Проясним, что сволотой бесчувственной я не являюсь, и мне было горько от смерти женщины, но не так, как остальным Бессоновым.
Меня не было на похоронах, и я не помогала свекрови и подругам Алевтины Викторовны разбирать её вещи и делать остальные нужные дела.
В квартире умершей рук хватало, а похороны я обсудила с Вовой.
— Алёну на кладбище не потащим, ей это не нужно.
— Конечно, — согласился он. — В зале прощаний и на поминках вам делать нечего. Мама сказала, что ресторана тётя не хотела, только еду там закажем.
— Уверен? Я тебе там не нужна буду?
— Я справлюсь, Лен. Мы все были к этому готовы.
— И тётя Аля тоже.
— Она особенно. Не переживай обо мне.
И я его послушала.
Я доверилась словам своего мужчины и не настаивала на своём присутствии на таком малоприятном мероприятии как похороны. Если это значит, что я плохая жена… Что ж, можете обсудить мою чёрствость и эгоизм сами знаете с кем.
Занятия по растяжке помогли мне почувствовать мышцы, и дальше я их продлевать не стала. Зачем тратить деньги и два часа Вовиного выходного, если я уже знаю, что подходит моему телу, и у меня достаточно самодисциплины для ежедневной двадцатиминутной зарядки дома? Особенно если удовольствие от висения на тряпке под потолком в странных позах я получать так и не научилась.
Соответственно, приезжать к своим родителям, пока я на тренировке, муж больше не мог, поэтому наши семейные походы друг к другу в гости возобновились. И я не роптала, потому что мы семья, и старшему поколению нужна была наша поддержка, потому что они потеряли сестру и подругу. А ещё они старые.
Мне подумалось, что когда умирает кто-то из твоего поколения, это должно заставить тебя думать о смерти. Особенно, когда тебе идёт седьмой десяток.
Если отбросить простые истины, что это в принципе не моё дело, и с уходом близких нужно справляться так, как человеку будет легче, а не как это должно происходить в представлении других людей, я имела право рассуждать о степени потери Бессоновых.
Я же с ними взаимодействую, поэтому уход Алевтины Викторовны, и то, как её родные с этим справлялись, наблюдала во всех деталях.
И учитывая, что диагноз был поставлен, а исход очевиден, печальное спокойствие Вовы и его отца было естественной реакцией на смерть человека, который болел и готовился к скорому уходу.
Потеря не мешала им шутить, улыбаться и строить планы. Но стоило нам собраться всем вместе и начать обсуждать что-то, что касается именно нашей отдельной ячейки общества, как Алла Олеговна вспоминала тётю Алю, говоря, как ей теперь одиноко и грустно без подруги.
И это было неуместно.
Моя запись в салон на стрижку, наша прогулка по городу или поездка в мебельный, чтобы присмотреть стеллаж и коробки, куда можно будет складывать многочисленные игрушки Алёнки, не имели отношения к сестре свёкра, но почему-то его жена тут же припоминала, что она в трауре, говоря что-то противное вроде:
— Хорошо молодым развлекаться, а я не могу так быстро забыть о горе в нашей семье. У меня душа болит от того, что мы без Алевтины осиротели.
Тосковать по золовке, что почти сорок лет была верной подругой, моя свекровь имеет право. Но должны же быть какие-то рамки? Можно помянуть один раз за столом, а не заговаривать об этом, прерывая обсуждение обычных житейских моментов.
К тому же у меня был крот.
С Мариной мы продолжили общаться, и от неё я знала, что дружба между её мамой и мамой Вовы стала только крепче, и Алла Олеговна вовсе не проводит всё время, грустно смотря в стену в одиночестве, а созванивается и встречается с Жарковой.
А ещё на этот период выпало двухлетие нашей Алёнушки.
День был воскресным, и к нам приехали мама с дядей Мишей!
Приехали в субботу, уехали в понедельник, проведя две ночи на диване в зале.
И пускай сильно нас не потеснили, но они мои родственники и жили в квартире Вовы. При таком раскладе возникать, что визиты свекрови меня не радуют, потому что помню всё плохое, что она мне наговорила, было нечестным по отношению к мужу. Его родня появляется у нас на пару часов, а не дней.
Хотя, повторюсь, что у меня имелись подозрения, что она снова взялась за манипуляции, не столько горюя, сколько умело играя роль несчастной матери и бабушки, которая оживает, только слыша голос сына и видя внучку.
А когда сваты встретились у нас на праздничном обеде в честь именинницы, Алла Олеговна рассказывала об Алёне так, будто она сама её растит.
От неё только и слышалось: «Мы кушаем то, мы ходим туда, мы умеем так, мы сказали то».
— Мам, у Алёны раз в неделю конференция по видео с бабушкой и дедушкой, они всё знают, — устав слушать пересказ общеизвестных фактов о дочери, остановил её Вова.
— А нам по видео не звонят. Не достойны мы, Слава, такого внимания, — повернулась она к мужу, вынудив всех почувствовать себе неловко.
Ну не тупость ли? Отреагировала на выпад и закрыла тему моя мама.
— Вы эту красавицу в любой день можете увидеть, — чмокнула она в макушку Алёнку, что сидела у неё на коленях. — А мы только по видео отслеживаем, как ребёнок растёт.
Больше выяснений отношений зимой не было. Несмотря на то, что Володя всё так же носил подаренную мною сумку, и что мы со свекровью виделись каждую неделю.
И март был вполне терпимым, а вот в апреле всплыла тема. Самая простая и понятная и одновременно сложная и деликатная.
Тема денег.
НЕ моих денег.
Вопрос наследства
— Надо объявление дать о сдаче квартиры, — сказала за воскресным обедом Алла Олеговна. — Знакомым сдавать нельзя, будут с оплатой тянуть, пользуясь хорошим отношением, нам эти проблемы не нужны.
— Надо объявления распечатать и во дворе расклеить. Думаю, у жильцов найдутся родственники или друзья, которые хотят перебраться к ним поближе, — предположила я.
— Это уже Вове решать, — совсем не тонко показала она, что обращалась не к нам, а персонально к сыну.
— Пожалуйста, займитесь этим за нас, — взял слово Вячеслав Викторович. — Я там без Алевтины находиться не могу, голова кружится. Жаль кого-то туда пускать, после чужих людей, там от неё совсем ничего не останется. За последние пятнадцать лет уговорил только унитаз и линолеум в кухне поменять, да плазму нормальную купил, чтобы сериалы смотрела на большом экране, остальное всё старьё древнее, в этом никто жить не захочет.
— Если цену не завышать, очередь набежит, — не согласилась с ним жена. — Район спокойный, рынок рядом, чего там не жить?
Обстановочка в квартире умершей тётушки и впрямь была так себе. Всё чистенько и техника рабочая, но уж очень скучно и с запахом нафталина, и две стены, одна из которых украшена фотообоями с берёзками, а вторая большим ковром, запах только усиливают. Поэтому со свёкром я была солидарна.
— В таком ремонте согласятся жить только те, кому всё равно на обстановку. Они квартиру загадят, вкладывать своё не захотят, а мебель и сантехнику добьют до того, что для следующих жильцов всё равно потребуется делать ремонт, но уже не косметический, а капитальный.
— Надо сразу капитальный делать, если папа не хочет ходить туда и вспоминать, — предложил Вова. — Ванну и раковину оставить, они у тёти Али до сих пор белые, а плитку поменять нужно. И потолок побелить заодно. Ещё обои бы заменить в комнате.
— Делайте, что хотите, тратьтесь сами, раз всё лучше знаете, — поджала губы Алла Олеговна. — Деньги со сдачи будем откладывать, чтобы внучку выучить. И ей квартира будет, когда замуж соберётся.
— Квартира нашей Алёне? — услышала я главное.
— Наследую я, — ответил свёкор. — Нам квартира не нужна, у нас своя есть и дача. У Али накопления остались, мы на них через год ей памятник хороший поставим рядом с мамой, оградку и скамейку поменяем на новые.
— Алёне тоже квартира эта не нужна, — обменялась я с мужем взглядами. Он тоже воодушевленным от перспективы не выглядел, кивнул на мои слова, соглашаясь, и я продолжила. — Дом старый, из интересного рядом только рынок и поликлиника в одной остановке, а что там будет через двадцать лет непонятно.
— А почему ты решаешь? Мы квартиру не тебе оставляем, а внучке, ты за неё не решай. Она нам спасибо скажет, когда узнает, что мы её выучим и жильём дадим, — сказала мне та, что в принципе не имеет отношения к обсуждаемой собственности, так как наследник брат тёти Али, а не его жена.
И я закрыла рот и больше не сказала ничего по этой теме.
И Вову дёрнула за рукав, останавливая.
А вот когда обед закончился, и мы вернулись домой.
— Помнишь, ты рассказывал, как тебе хотели с покупкой квартиры помочь, но ты понял, что это будет рычаг, и по итогу родители купили дачу? Я загоняюсь на ровном месте, или сейчас твоя мама рассчитывает провернуть что-то похожее уже с Алёной?
— Возможно.
— И что делать?
— Алёнке только два года, а она уже спорит и диктует, какие колготки на неё надевать. К совершеннолетию мы у неё все в кулаке будем, — помог Володя дочери сложить пальчики и потрясти кулачком.
А когда отпустил, Алёна разжала их, посмотрела на пустую ладошки и, подтверждая его прогноз, возмутилась:
— Неть! Где? Папа, дай Алёне!
— У меня ничего нет, тебе бабушка даст.
Ребёнок шутку не оценил, и в итоге Вова потопал с ней в кухню, чтобы вручить в загребущие ручонки коробочку с соком и сушку.
Что бы я не думала о свекрови, возможностью обеспечить дочь квартирой швыряться бы не стала.
Я же не сумасшедшая, и гордыня у меня не перевешивает здравый смысл.
Но выкинуть это из головы не получалось, и опасения, во что может вылиться такое щедрое и благородное предложение от заботливой бабушки, меня не оставляли.
Также было ещё кое-что, что характеризовала меня как не самого душевного человека. Мы с Вовой единственные дети и наследуем то, что есть у наших родителей, раз у них нет никаких любимых племянников и дальних родственников, которые им ближе нас. Так что не будет квартиры тёти Али, Алёна на улице не останется.
Я гоняла эти мысли до четверга, а потом вывалила всё, к чему пришла, мужу.
— Я здесь учиться не остался, Алёна тоже может уехать, а если нет, к тому моменту квартира будет совсем убитой, и в неё надо будет вкладываться, готовя под новых жильцов, — перечислил он основные моменты моих рассуждений. — Говорим родителям, что нам она не нужна?
— Говорим, что своего ребёнка поднимем сами, а они пусть делают так, как хотят.
— Ещё нужно сразу предупредить, что помощь от них принимается безвозмездно, и она в благодарность за деньги не будет решать, где и на кого Алёне учиться, — предвидел ещё одну возможную проблему в будущем он.
— И рассчитывать на эти деньги не будем, дадут — будет подарок и сюрприз, а нет — и ладно, сами не бедствуем. Кто скажет?
— Я с папой объяснюсь. Ты же понимаешь, что мама разозлится, устроит нам скандал, может быть, от расстройства на скорой прокатится.
— Я понимаю, что самой виноватой всё равно буду я.
— Приму удар на себя, скажу, что сам дочь обеспечу, потому что это моё право и обязанность.
— Ладно уж, не подставляйся, это меня не спасёт, — проявила я великодушие.
В пятницу, когда мы принимали Бессоновых старших у себя на ужине, Вова всё же сам поднял так взволновавший меня вопрос, сказав:
— Мы ещё по квартире ничего не делали, не передумали сдавать?
— Вроде нет, — оглянулся на жену Вячеслав Викторович.
— Я о своей дочке позабочусь. Пап, это твоё наследство, ты распоряжайся им так, чтобы тебе было хорошо.
— Вам в ней без Алевтины Викторовны не по себе, памятные вещи из квартиры забрали, так может её лучше совсем продать? — вдруг родилась у меня идея.
— Как продать? Это наш вклад в будущее! Ежемесячный доход, если сдать удачно получится! — чуть ли не подпрыгнула на стуле Алла Олеговна.
— Вклад в чьё будущее?
Честное слово, я не сказала это, чтобы обидеть. Вопрос сам вылетел в качестве уточнения, а не намёка на возраст.
И тут понеслось:
— Слава, ты слышишь? Нас уже хоронят!
— Алюсь, дети не это имеют в виду. Да? — спросил у меня свёкор.
— У вас квартира, машина и дача, зачем вам запасная жилплощадь, в которую для дохода надо сначала вложиться? Не лучше ли её продать и потратить выручку на нужное? Вы с протезами нижних зубов поесть нормально не можете, Алла Олеговна зимой на дублёнки засматривалась. Продадите квартиру, купите себе всё, о чем давно мечтали. Загранники сделаете и к морю слетаете, пока для дачных забот холодно, интерьер дома обновите, — накинула я вариантов, куда им потратить деньги. — А то, что останется, в банк под проценты положить.
— Ещё в частной клинике по врачам пройдётесь, вдруг что-то подлечить надо, — поддержал мою идею Вова.
Отец его остаток ужина был молчалив, но было видно, что задумался, а скуксившаяся мать спросила, не жду ли я её смерти.
Ага, только злобного приведения свекрови мне не хватает.