Глава двадцать шестая

Вскоре после возвращения Чилима в караульный полк командиром полка назначили Никулина, а Зайдлера перевели комендантом города. Уходя в комендатуру, Зайдлер взял с собой из полка двадцать красноармейцев. В их число попал и Чилим.

Придя в комендатуру, вновь назначенный комендант города, в первую очередь, должен был заняться формированием новой команды, так как старая целиком была отправлена на Восточный фронт вместе с другими частями Казанского гарнизона. Зайдлер призадумался: «Бойцов-то я наберу, а вот с командирами как быть?» И тут же отправился в Центральные номера, где находился штаб Укрепленного района города Казани.

— Тихону Кузьмичу! — откозырял, войдя в номер, Зайдлер.

— А, вновь испеченный комендант! Здорóво, присаживайся, — сказал Дернов, пожимая руку Зайдлеру. - Ты чего приуныл?

— Сунули меня, как в пекло: ни бойцов, ни командиров, а город нужно обслуживать... Где товарищ Авров? — спросил Зайдлер, присаживаясь к столу, за которым сидел Дернов.

— Я за него, — сказал Дернов.

— Ну, все равно. С формированием команды у меня не получается. С бойцами еще так-сяк, наберу, а вот командиров где взять? Хотел было у него попросить несколько надежных людей.

— А почему не взял, когда из полка уходил?

— Взял, да все рядовые.

— Ну, брат, мы все когда-то были рядовыми, а теперь ротами, полками командуем. Сколько ты взял из полка?

— Двадцать красноармейцев, — ответил Зайдлер.

— Неужели из них не можешь выбрать командиров?

— Да говорю же тебе, что все рядовые, — с обидой в голосе произнес Зайдлер.

— Список с собой? Дай-ка посмотрю!

Зайдлер вынул пачку бумаг из кармана и, найдя список, подал Дернову.

— Эх ты, батенька, в лесу леса не видишь. — Дернов подчеркнул карандашом фамилию Чилима. — Вот тебе один командир есть.

— Опоздали, Тихон Кузьмич, я его уже назначил начальником команды связи. Вы знаете Чилима? — спросил Зайдлер.

— Друзья по старой армии, — улыбаясь, ответил Дернов и снова начал смотреть список.

— А Волостнов, Выжлов — это тебе не командиры? — вопросительно скосил глаза на Зайдлера Дернов.

— Они уже назначены. Волостнов формирует каввзвод, а Выжлов самокатчиков.

— Ну вот, а тужишь о командирах. У тебя своих хоть отбавляй. Конечно, неплохо бы иметь командирами старых офицеров-специалистов, да не больно-то они к нам идут, а если и придет какой, то за ним надо глаз да глаз... А мы уже достаточно обожжены на этот счет в корсуньском деле... Так что об этом тоже не надо забывать, — значительно посмотрел на Зайдлера Дернов.

— Ладно, будем выбирать из своих, — сказал Зайдлер, прощаясь с Дерновым.

Когда Зайдлер вернулся в комендатуру, его уже дожидался Чилим.

— Товарищ Зайдлер, разрешите доложить! Двенадцать бойцов уже набрал, а вот тринадцатый, — показал он на Ильяса Закирова, которого встретил случайно на улице и привел в комендатуру. — Он хороший пулеметчик и по связи может работать. У него препроводительная в караульный полк, но, я думаю, товарищ Никулин его к нам отпустит...

Зайдлер тут же присел к столу и написал письмо командиру караульного полка и подал его Чилиму:

— Иди и договорись сам, а красноармеец пусть подождет здесь.

Василий побежал в штаб полка, довольный, что его старый друг Ильяс снова будет вместе с ним. Закиров только что выписался из госпиталя после тифа и тоже несказанно обрадовался встрече. А Чилим, формируя команду связи, набирал людей по своему усмотрению.

Однажды комендант вызвал к себе Чилима и сказал:

— Вот чего, товарищ Василий. В городе неспокойно. Мне сказали, что в Казани существует тайная телефонная связь. Займись-ка сегодня же. Если удастся ее найти, то постарайся не нарушать, а подключи отдельным проводом к нашей, чтоб можно было узнать, какой разговор ведется по этой связи. Иди выполняй и будь осторожен.

— Слушаюсь! — ответил Чилим и с тремя красноармейцами отправился на поиски. Но, проколесив половину улиц города, они не могли ничего обнаружить. А когда вернулись в комендатуру, то услышали печальную весть о том, что войска Колчака уже подступили к Чистополю. В Казани же в это время шло формирование частей гарнизона, так как старые, ранее сформированные, все были брошены на фронт против Колчака. Казанская буржуазия и скрывавшиеся в городе белые офицеры доносили Колчаку, что в Казани военные силы ослаблены.

В это самое время к казанскому купцу Пекину тайно прибыл его собственный сын, офицер колчаковской армии. После приветственных поцелуев он тихо заговорил:

— Знаешь, батюшка, вернулся я в Казань для большого и очень важного дела...

— Как хорошо, сынок, что ты вернулся, а мы было сами тут кое-что начали подготавливать... А если ты пришел, так это еще лучше. Ну, рассказывай, для каких больших дел прибыл? Да не оглядывайся, мы здесь одни. Как же ты пробрался через фронт красных?

— Слава богу, кое-как проскочил, — уже веселее заговорил сын. — Правда, папенька, и не так легко пролезть, на дороге пришлось двоих уложить...

— Ну-ка, расскажи поподробнее, какие крупные дела ты пришел выполнять в Казани? — снова переспросил отец.

— Эх, папашка! Мы, брат, все узнали, что творится в Казани... Город теперь пустой, все войска выгнали туда, — мотнул головой в сторону востока сын. — Здесь остались только мальчишки да жиды, мы им посвихаем головы, и Казань определенно будет наша.

В это время в их комнату вошла работница Таня Кочеткова.

— Здравствуйте, Анатолий Иваныч! Давно ли заявились? — спросила девушка, пристальным взглядом смерив офицер а. — Кажись, поправились, пополнели...

— Где там поправиться, еле душа в теле, — отшутился Пекин. — Скоро поправимся, теперь с армией покончил, дома жить буду.

— Ну вот и слава богу, что вернулись, — проговорила она, принимаясь за уборку комнаты. А сама подумала: «Видно, крепко вас поперли красные, домой скрываться прибежали...»

— Ну, как живешь, Танюша. Замуж так и не вышла?

— Не повезло мне, Анатолий Иваныч, жениха убили, — вздохнула Таня.

— Ничего, Танюша, не огорчайся, скоро с краснопузыми покончим, женихов придет целый вагон, любого выбирай, — отшутился Пекин.

«Многие придут, да мой-то не вернется», — подумала Таня, выходя из комнаты.

— Как думаешь, папенька, она не подведет? — спросил сын, когда Татьяна вышла из комнаты.

— Думаю, что нет. Она девка хорошая, услужливая.

Но «услужливая» Таня остановилась за дверью и решила узнать, о чем будут говорить.

— Ну-с, так, продолжим наш разговор, — сказал Анатолий. — Как я уже сказал, город пуст, начальство новое, многие пробрались из наших, а для нас это в самый раз... Тут можно все перевернуть вверх дном... А когда город в свои руки возьмем, тогда и Александра Васильевича попросим пожаловать, установить свои законы... Когда он провожал нас сюда, то говорил: «Как только проберетесь в город, не теряя ни одной минуты, приступайте к делу. Вам родина доверила самую почетную задачу. Поднимайте весь наш народ на спасение дорогой нам отчизны».

— Кто этот Александр Васильевич? — спросил Пекин-старший.

— A ты еще не знаешь? Это ж наш главнокомандующий — адмирал Колчак. Когда разгромим всех большевиков, Александр Васильевич будет царем всей России. Большевики даже сами теперь поют песню, сложенную каким-то ихним сочинителем. Постой-ка, как она начинается? Да вот, вспомнил:

Мы, божьей милостью Колчак,

Воссесть на царский трон желаем! —

продекламировал, улыбаясь, Анатолий.

— Вот как! — заметил Иван Пекин.

— А знаешь, папашка, что мне Александр Васильевич сказал, когда сюда провожал: «Как, — говорит, — возьмете город, обязательно тебя губернатором поставлю». Вот тут как, папашка! Ты будешь на тройке разъезжать по своему городу.

— Там видно будет. Надо город-то поскорее взять, — не очень весело заметил Пекин-старший.

«Вон он, оказывается, зачем вернулся... А тоже притворяется, что покончил с армией. Кому бы об этом рассказать?» — думала Татьяна, подслушав разговор.

— Значит ты, сынок, с будущим нашим царем в большой дружбе. Это очень похвально, — сказал отец.

— Еще бы! Всегда выпивали вместе, за одним столом. Я у него на хорошем счету, меня он ценит. Я, брат, знаю службу и головы красным умею срубать хорошо. Как мазну, так и катится.

— Так-так, сынок, — сказал, потирая руки, Пекин-старший. — А пришел ты как раз вовремя и к делу. Мы здесь уже кое-что подготовили: золота немного собрали, оружие кое-какое достали, а вот командира хорошего пока не нашли.

— Сумеем, папашка! Все обмозгуем и покомандуем! Только бы мои друзья вернулись. Мы впятером шли и все поодиночке. Так безопаснее. А то везде торчат эти чертовы заставы, патрули. Но все же, я думаю, и они проскочат, тоже ребята не промах. Было бы не обидно, хотя бы люди стояли в этих проклятых заставах, а то одни мальчишки. Ты понимаешь, — мальчишки.

— Наверное, эта самая, все комсомолия, — крепким словом выругался отец.

— Она самая. Так бы вот и прихлопнул на месте, а нельзя, себя выдашь. Ну и молчишь, подчиняешься всякой швали.

— Да, сынок, приходится унижаться перед всякой дрянью. И не только за то надо биться, чтоб стать губернатором, а и за то, чтоб отвоевать свои старые права да и все дома, и капиталы, — заключил Иван Пекин.

— Не тужи, папашка, все отберем! Ну, такая громадная сила идет. Да мы все сметем на своем пути. Кроме того, Александру Васильевичу будут служить девятнадцать архиереев и пятьдесят архимандритов, за особую мзду... Это тоже что-нибудь да значит... Вот чего, папаша, поскольку временем мы ограничены - нам медлить ни минуты нельзя, сразу нужно браться за дела. Кто от вашей организации главный — пусть соберет всех где-нибудь в укромном уголке ближе к вечеру, и все там обсудим, как начать нам действовать. А к тому времени, может быть, и другие офицеры прибудут.

— Главным-то, сынок, признали меня, так что, видно, мне придется всех оповещать да собирать.

— Ну вот и хорошо. А я пока прилягу, отдохну. Три ночи не спал, с ног валюсь.

Сын остался отдыхать, а отец отправился к Чекмареву, своему помощнику.

— Вам кого? — спросила вышедшая на звонок прислуга, открыв дверь на цепочку.

— Иван Иваныч дома? — осведомился Пекин, заглядывая в щель.

— Простите, Иван Васильевич, я вас не узнала, наверно, разбогатеете, — проговорила женщина, откидывая цепочку и пропуская Пекина.

— Мы еще не были бедными, — проворчал Пекин, поднимаясь по лестнице на второй этаж. — Он у себя?

— В столовой, второе докушивает, — ответила женщина, запирая дверь на ключ.

— А, Иван Васильевич! Дорогой ты мой! — воскликнул Чекмарев, выскакивая из-за стола. — Покорно прошу садиться. С чем изволили пожаловать?

— Весточку важную принес, Иван Иванович! Сын старший вернулся от Колчака.

— Как, сын вернулся? Совсем, что ли? — беспокойно взглянул Чекмарев.

— Пришел по заданию, от нашего уважаемого Александра Васильевича, от нашего будущего царя, — улыбнулся Пекин.

— Убей бог, не слыхал о таком царе, — угрюмо посмотрел Чекмарев.

— От самого его превосходительства адмирала Колчака, — пояснил Пекин.

— Какой же он царь? — усомнился Чекмарев.

— Будет царем, верно говорю.

— Значит, к этому дело двигается? — с надеждой спросил Чекмарев.

— Дела, брат, на мази. Скоро их превосходительство сюда изволят пожаловать! — с восторгом произнес Пекин. — А пока они там в дороге, нам нужно самим кое-что в городе подготовить... Чтоб было куда принять нашего дорогого правителя. Я думаю, Иван Иваныч, неплохо бы нам сегодня вечерком собраться, да и остальных всех собрать, кто идет с нами. Подыскать бы такое местечко, чтоб спокойнее обо всем поговорить.

— Найдем, Иван Васильич, найдем. Я думаю, лучше всего у Данилы Дормидонтовича Гусева. Дом у него обширный, укрыться есть где, а может быть, и сыновья его тоже вернулись от Колчака. Вместе бы с ними все обсудили.

— Мой Анатолий говорит, что их вышло пятеро, а всем удалось пробраться или нет, пока неизвестно. Так, значит, Иван Иванович, соберешь всех к Гусеву, а вечерком и мы с Анатолием приедем.

Вечером, крадучись, один за другим пробирались к дому Гусева. На столе, по-праздничному накрытом белоснежной скатертью, были выставлены закуска и выпивка, Явился и сын Пекина, колчаковский капитан.

— Мир вашей компании, господа! — поклонился он собравшимся и сел поодаль от стола.

— Анатолий Иванович, что же вы, братец мой?1 Давайте ближе к столу, выпьем по маленькой! — крикнул хозяин. — Приходили ко мне, шарили, да шиш нашли, С чем пришли — с тем и ушли. Чай, мы не дураки! Нате-ка вот, берите. Нет, брат, вокруг нас еще походишь, почешешься, — распространялся перед компанией Гусев. - Кому надо, тому мы не пожалеем, сами отдадим. Прошлый год пришли белые, сам пятьдесят тысяч золотом отдал.

— Господа! — начал Пекин-младший. — Город находится на военном положении — после десяти часов всякое движение прекращается, улицы патрулируются, До этого времени нам нужно все решить и разойтись. Давайте поскорее обсудим наши предстоящие дела... Отправляя нас сюда, Александр Васильевич сказал: «Во что бы то ни стало, а Казань вы должны взять в свои руки, то есть сбросить Советскую власть до прихода в город моего войска».

— Постой-ка, Анатолий Иванович, — прервал его Романов. — Ты все-таки пояснил бы, как это сделать?

— Тише, — махнул рукой Селиванов. — Продолжайте, Анатолий Иванович.

— Вот для этого-то я и прибыл сюда. Вы, наверное, знаете, что город пуст, красных войск в нем нет. Те части, какие раньше были сформированы и охраняли город, все высланы па фронт. А теперь, как нам известно, в городе начинают формировать новые части гарнизона. А из кого они формируются? — вопросительным взглядом обвел он присутствующих и, улыбаясь, продолжал: — Из мобилизованных деревенских мальчишек, вот из кого. Для успеха нашего дела нужно немногое. Скажу проще: этим деревенским баранам надо подменить командиров, а когда встанут во главе наши люди, — а они уже есть в некоторых частях, — то план нужно разработать так, чтобы все шансы были на нашей стороне. Подступать к этому делу надо умно, не кричать: «долой Советскую власть», а наоборот: мы, мол, за Советскую власть, но без коммунистов. Надо сделать так, чтобы части передрались между собой.

— Как же думаете это сделать? — спросили собравшиеся.

— Очень просто, — продолжал Пекин. — Русских натравим на татар, что, мол, татары хотят забрать Казань в свои руки. А татар натравить на русских и евреев. Когда же по городу пойдет резня и свалка, мы тут как тут. Тогда бери голой рукой, и Советская власть свергнута. Понятно?

— Так-то оно так, Анатолий Иванович, — возразил Селиванов, — да к татарам-то подойти как? Что ни говори, а им нужно втолковать на родном языке. Иначе не поймут они и на это дело не пойдут.

— Совершенно верно заметили, Петр Дормидонтович. Нам соваться в это дело нельзя. Нужно подготовить ихних же людей, которые имеют вес в городе — купцов, мулл и всех тех, кому не нужна и не мила Советская власть. А уж они-то сумеют подготовить своих людей. И с таким лозунгом определенно власть в городе будет наша, — закончил Пекин-младший.

— А ведь верно! — поразмыслив, сказал купец Романов.

— По-моему, тоже только так можно избавиться от большевиков, — утвердительно сказал Чекмарев.

— Тогда вот что, Алексей Поликарпович, — обратился к Романову Пекин-старший. — Вы близкие друзья с купцом Апанаевым, вам и карты в руки... Он имеет громадные капиталы и самый ярый противник Советской власти. А он-то уж найдет все ходы и выходы... — закончил Пекин-старший.

— А теперь, господа, за наши будущие успехи! — крикнул повеселевшим голосом Гусев, наливая в стаканы водку.

Выпили на прощание и разошлись по своим домам.

Вернувшийся со сборища, от Гусева, капитан Пекин был крепко навеселе и прошел прямо в кухню, где помещалась прислуга Татьяна.

— Добрый вечер, Танюша! — сказал он, часто мигая и присаживаясь на табурет. — Ну, как поживаем? Давеча не удалось мне с тобой поговорить, торопился с приездом-то родных навестить. Ты жаловалась, что твоего жениха убили. Эх, Таня, Таня, зачем ты жениха выбрала из красных? Неужели' тебе не нашелся бы парень в нашей армии? Да и у нас там тысячи женихов!

— Из ваших-то меня не возьмут. Там все богатые, а я бедная, — горестно вздохнула Татьяна.

— Ну, ты это напрасно, такую красавицу каждый возьмет, — улыбаясь, сказал Пекин.

— Вы все смеетесь, — покраснев, проговорила Таня.

— Что ты, что ты! Я серьезно говорю. Я бы сам и то с большим удовольствием, — проговорил заплетающимся языком капитан, пытаясь обнять за талию девушку.

Она быстро вывернулась из его объятий и выскочила из кухни. Анатолий долго ждал ее, но Таня так и не вернулась. Он вынул из бокового кармана газету «Знамя революции», посмотрел на нее мельком, скомкал, разорвал на куски и бросил на пол, едко выругавшись, и, пошатываясь, отправился в свою спальню.

Плохо спалось в эту ночь вернувшейся Татьяне: сын Пекина три раза стучался в дверь кухни, просил впустить его. Но Таня так и не открыла дверь. Последний раз он пригрозил ей, что завтра же вышвырнет ее на улицу.

— Анатолий Иванович, я бедная девушка, чего вы хотите от меня? Вы можете себе найти богатую, красивую, а меня оставьте, пожалуйста, в покое, — сквозь слезы говорила за дверью Таня.

— У-у, красная зараза! — прошипел в замочную скважину колчаковский капитан.

Утром Анатолий сказал отцу, что их прислуга якшается с красноармейцами и может выдать их заговор, Таню в этот же день прогнали.

Вернувшись к тетке, она разрыдалась, жалуясь на свою беспомощность и одиночество. Тетка Аксинья, видимо, плохо поняла, о чем плачет Таня, и подступила с вопросом:

— Ты это о чем, голубушка, распустила такие реки слез? Уж не об Ванюшке ли так убиваешься? Дурочка ты моя, успокойся, он, слава богу, жив.

— Как жив? — встрепенулась Таня. — А в газете было объявлено, что погиб.

— А ты слушай больше, как они врут, — сказала укоризненно тетка. — Вчера заходил Павлушка Лапенок, говорил, что Ивана положили в госпиталь.

— А в какой госпиталь, не сказал? — вдруг просияв, спросила Таня.

— Сказывал, да я забыла. Там где-то на Черноозерской.

— Вот ты какая беспамятная, — ворчала Таня, вытирая слезы.

Не сказав больше ни слова, Татьяна побежала искать госпиталь. Когда она была почти у цели, ей встретилась Надя Белицина. Будучи прислугой у Пекиных, Таня частенько приходила к Белициным, и теперь Надя, узнав ее, приветливо поздоровалась и спросила:

— Ты чего, Танюша, сюда?

— Надежда Михайловна, милая, скажи, пожалуйста, здесь лежит Иван Краснов?

— Здесь, — сказал а, улыбаясь, Надя.

— А пройти к нему можно?

— Сегодня нс пропустят. А чего ты такая взволнованная? — участливо спросила Надя.

Таня сквозь слезы рассказала Наде, как с ней поступили хозяева и за что прогнали с работы, а также передала подслушанные разговоры.

— Вот чего, Танюша, я напишу тебе записочку, побежишь в комендатуру, — знаешь, в большом доме на Воскресенской улице, — вызовешь там Чилима, Василия Чилима. Передашь ему эту записочку и все расскажешь. Это дело серьезное, надо торопиться. А завтра приходи, я тебя проведу к Краснову.

Чилим, получив записку и сведения о готовящемся заговоре тут же поставил в известность коменданта, но не удивил Зайдлера своим сообщением.

— Я уже об этом знаю, что в городе готовится катавасия, но где и как, вот это пока неизвестно. Только никому ни звука, Мы тоже должны быть ко всему готовы.

На этом разговор и окончился. Патрули в городе были усилены, но посланные ночью арестовать обоих Пекиных опоздали: они уже скрылись из своего дома.

Вечером того же дня к воротам комендатуры подкатил грузовик. Во двор вошли губернский комиссар Беляев, начальник Укрепленного района Авров, его заместитель Дернов и представитель губчека.

— Ты здесь, Василий? — сказал Дернов, дружески пожимая руку Чилиму.

— Как видите, — весело отозвался Чилим.

Все были озабочены чем-то очень важным. Они поставили в воротах комендатуры своего часового. На грузовике стоял пулемет с дежурившими пулеметчиками. Без дальнейших разговоров приступили к проверке людей и документов. С Чилима и началось.

- Ваши документы, товарищ командир. — потребовал представитель губчека.

Чилим подал удостоверение, выданное комендантским управлением.

— Так, хорошо, — сказал чекист, возвращая документ Чилиму.

Дернов что-то шептал на ухо Аврову, указывая глазами на Чилима. Комиссия вошла в помещение, а Чилим остался в недоумении.

«Значит, и в нашей команде неблагополучно, уж не я ли принял в свой взвод какого беляка? — подумал Чилим. — Нет, этого не может быть, я всех проверял честно».

Загрузка...