Суда Волжской флотилии красных, преследуя противника, полным ходом продвигались вперед. А с обеих сторон Волги проплывали живописные берега, то и дело меняя свое убранство. Осень уже заглянула и сюда, яблони и вишни блистали золотом и пурпуром в лучах яркого сентябрьского солнца. Из оврагов тянула струя прохладного воздуха, пропитанного ядреным запахом созревших яблок и вишневого листа. Этот запах осени плывет невидимой волной, налетает на пробегающие мимо суда, доносится до лугового берега, заросшего густой гривой вербача. Он кружит и дурманит головы бойцов, рвущихся вперед, туда, где туча черного дыма стелется по волнам, взбудораженным винтами и плица-ми колес убегающих судов неприятеля.
Впереди красных судов, на некотором расстоянии идет канонерская лодка «Ваня-коммунист». Около штурвальной рубки с биноклем в руке матрос. балтиец Николай Григорьевич Маркин. И это простое слово «матрос» вселяет в сердца бойцов гордость! Они гордятся, что такой боевой флотилией командует не адмирал, а простой матрос, свой братишка. А генералы, полковники и всякие офицерские чины со своей академической выучкой, с иностранной военной техникой убегают без оглядки, впереди своих наспех сколоченных полчищ.
Николай Григорьевич прикладывает к глазам бинокль, смотрит вдаль по течению Волги, кидает взгляд на правый берег и, поворачиваясь к рулевому, коренастому матросу с обветренным загорелым лицом и могучими руками, говорит:
— Смотри, Бобриков! Правда, красивый берег?
— Замечательно, товарищ Маркин, — отвечает тот, на миг глянув в горную сторону.
Но Николай Григорьевич уже снова смотрит вперед.
— Здорово хлещут беляки, — отнимая от глаз бинокль, говорит командир.
До устья Камы остается верст восемь. Пошли отвесные горы. Флотилия приближается к устью Камы. Белые уже скрылись за вклинившуюся в стрежень Волги скалу, называемую Лобачом. Канонерская лодка замедлила ход, остальные суда начали подтягиваться плотнее. С канонерки подан сигнал подготовиться к бою.
— Не зевай, ребята! Сегодня вся рыба наша! Орудие к бою! — кричал Ланцов на катере, подходившем к Лобачу.
«Ваня-коммунист» и миноносцы уже миновали Лобач и открыли артиллерийский огонь по судам белых, которые повернули в устье Камы и повели обстрел судов красной флотилии с Камы, скрываясь за бугром песчаной косы, отделявшей Волгу от Камы. Снаряды снова со свистом и воем начали разрывать воздух и валиться в Волгу около судов красных, выкидывая фонтаны воды на десятки саженей и обрушиваясь крупным дождем осколков. После каждого взрыва на месте его все пространство покрывалось всплывавшей глушеной рыбой; она блестела на голубой поверхности.
Канонерская лодка и миноносцы, обогнув песчаную косу, повернули в устье Камы, зашли в хвост противнику и открыли шквальный огонь из всех орудий. Белые, оставив один подбитый пароход в устье Камы, снова отступили, скрываясь за поворотом. Бой кончился.
— Не унывай, робя! — кричали матросы на катере Ланцова, который все еще крутился на месте прошедшего боя. Матросы кто багром на длинном шесте, кто сачком поддевали глушеную рыбу, складывали ее в освободившиеся из-под снарядов ящики.
Вечерело, Флотилия, прекратив преследование, остановилась. Некоторые суда подошли к крутому берегу, красноармейцы повыскакивали на землю, начали готовить ужин. Запылали костры, над кострами повисли котлы, котелки. Бойцы готовили роскошный ужин. Варилась уха из глушеной рыбы, а матросы катера Ланцова поймали пудового сома и теперь на железном листе, кое-как загнутом, жарили широкие ломти жирной сочной рыбины.
— Эх, жаль, черт побери, нет с нами главного рыбака — Чилима! — сказал Ланцов, докуривая до пальцев цигарку самосада.
— Да, у него глаза бы разгорелись, — сказал Бабкин, перевертывая штыком ломти сомины на листе. — Ильяс, Ильяс! Брось ты своего судака, добеги, пожалуйста, набери хвороста, чего-то плохо жарится.
Закиров осторожно положил на траву судака, которого он поджаривал на штыке, как шашлык на вертеле, сбегал за хворостом и снова принялся за свое занятие.
Канонерская лодка также подошла к берегу, где стоял катер.
— Маркин, Маркин сошел, сюда идет, — заговорили у костра.
— Ну и пусть идет, соминой угостим, — сказал Ланцов.
— Здравствуйте, товарищи! — подходя к костру, крикнул Маркин.
— Здравствуйте, товарищ комиссар! — встав, ответили бойцы.
— Ну, как, ребята, все в порядке? Рыбку зажариваете? Уже наловить успели? Какие вы все молодцы: и белых замечательно били, и рыбы наловили! Право, молодцы! А чего это у вас на листе шипит, кажется, свинина? — заглянул он на противень, приседая закурить от уголька.
— Нет, товарищ Маркин, сомина, — ответил Бабкин, все еще перевертывая штыком жирные, шипящие, зарумянившиеся куски.
— Готова! В ружье! — крикнул Бабкин, стаскивая противень с жарника.
Команда катера с кусками хлеба в руках оцепила противень и принялась за еду.
— Николай Григорьевич, присаживайтесь. Рыба вкусная и обжарилась замечательно. Давайте вот сюда. Соль, соль сюда подай, Бабкин!
— Придется попробовать, — сказал комиссар, присаживаясь и беря ломоть сомины с листа.
— Держите, — сказал Ланцов, подавая кусок хлеба Маркину.
— Ну, как, новички, привыкаем? — спросил он, узнав Ильяса с Бабкиным.
— Замечательно, товарищ Маркин, как на рыбалке, — ответил Бабкин.
— Молодцы, молодцы, ребята, уши не вешайте. А ничего, хорошо, вкусно на вольном-то воздухе, — сказал Маркин.
— Берите, берите, какой вам понравится, — бойцы пододвинули противень к самым коленкам комиссара.
— Товарищ Маркин, скоро двинемся дальше? — спросил Ланцов.
— Ночь переждем здесь, торопиться не следует, пусть сухопутные части подтянутся, да и снаряды нужно экономить, пока доставят запас.
Начинало темнеть. С канонерки прибежал рулевой.
— Товарищ Маркин, получена радиограмма.
— Сейчас иду, — вставая, сказал комиссар. — Спасибо, ребята!
— Ну, как, братва, нарыбачили? А ну-ка, давайте кусочек попробовать, — приседая к противню, сказал матрос, подцепил кусок сомины и быстро побежал вслед за Маркиным.
Долго еще после ухода комиссара бойцы сидели у костра, пили кипяток, курили, разговаривали о рыбалке, о прошлых и предстоящих боях.
Ночь вызвездила небо над Камой, пала сильная роса на траву. Над рекой поплыл густой туман. Ни судов, ни берега не видно.
Ночь прошла спокойно. Уже рассвело, а туман, кажется, еще плотнее наваливался на реку и луга. Красноармейцы сегодня отдыхали.
— Вахту я сдал, товарищ командир. Разрешите сойти на берег? — обратится Алонзов к Ланцову.
— А зачем?
— Да к Петьке хочу сбегать, к сынишке, он тут недалеко на мельнице. Не видал с самого начала войны.
— Ты бы взял кого-нибудь из ребят, — дружески посоветовал Ланцов.
— Да я один сбегаю, тут недалеко, — махнул рукой в сторону берега Алонзов.
— Ну, ладно, иди. Только долго не задерживайся. Как рассеется туман, наверное, пойдем дальше.
— Я живо, — добродушно улыбаясь, сказал Алонзов и закинул винтовку за плечо.
Он быстро сбежал по трапу и направился в луга.
Прошло уже много времени. Туман начал рассеиваться, уносимый легким ветерком, а Алонзова все нет. Ланцов забеспокоился, он взобрался на крутояр и, прикладывая к глазам бинокль, долго стоял, наблюдая за берегом.
— Что за черт, куда же девался наш Тимофей Иванович? — ворчал Ланцов, возвращаясь на катере. — Бабкин.
— Я!
— Возьми Ильяса и Чемарина, пойдите, поищите Алонзова. Он ушел на мельницу.
— Есть поискать Алонзова! — отозвались красноармейцы, закидывая винтовки за плечи, и быстро сбежали по трапу.
— Куда пойдем? — спросил Чемарин.
— Идем, идем, я знаю, где мельница, — отозвался Бабкин.
Проходя мимо стога, крайнего к кустарникам, они
остановились, заметя, что много натереблено свежего сена.
— Стой! — шепнул Бабкин, показав рукой на стог. - Тут кто-то ночью был.
— И верно, вон куриные кости набросаны, яичная скорлупа, окурки папирос. А ведь это беляки сидели, — сказал Чемарин.
— Как ты узнал? — спросил Бабкин.
— Красные-то все самосад тянут, а это видишь, - швырнул Чемарин штыком окурок. — Ша, тут кто-то спит...
Держа винтовки наизготовку, все кинулись к куче сена, откуда торчал носок сапога.
— Ba! Да это же Тимофей Иваныч спит! — крикнул Чемарин.
— Как это спит? А кровь-то зачем? Видишь, убили, — сказал Бабкин, припадая на колени перед Алонзовым.
Алонзов в это время простонал.
— Жив, давай скорее тащим на катер.
Алонзова принесли на катер.
— Что за сволочь там шляется? Ах, Тимофей Иваныч, как ты сплошал? — вздыхал Ланцов.
Пригласили фельдшера. Тот осмотрел рану, сказал, что не смертельная, только много крови ушло.
— Я неделю с этого места не уйду, а виновников все равно поймаем! — кричал Ланцов. — Бабкин! Забирай Ильяса, Чемарина, Букалова и Мурахова. Сей же час отправляйтесь и разыщите этих тварей. Удастся — живьем тащите, а нет — на месте...
— Понятно! — крикнул Бабкин. — Пошли ребята! Команда из пяти человек направилась на поиски убийц Алонзова. Подбежав к тому стогу, откуда унесли Алонзова, начали наблюдать.
— Осторожнее, не шуметь, — предупредил Бабкин. — Видите — следы...
Следы па мокрой траве были отчетливо видны, но они привели к ближайшему кустарнику.
— Вот куда улезли, — показал штыком Бабкин, осторожно раздвигая кустарники и пробираясь вперед.
За кустарниками снова наткнулись на те же следы.
— Значит, в лес ушли, — решил Бабкин.
Перебегая от дерева к дереву, Бабкин заметил перебежавшую и скрывшуюся за толстым осокорем фигуру.
— Стой! — закричал Бабкин, падая за другой осокорь.
В ответ треснул выстрел, и Бабкину на голову посыпались крошки коры осокоря.
— Ага, сволочи! Вы еще стрелять! — крикнул Бабкин. — А ну, ребята, в обход!
Стрелял из-за осокоря урядник Чекмарев. Увидя, что красноармейцы пошли в обход, он выскочил из-за дерева и кинулся было бежать, но Бабкин остановил его пулей в спину. А пристава поймали меж двух осокорей. Он поднял руки и сдался без боя.
— Попалась птичка! — кричали бойцы, ведя пристава на катер.
Увидя пристава, Ланцов и глаза вытаращил от удивления.
— Ах, ваше благородие! Какими же судьбами вы сюда попали? Вот уж, действительно: гора пришла к Магомету. Давненько мы с вами не видались. Ну, как изволите поживать? Все еще нашего брата истребляете? А я ведь забегал справиться о вашем здоровье, когда флотилия остановилась у вашей деревни, да, видимо, немножко опоздал, вы уже улизнули. Ну, ничего, мы и теперь сумеем поквитаться.
Пристав только теперь сообразил, с кем он встретился, и тут же бухнулся па колени.
— Господин товарищ! Помилуйте, нс убивайте! Век буду служить вам верой и правдой.
— Не беспокойтесь, и руки марать не будем об такое дерьмо, — иронически улыбнулся Ланцов. — Отправим вас в штаб, а там уже, наверное, разберутся, на что вы годны. Прыгать в воду не пытайтесь, все равно пристрелим.
— Вперед полный! — крикнул в машину Ланцов, Катер задрожал всем корпусом, вспенил за кормой воду и быстро покатил вверх по Каме — догонять ушедшую флотилию.