Буря на Волге

Глава двадцать восьмая

Спустя месяц после описанных событий в комендатуру к дежурному адъютанту явились два человека, один в форме красноармейца, другой — матроса.

— Василий Чилим здесь находится? — спросил матрос.

— Скоро он будет, — ответил адъютант.

— А подождать здесь можно? — спросил красноармеец.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

В это время в коридоре прогромыхали сапоги, и в двери появился Чилим.

— Ба! Друзья! Прибыли! — радостно воскликнул он, обнимая поочередно обоих.

— Ты что же это, друг любезный, как вылечился, так и нас позабыл, здесь пристроился, — упрекнул его Бабкин.

— Вина не моя, товарищи. Военкомат послал сюда. Ильяс тоже у нас в команде. А вы чего здесь околачиваетесь, разве вернулись с Камы?

— Приехали на тебя поглядеть, — улыбнулся Бабкин. — Колчака с Камы прогнали. Судно наше беляки расколотили, теперь привели на ремонт в Паратский затон. Узнали, что ты жив и здоров, служишь здесь, вот и приехали тебя навестить. А Ильяска где? Можно его повидать?

— Он в моей команде, — ответил Чилим.

— А где твоя команда? Я добегу.

— Напротив, в доме Унженина.

Бабкин ушел, а Ланцов остался с Чилимом.

— Знаешь чего, Вася, — подмигнул Ланцов. — Неплохо бы чего-нибудь найти, со свиданьем-то прихлебнуть?

— Это мы сейчас устроим. Ты подожди, я добегу к коменданту, отпрошусь.

— Товарищ комендант, разрешите отлучиться до завтрашнего дня, — обратился Чилим к Зайдлеру.

— А в команде у тебя все в порядке?

— Все нормально. Друзья из красной флотилии с Камы приехали.

— Оставьте адъютанту адрес и можете идти.

— Есть, — откозырял Чилим и вышел из кабинета.

Он вырвал листок из записной книжки, нацарапал карандашом адрес, где жила Надя, положил на стол адъютанту и сказал:

— В случае чего, я буду по этому адресу.

— Хорошо, — кивнул адъютант, подсовывая под стекло бумажку.

Чилим поднял телефонную трубку.

— Соедините штаб Укрепленного района! — попросил он телефонистку. — Тихон Кузьмич! Это говорит Чилим. Ко мне пришли два интересных человека. Разрешите к вам зайти?

— Заходи, — ответил Дернов.

Когда Бабкин с Ильясом вернулись в комендатуру, Чилим, подавая Ильясу записку с адресом, шепнул ему на ухо:

— Приходи на квартиру ко мне. Знаешь куда?

Ильяс утвердительно кивнул головой.

— А теперь иди к шоферу Залиту, скажи, что я просил, пусть нальет чистенького. Только без этой гадости, без эфира, Принесешь туда, надо обмыть свидание с друзьями.

— Хорошо, принесу, — ответил Ильяс, отправляясь в гараж.

Входя в канцелярию Укрепленного района, Чилим откозырял:

— Здравствуйте, товарищ командир!

Дернов встал, протягивая руку Чилиму, и взглянул на входивших за ним Бабкина и Ланцова.

— Батюшки! Кого я вижу! — радостно крикнул Дернов, обнимая Бабкина и подавая руку Ланцову.

— Это мой бывший командир, капитан парохода красной флотилии, — сказал Чилим, кивнув на Ланцова.

— Тихон Кузьмич, как хотите, мы за вами пришли. Пойдемте ко мне на квартиру. Адрес свой адъютанту оставил, в случае чего нас вызовут. Давайте собирайтесь, у нас просто, посидим, поговорим, чайку попьем.

Дернов согласился. Вчетвером они пришли на квартиру к Наде. Представляя гостям Надю, Чилим сказал:

— Познакомьтесь, моя невеста.

— Тихон Кузьмич, — пожимая Наде руку, проговорил Дернов

Назвали себя и остальные.

Вскоре пришел Ильяс. Развертывая газетную бумагу, он сказал:

— Вот, товарищ начальник, чего сегодня пишут в газете, — и поставил на стол графин со спиртом.

— Ловко пишут! Да вы не свадьбу ли затеваете? — спросил Дернов и перевел взгляд на покрасневшую от смущения Надю.

— Свадьба не свадьба, а запойку сделаем, — весело проговорил Чилим, — Надюша, ты подай-ка чего-нибудь закусить.

— Значит, «закутим, зальем — и ворота запрем!», как сказал Емеля Пугачев, — весело проговорил Дернов.

Надя точно знала заранее, что придут гости. Она была сегодня не в солдатской гимнастерке, а в платье из кремовой чесучи, ловко облегавшем ее статную фигуру, белый фартучек подвязала бантиком.

— Присаживайтесь, присаживайтесь к столу, — пригласила она гостей, подвигая стулья, и скрылась на кухню. Оттуда она внесла поднос с закусками.

— Товарищи, что же это вы эксплуатируете женщину! — крикнул Дернов, выскакивая из-за стола и принимая из рук Нади поднос.

Надя расставила на столе тарелки с жареным сазаном и картошкой, со свежими огурчиками. Чилим наливал в стаканы спирт.

— Ну, за наших молодых! — подлив стакан, провозгласил Дернов. — А ведь и в самом деле, Вася, когда будет свадьба, наверное, и меня пригласишь?

— Обязательно, Тихон Кузьмич! Вы будете посаженным отцом, у меня ведь нет отца, у нее тоже.

Но в это время прибежал от дворничихи Сережка и со всего разбега вскочил на колени Чилиму, крича:

— Мой папка! Папка пришел!

— Ну, я оказывается промазал... Вы уже детей имеете, а я собираюсь пировать на свадьбе, — притворно сокрушался Дернов.

— Давно, еще до войны огоревали... — улыбаясь во всю физиономию, сказал Чилим, прижимая к груди малыша.

— Ну и ну! — воскликнул Дернов, — А все-таки ты, Василий, обманул меня. Помнишь, когда ехали на фронт по Сибирской дороге, ты просился повидать мать, а, наверное, ехал вот к этой мамаше.

— Эх, Тихон Кузьмич, чего греха таить, конечно, ехал к ней.

Ланцов с Ильясом и Бабкиным сидели молча и трудились над сазаниной с картошкой и огурчиками. Дернов перевел взгляд па них и спросил:

— Ну, как, волжане, закончили с белыми на Каме?

— Всех белых и Колчака пропили, — сказал Ланцов. — Много бойцов и командиров потеряли, но долг свой выполнили. Жаль, конечно, много людей погибло, погиб и наш славный командир и комиссар Николай Григорьевич Маркин.

— Да, вы очевидцы всего этого, расскажите, как это получилось, — попросил Дернов.

— Прошли мы Тихие горы, Ижевск, уже недалеко был Пьяный Бор, а у нас снарядов оставалось маловато, да и сухопутные войска поотстали, пришлось встать на якорь — дожидаться, пока подойдут сухопутные части, да и снаряды доставят. Ну, стоим, отдыхаем после боя. Накануне 30 сентября, мы крепко всыпали белякам. Ночь на 1 октября прошла спокойно. Утро было тихое, над Камой еще не рассеялся туман. Вдруг слышим - на канонерке «Ваня-коммунист», заскрежетала лебедка, поднимают якорь. Думаем, сейчас будет сигнал двинуться всем судам, но нет. «Ваня-коммунист» пошел один вверх по Каме. Конечно, если бы пошла вся флотилия, этого случая не произошло бы. Но, видимо, быть тому греху, на всякий час не спасешься. До этого в каких переплетах ни бывали, а всегда выходили с победой. И вот как ушел «Ваня-коммунист», так мы больше его и не видали. Слышим через некоторое время — пошла отчаянная стрельба на Каме, и вдруг среди пушечных выстрелов слышим тревожные гудки «Вани-коммуниста». Миноносец «Прыткий» поспешил на помощь к месту боя, но было уже поздно. «Ваня-коммунист» горел, снаряды на нем рвались, матросы прыгали в Каму. А Николай Григорьевич уже был убит осколком от разорвавшегося снаряда, как рассказывали оставшиеся в живых матросы.

Оказалось, что товарищ Маркин пошел в разведку, а белые у Пьяного Бора поставили на берегу сильную батарею, да так ее замаскировали, что с Камы никак ее нельзя было разглядеть. Когда «Ваня-коммунист» подошел почти вплотную к этому месту, белые открыли ураганный огонь. Ну, само собой понятно, тут уж спасенья нет. Может быть, он и ушел бы, да первыми же снарядами был пробит штуртрос, а без руля-то, брат, недалеко уйдешь. Узнав об этой трагической гибели, матросы II красноармейцы стали пасмурны. Да, тяжело было переживать такую утрату. Долго матросы говорили: «Не командира Волжской флотилии мы на Каме похоронили, а родного отца», — закончил Ланцов, утирая набежавшую слезу.

Во все время рассказа Ланцова Надя смотрела на него немигающими глазами, а когда у Ланцова задрожала верхняя приподнятая губа с маленькими русыми усиками, она перевела свой взгляд на стол и начала передвигать тарелки.

Наступило молчание.

— что ж вы, товарищи, приуныли? Ничего не поделаешь — война... — сказал Дернов, поднимая стакан.

Все выпили. Разговор как-то не клеился. Чилим сказал Наде:

— Надюша, ты что же дядю Aгафона с Марьей Ивановной не пригласила?

— Как же, звала, — ответила Надя, оглядываясь на дверь.

В это время вошла женщина с узлом.

— Тут, что ли, Белицины-то живут? — спросила опа, крестясь в угол, на Бабкина.

— Мамаша! — крикнула, вскакивая, Надя, а за ней поднялись все приветствовать приехавшую из деревни Ильиничну.

— Ух, заморилась, — сказала она, ища стул, чтобы присесть.

— Вот сюда, мамаша, присаживайся поближе к столу, — сказала Надя, пододвигая ей стул.

— Что ж вы это, голубчики, когда из дома уходили, сказали — скоро вернемся, а и теперь, видно, не собираетесь? — укоризненно покачала головой Ильинична. — Ну, слава богу, хоть живы остались.

— Не пускают, бабушка. Война, — сказал Ильяс.

— Вы чего звали, Надежда Михайловна? — заглядывая в дверь, спросила Марья Ивановна, за которой степенной походкой следовал Агафон, расправляя па ходу седую кудрявую бороду.

— Заходите, заходите! — пригласила Надя.

— Дядя Агафон, присаживайся поближе ко мне! - крикнул Чилим, наливая дворнику стакан. — Ну-ка, вот пропусти, промочи горло.

— С чем вас поздравлять? — спросил Агафон, поднимая стакан.

— С победой на всех фронтах!..

Выпили все, закусили.

— Ну, гости, как говорят, не надоели ли вам хозяева? — вставая, сказал Дернов. — Нам время отправляться. А ты, Василий, нс собираешься?

— Нет. Тихон Кузьмич, я отпросился у Зайдлера до утра.

— Ну что ж, бывайте здоровы. Спасибо вам, хозяюшка, за приветливый прием и угощение, — сказал, прощаясь, Дернов.

После ухода Дернова начали собираться и остальные.

— Ну, Вася, благодарим за угощение, и вас также, хозяюшка, — говорили красноармейцы, пожимая на прощанье руки. — Мы еще зайдем к тебе, Вася, как управимся с делами.

— Ильяс! Подожди-ка! — крикнул Чилим. — В случае чего, сразу гони за мной.

Проводив гостей, сияющий Чилим вернулся к столу. Сели по-семейному за чай.

— Ну как, Надежда Михайловна, довольна ли твоя душенька? — спросил Агафон.

— Все в порядке, дядя Агафон, и на работе, и дома, — ответила, улыбаясь, Надя, присаживаясь рядом с Чилимом.

— Радуюсь я за всех вас. Дай бог вам прожить и счастье и достатке! Очень я рад, что так получилось, — сказал Агафон.

Попив чаю и закусив, поблагодарив молодых хозяев, дворник с Марьей Ивановной тоже ушли. Чилим лег отдыхать, а Ильинична с Надей еще долго сидели, разговаривали.

Утром Чилим позавтракал на скорую руку и начал собираться.

— Ты подожди, Вася, вместе пойдем, — сказала Надя.

Выйдя из дома, Надя подхватила Чилима под руку. Веселые и счастливые, они шли по самой середине улицы.

Ильинична, проводив их долгим взглядом, подумала: «Наконец-то, кажись, все уладилось...»

Она облегченно вздохнула, оставаясь дома хозяйничать.