В том и беда… Как узнал казак, что Курцевичи решили Елену за Скшетуского отдать, черт в него и вселился. Налетел на хутор со своей ватагой. Курцевичей перебил, как предателей, а панночку выкрал. И завез невесть куда. Уж как мы бедняжку не искали — пропала, будто в воду канула. Тьфу, тьфу, тьфу…

— И какое отношение к поискам девицы имеет пана маскарад? — вполне логично поинтересовался Шпычковский.

— К Богуну иду… Казак мне… вернее жизнью обязан. Может, один раз и пронесет. А уж будучи рядом, что-нибудь да узнаю. А, может, и вы со мной? Богун, хоть и скор на расправу, но рыцарского гонора. Сгоряча всем головы рубить не станет. Особенно, если наплести ему что-то подходящее.

(Внимание! Вам предложено принять участие в судьбе Елены Курцевич. Вы согласны? Да/Нет? Задание репутационное, по результатам возможно изменение в отношениях с персонажами Ян Скшетуский, Иван Богун и фракцией Речь Посполитая)

— Рассказ о том, как была сорвана облога шведами монастыря в Ченстохове сгодится?

— Монастыря? — переспросил Заглоба и дернул себя за ус. — Гм… Такого даже я бы не выдумал. А что? Вполне… Если не поверит — пусть скачет проверять. А пока его в стане не будет, мы каждый закамарок проверим. И если панна Елена там — найдем. Чай, не иголка в стогу. Спрятать девицу среди сотни казаков так, чтоб никто о ней не прознал — куда сложнее. Добро. Уговорили. По рукам. Беру вас с собой.

Пан Заглоба приосанился так, словно не он только что просил помощи, а мы слезно умоляли у него разрешение влезть в чужие дела. М-да… Колоритного персонажа придумал Сенкевич. Если этот НПС даже сам по себе так здорово играет.

— Спасибо. Не подведем…

— А мне, может, удастся обет исполнить… не дожидаясь путешествия в заморские страны… — грустно прибавил Логинус Подбипента и так тяжело вздохнул, что даже Заглоба не стал шутить по этому поводу.

* * *

— Стало быть, расстаемся… — расстроено произнес новгородец. — Жаль.

— Если только ты не передумаешь.

Купец вздохнул и мотнул головой.

— Извини, атаман. Ты человек вольный, можешь поступать, как велит рыцарский долг. А я — связан такими клятвами, что не только ради чужой девицы, ради собственной дочери не задержался бы в пути ни одного лишнего дня.

— Серьезно у вас… — удивился я. — Прям, не торговый город, а какая-то осажденная крепость.

— Так оно и есть, — пожал плечами купец. Мол, ничего странного не вижу. —Чем прибыльнее торговля, тем богаче мы живем. А чем богаче Город, тем больше вокруг охочего до легкой наживы люду вьется. И если не беречься, не быть все время на стороже — налетят, аки волки голодные на стадо, и не просто ограбят — опьянев от крови, вырежут всех. От мала до велика. Тем славен и силен Новгород, что жители его не просто горожане, собравшиеся внутри каменных стен, а одна семья, один род. И каждому наш Великий Господин не хозяин, а отец родной. За которого и помереть не страшно, и убить не грех. А потому, еще раз извини, атаман, но если ты решил заняться спасением панночки, наши пути расходятся.

(Новгородский купец Сергий покидает ваш отряд)

— Что ж, — обнял на прощание купца. — Значит, не судьба. Ну, да ничего. Как ты говорил? Земля круглая. Увидимся еще…

— Кто ж такую глупость сморозил? — хмыкнул пан Заглоба, и словно для проверки, топнул. — Круглая… Эка, сказанул… Умеют же… А мне, чтоб так брехать, столько и не выпить.

— Ну, положим, это вопрос спорный. Но проверять не станем, — усмехнулся я, вспомнив анекдот про слона и вагон апельсинов. — Лучше расскажи нам еще раз о Елене.

Проводив отряд новгородцев, мы сидели у костра, дожидаясь нехитрого завтрака, решив основательно подкрепиться перед дорогой, чтоб потом не терять время.

Благодаря не так давно просмотренному фильму Ежи Гофмана, я мог сам в подробностях пересказать судьбу панны Курцевич, но прежде чем влезать со своим знанием, имело смысл выслушать версию Заглобы. Вернее, понять, какой именно из вариантов развития выбрали разработчики для игрового сценария.

— Да чего рассказывать-то? — несколько разочарованно от того, что никто не будет пробовать его напоить, протянул шляхтич. — Уже все сказано. Богун ее похитил.

— Лично?

— Ну, да… Как узнал о сговоре Курцевичей с паном Скшетуским и что сам Вишневецкий их благословил, умчался на хутор свататься. А как получил отказ — осерчал и всех порубил. Хутор сжег, а панночку увез неизвестно куда.

— И то хорошо… — пробормотал я.

— Бойся Бога, пан Антоний! — не сдержал эмоций обычно спокойный, как лом, Подбипента. — Что ж в этом доброго?

— Очень много… — ответил я вполне серьезно. — Мог ведь закричать: «Так не доставайся же ты никому!» и саблей с плеча…

Сидящие вокруг костра шляхтичи вздрогнули.

— Тьфу… тьфу…

— Вот. А мог, и того хуже — натешиться девушкой, а потом казакам отдать.

— Матерь Божья, — перекрестился старый шляхтич. — Что пан такое говорит? Богун, конечно, тот еще зверь… в бою. Но рыцарь, и чтоб вот так...

— Гадко слухать, — по обыкновению произнес литвин и перекрестился. Забыв при этом что держит в руке меч.

— Чего не сотворишь сгоряча, пока кровь кипит от ярости и застит разум. После, конечно, опомнился бы… переживал. Как, наверняка, уже жалеет о сожженных Розлогах. Но сделанного не поправить. Отрубленную голову не пришить.

— Истинно так, — согласился Заглоба. — Но мне и в самом деле нечего добавить. Рассказал все, что знаю.

Угу… То есть, игра предлагает мне брать бразды в собственные руки? А, может, в этом и смысл квеста? Типа, проверка на общее развитие? Если человек знаком с творчеством Сенкевича, то сообразит, что дальше делать. А если не читал и даже не смотрел — то и заморачиваться не станет. Мало ли кого там кто похитил. Всех драконов не убьешь, всех принцесс не… не спасешь.

— Что ж, панове, тогда давайте думать… Вот как вы считаете, Богун держит Курцевичну при себе в лагере?

— Может, — тут же отозвался Заглоба. — У полковника в отряде такая дисциплина, что даже швейцарцам не снилась. Панночка может неглиже по лагерю ходить, ни один казак на нее даже не посмотрит без приказа, если будет знать, что то девица Богуна.

— Э, нет… Не верю, — тут же возразил пан Шпычковский.

— Кому?! Мне?! — петухом вскинулся старый шляхтич, хватаясь за саблю, которую Ян ему же и подарил. — Это я вру?! Сейчас же рубиться! Через пояс!* (*имеется в виду очень опасный тип дуэли, когда супротивники держатся свободной от оружия рукой за края распущенного пояса и не могут разорвать дистанцию больше чем его длина. Отпустить пояс — поражение и позор).

— Успокойся, пан. Никто тебя в лжи не обвиняет, — опустил ладонь на запястье Заглобы Лонгинус. — Пан Шпычковский лишь хочет сказать, что то противно человеческой натуре. Только слепец не посмотрит во след красивой панночке. Тем более, раздетой… Разве не так, святая сестра? — обратился за поддержкой к Мелиссе.

Говоря все это, литвин даже зажмурился и только-только не облизнулся.

— Совершенно справедливо, брат мой… — одобрительно улыбнулась монахиня. — Господь наш в своей мудрости создал людей не цельной натурой, а лишь половинками. И с тех пор, каждый из нас от дня вхождения в зрелость телесную ищет недостающую часть. А что людей, как листьев в лесу, процесс этот непрерывен и закономерен, как смена дня и ночи. Ведь никто не может знать, когда именно на жизненном пути суждено встретить ту самую… или того самого — кто составит с нами единое целое.

— Ого! — не сдержался я от ухмылки и тихонько, чтоб девушка не расслышала, произнес на ухо Немому. — Как хорошо сказала. Я, раньше, в простоте душевной думал, что это бл*дство. А оказывается — философия.

— Но ты же, пан Логинус, держишься, — озадаченно покрутил головой Заглоба на такие слова давнего приятеля и монахини. — Четвертый десяток цнотливость хранишь во имя обета. И никакая половинка не ввела до сих пор в искушение.

— А ты не равняй урожденного шляхтича с казаками… — с некоторой обидой ответил литвин. — В отличие от Богуна, большая часть их подлого роду-племени и о чести понимание имеют весьма своеобразное. Прошу прощения, пан Иван… — покосился на Немого.

Но казак лишь плечами пожал. Мол, все так и есть. Разного люду на Запорожье хватает. Есть и шляхтичи, есть и беглые, и даже выкрестов можно сотнями считать. И честь они по разному разумеют. А как иначе… Мужику-гречкосею, всю жизнь гнувшему шею на панщине, рыцарские политесы, что мертвому припарка. Ни пользы, ни понимания. Тем более, теперь, когда по всему миру кровь как водица в половодье льется, а в казнях и пытках враги словно соревнуются, кто еще жутче и страшнее кару придумает. Четвертование или сажание на кол, уже как милость считается.

— Согласен, — решил я остановить спор, готовый полыхнуть с новой силой. — Мне тоже кажется, что не с руки Богуну держать панночку в лагере. Была б она обычной воинской добычей — еще куда ни шло, но ведь мы знаем, что полковник влюблен в Курцевичну. А, значит, не теряет надежды на взаимность и будет беречь ее, как зеницу в глазу.

— Гм… — Заглоба задумчиво потер лоб. — Если так смотреть, тогда, да… И даже скорее всего. Но… для нас это все усложняет. Найти табор Богуна проще простого, а вот место — где он может спрятать панночку… Ума не приложу.

— Есть мысль…

— Так говори, пан! Не томи душу!

— Слыхал я, что при пане Скшетуском состоял в прислугах один обедневший шляхтич? Как то бишь его… Родзян… Редян?

— Редзян! — вскричал Заглоба и с недоумением уставился на меня. — Но, откуда пан…

— Точно! — не дал я договорить старому шляхтичу, одновременно поглядывая на литвина. С расчетом, что Заглоба по-своему истолкует этот взгляд и решит, что информацией меня снабдил Логинус Подбипента.

— Редзян… да. И еще мне известно, что он водил дружбу с Богуном. Даже спас его. Вернее — выходил. Так вот, я думаю, если мы найдем этого парня, то и кое-какие секреты казацкого полковника больше не будут для нас тайной.

— Истинно так, пан Антоний. Чтоб мне в жизни больше ни одного глотка меду не сделать, если ты не прав!

* * *

Оседлав одного из последних заводных коней, пан Заглоба обернулся в лагерь Богуна меньше чем за час. И вернулся не один. Вместе с прискакал молодой, круглолицый парень лет двадцати. Одетый довольно богато, но во что попало. Сразу было понятно, что вся одежда ему досталась по случаю, как военный трофей. А характерные пятна, хоть и тщательно застиранные, недвусмысленно указывали на незавидную судьбу предыдущих хозяев вещей.

— День добрый.

— И тебе не хворать, — пригласил жестом присоединится. — Есть что сказать о судьбе панны Курцевич?

— Да. Я знаю, где Богун ее прячет.

— И?

— Только не вызволить ее нам. Место там такое… Жуткое.

— Небось, не страшнее, чем атака башибузуков, — отмахнулся Ян Шпычковский. — А все присутствующие здесь не один раз в бою побывали. Так что поглядим. Впрочем, пан, если сам не хочешь рисковать — неволить не станем. Проводи до места. Или объясни, как туда добраться. К слову, далеко отсюда?

— Я не трус… — приподнял подбородок парень. — И хоть беден, но тоже шляхтич. А место там в самом деле жуткое. Потому как сторожит панночку настоящая ведьма. И не одна. Точно не знаю — внутри пещеры не был, но как минимум один оборотень у нее на службе имеется.

— Оборотень? — оживился Подбипента. — А правда, что они трехголовые бывают?

— Враки… Трехголовые змии, — уверенно ответил парень. — А оборотни как и все существа, с одной башкой. Зато волчьей.

— Жаль… — вздохнул литвин и потерял интерес к разговору.

— Разберемся. Так далеко отсюда?

— Нет, к вечеру доберемся… но, я бы не советовал ночью туда соваться.… это самое плохое время. Создания тьмы как раз в самую силу входят. Тем более, полнолуние сейчас.

Угу. А ничего так квест вырисовывается. С нечистью мне еще биться не приходилось.

— В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах

Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх.

Воет воем что твои упокойники.

А если есть там соловьи — то разбойники.

Страшно, аж жуть…

— Здорово. Не слышал раньше, — оценил творчество Высоцкого Подбипента. — Добрый музыкант сочинил. Такому и золотой пожаловать бы не поскупился.

— Я тебя умоляю, пан Логинус, — не утерпел чтоб не поддеть литвина Заглоба. — Какой золотой? Откуда он у тебя. Ты ж даже за меня в трактире заплатить не мог. Если б не пан Михал…

— Гадко слухать… — отмахнулся тот. — У пана Яна язык, что старая бритва. Побриться нельзя, а порезаться — запросто.

— Хорошо сказал, — хохотнул Шпычковский. — Надо запомнить. Вверну кому-то при случае.

— Ладно, хватит зубоскалить… право слово, как дети малые. А ты, Редзян, прекрати нас запугивать. Не так страшен черт, как его малюнок. Мы сами те еще марципаны. Поглядим — увидим, кто кого больше испугается. Берешься или нет — показать ведьмину пещеру?

— Покажу, пан атаман! — ударил тот шапкой о землю. — Чтоб мене с этого места не сойти.

(Персонаж Редзян желает присоединится к вашему отряду. Принять/ нет?)

— Добро. Тогда нечего засиживаться. Не наседки, цыплята из яиц не вылупятся. По коням.

Ошибся Редзян. Скакали чуть больше двух часов на юг, пока на горизонте показался темное пятно, сперва больше похожее на грозовую тучу, но при сближении оказалось густым, нехоженым лесом. Опушка манящая легкими и светлыми побегами орешника, уже через десяток шагов оказалась так густо прошита колючим кустарником — преимущественно терном и шиповником, что если не знать тропы — вглубь лучше даже не соваться. Во всяком случае, верхом.

К счастью, слуга Скшетуского знал, куда ехать, и мы — гуськом, почти что держа за хвост впереди идущего коня, углубились в чащу.

Ничего особенного. Если не считать неимоверного даже для дикого леса сплетения молодых деревьев и вековечных стволов, — таких старых, что давно б упали, если б не новая поросль, удержавшая их торчком. Да и то, местами толстые, узловатые корни выпирали из почвы, образуя где непроходимые завалы, а где — настоящие арки, переплетенные хмелем и плющом. Впечатление, будто не лесом едешь, а пробираешься под решетчатым навесом просторной беседки, которую садовник завалил нарубленными ветками и хворостом, предварительно опутав обрывками веревок и канатов. Оставив для себя лишь узенький, извилистый проход.

По сторонам даже глядеть не имело смысла. И не потому что смеркалось в лесу быстрее, а из-за подлеска, такого густого, что на куда не глянь, качалась и шелестела листва. Ни одна маскировочная сеть не скрыла бы от наблюдателя лучше. А если предположить, что за любым деревом, или на нем мог скрываться враг, вооруженный луком, невольно хотелось поежится и жалел, что не имею по щита, который мог бы, на манер татар, закинуть за спину и хоть как-то обезопасить себя от выстрела сзади.

— Стойте! Мы почти на месте! — нервным шепотом, прозвучавшим в лесной тиши, как крик, произнес Редзян, ехавший впереди цепочки. — Уже близко.

— Да чтоб тебе… — выругался пан Шпычковский. — Завел к черту на кулички. Не видать ничего. Хоть глаз выколи. И что теперь? Вот так торчать столбом, уткнувшись носом кобыле в зад?

— Продвигайтесь ко мне. Тут свободнее. Только не шумите. У оборотней слух получше иного пса. А лучше — слезайте с коней.

К совету прислушались. Спешились и подошли к Редзяну. Тут и в самом деле было свободнее. Лес слегка расступился и впереди, метрах в пятидесяти был виден небольшой водопад, мерцающим пологом спадающий с отвесной кручи.

Странный водопад, к слову. Возникал примерно на середине замшелой скалы, и пропадал так же — будто в бездну уходил. Причем, совершенно беззвучно. Хоть бы раз плеснуло. Если б не игра струй — решил бы, что вижу стекло или скол ледника.

— Наваждение… — все так же шепотом, только уже более спокойным, объяснил Редзян. — На самом деле нет никакого водопада. Это ведьма так вход в пещеру запрятала.

— Умно, — похвалил Шпычковский. — Если б сам искал, никогда б не догадался, что сквозь воду идти надо.

— И плохо… — добавил литвин. — Сильна, значит, ведьма. Коли такие штуки вытворять способна.

— А я говорил… — начал было Редзян.

— Тихо, пустомели! — остановил я закипающий разговор пан Заглоба. — Хватит самих себя пугать. Сильна она или нет, а с пулей в сердце или с отрубленной головой не больно поколдуешь. Дайте только добраться. Было как-то дело. Под Полтавой. Тоже одна молодка слишком много о себе возомнила. Коней почти всей сотне до сказа довела, мерины — будто жеребцы кусались. А еще — глаза людям отводила… Ничего. Все равно поймали. Связали и в озеро бросили. Только булькнуло. Как камень на дно ушла. Верьте, Господь не допустит… Сладим и с этой. Только б панна Курцевич здесь была. А не в ином месте. Очень уж хочется пана Яна утешить. Мочи нет глядеть, как убивается сердешный. Любовь…

— Так чего ждем? — подтолкнул я в плечи Редзяна. — Веди, Вергилий. Пока солнце не село. Сам же говорил — полнолуние нынче. Не дадим нечисти форы. Если уж биться — то на равных.

Парень весьма неохотно сделал несколько шагов в сторону водопада и остановился.

— Подождите. Давайте, я один пойду. Может, удастся обмануть ведьму?

— Как?

— Есть у меня перстень Богуна… Подарил, за то что от раны смертельной я его выходил. Покажу ведьме. Должна узнать — вещь приметная. И скажу, что полковник велел панночку перепрятать. Чтоб со мной ее отпустила. Вдруг, получится?

— Глупость! — отмел предложение парня Заглоба. — Если ведьма настоящая, она мысли читать умеет. Сам ни за цапову душу погибнешь, и ее предупредишь. Нет… Надо навалиться всем разом. Кто-то, в суматохе, ее и прикончит. Только цельтесь получше. Не хочу вторую дырку во лбу заполучить. Да и в каком-либо ином месте тоже…

— Хорошая придумка… — не согласился я. — Обязательно надо попробовать. Кто знает, какое распоряжение ведьма насчет панночки имеет… на случай нападения. Может, Богун велел убить ее. Чтоб если не ему, то и никому другому.

— Гм… — Заглоба потер лоб. — Да. Богун рыцарь и человек чести. Но то в бою. А влюбленный — тот же безумец. Мог. И что же делать? Боюсь, Редзян не справится. Молод больно. Обхитрит его ведьма. Мне бы пойти, да знает она меня. И что с Богуном мы рассорились — тоже.

— Я пойду.

Все дружно уставились на меня в недоумении.

— А что? Не так молод. Ведьма меня точно не знает. И насчет мыслей — можно не беспокоится. Захочет прочесть — замучается ворошить. В моей голове столько всего — сам не знаю за что хвататься. Вон, еще пару часов тому в Новгород собирался, а сейчас — где?

— Гм… — опять погладил шрам на челе старый шляхтич. — А что… Я не так давно знаю пана Антония, но если кому и удастся обвести ведьму вокруг пальца, так именно ему. Пусть попробует. А мы, тем временем, тихонечко подкрадемся и затаимся. Не получится — вернемся к изначальному плану. Пусть пан крикнет или выстрелит. Тотчас врываемся и рубаем в капусту все, что шевелится и на панну не похоже.

Глава тринадцатая

Сильна ведьма, я до самого последнего мгновения не верил, что водопад иллюзорный, аж до того момента, когда сунутая в пелену рука не ощутила упругости струй, а провалилась в пустоту. Впечатление, будто невесомую муслиновую занавеску на двери отодвинул. И едва сдержался, чтоб не отпрянуть: вместо небольшой пещеры, которую я ожидал увидеть, передо мной оказалось просторное подворье, с несколькими строениями. Эдакий хутор — рубленый пятистенок, клеть, хлев и еще парочка хозяйственных построек, для дров или сена. По двору лениво бродило десятка полтора курей во главе с пестрым красавцем петухом, пара коз… а присматривал за ними пес. Здоровенная зверюга, даже не знаю какой породы. Ростом с теленка и округлой медвежьей башкой.

Пес учуял меня наверно еще до того, как я прошел сквозь водопад, поскольку уже неторопливо двигался в мою сторону.

— Тихо-тихо… Свои… — произнес я негромко. Читал где-то, что собаки, кроме специально дрессированных, всегда реагируют на голос. — Ты лучше хозяйку вызови. Лаять-то умеешь?

Пес поглядел на меня изучающе и глухо рыкнул.

Это плохо. Собака, которая не лает, всегда более опасна. Придется самому голос подать.

— Эй! Есть кто живой! Хозяева! Ау!

Тишина. Даже занавески на окнах не шевельнулись, зато зверюга явно настроена решительно. Холка вздыблена, рычание уже даже не горловое — утробное. Достаю саблю и демонстрирую псу. Они существа умные, такие намеки без слов понимают. Этот тоже понял… и прыгнул. Нас еще метра три разделяло, так ничего подобного я не ожидал, и единственное что успел — выставить оружие.

Оскаленная пасть сомкнулась на клинке, раздался противный хруст и в моей руке остался только обломок сабли, вторая часть упала на землю. А зверюга уже совсем рядом.

Выхватываю из-за пояса пистоль и практически в упор разряжаю его в раззявленную пасть.

— Бах!

И сразу же еще один, для надежности:

— Бах!

Промахнутся с одного шага в такую мишень было мудрено, так что обе пули достигли цели. Пса отшвырнуло назад, и он повалился набок, только лапами заскреб. А еще спустя пару мгновений передо мной лежал совершенно голый, поджарый мужчина. О, как!

Прячу пистоль, беру из инвентаря запасную саблю и, чтоб уж совсем наверняка, отсекаю оборотню голову. Кто их знает этих тварей. Говорят — невероятно живучие. А мне совсем не хочется, чтоб он вскорости очнулся и напал на меня сзади.

— Эй! Ты чего это тут озоруешь? — слышу голос и смотрю в сторону дома.

На крыльце стоит дородная молодица лет тридцати, одетая на цыганский манер, когда и не поймешь, сколько юбок на ней надето, и хмурит брови.

— И вам добрый день, хозяюшка. Что ж вы своего песика на привязи не держите?

— Своих он не трогает, а чужие здесь не ходят… — ворчит ведьма. — Ты кто такой? За какого лешего сюда приперся?

Поднимаю руку и демонстрирую ей перстень Богуна.

— Узнаешь?

— Доводилось видать раньше… — уже не так враждебно отвечает ведьма. Неторопливо спускается ступеньками вниз и подходит ближе. Но не для разговору. Наклоняется, поднимает с земли отрубленную голову и аккуратно приставляет обратно к туловищу. Потом выпрямляется и глядит вопросительно: — Ладно… За Черныша не в обиде. Не впервой ему… К утру оживет. Сказывай, чего атаману надо?

— Так за девкой меня послал. Велел к себе доставить. Где она?

Ведьма молчит, после кивает.

— В светелке своей, где ж ей еще быть. Чай, не прислуга, чтоб по подворью шастать. Пойдем… Скажу, чтоб собиралась.

Ведьма чуть сторонится, пропуская меня вперед.

Здорово. Неужто все так просто будет? Какой-то совсем простенький квест. Словно в обучающей локации. Пришел, сказал верное слово, и все — получай награду.

Расслабился я, от того и опасности не почувствовал. А когда сообразил — уже поздно было. Крепчайшие веревки спутали мне ноги и прижали к туловищу ноги. Да так неожиданно, что я потерял равновесие и упал.

— Девку ему отдай… — зло рассмеялась ведьма. — Ишь, какой шустрый. Перстень мне тычет. А того, что посыльный от атамана совсем иной знак должен показать невдомек… Так что, извини милок, ничего у тебя не выйдет. Зато нам с Чернышом теперь есть, что на ужин сготовить. Давненько я свежего человеческого мясца не ела…

Я лежал беспомощный и только смотрел, как ведьма из обычной молодицы превращается в чудовище. Первым дело изменилось лицо. Вместо чернобровой, пригожей толстушки на меня из-под платка теперь глядел жуткий, обтянутый желтоватой кожей череп. И не человеческий, а какой-то звериный. С мощными, выступающими вперед челюстями. А потом и руки изменились. Теперь из рукавов платья виднелась парочка длинных, аж до земли, толстых осьминожьих щупалец.

Вот это я попал. Ни до оружия не дотянуться — руки крепко прижаты, ни закричать: хоть никакого кляпа во рту не было, но губы меня не слушались. Самое большее на что был способен — это мычать или хрипеть.

М-да… Незадача. Стать чьим-то ужином мне совсем не улыбалось.

Попытался извернуться так, чтоб достать из голенища нож, но не получилось. Совсем чуть-чуть не хватало длины рук. А ведьма уже склонилась ко мне, тянется щупальцами к горлу.

Черт! Как умирать-то не охота. Это же игра… так не должно быть!

И тут меня, словно по голове огрели. Блин! А не дурак ли ты, парень? Помнишь что в игре, а ведешь себя, будто в реальном мире.

— Пистоль!

Оружие само прыгнуло мне в руку, и я тут же нажал на спусковой крючок. Благо, ведьма была так близко, что целиться не пришлось. Хватило и того, что ствол вверх направлен.

— Бах! Бах!

Ведьму отбросило на пару шагов… Я лишь успел увидеть невероятное изумление в ее глазах. И тут же колдовство пропало. Исчезли опутывающие меня веревки, а там, куда упала ведьма, осталась лежать лишь груда женской одежды.

— Фу, ты… Так и заикой стать можно…

Поднялся, отряхнулся, огляделся… Нет, никто больше не нападает. Либо больше никого нет, либо гибель ведьмы произвела нужное впечатление и остальные враги затаились.

Поднимаюсь ступеньками, осторожно открываю дверь, вхожу…

Обыкновенная сельская изба. Сени, стены обвешаны пучками разных трав. Гирлянды лука, отдельно — конская сбруя. Хотя лошадиного запаха на подворье не чувствовалось. Открываю следующую дверь. Горница… Большая печь с полатями, сундук у стенки. Стол и две скамьи. Горит огонь, на печи уютно побулькивает большой горшок. Пахнет хорошо… вкусно. Из горницы еще одни двери. О, судя по тому, что заперты на засов, именно то, что я ищу.

Отодвигаю запор, открываю и… едва успеваю увернутся от тяжелого табурета. Мебель ударяется о косяк и с треском ломается. А я хватаю за руки стоящую передо мной панну Курцевич.

— Тихо, тихо… Свои… Александр Македонский тоже был великий полководец, но зачем же стулья ломать…

Девушка удивленно хлопает пушистыми ресницами и издает нечто среднее между вздохом и восклицанием:

— О-ооххх…

— День добрый. Я вижу, панна не в настроении? Кого это вы так хотели приголубить? Ух не хозяйку ли?

— Де-день до-добрый… — слегка заикаясь отвечает Елена. — Вы… вы… — и наконец-то узнает. — Пан Антоний! Это вы? Но, как?! Откуда?

— Я, милая панна. Как — это долго рассказывать. Но, в любом случае ведьмы больше нет и вы теперь свободны. Можете ехать к жениху.

— Свободна? — девушка делает попытку потерять сознание, но ее подхватывает Логинус Подбипента.

— Тихо, тихо… — он неожиданно нежно берет ее на руки и несет к кровати. — Измучалась, бедняжка.

— А вы как здесь? — спрашиваю у остальной компании, толпящейся в горнице.

— Так стреляли ж… — отвечает пан Шпычковский. — Вот мы и прибежали. Да пан такой зух, что и без нас, как я вижу, управился. А ведьма где? Убежала?

— Не совсем… но, можно и так сказать, — что-то не тянет меня сейчас пересказывать все подробности схватки. Устал.

— О, а тут явно гостей ждали… — пан Заглоба сует нос в кипящий горшок и глубоко втягивает ноздрями парок. — Мясная похлебка. Отлично…

Заглядывает в сундук и с радостным восклицанием вынимает из него большую плетенку. Вытаскивает пробку, и принюхивается.

— Побей меня вражья сила, если это не горилка! Вот спасибо ведьме… Пусть ей за такое угощение один грех с души спишут.

Прикладывается к горлышку и делает глоток раньше, чем я успеваю предостеречь. Какое-то время таращится на всех ставшими враз огромными глазами, а потом его одежда падает на пол бесформенной кучей, а из нее на нас глядит большой, седой лунь. С характерной отметиной во лбу.

— А чтоб тебя качка пнула, — с изумленным вздохом произносит пан Шпычковский. — В жизни такого дива не видывал. Кому рассказать, навеки лгуном прозовут. М-да… Говорил мне отец, будь сыне осторожен с оковитой, девки и горилка до добра не доведут.

* * *

К счастью колдовское зелье держало не долго. Мы еще в себя не пришли от увиденного, как птица подпрыгнула, ударилась об пол и снова стала человеком.

— Стонадцать чертей! — выругался пан Заглоба и стал поспешно натягивать штаны. — Проклятая ведьма. Я уж думал, что век в птичьем обличии куковать придется. Экая напасть! Так и пить бросить можно… Нет, больше ни глоточка в этом проклятом месте, даже не уговаривайте!

Пока остальные кто успокаивал, а кто и подшучивал над старым шляхтичем, а Редзян ухаживал за панночкой, я решил посмотреть, нет ли в закромах ведьмы чего интересного.

Первым делом заглянул в сундук. Из предосторожности приподняв веко ухватом, стоявшим рядом с печкой. Сундук ворчливо заскрипел, но никакая молния не ударила, равно как и огнем не полыхнуло. Обычный сундук, без секретов.

Заглянул внутрь. Кошель и два фиала цветного стекла. Синий и зеленый. Кошель порадовал тяжестью. Расшнуровал, заглянул внутрь — золото. На глаз, тысчонка не меньше. Не зря, значит, напрягался. А что с фиалами? Кладу их в инвентарь и уже там рассматриваю. Угу. Одно зелье дает постоянную прибавку к силе «+5», второе — «+3» к выносливости. Отлично. Такой бонус всегда приятен. Но сейчас пить не стану. Пусть полежит до тех времен, когда обычного опыта уже надо будет слишком много для получения очередного уровня.

Кстати, об уровнях… В суете и не заметил, что уже набрал достаточно очков для повышения. Долго не думая, все свободные пункты вложил в лидерство. Самостоятельные сражения все больше остаются в прошлом, так что мне не помешает возможность нанимать в отряд на пятнадцать юнитов больше.

— Спасибо… Спасибо вам… — панна Курцевич пришла в себя. — Я уж думала, мне тут весь век коротать… Треклятая ведьма!

— Это пана Заглобу благодарить надо… — отдаю должное старому шляхтичу. — Если б он не бросился искать вас, то и нас бы здесь не было. И Редзяну… Он нас к схрону ведьмы привел. Так что все благодарности им двоим. И, если вы уже хорошо себя чувствуете, лучше здесь не задерживаться. Кто знает, когда Богун захочет наведаться? Может, он уже сюда скачет…

— Стонадцать чертей! — встопорщил усы пан Заглоба. — Пусть только попадется мне этот лайдак! Живым не уйдет.

Лонгинус Подбипента тоже супит брови и многозначительно кладет ладонь на оголовье меча.

— А если он с полусотней казаков будет? — охлаждаю пыл шляхтичей.

— Да хоть с тысячей! — разошелся пан Заглоба. — Рука не дрогнет. Трусом меня еще никто не назвал!

— О, в вашмосцях я не сомневаюсь, — все ж пытаюсь достучатся сквозь гонор к разуму. — Таких рыцарей битвой не испугать. Но что будет с панной Курцевич, если мы погибнем?

Дошло. Оба шляхтича сразу успокаиваются.

— Да… Пан Антоний прав. Лучше нам здесь не задерживаться… — кивает Лонгинус Подбипента. А за ним и Заглоба.

— Вот и славно. Панна Елена, вы готовы или вам нужно время, чтоб собраться?

— Готова, пан Антоний. У меня здесь ничего своего, кроме надетого, нет. Так что можем уходить не мешкая.

«Панна Курцевич хочет присоединиться к вашему отряду! Принять? Да/Нет?»

«Принять»

— Тогда, по коням.

После гибели ведьмы и лес стал не такой дикий. Во всяком случае обратно выбрались без каких-либо приключений и гораздо быстрее. Даже та тропинка, что вела к ее логову стала шире и ровнее. И водопад исчез…

— Ну, что, други? — сказал я, когда мы все уже собрались на опушке. — Пришло время расстаться? Я так понимаю, что пан Заглоба и Редзян повезут панну Елену к пану Скшетускому, а мне дорога лежит в Краков. Остальные пусть сами решают, кто куда…

— Спасибо вам еще раз, пан Антоний. Я рассажу Яну обо всем, что вы для нас сделали. Знайте, что вернее друзей вам не сыскать.

«Внимание! Вы выполнили скрытое задание «Спасти Елену Курцевич». Ваша награда — 2000 очков опыта. Ваши отношения с персонажем Ян Скшетуский улучшаются «+10», «дружба». Ваши отношения с персонажем Иван Богун ухудшаются «—25», «враждебность». Отношения с фракцией Речь Посполита «+3». Вы заработали уважение «+1»

Ну, что ж, неплохо. Не зря съездил.

— А это вам от меня… — панна Елена протягивает мне небольшую брошь в виде трилистника клевера. — Пусть он принесет вам удачу, как помог и мне.

— Спасибо… — принимаю дар, смотрю его статы и сразу цепляю на шапку. Такие вещи, приносящие сразу десять пунктов к характеристике «Удача» на дороге не валяются. Только ради него одного стоило брать квест. — Вы тоже всегда можете рассчитывать на мою помощь. Доведется побывать в Смоленске, милости прошу в гости. Мое Замошье всего в двадцати верстах от города.

«Персонажи Елена Курцевич, пан Заглоба и Редзян покидают ваш отряд»

Еще раз раскланиваемся и разъезжаемся.

Все, больше никаких попутных приключений. И так достаточно задержался. Хватит чужими делами заниматься — своих невпроворот.

По дороге до Кракова ничего интересного не случилось. Так, выскакивала на наш отряд пару раз какая-то голытьба, но после пары залпов — бросалась в рассыпную, а мы и не преследовали. Поживится у них нечем, а «2» очка за поверженного врага не тот приз, ради которого стоит себя утруждать и терять время. Каждому из членов моего отряда до нового уровня нужно было не меньше нескольких тысяч хитпоинтов, не говоря уж обо мне.

В самом Кракове тоже все прошло быстро и гладко. Стража обо мне была предупреждена, так что когда я назвался, при въезде в город, начальник стражи попросил следовать за ним, и провел к королю потайным ходом.

Сигизмунд принял меня в какой-то небольшой комнатушке, где не было ничего, кроме письменного стола и пары кресел.

— Если вы здесь, значит, задание выполнили?

— Да, ваше величество. Не знаю надолго ли, но пушки, угрожающие монастырю, какое-то время будут неисправны. Думаю, не меньше недели.

— Хорошо… Я рад, что не ошибся в выборе. Вы заслужили награду, и она ваша. Держите…

Король протянул мне два свернутых трубкой листа пергамента.

— Здесь патент товарища войскового гусарского полка на ваше имя, пан Антоний. И дарственная на Замошье и Куличики…

— Спасибо, Ваше величество…

— Служите нам верой и правдой и увидите, что король умеет ценить преданных слуг. Желаете еще что-то сказать?

— Только одно… Совершенно случайно мне удалось узнать, что у короля Карла опустела казна. И что его наемники вот-вот оставят армию.

— Отличная новость! И она тоже достойна награды… — король открыл стоящий на столе ларец и вынул из него пузатый кошель. — Держите, пан Антоний. Я знаю, что доблесть и верность не покупают, но деньги нужны всем.

— Благодарю, Ваше величество. Можете рассчитывать на меня.

— Кстати… — словно только сейчас вспомнил король. — Вы же прямиком в Замошье?

— Если вы не прикажете чего-то другого…

— Нет-нет, задерживать не стану. Понимаю, вам не терпится заняться своей вотчиной. Только просьба. Заскочите по пути в Смоленск и передайте письмо воеводе Обуховичу. Надеюсь, это вас не затруднит.

— Если вы прикажете, ваше величество, то хоть в Москву или в Стамбул поеду.

— Спасибо. Я запомню ваши слова. Держите письмо… и вот еще немного на дорогу… — король протянул сложенный в четверо и запечатанный сургучом лист бумаги и небольшой кошелек.

«Внимание! Ваши отношения с «Речь Посполитая» улучшились до «45» — доверие. Ваши отношения с персонажем «Король Сигизмунд» улучшились до «50» — дружба»

— Может у вас есть какие-то просьбы? Говорите пан Антоний, не стесняйтесь?

— Только одна, ваше величество.

Похоже, король спросил просто так, для годится, потому что в глазах его промелькнуло нечто вроде удивления. Не ожидал, что после стольких наград я осмелюсь просить еще что-то, но виду не показал.

— Я слушаю. Говорите…

— Неподалеку от Кракова я видел лагерь польских наемников. Разрешите мне набрать там рекрутов? Замошье не так далеко от земель Крымской орды. А то такие соседи, что ухо надо востро держать.

Похоже король ожидал что я стану выпрашивать себе еще какую-то недвижимость или деньги, потому что улыбнулся радушно, стянул с пальца перстень и протянул мне:

— Конечно, пан Антоний. Ваше желание понятно. Вот, держите. Покажете этот перстень командиру наемников, и он поймет, что вы действуете с моего разрешения. Один лишь совет… торгуйтесь с ним, как иудей, за каждый грош. Иначе капитан Жеребьевский обдерет вас как липку. Воин и наставник он отменный, но судя по всему, в его роду была, как минимум, пара евреев.

Я принял перстень, изобразил поцелуй в милостиво протянутую руку и вышел. Начальник стражников ждал за дверью. Чему я несказанно обрадовался, поскольку самостоятельно выбраться из этого лабиринта коридоров было б не легче чем Тезею от Минотавра.

* * *

Лагерь польских наемников располагался верстах в шести от Кракова. Временный, палаточный городок, обустроенный по обычаю римских легионеров. Квадрат, обнесенный земляным валом и частоколом. По углам — сторожевые вышки. Из одной нас заметили заранее, так что когда приблизились к въезду на территорию, нас уже поджидал небольшой отряд рекрутов во главе с седоусым рыцарем.

— День добрый, панове! — поздоровался я первым.

— И вам того же, — ответил седоусый. — Кто такие?

— Хорунжий Антон Замошский. С кем имею честь?

— Вахмистр Калита, — представился седоусый. — Заплутали, панове, или надобность в чем имеется?

— Да вот, хочу рекрутов у вас нанять…

— Хотят многие, — хмыкнул вахмистр. — Да только для этого разрешение короля надобно. Кому попало мы своих воинов не отдаем.

— Есть разрешение, а как же… — я вынул из сумки свернутый трубкой пергамент и протянул седоусому.

Тот развернул свиток, внимательно прочитал, проверил печать и с поклоном вернул.

— В таком случае, пан хорунжий, вам к капитану. Ты! — ткнул пальцем в одного из сопровождавших его рекрутов. — Бегом к их милости, капитану. Предупреди! Вы двое! — указал на других. — Проводите пана хорунжего.

— Благодарю…

Вахмистр службу знал хорошо. Лагерь не только снаружи производил впечатление, но и внутри царил идеальный порядок и чистота. Как будто прямо перед нашим приездом тут провели генеральную уборку.

Капитан Жеребьевский, узнав что прибыли покупатели, озаботился выйти навстречу лично.

Я поздоровался с ним, обменялся парочкой любезностей и перешел к делу.

— Пан капитан, могу ли я нанять ваших людей?

— Почему нет? Если король разрешил, то кто ж запретит? А много хотите? Мои парни дорого стоят.

— Думаю, десяток осилю.

— Если оружие и доспехи рекрутские, то с вас тысяча злотых.

— А если приодеть? Да коней хороших?

— А что именно? Выбирайте… — капитан протянул мне лист пергамента, на котором было подробно расписано какой доспех и вооружение имеется. А так же — цена.

Я вдумчиво изучил прейскурант. Прикинул свои возможности:

— Лошадей боевых под седло — это раз. Шлем гусарский — два. Жупан с кольчугой — три. Сапоги добротные — четыре. Рукавицы латные — пять. А из оружия — саблю, пику, пистоль и огневое зелье к нему.

— Двенадцать тысяч шестьсот золотых и они ваши… — чуть подумав, ответил капитан.

— А если поторговаться?

— Не на базаре, вашмосць. У нас цены твердые. И, поверьте, хлопцы того стоят. У них, конечно, опыта маловато пока… Но как поднаберутся — любого крылатого гусара за пояс заткнут.

— Ну, что ж… Коли так, то по рукам.

Пока я отсчитывал нужную сумму, подошли и мои новобранцы. Хороши. Шлемы на солнце горят, флажки на пиках трепещут. Богатыри… Застоявшиеся лошади перебирают копытами. Так и норовят пуститься вскачь.

Капитан принял деньги, пожал мне руку, а потом повернулся к рекрутам.

— Значит так сынки. С этой минуты поступаете на службу к хорунжему Замошскому. Он вам теперь и мать, и отец, и воинский начальник. Не посрамите…

Рекруты только приосанились. Мол, не сомневайся, не подведем.

Нет, не зря говорят, что обратная дорога всегда короче. Домчались до Смоленска быстро и без приключений. Всего один раз выскочила нам наперерез шайка лесных разбойников, но хватило двух залпов, чтоб они разбежались. А разница в уровнях была такая, что система мне эту победу даже не засчитала. Все что стаю воробьев разогнали…

Оставил спутников в корчме, а сам направился к воеводе.

Тот меня уже поджидал. Обухович встал из-за стола и вышел навстречу.

— Пан Антоний! Наконец-то. Жду... Известия впереди вас летят. Знаю, что доставили подарок королю, и что он вам поручил какое-то важное дело… Проходи, проходи. Присаживайся. В ногах, чай, правды нет. Рассказывай…

Приговаривая все это воевода взял меня под руку и подвел к креслу. Подождал пока я сяду, потом быстро обогнул стол и занял свое место.

— Ну, же… Не томи. Хотя, погоди… — Обухович хлопнул в ладони и появившемуся на знак слуге велел подать вина.

Выпили по глотку и я пересказал ему большую часть своих приключений по пути к королю и под Ченстоховой.

— Герой… как есть герой! — восхитился тот, потом залез в стол и вынул оттуда увесистый мешок. — Понимаю, что в сравнении с королевскими милостями это ничтожная награда, но лишней все ж не будет.

— Спасибо… Готов и дальше служить вашей милости, пан воевода.

— И это еще не все, пан Антоний, — продолжил осыпать меня щедротами Обухович. — От ныне во всех лавках Смоленска вы сможете покупать любые товары на десять процентов дешевле… А так же — вам разрешено нанимать в свой отряд жителей города. Заглядывайте в корчму, там всегда найдутся молодцы, желающие испытать судьбу на поле брани. За звонкую монету, разумеется… — засмеялся воевода. — Или подмастерья, которые уже хотят стать мастерами, но не накопили достаточно денег, чтоб оплатить взнос в гильдию. Они наверняка охотно переберутся к вам, в Замошье. Которое, как я слышал, давно уже не тот нищий хуторок, каким оно было до вас.

— Благодарю, пан воевода, — изображаю поклон. — И могу лишь повторить, что всегда к вашим услугам.

Обухович хотел что-то прибавить, но в дверь кабинета осторожно постучали, потом она приоткрылась и внутрь заглянул кто-то из слуг воеводы.

— Что такое? — недовольно спросил Обухович.

— Прощения просим, ваша милость, но тут какая-то монахиня хочет срочно поговорить с паном хорунжим. Говорит, очень важная новость.

— Монахиня? — удивленно переспросил воевода.

— Да, ваша милость…

— Ладно, пусти ее… — пожал плечами Обухович. — Может и впрямь что-то важное.

Дверь открылась шире и впустила в кабинет Мелиссу.

— Атаман, — без предисловий произнесла монахиня. — В город только что прибыл посыльный. На Замошье напали!

— Кто посмел?! — рявкнул воевода.

— Посыльный говорит, что казаки.

— Казаки? А он ничего не перепутал?

— Нет ваша милость. Не перепутал. К селу подошли отряды полковника Богуна и полковника Золотаренка. Общей численностью больше полутораста человек. Староста просит помощи.

— Гм… — воевода поскреб подбородок. — С помощью плохо… Я большую часть гарнизона отправил в войско короля. В городе только самая малость стражников осталась. Извини, пан Антоний, но тебе придется справляться собственными силами. Разве что, как я уже говорил, загляни в корчму. Авось, найдется с десяток охотников. Больше ничем помочь не смогу…

— Спасибо и на этом, пан воевода, — я встал из-за стола и поклонился на прощание.

— Храни вас Господь…

В корчме несмотря на раннее время было многолюдно. Видимо, сарафанное радио уже разнесло весть о нападении на Замошье, и тут собрались все те, кому хотелось узнать подробности из первых уст. Поскольку большинство народа толпилось вокруг стола, за которым сидел один из моих милиционеров.

— Ваша милость! — поднялся, завидев меня. — Беда…

— Говори толком.

— Вчера вечером казаки подошли к Замошью. Сперва просто стояли лагерем, словно сомневались, нападать или нет, а потом прислали посыльного с требованием заплатить сто тысяч злотых. Староста, ясное дело, отказался платить. Тогда они обложили деревню со всех сторон и готовятся к штурму… Судя по тому, как споро у них это идет, штурм будет не позднее завтрашнего утра.

— Понятно…

Что ж, с учетом всех тех воинов, что я периодически отправлял в Замошье, с наскока село не взять. Но помимо математического соотношения сил, учитывается еще и мораль. Что она будет высока у казаков, сомневаться не приходится — они живут войной и набегами. А вон насколько хватит боевого духу защитникам, большая часть которых только-только примкнула ко мне — вопрос. Особенно, если меня там не будет.

Значит, я во что бы то ни стало, должен попасть в Замошье еще до начала штурма. И желательно с подкреплением.

Подхожу к корчмарю.

— Послушай, любезный, воевода дал мне разрешение нанимать охочих в отряд. Не подскажешь, как мне это сделать.

— Да нет ничего проще, ваша милость. Крикните просто, что принимаете людей в отряд, и все. Только имейте в виду, что каждый новобранец обойдется вам в двадцать золотых монет.

— Спасибо, братец…

Повернулся лицом к притихшей толпе и громко произнес:

— Кто желает присоединится к моему отряду?

— Я… Я… Я…

В общей сложности набралось два десятка. Да не новобранцев косинеров, которых надо сперва долго обучать с какого боку держать пику, а — сразу городовых казаков. Вот такое отличие при найме в городе.

— Беру всех…

Ну, а чего. Золота хватает, так зачем же себя ограничивать. Тем более что если проиграю, то восстановить Замошье мне будет гораздо дороже.

Рекруты по очереди подходили ко мне, получали первое жалование и вступали в отряд. А еще через полчаса мы выступили из Смоленска. В последний момент и воевода все ж решил не оставаться в стороне и прислал мне двух панцирных казаков. Кажется мелочь, но если вспомнить о той соломинке, которая ломает хребет верблюду, то и такая помощь не лишняя.

Глава четырнадцатая

Дорога в Замошье пролегала через небольшой холм, с которого открывалась отличная панорама на окрестности села. Отсюда хорошо был виден лагерь казаков. Горели костры, неподалеку пасся табун, а сами казаки готовились к бою. Полковники выстроили войско двумя отрядами. Первый широкой цепью растянулся вдоль западной части оборонительного рва. В руках у казаков были фашины, чтоб замостить преграду и несколько штурмовых лестниц. Второй — выстроился позади них тремя более плотными рядами. Казаки готовились применить свой излюбленный маневр. Когда задние заряжают мушкеты, а первый ряд, благодаря этому, ведет практически непрерывный огонь.

И штурм, судя по тому, что казаки заходили с запада, должен был начаться еще сегодня. Когда солнце окажется у них за спиной и будет слепить защитников. Опытные воины умели использовать все, что давало бы им преимущество.

«Село Замошье, — объявил невидимый голос. — Принадлежит вам. Лояльность жителей — 100 процентов. Боевой дух — 80 процентов. Жители встревожены вашим отсутствием»

Понятное дело. Несмотря на то, что в Замошье сейчас находится и Мамай, и Цепеш, и Федот Стрелец, без меня народ все равно волнуется. Как не тренируй, как не вооружай — опыта у большинства защитников все равно нет. И если б не нанятые мною панцирные казаки и пятигорцы, думаю что общая мораль была бы еще меньше.

И что ж делать? Вот я здесь… до Замошья рукой подать, а как проникнуть в село, если казачьи разъезды так и снуют вокруг? Один такой отряд мы разобьем, не вопрос, но ведь и сами увязнем в схватке — казаки не голытьба какая-то, просто так не разгонишь, а тем временем подтянутся остальные. Что же делать? Даже тут на холме торчать слишком долго чревато. В любой момент заметить могут.

«Ваше село Замошье осаждено отрядами полковников Богуна и Золотаренко, — опять зазвучал голос системы. — Желаете присоединиться к защитникам? Да/Нет?»

Ё-моё! Опять забыл, что это не реальная жизнь! Конечно хочу!

Только подумал об этом, как вместе с отрядом оказался на главной площади села.

— Ваша милость! Вы с нами! — вскочил с любимой скамейки староста и бросился ко мне, крича во все горло: — Люди! Господин Антон вернулся!

«Село Замошье готовится к отражению атаки, — невидимый голос продолжал комментировать события. — Ваше прибытие заметили. Боевой дух защитников 100 процентов. До начала штурма осталось 40 секунд. 39… 38… 37…»

«Заткнись!» — цыкнул я на излишне разговорчивую систему и бросился по ступенькам, ведущим на помост, опоясывающий верх частокола.

— Все на стены! Огонь по моей команде!

«До начала штурма осталось 5… 4… 3… 2… 1…»

Вовремя успел. Только-только выбежал, как все четыре шеренги казацкого войска двинулись вперед. И тотчас же бабахнуло несколько самопалов. У кого-то из защитников нервы не выдержали.

— Не стрелять! Беречь амуницию! — левее, метрах в двадцати от меня скомандовал Стрелец. — Рано еще. Пуля не долетит.

Отлично. Значит, за этот фланг можно не беспокоится. Глянул вправо — там размахивал шпагой Цепеш. Тоже хорошо… Повел глазами по рядам защитников: неплохой отряд. Почти все в сносной броне, вооружены кто пистолем, кто мушкетом. Тут и Мамай, и даже наши лекари…

Казаки все ближе. Идут молча, сурово. Это не татарва, что непрерывно к Аллаху взывает. Эти просто делают свою работу.

— Приготовить мушкеты! — подает команду Федот Стрелец.

Ну, правильно. Кто лучше него в этом понимает. Может, еще Мамай. Но казак вооружен пистолем. А на таком расстоянии это оружие бесполезно.

— Залп!

— Бабах!!! — слитно раздается залп из нескольких десятков стволов. Увы, кроме одного, все мимо. Не учел Федот, что не все так владеют оружием, как он.

Что-то кричит Богун, и первая шеренга казаков переходит на бег. Стрелки делают еще с десяток шагов, передний ряд опускается на колено…

— Бабах!!!

Свист пуль… Чей-то вскрик… Но большая часть выстрелов приходится в стену. Занизили прицел. Но порадоваться не успеваю, так как из второго ряда стрелкам уже передают заряженные мушкеты, и звучит второй залп.

Теперь вскриков раненых гораздо больше.

— Присесть! Не высовываться! — командует Мамай!

— Приготовить мушкеты! — одновременно кричит Стрелец. — По моей команде… Огонь!

— Бабах! Бабах!

Наш залп сливается с выстрелами казаков. На этот раз попали многие. С десяток казаков из штурмового отряда падает. Но остальные только убыстряют бег. До рва остается метров двадцать.

— Огонь! — опять командует Стрелец.

— Бабах!

Падают казаки, но и с нашей стороны тоже потери. Оксана и Кирилл уже хлопочут рядом с кем-то. Слышен стон раненого, но смотреть некогда.

Казаки добежали до рва и бросают в него фашины. Мостят переход.

— Огонь! — надрывается Стрелец, но залп уже не такой слитный. Стрелки казаков заставляют людей прятаться и не дают времени прицелится. Так что результат не утешительный. Всего парочка казаков падает ничком. Остальные уже под стеной и поднимают лестницы.

Стрелять сверху неудобно, чтоб прицелиться надо высунуться по пояс, а под густым обстрелом это самоубийство.

— Заряжай! Без команды не стрелять! — кричит Цепеш.

Я не вмешиваюсь. Это ничего, что я командир и хозяин села, зачем мешать людям, для которых война — главное ремесло. Они все сделают не хуже. А может, и лучше.

Рядом со мной в стену упирается лестница и по ней уже кто-то карабкается. Выбираю удобную позицию и жду. Секунды текут как патока, вязко, долго… Но вот в просвете между кольями появляется чубатая голова с ножом в зубах. Не раздумывая, разряжаю пистоль прямо в оскаленный рот. Голова с криком исчезает. Но не проходит и пары мгновений, как на ее месте показывается очередной казак. Разряжаю второй ствол с тем же успехом…

Судя по бегущей где-то на краю сознания ленты статистики, количество убитых и тяжело раненых с обеих сторон насчитывается десятками, но вглядываться в отчет нет времени.

Пистоль еще не перезаряжен, а над частоколом появляется третья голова. Секунду раздумываю: продолжать заряжать или выхватить саблю, как мимо меня сзади мелькает копье, и казак летит вниз с пробитым горлом.

Даже не оглядываюсь, кто его снял. Не до этого. Эх, надо было побольше очков вложить в умение владения пистолем. Слишком долго идет перезарядка. Целых тридцать секунд… В бою — это чертовски много. Ничего… успеваю и следующего казака встречаю уже выстрелом в упор…

Готовлюсь ко второму выстрелу, но над стеной никого… Жду еще пару секунд и подхожу ближе. Осторожно выглядываю… Пуля проносится со свистом прямо возле уха. Дергаю головой от неожиданности и делаю шаг назад. Но и этой секунды хватило, чтоб увидеть ров заваленный трупами казаков. Отлично… Если исходить из того, что в обоих отрядах было немногим больше полутора сотен сабель, то четверть личного состава они уже потеряли. Отбить еще один штурм и можно даже вылазку делать.

Оглядываюсь… и понимаю, что радоваться особо нечему. На помосте и во дворе под стенами тоже немало убитых. С ходу не посчитать, но достаточно, чтоб относиться к казакам серьезно.

— Огонь по стрелкам! — командует тем временем Федот Стрелец. — Целиться выше головы!

На другом фланге его команду дублирует Мамай.

А казаки тем временем идут на второй штурм. В том числе и стрелки. Видимо, израсходовали все пули. Это хорошо, вот только боюсь, что и у моих людей та же ситуация. Игровой баланс, маму его… У стрелка только один огневой запас. Максимальный — шестнадцать зарядов. И при такой плотности огня выстрелять все можно за пару минут. И то лишь потому, что перезаряжать долго. А то б и в десяток секунд уложились.

— Огонь! —командует Цепеш.

Угу, как я и думал… Вместо слитного залпа отдельные выстрелы.

Казаки, заметив это тоже приободрились.

— Слава! Слава! — орет сотня глоток, добегая до рва.

Мои пытаются сбросить штурмовые лестницы, но те не поддаются. А казаки уже карабкаются по ним, как муравьи.

— Сабли наголо! К бою! — кричит, кажется, Мамай! — Слава!

Вот уж воистину… И у нас «Слава», и у врагов она же… А побеждает смерть.

Но философствовать некогда. Колю острием в лезущего на стену казака, но тот неожиданно ловко отбивает мой выпад, и в следующую секунду оказывается на стене. Ух, какой отличный фехтовальщик. Под вихрем его ударов я вынужден пятится и думать только о защите. А за его спиной уже виден следующий.

Э, нет! Так не пойдет… Ускоряюсь по максимуму, выделывая саблей самые сложные финты и таки заставляю казака пятится. Вот только отступать ему некуда. Не так много свободного места на стене. Да и сзади напирают. Натолкнувшись спиной на товарища, казак на мгновение теряет равновесие и этого хватает мне, чтоб пробить защиту. Казак издает протяжный стон и падает под ноги. Его товарищ несколькими секундами позже вываливается за стену, поддетый сразу тремя пиками. Устояли…

* * *

Казаки еще трижды ходили на приступ, но с прежним результатом. Каждый раз нескольким храбрецам удавалось взобраться на стены и даже слегка потеснить защитников, но потом их все равно сбрасывали вниз.

Садящееся солнце слепило глаза, пот под панцирем струился ручьями, руки и ноги гудели от усталости, но то что враг не может одолеть — придавало дополнительных сил. А главное, — пули больше не свистели, можно было не прятаться при каждом залпе. И когда казаки откатывались назад, чтобы перегруппироваться для очередной атаки, на стенах звенело: «Слава!», а у уцелевших защитников словно силы удваивались…

И вот вместо очередной атаки в казацком лагере громко забили литавры…

— Отступают… — тяжело выдохнул, стоявший неподалеку от меня Лонгинус Подбипента. — Слава тебе, Господи. Отступают…

Казаки и в самом деле уходили из-под стен.

— Неужто, все? — произнес я негромко ни к кому не обращаясь. Но мне ответили.

«Желаете выйти из боя? Да/Нет?»

Ух, ты? А разве так можно? Что ж вы раньше молчали?

Я огляделся. Да… Изрядно потрепали нас казаки. На глаз трудно оценить ситуацию, но похоже, что не меньше трех десятков убитых, да и среди выживших почти все раненые. Не тяжело, но все же… Куда не глянь, на руках или головах белеют свежие повязки.

Но и казаки тоже заплатили соответствующую цену — не меньше полусотни валяется под стенами. Только что мне их потери, я о своих людях должен заботиться. И если есть возможность прекратить кровопролитие…

«Да. Хочу выйти»

«Внимание! Если вы покинете поле боя до окончания сражения вам будет засчитано поражение. Вы потеряете все заработанные очки опыта. Вы потеряете уважение «—2». Вам придется уплатить штраф в десять тысяч золотых. Вы подтверждаете выход? Да/Нет?»

«Вы что, издеваетесь?! — я чуть не проорал это вслух. — Хорошее перемирие. Враг отступает, силы практически равны, а я буду считаться проигравшим? Что за идиот такое придумал? Идите в задницу с вашим выходом! Бьемся дальше. Пусть казаки сдаются, а нам и так хорошо»

Нашел с кем ругаться. Системе эмоции до одного места.

«Уточните ответ. Вы хотите выйти из боя? Да/Нет?»

«Нет, нет и еще раз нет!»

Система умолкла. Ответ принят.

Вот же ж гады. Хорошо, что в ответ заложено подтверждение. А если б хватало одного «Да». Брякнешь вот так, не разобравшись, а тебе — бац! — денежный штраф и еще кучу всяких «радостей» в придачу. Добродетели, мать вашу…

Поглядел за стену: казаки собрались в круг и что-то обсуждают. Ну, пускай поговорят. Нам передышка тоже не помешает.

Ближе всех Лонгинус Подбипента. Тяжело дышит, стоит опершись на двуручный меч, мрачный взгляд, длинные вислые усы — прям маска Грусти.

— Что, пан, не получилось? — догадываюсь о причине.

Шляхтич тяжело вздыхает.

— Не получилось, пан Антоний… Да и как? Они ж по одному лезут… Где троих взять?

— Ну, ничего, пан, не грусти. Исполнишь еще свой обет* (*Лонгинус Подбипента дал обет целибата, пока не повторит подвиг своего славного предка, одним ударом срубившим головы трем сарацинам). Не последний бой. Хватит и на твой век супостатов.

— Твои бы, пан Антоний, слова да Господу в уши… — уныло отвечает тот и устало садиться на помост.

Чуть дальше — Иридия. Вроде, цела амазонка. Во всяком случае повязки не вижу.

Осматриваюсь более тщательно… Цепеш ранен в руку, к счастью, левую, так что сражаться может. Мамай… ну, точно характерник, был все время впереди и хоть бы царапина какая. Сам перевязывает голову одному из черкесов. К слову, среди убитых элиты нет… В основном новобранцы и милиция. Оно и понятно — у новиков и броня похуже, и опыта маловато. Ну, ничего. После сегодняшнего боя все уцелевшие столько хитпоинтов хапнут, что наверняка большинство, если не всех — можно будет повысить до гайдуков, а то и до городовых казаков.

Федот Стрелец тоже ранен. Но судя по тому, что им занимается Оксана, а не Кирилл — рана пустяковая. Повоюет еще… А — Кирилла тоже зацепило. Его Мелисса перевязывает. Слышно, как лекарь сквернословит сквозь зубы. Это хорошо, значит, будет жить… Те, кто при смерти не богохульствуют…

Ну а мне, похоже, пора думать о более серьезном укреплении, чем частокол. Раз уж имеется дарственная, да не от воеводы, а за королевской подписью, значит надо превращать Замошье в настоящую крепость. Денежки имеются, а как и где людей набрать — опыт тоже есть. К слову, я ж теперь владелец двух сел. Надо будет как-нибудь заглянуть в те Куличики. И решить — отстраивать его, или крестьян сразу в Замошье переселять.

Размышления и планы прерывает трехкратный звук горна.

Смотрю за стену и вижу как от казацкого лагеря отделяются два всадника и направляются в нашу сторону. Один — в богатой одежде, сидит в седле важно подбоченясь, второй — держит в руках копье с привязанным к нему куском белой материи. Парламентеры…

Ну, что ж. Послушаем. Людям передышка нужна. А переговоры — это время. Которое работает на нас.

— Не стрелять! — командую на всякий случай. Вряд ли у кого-то еще остались заряды, но мало ли? Лучше перебдить.

Парламентеры останавливаются не доезжая до стен метров пятьдесят.

— Я— полковник Золотаренко! — кричит тот, что одет богаче. — Кто у вас главный? Хочу с ним говорить!

Ага. Система учла, что у меня с Богуном вражда, а вот с Золотаренком, как и со всеми остальными казацкими полковниками, благодаря той услуге, что я оказал Хмельницкому, отношения пока нейтральные. Так что с ним я могу попытаться решить все миром.

— Хорунжий Антон Замошский! — подхожу к краю частокола, так чтоб меня было лучше видно. — Слушаю тебя, пан полковник! Что надо?

— Предлагаем прекратить проливать кровь попусту! — кричит Золотаренко.

Ух, ты! Интересный поворот. Это мы, что ли, кровопролитие затеяли?

— Ну, так мы вас не держим, полковник… Уходите, откуда пришли. И конец всему.

— У нас другое предложение… — пропускает мимо ушей звучащие слегка оскорбительно слова.

— И какое ж?

— Богун вызывает тебя на поединок. Рыцарский бой. Один на один.

Интересный вариант. Богун, как мне известно из истории рубака еще тот, но в любом случае это лучше чем считать убитых десятками. А теперь, когда весь бой ведется только холодным оружием, выучка казаков дает себя знать. Моим людям все труднее отбивать атаки.

— И зачем мне это? Вы внизу, под стенами, мы — у себя дома. Хотите сражаться и дальше — милости просим. Хотите уйти — не держим.

— Ты не все знаешь, пан хорунжий… Сюда идут отряды полковника Нечая, полковника Ганжи и полковника Барабаша. Так что завтра утром нас будет втрое больше, чем сегодня. А вам помощи ждать неоткуда. Смекаешь, чья завтра возьмет?

— Тем более не понимаю. Если вы так в себе уверены, зачем нужен поединок?

Золотаренко ответил не сразу. Видимо, подбирал слова.

— У меня лично к тебе нет вражды, пан хорунжий. Но Богуна ты оскорбил дюже сильно. И он не успокоится пока либо сам не поляжет, либо твою жизнь не возьмет. Уж не знаю, что там промеж вас вышло, а Иван не говорит, — но поединок самое лучшее решение. Мы ж не басурмане какие, чтоб просто так христианскую кровь проливать. Что скажешь?

Разумно. Тем более, мне хорошо известна причина ненависти Богуна. Если б у меня кто увел любимую, я бы тоже желал его смерти.

— Хорошо. Я согласен. Обговорим условия?

— Условия следующие: если победишь ты — мы тотчас снимаем осаду и уходим. Если победит Богун — твои люди выплатят нам пятьдесят тысяч злотых или откроют ворота.

Как интересно. Если я выиграю, они всего лишь уйдут. А если проиграю, то они еще и барыш поимеют.

— Извини, полковник, но это не серьезно. Знаешь притчу о том, как казак татарина поймал, но в лагерь отвести не мог, потому что тот его не отпускал? Вот и ты — стоишь под стенами четырежды битый, а условия ставишь, словно победитель.

— А что же ты предлагаешь? — нейтральные отношения и в этот раз позволили Золотаренку не обращать внимания на оскорбительные слова. — Назови свои условия.

— Пусть будут равными. Победит Богун — мои люди заплатят. Я выиграю — с вас причитается. А какая сумма — решайте сами.

Золотаренко снова помолчал немного, прикидывая.

— Ладно. Пусть так и будет. Цена победы — сорок тысяч… Идет?

Десятку скинул. Видимо, нет у казаков при себе пятидесяти тысяч. И это радует. Поскольку означает, что несмотря на всю славу Богуна, как непобедимого рубаки, полковник учитывает и возможность моей победы.

— Сорок, так сорок. Идет… Какое оружие?

— Пистоль и сабля.

— Годится. Когда герць?

— Да когда хочешь… Выезжай за ворота. А Богун хоть сейчас готов.

— Добро. Ждите…

Казаки поскакали обратно в лагерь, а я пошел во двор седлать коня.

— Подожди, атаман… — остановил меня Мамай. — Хочу совет дать. У Богуна есть излюбленный прием, которым он всегда побеждает.

— Ты о том, что он неожиданно саблю из правой руки в левую перебрасывает?

— Слыхал о том? — удивился Мамай.

— Люди говорили… — ну, не объяснять же мне, что я в свое время читал про Богуна все, что только издавалось. И каждый писатель непременно описывал этот финт подольского полковника.

— Ну, тогда я спокоен.

Я, в общем-то, тоже. Если удача не подведет и казак не попадет первым же выстрелом в голову, то все остальное моя броня какое-то время выдержит. Да и жизнь я себе нехило прокачал. Как говорится, голыми руками не возьмешь.

— Атаман… — это Мелисса.

— Что?

— Вот… — протягивает мензурку. — Выпей. Этот отвар придаст тебе сил. Я видела: Богун на приступ не ходил, значит, не устал, а ты рубился в первых рядах. Так что немного приободриться не помешает.

— Спасибо… — без раздумий опрокидываю в себя снадобье.

Ух, как огонь по жилам пробежал. А через секунду я ощущал себя способным своротить горы.

Прыгаю в седло, проверяю заряжен ли пистоль, хорошо ли вынимается сабля, и подаю знак открыть ворота.

* * *

Я и десяти шагов не успел отъехать от ворот, как из лагеря казаков внесся одинокий всадник и галопом помчался в мою сторону. Видать сильно осерчал полковник, не терпится поквитаться.

Ну, чему бывать — того не миновать.

— Бабах!

Пуля вжикнула над головой, как раз в тот момент, когда я пригнулся к шее коня, поправить уздечку. Не понял? Это что, дуэль уже началась? Никаких встреч на середине, приветствий и обмена любезностями?

М-да… Повезло… Еще секунда и влепил бы мне пулю промежду глаз.

Богун лихорадочно перезаряжает пистоль, даже коня придержал. Ну, тогда я дремать не буду. Послал шенкелями своего вскачь.

Расстояние разделяющее нас все меньше, и вот Богун снова вскидывает пистоль. Мгновением позже заваливаюсь на левый бок…

— Бабах! Дзинь!

Пуля срикошетила от кирасы.

Выравниваюсь и достаю свой пистоль.

Богун понимает, что перезарядить третий раз уже не успеет, снова кидает коня в галоп.

Прицеливаюсь… Между нами не больше десяти метров. Попасть с такого расстояния в человека даже слепой может. Но я не хочу убивать полковника. Помню, насколько велика и важна была его роль в восстании Хмельницкого. Чуть опускаю ствол и разряжаю пистоль, целясь в лошадь.

— Бабах! Бабах!

Конь Богуна взвивается на дыбы и валится на бок. Богун проворно выпрыгивает из седла и отбегает в сторону, чтобы не попасть под удар копытами агонизирующего животного.

Ловок, шельма… Но все ж отчасти мой замысел все же удался. Во-первых, — Богун, спрыгивая, выронил пистоль и поднять его не может — конь все еще агонизирует. И я, легко уклоняясь от боя и выдерживая небольшую дистанцию, могу просто расстрелять его. У меня же еще целая дюжина неиспользованных зарядов. Но, как я уже сказал, — убивать Богуна я не хочу.

А во-вторых, — у меня верховая езда прокачана всего лишь на «5» из «10», тогда как любой казак можно сказать, родился на коне, так что фехтовать сидя в седле мне было бы гораздо сложнее, чем твердо стоя на ногах.

Придерживаю коня и спрыгиваю на землю.

Громкий, одобрительный гул в казацком лагере свидетельствует, что там оценили мой рыцарский жест.

Богун тоже не ожидал. Стоит и не отрывает взгляда от пистоля в моей руке.

Прячу пистоль, достаю саблю.

— Умри, лотр! — кричит казак, выхватывает карабелю и быстрым шагом направляется ко мне.

— Может, разойдемся миром? — бормочу первое, что приходит в голову. Но казак только зубами скрипит и с ходу атакует.

Ставлю блок.

— Может, поговорим?

— Не о чем нам говорить… — шипит Богун и обрушивает на меня целый вихрь ударов.

Но я не зря прокачивал по максимуму владение холодным оружием. Все его финты считываю легко и успеваю парировать.

— Скажи, куда дел Елену и умрешь легко… — не говорит, а рычит полковник.

— Ну, коль ты знаешь, что это я ее освободил, то и о том, куда она поехала — тоже знать должен… — отвечаю. — К жениху.

Ответ Богуну не понравился. Казак снова бешено атакует. Клинки звенят так часто, словно кто-то косу клепает.

— Ты же не обычный разбойник, — пытаюсь усовестить Богуна. — Даже поляки считают тебя рыцарем. Так что ж ты девку приневолить решил. Разве это по рыцарски? Знаешь же, что она другого любит.

— Девичье настроение, что погода в марте… — шипит казак. — С утра снег и мороз, а с обеда — солнце. Любит… Обсыпал бы ее золотом да каменьями самоцветными — глядишь и стал бы мил. А ты все порушил. Ненавижу!

Казак дышит все тяжелее, и в ударах уже поубавилось прыти. Ну, так я для того разговор и затеял. Чтоб дыхание ему сбить и заставить поскорее использовать тот самый, излюбленный финт. Пока я сам еще не устал.

Парируя и изредка контратакуя, все время смещаюсь влево. И солнце, которое в начале схватки слепило меня, теперь бьет в глаза Богуну.

Но тот, ослепленный ненавистью, словно и не замечает этого. Удары наносит не жалея сил, так словно каждый из них должен стать последним.

Я же берегу силы. И жду…

И вот этот момент настает, начав атаку и вскинув карабелю, Богун ловко перебрасывает оружие из правой руки в левую. Причем, так быстро, что если б я не ждал этого финта, то никак не успел бы среагировать. Но я ждал… И мгновенно, вкладывая в удар всю силу, бью саблей по его клинку.

Есть! Поскольку Богун из правой руки уже выпустил рукоять карабели, а левой еще не успел ухватиться как следует, от моего удара его оружие отлетает далеко в сторону. И пока полковник осознает, что случилось, я делаю круговой разворот и мощно, вкладывая в удар вес тела, бью казака елманью по голове. Мисюрка удар тупой стороной сабли выдерживает, но голова то не железная. Богун вздрагивает, взмахивает руками, словно пытается опереться о воздух, делает несколько шагов назад и тяжело валится на землю.

Одновременный рев нескольких сотен глоток — на стенах и в казацком лагере — возвещают конец схватки.

Я могу добить поверженного врага, но вместо этого, прячу саблю в ножны и подхожу к Богуну.

Полковник глядит на меня мутным взглядом. И делает усилие, чтоб подняться.

— Лежи, лежи… — удерживаю его. — Пан Иван… не держи зла. Я ведь не тебе худое сделать хотел, а девице помогал. И сделал бы тоже самое, даже если б ее похитил сам Хмельницкий или король Сигизмунд. Не дело это, девку силком под венец тащить. И по людским, и по Божьим законам. А тебя я бы рад был в приятелях, а не среди врагов иметь.

Слов много… Получивший контузию казак наверняка не все слышит и понимает, но в глазах его появляется осмысленное выражение. И он перестает неосознанно шарить рукой по поясу, в поисках сабли. Молчит какое-то время, а потом протягивает мне руку.

— Что ж… Не судьба, значит… Вот тебе моя рука, пан Антоний. Но только товарищами нам все равно не быть.

«Внимание! Ваши отношения с персонажем полковник подольский Иван Богун изменились с «вражда» на «недоверие»

— Вот и добре. Прощавай, пан Иван. Не поминай лихом…

Запрыгиваю в седло и посылаю коня к воротам острога. Оглядываюсь еще и вижу как от лагеря казаков отделяется несколько всадников. Богун тем временем уже поднялся на ноги и стоит, понурив голову.

— Слава! Слава! — гремит на стенах.

Ну, что ж. Я доволен. И врагом одним меньше стало, и сорок тысяч заработал. Будет на что камень для стен купить, не трогая основной капитал. В общем, удачный день…

«Победа! Осада с села Замошье снята! Вы заработали уважение «+5». Вы заработали 24 860 очков опыта. Часть ваших воинов заслужила повышение. Вы получаете награду — 5 000 золота. Ваши отношения с фракцией Войско Запорожское изменилось с «недоверие» до «равнодушие». Ваши отношения с полковником Золотаренком остались прежними «доверие». За победу в этом сражении вам полагается приз «Рукавицы рейтара» защита рук «+18». Ваши люди ликуют, лояльность жителей села Замошье — «100%»

Неплохо… И рукавицы в тему, особенно если вспомнить сколько они стоят у лавочников. Да и пять тысяч монет тоже не лишние. А уж возможность повысить своих воинов, это вообще шикарно. Особенно с учетом того, что я, кажется, созрел для похода в Калварию.

Ну, а что? С поляками мир, с казаками тоже отношения наладились. О татарах, пока у них ханом мой друг, вообще можно не думать. А русские и шведы далеко. Да и не до меня им… Если новгородский купец хотя бы половину правды сказал, то могу спорить на свой лучший пистоль, что не пройдет и недели, как они сцепятся. Не может царь упустить такой момент и не попытаться оттяпать у ослабевшего Карла часть территории. А это значит, что я спокойно могу отлучится на месяц-другой, не опасаясь за свою собственность. Оставлю старшим Цепеша и Федота, они, похоже, нашли общий язык, дам денег и пусть строят крепость.

Мамаю выделю десятка три панцирных казаков — пусть щиплет татарские обозы у Перекопа и гоняет разбойников.

Михаю дам распоряжение не затягивать со строительством храма — это поможет удержать лояльность на время моего отсутствия.

Оксану тоже здесь оставлю. Лекарь всегда нужен. Даже в мирное время. Кто-то топором поранится или косой порежется. Да, мало ли чего случится может. А вот Кирилла возьму с собой. Этот спит и видит заморские страны. Все неймется ему на одном месте. Пусть проветрится. Ну, а об Иридии и Мелиссе даже говорить не приходится — девушки давно рвутся домой.

— Слава! Слава!

Вот же ж разорались! Черт возьми — а ведь приятно, когда тебя так встречают. Сразу героем себя чувствуешь. Так и хочется развернуть плечи, надуть щеки и эдаким павлином… Тьфу! Проще надо быть, проще… А то ведь, кто нос вверх задирает, тот под ногами ничего не видит, и запросто может тем же носом в землю зарыться.

Это я к тому, что спрыгивая с седла чуть в коровью лепешку не угодил. Вот потеха была б, если б я на ней поскользнулся, да со всего маха…

— Хороший бой… — Мамай первым подходит и жмет руку.

— Хороший, то хороший… — вторым поспевает Цепеш, — но верхний блок слишком медленно ставишь. Если б у казака была не тяжелая карабеля, а легкий палаш — не он, а ты б на земле валялся. Как отдохнешь, напомни, чтоб я показал тебе, как его правильно ставить…

Я хотел объяснить, что нарочно силы берег, но когда на тебе повисли сразу четыре красавицы, трудно общаться еще с кем-то. А Иридия, Мелисса, Оксана и Настя тем временем тискали меня со всех сторон, ухитряясь как-то при этом не мешать друг другу.

Да… хоть я и стараюсь помнить, что все это лишь игра, но не в таких случаях. Потому что я среди друзей. Настоящих. Которые меня ценят, уважают и любят. А это важно всегда, хоть в настоящем мире, в игровом.