— Есть вести с полей?
— Папа звонил, — сразу понял, что меня интересует Вова, вымыв руки и переодевшись после работы. — Сказал, что выходные нужно посвятить клумбам, и спросил, нет ли у нас желания приехать на дачу за пирожками.
— А у нас есть желание?
— Нет.
Прошла уже почти неделя после ссоры, и свекровь на связь не выходила.
Все понимали, что это временно, и скоро мир между ней и сыном будет восстановлен. Хотя не скрою, то, что Вова держит свою позицию, было приятно. Мама мамой, но мы с Алёной тоже важны, и он взял на себя защиту нас от глупости или грубости уважаемой Аллы Олеговны.
— Тогда поедем на рынок, купим кабачков с банками и замаринуем салат.
— А помидоры? — не стал хороший муж отмазываться от предложенной мною затеи. — Мне нравились, которые зимой ели.
— Их мама консервирует, она на нас уже сделала.
Без свёкров мы в выходные не скучали, а потом началась новая неделя.
Радио молчание со стороны Аллы Олеговны продолжилось, а моё мнение об её умственных способностях подтвердилось. Сын по сути поставил ей ультиматум: либо следи за языком, фильтруя свой бред, либо ты взаправду недовольна моей семьёй, и тогда мы общаться не будем. И что она делает?
Не пытается восстановить общение. А это можно расценить, как выбор второго варианта.
Мне даже сильно стараться не придётся, чтобы подтолкнуть Вову к такому выводу, заставив разочароваться в матери.
Но, естественно, до такого я бы никогда не опустилась. Это будет низостью, а моё врожденное человеколюбие распространяется и на Вовину маму, поэтому так подлить ей я не готова, но куда важнее для меня состояние её сына. Из Вовы получился хороший муж и отец, я рассчитываю прожить с ним всю жизнь и намеренно причинять ему боль не буду.
Так о чём мы?
Вторая неделя после взрыва.
Алла Олеговна на горизонте не проявилась, но в четверг около полудня мне позвонил её супруг
Он расспросил о самочувствии Алёны, о моих делах, и наших с Вовой планах на вечер, а после о том, не против ли я принять их сегодня вечером в гости.
Конечно, свёкру я не отказала.
Пришёл он не с пустыми руками.
Дверь мы пошли открывать вдвоём с Вовой и увидели, что на левом локте у Вячеслава Викторович рука жены, а на правом висит пакет, и в ладони он держит букет из семи белых роз.
Понятно дело, мужчина взял на себя примирение семьи.
Я могла бы придраться, указав на то, что всю работу на себя взяла не виновница, а её муж. Именно он, поздоровавшись, сказал:
— Мы с Алюсей вас любим, ребята. Алёнка у нас самая лучшая, о такой внучке можно мечтать.
А когда цветы были мне вручены, дочка бабушкой и дедушкой потискана, и мы все устроились за накрытым столом, уже я взяла на себя налаживание мостов.
Аллу Олеговну я бы как-нибудь подколола, но её муж хороший дядька и не должен страдать от дурости жены.
А она продолжала гордо молчать, от горячего отказалась, кивком разрешив ухаживающему за ней Вячеславу Викторовичу положить ей на тарелку только салат, видимо, считая, что сам приход является уступкой и жестом доброй воли.
Вова посадил Алёнку себе на колено и был занят ей. Но я знала, как он умеет справляться с дочерью, и видела, что муж специально имитирует занятость.
Вот мне и пришлось спасать свёкра от того, чтобы он весь ужин вёл беседы сам с собой.
Медленно и с усилием мир был восстановлен.
Худой мир.
Звонил нам только Вячеслав Викторович и приходил с женой по выходным, чтобы забрать Алёнку на двухчасовую прогулку. Со мной и Вовой Алла Олеговна только здоровалась и спрашивала что-нибудь о внучке. Что после приходилось выслушать её мужу неизвестно.
А мне после их ухода доставался ворчливый хмык:
— Видела тихую и послушную маму? Чего сразу нельзя было нормально общаться? Теперь вот с таким лицом пусть ходит.
Так прошёл месяц.
В выходные мы пили со свёкрами чай, угощая закусками и благодаря за выпечку Аллы Олеговны, которую они приносили с собой, и разговаривали об Алёне, даче и наступающей осени.
Пока не пришла пора отправляться в поездку.
На неделю, за которую я рассчитывала повидаться с близкими, договориться о сдаче квартиры, ведь уже девять месяцев там никто не жил, а коммуналка всё равно капала и оплачивалась, и отметить свой тридцать четвёртый день рождения. Конечно, печально, что Вовы не будет, но на новом месте жительства я только его родню пригласить смогу, а у себя с девчонками соберусь, доверив на вечер дочку маме.
А за два дня до отъезда мне позвонила уважаемая свекровь.
— Здравствуй. Вы где?
— Прогулку заканчиваем.
— Тогда я у подъезда подожду, — сказала она и отключилась.
А я ускорилась.
И не для того чтобы не дать свекрови стоять под дверью или успеть до её прихода проверить порядок в квартире.
Мне хотелось узнать, подойдёт она к подъезду, или уже там стоит.
При первом варианте она позвонила перед выходом из дома, а при втором по старой привычке пришла без предупреждения и поздоровалась с закрытой дверью.
И без обвинений в злорадстве, пожалуйста.
Я в декрете в чужом городе, мне нужно как-то развлекаться.
Но хорошей бегуньей я даже в детстве не была. Потом грудь выросла, а теперь впереди ещё и коляска с ребёнком. Неудивительно, что, когда я подошла к дому, женщина стояла у лавочки, поставив на неё большой пакет.
— Здравствуйте, Алла Олеговна. Давно ждёте?
— Здравствуй. Недолго.
И как это понимать? Облом.