А ещё через день Вова закинул дочку своим родителям, пока я была у врача, забрал меня из женской консультации, и мы заехали к нотариусу по вопросу дарственной.
— Ты им не рассказал? — спросила, когда мы, закончив дела, поехали к Бессоновым старшим.
— Не рассказывал. Мама была в парикмахерской, а папа не спрашивал, что у нас за дела. Потом узнают.
— Я тебе говорила, что вчера съёмщице звонила?
— Нет. Как она отреагировала?
— Покупать не хочет, копит на свою в новостройке. Я объяснила, что сейчас пока нам не до этого, а месяца через три после родов займёмся продажей, и она должна найти себе другое жильё.
— Расстроилась?
— С пониманием отнеслась, даже убрать всё пообещала, чтобы сразу можно было покупателей водить. Только попросила позвонить, когда рожу, чтобы она начала готовиться.
— Только уберётся или всё вынесет вместе с дверцами от шкафов?
— Зачем ей дверцы?
— Мало ли. Может из мести? За три года могла забыть, что в чужой квартире живёт.
— Стены точно останутся, а остальное пусть новые хозяева покупают.
— Резонно.
— Давай твоей маме расскажем после родов? Сам понимаешь, она меня проклянёт за то, что я у тебя квартиру отжимаю, и лучше это отложить до лучших времён, когда мой организм будет готов бороться со злыми силами.
— Мама не злая сила.
— Ага, злая сила тут я и буду бороться с её добрым заклятием.
— Не наговаривай на неё.
— Хочешь сейчас рассказать Алле Олеговне, что толстая, хитрая и безработная я, которая уже украла у неё сына и вынудила её отдать ключи, — припомнила я былое. — Заставляю тебя брать ипотеку на новую квартиру и уже отжала у тебя эту. Как она это воспримет?
— Ты меня не заставляешь, — поправил Вова. — Мы расскажем, что твою квартиру продаём, чтобы большую взять.
— Ладно, но сам всё объясняй, я нервничать не собираюсь, если меня начнут ругать, я беру Алёнку и иду домой, — предупредила я его.
И знаете что?
Он не сказал!
Свёкры спросили меня о самочувствии, услышали, что у нас всё в порядке, и снова на сохранение меня врач класть не собирается, а больше у них вопросов не было.
Мысленно похихикала, что кое-кто струсил, но ничего не сказала.
У нас были задачи поважнее, чем докладывать о своих делах родителям.
Хотя своей маме я сразу всё рассказала, и с Машей обсудила, какие верёвки из мужа вью.
Так вот о задачах.
Выбор имени!
Это был вечер, мой живот настолько ходил ходуном, что даже одеяло, которым я накрылась, подёргалось, а лежащий рядом Вова гладил меня по плечу, выражая свою поддержку и сочувствие.
— Неспокойно ей, и голос мой не помогает. Надо уже по имени обращаться, чтобы понимала и слушала, что ей говорят, — предложил он.
— Как хочешь обращаться?
— Ласково как-нибудь и мягко. Может, Олюшка?
— Ольга Владимировна?
— Не подходит. Оля ничего, а вот Ольга грубо звучит. Что там ещё есть со звуком «ль»? В имени должна быть эта буква.
— Почему?
— Потому что у Лены и Алёны это есть. Ле, лё, Люда? Нравится?
— Людмила? Сложное имя, кто-то будет говорить Люда, кто-то Люся, кто-то Мила.
— Ульяна. Уля. Как тебе Ульяна Владимировна?
— Мавзолеем попахивает, — честно ответила я. — Ни Оля, ни Люда и ни Уля. Какие ещё варианты? Сразу скажу, в честь родных называть не будем. Никаких Алл и Алевтин.
— Я и не хотел.
— Точно? Они тоже со звуком «л», всё как ты хотел. Не думал, как твоя мама обрадуется маленькой Аллочке?
— Точно нет. Не хочу, чтобы она любила одну внучку больше, а мама бы точно начала выделять свою тёзку. Тогда Алёна будет чувствовать себя неродной, нельзя этого допустить. А ты что предлагаешь?
— У меня идей нет. Можно посмотреть, какие именины в тот день будут.
Так мы и сделали, но нам ничего не понравилось, и решили подождать до родов.
Кстати о них.
У меня не было тренировочных схваток до 39 недели.
Мы ждали, что вторые роды пройдут быстрее и рассчитывали, что и ходить я буду ровно до срока ПДР, поэтому под конец я уже была на взводе, чувствуя усталость от своего положения.
Наверное, это и было моим наказанием за нехорошие мысли о том, что может случиться с мужем, и как делить его квартиру.
Я перехаживала, все волновались, злили меня вопросами о самочувствии, и когда после 41 недели мне предложили лечь в стационар, мы согласились. Кажется, Вова даже обрадовался, что меня не будет дома, а я…
Да я бы уже на всё согласилась, потому что разваливалась на части, не могла ничего сделать, мне хотелось только кричать, как я устала, но приходилось сжимать зубы, чтобы не пугать Алёну. Видит Бог, я любила и люблю эту девчонку, она у нас замечательный ребёнок, но у меня почти не осталось сил, чтобы терпеть её активность и болтовню, а она как назло решила, что мамочка нуждается в её внимании.
Короче, я была готова уже сама себе скальпелем без анестезии сделать аккуратный разрез под животом и вытянуть ребёнка и уже потом отдаться в руки врачей, чтобы заштопали меня, лишь бы поскорее престать быть настолько тяжёлой и беспомощной.
Странно, но переживаний, что что-то может случиться с малышкой или со мной, у меня не было.
Я знала, что мы с ней будем в порядке, и проблема заключалась лишь в том, как меня бесило это подвешенное состояние.
Выписали меня через пять дней. И встречали из роддома с уже названным младенцем.
Дополнительного обсуждения не было, и мнением родственников мы не интересовались.
Через три часа после родов гордый дважды отец по телефону сказал:
— Восьмого апреля именины у Юль. Берём?
— Берём.
На апрель месяц я была тридцатишестилетней мамой двух дочек и хозяйкой двух квартир.
Ай да я, ай да молодец!