Целитель. Приорат Ностромо

Глава 14

Воскресенье, 25 апреля. Позднее утро

Московская область, Малаховка

Гирин с прошлого года подыскивал себе машину «по размеру» — чтобы и ему не тесниться, и Насте с Максом было, где сесть, да еще для палатки места хватило, для раскладных столиков-стуликов и прочего барахла, без которого выезд на природу лучше даже не затевать.

Мечталось о «новой» пятидверной «Ниве» — и внутри просторно, хоть в шляпе садись, и триста «лошадей» скачут в восьми цилиндрах… Однако в автомагазинах лишь руками разводили — дефицит, однако! А без очереди можно было только «Вольво-комби» купить, «Москвич-440», «Шкоду-Октавиа» или «Волгу» ГАЗ-27.

Иван выбрал «Волгу», молочно-белый «универсал» с еле заметным, но приятным кремовым оттенком.

И вот настал великий день — первый день отпуска! «Свердловск» почивал на рейде Севастополя под домовитым приглядом старпома, а Гирины уселись в новенькое авто, и сказали: «Поехали!»

В Москву! В Москву! В Москву!

Хотя в столицу так и не попали — мужественный капраз, которому оказывали почтение вожди воинственных туарегов, побоялся большого движения на московских улицах. Со штурвалом он бы справился, а вот с баранкой…

А ведь, еще подъезжая, капитан 1-го ранга вырядился в черный мундир со всеми онерами и причиндалами — хотел покончить с кое-какими формальностями в Минобороны. Но малодушно отложил визит на завтра. «Маньяна…»

И «Волга», прошуршав по МКАД, свернула к Малаховке.

Гирин, не отрываясь от руля, покосился на жену. Настя, стоило ей завидеть дом брата, напряглась немного, но не отвернулась, не отвела глаза, как бывало раньше, а храбро посмотрела на то самое место, где когда-то убили ее отца.

Она как-то признавалась, что была «папиной дочкой», да и сама очень любила папу. И потеря давила на нее до сих пор — боль истончилась, но не пропала вовсе, держа за душу черной нитью.

Настя изредка вспоминала об отце, грустила немного, но все же обычная жизнь заполняла ее дни, отвлекая от горестных дум. Только в прошлом году она сильно расстроилась, как раз из-за того, что забыла о папином дне рождения…

Женщина перехватила взгляд «водилы» и мягко улыбнулась:

— Всё нормально.

— Ого! — воскликнул Максим, подскакивая на заднем сиденье. — Пап, смотри, машин сколько!

Действительно, на обширном дворе Мишиной «дачи» поместились четыре или пять легковушек, не считая зеленого Ритиного «москвичонка», выглядывавшего из раскрытых ворот гаража.

— Понаехали! — фыркнул Иван, и притормозил у красивой кованой ограды. — Чинно-благородно…

— Это Миша выставил, — похвасталась Настя, — а старый забор спалил в бане!

Капраз кивнул, глуша мотор.

«Видать, та дощатая ограда и ему память бередила», — подумал он.

— О-о! Крымчане пожаловали! — разнесся веселый голос Риты, вышедшей на крыльцо. — Привет, Настёна!

— Привет! — завопила Настя, срываясь с места.

Давние подруги, ставшие родственницами по велению благосклонной судьбы, обнялись с разбегу и закружились, смеясь и щебеча.

Иван, как и ранее, ощутил легкую оторопь при встрече с Маргаритой. Эта женщина редкой и дерзкой красоты не только будила в нем древние инстинкты, но и вызывала упоительный восторг, сродный смятённости.

Если долго смотреть на Риту, то в какой-то момент приходило пугающее понимание — ты ступаешь по краю бездны. Притягательной и влекущей бездны! Жадно разглядываешь прелестное Ритино лицо, гибкую женственную фигуру, словно отыскивая изъян, а убеждаешься в совершенстве — и голову кружит эмоциональный штопор…

Даром, что ли, кубрики и каюты на «Свердловске» увешаны постерами с великолепной Литой Сегаль!

На крыльцо шагнула Наташа Ивернева, одетая в обтягивающую тонкую блузку с открытыми плечами и застиранные джинсы — женщина в полном расцвете красы, с вызывающим сознанием особенной силы своего тела. Выпуклый гладкий лоб, тонкие косые брови и безбрежно синие, лукавые глаза гармонировали со смешливым очерком полного крупного рта.

Красавица спускалась к Гирину по ступеням, дразняще покачивая бедрами. Былые раздумья моряка всколыхнулись, но не погрузились в тайные глубины вожделения, а сменили русло ассоциаций — капразу пришла на ум любимая книга, недавно выпущенная без купюр, но с прежними шикарными иллюстрациями Шалито и Бойко. «Час Быка».

Вот какой фильм стоило бы поставить!

Только не упрощать, не сводить к убогому «экшену» со звездолетами и потасовками, а передать всю глубину мысли и высоту духа, ефремовские мудрость и печаль!

Гирин даже остановился у решетчатых ворот, завороженный не свойственной ему идеей.

«А почему бы и нет? Снять эпичную кинокартину часа на четыре, вроде „Видео Иисуса“… Только не для проката! Да-да-да! — вдохновился он. — Снять — и показать… Школьникам! Старшеклассникам, студентам… Пусть смотрят — и думают. А что? Разве плохо? Ведь вот она — Рита! Воплощенная Фай Родис! Или Инна… — Иван засмотрелся на Инну, дразнившую рдеющего Макса. — Вылитая Чеди Даан! А Наташа тогда… Олла Дез? Не-не-не! Эвиза Танет!»

— О чем задумался, детина? — улыбнулась Талия, милостиво подставляя щечку.

— О будущем советского кино, — отзеркалил ее улыбку капраз, и храбро чмокнул, чуя холодок услады. — У вас сегодня день приемов?

— Вроде того! — рассмеялась Ивернева. — Сначала Васёнок нагрянул с Мариной-Сильвой… Слышишь? Это Наталишка деда ищет… — на красивое лицо пала тень. — Миша уехал с самого утра, пытается остановить опасный эксперимент… — пересилив себя, Наташа нацепила голливудскую улыбку. — Ага… А потом Лидия Васильевна пожаловала с Филиппом Георгиевичем… Вопли — это Лея, а Наталишка сегодня в сильном расстройстве, даже свою акустику не включает…

Гирин прислушался.

— И Ромуальдыч здесь? — приятно удивился он. — Или это не его голос?

— Его, его! — темная синева Наташиных глаз просветлела. — И Ромуальдыч не один! — оглянувшись, Талия громко зашептала: — С невестой!

— Вот это я понимаю! — У Ивана скачком поднялось настроение. — А то, как схоронил Марту, так и увял. Настя всё беспокоилась, в Ялту к нему наезжала…

— Вань! — тихонько засмеялась Ивернева. — Если ты решил, что избранница Арсения Ромуальдыча — пожилая и грузная матрона, вроде фрекен Бок, то ты ошибаешься! Это девчонка, откуда-то из Полинезии! Хорошенькая, такая, смугляночка! Ей двадцать восемь… Будет!

— Правильно! — впечатленно рубанул Гирин. — Вот это правильно!

Наташа сделала большие глаза, но капраз не уловил сигнал, пока за спиной не послышался знакомый басок:

— Етта… Привет, Иван, — Вайткус крепко пожал руку командиру корабля, и сокрушенно завздыхал: — Сам не знаю, правильно или неправильно… К-хм! Просто… Тоска такая — и вдруг Маруата! Помнишь наш поход на «Бризе»?

— Еще бы! — с чувством вытолкнул капраз.

— Ну, вот… Похожий рейс был. К-хм… Возвращаемся обратно, заходим на заправку в Табитеуэа, а Маруата уже ждет! Я бы, может, и промолчал, так ведь она ничего не просит, не берет — ни денег, ни подарков! Ну и… «Хочешь, говорю, будем вместе?» Она в слезы… Висит у меня на шее, целует, плачет — и смеется… А мне… Не знаю. С ней хорошо, конечно, но… Сколько мне, там, осталось? Ведь Маруата мне во внучки годится!

— Ромуальдыч, — серьезно сказал Гирин, — она годится тебе в жены! А сколько вам осталось — неважно.

— О! — подняла палец Наташа. — Вам! А то — мне, мне…

Заслышав знакомое урчание мотора, Иван обернулся. По улочке скользнула черная «Волга», изрядно запыленная, отчего ее радикальный цвет больше напоминал «гризайль». С места водителя выбрался мрачный Гарин, но дверцей хлопать, вымещая досаду на машине, не стал — замок аккуратно клацнул.

Завидев «понаехавших», Михаил смягчился.

— Мишенька! — радостно взвизгнула Настя, бросаясь к брату.

Хохоча, Гарин закружил сестренку, по-девчоночьи болтавшую ногами. Тут и Лидия Васильевна выбежала, и Марина-Сильва, а затем Миша подхватил на руки счастливо смеющуюся Наталишку — девочка облапила любимого деда, прижалась, и хорошенькая мордулька выразила полное довольство жизнью.

Не отпуская внучку, Гарин приблизился к Ивану, и крепко пожал ему руку.

— Ромуальдыч, твоя Маруата сияет на тебе, как на мне — Наталишка! — натужно пошутил он.

— Етта… — хмыкнул Вайткус, зарумянившись. — Дед Мороз со Снегурочкой…

— Ну, это еще разобраться надо, была ли Снегурка внучкой! Увел, небось, старый хрыч красну девицу!

Ромуальдыч довольно ухмыльнулся, и посерьезнел, заметив, что в глазах Мишиных — ни кванта веселья.

— Етто из-за Панкова? — позондировал он почву.

— Ну да! — Гарин кисло поморщился. — Я звонил ему, писал на электронку… Бесполезно! — вспомнив, что Иван не в курсе, он объяснил в двух словах: — Панков — это ВРИО директора моего института, и ему приспичило транспозитировать… э-э… переместить зонд в дзета-пространство! Я подсмотрел его план… Сегодня, уже сегодня, он собрался запустить в «Дзету» обычный наш, стандартный образец — отливку из бронзы. Просто, чтобы протестировать системы. А назавтра в графике — транспозитация зонда! А в дзета-пространстве иные константы! И там вообще нет аналога Земли, а Солнце — «черный карлик», излучающий в инфракрасном диапазоне! Ну, куда там зонд запускать? В космическую пустоту? Я этому придурку уже не говорю — ору по радику: «Тебе же из-за разгерметизации всю установку искорежит! Заработаете эмфизему легких! Баротравматическую! Разрыв барабанных перепонок и газовую эмболию! Сдохнете же, идиоты!» Да и черт бы с ними, так ведь… — Наталишка ласково ухватила деда за щеки, и притянула, чтобы страстно поцеловать. И снова уложила голову на широкое мужское плечо. Миша погладил девочку по спинке, и вздохнул. — Больше всего я боюсь воздействия иных физических законов. Черт его знает, как оно произойдет… Может, и не будет ничего… Или оба мира возьмет, да и замкнет? И станут «Альфа» с «Бетой» бесструктурными, а потом — тыдыщ! –аннигилируют! Ничего, так, перспективка?

— Как говорит мой старпом, — свел брови капраз, — «бесперспективняк»…

— Мигел! — нежным голосочком воззвала Наталишка. — У тебя радик звонит!

— И правда…

Михаил передал внучку подскочившей Насте, и вытащил свой изрядно потертый «ВЭФ».

— Да-а?

Радиофон был включен на громкую связь, и до Гирина донесся приятный женский голос:

— Привет, Миша! Нам удалось! Пока все были в актовом зале — Аркашка речь толкал на торжественном собрании — Векшин пристроил видеокамеру! Прямо напротив дзета-ретранслятора! Я скинула тебе ссылку — подключайся и смотри… Как ты говорил? Он-лайн!

— Мариночка! — восторженно взвыл Гарин. — Прелесть моя! Вот, что бы я без тебя делал!

В радиофоне заплескал ответный смех, а Михаил уже несся к дому. Иван припустил следом — не каждый день от гибели спасают Вселенную…

Гарина он обнаружил в кабинете, торопливо клацавшим по клавиатуре и возившим «мышкой».

— Гляди! — напряженным голосом сказал Миша, явно догадываясь о присутствии капитана 1-го ранга.

На экране монитора высветилось обширное помещение лаборатории, до того забитое оборудованием, что стало тесным.

— Вот эта бандура… Видишь? С отражателями, вязками кабелей… Это и есть дзета-ретранслятор, — комментировал Гарин, шаря глазами по дисплею. — Мы-то его сделали покомпактней… Ну, там, в ГДР. А квадратный люк… Вон, посередине, который, с отдельным импульсатором на крышке! За ним — камера транспозитации… — он добавил громкости, но микрофон донес лишь усиленное шуршание вентиляции, да вибрирующий гул энергонакопителей. — Не пришли еще…

Вслушавшись, Иван разобрал звук торопливых шагов.

— Идут, кажется… — молвил он неуверенно.

— Ага…

В лабораторию стремительно ворвался некто растрепанный, бородатый и усатый, в не застегнутом белом халате. Вся его растительность давно требовала ухода, но не до того — нервная поступь выдавала хрестоматийного ученого-безумца, рассеянного чудака, чей извращенный ум готов был устроить людям глобальную пакость.

— Это Панков! — сказал Михаил, почему-то шепотом.

Гирин кивнул, чувствуя себя, как в засаде.

— Что значит — нет⁈ — вскричал Панков с экрана, не пряча раздражения. — Куда они делись? Три образца лежали, я помню — по пять, по восемь, по двенадцать кило! Кому нужна бронза?

— Ну, здрасте! — насмешливо фыркнул ассистент, вкатившийся следом, лысый, румяный и толстый. — Кому нужна, главное! Да в любой гаражный кооператив зайди, мужики за бронзу полцарства отдадут! Из нее же втулки для «Жигулей» вытачивают… Я даже знаю, кто бруски слямзил! Кузьмич, шофер институтский! Видать, когда со всеми вместе уволился, скоммуниздил по старой памяти…

— О-о-о! — зарычал Аркадий, стискивая кулаки. Резко развернувшись к толстяку, он ткнул ему в грудь мосластый палец. — Немедленно! Сейчас же! Найди мне хоть что-нибудь металлическое взамен стандартных образцов! Чем плотнее, тем лучше!

Ассистент будто и не заметил грубости. Задумчиво потеребив аккуратную «шкиперскую» бородку, он размышлял вслух:

— Гирю из спортзала?.. Да ну, такую железяку, через весь институт… О! В гараже, тут рядом, сдохший аккумулятор валяется, от «Жигулей»! Пойдет?

— Свинец? — оживился Панков. — Оч-чень хорошо! Тащи!

— Только не это! — выдохнул Гарин, и застонал: — Ну я же говорил, писал этому идиоту! Свинец в «Дзете», как у нас флеровий — период полураспада меньше двух секунд. И это у самого стабильного изотопа!

— Рванет? — тяжело обронил Иван, переводя физические премудрости на понятный язык армейщины.

— Как «грязная бомба» мощностью… где-то в дюжину фугасок! — вскочив, Миша выцепил радиофон и наклацал номер. Обождал несколько секунд, кусая губы. — Ч-черт! Не отвечает!

— Марине звонил?

— Ну! И там же еще жених Лизкин… Ч-черт! — сорвавшись с места, Гарин бросился вон.

Капраз догнал его во дворе.

— Ты в институт? — крикнул он, ссыпаясь со ступенек.

— Да!

— Я с тобой! — Иван на бегу успокоительно улыбнулся Насте.

— Это опасно!

Зря Миша выпалил про угрозу… Он сразу же язык прикусил, да поздно — Васёнок брови нахмурил, подтянулся… А Ромуальдыч, обнимавший льнувшую к нему знойную креолку, ласково пожал девичьи плечи — и зашагал к Гарину, переминавшемуся с несчастным видом опоздавшего навсегда.

— Это, правда, очень опасно… — пробормотал хозяин дома вполголоса, чтобы женщины не услышали.

— Етта… — заворчал Вайткус. — Прорвемся!

Виновато вздохнув, Миша скользнул за руль, Иван притулился рядом, на переднем сиденье, а Ромуальдыч с Васёнком устроились на заднем.

Под капотом гаринской «Волги» прятался мощный мотор от «Чайки» — он хищно взревел, и понес машину, разгоняя с дрифтом…

…«Три грации» молча стояли у ворот. Настя жалась между Инной и Ритой; Марина-Сильва, с Наталишкой на руках, плечом касалась Талии, положившей ладони на плечи Лее. Семеня, приблизились Лидия Васильевна и Маруата — обеих, похоже, связала неведомая «химия».

Женщины молчали, и мрачный Старос, спустившись с крыльца, заявил с вызовом:

— Я за ними!

— Не пущу! — грозно сказала «баба Лида», и «деда Филя» сник.

— Вс-со бу-удет хо-ро-со… — промолвила Маруата, робко погладив Филиппа Георгиевича по рукаву.

— … И даже лучше! — строго вытолкнула Лея.

Тот же день, чуть раньше

Щелково-40, проспект Козырева

«Росита» металась по кабинету, как пантера в клетке. Векшин, сумрачно следя за нею, пробурчал:

— Успокойся, Марин! Я тебя прекрасно понимаю. Сам, бывало, хотел настучать начальнику по организму! Но арестовать Панкова…

Ершова резко остановилась, нервно барабаня пальцами по столешнице.

— Это единственный способ, Гена! — вырвалось у нее. — Не прекратить эксперимент, так хотя бы остановить!

— Да понимаю я! — поморщился опер. — Но Аркашка — твое непосредственное руководство! Да я… Хоть сейчас — решать и вязать! Но на каких основаниях?

Телефон на столе звякнул, словно включаясь в разговор, и деловито затрезвонил. Марина живо подхватила трубку.

— Алло?

— Здравствуй, Мариночка! Это такая фон Ливен тебя беспокоит…

— Здравствуйте, ваше сиятельство! — через силу улыбнулась Ершова.

— Слушай меня внимательно, Мариночка, — в голосе княгини лязгнул металл. — По всей видимости, ваш Панков не тот, за кого себя выдает! Подробности — не по телефону. Этого Аркадия Ильича нужно арестовать! Сегодня вечером или завтра утром… Официальные бумаги готовятся.

— Сегодня! Сейчас! — выдохнула «Росита», и затараторила: — Панков затеял очень опасный эксперимент! Миша Гарин звонил мне, он пробовал достучаться до верхов, но Машеров в больнице, а Романов… Миша ругался, говорил, что до Сталина легче было дозвониться!

— Тогда действуйте, Марина! — жестко сказала фон Ливен. — Разрешаю применить табельное!

— Есть! — бросив трубку, Марина резко обернулась к Геннадию. — Слышал?

— Задержим на законных основаниях! — ухмыльнулся Векшин.

— Пошли!

Спустившись на первый этаж, начохр и ее зам энергично зашагали по плохо освещенному коридору. Время истекало, атмосфера накалялась, волнение пульсировало с частотой сердечного биенья…

Ближе к лаборатории Марина ощутила угрозу почти физически, стоило ей глянуть на крутоплечие фигуры, что мялись у стальных дверей, засвеченные солнцем из единственного окна. Их было четверо — дембелей ВДВ, принятых на ставки «младших научных сотрудников».

— Стопэ! — развязно ухмыльнулся самый огромный «м. н.с.», широкий, как шкаф. — Посторонним вход воспрещен!

Тут тяжелая дверь влажно клацнула, и повернулась на пудовых петлях. Высокий комингс переступил Панков.

— О, Марина Теодоровна пожаловали! — масляно улыбнулся он. — Что ж вы такая недоверчивая? М-м? Следите за мной, подслушиваете, подглядываете… Нехорошо!

— Вы задержаны, гражданин Панков, — холодно молвила Ершова. — Пройдемте. Но сначала прекратите подготовку к эксперименту. Немедленно!

В глазах ВРИО директора мелькнул опасный блеск, и он покачал головой.

— Э, нет, девочки и мальчики… — в его голосе пробились дребезжащие нотки. — Сначала я завершу то, что начал, к чему шел! А уж где-где, но в Кремле быстро оценят то, что я преподнесу на блюдечке с голубой каемочкой — простой и легкий доступ в миры Сопределья! Хоть в «Бету», хоть в «Дзету»!

— Идиот! — яростно вырвалось у Марины. — Да ты «Альфе» конец света устроишь!

Саданув локтем ближнего «научного сотрудника», она будто подала сигнал Векшину — тот выхватил табельный ПМ. Но применить оружие не удалось — десантников готовили на «хорошо» и «отлично». Начохра с опером скрутили.

— С-сволочи! — стонуще вырвалось у Марины.

Панков с любопытством заглянул в ее глаза, пылавшие черным огнем ярости.

— Оставьте вы в покое всю эту апокалиптическую дребедень! — презрительно выговорил он, зло дергая губами. — Гарин, небось, наплел? Я лучше разбираюсь в физике дискретного пространства, чем этот выскочка-прелюбодей! И знаю о «Дзете» всё, что нужно знать! Ясно? — повернувшись к дембелям, он усмехнулся: — Парни, благодарю за службу! Этих отведите и заприте… Да хоть в ее же кабинете. Только обыщите всё, чтоб ни оружия, ни телефонов! И свяжите этих… пионеров-героев!

— Есть! — рявкнули «мэ-нэ-эсы», и поволокли начохра с опером.

На первых шагах Марина по-детски упиралась, пока усилием воли не велела себе успокоить нервы — чего позориться зря?

А по коридору гулко разнесся голос Панкова, подрагивавший от сдерживаемого торжества:

— И помните, това-арищ Ершова! Победителя не судят!

— Победа будет за нами! — выдавила «Росита», но ВРИО директора ее не услышал.

Десантура втолкнула «пленных» в кабинет, и надежно связала им руки и ноги, усадив на коврик у стенки.

— Сидеть и не рыпаться! — прогудел шкафообразный старшак, небрежно роясь в открытом сейфе. — Шмонаем!

— Есть! — браво откликнулся молоденький лобастый крепыш.

Марина следила за ним, губы сжимая в нитку. Двое «мэ-нэ-эсов» швыряли на пол документацию, вываливали все из ящиков стола — короче, гадили. А вот крепыш именно обыскивал…

«Росита» напряглась: молодой обнаружил-таки запасной радиофон! И… жестом фокусника сунул его между папок.

— Чисто! — бойко доложил он.

— Уходим! — скомандовал старшой, первым покидая кабинет.

— Есть!

Перешагивая вытянутые ноги Векшина, крепыш «нечаянно» уронил канцелярский ножик, и опер словил его, зажимая между коленей. Лязгнула металлическая дверь, со скрежетом провернулся ключ, затихли удаляющиеся шаги.

Геннадий заерзал по ковру, пока руками, связанными за спиной, не ухватился за нож, не защелкал им, вытягивая острое лезвие.

— Марина!

Женщина, отталкиваясь ногами и елозя попой, придвинулась, на ощупь подставляя давящие веревки.

— Осторожно… Порежу…

— Режь!

Путы не сразу, но поддались. Марина, освободив руки, мигом завладела орудием труда, полоснув по узлу на ногах. Пять ударов сердца — и Векшин уже растирал запястья. А начохр сразу кинулась к радику. Нет, ей не показалось — крепыш сознательно оставил им связь!

— Не всё прогнило в здешнем королевстве! — ухмыльнулся опер.

Бегло улыбнувшись, «Росита» набрала Мишин номер.

— Алло! Алло! Миша? Это я! Панков нас…

Геннадий пригнул голову, чтобы слышать получше.

— Маринка! — в голосе Гарина узнавалось громадное облегчение, но и напряг позванивал. — Бегите! Сможете?

— Да! — выдохнул Векшин.

— Хватайте, угоняйте машину — и дуйте оттуда! Вы в самом эпицентре! Я скоро!

— Дуем! — вытолкнула Марина без тени улыбки.

Сунув «Теслу» в карман, она бросилась к окну.

— Третий… этаж! — запыхтела она, отворяя раму.

— Ну-ка… — опер подвинул начохра, и перевесился за окно. — Пустяки! — сипло доложил он. — Тут до пожарной лестницы один шажок… Зря я, что ли, паркуром интересовался?

Запрыгнув на подоконник, Векшин ступил на карниз шириной в полкирпича, оттолкнулся… Крик угас на Марининых губах — опер, кряхтя и постанывая от натуги, цеплялся за облупленные перекладины.

— Руку! — сдавленно обронил он. Укрепившись ногами на гудящей лестнице, держась за нее одной рукой, другую он протягивал «Росите».

Задохнувшись холодом высоты, женщина вылезла в окно — и шагнула, отчаянно цепляясь за крепкую мужскую длань. Слабость и нервическая дрожь запоздали, охватив Марину уже на земле.

— Ходу! — вырвалось у Векшина. — Там мой «уазик»!

Перебежать до угла, свернуть… Замурзанный, болотного цвета «козлик» скромно жался в сторонке от сверкавших лаком «Волг», «Вартбургов» и «Лад».

Мотор завелся с полоборота — и начохр с опером покинули обреченный НИИВ.

Там же, позже

Пост охраны на въезде в Щелково-40 я миновал, почти не снижая скорости. Сначала хотел дать газу — и снести шлагбаум, но передумал, ведь рядом сидел капитан 1-го ранга в парадном мундире.

И я со всей дури засигналил. Очумелая охрана забегала, мигом подняла полосатый брус, да еще и во фрунт тянулась, козыряя блеску погон…

— Етта… — хохотнул Вайткус. — Здорово ты их построил!

— Ивану спасибо, — улыбнулся я мельком, выезжая по асфальтированной дуге к проспекту Козырева.

— А-а! — смущенно поморщился капраз. — Хотел главкому представиться при полном параде, он это любит, да забоялся! Такое движение в Москве… А я права только на прошлой неделе получил! Опыта — йок!

— Но пригодилось же! — обронил я, поглядывая на дорогу.

По сравнению со столицей, в «сороковнике» царила размеренная провинциальная неспешность. Проспект почти пустовал, лишь вдалеке, у кинотеатра «Тахион», желтел коробчатый автобус, то ли «ЛиАЗ», то ли «Икарус».

— Етта… — заворчал Ромуальдыч. — Миш, а куда мы так несемся? Ежели шарахнет…

Я мотнул головой.

— Если шарахнет в «Дзете», то по нам ударит как бы джет — радиоактивный поток и вспышка… Ну, что-то вроде направленного ядерного взрыва! От института, думаю, вообще ничего не останется… Так только, круг остеклованного шлака, метров сто в поперечнике, вот и вся зона полного поражения…

— Едут! — неожиданно воскликнул Васёнок. — Это они!

Теперь и я заметил зеленый «уазик» — машинка неслась нам навстречу, обогнав давешний автобус, как стоячий.

Я замигал фарами, сбавляя скорость, и съехал на обочину.

«Точно они!»

Хрустя гравием и пыля, рядом притормозил «УАЗ». Пока улыбчивый Векшин вылезал из-за руля, Марина выскочила и бросилась ко мне — я схватил женщину в охапку.

— Миша… Мишенька… — лепетала она, и наконец-то дала волю слезам.

А я прижимал «Роситу» к себе, да перебирал картинки из прошлого. Нас так много связывало, но так и не связало до конца, как меня и Риту. А ведь если бы тогда, в Одессе, Маринка думала не о том, что я на семь лет младше ее… Да что об этом говорить!

Жизнь сложилась так, как она сложилась. Не во всем отвечая былым мечтаниям, но я доволен.

«Житие мое…»

Мысль еще порхала между нейронами, когда ноги уловили содрогание земли. Я замер.

Отсюда, с небольшого пригорка, я видел высотки впереди, парк, частный сектор вразброс — симпатичные коттеджи по Колмогорова, по Канторовича, по Александрова…

А в крайней точке, куда сходились два ряда многоэтажной застройки, куда утягивалась широкая лента проспекта, глыбился НИИ Времени. И было жутко видеть, как институтские корпуса распухали ярко-фиолетовым огнем, бледным отблеском адского пламени распада.

— Глаза! — каркнул я, прижимая к себе Маринкину голову, и лбом упираясь в ее плечо.

Наверное, бетон, стекло и сталь Института Времени на мгновенье заслонили безудержную реакцию деления, уберегая сетчатку. Я изготовился упасть под близкий раскидистый дуб, роняя с собой Маринку, но ударная волна не накатила.

«Дзета» уготовила нам катаклизм пострашнее. Мурашки забегали у меня по спине, стоило увидеть, как уцелевшие или рушившиеся корпуса НИИВ складываются вовнутрь, нещадно пыля, но и пыль, и стены — всё валилось в прорву!

Непередаваемо низкий рев, пугающий хтонический зык сотрясал землю, а в воздухе уже закручивался черный клубящийся вихрь — ёкающий организм всей кожей ощутил мощнейшую тягу.

«Вот они, иные физические константы!» — задыхаясь от ужаса, подумал я.

Панкову удалось «проколоть» аж четыре межпространственных барьера — и всё сразу вышло из-под контроля! Свинцовый аккумулятор за долю миллисекунды превратился в сияющее облако радиоактивной плазмы. А по ту сторону — межзвездный вакуум! Земной воздух мгновенно втянуло в «прокол» — там он ионизировался, и мощный поток ионов «сцементировал» электромагнитное поле, как стинт в кровеносном сосуде! «Прокол» в «Дзету» должен был моментально схлопнуться, а он только ширится…

— Уходим! — закричал я. — Не то засосет! Маринка!

— Я с тобой! — сгибаясь под тугим ветром, «Росита» шагнула к «Волге».

Гирин молча кивнул, и помог женщине сесть на переднее сиденье.

— Я в «уазик»! — мотнул он головой, и до меня лишь сейчас стало доходить, что Иван без фуражки. Унесло.

Ветер свистел, набирая силу. Вдоль проспекта струилась пыль, мусор, листья… Кувыркаясь и хлопая, пролетела большая картонная коробка.

— Газу!

Еле отворив дверцу под шквалистым напором, я плюхнулся за руль. Марина улыбнулась, смущенно и вымученно.

— Всё будет хорошо! — упрямо вытолкнул я.

«Волга» тронулась, и покатила прочь. Впереди пылила дорога. Деревья в парке, еще толком не зазеленев, гнулись и трещали — прелые листья, словно ожив, выметались роями причудливых насекомых; падали сухие ломкие ветки. А в зеркальце заднего вида лучше не смотреть…

Института Времени больше не существовало — «провал в инферно» выел даже фундамент. Судя по темному «хоботу» воронки, что бешено вращался, пожирая здания вокруг НИИВ, диаметр провала измерялся десятками метров!

Грузные бетонные блоки сыпались, как детские кубики. В воздухе реяли мусорные баки; чудовищная сила волочила по асфальту киоски и автомобили, поднимая их в воздух и мгновенно утягивая в черную пасть «Дзеты». Вот «газон» с желтой молочной цистерной стал на передок, опрокинулся, его снова подняло — и зашвырнуло в исполинский смерч.

Высотки шатались, будто их трясло под девять баллов, сверкающим градом сыпались стекла окон, рамы, двери… Вот и стены не выдержали — дом в восемнадцать этажей тяжко обвалился.

С коттеджей срывало крыши, разбирало по бревнышку, по кирпичику… Вот, крутясь нелепым веником, в прорву канула вырванная с корнем береза…

«Волга» пошла юзом, и я вцепился в руль.

— Нас тащит! — закричала Марина.

— Миша! — гаркнул Вайткус. — С дороги! Шины скользят!

Я резко свернул на обочину. По гравию нас проволокло, но тут колеса вцепились в рыхлый бугристый грунт, и «Волга» медленно, сопротивляясь ураганному потоку воздуха, съехала в лесопарк.

Страшно было глянуть в зеркальце — вдруг «уазик» катится по асфальту, переворачиваясь и раздирая тент⁈ Но нет — брезентовый верх с «козлика» действительно сорвало, но внедорожник упрямо полз против ветра, швыряясь комьями земли.

Деревья гнулись и трещали, поддаваясь, но стволики тонкие… Молодая поросль нам не страшна, а вот великанские сосны, согнутые в дугу, лучше объезжать… Но не ставить машину против ветра! Опрокинет…

Я глянул в зеркальце — воздух со страшной силой втягивался в «прокол». Жадный монстр, разбуженный идиотом, высасывал атмосферу Земли…

Апокалипсис и Рагнарёк в одном флаконе.

Черная воронка, размытая от частящих оборотов, вздымалась всё выше, пронизанная молниями, смахивая на вулканическую тучу. Вот завились оборванные провода ЛЭП… Скрутилась сама опора…

— Етта… — сквозь воющий грохот я еле разобрал слова Вайткуса. — Надо помочь эвакуировать! Милиции, пожарным, военным! Детей вывезти… Миша!

— Надо! — крикнул я, не оборачиваясь, и переключился на пониженную передачу. Глухо ворча, машина выползла на дорогу, на мелко трясущийся асфальт, мимо верстового столбика с трепетавшей синей табличкой. Скоро и этот километр уйдет за радиус ширящейся зоны полного разрушения…

А пока, повизгивая шинами, «Волга» тянула мимо — и дальше.