Бунт растений

Эдмонд Гамильтон. Бунт растений

© Edmond Hamilton. The Plant Revolt. Weird Tales, April 1930

Именно тогда, когда я начинаю этот рассказ об ужасе, обрушившемся на мир и людей, его населяющих, я лучше всего осознаю невозможность когда-либо полностью описать этот ужас. Именно тогда, когда я начинаю этот рассказ о роке, угрожавшем всей нашей расе, я лучше всего понимаю, как мало наша раса сама по себе была способна противостоять этому року. Во всей этой истории нет той драматической последовательности угроз, ни нападений и парирований, что можно было бы ожидать в подобной эпопее о борьбе видов. Скорее, сейчас всё произошедшее кажется не более чем слепым столкновением исполинских сил, в котором нет акцента ни на чём, кроме незначительности и беспомощности тех, кто стал окончательным победителем.

И только потому, что я, Эдвард Харли, видел столько же проявлений этого кошмара, сколько видел любой другой человек, я взял на себя смелость написать этот отчет. Два года назад, когда появились первые сообщения о том, чему суждено было разрушить наш мир, я работал главным морфологом кафедры ботаники Филадельфийского Университета. В то время, конечно, никто не задумывался о реальном значении и особой важности этих сообщений. Даже я, тот кто благодаря избранной мною науке мог понять их уникальность лучше, чем большинство людей, конечно, не думал о какой-либо опасности, связанной с ними.

Эти первые вестники приближающейся гибели появились по большей части в виде неприметных заметок, опубликованных в филадельфийских и прочих газетах в начале мая. Они состояли из сообщений нескольких садоводов и фермеров из деревни Хартвилл, расположенной в центральной части Пенсильванских гор, повествующих о странном поведении ранних посадок. Они сообщали, что семена бесчисленных сортов растений, фруктов и овощей, посаженные незадолго до этого, разрослись за это время с поразительной быстротой, дав всходы, в обычных условиях не появившиеся бы и через месяц. Это, хотя и выглядело достаточно необычно, однако не было самой поразительной особенностью тех отчетов. Им оказался тот факт, что у этих феноменальных побегов и сеянцев практически не было корней, и хотя стебли и побеги продолжали интенсивно развиваться, они не проявляли ни малейшего желания к корнеобразованию.

Это, безусловно, было достаточно удивительным явлением, учитывая то, что территория распространения явления вокруг Хартвилла занимала несколько десятков квадратных миль, и оно стало еще более удивительным из-за того, что в течение следующих нескольких дней аналогичные сообщения начали поступать от аграриев с половины восточной части Соединенных Штатов. Они описывали феноменальный рост саженцев и в точности такое же отсутствие корней. К концу недели о подобном сообщили также из Англии и Калифорнии, из Швеции и Австралии, и крупные информационные агентства начали осознавать, что ситуация, независимо от ее причины, носит всемирный характер. И хотя огромные массы городских жителей, чьи знания и интерес ко всему сельскому были весьма незначительны, не проявили особого интереса к этому вопросу, жители фермерских хозяйств и пригородов, а также ботаники уделили ему большое внимание и принялись активно обсуждать его.

Ибо к тому времени ситуация, по правде говоря, стала просто поразительной. Сообщалось не только о том, что продолжался удивительный и неестественный рост побегов без корней, но и о том, что вместо того, чтобы развить листья, как следовало бы, их ускоренный рост приводил только к появлению странных гибких усиков, в то время как растения всех видов, казалось, имели очень сильную тенденцию распространяться, расти горизонтально, а не вертикально. И, что еще более удивительно, уже растущие растения, кустарники и даже маленькие деревца, казалось, оказались подвержены тому же явлению: их корни медленно отмирали, постепенно исчезая, их рост многократно ускорялся, а их листья уступали место странным усикам, выраставшим из стволов и ветвей. Такой весны люди еще не видели, и кульминационный момент наступил примерно через десять дней после первых сообщений, когда из наблюдений стало известно, что растения, лишенные корней, развили уникальную способность двигаться. Они начали очень медленно ползать по земле с помощью гибких стеблей и усиков.

Неудивительно, что эти более поздние сообщения не вызвали особого доверия ни у кого, кроме тех, кто был непосредственным свидетелем событий. Даже моя собственная реакция на них была такой же. И я выразил её доктору Герману Хольму, моему начальнику по кафедре ботаники в университете, в ответ на его упоминание о них.

– Растения теряют свои корни и начинают шевелиться! – усмехнулся я, когда однажды утром мы выходили из здания, а он заговорил о них. – Эта ваша современная пресса искажает правду всеми способами, стремясь изо всего сделать сенсацию.

– Но, мне кажется, в этом что-то есть, Харли, – тихо сказал Хольм. – Вчера и позавчера я был в поле, охотился за экземплярами собирал образцы Sarracenia purea для своей работы, и могу со всей ответственностью заявить, что вряд ли найдется хоть один вид, не переживший изменений – не потерявший частично или даже почти полностью свои корни. Среди мелких растений листья уступили место жестким полым усикам.

Я уставился на него.

– Вы же не хотите сказать, что все это правда? – спросил я его. – Что капуста и сельдерей лишаются корней и гуляют под ручку?

Он посмеялся, представив то, о чём я говорил, но тут же снова посерьезнел.

– Боюсь, это получает очень широкое распространение, – сказал он мне.

Затем, когда мы спускались по каменным ступеням, он наклонился к зарослям кустарника, окружавшим здание, и сорвал там маленький росток Cornus Stolonifera, или кизила.

– Посмотрите на это, – сказал он, показывая его мне. – Вы видите – корни почти исчезли, но растение выглядит вполне здоровым, и вместо листьев у него торчат усики.

Я с недоверием взял его, но, осмотрев, нахмурился от внезапно разыгравшегося во мне любопытства. Для опытного глаза ботаника это маленькое растение действительно представляло собой необычайное зрелище. Его корни должны были быть толстыми и волокнистыми, но они, очевидно, сморщились и засохли до такой степени, что от них осталось лишь несколько толстых корешков. Было очевидно, что в последнее время стебли сильно выросли, но вместо того, чтобы расти вертикально, они расползались во все стороны, как у некоторых плоских кустарников. Там, где должны были прорастать листья, виднелся ряд маленьких коричневых отростков, которые, как он и сказал, были полыми и необычайно прочными и гибкими, и, являясь продолжением стеблей, очевидно, заменяли растению листья, извлекая питательные вещества из воздуха.

Я завороженно рассматривал его, затем быстро наклонился, чтобы сорвать ещё одно, оказавшееся точно таким же. Я опустил взгляд и увидел на клумбе рядом с нами маленький экземпляр Rhamnus Cathartica, высотой в несколько дюймов, тоже распластанный по земле. Но когда я потянулся за ним, то вскрикнул от удивления, потому что у него корни превратились в один или два небольших выступа под основанием стебля, и вырывать его из почвы было не нужно, можно было просто поднять растение с земли. Затем, когда я рассматривал его, лежащего у меня на ладони в лучах солнечного света, произошло то, что, несмотря на неизмеримо более великие и ужасные события, пережитые мною с тех пор, до сих пор вызывает у меня отвращение. Стебли маленького растения зашевелились– зашевелились не от ветра, как мне на мгновение показалось, а как будто ожив. Они слепо, наощупь двигались по моей ладони к манжете, усики и стебельки медленно тянулись к ней!

С резким восклицанием я выронил это нечто и посмотрел на Хольма широко распахнувшимися глазами.

– Эта штука в моей руке похожа на чертову змею, – сказал я, и затем, пересилив удивление и отвращение, продолжил: – Но это же что-то невероятное, Хольм!

– На этот раз газеты не преувеличили, – согласился он. – По их словам, те же явления – укорачивание корней, интенсивный рост стеблей и усиков, способность к медленному движению – наблюдаются у всех видов растений, кроме самых крупных, по всей Земле.

– Невероятно – повторил я. – И никто не знает, в чем причина этого явления?

– Истинную причину… нет, – медленно произнес он. – Но я обнаружил, что, без сомнения является, непосредственной причиной...

Хольм в тот раз не закончил фразу, потому что в этот момент к нам присоединился наш друг, но я нашел ее окончание в газетах, вышедших на следующее утро, потому что в них я обнаружил интервью, данное Хольмом репортерам после нашей беседы. К тому времени уже пришли к осознанию всемирных масштабов этого явления и его важности. Практически все формы растительной жизни, вплоть до больших деревьев, и особенно папоротниковые и хвойные, быстро развивались по уже известному сценарию: корни исчезали, стебли разрастались, усики заменяли листву, и во многих случаях растения демонстрировали примитивную способность к передвижению. Эта последняя тенденция придала сложившейся ситуации несколько комический оттенок, поскольку садоводы и фермеры сообщали, что растения различных сортов, высаженные ровными рядами, настолько развили в себе способность к медленному перемещению, что во многих случаях оказывались рассеяны по полям в случайном порядке. Вполне естественно, что газеты обратились за разъяснениями к ботаникам, а жители Филадельфии – к доктору Хольму, ботанику с непревзойденной репутацией.

Интервью с доктором Хольмом, появившиеся в утренних газетах того дня, укрепили его репутацию, поскольку он дал первое внятное объяснение недавно обнаруженному феномену.

– Всем известно, – заявил Хольм, – что растения – живые существа, как и животные, и что, как и все живые существа, они нуждаются в определенных пищевых элементах. Существует девять элементов, необходимых для жизнедеятельности растений – углерод, водород, кислород, азот, сера, фосфор, калий, кальций и магний. Первые три элемента – углерод, водород и кислород – растения могут получать из воздуха, в основном в виде диоксида углерода и водяного пара. Остальные шесть элементов отсутствуют в воздухе, и их следует искать в земле, в почве. Поэтому растения пускают корни в почву, чтобы получить эти шесть оставшихся элементов и доставить их внутрь, точно так же, как первые три поступают в растения из воздуха через стебли и листья.

– Но предположим, что эти шесть элементов присутствуют в воздухе! Тогда растения могли бы получать все свои питательные элементы из воздуха с помощью стеблей, листьев и усиков и не нуждались бы тогда в корнях в почве. И именно по этой причине корни почти всех представителей растительной жизни в данный момент увядают и исчезают. Эти шесть элементов в виде газообразных соединений были недавно обнаружены в атмосфере Земли как химическими лабораториями нашего университета, так и другими лабораториями. Эти количества настолько малы, что мы с трудом можем их обнаружить, но они достаточны для того, чтобы обеспечить всю растительную жизнь этими элементами, делая ненужными их корни, в результате чего корни атрофируются и отмирают, как это и происходит в текущий момент. Возможно, эти газообразные соединения, эти шесть элементов, попали в нашу атмосферу из вулканических кратеров или трещин, открывающихся в земной коре, или, возможно, Земля сейчас проходит через космическое облако подобных газов. Как бы там ни было, но факт очевиден: именно попадание этих газов в земную атмосферу вызывает большие изменения в растительной жизни Земли.

– Не вызывает удивления и тот факт, что с исчезновением корней растительные формы обрели способность к свободному передвижению. Следует напомнить, что мой бывший коллега, доктор Джексон Мандалл из Филадельфийского университета, чье исчезновение два года назад стало большой потерей для ботаники, был твердо убежден, что растения, если избавить их от необходимости пользоваться корнями, дав им возможность получать все необходимые элементы из воздуха, быстро разовьют способность к передвижению. Теория доктора Мандалла заключалась в том, что растительные формы на самом деле такие же живые и обладающие сознанием, как и животные, но обреченные на неподвижность из-за своих корней, и что если бы у них не было необходимости в корнях, они сравнялись бы с животными в способности передвигаться. Эта теория, по-видимому, в некотором смысле подтверждается изменениями, произошедшими за последние недели в растительной жизни Земли.

– Но как долго будут продолжаться эти изменения? Сложно сказать, поскольку это напрямую зависит от того, как долго эти газообразные соединения шести вышеупомянутых элементов будут продолжать поступать в нашу атмосферу. Если, что представляется наиболее вероятным, они извергаются через вулканические трещины, то их поступление, несомненно, скоро прекратится, и тогда же прекратятся изменения в растительной жизни. Растения, полностью потерявшие свои корни в течение этого периода изменений, скорее всего, полностью и почти немедленно погибнут с прекращением поступления газообразных соединений, поскольку без корней у них не будет возможности получить шесть необходимых элементов, после прекращения их поступления в газообразной форме. И если это поступление газов скоро прекратится, то, я думаю, обнаружится, что растительная жизнь Земли по большей части скоро вернется в свое прежнее состояние. Конечно, продолжающийся выброс таких газов в атмосферу в течение определенного периода времени приведет к увеличению двигательных и других способностей растений в непредсказуемой степени, но излишне говорить, что никто не ожидает такого развития событий.

Таково было содержание заявления доктора Хольма по данному вопросу, и, поскольку оно исходило от человека, признанного после исчезновения его блестящего коллеги доктора Мандалла ведущим ботаником страны, его сочли всеобъемлющим. Его фразы о временном характере явления подействовали успокаивающе на тех, кто начал проявлять беспокойство по поводу мировых запасов продовольствия. И хотя газообразные соединения шести упомянутых элементов, несомненно, присутствовали в атмосфере Земли, считалось само собой разумеющимся, как он и говорил, что их поступление, из какого бы источника они ни появлялись, вскоре прекратится. Таким образом, заявление доктора Хольма значительно ослабило шумиху, вызванную этим событием, и хотя в последующие несколько дней пресса все еще освещала его, она это делала в несколько более сдержанном ключе.

Хотя для меня, как ботаника, эта тема представляла огромный интерес, у меня было мало времени на ее изучение, поскольку я был занят подготовкой к экзаменам в своем классе. У меня были основания полагать, что доктор Хольм внимательно изучил её, и хотя я не видел его в последующие несколько дней, я слышал, что он был очень занят. Однако, за исключением нескольких ботаников, подобных ему, на все более заметные изменения растений в те дни мало кто обращал внимание. Их было достаточно, чтобы с тревогой наблюдать за странным состоянием кустов, покрытых усиками, за отсутствием листьев на них, восклицать по поводу отсутствия корней у садовых растений, беспокоиться о странном поведении урожая, заливаться смехом при виде медлительных усиков, перемещавшихся вслепую, ощупью, мучительно, и маленьких растений, бесконечно медленно ползущих по почве. Но удивление, беспокойство и смех – все, что вызывали эти явления, являвшиеся, неведомо для всех нас, первыми предвестниками грядущего ужаса – первыми далекими вспышками молний, вызванными надвигающейся бурей паники, ужаса и всесокрушающего рока.

Всего через пять дней после заявления доктора Хольма на народы земли обрушился ужас Хартвилла.

Оглядываясь сейчас на тот кошмар, я думаю, что особенно страшным его сделала полная неожиданность. Доктор Хольм, действительно, в своем заявлении признал, что великие изменения в растительной жизни Земли могли бы продолжаться в невообразимых масштабах, если поступление газообразных соединений в атмосферу Земли не прекратится. А то, что это поступление, независимо от его источника, продолжалось, было известно всем из ежедневных химических анализов атмосферы. Но, несмотря на тот факт, что все мы знали, что изменения могут продолжаться, никто из нас, ни доктор Дж. Хольм, ни я сам даже не представляли, чем обернутся эти изменения для Хартвилла и всего остального мира.

Хартвилл был той самой деревней в центральной части Пенсильванских гор, откуда пришли первые сообщения об изменениях в растительной жизни, и в последующие дни изменения, происходившие по всей Земле, казались в Хартвилле более выраженными, чем в любом другом месте. Сама деревня состояла из одной или двух улочек с домами, в которых проживало около трехсот-четырехсот человек, и нескольких торговых точек. Она лежала на дне глубокой долины между двумя отрогами восточных Аппалачей, и со всех сторон её окружал густой зеленый лес, полностью покрывавший горы, вплоть до их плоских вершин, и разливавшийся по глубокой долине подобно зеленому морю растительности, в котором поляна и стоящая на ней деревня были единственным островом. В этом районе было немного ферм, большинство жителей деревни были вышедшими на пенсию фермерами из дальних районов долины.

Изменения в растительном мире, впоследствии обнаруженные по всей планете, впервые были замечены этими сельскими жителями в их садах и в окружающем лесу, и в последующие дни, когда эти изменения происходили уже по всей Земле, стало ясно, что в районе Хартвилла они зашли еще дальше. Растительная жизнь там быстрее теряла корни, отращивала больше усиков, приобретала большую способность к медленному передвижению. Деревенские жители также сообщили, что почти вся растительная жизнь, за исключением крупных деревьев, имела тенденцию к превращению в нечто, что, насколько можно было судить, казалось общей для всех формой – осьминогоподобной растениеподобным существом, толстым стеблем без корней со множеством ветвящихся усиков. Многие из этих растений были замечены очень медленно ползающими вслепую по лесам вокруг деревни.

И эти растениеподобные существа, утверждали они, развили в себе еще одну любопытную способность, даже более необычную, чем способность двигаться – это было не что иное, как способность ловить и пожирать насекомых. Такая способность, конечно, всегда была свойственна определенным растениям, таким как росянка, венерина мухоловка и другим, но теперь эта способность стала характерна для всех растений, что появились в результате изменения растительной жизни в окрестностях деревни. Наблюдения показали, что для этого они хватали своими усиками любого жука, насекомое или даже маленькую птичку, и сжимали их так сильно, что сразу же убивали. При этом из стенок усиков на мертвое насекомое выделялась зеленая липкая жидкость, которую некоторые ботаники посчитали модифицированной формой хлорофилла, того таинственного химического вещества, с помощью которого растения имеют способность преобразовывать получаемые ими пищевые элементы. Это приводило к быстрому разложению тела захваченного существа, причем настолько быстрому, что в течение часа или менее того почти все оно всасывалось в стебель растения через полые усики, затем отпускавшие оболочки, кости или твердые части тела животных или насекомых.

Именно эта новая стадия явления, безусловно, самая сенсационная на сегодняшний день, привела нас с доктором Хольмом в Хартвилл на следующий день после того, как мы услышали о ней.

– Что-то странное есть в районе Хартвилла, Харли, – сказал он мне. – Почему изменения в растительной жизни должны были произойти в первую очередь именно там? Почему они зашли там дальше, чем где-либо еще на Земле, если только не потому, что именно там газы, ответственные за эти изменения, попадают в земную атмосферу?

– Но это кажется невозможным, – ответил я. – Предполагается, что газы исходят из вулканических кратеров или трещин, но там нет ни того, ни другого.

– Возможно, это и так, – задумчиво произнес он, – Но, возможно, сейчас там происходит что-то еще более невообразимое – что-то связанное с формированием и обретением возможности перемещаться этих растениеподобных существ. Поскольку они начинают изменяться и перемещаться по всей поверхности Земле, это может представлять страшную угрозу для нашей планеты! Я не вижу сейчас смысла в дальнейших объяснениях, Харли, но утром мы отправляемся в Хартвилл.

Так что поздно вечером следующего дня мы добрались до Хартвилла. Поднимаясь по узкой долине между нависающими по обе стороны горами, мы пробирались по неровным горным дорогам пока, наконец, не въехали в деревню. Доктору Хольму и мне это место показалось мирным – аккуратная кучка выкрашенных в белый цвет каркасных домиков, лежащая в углублении между гигантскими горами, возвышавшимися на востоке и западе, и окруженная густым лесом. Мы застали деревню в состоянии весьма заметного возбуждения: на улице собрались группы беседующих деревенских жителей. И когда доктор Хольм представился и был опознан, как знаменитый ботаник, около двух десятков селян собрались вокруг нас, желая сразу же показать нам, что за необычные вещи происходят в их округе.

И они действительно были необычными, как мы убедились, когда в сопровождении наших многочисленных гидов вышли на опушку леса, обступившего деревню со всех сторон. Ибо, хотя мы с доктором Хольмом и заметили кое-что необычное в этом лесу по дороге в деревню, только сейчас мы впервые осознали его поистине фантастический вид. Он казался лесом другой планеты, огромные деревья без листьев, с множеством усиков на каждой ветке. А по краю леса то тут, то там медленно наощупь ползали некоторые из представителей мира растений, описанных ранее. Некоторые из них были всего несколько дюймов в диаметре, а некоторые достигали шести футов, но все они, большие и малые, имели одинаковую форму – осьминогоподобные существа на толстых стеблях без корней, вслепую очень медленно ползающие по земле. Как нам сказали, в глубине окрестного леса обитало огромное количество этих тварей, но поскольку днем ранее одна или две деревенские собаки не вернулись из вылазки в чащу, ни у кого из жителей деревни не хватило смелости продолжить их дальнейшее исследование.

Доктор Хольм был очень молчалив и очень мрачен во время нашего осмотра огромных деревьев, покрытых усиками, и редких зарослей, попадавшихся нам на глаза, а когда мы возвращались по деревенской улице в компании взволнованных гидов, я заметил, как он с озадаченным видом оглядывает покрытые лесом вершины гор, и услышал, как он обсуждал с окружающими какие-то их особенности. Однако он не захотел поделиться со мной своими мыслями, лишь сказав жителям деревни, что завтра мы проведем всестороннее обследование леса. И когда мы вернулись в маленький каркасный, как и все остальные строения, отель и после ужина сели на веранде, наблюдая, как багровеет закат и тьма сгущается над западными горами, доктор Хольм по-прежнему молчал. Глядя на эти горы поверх темной массы леса, окружавшего нас, я думал не о планах на завтрашний день, а о ползучих растениях, сформировавшихся здесь и уже формирующихся по всему миру. Что могло стать причиной этих грандиозных перемен? И каковым должен был стать финал?

Темнота окутывала деревню всего несколько часов, и мы с доктором Хольмом отправились спать. Я уже заметил, что освещенные желтым светом окна, в разбросанных вокруг нас домах, гасли одно за другим, и к тому времени, как я расстался с Хольмом у его двери и вошел в свою комнату, чтобы выглянуть из окна, темнота почти полностью окутала спящую деревню. Она спала там, в белом свете звезд, окруженная темным лесом, с нависшими над ней горами, и несколько минут я смотрел на неё, погруженный в странные мысли. Однако, когда я отвернулся от окна и лег в постель, то почувствовал, как меня с невероятной силой клонит в сон после нашего тяжелого дневного путешествия, поэтому я почти сразу же погрузился в сон без сновидений.

Деревня спала – весь мир спал – и во сне все они приближались к своей погибели…

Крик вернул меня в сознание несколько часов спустя, дикий крик, раздавшийся на деревенской улице, за которым тут же последовали другие. Проснувшись, я, дрожа, приподнялся в кровати. Вокруг все еще было темно, и я чувствовал, что до рассвета остается час или около того. Затем, пока я всё ещё сидел в напряжении, с улицы донесся последний ужасный крик, за которым последовала серия сдавленных вздохов, а затем наступила тишина. Я выглянул наружу, дрожа больше от изумления, чем от каких-либо других эмоций, но ничего не смог разглядеть в темноте снаружи, поэтому вскочил с постели, принялся торопливо натягивать одежду, и в этот момент услышал, как по деревне разносится нарастающий шум – открывались двери и окна, раздавались хриплые крики и все новые вопли ужаса. К тому времени я уже оказался у двери Хольма, но когда распахнул ее, то обнаружил, что его комната пуста, а постель, по-видимому, так и не была не разобрана. Ошеломленный его отсутствием, я услышал внизу хриплый голос владельца отеля, побежал к нему вниз по лестнице, а затем, когда он открыл дверь, мы встретились с ним на улице, освещенной бледным звездным светом. При воспоминании о зрелище, представшим нашим взорам, меня по сей день бросает в дрожь. Улица от края до края была заполнена сотнями медленно ползущих растений!

Массой растений! Целыми полчищами растений, сотнями, тысячами, теснящимися на улице, заполонившими всю деревню и всё ещё вливавшимися в неё из окрестного леса в еще большем количестве! В одном месте дальше по улице растения, собрались в большую кучу, их бесчисленные усики вцепились в мертвое, раздавленное тело одного из жителей деревни и поливали его липкой зеленой жидкостью! Многие растения проворно хватали своими усиками, своими бесчисленными руками, изумленных, полуодетых людей, выбежавших на улицу из-за этих диких криков и теперь тоже кричащих от того, что орды растениеподобных существ валили их на землю! Я, неподвижно застыв, смотрел на всё это, от ужаса у меня кружилась голова, а потом ползучая масса растений внизу, передо мной, случайно коснулась меня, ощутила мое присутствие и присутствие человека рядом со мной, и, прежде чем мы успели отступить, устремила в нашу сторону мириады щупалец, чтобы схватить и спеленать нас, утянуть к себе на землю!

Никогда впоследствии я не мог собрать воедино свои воспоминания о событиях, последовавших далее. Я помню, как кричал, как загнанный зверь, и как кричал владелец отеля рядом со мной, когда эти цепкие щупальца неудержимо тянули нас вниз. Я помню, как безумно боролся в их объятиях и как осознавал, даже в эти кошмарные секунды борьбы всё, что происходит вокруг меня; как в темноте по всей улице мужчин, женщин и детей пленяют эти осьминогоподобные ползучие массы растений, кишащие вокруг, тянут вниз своими цепкими щупальцами; как мертвые тела, стиснутые щупальцами быстро покрываются сочащейся из них зеленой жидкостью, и растения еще сильнее сжимают их; как полчища слепо копошащихся тварей медленными потоками вливаются в двери и окна домов в поисках кричащей внутри добычи, пока, всё так же слепо, не загоняют её в угол; и как все большие и большие полчища растений все так же неумолимо сползаются к обреченной деревне со всех окрестностей, целиком заполняя её!

Все это промелькнуло перед моим взором, как в каком-то странном фильме ужасов, в тот момент, как опутавшие меня щупальца потянули меня вниз. Затем с внезапным отвращением, избавившим от ужасного оцепенения, лишившего меня сил к сопротивлению, я изо всех сил ударил по тому, что удерживало меня, попытался оторвать от себя цепкие щупальца, обвившиеся вокруг меня. Но они были подобны крепким веревкам, связавшим меня, и пока я рвал одно, два других хватали меня, так что меня неуклонно тянуло вниз, а вокруг меня копошились другие растения. Я увидел, что человек рядом со мной был повален на землю тремя огромными растениеподобными существами, вцепившихся в него, и что их смертельная хватка быстро сломила его сопротивление, и зеленая липкая жидкость, вытекавшая из них, быстро покрывала его, пока они все еще удерживали его в своих объятиях, в то время как четверо других огромных осьминогоподобных тварей вцепились в меня. Все мои попытки сопротивления не смогли помочь мне вырваться из этой смертельной хватки, и даже продолжая рвать удерживающие меня путы, я понимал, что теряю силы и постепенно сдаюсь. И тут, повинуясь некоему внезапному последнему порыву, моя рука потянулась к глубокому карману на бедре, залезла внутрь и вытащила оттуда длинный, тонкий и острый ботанический нож, всё это время лежавший в этом кармане.

В следующее мгновение я бешеными ударами перерубил дюжину или больше щупалец, державших меня, и, когда они слепо начали извиваться, окропляя всё вокруг зеленой жидкостью, я смог высвободиться. На залитой звездным светом улице дикие крики тех, кого захватили в плен растениеподобные чудовища, стали затихать, почти прекратившись, и когда я, шатаясь, отступил в сторону, то увидел, что я остался один среди полчищ кишащих повсюду растений, заполнивших деревню, хотя то тут, то там в их скопищах виднелись мертвые тела, тщательно покрываемые зеленой едкой жидкостью. Растения собирались сожрать их, проглотить целиком, как питон пожирает свои жертвы. При виде этого зрелища последние остатки разума покинули мой ошеломленный ужасом мозг, и я, шатаясь, вышел на улицу, не обращая внимания на растениеподобных существ, сотнями ползавших по ней, и принялся, шатаясь из стороны в сторону, со слепой, безумной яростью прокладывать себе путь сквозь них.

Вперед, только вперед! Ошеломленный, обезумевший, обвиваемый усиками растений, кишащих вокруг, я яростно отбрасывал их в стороны; шатаясь, не зная ни направления, ни цели, я бешено бросался вперед, вращая лезвием, пока деревня не осталась позади – деревня, теперь безмолвная в тишине смерти и кишащая бесчисленными ползучими растениеподобными существами. Я брел, спотыкаясь, в окружавший деревню лес, а затем вверх по лесистым холмам, в то время как несколько оставшихся в живых селян, оказавшихся позади меня, разбегались в разные стороны, чтобы донести весть о гибели Хартвилла до всего мира. Я брёл в ночи, глядя перед собой неподвижным взглядом и спотыкаясь о камни и корни, как будто во сне, всё дальше, и дальше, и дальше.

Серый свет утренней зари пробивался сквозь лес, окружавший меня. Я, наконец, пришел в себя, и туман ужаса рассеялся в моем мозгу. Дрожа, все еще потрясенный до глубины души теми ужасными сценами, свидетелем которых я стал, я огляделся по сторонам и обнаружил, что нахожусь высоко на лесистом склоне большой горы к западу от Хартвилла. Вокруг меня высились безмолвные ряды огромных деревьев, вид которых вновь поверг в меня ужас, поскольку теперь я видел, что огромные корни, когда-то имевшиеся у них, быстро превращались в короткие отростки, а множество усиков, растущих на ветвях, медленно шевелились, в отвратительной пародии на животную жизнь. Я понял, что деревья тоже менялись, превращаясь в огромные растениеподобные существа, растительных монстров, как это уже проделали более мелкие формы растительной жизни. Вскоре они тоже смогут передвигаться по своему желанию, огромные растения-монстры. Они присоединятся к более мелким растениеподобным существам, распространяя невыразимый ужас по всей Земле!

Однако я смог взять себя в руки и попытался обдумать сложившееся положение. Возвращаться в Хартвилл было нельзя, потому что он теперь кишел полчищами растений, очистивших его от всего живого. Оставаться в лесу было тоже нельзя не только из-за того, что огромные деревья вокруг меня с каждым часом обретали все более устрашающую подвижность и силу, но и потому, что вокруг меня кишели бесчисленные растениеподобные существа, многих из которых, больших и маленьких, я легко мог разглядеть ползающими между деревьями неподалеку от меня. Я знал, что мне не стоило ждать помощи от внешнего мира, поскольку ужасные метаморфозы, произошедшие в Хартвилле, происходят сейчас по всей Земле, и в данный момент растениеподобные существа формируются и расползаются по планете, как это происходит здесь, чтобы сеять ужас, которому никто не сможет противостоять. Произошёл бунт всей растительной жизни Земли, бунт растений, начавшийся здесь, в Хартвилле, и к настоящему времени охватывающий весь мир!

– Хольм! – прошептал я, когда мои мысли внезапно переключились на моего друга. – Хольм пропал, а я…

Внезапно я принял решение и резко развернулся. Моим единственным шансом было выбраться из леса, окружавшего меня, в какую-нибудь пустынную местность, и, поскольку я не осмеливался вернуться в долину, мне нужно было перебраться через гору и отправиться дальше. Я хорошо знал, что мои шансы спастись от ползучих растений, кишевших вокруг, от огромных древесных монстров, в которых превращались деревья окружающие меня, были бесконечно малы, но это был единственный шанс, остававшийся у меня; и, решив не рисковать, я начал подниматься по склону к вершине, расположенной намного выше, вопреки всему надеясь, что с этой вершины мне удастся разглядеть какой-нибудь безлесный участок, где я мог бы найти убежище от этого могучего растительного бунта, охватившего весь мир.

Последовавшие за этим часы в продолжение того же дня, когда я неустанно стремился вверх, а солнце плыло в небесах надо мной, остались в моей памяти как бесконечный период, в течение которого я карабкался по крутому склону по фантастическим, казалось, бывшими частью какого-то сна, лесам. По лесам, состоявшим из огромных деревьев, чьи гибкие ветви, когда я проходил мимо, тянулись ко мне, пытаясь меня схватить, и действительно дважды хватали, но каждый раз мне удавалось освободиться; по лесам, где деревья были полны отвратительной жизнью, где между ними бродили большие и маленькие, но все одинаково отвратительные, похожие на осьминогов растениеподобные существа, ползущие ко мне со все возрастающей скоростью и, как мне казалось, ощущавшие каким-то странным образом моё присутствие, и от которых мне с трудом удавалось убежать; я поднимался все выше и выше, а древесные монстры и растениеподобные существа вокруг меня становились всё сильнее и передвигались всё быстрее, пока, наконец, с заходом солнца я не добрался до последнего поросшего редким лесом склона, выводившего к плоской вершине горы.

Тяжело дыша я остановился у подножия этого склона и увидел, что вокруг меня больше нет растениеподобных существ, и предположил, что их нет потому, что на этих продуваемых всеми ветрами высотах не росли более мелкие растения, из которых могли бы образоваться эти растениеподобные существа. Однако деревья вокруг меня – естественно, низкорослые деревья, чьи узловатые и изогнутые стволы были неестественно искривлены с самого начала – казались еще сильнее наполненными той ужасной жизнью, чем все остальные из когда-либо мною виденных, их корни почти полностью исчезли, а сами они казались лишь огромными скоплениями тянущихся во все стороны усиков, пытавшихся, хотя пока и безуспешно, выбраться из почвы; древесные чудовища, тянувшиеся ко мне мириадами щупалец, когда я проходил мимо них, стремящиеся дотянуться до меня этими щупальцами! Содрогаясь от ужаса, отравлявшего мою душу, я продолжал карабкаться вверх по последнему склону.

Шатаясь от усталости, я с трудом пробирался вверх, сквозь растущие на склоне деревья, отсекая тянущиеся со всех сторон усики, касавшиеся и хватавшие меня, вверх, пока не взобрался на широкую плоскую вершину горы. Еще во время подъема до моего слуха доносился неясный, глухой рёв, похожий на далекие порывы сильного ветра, и теперь, когда я взобрался на вершину, этот рев стал еще громче. Однако в тот момент я не обратил на него внимания, а принялся оглядываться по сторонам, стремясь осмотреть залитую закатными лучами окружающую местность.

Неправильных очертаний вершина, на которую я взобрался, была плоской и, как мне показалось, около полумили в поперечнике. На ней росло множество толстых, искривленных деревьев, таких же, как те, что росли на склонах – те древесные чудовища, чьи массивные щупальца угрожающе тянулись ко мне, когда я продвигался между ними, и которые могучими усилиями этих щупалец пытались подтянуть ко мне свои огромные массивные стволы. Быстрыми движениями, однако, я умудрился протиснуться между ними, а затем, оставив их за спиной, достиг края круглой поляны, образовавшейся в центре плоской вершины, поляны, занимавшей большую часть ее поверхности и бывшей полностью окруженной извивающимися щупальцами древесных монстров. Когда я, спотыкаясь, вышел на поляну, избавившись угрозы, что несли эти тянущиеся ко мне щупальца, до моих ушей вновь донесся глухой ревущий звук, слышанный мной раньше. В этот момент я резко остановился, ошеломленный увиденным, не обращая внимания на продолжавших тянуться ко мне древесных тварей.

Ибо в центре ровного чистого пространства передо мной зияла яма диаметром в тысячу футов, скальные стенки которой обрывались вниз и исчезали из поля моего зрения, по-видимому, уходя на большую глубину. И именно из этой огромной ямы исходил слышимый мною ревущий звук; ибо из этой ямы несся ужасный поток того, что казалось сильнейшим ветром, колоссальным восходящим потоком воздуха или иных газов, видимый глазами из-за непрерывного дрожания воздуха, и я знал, что он должен обладать ужасной скоростью и мощью. В то же время до моих ноздрей донесся сильный и едкий запах химикатов, тоже замеченный мною ещё ниже по склону, запах смеси газов. Огромные изменения происходившие в растительной жизни всей Земли, здесь начались раньше, чем в других местах; огромная рукотворная яма или шахта передо мной, непрерывно выбрасывавшая в атмосферу огромное количество газообразных соединений – я ошеломленно оглядывался по сторонам, потрясенный значимостью этих фактов.

На противоположном конце поляны, по другую сторону огромной шахты, я увидел то, что показалось мне рядом приземистых стальных ветряных мельниц странной конструкции, чьи лопасти непрерывно вращались. Они соединялись проводами с механизмами или динамо-машинами в небольшом бетонном здании под ними. От этого здания вдоль края поляны ко мне тянулись толстые провода, и, проследив за ними взглядом, я увидел, что они ведут к другому низкому бетонному зданию стоявшему на краю большой шахты в нескольких сотнях футов справа от меня. Провода подходили сзади к большой черной панели с электрическими регуляторами и циферблатами, находившейся сразу за широкой дверью здания, а из-за этой панели, в свою очередь, другие провода вели к краю огромной шахты, исчезая за этим краем, вместе с толстыми стальными канатами.

Багряный закат освещал все вокруг, и я ошеломленно осматривал окружающие строения, пока звук за спиной не заставил меня обернуться, накрыв волной внезапно нахлынувшего ужаса. Однако позади меня оказались всего лишь огромные древесные монстры, не перестававшие тянуть свои щупальца в тщетной попытке добраться до меня. Мириады извивающихся гибких рук, тянущихся ко мне. Они не могли добраться до меня, но весь ужас, внушаемый ими мне, вернулся, и я быстро отвернулся от них, направившись к бетонному зданию справа от меня. Я крадучись приблизился к нему, держась подальше от открытой двери и открытого окна в смежной стене, и, наконец, присел под этим окном. И когда я добрался до него, когда я тихо присел под ним, до меня отчетливо донесся голос, идущий изнутри строения.

– ... и тогда ты увидишь, Хольм, какой у тебя был шанс помешать мне, предотвратить то, что я предопределил для мира!

Хольм! Услышав это имя, отчётливо услышав этот голос, я задохнулся от удивления, а затем, когда голос затих, я приподнялся, медленно и бесшумно, пока мои глаза не оказались на уровне края окна, под которым я скорчился. В длинной, заставленной множеством всевозможных электрических и химических приборов комнате, в которую я заглянул, находились два человека. Один из них сидел у стены напротив меня, крепко связанный по рукам и ногам, и в нём я, с колотящимся от волнения сердцем, узнал Хольма! Он сидел молча, на его лице было написано отчаяние, а напротив него, спиной ко мне, стоял другой человек, высокий, широкоплечий, с рыжеватыми волосами и пистолетом, заткнутым за пояс. Как только я заметил его, этот человек слегка повернулся в мою сторону, и тогда я увидел сильный, похожий на ястребиный профиль, горящие серые глаза и с трудом сдержал крик. Потому что это был Мандалл! Тот самый бывший коллега Хольма, доктор Джексон Мандалл, чья слава блестящего ботаника, гремела на весь мир вплоть до его исчезновения два года назад!

И пока я ошеломленно смотрел на эти две фигуры, я, наконец, понял, какая именно теория великого изменения растений так встревожила Хольма, понял, что он подозревал, что Мандалл каким-то образом связан с этим, понял также, что Хольм, должно быть, уловил какой-то намек во время разговора с жителями деревни, и появившиеся подозрения привели его для проведения расследования на вершину горы прошлой ночью, он отправился сюда не став будить меня и не сообщив никому о своих подозрениях, он оказался здесь как раз перед тем, как на Хартвилл обрушился растительный ужас, и он оказался, в итоге, обнаружен и схвачен Мандаллом. А сейчас Мандалл продолжал свою полную насмешек речь, обращаясь к безмолвному Хольму, и я, сидя под окном в угасающем свете заката, забыл обо всем на свете, слушая то, о чем он рассказывал. Раскачивающиеся, извивающиеся щупальца деревьев-монстров на краю поляны, огромная шахта, мощные потоки воздуха из которой с ревом устремлялись вверх, ужас, через который я прошел – все это, казалось, для меня на время исчезло, пока я слушал этот насмешливый голос.

– Глупо, Хольм, очень глупо пытаться помешать моим планам. Но вы всегда были таким, даже когда мы работали бок о бок в ботанических лабораториях университета, вы всегда исходили из своей неизменной человеческо-животной точки зрения, ни на секунду не сомневаясь в том, что вся растительная жизнь была создана на Земле с единственной целью – быть полезной для животных и для нас – людей! Вы никогда не принимали точку зрения растений, никогда не задумывались о том, что растения, может быть, являются более совершенными организмами, чем любые животные, и что как таковое они должны иметь больше прав на господство в мире, чем те грубые порождения жизни, которыми являются животные и человек.

– Вы считаете меня сумасшедшим, Хольм! Я вижу это по вашим глазам – вижу так, как видел раньше, объясняя вам некоторые из этих вещей. Но разве я не прав? Разве растительные расы не равны животным и не превосходят их? Растения живут так же, как живут животные. Они дышат так же, как дышат животные. Они спят так же, как спят животные, и просыпаются, когда просыпаются животные. Они едят и пьют так же, как едят и пьют животные, хотя и бесконечно более совершенным образом, используя для своего питания исходные неорганические элементы. Вы знали все это, Хольм, вы знали работы Боуза, Касенина и Тейлора, вы знали – они доказали, что растения могут чувствовать боль и делают попытки избежать боли, могут быть опьянены определенными веществами и могут испытывать удовольствие от опьянения, могут чувствовать так же, как животные, и когда им дается сила, они могут сражаться со своими врагами так же, как это делают животные. Растения, ловящие и убивающие насекомых и мелких животных множеством хитроумных способов, растения, симулирующие смерть при приближении врагов, растения, запасающие воду на случай засухи – вы знали об этих и множестве других фактов, но не хотели признавать, что растения обладают сознанием, интеллектом.

– Но я знал, что это так, Хольм; я знал, что на самом деле только их неподвижность ограничивала существование растительных рас, ограничивали корни, необходимые им для получения питательных элементов из почвы. Если бы у них не стало корней, если бы они могли двигаться по своей воле, как умеют двигаться животные, думал я, они стерли бы с лица Земли всю человеческую и животную жизнь, если бы смогли освободиться от неподвижности, от необходимости в корнях. Даже вросшие в землю, беспомощные перед любыми нападениями, они выстояли; а, обретя способность передвигаться, они перешли бы в наступление, вытеснили бы с лица Земли все живое, пока не остались бы на ней одни. Растительный мир, Хольм! Это был мой идеал – растительный мир, в котором растительные расы могли бы свободно развивать свои силы, свой интеллект, подобно тому, как развивались животные и человек, растительный мир, в котором однажды могла бы развиться могущественная цивилизация рационально мыслящих растительных рас!

– Это была моя мечта, и я решил осуществить ее – дать возможность великим растительным расам обрести полную власть на Земле, уничтожить все те виды животных, к которым я сам, к своему несчастью, принадлежу. Итак, я принялся за работу, Хольм, за решение самой грандиозной задачи, которую, несомненно, когда-либо решали – мне нужно было изменить порядок господства видов, царивший на Земле в течение стольких эпох, возвысить растительные расы и навсегда уничтожить животные расы. Для этого требовалось лишь одно – дать растениям возможность двигаться, освободить их от корней, приковывавших их к земле, и пустить их неудержимую орду на завоевания господства на Земле. И я увидел способ для осуществления этого.

– В принципе, этот способ оказался достаточно прост. Из девяти компонентов питания, необходимых всем растениям, углерод, водород и кислород присутствуют в атмосфере в доступной для растений форме. Остальные шесть компонентов – азот, калий, серу, фосфор, кальций и магний – растения могли получать, только погрузив корни в почву. Если бы я добавил эти шесть элементов в атмосферу Земли в виде газообразных соединений, растительная жизнь по всей планете смогла бы получать их из воздуха и больше не нуждалась бы в корнях. А поскольку у природы заведено быстро атрофировать или ослаблять любую часть живого существа, больше не использующуюся или утратившую необходимость, корни всей растительной жизни быстро исчезли бы, и она быстро приспособилась бы к новым условиям, быстро обрела бы способность двигаться, устремляясь вперед неудержимыми, могучими ордами, сокрушая животных, людей и людские города. Таким образом, мне нужно было только добавить эти газообразные соединения в атмосферу для того, чтобы вызвать колоссальный бунт растений по всей Земле!

– Итак, я решил вызвать восстание растений именно таким образом. Собрав все средства, что были в моем распоряжении, я полностью отказался от своей привычной жизни и ушёл из университета. Мой план требовал, чтобы я нашел какое-нибудь место на поверхности Земли, где присутствовали бы в достаточных количествах все шесть необходимых мне элементов, и я долго искал такое место, часто находя залежи полезных ископаемых, содержащие соединения четырех или даже пяти элементов, но не содержащие всех их. Однако, в конце концов, я нашел то место, что искал, здесь, на вершине горы над Хартвиллом. Тесты, проведённые мной, показали, что на определенной глубине присутствуют все необходимые элементы, и поэтому я сразу же начал готовиться к их извлечению.

– Чтобы скрыть свои планы, я представился в Хартвилле, как и в других местах, старателем и, прикрываясь этим, пробурил большую шахту здесь, на вершине, на глубину, необходимую для добычи нужных мне минералов. Я возвел это здание, установил ветряные мельницы нового типа и подсоединил их к динамо-машинам, чтобы обеспечить себя бесперебойным питанием, а затем, когда все необходимые мне материалы и оборудование прибыли сюда, объявил, что недоволен результатами и покинул это место. Таким образом, это место вскоре было забыто всеми, кто знал о нем, и через несколько недель я смог тайно вернуться и начать работу здесь так, чтобы никто не подозревал о моем присутствии здесь.

– Передо мной стояла грандиозная задача – выделить шесть необходимых мне элементов из их минеральных соединений в глубинах огромной шахты и превратить их в газообразные соединения, которые можно было бы выбрасывать в атмосферу. Я решил эту проблему с помощью электролиза, метода пропускания электрического тока через химические соединения с целью разложения их на исходные элементы. С помощью мощных электрических излучателей, установленных в глубине огромной шахты, я смог это сделать, смог выделить необходимые элементы из минеральных соединений. Они автоматически подавались в излучатели другого типа, изменявшие структуру и превращавшие элементы в газообразные соединения, и эти вновь созданные газообразные соединения выбрасывались излучателями через шахту, устремлялись мощным потоком в атмосферу Земли, рассеивались в её верхних слоях и быстро разносились по всем частям света посредством непрекращающегося движения воздуха вокруг земного шара.

– Я преуспел на первом этапе, и поэтому тут же приступил к осуществлению своего основного плана, включил огромные излучатели внизу и направил гигантский поток газообразных соединений вверх, чтобы они смешивались с атмосферой. Я знал, что сравнительно небольшой доли этих газообразных соединений в атмосфере было бы достаточно, чтобы обеспечить недостающими шестью элементами всю растительную жизнь на Земле, и знал также, что до тех пор, пока я буду поддерживать поток этих соединений, устремляющихся в атмосферу, пока буду пополнять запасы этих соединений, растительная жизнь Земли продолжит меняться, быстро утратит бы свои корни и обретёт способность к передвижению. Конечно, мне было необходимо, чтобы этот мощный поток газов постоянно устремлялся вверх, поскольку, если бы запасы этих соединений в атмосфере не восполнялись, если бы не хватало необходимых элементов, растительная жизнь Земли, потерявшая свои корни, не смогла бы получать эти элементы вообще, потеряв корни и больше не имея возможность черпать их из воздуха вся растительная жизнь без корней погибла бы почти сразу.

– Следовательно, было необходимо поддерживать непрерывное добавление газов из шахты в атмосферу, поскольку, если бы оно прекратилось, все вновь образовавшиеся формы растений, утративших корни, быстро бы погибли. Однако я мог держать механизмы включенными, мог без проблем поддерживать их работоспособность, и вот, когда газообразные соединения из шахты устремились в атмосферу, я начал наблюдать за жизнью растений, ожидая изменений, которые, как я знал, вскоре произойдут. И, как я и предполагал, эти изменения начались сначала вокруг самой горы и вокруг Хартвилла, поскольку именно этот регион был ближе всего к источнику газов и, естественно, быстрее всего подвергался их воздействию.

– Я наблюдал, Хольм, и видел, как меняется растительная жизнь вокруг меня, видел, как мелкие растения на склонах гор быстро теряют корни, быстро обрастают усиками вместо листьев – усиками, которые, как я видел, заменили листья, потому что они позволяли более эффективно получать и усваивать из воздуха все девять элементов вместо трех. И, медленно волоча себя по земле, с помощью этих усиков, растения обрели способность двигаться. Подстраиваясь под новые способности и условия, они превращались в ставших теперь привычными осьминогоподобных растениеподобных существ со множеством ветвящихся усиков, позволявших им передвигаться по земле. И с помощью этих же усиков растениеподобные существа вскоре смогли ловить и пожирать насекомых и мелких птиц, и тогда я понял, что моя теория оказалась верна до последней запятой, и что, обретя способностью двигаться, растительные расы теперь смогут противостоять животными расами и даже победить их.

– Я наблюдал за происходящими на горе переменами, находясь в безопасности, поскольку на вершине горы и на верхних частях склонов не было мелких растений, способных преобразоваться в растениеподобные существа, угрожавшие мне. И я знал, что то же самое, хотя и медленнее, происходит по всему миру. Радиоприемник, привезённый мной сюда, сообщал мне об этих переменах, озадачивших весь мир – переменах, об истинном значении которых не подозревал никто, даже вы, Хольм. И все же здесь, на горе, изменения продолжались, и даже чахлые деревца на вершине оказались ими затронуты, они менялись, как менялись все деревья и остальные растения, выпускали массу усиков и быстро теряли свои корни, стремились обрести способность двигаться. Я наблюдал за их изменениями здесь, на вершине, зная, что могу уничтожить их, если захочу, в любой момент, прежде чем они станут опасны для меня, и я видел, как они меняются – видел, как растения, тысячами произраставшие в лесах вокруг горы, тоже продолжают меняться, стремительно становясь всё более активными и сильными. И вот, прошлой ночью они достигли такого уровня активности, что смогли хлынуть в деревню в поисках животной пищи, почуянной ими там, чтобы нанести первый серьезный удар растительных рас по миру!

– И вот вчера вечером, Хольм, вы пришли сюда; пришли по подсказке этих деревенских дурачков, рассказавших вам о проводившихся здесь горных работах; прошли через лес и сумел ускользнуть от кишащих там растениеподобных существ, чтобы добраться сюда, найти меня здесь и попасть в мои руки. И всего несколько минут назад, Хольм, вы, как и я, слышали по радио, что прямо сейчас народы Земли гибнут под натиском растительных рас; что растениеподобные существа бесчисленными ордами устремляются из этого региона и уничтожают жизнь в деревнях, как они это сделали в Хартвилле; что все способы защиты от них: пушки, снаряды и газы – не могут остановить их распространение; что по всей Земле в этот момент растения превращаются в растениеподобных существ, а деревья начинают превращаться в огромных древесных монстров, похожих на тех, что прошли изменения здесь; и что народы Земли в панике ищут спасения от того ужаса, от которого не может быть спасения. Ибо с каждым часом растительная жизнь планеты меняется так же, как она изменилась здесь, и когда она полностью изменится на всей планете, она сметет с лица Земли всех остальных живых существ и оставит великие растительные расы господствовать на ней на все времена!

Голос Мандалла умолк, и мне, скорчившемуся под окном в угасающем свете заката, показалось, что все окружающее меня – огромная шахта и ревущий поток газов, здание, у которого я сидел, огромные деревья, чьи многочисленные щупальца всё ещё беспокойно метались туда-сюда – все это стремительно вращается вокруг меня, пока я слушаю о той гибели, что один человек обрушил на весь мир. Затем, когда головокружение прошло, я снова приподнялся к краю окна и заглянул внутрь. Мандалл все еще смотрел на Хольма горящими глазами, и, приглядевшись, я увидел, что Хольм поднял голову и посмотрел ему в лицо.

– Мандалл, вы сумасшедший! – произнёс он. – Наслать этот ужас на Землю, поднять растениеподобных существ против своей расы…

– Моей расы! – закричал Мандалл в безумном гневе. – Моя раса, раса испорченных животных – раса, от которой я отрекаюсь! Раса растений станет хозяевами и сметёт все остальные расы с лица Земли!

Он повернулся к открытой двери и шагнул наружу, его горящие глаза смотрели на пейзаж за порогом, на искривлённых древесных монстров, стоящих на краю поляны, на величественную панораму гор и долин, теперь лежавших в сумерках в угасающем свете заката. И пока он это делал, я застыл, не в силах пошевелиться, ужас, сковывавший мой разум последние часы, казалось, лишил меня возможности действовать. Огромные полчища растениеподобных существ, обрушившихся на Хартвилл и теперь заполонивших все окрестности, бесконечно превосходящие их количеством растительные орды, миллионами формирующиеся по всей Земле, готовящиеся вскоре стереть человечество с её лица – все это, о чем я только что услышал, казалось, парализовало и мой разум, и мою волю.

Однако я постарался собраться с мыслями и приподнялся чуть выше уровня окна. Хольм, опустив голову, сидел, не шевелясь, напротив меня, и вся его поза явно выражала переполнявшее его невыразимое отчаяние. Я со страхом посмотрел на Мандалла, неподвижно стоявшего у двери спиной к нам, затем быстро взмахнул рукой. Хольм, однако, не поднял глаз и ничего не увидел, поэтому я, охваченный отчаянием, тихое, едва слышно свистнул. Впрочем, Хольм услышал мой свист и быстро поднял голову, уставившись на меня внезапно расширившимися глазами, а с его губ едва не сорвался крик узнавания.

Однако я вовремя заставил его замолчать отчаянным жестом, а затем вопросительно указал на Мандалла, стоявшего у двери. Хольм взглянул на него, его глаза загорелись надеждой, а затем он молча покачал головой, кивком указав на пистолет, заткнутым за пояс Мандалла. Он быстро кивнул в сторону своих пут, и я мгновенно догадался, что он хочет, чтобы я его освободил, и что, вдвоем мы скорее всего сможем одолеть Мандалла, несмотря на его пистолет, а вот одному мне это вряд ли удастся. Я снова взглянул на Мандалла, чей мрачный взгляд, устремленный на открывавшуюся перед ним панораму, оставался неизменным, а затем осторожно поднялся, перемахнул через край открытого окна и бесшумно опустился на пол.

Я на мгновение замер, стараясь унять бешено колотящееся сердце, а затем бесшумно шагнул вперед. И еще, и еще, и еще раз – от Хольма меня отделяла всего дюжина шагов, но каждый из них казался бесконечно длинным, пока я бесшумно пересекал комнату, направляясь к нему. Продолжая идти, я украдкой взглянул на Мандалла, но он не обернулся и даже не пошевелился, и теперь, зажав в руке нож, я посмел робко понадеяться на успех моего рискованного предприятия. Хольм смотрел, как я приближаюсь, и в его глазах бушевала целая буря эмоций, а потом я оказался рядом с ним, быстро наклонился и перерезал путы, стягивавшие его запястья, затем потянулся, чтобы перерезать путы, стягивавшие его лодыжки, достал до них…

– Харли! Сзади!

Резкий крик Хольма заставил меня мгновенно обернуться, и в этот момент я увидел высокую фигуру Мандалла, возвышающуюся надо мной, и пистолет в его руке, занесенный над моей головой. Таким неожиданным был этот предупреждающий крик, таким стремительным и внезапным был прыжок Мандалла ко мне, когда он повернулся и обнаружил в комнате постороннего, что у меня не было ни единого шанса остановить его или сойтись в схватке с ним. Я смог только вскинуть руки в тщетной попытке остановить удар пистолета, обрушивавшегося на меня. Ибо как раз в тот момент, когда я предпринял тщетную попытку избежать этого, он ударил меня по голове, а затем все вокруг, казалось, озарилось ослепительным светом, и я, обмякнув, погрузился во тьму!

Пронзенная болью темнота, чёрные вспышки мучительной боли – через них я с трудом возвращался в сознание. Сначала я услышал глухой рев газовых потоков огромной шахты, а затем странные шаркающие звуки, казалось, раздававшиеся неподалёку. Я понимал, что, возможно, пролежал в беспамятстве всего несколько мгновений, потому что мои вскинутые руки помогли погасить большую часть удара, оглушившего меня. Несмотря на то, что я был почти мертв от изнеможения после своего сумасшедшего подъема по склону горы и все еще находился в полубессознательном состоянии после сокрушительного удара, я после нескольких попыток всё же смог разлепить веки.

Я лежал там же, где и упал, где только что был Хольм, и теперь, медленно оглядываясь по сторонам, я заметил через открытую дверь Хольма и Мандалла, сцепившихся в смертельной схватке на поляне! Мой нож рассек путы на запястьях Хольма, и хотя его лодыжки все еще были связаны, он со всей силой безумного отчаяния цеплялся за Мандалла, изо всех сил пытавшегося стряхнуть его с себя; они боролись практически беззвучно, если не считать свиста их прерывистого дыхания и шарканья ног по земле, покрывавшей поляну за домом, их освещали последние отблески заката, а огромные древесные монстры на заднем фоне дико размахивали своими щупальцами и дергались взад и вперед! Они понимали, что это была схватка не на жизнь, а на смерть, схватка, от которой зависели судьбы мира, и взгляды обоих противников, круживших по поляне, сулили смерть: Хольм сжимал руку Мандалла, державшую пистолет, а Мандалл отчаянно пытался навести оружие на Хольма.

Я попытался подняться с пола, чтобы подобраться к борющейся паре, но мое ослабленное, измученное тело отказывалось подчиняться моей воле. Я видел, как Мандалл постепенно преодолевает сопротивление Хольма, и я, со всхлипом, неимоверным усилием вытянул руки и, все еще находясь в полубессознательном состоянии, прополз по полу. Фут… ещё фут… фут за футом… дюйм за дюймом… я продвигался к двери, к огромной черной панели, провода от которой уходили в шахту снаружи. Все дальше и дальше, в то время как Мандалл и Хольм все еще кружили по поляне в безумной схватке, постепенно приближаясь к огромным древесным монстрам на краю поляны, чьи щупальца нетерпеливо тянулись к ним!

Теперь я был в ярде от панели, и, хоть и из последних сил, всё ещё тащился вперед, к ней, к отходящим от нее проводам, шедшим наружу, к шахте. И в этот момент я увидел, как Мандалл, сражавшийся с Хольмом практически в пределах досягаемости щупалец огромных древесных монстров, на мгновение взглянул в мою сторону и увидел меня! Когда он заметил меня почти у самой панели, в его глазах вспыхнуло безумие, и он с неистовой силой повалил Хольма на землю, а сам бросился ко мне с пистолетом в руке!

В тот момент я понял, что мне настал конец, понял, что еще мгновение, и мы с Хольмом будем мертвы, и последний шанс остановить гибель мира будет упущен, понял, что прежде чем я успею дотянуться до этой панели, до этих проводов, Мандалл настигнет меня. Но как раз в тот момент, когда Мандалл бросился в мою сторону, я увидел кое-что еще, что заставило меня безумно вскрикнуть. Я увидел, как Хольм, только что сбитый с ног, рванулся вверх в последнем диком порыве, как раз в тот момент, когда Мандалл отвернулся от него, увидел, как он, несмотря на связанные лодыжки, одним быстрым движением бросился на Мандалла и опрокинул его назад, к краю поляны, к деревьям-монстрам, чьи мириады щупалец тянулись к нему!

Мандалл издал дикий вопль, когда бесчисленные щупальца обвились вокруг него; я видел, как они быстро подняли его, как другие щупальца протянулись, чтобы обхватить его, а затем его потянуло вниз и скрыло из виду в покрытой щупальцами массе деревьев-монстров, и его безумные крики внезапно прекратились! Я увидел, как Хольм, пошатываясь и спотыкаясь, направился ко мне, и затем, когда мой разум снова помутился, а силы окончательно покинули меня, я последним усилием потянулся вверх и вперед, схватился за провода, тянущиеся вниз из огромной черной панели передо мной, и с величайшим усилием, призвав на помощь остатки стремительно убывающих сил, оторвал их от ярко полыхнувшей панели. Затем я осознал, что рев огромной шахты внезапно прекратился, что Хольм все еще, качаясь, бредёт в мою сторону, и затем темнота беспамятства вновь охватила меня.

Когда мы с Хольмом вышли из бетонного здания, остановившись у его двери, на западе снова угасал закат. Я проснулся только утром, и за нескольких часов того дня мы с Холмом полностью разрушили ужасные механизмы, находившиеся на горной вершине, разрушили динамо-машины и панель управления и спустились в глубины шахты, чтобы разрушить тамошние огромные излучатели. Теперь, когда мы вышли из здания в неизменное великолепие заката, мы некоторое время молча простояли в тишине, казалось, окутавшей весь мир, и просто смотрели по сторонам.

Перед нами склонились побуревшие, мертвые и иссохшие огромные древесные чудовища, которых рука Мандалла напустила на мир и которые стали причиной смерти самого Мандалла. Побуревшие, мертвые и иссохшие… их неподвижные щупальца безвольно повисли – мертвые и увядшие, как и все те растительные орды, образовавшиеся по всей Земле; мертвые и увядшие, как предсказывал сам Мандалл, описывая прекращение грандиозных выбросов газообразных соединений из шахты; мертвые и увядшие, как и любые растения, умирающие и засыхающие, если лишить их корней, поддерживающих в них жизнь, и при этом остановить поток газообразных соединений и элементов, освободивших их от потребности в корнях.

За этими побуревшими, мертвыми, чудовищными тварями мы с Хольмом увидели далеко внизу сельскую местность, купающуюся в лучах заката, переходящего в сумерки; увидели далеко внизу, на склонах горы, бурые, неподвижные кучи, кучи мёртвых растений, лежащие повсюду, и мы знали, что по всей Земле изменённые и не успевшие полностью измениться растения тоже будут лежать мертвыми; я знал, что ужас, столь необъяснимо обрушившийся на земные народы, так же необъяснимо исчезает, и что к небу тут же поднимается радостный крик мира, спасённого в момент смерти.

– Погибель Мандалла, – произнёс Хольм, окидывая взглядом далекие горы и долины. – Погибель Мандалла – и, несомненно, она почти поглотила мир.

Но мой взгляд был прикован к бурым мертвым монстрам, лежавшим перед нами.

– Да, погибель Мандалла, – сказал я.

Мы снова замолчали, стоя там, в сгущающихся сумерках, а потом молча пошли сквозь засохшие деревья к краю вершины, переваливали через край и спустились по склону, вниз, к безмолвной деревне, лежавшей далеко внизу, спустились к миру. Ночная тьма быстро окутывала нас, белые точки звёзд мерцали то тут, то там, в небе над нами. Но мы неуклонно шагали вперед, вниз, по склону огромной горы, вершина которой мрачно возвышалась позади нас, и ее громада вырисовывалась черным пятном на фоне усыпанного звездами черного неба.