Инга
— Повторить, — машу я вяло бармену пустым стаканом, в котором остался только лед, медленно таящий, как моя скорлупа, которую я так старательно наращивала все это время.
Полгода уже прошло.
Полгода.
Я думала, боль притупилась, но нет.
Единственная встреча, и словно кто-то безжалостной рукой провернул нож в ране, заново роняя меня в бездонную черную пропасть.
Напиться бы в дымину, чтобы забыться, пусть бы и в дурных сопливых бестолковых мечтах, чьи осколки острыми краями до сих пор впиваются в сердце в моменты обострений. Они случаются уже не так часто.
Всего лишь каждую ночь.
Да, надраться было бы неплохо, но я не умею. Водка не лезет, а коктейльчиком я либо сейчас доведу себя до соплеразлива в барном туалете, либо рвану куда-нибудь разгонять боль-тоску, после чего наутро мне станет еще поганее, потому что все это дерьмо — жалкое подобие веселья.
Полгода.
Я думала, я научилась справляться. Не обращать внимания на воспоминания о том, о ком не думать не могу.
Даже не знаю, чего во мне больше: обиды, боли, или того чувства, которое я не называю вслух вот уже шесть месяцев. Все покрыто липкой жижей горечи, разъедающей душу, отравляющей меня день за днем.
— Эй ты, — знакомый голос вырывает меня из мерзостных мыслей.
— Чего тебе, придурок? — оглядываюсь я на Рэма.
Еще один ошметок когда-то счастливого прошлого, вдребезги расколоченного и растоптанного в пыль.
Да, мы с Рэмом не из тех, кто станет здороваться друг с другом, у нас свои счеты.
Вот так вот не видеться несколько месяцев и сходу начать гавкаться могут только близкие враги. Близкие, но не главные.
— Собирай манатки и поехали, — мрачно командует он.
— С какой стати мне с тобой куда-то ехать? Отвали.
— Поехали говорю, не усугубляй, — в голосе Рэма неприязнь и досада.
Какого хрена он здесь вообще делает. Сегодня у них вечеринка совсем в другом месте.
— Пошел в жопу, — я не церемонюсь. Вряд ли до Рэма удастся достучаться на другом языке.
Рэм же, психанув, разворачивает меня за плечо так резко, что я чуть не падаю с барного стула.
— Слышь, Принцесска, по-хорошему пока прошу: шевелись. Эти полгода без тебя были супер, откуда ты вылезла, гадюка, из-под какого камня?
«Принцесска» бьет мне по нервам и немного под дых. «Принцессой» я была в другой жизни, которая оборвалась шесть месяцев назад. Игнорируя вопрос Рэма, делаю глоток из бокала, чтобы заглушить воспоминания.
Не было? Что значит не было? Я была. Если можно так назвать мое существование. Это же не жизнь, когда человек остается без сердца и без души.
В какой-то фэнтезятине, которую я читала, пытаясь забыться в сказках, кажется, это называется голем. Пустая оболочка. Глиняный сосуд для ничего, чужой воли.
— Мало того вылезла, нарисовалась, да еще в такой день. Теперь расхлебывай.
— Что? Что я должна расхлебывать еще? — я равнодушно смотрю на Рэма.
— Он выгнал всех и сейчас напивается, — набычившись, информирует меня он.
— И что? Я тоже.
— Не прикидывайся дурой, ему нельзя. Инга, он все разнесет к ебеням и опять пустит под откос.
— Пусть разносит, пусть пускает. Плевать. Я здесь при чем?
То, чем я дорожила, он уже уничтожил, если кому-то прилетит еще, мне все равно.
— При чем здесь ты? Ты уже все забыла, да?
О! Я далека от заблуждения, что стерла его из памяти.
И сегодняшний вечер тому доказательство. Но я надеялась, что исцеление началось. И вот я торчу в ненавистном мною барушнике, полном счастливых и горьких воспоминаний, и пью коктейль, который не пила уже полгода, потому что он напоминает мне о нем, хотя собиралась приятно провести время в кругу новых знакомых, которые у меня наконец-то появились.
Сегодня я еще раз убедилась, что помню каждую черточку его лица, каждый жест, движение брови, походку.
Стыдясь этого и стараясь не подавать вида, я жадно пожирала его глазами, растравляя разом закровоточившие раны.
Лучше б он меня не заметил. Или хотя бы проигнорировал.
Увы, я не заслужила милостей вселенной. Этот паскудный мир снова показал мне свое мерзкое лицо.
Он смотрел на меня как на пустое место. Равнодушно, как на смутно знакомого когда-то в пошлом человека, не оставившего и следа в его жизни.
Я видела, чувствовала, что узнал. И ему было плевать на меня.
— Да ты в конец конченная, что ли? — шипит лучший друг моего проклятья. — Ты какого хера приперлась? Ты пожалеешь!
— Уже, Рэм. Уже пожалела.
Мир в глазах этих парней крутится вокруг них. Раз я куда-то пришла, значит, они — причина. Охренеть позиция. Но я рада, что его все-таки проняло.
Это совесть, наверно, его пожирает, или другие демоны его черной души.
Пусть. Ему полезно. Хотя…
— Поехали, — я сдергиваю куртку с соседнего стула.
Если ему сейчас хреново, я постараюсь это усилить.