Цель обманывает средства

Глава 1 СКУКА — ЭТО ТАК ИНТЕРЕСНО…

Из протокола допроса Варфоломея Кондового

— Каким образом в ваши руки попал этот корабль?

— На нем до меня контрабандисты летали, так я пока их прижимал, свой кораблик изрядно повредил. Ну, мне и предложили в полиции обмен. Я согласился. А что? Дело стоящее.

— Но вы ведь понимаете, что этот корабль был построен не людьми?

— Конечно.

— И вас это не смущает?

— Нет. А должно?

Из протокола допроса Дарьи Филатовой

— …род занятий — проституция. Пока все верно?

— Нет.

— Нет? В таком случае поправьте меня.

— Если я не потеряла счет времени — а, по идее, не должна бы, — то моя лицензия аннулирована четыре дня назад, и, стало быть, я больше не проститутка. По крайней мере я подавала заявку в полицейское управление Верховья, а такие вопросы у нас решаются… то есть решались… автоматически.

— Тем не менее, сударыня, ваша лицензия по-прежнему в силе.

— Что, одновременно с контрактом «Спутников»? Вот ведь старый мерзавец…

— Кого вы имеете в виду?

— Шефа полиции Верховья, разумеется. Впрочем, о мертвых или хорошо, или никак, так что я, пожалуй, не буду развивать эту тему.

Из записи частной беседы

— Ну вот что тебе в госпитале не лежалось, а, Дима? Поперся приключений на задницу искать…

— Если бы я лежал в госпитале, там бы меня и прикончили.

— Ну, это еще далеко не факт.

— Факт, не факт… Сколько народу с Волги выбралось? Помимо тех, кого мы вытащили? Ото ж. И вот еще что… вы ребят моих особенно не прессуйте. Они с Вольных Миров, ни Империи, ни Службе ничем не навредили и, уж конечно, ничем не обязаны, а сделали много.

— Зато тебе они обязаны в полный рост.

— Как и я — им. Так что полегче на поворотах, Серега, это мои люди, а ты меня знаешь.

Одно удовольствие — лететь домой порожняком. Конечно, с финансовой точки зрения отсутствие груза на обратный перелет не слишком радует. Зато, если правильно просчитать точку выхода, можно всласть покуролесить в пространстве: топлива с избытком, за сохранность содержимого трюмов можно не беспокоиться по причине полного отсутствия упомянутого содержимого… Красота!

Да и вообще дома хорошо. Хоть и называют Закат безумной планетой, а для того, кто там родился, нету места лучше. Конечно, специфики хватает. Сила тяжести на шестьдесят процентов выше земной нормали, что, впрочем, не является трудностью для аборигенов. Классическая «бешеная» атмосфера здорово затрудняет взлет и посадку для тех кораблей, которые базируются на поверхности. Про полеты в ней и говорить нечего — недаром же так ценятся в транспортных компаниях и военных подразделениях всех миров те, кто прошел летную практику на Закате. Климат суров: наклон к плоскости эклиптики и расположение планеты на орбите обеспечивают весьма контрастную смену времен года. О животном и растительном мире и вовсе легенды ходят, чтобы не сказать «страшные сказки»: жилые и промышленные купола окружены предельно защищенными периметрами. Никто и никогда (за исключением самоубийц, но такие на Закате редкость) не выйдет за пределы охраняемой территории без оружия — и без скафандра полной защиты. И все же… все же это дом, и не сравнятся с ним изнеженные планеты Империи и Вольных Миров, рядом не встанут.

Кроме того, Закат — богатый дом, очень богатый. Получив независимость еще после Первой Колониальной войны, от статуса «планеты-арсенала» он так и не избавился. Да и зачем? Пусть дураки торгуют ресурсами, лишая своих внуков шансов на нормальную жизнь, — Закат предложит конечный продукт, причем такой, который нужен всем и всегда. Какое оружие лучшее, от легкого стрелкового до мобильных и стационарных установок планетарной защиты? Закатское. Где делают самую прочную броню? На Закате. Чьи корабельные двигатели самые мощные, компактные и экономичные? Вот так-то.

Не обходится и без эксцессов, конечно. Где лежит что-то вкусное — там завсегда находятся те, кто стремится это вкусное спереть. Так что полиции зевать не приходится: то незарегистрированный рудник обнаружится (психи! без нормальной защиты! без подходящего оборудования!)… то маленькая перерабатывающая линия в джунглях найдется… то охотничий лагерь или даже целая фактория… то контрабандисты заявятся… А кстати, о контрабандистах: легки на помине, больше в этом секторе на низких орбитах взяться некому. Ну а где контрики, там и полиция, вряд ли один корабль так взбаламутил бы окрестности. Точно, ребята подтянулись и теперь ловят залетную птичку. Да как ловят-то… не иначе, целым крылом загнать пытаются… и, похоже, не могут.

Варфоломей Кондовый, вольготно расположившийся в ложементе первого пилота (ложемент второго существовал исключительно для красоты, как и пост бортстрелка), лениво протянул руку и ткнул клавишу на панели связи, выходя на полицейскую частоту. Ну-ка, ну-ка, что там такое, из-за чего сыр-бор?

— Варька! — заорал в ухе знакомый голос, да так пронзительно, что Варфоломей поморщился и сбросил громкость до минимума. — Варюха, это ты?! Выручай, братан! Уходит, сволочь, не достаем, хрен его знает, что у него за движки! Ты на «Манте»?

— На ней, родимой, — проворчал Кондовый. Пальцы жили собственной жизнью, скидывая на сканеры команду запроса по схеме «свой-чужой» и полного анализа полученных данных.

Угу, а вот и клиент… Нила понять можно, незваный гостенек прет почти точно в брюхо «Манте», прижать его — дело техники. Сейчас он нам покажется, никуда не денется. Ух ты, какая лапочка! Откуда ж ты взялся, красавчик, я таких и не видел никогда… Движки, говоришь? Да, движки знатные… Только «Манта» — тяжелый рудовоз, черта с два ты его даже пустой на своем горбу вытянешь до выхода из гравитационного поля, это я тебе говорю. Вот… еще чуть-чуть… аккуратнее… да не дергайся ты, дурень, все равно я тебя посажу. Ах, так?! Ну, держись, гад ползучий… не начал бы стрелять — все бы обошлось, а теперь я тебя за свою старушку в блин раскатаю!

Подрабатывая шифтами, «Манта» продолжала держаться строго над незнакомым кораблем, планомерно отжимая его все ближе к поверхности. Конечно, ремонт встанет в копеечку — чем же корму так пробили-то, а? кранты маршевым! — но это ничего. С клиента слупим, уж Нил-то проследит, чтобы премия… а вот и он, легок на помине.

Прямо перед носом снижающейся «Манты» заложил крутой вираж стандартный полицейский «Змей» с устрашающе размалеванными килями. Маневр завершился мгновенным, как в дыру в полу, провалом вниз, «визитной карточкой» Нила Решетникова, и Кондовый добродушно усмехнулся: как был Нилушка позером, так им и остался.

Впрочем, мгновение спустя Варфоломею стало не до улыбок: решивший, видимо, напоследок подгадить контрабандист дал еще один залп. Рудовоз опасно накренился, и пилот, сдавленно матерясь, принялся левой рукой выравнивать его, удерживая на заданном курсе. Правая рука тем временем привычным, чуть ли не с пеленок отработанным движением захлопнула забрало шлема и подключила систему регенерации воздуха — этого настойчиво требовали загоревшиеся на панели огоньки, сообщавшие о повреждении системы жизнеобеспечения.

Несколько часов спустя настроение Кондового, и так-то изрядно подпорченное, упало окончательно. «Манта», совершившая более чем жесткую посадку, была невосстановима. То есть восстановима, конечно, но цена… дешевле новую купить, да только где взять столько бабла? За эту-то кредит еще не выплачен. Премию Нил выдаст, конечно, и если страховщики не заартачатся, как раз хватит рассчитаться, а дальше… опять, стало быть, в долгах как в шелках… Черт, вот ведь невезуха!

Варфоломей зло пнул посадочную опору ни в чем не повинной — и ни на что уже не годной — «Манты», с трудом удержался от того, чтобы не выпалить хоть во что-нибудь, и угрюмо поплелся к присланному полицией транспорту. Прибывшие на нем техники уже давно закончили свою работу и благополучно сидели внутри, только он все бродил вокруг покореженного корабля, не в силах смириться с тем, что снова стал безлошадным. Его грызло острое чувство несправедливости: почему какие-то засранцы летают на таком кораблике, что закачаешься, а он, честный — хоть и молодой — пилот, вынужден теперь соображать, как расплатиться за одну рухлядь и где раздобыть средства на другую?

Неделю спустя дела по-прежнему были хуже некуда, даже и не думая идти на лад. Узнавший о происшествии банк потребовал немедленного возврата кредита. Страховая компания начала предъявлять претензии, ссылаясь на преднамеренное причинение вреда имуществу и отказываясь выплачивать положенное. И хотя Управление по борьбе с контрабандой быстро объяснило зарвавшимся клеркам, с какой стороны у бутерброда масло, Варфоломей прекрасно понимал, что ни кредита, ни страховки на приемлемых условиях ему в ближайшее время не видать. И что теперь? Идти на жалованье? После вольной-то жизни… н-да. Да еще и экологи взъелись: не понравился им, видишь ли, способ, которым Кондовый посадил чужака…

Так что Нил Решетников ничуть не удивился, когда троюродный брат (по меркам Заката — родственник из ближайших) встретил его мрачным взглядом и невнятным рычанием вместо приветствия, даже не взглянув на протянутую руку. Заслужил, что уж там — подставил братца по полной программе. Вон, даже Мать Кондовых не поленилась, высказала свое «фи» Матери Решетниковых. А Мать, соответственно, учинила Нилу такой разнос, что хоть под плинтус забивайся.

Общественное устройство Заката вообще отличалось изрядным своеобразием — по меркам остальных миров Человечества. Условия жизни на планете были таковы, что обеспечение рождения и безопасного воспитания детей представляло собой немалую проблему. А потому семья была альфой и омегой, не ячейкой общества, а его основой, причем заправляли в семье женщины. Никак не закрепленный конституционно, матриархат был, тем не менее, реальностью, данной в ощущениях, но… Но женщины Заката смеялись в лицо время от времени набегавшим в поисках вдохновения феминисткам. Сам Нил однажды услышал короткую отповедь, которую Мать соблаговолила выдать залетной социологине: «Я, конечно, врач, голубушка, но клиническая идиотия — не мой профиль». Социологиню, поперхнувшуюся восторженными эпитетами, как ветром сдуло.

— Варь, ты это… — Нил не знал, как начать разговор. — Ты меня извини. Кто ж знал, что так получится.

— Никто не знал, — хмуро буркнул Варфоломей, — да только мне-то что теперь делать прикажешь?

— Да я, собственно, как раз по этому поводу и пришел… тут такое дело… в общем, если хочешь, можешь взамен «Манты» забрать себе корабль, который посадил. С начальством я все уже утряс, вот.

— Кора-а-а-абль… — протянул Кондовый, разом подобравшийся, как кот перед мышиной норой. Видел он такое в старых записях, на Закате-то мышей не было.

Соглашаться сразу не хотелось, не хватало еще лицо потерять, однако…

— А что за корабль-то? Я его и не разглядел толком.

Решетников замялся.

— Ну ладно тебе, Нил, что там с этим кораблем?

— Да как тебе сказать… хороший корабль. Только не наш.

— Ну, это понятно, — пожал плечами Варфоломей, но кузен покачал головой, явно собираясь с духом.

— Ничего тебе не понятно. Не наш — значит, не человеческий. Хотя и гуманоидный, да.

— Рекновский, что ли? — Сказать, что Варфоломей был удивлен, значило не сказать ничего. На имевшиеся изображения корабля рекн прижатая им к поверхности посудина не походила ну никак.

— И не рекновский, — криво усмехнулся Нил. — Есть многое на свете, друг Горацио… ну, ты меня понял.

Кондовый не сразу нашелся, что ответить. Подошел к окну, полюбовался вихрями, которые закручивал за пределами купола налетевший ниоткуда штормовой ветер — обычное явление для этого времени года. Хмыкнул:

— А где они его взяли?

— А черт их разберет. Капитан смыться попробовал, так мы его под горячую руку и… того… а команда не в курсе. Надыбал где-то босс, у этой публики знаешь, какие аукционы бывают? Чего только нет… Инструкция, правда, имеется, они ж даже не первые человеческие хозяева, были и до них. Бортач за уменьшение срока готов в лепешку расшибиться. Мамой клянется, что там и один человек с управлением справится… утверждает, кстати, что если бы кэп не запаниковал, а пустил его за пульт, хрен бы мы их взяли. Так что скажешь?

— Согласен! — сделав для порядка умное лицо, кивнул Варфоломей и пожал-таки руку кузена.

Еще неделя прошла в хлопотах. Новый корабль оказался и прост и сложен одновременно, но простоты было больше, а сложности… Сложности, по мнению Кондового, следовало преодолевать в процессе эксплуатации. Было бы на чем взлететь, а как садиться будем — по ходу пьесы разберемся, не впервой. Бортинженер контрабандистов, за хорошим поведением которого наблюдали трое парней из отдела Решетникова, в герои отнюдь не рвался и пакостить даже не думал. Нил по большому секрету поведал Варфоломею, что толковым мужиком заинтересовалась семья Вересовых, даже залог согласились внести, а это было кое-что. Ну да, преступник, так не век же ему преступником быть. Конечно, уроженцу Волчка на Закате, прямо скажем, тяжеловато, но сперва экзач[1] поможет, а там подкачается.

В первый же день Кондовый понял, что имел в виду захваченный бортинженер, когда говорил, что в случае грамотного управления никакая полиция сей кораблик не достала бы при всем старании. Небольшое — всего-то семь тысяч тонн грузоподъемности — судно умело в случае необходимости становиться невидимым. Совсем. Отследить его можно было только исключительно по тепловому следу либо же по гравитационному возмущению. Но пока это еще коллеги Нила сообразили бы, что именно следует искать… А орудийные системы? Сказка! Не повезло покойному капитану. А вот ему, Варфоломею Кондовому, повезло. И очень.

Это тебе не старенькая «Манта», на таком корабле можно возить грузы совсем другой ценовой категории. Что и подтвердил Силантий Вересов, предложив более чем выгодный фрахт: срочно доставить на Волгу две тысячи тонн терния для перерабатывающей фабрики, весомый пай которой принадлежал местной общине выходцев с Заката. Раздумывать было нечего. Конечно, боезапас маловат, да и вооружение, прямо скажем, нестандартное, но это не страшно. По возвращении можно будет либо переоборудование провести, либо заказать копирование боеприпасов: как раз успеют разобраться, откуда уши торчат.

Майор спецназа Службы исполнения приговоров Министерства юстиции Российской Империи Дмитрий Десница чувствовал себя неважно. Да что там — хреново он себя чувствовал. Даже коньяк не помогал. Не исключено, впрочем, что коньяк и не мог помочь в данной ситуации, более того — был вреден. Но на трезвую голову переживать происходящее было решительно невозможно, а потому пил Десница не первый день. Да, пожалуй, и не второй. Который? Да какая, к черту, разница! Проклятые компрачикосы…

Дмитрий, что вполне естественно, не был святым. «Черные Единороги» вообще не страдали ни избыточной порядочностью, ни сентиментальностью, ни, тем паче, склонностью к рефлексии: служба не та. Да и сильные чувства, такие, как любовь и ненависть, работе только мешают. Но любое столкновение с похитителями людей, уродовавшими свои жертвы в угоду заказчику, всегда приводило Десницу в состояние неконтролируемой ярости. За это он, собственно, и поплатился. Спрашивается, какого лешего надо было рваться вперед, оставляя все подразделение позади? На подвиги потянуло? Вот и схлопотал лучом от правой ключицы до левого бедра, и броня не спасла, спасибо, что хоть пополам не перерезало.

Так что на Волгу его доставили в криобоксе и непосредственно из оного перегрузили на операционный стол университетской клиники. А дальше начался бардак, вполне характерный для любой правительственной структуры любого государства. Кто-то с кем-то не договорился, кто-то кого-то не поставил в известность, кто-то кому-то вовремя не заплатил… в результате вместо недели, положенной ему в регенерационной капсуле, майор Десница уже через два дня оказался в общей палате. И это бы еще ничего — бывало и похуже, — но вот публика… местный, мать его так и сяк, контингент… Ну не мог Дима Десница воспринимать немозговозрелую шушеру, расколотившуюся в очередных бессмысленных гонках, иначе, как никчемных ублюдков.

Издевательство над собственной психикой майор в принципе переносил плохо, в теперешних же обстоятельствах терпения не хватало ни на что вообще, и из клиники он попросту сбежал. Сбежал, предварительно выяснив, что его подразделение благополучно покинуло пределы планеты. Это было вполне естественно, не торчать же им тут в ожидании, даже если бы и было достаточно времени. Не любят на Волге «Черных единорогов», ох, как не любят. По представлениям имперского Министерства юстиции принятие преступником гражданства одного из Вольных Миров от ответственности отнюдь не освобождало. На Волге же, торговавшей своим гражданством направо и налево, придерживались диаметрально противоположной точки зрения и никого не выдавали, так что эксцессы порой случались нешуточные.

Платить за билет до Земли из собственного кармана Дмитрий не без оснований полагал ниже своего достоинства, ближайший корабль имперских ВКС (заглядывали на Волгу, заглядывали, не оставлять же стадо козлов совсем без присмотра) ожидался на орбите не ранее, чем через две недели. И Десница ударился в загул.

Кой черт занес его в отель на побережье, полупустой в это время года, майор и сам бы не мог сказать. Занес — и все тут. Должно быть, кстати, упомянутый уже черт был тварью на редкость ехидной. Ведь, даже будучи абсолютно здоровым и пребывающим в распрекрасном расположении духа — чего сейчас отнюдь не наблюдалось, — Десница взморье не любил. Какой интерес валяться на песке, доводя задницу до состояния среднепрожаренного ростбифа, отбивать ноги (и барабанные перепонки) в дансингах и подкармливать за карточным столом местных шулеров? К тому же сомнительные курортные удовольствия были сейчас большей частью недоступны по причине окончания сезона. Разумеется, можно вместо них планомерно глушить коньяк (что Дима и делал), но какая разница, где надираться?

Именно этот отель он выбрал, кажется, из-за того, что ему понравились расположение здания и добротная старомодная архитектура. Окна его номера, расположенного в высокой центральной части, смотрели на набережную и океан. Более низкие крылья, переходящие в ресторанчики и лавчонки, обнимали круглую площадь с неработающим по причине осени фонтаном. Номер был хорош, обслуга вежлива и ненавязчива, и в целом здесь было вполне уютно. Но даже этот уют очень быстро стал раздражать Дмитрия.

Если бы еще погода была приличной — так нет же. Порывистый холодный ветер сгибал тонкие растрепанные пальмы чуть ли не до земли, заставляя их мести набережную жесткими листьями. Океанская вода даже под ярким солнцем была тускло-серой, как платье старой девы, и кокетливые белые кружева пены совершенно не спасали положение. Ясное небо сменялось грозовыми тучами раз по пять на дню, атмосферное давление раскачивалось, как стрелка старинного метронома. И вместе с ним, надсадно гудя, раскачивалась многострадальная, перманентно похмельная голова «черного единорога».

Наконец наступил момент, когда он понял, что пить в одиночку ему больше не стоит. Знал майор Десница за собой склонность чудить по достижении определенной концентрации спирта в организме, достигнутой путем поглощения напитков в однорылье. И все, кто был с ним знаком достаточно хорошо, предпочитали в этот момент оказаться как можно дальше. Желательно — в другой планетной системе. На всякий случай. Для гарантии.

Портье, благообразный мужчина средних лет, среднего роста и среднего телосложения, к числу хорошо знающих людей не относился. Впрочем, большой жизненный опыт прекрасно заменял ему близкое знакомство с кем бы то ни было, а выдержке вполне мог позавидовать ведущий популярного шоу «Умница блондинка». Так что появление перед стойкой расхристанного постояльца, распространявшего вокруг себя сложносочиненный аромат «Орлиного гнезда» пополам с дорогим одеколоном, не вызвал у него ничего, кроме благосклонной улыбки.

— Устали от одиночества, сударь? — участливо осведомился портье. Можно было и не спрашивать: эта самая усталость была написана на кое-как выбритой физиономии аршинными буквами. Светящимися. Но работа есть работа.

— Не то чтобы устал, — хрипло проговорил Десница, наваливаясь на стойку, — скажем так: малость подзадолбался.

Портье слегка попятился — коньяк он предпочитал в его первичной форме. И в существенно меньших количествах. Впрочем, к чему только не привыкнешь, работая в приморском отеле…

— Вы желаете поразвлечься или по-настоящему хорошо провести время?

— А что, есть разница? — пьяно усмехнулся постоялец.

Человек бывалый и тертый, портье мельком подумал, что с таким выхлопом данный конкретный офицерюга вполне мог бы подрабатывать в цирке глотателем огня. Или пускателем. Без разницы.

— Разумеется, есть. Вон там, — кивок в сторону приветливо подмигивающей вывески бара, — у стойки болтается целый выводок прелестных созданий. Это что касается развлечений.

— А если хорошо провести время? — В сфокусировавшемся наконец взгляде мелькнула искра интереса.

— Тогда… — портье покосился на часы и кивнул своим мыслям, — тогда там же, за столиком, на котором стоит лампа с розовым абажуром, почти наверняка сидит Агата. По идее, она должна быть свободна, хотя варианты возможны всегда, вы же понимаете.

— И?

— Если вы покажетесь ей интересным, хороший — действительно хороший, сударь, поверьте! — вечер вам обеспечен. Но я должен сразу вас предупредить: это дорого. Очень дорого.

— Российские офицеры, — Десница подтянулся и как будто даже немного протрезвел, — деньги считать не приучены!

Он развернулся на каблуках, зачем-то проверил, на месте ли заткнутая за фальшь-погон пилотка, и, каким-то образом ухитрившись выровнять шаг, двинулся в указанном направлении.

В баре было не слишком уютно. И дело заключалось не только и не столько в запущенном на полную мощность кондиционере — хотя, право же, в таком напоре холодного воздуха не было никакой необходимости. Но сама атмосфера…

Портье был прав, у стойки именно болтался «выводок прелестных созданий», состоявший, что характерно, из представителей обоих полов. Растрепанные, взбитые в причудливые гривы волосы… предельно (да, пожалуй, и запредельно) яркий макияж… дешевые одежки, откровенные до полного неприличия… хуже всего были глаза. И не так уж важно, были ли зрачки расширены так, что невозможно разобрать цвет радужки, или же сведены в точку. Взгляды. Жадные, призывные взгляды, бесстыжие, липкие, вызывающие желание вымыться. Развлечься? С этими? Да дядечка, похоже, шутник… если и второе его предложение из той же оперы…

Десница осмотрелся, демонстративно не обращая внимания на возникшую у стойки суету. Зеленый абажур… голубой… желтый… А вот и розовый. Ну ни хрена себе… На краю сознания, почти не давая права голоса мужчине, забубнил профессионал.

«Двадцать пять — тридцать лет… в первом приближении двадцать восемь… Рост метр семьдесят пять… Для силы тяжести ноль восемьдесят восемь маловато… Вес шестьдесят-шестьдесят два… Телосложение нормальное… бедра узкие, поди не рожала еще… Лицо овальное, удлиненное, тип лица европейский… кожа светлая, без изъянов… волосы темно-русые, коротко постриженные… глаза…» Тут Десница запнулся. Глаза были темными, иссиня-серыми, почти черными в неверном свете лампы, сияющими на фоне голубоватых белков… агатовыми. Кто-то оч-чень правильно выбрал сидящей за столиком женщине рабочее имя. Рабочее? Черт, а ведь и правда… кольцо, широкое плоское кольцо на указательном пальце правой руки недвусмысленно указывало на принадлежность владелицы к малопочтенному цеху «ночных бабочек». Кольцо — и ничто больше.

Платье, не слишком короткое и не слишком длинное, явно шилось на заказ, да и материя была не из дешевых. На левой голени, чуть намеченная легкими, словно небрежными штрихами, цвела ветка орхидеи, и еще один цветок проступал на правом плече. Тонкая золотая цепочка на шее, такая короткая, что крохотная подвеска — все тот же цветок орхидеи — лежала точно в ямке между ключиц. Завершали картину легкие туфельки, сами по себе стоившие явно дороже всего наряда любого из… гм… существ, оккупировавших стойку бара. Общее впечатление молодой дамы из хорошей семьи портили только чуть-чуть слишком сильные руки, но такое случается сплошь и рядом — гольф, теннис, иные, бывает, греблей увлекаются… Ох, милая, как же тебя в эту трясину занесло-то? Впрочем, тут же одернул себя Десница, кого и куда только не заносит, на себя посмотри… он криво усмехнулся и решительно зашагал к столику.

Излишек свободного времени, к которому Агата не привыкла и ввиду ближайших планов привыкать не собиралась, действовал ей на нервы. Две недели, всего две недели, даже меньше, и она наконец уберется с Волги. Надолго или навсегда — это уж как повезет, но сам факт не мог не радовать. Короткие учебные поездки не в счет, а вот двухгодичный контракт! Какое слово-то противное — контракт… А куда денешься?

Свой первый контракт Агата (тогда еще Даша Филатова) подписала в шестнадцать лет. Контракт как контракт, стандартный для девчонки из частного приюта: обязательство компенсировать сумму, пошедшую на содержание и обучение, путем ежемесячной выплаты половины заработка. Проценты, само собой. Запреты: покидать планету, рожать ребенка. Штрафные санкции.

Если бы только она могла найти высокооплачиваемую работу… но все профессиональное обучение на Волге было платным, откуда ж взяться подходящему ремеслу? Тех денег, что оставались от ее зарплаты горничной в отеле после выплат по контракту и налоговых отчислений, едва хватало на еду и съем — в доле с еще тремя такими же девчонками — комнатушки в дешевом пансионе. И все же Даша не вешала нос. Если все делать как следует, есть надежда со временем выбиться в старшие горничные, а там, чем черт не шутит, и в помощницы портье. Она выскребется, она выплатит чертов контракт, она станет свободной! Ее совершенно не смущал тот факт, что выкупиться — при двенадцати процентах годовых — удавалось единицам. Она попадет в их число, обязательно попадет, иначе только и остается, что в петлю.

Так прошло два года. А потом все ее планы полетели в тартарары. Правда, как показали дальнейшие события, встреча с Мамой Зоей и поставленный той ультиматум оказались чуть ли не самой большой удачей в жизни Дарьи Филатовой. Да, точно, эта удача была второй по значимости. Первой же стал стандартный выезд к клиенту, случившийся уже после того, как проклятый контракт был официально признан закрытым.

В тот день она впервые закурила. Не табак, нет. Травку, доставленную, если верить Галке, аж с Белых Островов. Вообще-то к наркотикам Агата («С твоими глазками, деточка, только Агатой и быть!») относилась с брезгливым недоумением. Но за пару часов до того, как она позвонила в дверь по указанному адресу, что-то сломалось у нее внутри. Дарье Филатовой, лицензия № ***, отказали в приеме все без исключения учебные заведения, куда она подала документы. Отказали без объяснения причин. Впрочем, кому просветить, нашлось.

«Агата, лапочка! — укоризненно покачала головой Мама Зоя. — Ты что же, всерьез рассчитывала, что зарегистрированную в полиции проститутку (пусть даже и бывшую, если ты сдуру откажешься от лицензии) примут хотя бы в кулинарный колледж? Я полагала, ты умнее! И нечего тут сопли развозить, у тебя заказ». Короче, к клиенту она явилась в состоянии не вполне адекватном, зато так и фонтанируя заемным весельем выкуренного косячка.

Клиент, моложавый подтянутый мужик, представившийся Олегом, весьма ее удивил. «Агата-Собеседница», как позиционировала ценную сотрудницу Мама Зоя, специализировалась на выведении людей из депрессии, и секс тут был вовсе даже не на первом месте. От природы присущее девушке умение почувствовать настроение человека, найти нужные слова, инстинктивное знание, когда надо приласкать, а когда и прикрикнуть, быстро вывели ее на первые места в негласной табели о рангах проституток Трезубца. Да и на другом континенте, Флаге, у нее были клиенты, не способные привести себя в порядок самостоятельно и не желающие обращаться к врачу. Но этому-то, спокойному, явно успешному, уравновешенному до идеала… зачем ему собеседница? И зачем платить девочке по вызову? Такому уж точно бабы на шею вешаться должны гроздьями!

Олег повел себя неожиданно. Пригласил на террасу, угостил домашним лимонадом, таким холодным, что тяжесть в затылке ретировалась со всей возможной поспешностью, а мысли почти сразу прояснились, принялся трепаться ни о чем. И Агата сама не заметила, как выложила симпатичному визави короткую историю своей жизни и карьеры. На ее замечание, что вообще-то именно ей полагается слушать, Олег весело отмахнулся, рассказал подходящий к случаю анекдот, извинившись, ненадолго отлучился и снова принялся развлекать Агату байками. А потом приехали еще двое мужчин.

Вновь прибывшие попросту: «Ты заплатил за сутки? Вот и пойди, прогуляйся!» Выставили Олега с террасы и забросали Агату вопросами. Что ж, оплаченное время есть оплаченное время, почему бы и не поговорить с приятными людьми… тем более что к полиции они явно не имели никакого отношения… еще через полтора часа ей объяснили причину столь бесцеремонного любопытства. Об агентстве «Верный Спутник» Агате слышать, конечно, доводилось. Но чтобы поставщики элитного эскорта заинтересовались ею как возможной сотрудницей агентства? Подобное выходило за рамки ее представлений о возможном и нормальном, о чем она и заявила со всей присущей ей прямотой. Но ее интервьюеры не шутили.

От обучения за счет агентства с последующей выплатой из заработка Агата решительно отказалась, и Андрей Зборовский, психолог, понимающе кивнул. Но сама идея показалась ей весьма дельной. И обучение началось.

Теперь, три с половиной года спустя после памятной встречи, в ее сумочке лежал отливающий золотом пластиковый прямоугольник сертификата «Спутников». Заявка на аннулирование лицензии проститутки была подана и принята. А первым заданием, полученным через Волжское отделение агентства, стало сопровождение сына шефа полиции Верховья в его двухгодичном путешествии на Землю, в Гарвардский университет.

Волны возбуждения, распространяющиеся от стойки бара, отвлекли Агату от ее мыслей, и она повернула голову в том направлении, которое указывал пульсирующий на краю сознания вектор. В дверях бара стоял вояка в русской форме, балансирующей где-то на грани Устава, а то и за оной. Во всяком случае китель был распахнут, а не слишком свежая рубашка расстегнута до пупа. Впрочем, было совершенно очевидно, что в случае надобности этот деятель приведет себя в порядок максимум секунд за пять.

Мужик — то ли к пятидесяти, то ли слегка за — окинул равнодушным взглядом сначала стойку, возле которой торопливо прихорашивались девочки и мальчики, потом зал и не вполне твердой походкой направился… Ну вот, так она и знала! Ведь не хотела же сегодня приходить! Проклятая практичность: раз осталась неделя лицензии, так надо попробовать еще чуток подзаработать, вот и… Возиться с пьяным — а он явно был пьян, хотя вечер только начал перетекать в ночь — бойцом не хотелось совершенно. С другой стороны, заказов нет, времени валом… Ладно, там видно будет.

Тем временем потенциальный клиент добрался-таки до столика Агаты и отвесил вполне элегантный поклон. Что интересно, равновесия он при этом не потерял, хотя, по идее, должен был.

— С-сударыня! Вы позволите составить вам компанию этим вечером? Ну, или хотя бы за этим столиком?

Его глаза, окруженные сеткой мелких морщин, смотрели иронично и устало. Где-то на самом дне их плескались боль, и злость, и разочарование, но он не позволял им выбраться наружу, и неожиданно для самой себя Агата приветливо улыбнулась.

— Прошу вас, сударь. Вечер действительно слишком хорош для того, чтобы коротать его в одиночку.

Майор опустился на соседний стул и повелительно взмахнул рукой. Тут же за его плечом нарисовался Сашок, всем своим видом демонстрирующий готовность почтительно внимать, ноги мыть и воду пить, разбиться в лепешку, а также расстелиться ковриком.

— Так! — провозгласил мужчина. — Для начала — что вы будете пить?

— А что будете пить вы?

— Да я, пожалуй, по водочке… но для дамы… шампанское?

— Шампанское подойдет, — кивнула Агата, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Уж больно потешно выглядела эта парочка: развалившийся на стуле мужик в форме и раболепствующий халдей, изогнувший позвоночник под совершенно непристойным углом.

— С-слушай сюда, пацан. Хорошее шампанское у вас есть? Действительно хорошее?

— Могу рекомендовать «Голицын», — пискнул Сашок.

— Значит, «Голицын». Бутылку на стол, еще три на лед, к шампанскому фрукты, икру…

— У нас нет икры, сударь… — явно желающий оказаться где-нибудь за тридевять земель Сашок совсем скукожился.

— Ну, так найди! Нету у них… мне водки… хорошей, ты меня понял? И закуску сообрази. Запиши на шестьсот третий. И вот еще что… — Имперец вдруг мягко, по-кошачьи, развернулся на стуле, сгреб Сашка за грудки и что-то прошептал ему на ухо, сопровождая свои слова недвусмысленными жестами свободной руки: дескать, смотри у меня!

Пока незнакомец распоряжался, у Агаты было время его рассмотреть. Зрелый мужик в расцвете сил и карьеры, хотя для майора, вроде бы, и староват малость. Тут, правда, многое от рода войск зависит, но на рукаве кителя не было никаких нашивок, и петлицы отсутствовали тоже. Безопасник? Это их манера… но тогда особых примет не должно быть в принципе, а у этого и кисти рук изодраны, и в распахнутых полах рубашки такой шрамина виднеется… свежий, кстати… Некогда толком лечиться и делать пластику? Или просто наплевать?

Полностью раскрывшись, она впитывала эмоции сидящего напротив мужчины, настраиваясь на него, готовясь к работе. Работа, кстати, предстояла не слишком сложная. Все у мужика более или менее в порядке. Рана, конечно, беспокоит… надоело все — так это бывает, особенно с вояками, вынужденными застрять среди штатских. Недоволен собой… ну, это следствие, причина где-то в профессиональных заморочках, туда мы без приглашения не полезем, пока подкорректируем по верхам, а там видно будет.

Между тем майор закончил отдавать директивы — бедняга Сашок умчался в направлении служебных помещений, так и не рискнув разогнуться, — и смотрел теперь на Агату. У той вдруг возникло довольно странное ощущение: на секунду ей показалось, что глядеть в эти, такие добродушные сейчас, глаза небезопасно. Можно ведь и на два ствола нарваться. Крупнокалиберных. Отнюдь не дрожащих в предельно крепкой руке холодного — сколько бы ни выпил хозяин — рассудка.

Незнакомец молчал. Молчала и Агата, предоставляя мужчине возможность первым начать разговор. В отличие от завистливо недоумевающих — ну почему все перспективные заказы достаются этой? — «коллег» у стойки, она не стремилась утопить мужика в потоке бессмысленной болтовни. Клиент желает тишины? Он ее получит. И тишину, и мягкую доброжелательную улыбку, и дыхание в унисон…

— Они тут всегда так медленно поворачиваются? — сварливо осведомился вдруг майор, прерывая молчание.

— Когда как, — чуть склонила голову к плечу Агата, — но сейчас межсезонье, вот люди и расслабились.

— Межсезонье, угу, — поджал губы ее собеседник и вдруг взревел так, что лампа на столике подпрыгнула: — Менеджера зала сюда!

К тому моменту, когда к столику мелкой рысью подбежал Пал Палыч, имперец был уже на ногах. Левой рукой прихватив опешившего менеджера за воротник изысканного пиджака, правой он извлек из кармана изрядную горсть бумажных купюр, имевших широкое хождение на Волге, и засунул их Пал Палычу за пазуху.

— Надеюсь, этого хватит, чтобы все тут зашевелились, как тараканы на бегах? — буркнул он; поймал повелительное движение брови и холодный, предостерегающий взгляд Агаты, смотрящей куда-то мимо него, и резко обернулся, выпуская многострадальный воротник.

К дверям пятились, пытаясь прикинуться предметами обстановки, два дюжих охранника.

— Эт-то что еще за черви?

— Декорация, сударь. Всего лишь декорация.

— Как, похоже, и все здесь… разумеется, кроме вас, сударыня. Дима! — протянул он руку.

— Агата! — Ее пальцы легли в подставленную ладонь, и Дима, вместо ожидаемого пожатия, поднес их к губам, показавшимся ей, как и рука, слишком горячими. Сквозит в зале…

Тем временем на столике, как по мановению волшебной палочки, возникли запотевший графин с водкой и оправленная в серебро стопка. Затем почти вся поверхность оказалась уставлена закусками (вазочка с икрой заняла почетное место рядом с прибором Димы), а над хрустальным бокалом перед Агатой склонилась завернутая в скрипящую от крахмала белоснежную салфетку бутылка шампанского. Подошедший менеджер торжественно водрузил на оставшуюся свободной середину скатерти букет поздних роз.

Дмитрий жестом отпустил трясущегося Сашка и поднял собственноручно наполненную стопку.

— Ну, за знакомство!

Глава 2 СОВСЕМ КАК ЛЮДИ

Из протокола допроса Варфоломея Кондового

— Из каких соображений вы исходили, выбирая точку приземления?

— Из соображений времени и расстояния. Куда было быстрее и ближе, туда и сел.

— Временной фактор играл для вас какую-то роль?

— Конечно. Там, внизу, пришлые сволочи убивали людей, надо было поторапливаться.

— Вы альтруист?

— Я человек.

Из протокола допроса Дарьи Филатовой

— Какую цель вы преследовали при знакомстве с майором Десницей?

— Никакую. Я с ним не знакомилась. Это господин майор познакомился со мной. Какую цель преследовал он — спрашивайте у него.

— Не показалось ли вам что-либо странным?

— Показалось.

— Что именно?

— У меня создалось впечатление, что служба майора Десницы бережет работающих на нее людей меньше, чем Мама Зоя — своих девочек.

Из записи частной беседы

— Парня придется выпустить, причем прямо сейчас. Посольство Заката заявило крайне резкий протест.

— А ты как хотел? Эти самые закатчики… солнца вручную, м-да… земляков не бросают никогда. А что с девкой?

— С девкой… Сергей Михайлович, мне стыдно в этом признаваться, но мы не справляемся. Мало того, что Спутница, так еще и ЭМ. Вы досье читали? На три-дельта-салар у нее искусственная аллергия. Возможность снять ментаграмму блокирована. Сотрудничать она не хочет, ведет себя как светская дама на приеме. Во время учебы ее пропустили через все возможные тренинги, так что додавить, конечно, додавим постепенно, но время, время… Может, отдать ее в шестой отдел? Там с ней живенько разберутся, все что надо и расскажет, и подпишет…

— Не вздумай.

— Почему?

— Юзеф, иногда мне кажется, что ты дурак. Ты ищешь компромат на этого генеральского отпрыска, и я тебя понимаю — сам ищу. И пока без особого успеха. Но ты, видимо, слабо разумеешь, что он собой представляет. Если девчонка попадет в шестой, и Десница об этом узнает… а он узнает, можешь не сомневаться… то сначала сдохнут те, кто с ней работал… потом ты, как приказавший начать допрос третьей степени… а потом я, как допустивший отдачу такого приказа.

Пункт назначения находился на ночной стороне планеты. Впрочем, Варфоломея это не смутило: ночь там только что началась, да и у станции связи всегда кто-то дежурит. Встревожило (и сильно) его другое: орбита была набита кораблями, как плод рыбохвоста[2] — зернышками. Имевшиеся в поле зрения гиганты были не похожи ни на один виденный Кондовым раньше корабль, а вот те, что помельче… Мать честная, богородица лесная! Те, что помельче, были точной копией его собственного аппарата. И отображались на экране как «условно свои». И дальняя связь не работает… занятно…

Варфоломей попытался связаться с дядькой Кондратом. К его немалому удивлению, ответ пришел мгновенно.

— Кого еще черти несут на наши головы?! — прорычал зычный бас. Изображение никак не хотело настраиваться, по экрану бежала рябь помех.

— Варфоломей Кондовый, груз терния притаранил, — начал было он, но невидимый собеседник не дал ему договорить.

— Не до тебя сейчас, Кондовый, и не до твоего терния! Сам видишь, что творится… делай ноги, парень, ты тут ничем не поможешь, без тебя забот хва… — И связь прервалась.

«Делай ноги!»? Ага, как только, так сразу. Упрямства Варфоломею было не занимать, уже одно то, что вопреки воле семьи он подался в пилоты, говорило о многом. Да и не приучены на Закате своих бросать. Ничего, сейчас оглядимся и прикинем, что к чему.

Его кораблик покамест не вызывал у окружающей толпы никакого интереса. Должно быть, приняли за своего. Вот и ладненько. Ну-ка, где там закатский поселок… координаты… так, ясно. Ну что, «Тварюшка» (свой новый корабль он назвал «Sunset Beast», отдавая дань юношескому увлечению англоязычной литературой), попробуем прорваться? Заложив крутой вираж, и постоянно меняя направление движения — так, на всякий случай, — Варфоломей ссыпался с высокой орбиты, держа курс на южную оконечность большего из материков.

Занятый маневрами, он не сразу заметил, что с ним пытаются связаться. Причем делают это на частоте, не принятой ни в одном из принадлежащих Человечеству флотов. А когда заметил, было уже поздно. И чего, спрашивается, он сразу не включил режим невидимости? Не привык, что ли? Или понадеялся, что и дальше своим числить будут?

От первого залпа Кондовый увернулся, от второго — тоже, а вот третий его достал. Не то чтобы критично, но пробитая броня не располагала к танцам в верхних слоях атмосферы. Сделав-таки корабль невидимым (как ни странно, повреждение этому не помешало), он еще немного сместился и неподвижно завис, моля Бога, чтобы суетившиеся вокруг «братья по недоразумению» не смогли его обнаружить. Надежда была слабенькой, любой уроженец Заката, придумав хитрую гайку, тут же изобретал и болт с левой резьбой. Но бывшие хозяева «Бистяры», должно быть, не сочли нужным включать в набор оборудования систему поиска своих же невидимых кораблей. Или растерялись. Или… да какая, к чертям собачьим, разница? Не поймали — и ладно.

Однако надо было убираться с линии огня, и делать это следовало как можно быстрее. Еле дождавшись, пока явно недоумевающие преследователи разбредутся кто куда, Варфоломей начал снижаться. Не нравилась ему пробоина, тащиться через полпланеты в сторону рассвета, да еще и на малой скорости, не хотелось. Под ним был океан, практически пустой, если не считать нескольких, судя по всему необитаемых, островов да двух десятков меток рыболовецких траулеров. А вот северо-восточнее имелось побережье, где на границе воды и суши мерцало ночное зарево довольно крупного города. Верховье. Курортная зона… университет… порт… и космопорт тоже… может быть, удастся быстренько подлататься… Стоп, при чем тут твои проблемы, мужик?

Огни города, которым, похоже, занялся сброшенный десант, стремительно гасли. Жителям уж точно было не до помощи потерпевшему, самим бы уцелеть. И тут снова (как всегда не вовремя) заговорило упрямство. Черт с ней, с помощью, дотянет он до своих, закатских, и так, ничего с ним не случится. Но там, внизу, люди. А у него — корабль. И трюмы на три четверти пусты. Да, на Флаге — его соотечественники, и в первую голову надо бы помочь им, но… Но выходцы с Заката с младенчества живут на поле боя и постоять за себя умеют, а местные… решено.

Запросив через бортовой компьютер максимальное приближение, он вгляделся в карту и решил сесть на большой круглой площади, плавно перетекающей в набережную, и, уже приземляясь, включил систему поиска живых объектов. Включил — и был разочарован. В том здании, в сторону которого выходила пассажирская аппарель, живых почти не осталось. Мертвые, судя по показаниям анализатора, имелись — возле входа. А вот живые… Живых было только двое. На шестом этаже.

Примерно через полтора часа, занятых приятной беседой, Дима упал. Вот только что сидел на стуле, балагурил, предлагал пойти прогуляться по набережной и вдруг стек на пол, словно из его тела вынули все кости до единой. Поднявшуюся суматоху Агата ликвидировала моментально: несколько слов, пара взглядов, повелительный жест, и вот уже охрана подхватила постояльца и потащила в номер. Сама она двинулась следом, а за ней на сервировочном столике повезли остатки пиршества и розы.

В спальне — шестьсот третий был двухкомнатным люксом — Агата окинула унылым взглядом распростертое на кровати тело, вздохнула, и принялась расстегивать оставшиеся пуговицы на рубашке. До брючного ремня она добраться не успела: кожа под рубашкой обожгла ее пальцы. Что за… Она распахнула полы и ахнула. Шрам, часть которого она заметила еще в баре, тянулся наискось от ключицы до бедра и выглядел куда хуже, чем ей показалось вначале. Под левой мышкой имелся прозрачный пластиковый флакон со стандартной госпитальной наклейкой, от которого в рукав (должно быть, к вене) уходила трубка капельницы. Флакон был пуст.

Агата наклонилась, вгляделась в надпись на наклейке, коротко выругалась и быстро набрала номер отельного врача. Петрович ответил не сразу. И то сказать — время-то уже не детское. Наконец на экране возникла помятая физиономия, и заспанный голос недовольно пробурчал:

— Ну, чего тебе, Собеседница?

— Петрович, давай быстро в шестьсот третий. Мухой, ласточкой! Плохо дело.

— И кого ж ты на этот раз табуреткой приголубила? — желчно усмехнулся врач, вспоминая давнюю уже историю.

— Никого я не голубила. Бери полный набор, мой клиент, судя по всему, из реанимации смылся, ну, или где-то рядом.

Петрович, разом посерьезневший, кивнул и отключился. Мухой не мухой, но появился он действительно быстро, скупо улыбнулся открывшей дверь Агате и прямиком прошествовал в спальню, откуда тотчас же донеслось невнятное бормотание.

— Так-с, что мы тут имеем?.. Ай-яй-яй! Как неосторожно… Агата, солнышко, зажги-ка весь свет, мальчику все равно, а мне работать…

Усмехнувшись — для старика-доктора все, кто был моложе семидесяти, числились мальчиками и девочками, — Агата выполнила приказ и пристроилась в уголке, внимательно наблюдая за действиями врача. Определенную подготовку она прошла в рамках курса обучения у «Спутников», но профессионалом отнюдь не являлась и всегда была готова перенимать опыт.

Впрочем, ничего особенно интересного не происходило. Сначала Петрович быстро прослушал дыхание, измерил температуру и пульс и неодобрительно скривился. Потом, подслеповато моргая, изучил пресловутую наклейку, извлек из принесенного с собой чемоданчика полдюжины ампул и бутылочек, выбрал их содержимое в несуразных размеров шприц и прямо через стенку флакона ввел внутрь получившийся коктейль. После чего откланялся, оставив Агате подробнейшие инструкции по поводу того, как действовать, ежели вдруг чего, и еще пару заранее наполненных шприцев.

Агата заперла дверь, вывесив на ручку табличку «Не беспокоить», погасила свет в спальне и оставила в гостиной только маленькое бра над журнальным столиком. Сняла с Димы ботинки, ослабила-таки брючный ремень и накрыла тихонько посапывающего мужчину пледом. После чего вернулась в гостиную, сбросила туфельки и забралась с ногами в огромное кресло, справедливо рассудив, что клиенту она в ближайшее время не понадобится, а шампанское между тем греется… не пропадать же добру!

Сколько прошло времени, она не знала. Таймер для следующего укола был настроен, чего ж еще? Минуты текли, сливаясь в часы, доносившееся из спальни дыхание было ровным и спокойным, и Агата совсем уже было расслабилась. Лениво подумала, что надо бы взять плед и для себя тоже, даже спустила ноги на пол. Но в этот момент ее внимание привлекла яркая вспышка за окном, потом еще одна и еще… Взвыла и тут же замолчала, захлебнувшись, тревожная сирена.

Агата вскочила, погасила бра, бросилась к окну и изумленно уставилась на фантастическое зрелище. В черном ночном небе полыхал рассыпающий снопы искр костер. И эти искры — десятки, если не сотни искр — падали вниз. Картина была знакомой, хотя последний раз она что-то подобное видела лет пятнадцать назад в экстренном выпуске новостей. Высадка пиратского десанта, вот что это такое… только в тех давнишних новостях искр было куда меньше. Да и курортный центр налетчиков не интересовал, то ли дело расположенный на одном из островов завод по производству броневых плит для кораблей…

В коридоре возникла паническая суета, быстро сменившаяся тишиной покинутого здания. Агата не спешила. Во-первых, захотят достать — достанут где угодно. Во-вторых, в зоне ее ответственности был раненый, бросить которого Дарья Филатова не считала возможным. Да и смысл вылезать? Вон, уже кто-то носится над океаном на маленьких корабликах непривычных очертаний. И постреливает, да. Она торопливо выставила все возможные щиты, закрываясь от бьющих со всех сторон вспышек ужаса и боли, и зябко поежилась. Точно, надо переждать. Пусть все малость поутихнет.

Какое-то время девушка простояла у окна, наблюдая за происходящим. Плохо дело. Надо что-то предпринимать, но что? Прокравшись в спальню, она убедилась, что Дима спит, и быстро осмотрела его багаж. Искомое нашлось на дне небольшой сумки, но увы — пистолет был персонифицирован, из него она не могла даже застрелиться. А от гравированной пластинки на рукоятке пользы было уж совсем немного. Разве что получить представление о личности владельца. Выйдя в гостиную, она в свете странно покосившегося прожектора, призванного освещать подъезд к отелю, разобрала: «Лучше быть в Империи капралом, чем царем — в стране-марионетке».[3]

Хорошо сказано, а толку-то? Вернув пистолет на место, Агата мрачно скривилась. В ее собственной сумочке был только маломощный станнер, предназначенный исключительно для того, чтобы в случае надобности не пришлось лупить распоясавшегося клиента табуреткой.

Так, с оружием понятно. Что дальше? Выждав еще с четверть часа, она выглянула из номера и, как и ожидала, увидела пустой коридор и несколько распахнутых дверей. Сделать в данной ситуации можно было только одно, и она это сделала: перевернула висящую на ручке двери табличку наружу той стороной, на которой было написано «Прошу убрать номер». Потом заперла дверь и снова подошла к окну. Искр не становилось меньше, все небо было усеяно ими. На площади перед входом валялись то ли мертвые, то ли парализованные тела. Плохо. Очень плохо. Совсем.

— Отойди от окна, — негромко скомандовал за ее спиной абсолютно трезвый мужской голос.

Дмитрий проснулся и не сразу сообразил, где находится. Последним воспоминанием был бар и удивительно располагающая улыбка сидящей напротив женщины. Теперь же он пребывал у себя в номере, причем лежал на постели почти полностью одетый (только ботинок не было) и, что самое интересное, один. Майор все еще пытался понять, что же его разбудило и почему он так хорошо себя чувствует, когда тихонько хлопнула дверь номера, и легкие шаги прошелестели по ковру, затихнув у окна. Дима бесшумно поднялся, влез в ботинки, подошел к двери в гостиную и несколько секунд с удовольствием любовался женским силуэтом на фоне оконного проема, черное небо в котором было усыпано десятками падающих звезд. Звезд? Ах, чтоб тебя…

— Отойди от окна, — тихо, стараясь не напугать женщину, сказал Десница. К его удивлению, она послушалась сразу же, не оборачиваясь и не вскрикивая. Плавно перетекла в простенок, освобождая ему наиболее удобное для наблюдения за прилегающим ко входу в отель пространством место, и замерла. Даже, кажется, дышать перестала.

— Умница. — Он встал так, чтобы с улицы его не мог достать даже самый крутой снайпер, и постарался оценить обстановку. — Интересно начинается кино. И давно тут эта чехарда?

— С час, наверное. — Майор скорее почувствовал, чем увидел, как девушка (Агата? точно, Агата) пожимает плечами. — Может, больше. Я не сразу заметила.

— А почему меня не разбудила? — Он вернулся в спальню и принялся копаться в сумке. Пистолет лежал немного не так, как следовало бы, но был в полном порядке.

— Ты ранен. Док тебе все, что надо, вкатил и велел не беспокоить.

Они перекидывались фразами, как игроки в бадминтон воланчиком в жаркий летний день. Лениво. Обыденно. Словно от нечего делать.

— Какой еще док? — спросил Дмитрий, снимая китель и натягивая вместо него легкую куртку нейтрального покроя.

— Местный. Я вызвала. На тебе можно было яичницу жарить.

— Спасибо.

— Не за что.

Десница промолчал. С его точки зрения, благодарить было за что. Не всякая «порядочная» женщина даже после долгих уговоров сделала бы для него то, что — не поленилась же! — сделала подвизающаяся в отеле девица по вызову. Врача пригласила, медикаментами (вон шприцы на прикроватной тумбочке) запаслась, беспокоить не стала… не бросила, когда начался кавардак. И почему-то ему казалось, что дело тут было вовсе не в желании подзаработать.

— Что делать будем? — все так же буднично спросил он, снова подходя к окну. — Это, душа моя, не пираты. Это захват. Причем сдается мне, они не люди… Стоп!

Последнее слово прозвучало даже для его собственного уха как щелчок взводимого курка, и девица вытянула шею, стремясь со своего места рассмотреть, что вызвало такую реакцию.

На площади перед отелем словно из воздуха материализовался довольно большой корабль. Откинулась над сухой чашей фонтана пассажирская аппарель, и на ней, вполне профессионально сканируя местность, появился невысокий крепко сбитый мужчина с оружием в руках. Чуть задержался и, петляя как спугнутый заяц и делая слишком большие шаги, кинулся к отельным дверям.

— Так, — бросил Десница, переводя пистолет в режим автоматической стрельбы. — Сиди здесь, запрись, я вернусь — постучу вот так. — Он изобразил пальцами на оконной раме затейливую дробь и выскользнул в коридор. Щелчок запираемой двери последовал за спиной почти сразу, и майор, бесшумно движущийся к лестнице, позволил себе одобрительно усмехнуться. Нет, действительно умница. Ни тебе истерики, ни лишних вопросов…

Незнакомца Дмитрий перехватил на площадке третьего этажа. Тот, явно не доверяя лифтам (и правильно!), целеустремленно пер наверх, крепко сжимая в руках импульсный карабин закатского образца. Впрочем, от карабина толку на узкой лестнице не так уж много, особенно когда в ямку под стриженым затылком упирается дуло пистолета.

— Ты кто такой?

— Варфоломей Кондовый, пилот! — Облаченный в летный комбинезон парень отвечал уверенно, не задумываясь. Причем, судя по всему, испугался он не слишком. Так, в самый раз, чтобы не делать резких движений.

— Вижу, что пилот, — проворчал Десница. Подстегнутое адреналином сердце быстро успокаивалось. — И откуда ты взялся, такой красивый? А главное, откуда взялась твоя посудина?

— С Заката я. А посудину у контриков отобрал. Хрен знает, кто ее сделал, только не люди. Но на Закате такая прелесть одна — моя, а здесь их полная орбита. И Тварюшка их числит в «условно своих».

— В «условно своих»… А сюда за каким чертом? Раз полная орбита?

— Тут люди, — буркнул пилот. — Вдруг вытащу кого… эти гаврики ведь не шутят. А здесь, в здании, например, две метки — ты и кто-то еще. На шестом.

— Ладно, парень, — Десница уже принял решение, — руки можешь опустить. Пошли наверх.

Дверь в номер открылась сразу же, как только мужик, перехвативший Кондового на лестнице, постучал. В проеме мелькнула, тут же смещаясь вбок, женская фигура. Толком рассмотреть ее не получилось — в комнате было темно.

— Проходи, Варфоломей, — приглашающее махнул рукой его проводник. — Знакомься, это Агата, она местная. Я — Дмитрий Десница, майор спецназа, Российская Империя. Всего две метки, говоришь?

— Живых — две, — подтвердил Варфоломей, озираясь по сторонам.

Плохо входить из освещенного помещения в неосвещенное, пусть даже в коридоре горели лишь тусклые «ночные» лампы. Со временем глаза адаптируются, но сейчас проникавшего с улицы скупого света хватало лишь на то, чтобы не натыкаться на мебель. Лица женщины он, к примеру, разглядеть пока не мог, отметил только, что волосы у нее коротко острижены и по меркам Заката сложена она хрупковато.

— В общем, так, — сказал представившийся майором мужик, приваливаясь плечом к стене и производя какие-то малопонятные в темноте манипуляции с пистолетом. — Я сейчас пробегусь, попробую посмотреть, что к чему. Вы двое сидите здесь тихо, как мыши, ясно? Кстати, Агата, что это за просьба убрать номер? Зачем?

— Будь это обычные пираты, то, увидев такую табличку, они вряд ли стали бы ломиться внутрь, — пояснила устроившаяся в кресле женщина. — Ушел постоялец, по бабам или еще куда, просит в его отсутствие прибраться. Ценности, скорее всего, в сейфе, а с пустого номера толку немного. Сканер живых объектов — штука громоздкая и тяжелая, а инфравизор через эту дверь не взял бы, «Пальмы» — заведение солидное.

— Логично, — усмехнулся имперец, — молодец. Ладно, я пошел. Еще раз повторяю, вернусь — постучу.

Он побарабанил пальцами по стене, глядя при этом на Кондового. Тот кивнул в знак того, что понял.

— Если кто-то открывает дверь без стука, карточкой — это враг. Понял, пилот? Стреляй сразу, думать тут некогда и не о чем. Если к рассвету не вернусь — выбирайтесь сами.

С этими словами майор развернулся на каблуках и исчез за дверью. Женщина почти сразу же встала из кресла и прижалась к стене у окна, глядя на улицу.

— Варфоломей, ты голодный? — неожиданно поинтересовалась она. — Тут на столе… ага, ушел… есть чем поживиться. Приступай, а я пока кое-куда сбегаю. Стук в дверь запомнил?

— Так… это… он же сказал — в номере сидеть, — опешил Кондовый, но в ответ услышал только презрительное хмыканье и хлопок закрывшейся двери.

Впрочем, занервничать он, занятый холодными закусками, не успел. Не прошло и пяти минут, как раздался условный стук, а когда Варфоломей открыл, внутрь протиснулась Агата, прижимающая к груди объемистый сверток. Теперь пилоту удалось рассмотреть ее поподробнее, и увиденное ему понравилось. Симпатичная, даже очень. Ну да, худощава, но грудь вполне достойная, а остальное приложится, было б кому откормить.

Между тем девица проскользнула в спальню и уже оттуда донеслось:

— Мне надо переодеться. Чур, не подглядывать!

Это девчоночье «Чур!» одновременно умилило Кондового и слегка разозлило. Не сказала бы не подглядывать — ему и в голову бы не пришло, а так… Сиди теперь, мучайся… женщины!

Вернулась она на удивление быстро. Теперь вместо легкомысленного платья на Агате был мешковатый комбинезон явно с чужого плеча, а на смену туфелькам пришли добротные армейские ботинки размера на два больше, чем нужно. Поверх комбинезона была напялена разгрузка, и девушка принялась деловито распихивать по карманам содержимое сумочки и что-то, прихваченное со стола.

Резкий сигнал заставил Варфоломея подпрыгнуть, но Агата только досадливо чертыхнулась и хлопнула ладонью правой руки по запястью левой. Сигнал смолк.

— Ну вот… и как теперь быть прикажете? Нашему майору укол пора делать, а он смылся, — проворчала она.

— Укол? — не понял Кондовый. — А что с ним такое?

— Да ранен он, ранен! — зло бросила девица. — Там такая трасса через все туловище… эх, не сообразила я… ладно, что уж теперь. Ты поел?

— Поел, не беспокойся. Хрень какая-то эта ваша икра, рыбой пахнет, в брюхе не чувствуется… Ты сама-то перекуси, когда еще придется.

— Резонно, — вздохнула Агата, и некоторое время в номере стояла тишина, прерываемая только еле слышным постукиванием приборов и звоном хрусталя.

Однако молчание, видимо, начало действовать девушке на нервы. И то сказать: держалась она удивительно хорошо, впору соотечественнице Кондового.

— Варфоломей, а ты кто? Дима сказал — пилот…

— Ага, пилот. С Заката. Знаешь, где это?

— Знаю, — ответила Агата, немало удивив этим Варфоломея. Как правило, девчонки, с которыми он знакомился на других планетах, только глазами хлопали. — А к нам зачем?

— Терний привез, в слитках.

— Это в Аверьяновку, что ли?

Кондовый почувствовал, как у него отвисает челюсть.

— Ну да, в Аверьяновку. Ты там бывала?

— Нет. Но закатская община на Волге одна, в Аверьяновке, и там же металлоперерабатывающая фабрика. Так что терний в самый раз.

Варфоломей собрался было восхититься познаниями Агаты, но она вдруг насторожилась, прижала палец к губам, поднялась на ноги, мягко передвинулась поближе к окну и очень тихо сказала:

— Гляди!

Встав рядом с ней, Кондовый вгляделся в мрак за окном — большая часть фонарей горела вполнакала или вообще погасла. Рядом с его кораблем приземлился совсем маленький катер, и выбравшиеся из него три фигуры расхаживали теперь вокруг «Бистяры». Одна приблизилась и тут же упала, остальные две подхватили ее под руки и оттащили подальше.

— Вот черт… я же на охрану поставил… — Он сунулся к окну, но девичьи пальцы, неожиданно сильные, дернули его назад.

— Стой, парень. Это не люди.

— Как — не люди? На зеленых человечков вроде не похожи… — попытался отшутиться Варфоломей. На первый взгляд незнакомцы были вполне людьми… как и те (если судить по эргономике), кто построил его корабль, запоздало вспомнилось ему.

— Не знаю, как, но не люди. Я их не чувствую, понимаешь? То есть чувствую, но не как людей. У них эмоций нет вообще, какая-то каша серая и все…

— Ты что, ЭМка? — почтительно восхитился Кондовый. Эмпаты встречались не так чтобы очень редко, но сильных были единицы, а с такого расстояния — да еще и через стекло — определить, что к чему, мог только очень сильный эмпат.

— Есть немного… Черт, как бы их оттуда убрать? Появится Дима — тепленьким возьмут.

Она как в воду глядела. Двое оставшихся на ногах вдруг бросили своего поверженного товарища, в их руках материализовалось что-то, безошибочно определенное Варфоломеем как оружие, один выстрелил…

Отпихнув Агату в сторону, Кондовый толчком распахнул окно, вскинул карабин… Раз! Два! Три! Скорчившиеся фигуры остались неподвижно лежать на площади («Молодец, пилот, все трое готовы!» — сдержанно похвалила Агата.), а откуда-то сбоку к дверям отеля метнулся, заметно прихрамывая, знакомый силуэт.

Несколько очень долгих минут спустя раздался условный стук в дверь, и в номер ввалился Дима. Выглядел он неважно. Левый рукав куртки был полуоторван и держался буквально на честном слове, по бледному, осунувшемуся лицу стекали крупные капли пота, правая штанина промокла от крови.

— Ну, скажу я вам, — прохрипел он, падая в кресло и швыряя на столик пару импульсных винтовок (бокалы и бутылки посыпались на пол), — это что-то с чем-то.

— Да я уж вижу, — сухо проговорила Агата, успевшая сбегать в спальню, а теперь решительно вспарывающая штанину неизвестно откуда взявшимся тяжелым десантным ножом.

Разодранную одним рывком аптечку первой помощи она пристроила под правую руку. Небо за окном начало сереть, ветер убрался куда-то по своим делам. Пальмы, давшие имя отелю, безуспешно делали вид, что им не холодно. Океан утомленно вздыхал: просыпаться ему не хотелось; смотреть на то, что натворили на его берегах бессмысленные козявки, именуемые людьми, не хотелось тем более.

— Мало тебе было одного шрама… Варфоломей, подержи наготове шприцы, они в спальне, на прикроватной тумбочке.

— Не ворчи, — отмахнулся Дима, прихватывая со стола чудом уцелевший графин с водкой и делая изрядный глоток. — Лучше скажи, где ты все это добро раздобыла?

— В комнате охраны.

— А слушать, что тебе говорят, не пробовала?

— А ты мне еще не заплатил за выполнять приказы, — она слегка шепелявила из-за зажатого в зубах тонкого, как карандаш, фонарика.

— Видел нахалку? — обратился Дима к Варфоломею, желая, должно быть, получить поддержку от собрата-мужчины. Собрат-мужчина только благоразумно молча пожал плечами, протягивая Агате требуемое. Здравоохранением на Закате ведали преимущественно женщины, и любой мужик, влезший под руку с комментариями, мог огрести так, что сквозьфонарное фырканье Агаты показалось бы нежным воркованием.

— Черт… глубоко… сейчас, потерпи. — Один шприц-тюбик, второй… кончик ножа надрезает края раны… — Вот она, голубушка!

Извлеченную стрелку («Это еще что за новости?» — подумалось Варфоломею) девушка, пару секунд повертев в руках, раздраженно бросила на стол, откуда ее немедленно подобрал Десница, и принялась бинтовать ногу. Майор сидел спокойно, должно быть, в одном из шприц-тюбиков был анестетик.

— Левую руку давай.

Окончательно оторвав рукав куртки, она быстро и мягко подсоединила к катетеру взятый у Кондового шприц. Медленно надавила на поршень, подсвечивая фонариком хронометр на запястье. Затем, отбросив первый шприц, вкатила Диме содержимое второго, быстро, уже не интересуясь временем. Варфоломей только головой покачал: сеанс полевой хирургии, осуществленной подручными средствами, произвел на него неизгладимое впечатление.

— Все, сиди пока. — Агата вынула фонарик из зубов и положила его на стол. — Сейчас подействует.

Она поднялась на ноги, с довольным урчанием прогнулась в пояснице — Кондовый откровенно залюбовался, освещения уже хватало — и подошла к окну, прихватив по дороге одну из винтовок. Там в тусклом свете подступающего утра девушка принялась проверять оружие: пальцы так и порхали. И вдруг замерли. Варфоломей удивленно вытянул шею, пытаясь понять, почему девушка застыла, но тут раздался предельно ласковый голос Десницы:

— Агата, милая, будь хорошей девочкой, положи винтовку… умница… и руки подними… хорошо… Кондовый, забери у нее оружие.

Недоуменно покосившись на Десницу — его пистолет смотрел в точку между левым ухом и затылком Агаты, — Варфоломей потянул на себя винтовку, которую девушка, как ей было приказано, положила на подоконник.

— А теперь быстро говори, кто ты такая.

— Варфоломей, в правом верхнем кармане моей разгрузки — карточка. Возьми ее и положи на стол перед Димой. Только осторожно, не перекрывай майору линию огня, а то еще выпалит ненароком. — Голос Агаты был абсолютно ровным, его звучание расцвечивалось только едва заметной насмешкой.

Кондовый послушался, и через несколько секунд Десница освещал лучом фонарика пластиковый прямоугольник.

— Дарья Филатова, агентство «Верный Спутник»… Тьфу, пропасть, да опусти ты руки!.. А что это, в таком случае, за дивертисмент был там, внизу?

— Девушке надо на что-то жить, — повернулась Агата лицом к комнате. — Первый контракт от «Спутников» у меня только через десять дней.

— Ладно, выберемся — расскажешь, если захочешь. Тут такое дело, братцы-кролики. Сматываться нам надо, и как можно скорее. Кто напал на Волгу, я понял, но толку-то с моего понимания, пока у меня оно есть, а у имперского флота нету… разве что могу сказать, что эти сукины дети используют какую-то разновидность оптического камуфляжа. Могут прикинуться кем угодно. Или вообще стать невидимыми. Вот я сейчас с вами говорю, а ведь ни один из нас не может быть уверен, что остальные двое — люди.

— Я могу, — флегматично заметила Агата.

— Это каким же образом? — Улыбка Димы была кривой и страшноватой, и физическая боль не имела к этому никакого отношения.

— ЭМ восемь тридцать пять.

— Сколько?! — в один голос возопили мужчины.

— Восемь тридцать пять.

— Охренеть, — хмуро подытожил Десница.

— Не стоит, — спокойствию Агаты могла бы позавидовать мраморная статуя. — Охреневших на Волге сейчас и без тебя хватает. Так какие у нас планы по части смыться?

— Залезаем в корабль Варфоломея…

Тут Кондовому надоело, что его судьбу и судьбу «Тварюшки» решают, не задавая никаких вопросов, и он высказался. Пару минут спустя остальные участники «производственного совещания» уяснили для себя текущее положение дел и, не исключено, несколько расширили словарный запас. В номере воцарилось мрачное молчание.

— Ну вот что, — нарушила его Агата, и Варфоломей в бессчетный уже раз подивился ее хладнокровию. — Давайте решать проблемы по очереди. Для того чтобы тебе починиться, нам в любом случае надо сперва взлететь и убраться из Верховья. Тут ловить нечего, сам понимаешь.

Закатец был полностью с ней согласен, Дима, судя по всему, тоже, но тут в планы и соображения вмешался непредвиденный фактор. Попытавшийся подняться на ноги Десница покачнулся и рухнул обратно в кресло.

— Что ты мне вкатила, душа-девица? Я встать не могу!

— То, что доктор прописал, — парировала она. — Встать… если ты не можешь встать, то по лестнице тем более не спустишься, а в лифте… в лифте, сам понимаешь, нас прихватят, как котят…

— Я донесу, не вопрос. — Варфоломей был абсолютно уверен в себе. Сила тяжести на Волге была почти вдвое ниже, чем на Закате, а он и дома-то вес, равный собственному (и даже больший), таскал на плечах, не напрягаясь.

Однако девушка только поморщилась:

— Ты-то донесешь, вот только как бы нам не пришлось стрелять и уворачиваться, а с грузом… значит, так. Кондовый, ты хороший пилот?

— Уж можешь не беспокоиться, — обиделся Варфоломей, демонстративно скрещивая руки на груди. С его мускулатурой зрелище получилось более чем внушительное.

— Сумеешь поднять свою таратайку до уровня этого подоконника и подвести пассажирскую аппарель вплотную?

— Как зайцу уши завязать.

— Бедная зверушка… Значит, мы с тобой берем по стволу и выходим, а Дима ждет здесь. Заодно будет сверху прикрывать. Уж к окну-то мы его подтащим без проблем. Согласен, майор? Отлично, вставай… Варфоломей, давай справа… вот так. Вдвоем мы доберемся, если клювами щелкать не будем, это ясно и без того самого зайца… Ну что, на выход?

По пути вниз возникла короткая перепалка, не менее бурная от того, что велась она свистящим шепотом. Уроженец Заката («бинарность общества, проявляющаяся в разделе сфер влияния по тендерному признаку» — вспомнился Агате прослушанный когда-то курс сравнительной социологии), молодой пилот наотрез отказывался пропустить ее вперед. Пришлось самым серьезным тоном пригрозить вышибить парню мозги, если не прекратит выкаблучиваться. Варфоломей, в отсутствие Десницы явно почувствовавший себя на высоте положения, тут же дурашливо заныл:

— Не надо мне мозги вышибать! Мои мозги на вес золота… нет, платины! Ибо мало их…

— Шагай уже… платина… — добродушно проворчала Агата, не зная еще, что вольно или невольно окрестила парня.

Однако на подходах к холлу первого этажа оба разом посерьезнели. Варфоломей все-таки признал, что эмпатке следует идти первой, как ни претила ему мысль о том, чтобы женщина подвергалась опасности. В сложившихся обстоятельствах он был не более чем слепым кутенком, девица же явно знала, что делает. Последняя лестничная клетка… дверь… ба-бах!

Часть вычурной колонны осыпается, но главное не это. Там, где секунду назад — Варфоломей готов был в этом поклясться! — никого не было, лежит, скорчившись, вполне человекоподобная фигура. Череп у фигуры разнесен вдребезги, руки сжимают что-то явно стреляющее.

— Минус раз, — холодно цедит девушка. Лица ее Кондовый видеть не может, но чем-то она напоминает сейчас вышедшего на охоту подкаменного ядозуба, маленького, но смертельно опасного закатского зверька. Во всяком случае пластика именно звериная.

— Так, к кораблю пойдешь первым, охрану снимешь… — Ба-бах! Ба-бах!

Разлетаются щепки дверного косяка, сделанного из роскошного темного дерева, оседает еще один условный человек…

— Минус два.

Да есть ли у нее вообще нервы?!

— В холле чисто. Слушай, ты себе старые часы представляешь? Со стрелками?

Они уже подходили к дверям, Агата все еще держалась впереди, плавно смещаясь влево, освобождая проход.

— Представляю.

— В случае чего буду наводить по циферблату. Двенадцать — на трапе. Секунду…

Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!

— Минус четыре. Пошел!

И Варфоломей пошел. Точнее побежал, слыша за спиной грохот выстрелов.

Агата, полностью раскрывшись, впитывала окружающее пространство — минус шесть! — краем глаза следя за пилотом. Вот он взбежал по аппарели, развернулся, вскинул карабин к плечу…

— Восемь! Три!

Доверяя своей напарнице, Кондовый палил в белый свет как в копеечку, и не зря — два тела рухнули на брусчатку площади.

— Шесть, угол тридцать!

С козырька подъезда валится еще одно тело, но это уже неважно: Агата катится кубарем, все ближе, ближе… Есть!

— Вокруг никого! Взлетаем!

На бегу вопя в пространство: «Объект альфа-Агата, свой!», Варфоломей влетел в рубку, плюхнулся в привычный уже ложемент и пробежался пальцами по сенсорам управления. Будем надеяться, девчонка сообразит зацепиться, скобы там есть…

«Бистяра» поднимался. Аппарель на уровне окон второго этажа… пятого… шестого… вперед!

Внешние датчики показывали, что Агата стоит на аппарели, легко балансируя и даже не думая хвататься за скобы, только винтовку закинула за плечо. Еще чуть-чуть…

Дима уже сидел на подоконнике, перебросив ноги наружу. Вот аппарель мягко ткнулась в стену на полметра ниже окна… Агата схватила протянутую руку… рывок…

— Стартуем, Платина!

Ну, понеслась душа в рай… «Объект бета-Дима, свой!»… Ага, уже внутри… «Герметизация! Невидимость!»… Ф-фух!

В рубку они буквально вползли. Наплевав на чувство собственного достоинства, Десница повис на Агате, что, впрочем, девушка воспринимала как должное. Она вообще, как выяснилось, была куда крепче, чем ему показалось при знакомстве. Во всех смыслах крепче. А еще она ему нравилась. Ее уравновешенность, ее рассудительность, ее умение быстро соображать и быстро действовать. Ее улыбка и ее ножки, скрытые сейчас бесформенными штанинами комбинезона. Хорошая девочка. И компаньон, наверное, хороший. Одно слово — Спутница.

Дмитрий поудобнее устроился в кресле второго пилота, в которое его сгрузила Агата, и смог наконец расслабиться. Услышав внизу выстрелы, он решил было, что дело плохо, пропали щенята, но его молодые… подчиненные? подопечные?.. были живы и целы. Даже не поцарапаны, как ни странно. Подсыхающая тонкая полоска на щеке девушки («Ерунда, щепка отлетела!») не в счет. Варфоломей что-то возбужденно повествовал о том, как Агата стреляет — а то Десница из окна не видел! — не переставая заниматься управлением. Героиня его рассказа закатила глаза, глубоко вздохнула, покачала головой и исчезла из рубки, чтобы пять минут спустя появиться с подносом, на котором стояли три стаканчика кофе.

Первым получил свою порцию Дима: «Командир!», потом Варфоломей: «Шкипер!», после чего Агата уселась в кресло, предназначавшееся, судя по всему, для бортинженера, и сделала вид, будто ее здесь нет. Что интересно, ей это удалось.

Между тем Десница начал рассказывать, что именно обнаружил в городе во время своей короткой вылазки, включившей в себя забег в опустевший полицейский участок и торопливый просмотр поступающей на терминал информации. Веселого было мало, и Кондовый заметно приуныл. Судя по всему, нападение осуществлялось сразу на все крупные населенные пункты. Становилось вполне очевидным, что найти на Волге работающую верфь или хотя бы серьезную мастерскую — задача нетривиальная. Уходить же в гипер с поврежденной броней… Мужчины совсем забыли о том, что они в рубке не одни, поэтому оба чуть не подскочили, когда слева донеслось:

— Варфоломей…

— Да называй меня Платиной, мне нравится, — ухмыльнулся Кондовый.

— Платина, а ты сумеешь объяснить ремонтному роботу, что от него требуется?

Варфоломей покосился на Диму, пожал плечами и задумчиво протянул:

— Я-то сумею, был бы робот и материал подходящий.

— Тогда так, — Агата выбралась из кресла, — дай мне карту, первый юго-западный квадрант.

Она вгляделась в развернувшееся на дисплее изображение и уверенно ткнула коротким, но безукоризненно наманикюренным ноготком в небольшой остров:

— Нам сюда.

Кондовый сверил координаты островка с планетарным справочником и настороженно прищурился.

— Производство тары и упаковки? Ты предлагаешь залатать «Тварюшку»… Чем? Корзинками для яиц?

— Платина, — язвительно улыбаясь, пропела Агата, — поверь моему опыту: яйца бывают разные!

Глава 3 САМЫЙ МОДНЫЙ ШОПИНГ В ЭТОМ СЕЗОНЕ

Из протокола допроса Дарьи Филатовой

— Вы удивительно холодны для представительницы вашей профессии.

— Какой из? Я была горничной в отеле… была проституткой… сейчас я Спутница.

— Я имел в виду вторую из упомянутых вами профессий, которая, просто исходя из времени, потраченного на ее освоение, пока является основной.

— А я не на работе. Я на допросе, а тут горячиться нельзя. Погорячишься — да и сгоришь… Зачем мне это?

— Послушайте, Дарья Владимировна! Я не понимаю, почему вы не хотите идти на контакт, просто не понимаю. Человечество столкнулось с нешуточной угрозой, и ваш долг перед ним…

— Долг перед человечеством? Мой долг? А как насчет долга человечества передо мной? Где было ваше человечество, когда я по выходе из приюта подписывала грабительский контракт? Где была ваша охраняющая человечество служба, когда восемнадцатилетнюю девчонку ломали через колено, заставляя стать шлюхой? Где были вы, вот лично вы, когда я зубами выгрызала себе место под солнцем, и не на кого было опереться, чтобы просто перевести дыхание? Молчите! Вам нечего сказать!

Из записи частной беседы

— Представляешь, они мне прямо так и заявили: не до шлюх сейчас, порядочным бы людям помочь…

— Лицемеры хреновы! Поубивал бы… ладно, командир, с этим я разберусь.

Они летели над океаном. Медленно — Варфоломей не хотел рисковать, слишком сильно разгоняясь и давая возможность противнику обнаружить одинокий корабль. В рубке текла неспешная беседа.

— Агать, а как ты камбуз-то нашла? Или видела такие кораблики раньше? — Загрузившему координаты в автопилот Платине было нечем заняться.

— Ничего я не видела, просто прикинула, где ему следует быть по логике вещей. Слушай, ты что, так и полетел? С минимальным запасом еды, только кофейный автомат полностью загружен?

— Да денег было в обрез. Мою-то «Манту» бывшие хозяева «Бистяры» в клочья разнесли, когда я их сажал. Прикинь, отработку сбросил. Шлак реакторного отсека, эмульсию, гель, масла… Экологи взъелись, конечно, но потом признали, что я молодец. А толку-то? Страховка и премия от полиции кредит покрыли, а дальше… на топливо едва хватило. Да и замотался, посудина-то непривычная… Ерунда, лететь не так уж долго, можно и бутербродами перебиться, а здесь свои пропасть не дали бы.

— Ладно, если все пойдет так, как я думаю, будет тебе и на автоповара, и на медкапсулу…

— Темнишь, Агата, — вступил в разговор Десница. Кофе, очень горячий и очень сладкий, подбодрил его. Правда, класть сахар в кофе… но девушка безапелляционно заявила, что организм надо поддержать, а поскольку глюкозы у нее нет, то пациент будет пить сладкий кофе. Как миленький. Никуда не денется.

— Я не темню, я загадывать не хочу. Глаз у меня хоть и не дурной, а все ж черный. Ну на фиг такие приключения.

— Правильно, помалкивай. — Сам Десница не был суеверным, но как действуют чужие предрассудки, понимал прекрасно. Девчонка совершенно права, хочет пока попридержать язык — пускай.

Варфоломей откинулся в кресле, стараясь одновременно держать в поле зрения обоих своих спутников. Ему было удивительно уютно. Отчего-то складывалось впечатление, что он уже не раз и не два летал вот так: справа — крепкий мужик лет пятидесяти, слева — красотка в комбезе.

— Командир, — обращение Агаты к Дмитрию он счел вполне подходящим и для себя тоже, — а почему ты так напрягся там, в отеле, когда Агата за винтарь взялась, а как только карточку прочел — сразу успокоился?

— А ты поставь себя на мое место. Знакомишься ты в баре с милой барышней…

— Снимаешь шлюху… — негромко подсказала Агата.

Десница поморщился. Кондовый вытаращился на девушку, потом обернулся к Диме, понял, что шуткой тут и не пахнет, и слегка оторопел.

— Ну, в общем, да. Мне ее портье посоветовал. Опять же, кольцо на пальце… А она ведет себя так, как проститутке ну совсем не положено. И с ранами разбираться умеет, и оружие не в первый раз в руки попало — это ведь очень заметно. Я вообще не знал, что подумать. Другое дело — Спутница. Ты, небось, и не знаешь, кто такие Спутники, у вас на Закате их, насколько мне известно, нет…

— Нет. Расскажешь?

— Может, Агата сама объяснит?

Девушка с улыбкой покачала головой и уселась в кресле несколько боком, лицом к мужчинам.

— Давай ты. Даже интересно.

— Агентство «Верный Спутник», Платина, готовит эскорт. Первоклассный эскорт, понимаешь? Высшей пробы. Спутник — это и телохранитель, и что-то вроде личного врача, и секретарь, и любовник. Спутника можно взять с собой на воровскую сходку, на вечеринку студенческого братства, на прием к императору, на деловую встречу… и везде он — или она — будет на своем месте. Конечно, Спутник не спасет от наемного убийцы — так это редко удается и профессиональным бодигардам, но объяснить зарвавшейся шпане, где ее место, или прикрыть в уличной перестрелке сумеет. Да что я тут распинаюсь, ты и сам все видел. Спутник не вылечит тебя, но сохранит живым до прибытия врача, а это порой важнее. Рассчитать гиперпереход — это вряд ли, но поднять небольшой корабль с поверхности или посадить его с помощью диспетчера и какой-то матери — сможет. Так же и со всем остальным. Нанять Спутника может только очень богатый человек, но ни один рубль не будет потрачен впустую.

— Да, — подтвердила Агата, — мы товар не из дешевых. Пара заданий — и у меня хватило бы денег и на новое имя, и на новое лицо, и не было бы больше Агаты-Собеседницы. Теперь все, конечно, рассыпалось… ч-черт. Столько лет псу под хвост!

— Ладно, не горюй, — успокаивающе произнес Дмитрий. — Форс-мажор, он и есть форс-мажор. А на Земле я отправлю в центральный офис агентства такую характеристику, что тебе новое назначение подберут быстрее, чем прочитать успеют. ЭМ восемь тридцать пять… умеют они людей находить, что тут скажешь.

Агата довольно усмехнулась. Десница наблюдал за ней с интересом. Его тезис об уместности Спутника в любой обстановке блестяще подтверждался: здесь, в рубке чужого во всех смыслах корабля, облаченная в потрепанный комбинезон девчонка была так же органична, как в дорогом платье за столиком бара.

— Знаешь, — промурлыкала она, — Олег… тот мужик, который меня завербовал для агентства… сказал потом, что получил премию и нагоняй. Премию за сам факт вербовки, а нагоняй за то, что не нашел меня раньше. Я ведь даже до начала тренировок была ЭМ пять одиннадцать. Хотя не исключено, что раньше я бы не согласилась. А так — в самый раз. Выкупиться уже успела, учиться проститутку никуда не берут, дураков нет — в суде разбираться с исками по поводу растлевающего соседства…

— Выкупиться? — Дима подскочил в кресле и тут же скривился: действие анестезии заканчивалось, и простреленная нога давала о себе знать при резких движениях. — Ты что же… приютская?!

— Ага.

— Долго?

— С рождения. Мать отдала, сказала, что я Филатова, а отца Владимиром звали. Так что вот…

— Двенадцать процентов годовых?

— Именно.

Десница сжал кулаки, помянул матушку, батюшку и всех окрестных бобиков, потом покосился на недоумевающего и явно встревоженного Платину и тяжело вздохнул.

— Один вопрос, Агата. Последний. Не захочешь — не отвечай, твое право, я лезть не буду.

— Ну?

— Как ты вообще колечко на палец надела?

— Знаешь, командир… наверное, просто повезло. Я ведь горничной была. Не в «Пальмах», в «Океанском бризе», это по набережной на запад, пара километров. И вот захожу это я в номер и вижу, что постоялец собрался за окошко прогуляться. А этаж, между прочим, девятый. Вот я и взялась уговаривать, черт его знает, зачем… пожалела его, дурака, что ли… Чаевые он, протрезвев и оклемавшись, такие отвалил — я за месяц меньше зарабатывала.

Агата неловко пожала плечами.

— А потом… работу я, понятное дело, в срок не выполнила, так меня из отеля коленом под зад. С «волчьим билетом», конечно. А тут Мама Зоя: не хочешь ли ты, девонька, на каторгу? За занятие проституцией без лицензии? Я в слезы: не было ничего! Ведь и правда, не было. А она мне: кому какое дело, было — не было. Свидетелей вагон с тележкой найдется, уж будь уверена. А вот у нашего с тобой, детка, разговора, наоборот, ни одного свидетеля не сыщется. И никто не станет снимать ментаграмму с такой добропорядочной женщины, как я. А с приютской девки, решившей подзаработать на стороне, и подавно. Так что либо на каторгу, дорогуша, либо… Но кроме кнута и пряник имеется: сможешь выкупиться, если дурака валять не будешь. Знаешь, командир, мне было восемнадцать лет, и на каторгу совсем не хотелось. Ни капельки. Вот и… Первый месяц тяжко пришлось, чуть подвиг того постояльца до конца не довела. А потом я пришла в банк: платить половину заработка, как положено. И выяснилось, что эту самую половину Мама Зоя уже уплатила и свою долю забрала тоже, а то, что у меня на руках — мои деньги. Только мои.

— Блядский мир, — процедил Десница сквозь зубы. — Ты понял, Платина? Нет, ты понял?! На этой гребаной Волге ЭМ пять одиннадцать считает везением, что удалось стать проституткой. Потому что иначе — до конца жизни в рабах. Выплачивать стоимость содержания в приюте. С процентами выплачивать. Причем стоимость такая, словно на шелковых простынях спал, в ресторанах ел и в университете учился. Сказки это все, будто кому-то честным путем выкупиться удалось. Хорошие сказки, правильные. Чтоб не вешались. Да уж… с таким уровнем эмпатии Агата, наверное, в звезды выбилась моментально. Влет. Должно быть, по прошествии времени и трахаться-то через раз приходилось, не чаще.

— Через два, а то и через три, — меланхолично подтвердила Агата. — Даже с вице-президентом как-то раз работать довелось. Хороший получился заказ, жирный.

Варфоломей молчал. Услышанное было за гранью не то, что понимания — за гранью добра и зла. На Закате… на Закате человека — ребенка! — обладающего даже втрое меньшими способностями, нашел бы не вербовщик какого-то там агентства, а воспитатель в детском саду. Нашел и объяснил бы родителям… опекунам… какой, к черту, приют? Не бывает на Закате приютских!.. и Министерство образования назначило бы куратора… и денег на правильное воспитание отвалили бы… высшее образование и так бесплатное… Никуда учиться не брали? Идиоты, какие же идиоты…

Потом была бы карьера, да какая! Пилоту Кондовому и не снилось! А тут… Господи, если Ты есть — как же Ты позволил?!

— Агата, — негромко сказал он, — дай-ка мне руку. Правую.

Недоумевающая девушка выполнила его просьбу, и Кондовый с трудом — вот ведь впечаталось, проклятое! — стянул с указательного пальца кольцо проститутки и швырнул его в услужливо приоткрывшуюся пасть утилизатора.

— Все. Больше — никогда. Семья Кондовых не допустит, ты поняла? И Семья Решетниковых. И Семья Вересовых. Я не допущу. Ясно?

Кондовый сделал круг над островом. Огромный производственный комплекс на нем казался вымершим, даже навигационные сигналы не подавались. Агата покинула свое место и теперь стояла за спинкой ложемента первого пилота, напряженно вглядываясь в картинку на дисплее. Метки живых объектов на нем отсутствовали, мертвых — тоже.

— Судя по всему, никого нет. Все свалили, когда заваруха началась. Да и выходные… Ну, нам же проще. Сможешь сесть во внутреннем дворе? Вон там, видишь?

Платина не стал отвечать, сочтя вопрос праздным. Мягко, как детеныш лапчатки в гнездо, «Бистяра» опустился в обозначенной ярким крестом точке и замер. Сканеры продолжали утверждать, что в зоне их действия ни живых, ни мертвых не наблюдается.

— А вот теперь, возможно, придется попотеть. Если Жорик остался таким же романтиком, как был, проблем не возникнет, но я бы не особенно рассчитывала…

На правах аборигена Агата первой вышла из корабля и остановилась в паре шагов, оглядываясь по сторонам.

Высокая монолитная стена, окружавшая огромный внутренний двор, была снабжена кучей датчиков (теперь, похоже, отключенных), колючей проволокой под током и снаряженными излучателями башнями по углам. Сейчас раструбы застыли под несуразными углами, но в принципе… Интересный антураж для скромного производства тары, подумалось Варфоломею.

Между тем Агата подошла к дверям, ведущим во внутренние помещения, и набрала код. Раз, другой… невнятное ворчание… третья попытка оказалась удачной, и девушка приглашающе махнула рукой.

Платина и прихрамывающий Десница вслед за ней вошли в просторный вестибюль. Здесь все было так, как и положено в предназначенной для посторонних передней преуспевающего предприятия. Изрядно продавленные мягкие кресла, стойка ресепшн — вызывающе пустая сейчас… пара каких-то чахлых древовидных растений в пыльных кадках, забытая чашка на столике… казалось, три человека попали в промежуток между мгновениями: уже ничего и еще ничего.

Агата немедленно устремилась за стойку.

— Так, что тут у нас… угу, ясно. Платина, шел бы ты в рубку. Сейчас может быть довольно интересно, если я разберусь… Когда платформа опустится, не паникуй, понял?

Пожав плечами — какая еще платформа? — Варфоломей, как ему и было предложено, вернулся на борт Тварюшки. Долго ждать не пришлось: участок двора, на котором стоял «Sunset Beast», начал плавно опускаться. Через несколько минут корабль оказался в просторном ангаре, и над ним сомкнулся потолок. Все чудесатее… додумать стоящий в проеме люка Кондовый не успел. Створки высоких и широких ворот раздвинулись, между ними возникла Агата.

— Все в порядке, можешь выходить. Я заблокировала механизм, сам не сработает. Прошу любить и не жаловаться: производство тары и упаковки для самых разных яиц.

Варфоломей спустился по аппарели и с любопытством осмотрелся. Вокруг было не просто чисто — стерильно. Металлопластовые стены и пол… стапеля… за спиной Агаты виднелся конвейер, возле которого застыли десятка полтора ремонтных роботов самого разного назначения. Некоторые Кондовый узнал — конструкция была закатская.

— Что это, Агать? Куда ты нас притащила?

— Они тут у нас такие порядочные… такие законопослушные… — непонятно процедила девушка. — А жить-то все хотят… вкусно жить… короче. Цералан тебе в качестве заплаты подойдет? Если да — складской код 18/253/40, видишь терминал?

— Цералан?!

Да по сравнению с этим предложением исходная броня «Бистяры» была просто обмоткой из шелковой ленточки! Цералановое покрытие… это же… таких цифр на банковском счете Платина, в целом на воображение не жаловавшийся, и представить себе не мог.

Агата тем временем вытащила из кармана разгрузки несколько купюр и швырнула на пол.

— А это еще зачем? — не понял Варфоломей.

— Ну мы же не воры, согласись. Берем товар, платим… Ты тут без меня справишься?

— Иди отсюда, лапочка, — узревший перспективы Платина мигом растерял весь пиетет. — Иди, погуляй. Не болтайся у дяди под ногами. Дядя охреневать будет… в угаре шопинга.

Когда он снова посмотрел в сторону выхода из ангара, там было пусто.

Пару часов спустя Варфоломей, задавший роботам программу полного обновления брони — когда ни помирать, все равно день терять, а цералана на складе хватало с избытком, — разыскал-таки своих попутчиков. Сидящий прямо на полу Десница, заново перевязанный, переодетый в рабочий комбинезон и вполне умиротворенный, ковырялся в содержимом обширного подноса с подогревом.

— Агата на склад поскакала, — пояснил он, правильно истолковав вопросительную гримасу пилота. — Она полагает, что здесь можно взять неплохой груз… плюс кое-что на предмет доукомплектовать твою посудину. Вот скажи ты мне, мил человек, куда их волжские головы торчали? Такой суперкарго пропадает… Присаживайся, тут и на твою долю есть.

Кондовый взял предложенное (салат, борщ, отбивная с гарниром, сок) и дал себе волю. В какой момент посмеивающийся Дмитрий заменил один поднос другим, он не заметил. Не хватало еще — на пустяки отвлекаться! Ох, вкусно-то как… это вам не икра…

Агата вынырнула откуда-то сбоку, с планшетом в руках, пером за ухом и болтающимся на штанине комбеза выдранным клоком материи.

— Разгружайся, Платина, — бросила она без обиняков. — Терний твой — тьфу! Здесь у нас полторы тысячи тонн веларового композита, да очищенного киратта под пару тысяч тонн. Еще можно взять пятьсот тонн рокисты, по тысяче лория и маркена, ну и так, по мелочи того-сего. Я хорошую медкапсулу обнаружила, нулевую, с функцией реанимации. Земного производства, прикинь? И криобокс тоже, закатский, кстати. «Саркофаг», слыхал о таком? Ну и что ты сидишь?! Потом дообедаешь, кибершеф я тоже нашла!

Бормоча: «Суперкарго?! Да это Мать Семьи!!!» — Платина подорвался вслед за исчезнувшей в лабиринте комбината Агатой. За спиной слышалось обидное хмыканье Десницы.

Ночь стремительно вступала в свои права. Права первородства, потому что внизу было темно, как в начале первого дня творения. Флаг стремительно приближался, закатская община уже с гарантией была в зоне ближней связи, но…

— Борт «Sunset Beast», Варфоломей Кондовый, Закат, вызывает Аверьяновку. Аверьяновка, ответьте! Борт «Sunset Beast»…

Скремблер меланхолично перебирал направленные частоты. Тишина, молчание, зеро… Континент был совсем рядом, но это ничего не меняло. Люди, города, корабли… все это словно растворилось в пространстве. Используемая Платиной часть эфира была абсолютно пуста.

В кресле слева съежилась Агата. Десница, со всем возможным удобством устроенный справа — лечь в капсулу майор отказался наотрез, — катал по скулам желваки.

Ничего. Снова ничего. И снова. Словно нету никакой Аверьяновки. И никогда не было. На Варфоломея было страшно смотреть.

— … ответьте!

— Здесь Аверьяновка! Варюха, ты?

— Дядя Кондрат!!!

— Да не ори ты, паря, чай, не глухие! Что, так и не улетел? Вот сколько помню тебя — никогда старших не слушался, засранец!

— Дядя Кондрат, мы на подходе, заберем всех!

— Всех… — голос в динамиках был горек и сух. — Всех тут тридцать семь душ, больше никого не осталось… в первый же час повыбили, еще до того, как ты вчера на связь вышел…

Варфоломей закостенел в ложементе. Из-под зажмуренных век по сбрызнутым светлой щетиной щекам ползли слезы.

— Дядя Кондрат, я… — Голос не слушался пилота, срываясь в предательскую дрожь.

— А ну, цыц! Распустил нюни! Детишек мы сберегли, и женщин частично тоже, а наше дело мужское. Скоро будешь?

— Полчаса.

— Ждем.

Корабль тихо, как опасающийся поднятия тревоги воришка, опустился в центре поселка. Да, повоевали тут знатно: вряд ли захватчики просто ради собственного удовольствия крушили стены домов и выжигали все, что могло гореть. Кое-где сохранились хрупкие остовы обугленных деревьев, но их было мало. Поднятый садящимся «Бистярой» пепел оседал, покрывая тонкой траурной вуалью посадочные опоры и откинувшуюся пассажирскую аппарель.

Слева и справа от слабо освещенного проема, боком, чтобы не облегчать задачу возможным стрелкам, стояли двое: Агата наотрез отказалась отпускать Варфоломея одного и теперь пристально вглядывалась в темноту, из которой начали появляться человеческие фигуры. Первым шагал мужик настолько кряжистый, что по сравнению с ним Платина казался заморышем. Комбинезон его был порядком изодран, левая лапища белела свежим лубком. Вот он поднялся по аппарели — остальные столпились внизу, ожидая, должно быть, команды, — молча обнял Кондового, похлопал по спине ладонью здоровой руки. Потом отступил на шаг и поклонился Агате.

— Кондрат Вересов.

— Эээ… Агата. Филатова.

Кондрат обернулся к Варфоломею, и тот пояснил:

— Мой суперкарго.

— Ну, насчет карги не знаю, тебе виднее, — усмехнулся Вересов, — а барышня супер. Польщен знакомством, сударыня, — снова склонил голову инженер.

— А еще стреляет так, что хоть сейчас в охотники, — добавил Платина.

Агата отстраненно улыбнулась, глядя на женщин, детей и немногочисленных, рассыпавшихся редкой цепью мужчин, безмолвно стоявших несколькими метрами ниже. Выражение ее странно заострившегося лица было абсолютно бесстрастным.

— Ладно, дядя Кондрат, — заторопился Кондовый, несколько удивленный поведением девушки, — давай всех на борт, и сматываемся, пока целы.

Вересов взмахнул правой рукой, и люди начали проходить мимо мужчин и слегка посторонившейся Агаты. Встала она так, чтобы быть рядом с Кондратом и Варфоломеем.

Примерно половина уцелевших жителей Аверьяновки была уже внутри, как вдруг Агата вскинула руку с пистолетом, которым разжилась еще на упаковочном комбинате. Грянул выстрел, и молодая женщина, только что взошедшая на аппарель, без единого слова или стона рухнула на ребристый металл.

— Стеша… — рванулся Кондрат из рук молниеносно среагировавшего Варфоломея, и тут же замолчал, потрясенный.

Тело на аппарели плыло, растекалось, меняло очертания… несколько секунд спустя между Агатой и нацелившими на нее карабины мужиками внизу — «условно гражданских» как ветром сдуло — лежал мужчина в странном комбинезоне.

— Все. Остальные — люди, он был только один. Я его почувствовала, но вычленить в толпе, а уж тем более убрать без ущерба для остальных… не волшебница же я, в самом-то деле. Поднимайтесь, надо убираться отсюда. Платина, нам эта тварь зачем-нибудь нужна?

— Положим в «Саркофаг» и гибернируем, дома разберутся. — Варфоломей, которому вдруг стало не по себе при мысли о том, что было бы, если бы чужак оказался в корабле, передернул плечами. Очень хотелось водки, замороженной до густоты. — Поможете, мужики?

— Помогут, куда они денутся, — за всех ответил Кондрат, глядящий на Агату с уважением и почти со страхом. — В охотники, говоришь? Верю. Эта — справится.

«Sunset Beast» медленно поднимался. Еще во время пребывания на острове Варфоломей поделился со своими попутчиками планами вытащить тех членов закатской общины, кто еще жив. Так что один из отсеков трюма превратился стараниями Агаты в пассажирский. Конечно, особых удобств не было, да и быть не могло, но пригнанные ею роботы застелили пол толстым слоем мягкой пенорезины. Нашлись на поистине бездонных складах и несколько портативных санитарных блоков, так что людей удалось разместить со всем возможным в сложившейся ситуации комфортом. Подносы с едой распихали по тщательно закрепленным коробам — нагружать желудок перед разгоном было, мягко говоря, неосмотрительно.

Двух самых пожилых женщин устроили в каютах. Свободными были еще три — в четвертую утомленная, почти злая Агата (сказывались полтора суток без сна) загнала таки Диму, раз уж заставить лечь в медкапсулу не получилось. Но уютные помещения так и остались пустыми: закатцы решили, что полетят все вместе, благо совсем маленьких детей среди спасшихся не было. Агата беспокоилась, как перенесут рожденные на Волге ребятишки неизбежную перед входом в гипертуннель перегрузку, но ей объяснили, что регулярные тренировки на центрифуге малышня проходит чуть ли не с рождения. Так что все долетят без проблем, а на Закате первое время в экзачах побудут, не страшно.

Больше ничего сделать было нельзя, и Агата сидела в рубке в ставшем уже привычным кресле, вполуха слушая негромкую беседу мужчин и привыкая к небольшой пока перегрузке. Кресло мягко обволакивало тело, тепло расслабляло, глаза закрывались, но она боролась со сном, решив, что ляжет, когда корабль войдет в гипер. Сколько времени «Sunset Beast» проведет в туннеле, заранее сказать было нельзя, физика гиперперехода до сих пор была довольно смутной — хотя и широко используемой — областью человеческого знания. Но в любом варианте, даже если в данном случае речь пойдет о секундах… пока еще они до Заката долетят, не дурак же Платина — сразу на околопланетную орбиту прыгать…

Отправляться сейчас в койку в каюте девушке не хотелось, хотя Платина и пытался ее убедить, что разгонную нагрузку лучше принимать лежа. Тем более что гравикомпенсатор он привык включать только в самом крайнем случае, без него корабль лучше ощущается.

— Вот такие пироги, дядя Кондрат. — Варфоломей не отрывал глаз от показаний приборов.

Инженер, сидящий на месте Десницы, неопределенно хмыкнул.

— Пироги еще те. Ну да ладно, где наша ни пропадала, а все живем. Чем дальше думаешь заняться? Груз у тебя знатный, даже за вычетом стоимости терния хоть сейчас на покой лет на несколько. Да и вряд ли с тебя кто-то за терний спросит, помяни мое слово.

— Чем-нибудь займусь, объем — он большой.

Услышав характерное выражение (объемом пилоты традиционно называли Пространство), Агата подавила улыбку.

— Жениться тебе пора, парень. Двадцать пять лет — а все не пришей кобыле хвост, болтаешься, как… гм… — Кондрат неловко кашлянул в кулак, косясь на девушку. Та, уже не сдерживаясь, прыснула.

— Смейся-смейся, — проворчал Кондовый. Впрочем, вполне благодушно. — Вот сейчас разгон начнется — поглядим, как ты посмеешься.

— Переживу, — фыркнула Агата. — Долго еще?

— Да, пожалуй, уже можно начинать… а, ч-черт!

На экране возникла быстро растущая метка: прямо по курсу «Бистяры» совершал сложные эволюции один из крупных кораблей, принадлежащих захватчикам.

— А вот теперь, — Варфоломей ощерился, как почуявший грабителя сторожевой пес, — а вот тепе-е-е-е-ерь я хочу малость поразмяться. Так, для общего тонуса…

— Платина, — предостерегающе процедила Агата, — у нас люди на борту.

— Не говори под руку, — буркнул он, — лучше пристегнись покрепче. И ты, дядя Кондрат. Будет весело. Пассажирам — приготовиться к принятию нагрузки!

Руки Кондового словно взбесились. На Агату навалилась тяжесть, стало трудно дышать, казалось, что вся кровь устремилась куда-то вниз и назад. Стремительно приближавшийся корабль противника — заложивший крутой вираж Платина заходил к нему со стороны кормы — занял весь экран, отчетливо стали видны дюзы. И строго по центру этих дюз возникло тройное перекрестие прицела.

— Еще чуть-чуть, — ласково прохрипел Варфоломей, — еще самую капелюшечку… х-ха!

Дюзы вражеского корабля вспухли гнойным нарывом. Нарыв помедлил, как будто не был уверен, что ему делать дальше, — и лопнул. «Sunset Beast» швырнуло вниз (желудок Агаты требовательно толкнулся в горло), потом в сторону, потом перегрузка стала совсем уж невыносимой. Выжатая ею одинокая слеза, казалось, вот-вот продавит щеку насквозь, справа придушенно сипел что-то нецензурное Кондрат, и тут по глазам ударила вспышка открывшегося гейта, и все закончилось.

— Ползла бы ты спать, Агата, — буднично предложил Платина.

Выход из туннеля вблизи Заката оказался весьма впечатляющим. Варфоломей не смог бы объяснить даже самому себе, за каким чертом он не вышел из режима невидимости даже в гипере и почему выбрал точку за солнцем, да еще и на самом краю системы. А вот захотелось ему так. Левая пятка зачесалась. Но практика показала, что зачесалась она очень правильно и очень вовремя. Потому что на околопланетной орбите было тесно, как в магазине дамского белья в день распродажи. Довелось Кондовому такое видеть на Марсе, и слава Богу, что только один раз. Слабонервным он себя вполне справедливо не считал, но всему есть предел.

Сходство еще больше усиливалось тем фактом, что знакомые уже корабли («Лестиане, Они называют себя лестианами», — пробурчал вернувшийся в рубку Десница.) толпились, толкались и шумели со страшной силой. Правда, в отличие от покупательниц лифчиков и чулок, пробиться к заветной «витрине» — собственно планете — не удавалось никому. Закат вообще выгодно отличался от Волги в плане способности противостоять агрессору.

Планету окутывала привычная туманная пелена, но теперь она расцвечивалась изнутри странными, похожими на переливы северного сияния сполохами. Казалось, кто-то обернул плывущий в пустоте шар тонкой, расшитой блестками кисеей, и теперь время от времени дергает за нее, заставляя смещаться изысканный абстрактный узор.

Уже приблизившись к театру военных действий почти вплотную, Кондовый отправил идентификационный пакет. Пришедший немедленно ответ его вполне удовлетворил: два ближайших корабля неожиданно разлетелись вдребезги, и «Sunset Beast», отбросивший невидимость ради скорости, нырнул в дымное марево атмосферы. Попытавшиеся последовать за ним лестиане, должно быть, очень удивились. Если успели. Могли, впрочем, и не успеть — планетарная оборона сработала, как механизм сейфа в хорошем банке: быстро, надежно и абсолютно неумолимо.

За приземлением последовали трое суток карантина. Порядком вымотавшийся за время волжского рейса Платина спал, ел и снова спал. Потом, малость придя в себя, начал общаться с потенциальными покупателями груза «Бистяры». Чувствовал он себя превосходно. Торговаться, правда, пилот не очень-то умел, но тут на помощь пришла Агата.

Весившая сейчас чуть не вдвое больше привычного, девушка двигалась с заметным трудом, но на деловой хватке это никак не отражалось. Впечатленные ее способностями, все три связавшихся с Кондовым агента предложили ей работу, а один, помимо этого, с ходу сделал попытку женить младшего из сыновей.

Агата вежливо, но твердо отказалась. Узнавший о сватовстве Дима хохотал до икоты и боли в животе. Матушка же Варфоломея прозрачно намекнула сыну, что в его возрасте ушами уже можно было бы и не хлопать: вот уведут у нее из-под носа такую потенциальную невестку, и как она будет людям в глаза смотреть? А виноват в этом будет — кто? Правильно.

Впрочем, матримониальная возня вокруг Агаты была одним из очень немногих поводов для веселья, имевшихся у Десницы. Если вообще не единственным. И дело было вовсе не в ранах: присланные в карантинный блок врачи свое дело знали, регенерация практически завершилась, и о здоровье можно было не волноваться. Зато других причин для беспокойства хватало с избытком. Свистопляска на орбите самым прискорбным образом сказывалась на качестве связи. Доложиться по команде не представлялось возможным, и майор только зубами скрипел от бессилия. К концу восьмого дня пребывания на Закате он уже готов был полезть на стену. На любую, какая под руку подвернется. Просто чтобы делать хоть что-нибудь. Потому что заняться было решительно нечем, кроме, разве что, периодических перебранок с российским консульством. Майор требовал связь, его посылали по всем возможным адресам, тем все и заканчивалось.

Варфоломей, распродавший весь груз, занимался дооборудованием своего корабля. Семья Вересовых самым решительным образом заявила, что две тысячи тонн терния — небольшая цена за тридцать шесть спасенных жизней, и даже от компенсации себестоимости груза отказалась наотрез. Так что на руках у Кондового даже после раздела выручки на три равные части (свою Дима постановил считать общекомандным резервом) и выплаты положенных пятнадцати процентов в фонд Семьи оказалась весьма значительная сумма. И, разумеется, он развернулся во всю широту души, измученной купленным в кредит ныне покойным подержанным рудовозом.

Агата то помогала ему, то консультировала местную полицию по части практического применения эмпатии в деле розыска, задержания и допроса подозреваемых: эмпаты на Закате были редкостью и работали в основном в системе здравоохранения и дошкольного образования.

Когда же в дом Кондовых явился на предмет дружеской беседы полковник Журавель, занимавший не последнюю ступень в иерархии закатской армейской контрразведки…

Да, разумеется, полковнику были интересны все трое, но говорил он преимущественно с Агатой, и беседа затянулась далеко за полночь. А когда девушка, извинившись — сила тяжести… устала… простите, господа! — вслед за Варфоломеем отправилась спать, Журавель еще долго ругался. Тихо, очень тихо, и от этого употребляемые им выражения, казалось, становились еще крепче.

— Знаешь, майор… я, конечно, ничего подобного сударыне Агате не скажу — родина и все такое… но между нами… как мужчина мужчине… Волга заслужила все, что с ней произошло. Если способностям этой женщины, ее готовности учиться и карабкаться по гладкой вертикальной стене не нашлось другого применения, кроме сопровождения богатых придурков — заслужила. Сколько там еще было таких же? Сильных, крепких душой и телом, талантливых, всего-навсего родившихся не в то время и не в том месте?

— Да по этой планете черти в аду давно уже горючими слезами заливались. Жителей мне жалко, и то не всех, а собственно Волгу — нет. Там ведь гражданство покупалось и продавалось по таксе: чем больше какой-нито подонок натворил, тем плата выше, но в целом — по карману.

Журавель только головой покрутил.

— Вот значит как… а сударыне Агате, стало быть, учиться нельзя, чтобы, не дай Бог, приличные люди соседством не оскорбились? С-суки…

Дима криво усмехнулся, соглашаясь.

Впрочем, об Агате Десница, правду сказать, думал сейчас не слишком часто. Вынужденное безделье сводило его с ума, информация, которую следовало немедленно передать на Землю, выжигала душу каленым железом. Поэтому, когда «сладкая парочка» без предупреждения заявилась в его комнату, он в ответ на приветствие только мрачно зыркнул и отвернулся к окну. За мощным тройным остеклением темнело, но даже сумерки не могли скрыть абсолютно чуждый землянину пейзаж. Как они здесь живут? Уму непостижимо!

— Командир, — негромко начал Варфоломей, — я вот тут подумал… то есть мы подумали… Тебе на Землю надо, так?

— Мне надо хоть куда-нибудь, откуда можно без большого риска связаться с Землей… или с Марсом… с любой планетой, на которой есть представительство Империи, — проскрипел Десница. Глумится мальчишка, что ли? И эта тоже… стоит, улыбается сочувственно… видал он это сочувствие!!!

— Ну так полетели, — спокойно, как что-то само собой разумеющееся, предложил Платина. — «Бистяра» полностью готов, топливо загружено, боезапас пополнен, коридор нам откроют, а как от этих клоунов смыться — моя забота.

— Что?! — Майор окончательно уверился, что над ним издеваются, но Кондовый был серьезен, как адвокат на трудном процессе.

— Полетели! И Агата с нами — тяжело ей здесь после Волги-то… опять же, женихи задрали… ой! — Повышенная сила тяжести, естественно, не могла не сказаться и на увесистости полученного им подзатыльника.

— Знаешь, Платина, кто ты такой? — вкрадчиво осведомился Десница, оживая на глазах.

— Да уж знаю, Агата просветила. Ты собирайся давай, стартуем по твоей готовности, по поводу транспорта до стоянки я уже договорился.

До Земли они добрались без приключений. Не считать же, в самом-то деле, таковыми сбитого по дороге близнеца их корабля — Платина опять решил поразвлечься. И уже в Солнечной, в которую они вошли за орбитой Плутона и теперь спокойно, никуда не торопясь, двигались к Луне на планетарных, Дима решил поговорить со своим экипажем. Ну не то чтобы так уж прямо своим… но оба называли его командиром, а будет ли теперь его еще кто-то так называть — большой вопрос. Странный только что у него состоялся разговор с генералом Лавровым. Неоднозначный.

— Вот что, судари и сударыни, — поданный Агатой кофе был великолепен. — Сейчас мы прибудем на место и, вероятно, на некоторое время окажемся поврозь. Не исключено что нас — всех — прихватят безопасники. Бояться не нужно, никаких грехов за вами не числится даже теоретически, знаете вы не то чтобы мало, но и не так много, чтобы долго вас мариновать. Вот, держите, — он протянул Варфоломею и Агате по пластиковой карточке с длинным рядом букв и цифр. — Забейте в память браслетов, это мой личный код. Своими тоже обменяйтесь, если еще не сделали. С деньгами у вас первое время проблем не будет…

Агата, не выдержав, фыркнула. По ее прикидкам, даже с учетом смены внешности и документов она могла с год вообще ничего не делать и при этом жить отнюдь не в клоповнике.

— В общем, не теряйтесь, я вас найду.

Потом, дождавшись, когда девушка в очередной раз отлучится на камбуз, он заговорил о том, что не давало ему покоя.

— Слушай сюда, Платина. Хотел бы я быть так уверен в будущем, как только что тут изображал. За тебя я не переживаю, в случае чего посольство ваше подключится, а вот Агата… совсем же беззащитная девчонка. В общем, как только тебя оставят в покое, свяжись со мной, понял?

Некоторое время спустя, уже на планете, Десница со сводящим скулы раздражением понял, что был почти прав. Почти — потому что идиотизм сотрудников параллельного ведомства превзошел его самые пессимистичные ожидания на порядок. А то и на два.

Началось с того, что, следуя полученным с Земли указаниям, «Sunset Beast» пристыковался к одной из орбитальных станций, принадлежащих (это Деснице было известно доподлинно) службе безопасности. Прибывших немедленно разделили. С самим майором долго не канителились — отпустили после самого формального допроса. Он немедленно отправился на Землю, известив по дороге посольство Заката о месте пребывания одного из граждан, и уже на планете огреб по полной программе. Отстранение от должности, сдача оружия, подписка о невыезде… хуже всего было то, что, казалось, доставленные им сведения никого не интересуют.

Сутки спустя он получил сообщение от Платины, которого с пространными извинениями посадили на борт, идущий до Земли. Корабль, правда, пока не вернули, но это Варфоломея не слишком беспокоило. Вернут, никуда не денутся. Большую часть времени, проведенного на орбитальной станции, он сопровождал прибывших с Земли спецов, которые только что не обнюхивали «Бистяру». Он охотно изложил им подробные ТТХ и ознакомил с корабельными системами… Сокрушенно развел руками по поводу того, что «родное» вооружение было демонтировано на Закате и образец он предоставить не может…

Перед самым отлетом со станции Кондовый мягко, но решительно выставил с корабля посторонних и задал охранным системам режим паранойи, так что за «Тварюшку» можно было не волноваться.

Беседовали с ним вежливо, были милы и предупредительны, спецы только что в рот не заглядывали… короче, об Агате польщенный вниманием Варфоломей вспомнил только на борту челнока. Сопровождающий его офицер туманно намекнул, что есть еще несколько вопросов, в отношении которых консультация суперкарго господина Кондового поистине бесценна. Тотчас же по получении упомянутой консультации ее переправят в распоряжение работодателя. В целом ничего экстраординарного не происходило, и Платина почти успокоился. Почти. Потому что ни на следующий, ни через день Агата на связь не вышла.

Примерно представлявший себе, что именно происходит, Десница связался с посольством Волги, вполне себе функционирующим даже при том, что собственно о Волге следовало, вероятно, забыть. Связался — и наткнулся на раздраженный отказ интересоваться судьбой какой-то там проститутки. Не мешайте работать, майор, нам и без вас есть чем заняться. Вы представляете, что сейчас творится?

Дима представлял. Тем не менее желание добраться до проклятого чинуши было совершенно невыносимым, и он, пожалуй, добрался бы. Однако стоило ему отключить связь, хлопнуть полстакана коньяку и начать собираться, как его настиг входящий вызов. «Генерал-майор Горин», — представился его абонент. Он не добавил «разведка», но этого и не требовалось. Непонятливых в «Черных Единорогах» не держали.

По окончании разговора с генералом (совсем короткого, для назначения встречи не требуется много времени) Десница ненадолго задумался. Набить морду посольской крысе он уже не успевал. А вот переговорить с Платиной и попытаться обмозговать, что делать дальше, — вполне. Набирая код вызова, он покосился на бутылку, пожал плечами и плеснул себе еще полстакана. Конечно, встреча… да ладно, пусть Горин и генерал… но пока-то все-таки майор… переживет.

Глава 4 КАЗЕННЫЙ ДОМ И ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА

Из протокола допроса Дарьи Филатовой

— Вы плохо выглядите, Дарья Владимировна.

— Вашими молитвами.

— Ну-ну, не надо обострять. Вы же прекрасно понимаете, что моя задача — вовсе не причинение вам каких-то неудобств. В сущности, их и не было бы, если бы вы согласились сотрудничать с нами.

— С кем конкретно?

— Со Службой безопасности Российской Империи, конечно. Понимаю, нехорошо с моей стороны напоминать вам о том, что своим спасением вы обязаны одному из наших сотрудников, но…

— Своим спасением я обязана прежде всего тому, что ваша хваленая служба сыграла с этим самым сотрудником в «зайку бросила хозяйка». А также тому, что испортить отношения со всеми своими союзниками Российская Империя покамест не успела. Впрочем, не исключено, что у Империи все еще впереди.

— Вы забываетесь!

— Хотела бы, да разве ж вы дадите?

Из записи частной беседы

— Сделаем, не вопрос. Да ты и без меня справилась бы, Надюша, в чем проблема-то?

— Не хочу я, Глашенька, чтобы они родней были, пусть даже и формально. Мало ли, как дело повернется? В жизни всякое бывает. Вдруг оболтус мой хоть так за ум возьмется?

Из записи частной беседы

— Заканчивай зевать, Григорий, дело у меня к тебе.

— Да Бог с тобой, Глафира, какое еще дело?! И так восьмерых настрогали…

— Ох, и охальник же ты, Гришка!

— Не был бы я охальником — до сих пор бы тебя только во сне и видел!

Агате казалось, что она заболевает. И было от чего.

Комната — камера? — в которой ее содержали, была абсолютно безликой. Неприятно-белесые металлопластовые стены, такой же пол, низкий потолок со вделанной в него полосой светильника. Койка — не койка, топчан — не топчан, короче, ложе. И все. Сомнительной чистоты подушка, еще более засаленное, колючее, но при этом почти не греющее одеяло.

Почти не греющее… в данный момент это являлось весьма актуальным, потому что в комнате было холодно и как-то — слова другого не подберешь — промозгло. Впрочем, холодно было не всегда. Иногда в помещении становилось удушающе-жарко и сухо. Время от времени — но редко и ненадолго — температура и влажность делались комфортными, а потом снова холод и жара, жара и холод, по нескольку раз в сутки.

Браслет у Агаты отобрали сразу же, но чувство времени, даже изначально очень приличное, тренинги «Спутников» развили максимально, и это было очень кстати, потому что освещение в комнатушке изменялось столь же хаотично, как и температура. Впрочем, режущий глаза свет преобладал.

Звукоизоляция была полной, тишина давила на уши. Как правило. Порой Агате казалось, что она что-то слышит. Какой-то не слишком приятный звук, словно вне зоны видимости и досягаемости работает заржавленный механизм непонятного назначения. Однако это могло быть и результатом неполадок с сосудами — давление в ее узилище тоже менялось.

Надо полагать, за ней наблюдали, потому что стоило девушке задремать, как тут же выяснялось, что надо идти в санблок. Или на очередной допрос. Или просто принесли еду, качество которой позволяло предположить, что свиньи от нее либо отказались, либо сдохли после употребления, протухли и стали частью все той же еды. Поэтому ела Агата мало. Поэтому — и еще потому, что в еде и питье присутствовал, похоже, какой-то посторонний компонент. Определить его она не могла, но на всякий случай остерегалась.

Больше всего донимала Агату невозможность вымыться и переодеться. Санитарный блок позволял облегчиться, но устройством туалета участие в процессе воды не предусматривалось. Душа не было вовсе. Добротная одежда, презентованная на Закате вздыхающей матушкой Варфоломея, измялась, пропахла немытым телом и раздражала с каждой минутой все сильнее.

Так что допросы были, пожалуй, даже кстати: необходимость контролировать себя и быть предельно внимательной отвлекала от бытовых неудобств. А насквозь фальшивое участие, с которым каждый из часто меняющихся дознавателей интересовался, нет ли у нее каких-либо жалоб или просьб, Агату даже забавляло. За кого они ее принимают?

«Никогда ни о чем не проси и ни на что не жалуйся, если не собираешься в той или иной форме сотрудничать. Делай что угодно: зеркаль допрашивающего, молчи, строй из себя дурочку или оскорбленную невинность. Хамят — хами в ответ, если это представляется достаточно безопасным. Если не представляется, твое оружие — холодная вежливость. Но никогда, ни при каких обстоятельствах ни на что не жалуйся и ни о чем не проси. Любая просьба или жалоба — и ты на крючке, как только началась торговля — ты пропала».

Им что, не читали таких лекций? Да быть того не может!

Агата ничего не имела против сотрудничества, но довольно быстро поняла, что под таковым здесь понимают вербовку. И не просто вербовку: судя по задаваемым ей вопросам, произошедшее на Волге допрашивающих ее людей интересовало не слишком. Да и что она могла им рассказать? Как врачевала Диму? Как без зазрения совести грабила склады принадлежащего вице-президенту Волги комбината? Как забирали из Аверьяновки уцелевших закатцев?

Все вертелось вокруг майора Десницы, и в этой круговерти любое доброе слово о нем было, похоже, без надобности. Каждый разговор неизбежно сворачивал на него — очень хитро сворачивал, как, видимо, полагали дознаватели. Она бы посмеялась над этими хитростями, если бы не утомление, ломота в суставах и временами накатывающая слабость. Иногда кружилась голова. Однажды она сорвалась и почти накричала на следователя. Еще немного… но ее остановило промелькнувшее в его глазах торжество. Нет уж. Обойдешься, сукин сын, ты пока не победил… и все опять пошло по кругу.

Не раз ей хотелось плюнуть на все и прийти к соглашению со своими инквизиторами, но что-то ее останавливало. Может быть, ощущение, что если она согласится, даже просто сделает вид, то станет шлюхой не по профессии, а по сути. Увязнет коготок. А кроме того, Агата всякий раз напоминала себе, что Десница не бросил ее там, на Волге. Мог, запросто, что ему какая-то проститутка? Но не бросил. И еще всплывало в памяти рублено-уважительное: «Мой суперкарго. Хоть сейчас в охотники». Охотника из нее не получилось, получилась дичь. Но эту дичь еще не до конца загнали. Во всяком случае Агата в это верила. Жаль только, что с каждым проведенным здесь часом вера становилась все слабее, истончалась, как полоска берега, когда корабль идет в открытое море.

Генерал Горин был не в духе. Правда, заметить это мог только человек, хорошо знающий Геннадия Владимировича, а таковых было не слишком много. Но от себя-то собственное настроение не скроешь…

Его превосходительство не без оснований считал себя мужиком выдержанным, как ему и полагалось по должности, а потому злиться, пусть даже и в глубине души, не любил. Но иногда обстоятельства складывались таким образом, что сохранить хотя бы нейтральное состояние духа не удавалось, хоть ты тресни.

С одной стороны, тезис о существенной разнице между предположением человека и Господним расположением в очередной раз блестяще подтвердился. С другой же, богатейший материал для статистики Гориным был набран давно, и лишнее доказательство являлось действительно лишним и никакого удовольствия генералу не доставляло.

Казалось бы — чего проще: есть работа. Есть человек, подходящий для этой работы. Есть веские основания полагать, что от работы он не откажется, уж больно по-глупому распорядилось им самим и доставленными им сведениями родное ведомство. Тот факт, что подобное поведение этого самого ведомства в значительной степени срежиссировал сам генерал Горин, можно скромно опустить. Разведка, судари мои, в аплодисментах не нуждается.

И вот — извольте: упомянутый уже человек является на назначенную ему встречу взвинченным и успевшим назюзюкаться; то, что ему говорят, слушает вполуха, явно думая о своем; а на середине фразы вдруг отмахивается от собеседника (и какого собеседника!), чтобы ответить на вызов.

— Что?! Как это — не числится?.. А где она числится?.. Ах, в полицию… Платина, побудь на связи. Ваше превосходительство…

— Я вас слушаю, майор.

— Можете считать, что получили своего мальчика на побегушках, — Дима вдруг ухмыльнулся, и Горин подумал, что интерпретировать эту ухмылку не может. Да, пожалуй, и не хочет. — Не беспокойтесь, я слышал и понял все, что вы мне говорили. Но есть одна загвоздка. Я терпеть не могу ходить в должниках, а человек, которому я должен довольно много…

— …сгинул в недрах СБ, — понимающе кивнул генерал. — Точнее, сгинула. Я в курсе. Ну, этот вопрос мы решим. Если договоримся, конечно.

— Уже договорились. Ваше превосходительство, время…

— Время, Дмитрий, принадлежит нам. Но вызволением госпожи Филатовой мы, разумеется, займемся прямо сейчас. Кого, кстати, эти деятели послали в… эээ… полицию?

— Вице-консула посольства Заката.

— Тааааак, — тихо, очень тихо протянул Горин, и Десница мигом протрезвел. — Тааааак!

В челнок помимо собственно Горина и Григория Ставрина загрузились два врача — одного привел генерал, второго вице-консул. Сидел там и Варфоломей — скромно, на самом заднем ряду сидений. Дима остался на Земле: Горин самым категорическим образом заявил ему, что в данной ситуации выдержке майора Десницы не доверяет. Не волнуйтесь, Дмитрий, все будет хорошо, а если уж совсем невмоготу — вон пусть господин Кондовый с нами полетит. Он госпоже Филатовой тоже не чужой, а заодно обеспечит вас новостями, по мере поступления и в полном объеме.

Горин лукавил: из челнока они со Ставриным вышли вдвоем, оставив врачей и Платину на борту. Генералу сейчас требовалась мобильность, а еще со времен кадетского корпуса он помнил, что скорость подразделения равна скорости самого медлительного, так что почтенные медики отпадали. Что же касается Варфоломея… Не то чтобы Горин сомневался в способности закатского пилота передвигаться с любой потребной быстротой. Но невозмутимостью пожилого дипломата Ставрина нынешний владелец лестианского корабля совершенно точно не обладал, а стало быть, пусть лучше в челноке посидит.

Повод похвалить себя за предусмотрительность появился у генерала немедленно по прохождении шлюза. В небольшом помещении стоял мужчина где-то между сорока и пятьюдесятью, идентифицированный Гориным как полковник Дергачев. Раньше они не встречались, но Кондовому полковник представился, с Десницей просто был знаком довольно коротко, а проглядеть по дороге файл было делом техники.

Хорошо, что полковник один, без подчиненных. Полная потеря лица, предстоящая Дергачеву в ближайшее время, скверно отражается на профессиональных качествах. Работник-то он неплохой, только склонен увлекаться, как почти все безопасники. Нерационально окончательно уничтожать… впрочем, в случае надобности Горин был готов пойти и на это.

Выражение лица Дергачева заставляло предположить, что сегодня на данной конкретной станции в обеденное меню входят щавелевые щи. Причем собственно щавель для приготовления оных на всю ораву Сергей Михайлович перемолол зубами лично. Представился, впрочем, он вполне вежливо, и сразу же перешел к делу, что Горина более чем устраивало.

— Чему мы обязаны вашим визитом, господин генерал?

— Я сопровождаю господина Ставрина, вице-консула посольства Заката в Империи, — самым официальным тоном лязгнул Горин.

Ставрин коротко поклонился и сделал шаг вперед. Гладкий, холеный, похожий на сытого — если бы не настороженный взгляд — кота полковник ему не понравился. Еще меньше закатскому охотнику пришелся по душе глумливый тон следующего вопроса:

— Господин Ставрин прибыл к нам с туристической целью или же его интересуют скромные будни службы безопасности?

— Отнюдь, полковник, — откликнулся закатец с интонацией, добиться которой удалось только путем многочасовых тренировок, но результат того стоил: в голосе дипломата звучала снисходительная скука с легким оттенком презрения. — Посольству Заката стало известно, что на этой станции, вопреки всем договоренностям между нашими государствами, удерживается гражданка Заката. Я прилетел, чтобы забрать ее отсюда.

— Гражданка Заката? — Дергачев весьма натурально удивился, но на мгновение в его глазах что-то промелькнуло, и Ставрин это заметил. — На станции есть только один гражданин Заката — вы, господин вице-консул.

— А как же госпожа Филатова? — вступил в игру Горин. Роли были расписаны еще в челноке.

— Помилуйте, но если Дарья Филатова действительно здесь… мы говорим исключительно о гипотетической ситуации… то она является гражданкой Волги и…

— Вы заблуждаетесь, полковник, — теперь Ставрин позволил своему низкому баритону зазвенеть замороженной сталью. Тоже искусство, строго говоря. — Уроженка Волги, известная на родине как Дарья Филатова, в настоящее время носит имя Агаты Владимировны Ставриной и является полноправной гражданкой Заката. Любое ограничение ее свободы, а также причинение вреда физическому и психическому здоровью будет воспринято моим правительством как недружественный жест со стороны Российской Империи. Соответствующая нота уже подготовлена посольством Заката, и только от вас, полковник, зависит, будет ли упомянутая нота озвучена в имперском Министерстве иностранных дел. Надеюсь, мы поняли друг друга?

Дергачев словно похудел на глазах. Сдулся, как проткнутый иглой воздушный шарик. Судя по скорости достижения результата, игла была очень толстая. На секунду его взгляд плеснул ненавистью, и тут же потух.

— Прошу за мной, господа.

Спинка жесткого стула была в каком-нибудь пальце от напряженно выпрямленной спины Агаты, но она не позволяла себе откинуться на нее. Никакого проявления слабости. Нельзя, слышишь? Нельзя.

Сейчас обязанности дознавателя выполнял капитан Краевский, а с этим кадром следовало быть собранной и невозмутимой вдвойне. Агату он в открытую презирал и ухитрялся довести до белого каления, используя только безукоризненно вежливые слова и обороты. Именно ему удалось выбить девушку из колеи некоторое время назад, и его же торжествующий взгляд привел ее в чувство.

На звук открывшейся за спиной двери она поначалу не обратила внимания: ее дело маленькое — отвечать на вопросы в меру оставшихся сил, а кто там пришел… ей-то какая разница? Но выражение лица Краевского изменилось так быстро и так сильно, что Агата не выдержала и обернулась.

И без того не слишком просторный, кабинет с приходом троих людей стал откровенно тесным. На заднем плане маячила бесстрастная физиономия полковника Дергачева — слишком бесстрастная для того, чтобы быть хоть сколько-нибудь естественной. А впереди стояли двое: сухощавый высокий офицер неопределенного возраста при генеральских погонах и штатский, в котором за версту — а то и за две — было видно уроженца Заката. Заговорил этот последний.

— Здравствуйте, Агата Владимировна. Не удивляйтесь: именно так к вам следует обращаться с того момента, как Семья Ставриных — моя Семья, а теперь и ваша тоже — сказала свое слово. Агата Владимировна Ставрина, гражданка Заката и моя, как вице-консула посольства, подопечная. Я искренне рад нашей встрече, племянница. Позвольте предложить вам опереться на мою руку и пройти в челнок, который доставит нас на Землю.

Во время этой короткой тирады генерал не сводил глаз с Краевского, и под его изучающим, препарирующим взглядом капитан шел пятнами и задыхался.

Медленно, как во сне, Агата поднялась на ноги. В предложенную руку она попросту вцепилась, как цепляется за страховочный трос сорвавшийся альпинист. Но вице-консул не дрогнул, хотя рукав трещащего на могучих плечах пиджака был не лучшей защитой от хватки сведенных судорогой исхудавших пальцев.

— Идемте, дорогая. Ваше превосходительство?

— Разумеется. Разрешите представиться, госпожа Ставрина: Горин, Геннадий Владимирович. Проводите нас, полковник.

Путешествие по коридорам станции показалось Агате почти бесконечным. В какой-то момент вице-консул, склонившись к ней, прошептал, едва шевеля губами:

— Возможно, будет лучше, если я вас понесу?

— Ни в коем случае, — напряженно улыбнулась свежеиспеченная гражданка Заката. — Они меня еще не съели.

Первый момент слабости прошел, Агата чувствовала, как к ней возвращаются силы. Разумеется, это была иллюзия, но до челнока, по ее прикидкам, должно было хватить. Да и полный нескрываемого уважения мужской взгляд был прекрасным тонизирующим средством.

Тем временем коридор в очередной раз вильнул, и метрах в пятнадцати замаячил дверной проем и почти сразу за ним широко распахнутый зев переходного шлюза. Дергачев всю дорогу шел сзади, получая, судя по всему, от Горина все, что ему с точки зрения генерала причиталось. Теперь же он торопливо выбрался вперед и у шлюза оказался первым. Если бы у Агаты оставались силы на злорадство… но сил не было.

— Господин вице-консул… госпожа Ставрина… я надеюсь, что этот досадный инцидент не отразится на отношениях между нашими государствами… мы делали свою работу…

— На вашем месте, полковник, — сухо отозвался Ставрин, — следовало бы надеяться на другое. На то, что ни вы сами, ни кто-либо из ваших сотрудников, встреченных мною здесь сегодня, никогда больше не попадется мне на глаза. Прощайте. Дорогая, нас ждут.

Агата с едва заметной улыбкой кивнула на прощание побледневшему Дергачеву и прошла в челнок. Прошла — и тут же оказалась в объятиях Платины.

— Агать! — взревел он корабельной сиреной. — Ну наконец-то! Я так рад тебя… Агать?! Агата!!!

Все вдруг поплыло у нее перед глазами. Лицо Платины смазалось и скользнуло куда-то в сторону. Свет стремительно сменил несколько оттенков и погас.

Впрочем, без сознания она пробыла, судя по всему, недолго. В момент падения в обморок ее щиты рухнули, и теперь она поневоле впитывала эмоции окружающих людей. Сил закрыться не было. Как и сил приподнять веки. Впрочем, это и не требовалось, набор звуков и ощущений был не так уж плох.

Холодноватая благожелательность с оттенком негодования — это, должно быть, врачи. Двое, судя по всему. Щелчок, жужжание, писк…

— Не кормили они ее, что ли?

— Кормили, еще и как. Только она, наверное, не ела. Умная девочка — полюбуйтесь, коллега! И как вам?

— Сукины дети… давайте-ка мы ее подключим к мю-ларку. Двухсотпядесятипятипроцентного, две в секунду. Надо почистить печень. Потом столько же редина и снова мю-ларк. И минерально-витаминный комплекс струйно. Дальше будет видно.

Сдержанный гнев… хруст пальцев… разворот на каблуках… это генерал.

— Что с ней? Помимо физического и нервного истощения?

— Интоксикация. Дарзол.

— Заигрались мальчики…

Злость на собственное бессилие… тяжелые шаги… Ставрин.

— Я сейчас свяжусь с посольством. Что надо приготовить?

— Баню, — откликается один из врачей. — Не слишком горячую. Эта дрянь неплохо выводится через кожу, надо только создать условия. Так что — баню. И массажиста, если есть, а лучше сразу двух.

— Да хоть четырех, — ворчит второй. — Давай, Григорий, поднимай Елень, пусть распинает свою команду. Как раз добраться успеем.

Тревога и нетерпение, тихое верещание сигнала соединения… Варфоломей.

— Командир, это я… Забрали… Краше в гроб кладут, м-мать!.. Не знаю, сейчас… Доктор, ее били?

— Да не били меня, не били! — не выдержала Агата, приоткрывая все-таки глаза. Врачей действительно было двое, разложенное в кушетку кресло отделяла от салона челнока высокая, под потолок, ширма. Катетер в локтевом сгибе, электроды под ключицами, какие-то датчики на запястьях… — И не трахали, если ему интересны подробности!

— Говорит — не били и не трахали. Что? Сейчас скажу. Агать, Дима извиняется, что раньше вытащить не смогли.

— Передай — пусть не извиняется. Дело житейское. И еще скажи, что я буду рада его видеть, как только приду в себя. Очень рада, ясно? — В висках противно застучало.

— Так, все, — заторопился врач-землянин, — вам надо отдыхать, сударыня. Успеете еще наговориться.

Вновь накатившей темноте Агата обрадовалась, как теплому солнышку после зимы.

Москву майор Десница не любил. Когда-то, лет двадцать назад, когда Дима был вдвое моложе, он понял, что города похожи на людей. И тот человеческий тип, который воплощала собой Москва — суетливая, задерганная тетка, безвкусно одетая и накрашенная, неумная, но твердо уверенная в своей правоте по любому вопросу, — бесил его. Даже надменная Вена, представлявшаяся ему холеной дамой, одетой от-кутюр и с обязательной безобразной собачонкой под мышкой, меньше раздражала. Потому что Вена умела молчать, более того, она предпочитала именно молчать, а Москва даже ночью, во сне, бранилась, торговалась и изрекала прописные истины под видом вселенской мудрости.

Впрочем, в парке, окружавшем здание посольства Заката, Москву не было ни видно, ни слышно. Сюда, в маленькую ротонду на берегу пруда, не доносился городской шум. О посторонних ушах тоже можно было не беспокоиться: в центре ажурного столика помещалась вращающаяся конструкция, похожая на перевернутую медузу. Щупальца ее неприятно шевелились в чистом утреннем воздухе.

Конструкцию приволок Платина, утверждающий, что для конфиденциального разговора лучше такой вот штуки нет ничего.

Если бы не эта хреновина, картина была бы совсем мирной. По крайней мере так казалось Деснице. Он сидел за столом напротив Варфоломея, пил кофе, механически жевал какой-то бутерброд и слушал Агату, примостившуюся на ограждении ротонды.

— В общем, хоть режь меня, хоть ешь, а им нужен был ты, командир. Все-то им хотелось хоть какую-нибудь гадость о тебе выведать, а я, ты ж понимаешь, ни сном, ни духом. Может, если бы знала…

Дмитрий иронично усмехнулся. Ничего бы она не сказала, даже если б знала. Пока были хоть какие-то силы держаться — не сказала бы, дураку ясно. А Серега Дергачев не дурак, вот и не сообразил вовремя. Ничего, с Серегой мы еще разберемся, дайте только срок. Потолкуем по душам, с непонятливым таким. Сказано же было — не трогать!

Агата и сейчас — хорошо одетая, выспавшаяся, улыбающаяся — выглядела неважно. Зеленоватые тени в уголках глаз и губ никого не красят, что уж там. Да и портативный медблок на левом предплечье…

— Может, я… а может, и отец… ч-черт.

Десница отложил бутерброд, отхлебнул остывшего кофе и с трудом поборол желание грохнуть чашкой об столешницу. Вместо этого он, пристально глядя на столик, опустил фарфоровый конус так нежно, словно тот мог рассыпаться даже от дыхания. Поднял голову и неожиданно поймал многозначительное перемигивание между Агатой и Платиной. Дима уже имел возможность заметить, что в вопросах, требующих хорошо подвешенного языка и скорости соображения, Варфоломей полностью полагается на своего суперкарго. И правильно делает, если уж на то пошло.

— Ну? — Настроение Десницы, и без того не слишком радужное, испортилось к этому моменту окончательно. — Что вы еще затеяли, умники, выкладывайте!

— Командир, — Агата все так же сидела на ограждении, покачивая полуснятой плетеной туфелькой, — а чем тебе за мое освобождение расплачиваться придется?

Мысли она читает, что ли? С нее станется…

— Расплачиваться? Что ты несешь? — Он весьма правдоподобно изобразил возмущение, но девица и бровью не повела.

— Генерал Горин не производит впечатления альтруиста. Такие люди ничего не делают просто так, без фиги в кармане. Дел у него по горло, а на орбиту за мной полетел. Не из уважения же к международному праву? Ему ты тоже нужен, еще и побольше, чем безопасникам. Так что ты должен сделать?

Десница раздраженно повертел головой, одними губами помянул чью-то бабушку и наконец решился.

— Надо в одно местечко прогуляться.

— На Земле? — Отступать она и не думала.

— Нет, — поморщился Дима, — не на Земле. Сначала на Оймякон, там корабль нанять — не могут они почему-то официальным путем идти, а хозяин корабля чего-то его превосходительству должен, ну и…

— Кора-а-абль? Наня-а-а-ать? — протянул Варфоломей. Покосился на Агату. Та кивнула. — Командир, тебе что, делать больше нечего? А «Бистяра»?

— Что — «Бистяра»? У тебя что же, есть к нему доступ?

— Есть, а как же, — пожал плечами Варфоломей. — Генерал твой обеспечил. «Бистяра» сейчас на «Лунном Третьем», жив-здоров, чего и нам всем желает. «Тварюшке», знаешь ли, все равно, куда, лишь бы лететь. Нам, кстати, тоже.

— Да вы сдурели?! Вы что же, думаете, меня на прогулку посылают? Цветочки нюхать? — Дмитрий не выдержал и саданул кулаком по столу.

Пустая чашка подпрыгнула и упала. Почти упала — молнией метнувшийся Платина подхватил ее у самого пола беседки, выложенного терракотовой плиткой, и вернул на место с невнятным ворчанием по поводу того, что посольское имущество не помешало бы и поберечь. Агата даже не шелохнулась.

— А на Волге мы что, цветочки нюхали? — лениво поинтересовалась она, когда порядок на столе был восстановлен.

— Да ты вообще помолчи, тебе в себя приходить надо, твою физиономию можно для украшения заливного использовать, вместо зелени!

— Приходить в себя? — На выпад по поводу цвета лица Агата демонстративно не обратила внимания. — И где же? Здесь, за стенами посольства, пленницей, по сути? Или на Закате, где я двигаюсь, как беременная черепаха? При любом раскладе мы с Платиной тут не останемся, в объем уйдем. На всякий случай, чтобы лишний раз глаза не мозолить. Командир, — она соскользнула с ограждения, присела перед Десницей на корточки и теперь умильно смотрела на него снизу вверх, — ну командир, ну на кой черт тебе какой-то незнакомый корабль? Еще какая команда попадется… а тут и «Тварюшка» такая милая… и шкипер, каких поискать… и суперкарго, глядишь, на что-то сгодится… а?

Полчаса спустя Десница покинул посольство Заката, обладая кораблем, командой и твердым убеждением, что генерал Горин такой расклад предвидел.

На Оймяконе было холодно. Там всегда было холодно, потому, собственно, планета и получила такое название. Но при этом промерзшая, покрытая толстым слоем снега и льда, в средних широтах оттаивающая только на пару месяцев в году почва обладала свойствами поистине уникальными. И Оймякон, изначально колонизировавшийся ради рудных разработок, быстро превратился в крупного экспортера сельскохозяйственной продукции.

История не сохранила имени того энтузиаста, который взялся — то ли на спор, то ли от нечего делать — выращивать в одной из многочисленных теплиц кофе. Зато теперь, триста с гаком лет спустя после заселения планеты, оймяконский кофе считался лучшим из всех, производимых человеческими мирами.

По дороге Платина извел своих попутчиков прикидками и соображениями по поводу того, сколько кофе можно будет взять на борт, сколько оставить себе на предмет полакомиться, сколько и где продать. Наконец, уже на входе из гейта при подлете к Оймякону, Агата не выдержала и заявила, что где сколько чего брать и куда потом девать — забота суперкарго. А забота шкипера — разбираться с диспетчерской, вон, вызывают.

Диспетчер, натурально, в экран не помещался. Десница слабо себе представлял, как можно позволить своему телу дойти до столь плачевного состояния. Зато очень хорошо знал, что такие субчики, как этот пузырь, в девяти случаях из десяти демонстрируют уверенность в том, что являются образцами совершенства. А подспудное недовольство своей внешностью используют для отравления жизни тем, кто не ленится следить за собой.

Платина же, которому выиграть конкурс «Мистер форма» помешал бы разве что не слишком значительный рост, должен был взбесить толстяка самим фактом своего существования. А если к оному существованию добавить хороший корабль и прекрасно сидящий комбинезон, резко контрастирующий с бесформенным, чем-то заляпанным одеянием пузана… В общем, с точки зрения Дмитрия, не было ничего удивительного в том, что диспетчер принялся занудно мурыжить «Sunset Beast», соблюдая все мыслимые и немыслимые формальности доступа на посадку и, кажется, придумывая по ходу действия новые.

Агата тоже не была удивлена или, по крайней мере, своего удивления никак не показывала. А вот Варфоломей кипятился с каждой минутой все сильнее, доставляя тем самым разжиревшему бюрократу весьма заметное удовольствие. Тот явно наслаждался своей возможностью доставить пилоту максимум неприятностей, и даже вопль взбешенного Платины:

— Да я… да я тебя х***ми закидаю, понял?!! — не произвел на него особенного впечатления. Разве что добавил «Бистяре», проходящему сейчас по всем реестрам как просто «Бестия», еще пару часов на орбите.

Это время экипаж потратил по-разному. Варфоломей, высказавшись в том смысле, что он сейчас опасен для окружающих, скрылся в каюте, благо автопилот безукоризненно справлялся со своими обязанностями. Чем занималась Агата, надевшая на голову коннект-шлем, Дима не знал, да и, правду сказать, не стремился. Сам же Десница, принявший на себя обязанности бортстрелка, углубился в виртуальные баталии. Верно говорят, мужчины от мальчишек отличаются только стоимостью игрушек…

В порту они разделились. Десница и Варфоломей отправились в «Пульсар», ресторан, в котором Дмитрию была назначена встреча. Агата же заявила, что найдет их позже, и с самым целеустремленным видом буквально растворилась в хитросплетениях терминала прилета. Платина дернулся было за ней, но Дима придержал его за рукав. Пусть идет. Какой бы спокойной ни казалась сейчас Агата, пребывание в гостях у полковника Дергачева не могло пройти даром. Ей надо снова обрести уверенность в себе, перекрыть этой уверенностью воспоминания о собственном бессилии. Да и слежу я за девчонкой — видишь? На экране браслета крохотная зеленая точка перемещалась по схематическому изображению терминала, и Варфоломей слегка успокоился.

Десница привык к колониальному шапкозакидательству, и оно уже давно не удивляло. Даже старые поселения вроде Оймякона грешили этим. Одна улица и три переулка числились городом; ухабистая двухполоска — шоссе; средней руки бар с кухней именовался рестораном, и никак иначе. «Пульсар», до которого они с Платиной добрались только через полчаса петляния по лестницам и переходам, исключением из правила не являлся. Впрочем, признал Дима не без внутреннего ворчания, заведение оказалось довольно приятным. Обшитые деревянными панелями стены, деревянный же пол — даже на вид толстые квадратные плиты покрыты «вечным» лаком. Массивная мебель, тяжеловесные балки не слишком высокого потолка… немыслимая роскошь для Метрополии, здесь же — обычное дело.

Столь же обычными были настороженные взгляды нескольких завсегдатаев и подчеркнутая неторопливость обслуги: чужаков здесь не жаловали и давали это понять даже манерой подачи меню. Что ж, можно и подождать, тем более что тот, кто предложил Дмитрию встретиться в «Пульсаре», еще не появился.

Майор Десница понятия не имел, от кого ему пришло безликое, вполне невинное сообщение, прошедшее десятки ретрансляторов, надежно обрубивших все возможности идентификации отправителя. Но использованный код говорил о многом. Кто бы ни пригласил его в «Пульсар», с этим человеком Дмитрий Десница был знаком лично, а покамест здесь таких не наблюдалось. Разве что очень серьезная пластика… Да ну, вздор! Можно перекроить лицо и тело, но рисунок движений ты никуда не денешь. Оставалось ждать — встречи и заказанного обеда.

Минут через сорок — Платина уже начал закипать: еду подавать не торопились, хорошо хоть кофе принесли — в дверях появился невысокий мужчина. Окинул взглядом зал и, сделав несколько неожиданно длинных, крадущихся шагов, подсел к столу, за которым расположились Дима и Варфоломей. Завсегдатаи посмурнели окончательно. Вошедшего здесь явно знали и столь же явно не одобряли.

— Ну, здравствуй, Десница, — негромко произнес коротышка.

— Здравствуй, Бекетов, — усмехнулся майор; руки, впрочем, не протянул, как и его визави. Кому-то это могло показаться странным, но Юрка Бекетов за руку предпочитал не здороваться. Даже для высоких чинов исключения не делал.

— Извини, подзадержался. Служба. Твой человек? — кивнул Юрий в сторону Платины.

— Мой, и не просто человек, а шкипер. Можешь при нем говорить свободно.

— Тогда так. Что тебе сказали о месте и обстоятельствах твоего вояжа?

— А ничего, — пожал плечами Десница, откидываясь на спинку стула. Говорил он так же тихо, как и Бекетов, полагаясь на умение собеседника читать по губам. Сидели они с Юркой — отнюдь не случайно — так, чтобы быть в профиль ко всем остальным посетителям «Пульсара». — Прибыть сюда, поселиться в «Вершине», дождаться приказа и рвануть, куда велят. Не знаю, куда. Знаю только, что какая-то разведмиссия засыпалась, надо найти, встретиться, поговорить, может, чем-то помочь, а официальные каналы использовать не рекомендуется… все.

— Ох, Десница… вот что мне в Папе Гене не нравится, так это его склонность не позволять мизинцу знать, чем занят большой палец. В общем, слушай сюда. Я о твоем участии в этом цирке узнал случайно, но решил, что надо бы тебя предупредить, а то нарвешься на Юленьку без подготовки…

Дмитрий почувствовал, как улыбка, вызванная встречей со старым приятелем, примерзает к губам. Внутри начал разгораться слабый пока огонек раздражения.

— На Юленьку? — пробормотал он сквозь зубы.

— На нее, родимую, — сочувственно кивнул Бекетов. — Она тебе приказ передаст и с вами полетит. Вкусно?

— Не слишком. Что-то еще?

— Кто такие лестиане — знаешь?

— Я только что с Волги, — недобро сощурился Десница. — Платина — закатец. А познакомились все на той же Волге. Потом на Закат слетали, переправили тех, кого вывезти удалось. Как, по-твоему, Юр, знаю? Или нет?

— В полный рост, — согласился тот. — Короче, миссия засыпалась на планете, которой эти твари интересуются. Не так плотно, как Волгой или Закатом, но для поджаренных пяток вполне достаточно.

— Эвакуация? — изогнул бровь Дима.

— Очень может быть.

На этом месте разговор прервался, потому что на сцене возник новый персонаж. Тяжелую дверь «Пульсара» рванули снаружи, и в зал влетела разбитная девица в распахнутой парке. Капюшон был откинут, щеки раскраснелись, бликующие в свете потолочных светильников волосы торчали в разные стороны. Под мышкой Агата несла продолговатый сверток, кокетливо перевязанный розовой ленточкой, на поясе болтался стандартный планшет. Десница мельком подумал, что над ее головой вполне уместен был бы плакат с надписью «Суперкарго». А может, и нет. Зачем? И так все ясно.

Между тем девица слегка притормозила, огляделась, сделала малозаметный жест свободной рукой — аборигены разом подобрели — и плюхнулась на не занятый стул рядом с Платиной. Сверток она швырнула на середину стола, потом схватила стоявшую перед Варфоломеем чашку, сделала большой глоток и на весь зал поделилась впечатлениями:

— Великолепно! Я вообще не понимаю, как тут, на Оймяконе, люди доживают хотя бы до зрелости! Такой кофе нельзя потреблять умеренно, они ж все должны еще молодыми преставляться от передозировки кофеина! Ммммм, — она смешно пошевелила кончиком носа, вдыхая аромат, — какое блаженство!

— Кофе, сударыня? — зычно осведомился из-за стойки в пух и прах растатуированный бармен. Руки его уже двигались, гремя чем-то невидимым из зала.

— Эспрессо!

— Двойной?

— Самый двойной!

— Черный?

— Как мои глаза!

— Сделаем!

Мужчины и глазом не успели моргнуть, как на столе появился давно заказанный обед. Платина недоумевал, Бекетов с усмешкой крутил головой, Десница откровенно забавлялся. Движение руки Агаты на входе в зал он уловил и узнал. Девушка самым недвусмысленным образом заявила о своей принадлежности к теневой стороне жизни. Для собравшейся в «Пульсаре» публики это было если и не пропуском в свой круг, то как минимум кастовым признаком. Теперь все будет в полном порядке: мало ли с кем приходится встречаться «честным» торговцам. А хоть бы и с имперским представителем. Хочешь жить — умей вертеться.

— Агата, — представил Дима, — суперкарго борта «Бестия». Любить — только попробуй, руки оторву. Жаловать — только попробуй не. С тем же результатом. Понял, Юрка?

— Как не понять, — начал было Бекетов, но Агата его перебила.

— Кстати, о суперкарго. Платина, дожевывай в темпе, через, — она покосилась на браслет, — час тебе надо быть на поле. Ну или открыть вторую грузовую аппарель и прописать мой доступ.

— Это еще зачем? — подозрительно поинтересовался Варфоломей, ускоряя процесс поглощения пищи; просто так, на всякий случай.

— Ну ты же хотел кофе купить? Я договорилась, подвезут пятьсот тонн «Арианы».

Челюсть Бекетова с отчетливым стуком упала на грудь.

— «Арианы»? Пятьсот тонн? В это время года?!

— Потому только пятьсот, что не сезон, — невозмутимо пояснила Агата. — Еще я взяла двести килограммов «Черного цветка», это уже нам, на почревоугодничать.

— Какого года? — просипел Бекетов. Глаза у него лезли на лоб.

— Позапрошлого. Мне сказали — богатый год для этого сорта.

— Сударыня… если вас не надули…

— Попробовали бы только!

— …то я буду смиренно просить вас уступить мне два килограмма.

— Заметано. Платина, ты скоро?

— Сейчас. Слушай, Агать, а что это ты приволокла?

Агата перевела взгляд на всеми забытый сверток и вдруг подмигнула.

— Это тебе. Для установления теплых и дружественных отношений с диспетчерской.

Бекетов заинтересованно прищурился, Десница, предвкушающий какую-то каверзу, придвинулся поближе. Варфоломей отставил в сторону горшочек с остатками жаркого, потянул за хвостик, торчащий из пышного банта, распутал ленту и осторожно развернул шелковистую бумагу.

…он был длинным, сантиметров семьдесят. Он был толстым — примерно с предплечье Агаты. Он был грандиозным. Великолепным. Ярко-фиолетовым. С колоссальной присоской на конце.

Голос Агаты небрежно промурлыкал в потрясенной тишине:

— Не поверишь, но эта модель входит в серию «Реалистик»!

Глава 5 ПРОГУЛКИ ВДОЛЬ ЛЕЗВИЯ

Из записи доклада Юрия Бекетова

Очень слаженная команда. Под демонстративным, иногда даже нарочитым разгильдяйством — четко прописанная иерархия. При этом иерархия не вертикальная, скорее — равносторонний треугольник. Каждому известны свои сильные стороны и сильные стороны остальных членов группы. Подчинение выстраивается в зависимости от того, чьи способности востребованы в конкретный момент времени.

Из записи доклада Юлии Рокотовой

Больше всего меня удивило почти полное отсутствие эмоций. Ни торжества, ни злорадства, ни даже удовлетворения. Информация получена, принята к сведению, вопрос закрыт. Весьма профессиональный подход.

В пентхаусе отеля «Вершина» было весело. Этот номер, снятый вездесущей Агатой за оставшуюся не уточненной сумму, предназначался, по мнению Десницы, для вечеринок компаний без комплексов. Когда он высказал эту мысль вслух, Платина, успевший уже приложиться к «Крови дракона», нашедшемуся в баре отеля ликеру с Заката, заявил, что они и есть компания без комплексов. И чем тебе, командир, это не вечеринка, скажи на милость? Вполне себе вечеринка. Пижамная. То есть халатная. Дима только рукой махнул. Агата, осторожно попробовавшая «Кровь» и решительно отставившая рюмку тонкого стекла, даже бровью не повела.

Они действительно сидели в халатах, все трое, и, надо полагать, являли собой зрелище довольно колоритное. Халаты входили в цену этого роскошного номера, однако, как и следовало ожидать, размеры были несколько усредненными. Поэтому на Диме халат сидел как влитой, Агата завернулась в него так, что эмблема отеля на левой стороне груди почти совсем закрылась, а на Платине одеяние сходилось весьма условно. Впрочем, это не имело большого значения. Сейчас они ужинали, пили кто что хотел и хохотали, вспоминая, чем закончилась сцена в «Пульсаре».

Официант, принесший очередную порцию кофе, услышал последнюю фразу девушки, увидел, что лежит на столе, и тут же поделился своими наблюдениями с теми, кто готов был его слушать. Готовы были все, и пару минут спустя Агата, приоткрывшаяся ровно настолько, чтобы быть в курсе происходящего вокруг, спиной почувствовала с десяток заинтересованных взглядов. Почувствовала — и развернулась вместе со стулом к благодарной аудитории, в которой уже начали проскальзывать смешки.

— И ничего смешного, — патетически провозгласила она. — Ну представьте себе: подлетаем мы к Оймякону, никого не трогаем. Это очень важно, что никого не трогаем, да. Шкип, — кивок в сторону Платины, — начинает переговоры с диспетчерской. А там сидит такой… такое… в общем, как три меня, или даже четыре, а рожа — вообще разговор отдельный.

В этом месте Агата попыталась изобразить диспетчера, и, должно быть, ей это удалось, потому что бармен хлопнул ладонью по стойке и взревел под общий хохот:

— Это ж Петрик! Точно, он сегодня дежурит! А ну тихо все, а ты, детка, продолжай. И что там Петрик?

— Что? Да пристал как банный лист к заднице, на орбите продержал… Платина ему слово — а он в ответ двадцать, и глазками своими заплывшими лупает. Короче, шкип его посулился… ммм… закидать, а я категорически возражаю против того, чтобы он использовал для этого свой собственный. В хозяйстве пригодится, своя ноша не тянет и все такое…

Сложившийся пополам бармен исчез за стойкой, а из-за дальнего столика донесся сдавленный от смеха мужской голос:

— Да это Петрику просто ваш шкип понравился! Он же педрила, Петрик-то, это все знают!

Услышавший это Платина набычился, побагровел, и начал было вставать из-за стола, но Агата небрежно толкнула его на место, поднялась на ноги, дождалась тишины и отчеканила:

— Понравился, значит. Педриле. Мой шкипер. Н-да… это я прошибла, надо было выбирать в серии «Фантастик»!

Ночь медленно, словно нехотя, перевалила за середину. За высокими узкими окнами вовсю куражилась пурга, и даже более чем массивное остекление не могло полностью защитить слух от ее надрывных завываний. Время от времени ветер ударял в стены как кувалдой, и казалось, еще чуть-чуть — и крохотный в сравнении с ночью и метелью островок тепла унесет в непроницаемую морозную темноту.

Платина, который любил при каждом удобном и неудобном случае прихвастнуть выносливостью закатцев, изрядно окосел и в свою спальню — в пентхаусе их, как по заказу, было три — почти уполз.

Агата не торопилась. То ли сама по себе, то ли потому, что Дима тоже пока не собирался спать, сидел, уставившись ничего не видящим взглядом на струи фонтана в центре гостиной.

Не то чтобы она намеревалась… или не намеревалась… черт его разберет. События на Волге оставили у нее смутное ощущение «незакрытого гештальта». Переспать бы с командиром (один раз, больше не надо!), и все в шоколаде. Вот только Десница в запое и Десница вне запоя — это ж два совершенно разных Десницы. И точит, точит где-то внутри назойливый червячок: наняли для дела, а дело-то не выгорело… Непорядок!

— Агата! — Голос Димы прозвучал совершенно неожиданно, она даже вздрогнула. Снимать щиты в присутствии своего экипажа без крайней необходимости девушка считала недопустимым. Не на работе, чай. — А скажи-ка мне, радость моя, вот что…

Кажется, работу принесли на дом.

— Я тебя слушаю.

Агата опустила веки и сбросила первый контур. Любопытство, немного недоверия, нотка угрозы… Что это с ним?

— Зачем ты это представление устроила? В «Пульсаре»? И пентхаус еще этот… Нам бы не светиться, а ты словно елку новогоднюю разукрасила.

— Хочешь скрыть правду — создай легенду. Метод «похищенного письма», слыхал о таком? Да, о нас будут судачить. Еще и как! «Вольные стрелки», прилетели из ниоткуда, улетели в никуда… в промежутке груз взяли, с имперцем перетерли, пентхаус сняли… тот еще экипаж, на двух мужиков одна оторва-суперкарго. «Как думаешь, парень, они ее одновременно? Или по очереди?» И все в таком роде. Судачить, повторяю, будут. Долго. И никто никогда не задумается, кто мы такие, откуда взялись и куда делись. Психология…

Десница ухмыльнулся. Любопытство осталось… недоверие и угроза ушли…

— А тот знак, который ты подала в кабаке… я заметил… и кофе, купленный не в сезон… кстати, Бекетов подтвердил: «Черный цветок», позапрошлогодний… Где ты такому научилась? Или Спутников учат еще и этому?

— Спутников — нет, не учат. А вот проституток — случается. Рассказать? Только это долго.

— А расскажи, если спать не хочешь. Мне-то не спится…

Агата сползла из кресла на пол, укутала ноги полами халата и улыбнулась своим воспоминаниям.

…года четыре назад, может, чуть меньше, случился у меня заказ, да какой! Почти три месяца на острове близ экватора. Только не спрашивай, на каком, понятия не имею, островов у нас много, а меня только что не с завязанными глазами туда привезли… и увезли так же. Остров как остров, частный, пара бунгало, бассейн, причал для яхт. И клиника под землей.

Я, командир, по поводу своей родины иллюзий не питаю. Тот еще гадючник. Закон писан только для тех, кто не может его купить. А ежели кто может… ну, не суть, еще я «Единорогу» волжскую обстановку не докладывала, делать мне больше нечего. Так вот.

В клинике этой пациент был. Один. Но носились с ним как курица с яйцом, на сотню бы хватило. Ему там ногу новую выращивали — свою-то правую некая добрая душа выше колена отчекрыжила — и полную пластику лица делали. А поскольку в его возрасте (а дядечке было, по моим прикидкам, хорошо за шестьдесят) такие процедуры доставляют ну совсем мало удовольствия, Жорик Гладышев, вице-президент наш бессменный, решил предложить ему антидепрессант. Или подложить под него. Ты меня понял.

Вот этот-то кадр то ли от скуки, то ли по доброте душевной (Ха! Доброты там было примерно как у атакующей кобры, но всякое в жизни случается…) стал меня уму-разуму учить. Где что искать, у кого как спрашивать, общие правила поведения… ну, правила, допустим, и «Спутники» начитывали, но у них так, больше теория. А тут практика. Жест этот — он же межпланетный. Типа «Спокуха, народ, все свои, не надо пулять, давайте лучше выпьем». В приличном обществе не пригодится — и то от общества зависит — а у разного рода контрабандистов, пушеров и прочих нелегалов по первости за своего сойти можно. А там уж по обстоятельствам, мозги тоже никто не отменял, если что. Про правду и легенду я, кстати, его цитирую. Дословно.

Вот сразу видно, где ты служишь. Не русский, нет. Хотя по-русски говорил очень чисто, даже матерился безукоризненно, а это, сам понимаешь, высокий класс. Было в нем что-то англекоксовское,[4] реднечье,[5] если смекаешь, о чем я. Мне его как Антона представили, а у меня на языке «Энтони» вертится, хоть плачь.

Один раз слетело… ну и я слетела. С табурета. От оплеухи. Жорик закатил, даже сейчас еще в ушах звенит при одном воспоминании. Но видел бы ты этого инвалида! Как он Жорика не убил — до сих пор понять не могу. И ведь на одной ноге… м-да. Знаешь, до Тони ведь никто за меня не заступался, тем более так… эээ… весомо.

Короче, Жорик в углу валяется да зубы проверяет. На предмет все ли целы. А этот ему открытым текстом: если у девочки глаз-алмаз, так ее наказывать не за что. Будет за что — сам накажу, а ты пшел вон, кретин. И ведь пошел господин вице-президент, да как пошел! Сказка! Феерия! Потом, прикинь, букетики каждый день засылал, пока я на острове прохлаждалась…

Что? Какие еще тебе особые приметы кроме ноги оттяпанной? Да были, были, это я так. Была, точнее. Одна. Левый глаз у него слепой, сожжен лучом еще в молодости и линзой замаскирован. И ведь предлагали же Тони новый вырастить и имплантировать, при мне предлагали, дело-то плевое, а он ни в какую. Дескать, ежели кто с двумя глазами будет стрелять лучше, чем он с одним, тогда он подумает. Может быть. Стрелял, кстати, как бог. И меня учил. «Спутники» потом удивлялись. Вот хоть Платину взять. Хороший стрелок, не спорю. Только Энтони даже лежа в шезлонге ему сто очков вперед давал.

Знаешь, мне с ним было хорошо. Этакий… дядюшка, что ли… Нет, он и потрахаться не дурак был, но это вроде как довеском шло. Когда его в порядок привели, он мне денег отвалил столько, что я сразу же выкупиться смогла. Если бы не этот гонорар, я бы еще пару лет корячилась, без вариантов. Сказал еще, что с собой бы забрал, да только жизнь у него неверная и, мягко говоря, странная, а у меня пока еще шанс есть в общество вписаться.

Нет, не влюбилась. По крайней мере я так думаю. При моей тогдашней профессии влюбляться было, сам понимаешь, не с руки, так до сих пор, кажется, и не вспомнила, как это бывает… но Энтони я запомнила. За всю мою жизнь он первый за подстилкой человека разглядел…

Вряд ли. На Волге, разумеется, помалкивала — Тони велел хотя бы с год язык попридержать, да и жить хотелось, знаешь ли, а теперь… Не цепляйся к словам, и теперь хочется, а как же, только… Да не знаю я, почему решила рассказать. Решила и решила. Кроме того, столько лет прошло. И клиники той уже нет, и врачей, и Жорика, и Волги. Ха! Дурак он, твой Дергачев. Вот ведь о чем спрашивать стоило, а его мальчики уперлись в шлюху, ничтожество, не человека… ну, да не он первый.

Любопытство растворяется в мрачноватом веселье и, пожалуй, вынужденном восхищении. Так восхищаются достойным противником: через прорезь прицела.

— Ну что я тебе скажу, Агата… В твоем досье о некрофилии ни слова нет… А зря. Оп!

Дима сидел развалясь, но запущенную в него подушку перехватил еще в воздухе. Перехватил — и погрозил Агате пальцем: мол, не балуй. Усмехнулся.

— Как раз около четырех лет назад Энтони Кертис, в определенных кругах более известный как Бельмастый Тони, был гарантированно уничтожен. Истек кровью: правую ногу ему выше колена лучом срезало. Ликвидирован, опознан по генной карте — ни лица там не осталось, ни рук, ни зубов… кремирован… так что ты, не иначе, с покойником на острове загорала.

— Тебя это удивляет? — тихо спросила девушка.

— Меня? Меня уже давно ничто не удивляет. Вот разве только… три месяца с одной и той же женщиной… По меркам Кертиса это почти законный брак, поздравляю.

— Пойду-ка я спать, — подытожила Агата со вздохом, поднимаясь на ноги. — Спокойной ночи, командир.

Спал Дима как убитый и проснулся в прекрасном настроении, что в последнее время бывало с ним нечасто. Странная история, рассказанная накануне Агатой, должна была заставить его ворочаться с боку на бок, анализировать, делать выводы… но почему-то не заставила. Он только пожал плечами, думая о хитросплетениях судьбы. По всему выходило, что именно пиратскому «барону» Энтони Кертису, проходившему по ориентировкам под грифом «в переговоры не вступать, ликвидировать», майор Десница обязан жизнью. Не стань Агата свободной именно тогда, когда стала, она не закончила бы к моменту лестианского налета на Волгу курс обучения у «Спутников», и ее, скорее всего, просто не было бы в том баре, где они познакомились.

Дмитрий повертел эту мысль так и эдак и неожиданно понял, что она не вызывает у него отторжения. Более того. Он, майор Десница, человек, годами занимавшийся уничтожением таких, как Бельмастый Тони, был благодарен старому мерзавцу. Не за себя благодарен — за Агату. Впрочем, и за себя тоже. Стрелять учил, надо же! Хорошо, допустим, исходный материал тоже был неординарный, но еще на Волге Дима отметил, что руку девчонке ставил большой мастер.

Ладно, черт с ним, с Кертисом, пора вставать. Приказ может поступить в любой момент.

Стоило ему подумать о грядущем приказе и о том, кто его, исходя из предупреждения Бекетова, должен передать, как настроение стремительно начало портиться. Немного исправил положение запах кофе, доносящийся из гостиной, где уже хозяйничала Агата.

— Привет! — улыбнулась она. — Ванная занята, там Платина плещется, тот еще селезень…

Представив Варфоломея с зеленой головой, покрытой перьями, Дима расхохотался, принял из рук Агаты чашку кофе и уселся в кресло дожидаться того момента, когда можно будет побриться. И в этот момент мелодично звякнул дверной сигнал.

— Интересно… — приподняла брови устроившаяся по соседству Агата, — и пяти минут не прошло, как я завтрак заказала. Кто бы это…

— Это, боюсь, испорченный аппетит, — вздохнул Дима и, не вставая с места, разблокировал дверь.

Створку снаружи дернули раздраженно, по-хозяйски, и в номер быстро вошла женщина лет сорока. Хорошо знакомая, но от этого не менее, а то и более чужая.

— Потрудитесь одеться, — с порога бросила она, даже не подумав поздороваться. — Я пришла сюда не за тем, чтобы присоединяться к вашему свингу.

— И ты здравствуй, Юля, — любезно улыбнулся Десница. — Проходи, присаживайся… и постарайся вспомнить, что такое хорошие манеры. Я у себя дома и одет так, как мне удобнее. И, кстати, я тебя сюда не приглашал. Так что если не хочешь присоединяться… к завтраку, то входная дверь у тебя за спиной.

Ответом ему были презрительная улыбка и несколько, сделанных словно нехотя, шагов. Под кожаным пальто незваной гостьи обнаружился элегантный костюм, прекрасно дополняемый низким узлом светлых волос на затылке. Черт побери, он и забыл, какой Юлька может быть… вот и напомнили. Спасибо, Геннадий Владимирович. Век не забуду, ваше превосходительство. Добрый вы человек.

Усилием воли подавив поднимающийся внутри гнев, Дима скосил глаза на Агату, пытаясь определить, как она отнеслась к имевшему место быть демаршу. Никак не отнеслась, судя по всему. Да уж, это она умеет. Встала, не позволив полам халата разойтись, наполнила еще одну чашку из роскошного, с завитушками и позолотой, кофейника, поставила ее на маленький столик рядом со свободным креслом. На мгновение задумалась и добавила пепельницу. Это еще зачем?

Минуту спустя он получил ответ на свой невысказанный вопрос: расположившаяся в кресле Юля достала из кармана пальто портсигар, слишком вычурный для ее нынешнего облика. С каких это пор она курит? И как Агата-то определила? По идее, Юлия свет Максимовна должна быть сейчас абсолютно непроницаемой. Следователей этому учат, и учат хорошо, особенно теперь, когда эмпаты перестали быть зоопарковой редкостью. Десница втянул воздух раздувшимися ноздрями. Нет, табаком вроде бы не пахло. Духами — да, причем очень дорогими, а вот табаком…

— Ты изменилась, Юля.

— Ты тоже. Раньше ты предпочитал более изысканное общество. Или я просто не в курсе, и девки тебе нравились всегда? Впрочем… в твоем положении быстро приучаются ценить услужливость и непритязательность.

Юлия говорила так, будто Агаты, поднимавшей сейчас с пола оброненную Платиной пробку от ликерной бутылки, в комнате не было, и Десница почувствовал, что начинает закипать. Да как она смеет!

— Девки… да, нравились. Женился же я на тебе?

Сдерживаясь из последних сил, стиснув кулаки, он смотрел, как пальцы Юлии, которые он когда-то целовал, замирая от нежности, подчеркнуто небрежно, оценивающе скользнули вверх по отвороту халата начавшей разгибаться Агаты. Вплотную приблизились к подбородку… и застыли. Лицо его бывшей жены мгновенно стало бесстрастным, но он-то знал эту женщину хорошо и всплеск боли в глазах заметил.

Костяшки пальцев приютской девчонки до синевы побелели на запястье девочки из хорошей семьи, и Десница не взялся бы предсказать, чем кончится дело. У Юльки лучше подготовка, Агата дралась всю жизнь. И дралась именно за жизнь, в этом Юлия проигрывала фатально.

— Отпусти ее, Агата. Отпусти, она все поняла. Если не поняла, в следующий раз можешь сломать ей руку. Твое право. А сейчас — отпусти.

Положение спас Платина, вывалившийся из ванной, будучи облаченным в одно только полотенце на бедрах.

— Эээээ… здравствуйте! — от неожиданности слишком громко сказал он.

— Утро! — буркнул Десница, устремляясь мимо него в ванную.

— Здравствуйте, Варфоломей Иванович. Меня зовут Юлия Максимовна. — Женщина разительно изменилась, теперь она демонстрировала спокойную доброжелательность. Картина была бы вполне правдоподобной, если бы не запястье с отчетливо проступившими следами пальцев на нем.

— Платина, — вступила в разговор Агата, — оделся бы ты, что ли… все-таки гостья у нас.

— А ты? — Пилот был сейчас похож на обиженного мальчишку, которого — вопиющая несправедливость! — отсылают в его комнату в самом разгаре интересной беседы.

— Я потом. Кто-то должен остаться, этого требует простая вежливость. Вернешься — оденусь. На мне хотя бы халат есть.

Варфоломей, должно быть, только сейчас сообразивший, в каком он виде, залился краской, странно неуместной на вполне мужественной физиономии, и исчез за дверью своей спальни.

Агата невозмутимо опустилась в кресло, держа спину подчеркнуто прямо. Несколько секунд она внимательно разглядывала свою недавнюю противницу, потом кивнула и слегка раздвинула уголки губ в холодноватой улыбке.

— Юлия Максимовна, мужчины могут вернуться в любой момент, а я хотела бы задать вам один вопрос. Без протокола, если можно.

— Вы видите у меня в руках протокол? — Юлия уже начала успокаиваться, в голосе засквозила насмешка.

— Не вижу. Но вы в данный момент работаете, а стало быть, протокол ведется автоматически.

— Один-ноль в вашу пользу, Агата Владимировна. Или лучше Дарья?

— Агата подойдет.

— Задавайте ваш вопрос.

— Вы злите Дмитрия и делаете это намеренно. Что это — стервозность или необходимость?

Опешившая Юлия покрутила головой, даже не пытаясь скрыть язвительное восхищение.

— Однако! Ничего себе вопрос… скажем так: из стервозности я бы валялась у него в ногах, заливаясь слезами.

— Значит, необходимость, — задумчиво пробормотала Агата. — Будучи в ярости, он лучше работает?

— Да.

— Понятно. Хорошо, я не буду вам мешать. Хотя и могла бы. Постарайтесь только не переходить за грань.

Блоки, закрывающие сознание Юлии, по-прежнему были прочны, Агата ощущала неприступную стену. Но что-то неуловимо изменилось — в позе, в манере держать голову, во взгляде. Да ее, никак, признали достойной серьезного подхода? Чудны дела Твои, Господи!

— Вспоминается старинный анекдот о женской дружбе… — Юлия прищурилась, изучающе глядя на Агату. Высокомерное презрение словно стерли с лица, как стирают следы маркера с экрана.

— Вы имеете в виду змею и черепаху?

— Именно. — Теперь женщина улыбалась. Чуть напряженная, это тем не менее была улыбка.

— Вы хороший специалист, Юлия Максимовна. Но… давайте начистоту.

— Сделайте одолжение.

— На вашем месте — месте хорошего специалиста — я не стала бы переоценивать вашу способность меня укусить. И уж тем более недооценивать мою способность вас сбросить.

Вернувшийся в гостиную Платина, уже полностью одетый, настороженно переводил взгляд с одного женского лица на другое. Что-то тут произошло, недоступное ему, а потому тревожащее. В дверь номера позвонили.

— А вот и завтрак. — Агата поднялась на ноги и слегка повела плечами. — Платина, поухаживай за нашей гостьей, а я пока приведу себя в порядок.

Она уже была на пороге своей комнаты, когда в спину ударил негромкий голос Юлии:

— Агата… прими мои извинения.

Завтрак получился сумбурным. У Десницы отсутствовал аппетит. Юлия была раздражена: ответ на запрос, отправленный по ее просьбе Варфоломеем, оказался неутешительным — их очередь на проход через стационарный гейт должна была подойти только через трое с лишним суток. Агата поинтересовалась, что мешает им открыть собственный гейт — на Волге же получилось, — и нарвалась на лекцию Платины по поводу различий между Вольными Мирами и имперскими колониями.

— Видишь ли, Агать, — вещал пилот — ты просто не понимаешь… Когда Империя ушла с Волги, все оборудование стационарного гейта, в том числе и комплекс подавления несанкционированного прыжка, было демонтировано. А здесь все как у больших. Опять же, Оймякон — не Земля. Это метрополия защищена так, что будьте-нате. А здесь проще подавить возможность выхода из туннеля на таком расстоянии, чтобы в случае чего помощь могла прийти вовремя. Прыгнуть-то мы прыгнем, не вопрос, только до той точки, где это получится, при комфортном ускорении суток четверо идти. Проще ждать.

Агата пожала плечами, прихватила со стола тарелку и ушла с ней в дальний угол, где и затеяла малопонятные переговоры. До Десницы доносились слова «пикник», «экватор», «гид»… впрочем, очередная затея суперкарго волновала его мало. Хотя тут еще с какой стороны посмотреть. Похоже, девчонка решила от греха подальше убраться сама и уволочь с собой пилота. Это она молодец, это правильно…

Ну точно: вполне формальное «Командир, ты с нами?», кивок в ответ на отказ, и молодежь сваливает. Вслед за молодежью исчезает Юлия. Как мило с ее стороны. Теперь можно и… А что, собственно, можно?

Настроение майора, и без того не слишком веселое, упало ниже плинтуса. Появление бывшей жены не могло его улучшить по определению, ибо само и послужило причиной хандры. Чем же заняться-то, а? Может, стоило все-таки прогуляться вместе с ребятами на экватор?

Конечно, для землянина само словосочетание «экваториальная тайга» звучит диковато, зато хоть какое-то разнообразие пейзажа… В этих-то широтах и посмотреть не на что: снег, промышленные районы, изредка перемежаемые жилыми кварталами характерной — предельно утепленной — архитектуры… опять снег, снова снег, и снова…

Впрочем, мысль проветриться недурна, а убогая окружающая действительность как нельзя более соответствует текущему расположению духа. Итак, решено.

Воплотить свое решение в жизнь Дима не успел. Совсем было собрался, даже попытался вспомнить, куда именно забросил вчера парку… но тут в дверь номера, которую он поленился запирать, позвонили. Нюх на неприятности мгновенно проснулся и взвыл благим матом, однако было уже поздно. Визитер не стал дожидаться, когда майор соблаговолит открыть, и вошел сам, без позволения. Вернее, вошла.

Что ж, нюху на неприятности можно было объявлять благодарность в приказе с занесением в личное дело: это снова пришла Юля. Успевшая переодеться в легкий сарафан и туфли, что, по-видимому, с ее точки зрения больше соответствовало ситуации. В сочетании с пригоршнями ледяной крошки, раз за разом штурмующими оконные стекла, ее наряд выглядел особенно «уместно».

— Я вижу, приглашения войти от тебя не дождешься, — спокойно заметила госпожа старший следователь по особо важным делам. — Однако присесть ты даме вполне мог бы и предложить.

— Раньше тебе не требовалось особого приглашения ни на что, — буркнул Дима, добавляя про себя несколько нецензурных выражений. — Ну, раз уж пришла, то присаживайся, конечно.

— Ты, дорогой, как никогда предупредителен и просто само обаяние, — фыркнула женщина. — Но все равно спасибо. Надеюсь, тебе не сложно сварить мне кофе?

Почти полное отсутствие ехидства в голосе бывшей жены майора изрядно удивило, и он, поначалу не собиравшийся быть любезным вообще, нейтрально кивнул:

— Хорошо, — и отошел к кофемашине — непременному атрибуту любого номера любой оймяконской гостиницы: заказ — заказом, а вдруг постояльцу приспичит, и ждать будет не с руки?

Возня с кофе помогала если не притушить смятение, то хотя бы скрыть его. В этом нелепом по оймяконским меркам наряде, почти не язвящая, Юля была чертовски привлекательна. Почти невыносимо привлекательна, и это мешало. Мешало думать, мешало держать себя в рамках приличествующего случаю поведения, мешало, черт побери, просто быть самим собой. И майор решил, что начнет сочиться ядом за двоих, просто для того, чтобы никто из присутствующих не расслаблялся.

— Какой именно кофе предпочтет госпожа старший советник юстиции? — поинтересовался Десница максимально индифферентным тоном. Впрочем, что толку с индифферентности, если яда в самой фразе хватает? Не так часто Юленьку вне служебного кабинета называют по полному званию.

— Простой эспрессо, господин майор. Дим, не надо так, а? Когда еще удастся спокойно посидеть вот так, сам подумай?

Юлию Максимовну неожиданно сильно задела фраза бывшего мужа. Почему — она не смогла бы ответить, но было крайне неприятно слышать от него официальное обращение, когда рядом нет никого вообще. На людях — ладно, она и сама старалась или язвить, или официальничать, но один на один ей этого совсем не хотелось. И столь явно продемонстрированная попытка Дмитрия держать дистанцию женщину непритворно раздосадовала. Не за дистанцией она пришла сюда, нет. Надо было расставить точки над всеми требующими этого буквами и утвердить не формальную, а истинную власть над Дмитрием и его людьми… но что-то пошло наперекосяк.

— После нашего развода я как-то не припоминаю за тобой желания «посидеть просто так». С тех пор как наши документы стали друг другу настолько же чужими, как и мы незадолго до, я не готов назвать хоть один момент нормального общения. Что-нибудь изменилось, Юленька? — Майор был настолько обескуражен, что невольно выдал свое истинное отношение к положению вещей, подпустив язвительности скорее по привычке.

— Юля встала из кресла, в которое опустилась сразу же, как только вошла, оправила неловким движением сарафан и подошла вплотную к бывшему мужу.

— Димка, ну что ты говоришь, сам подумай? Я же тебе не враг, и ты это прекрасно знаешь. Может быть, хотя бы сейчас ты вспомнишь, что мы не просто работаем в смежных ведомствах, а? И, кстати, раз уж речь зашла… я очень рада тебя видеть. Действительно рада, Дим, просто так, без всяких подтекстов и прочего. И вдвойне рада, что сейчас мы можем спокойно посидеть вдвоем и выпить кофе, без лишних глаз, без лишних масок, — договорив, она сделала шаг в сторону и прислонилась к столешнице, изогнувшись назад несколько больше, чем диктовали приличия.

Майор пристально посмотрел на нее и отвел глаза с огромным трудом. Юля была донельзя притягательна сейчас, когда протокольное выражение лица сменилось почти домашним. И сарафан мягко оттенял эту домашность, заодно выгодно подчеркивая ее стройную и ладную фигуру.

— Твой кофе, Юль, — буркнул Десница, ставя рядом с бывшей женой чашку, и тут же ретировался обратно в свое кресло около журнального столика, в котором сидел, когда она вошла.

Юлия взяла исходящую паром чашку, потом подошла к столику и уселась напротив мужчины. Сделала несколько глотков обжигающе горячего, великолепно горького кофе, поставила керамическую полусферу на столешницу, придвинула к себе пепельницу и закурила. Несколько минут, показавшихся Дмитрию неимоверно долгими, она просто молча вдыхала и выдыхала ароматный дым, иногда делая маленький глоток.

— Прости, если покажусь излишне подозрительным, Юль, но ты действительно зашла просто выпить кофе, или разговор какой-то есть? — Десница не выдержал и разрушил сгустившуюся в гостиной тишину.

Женщина отставила чашку, встала из кресла, мягко переместилась к окну пентхауса, за которым ярилась вьюга, и, опершись ладонями о подоконник, уткнулась лбом в толстое стекло. Дима поднялся, подошел к ней со спины и замер.

Сколько тянулась эта пауза, никто из них не смог бы ответить, поскольку Юля стремилась ни о чем сейчас не думать и хотя бы немного угомонить колотящееся в бешеном ритме сердце, а Дима… Дима просто стоял у нее за спиной и не мог надышаться запахом ее волос. Столько лет прошло, а ничто не изменилось. Ничто.

Он робко протянул руку к ее голове и замер. Потом мысленно послал сам себя к черту, и расстегнул ее заколку, освободив отливающие золотом мягкие локоны. Отбросил, словно ядовитую гадину, несчастный кусок металла, запустил дрожащие пальцы в волосы и практически зарылся в них носом, заставив Юлю выгнуться назад.

Она слегка застонала, почувствовав его руки. Такие сильные, такие родные… Все годы, что они были в разводе, ей их не хватало. Ей безумно не хватало именно их.

Нет, Юлия Максимовна не была ни святой, ни, тем паче, святошей, и мужчины в жизни разведенного старшего следователя периодически появлялись. Но, как выяснилось, бывший муж все еще занимал в ее табели о рангах сексуальной привлекательности первое место. Она зажмурилась, чтобы не отвлекать зрением свое сознание от ощущения близости мужчины, знакомого незнакомца, близкого и бесконечно далекого. Его запах сводил женщину с ума.

Десница не думал. Он даже не пытался понять, что делает. Он просто сгреб бывшую жену в охапку, потом поднял на руки и чуть ли не бегом унес в спальню, непрестанно целуя закушенные в последней жалкой попытке совладать с собой губы. Какая разница, что будет дальше? Все это случится позже, позже… А сейчас и здесь есть только она. Ее волосы, ее губы, ее руки, ее нежность…

Потом стали лишними одежды. Тонкий сарафан повис на спинке кровати, оружие и ремни полетели в угол, там же лег тяжелый комбинезон… А потом два дыхания долго сливались в одно, и было совершенно неважно, что произойдет с этими людьми дальше…

Некоторое время спустя, когда в организме майора Десницы появились силы встать, он, кое-как одевшись, плюхнулся обратно в то же самое кресло в гостиной, в котором его застал визит Юли, и закурил. Еще через некоторое время, очень небольшое, сигарета даже не успела закончиться, из спальни вышла и госпожа старший следователь. Опять собранная, подтянутая, с очень холодной миной на лице.

— И что дальше? — не выдержал Дима.

— Раз спрашиваешь, значит для себя ты ответ уже нашел, так? И он тебе, скорее всего, не понравился, да, Десница? Значит, дальше — ничего. Прикажи своим ребятишкам не слишком путаться у меня под ногами, и делайте свое дело, — раздраженно, чуть ли не яростно бросила Юлия и пулей вылетела из номера. Дверь за ней закрылась гулко и непреклонно.

Пикник удался на славу. Разбитной парень, совмещавший обязанности гида и пилота, притащил их на берег лесной реки, вплотную к которому подступала стена деревьев. Запеченное на угольях мясо было выше всяческих похвал, золотисто-розовое небо поражало богатством оттенков, плывущие в вышине облака складывались в затейливые фигуры… В целом Платина решил, что прекрасно провел время.

Больше всего закатца радовало умиротворенное выражение лица его спутницы. Агата царственно возлежала на захваченном запасливым гидом коврике, прихлебывала легкое вино и, казалось, совершенно расслабилась. Выглядела она превосходно, и Варфоломей окончательно перестал беспокоиться о ее самочувствии.

Однако все когда-нибудь заканчивается, закончился и пикник. В холле перед входом в пентхаус Агата снова стала деловитой и подтянутой. Ее что-то явно встревожило, но что именно — Платина понял, только когда открыл дверь номера.

Навстречу вернувшемуся с прогулки экипажу ударил могучий рев. Расхристанный Десница расползся в кресле, ноги его покоились на столе, правая рука крепко сжимала горлышко почти пустой водочной бутылки, а в комнате витал сладковатый сизый дымок.

закрученные винтом остатки водки пролились в широко открытый рот —

гремел командир в пространство. Он был окончательно, бесповоротно и безнадежно пьян.

— Угу, — покивала Агата. — Готов. Как есть готов. Эй, Дима, тебе что-нибудь нужно?

— Водка есть?

— Нет.

— Ну и какой ты, на хрен, суперкарго, если у тебя даже водки нету?

— Ясно, — резюмировала девушка. — Пошли отсюда, Платина.

Вслед им неслось:

За дверью Агата притормозила, отправила с браслета какой-то запрос и решительно зашагала к лифту. На четвертом этаже — Платина следовал за ней тенью, не рискуя задавать вопросы, — девушка подошла к двери одного из номеров, позвонила и, услышав щелчок, зашла внутрь, жестом велев пилоту подождать. Отсутствовала она недолго. Когда дверь снова открылась, Варфоломей услышал язвительный голос Юлии Максимовны:

— Много на себя берешь, девочка. Унесешь ли? — И ответ явно взбешенной Агаты:

— Сколько надо будет — столько и унесу. А что не унесу, то в трюм погружу. Я суперкарго — это часть моей работы!

Вылетевшая в коридор девушка резко развернулась на каблуках и коротко пролаяла:

— Айда в «Пульсар», Кондовый, пока я глупостей не наделала.

В «Пульсаре» было тесно и шумно, облака табачного дыма клубились под низким потолком, у стойки бара толпился народ, и Варфоломей слегка приуныл. Однако место для них нашлось неожиданно быстро. Один из виденных Платиной накануне завсегдатаев проорал: «Давай к нам, куколка, и шкипа своего захвати!» — и минуту спустя они уже сидели за столом, пили кофе с кофейным — конечно же! — ликером. Агате принесли тарелку с кофейными — как же иначе! — пирожными («Комплимент от заведения, сударыня!»), и экипаж «Бестии» как-то очень быстро и легко вписался в общий разговор.

Время от времени кто-то из сотрапезников начинал расточать Агате двусмысленные любезности, но Платина был начеку. Как выяснилось, для того, чтобы окоротить болтуна, было достаточно обнять девушку за плечи и что-нибудь прошептать на ухо, положив свободную руку со сжатым кулаком на стол. Кулак был внушительным, и безобразие немедленно прекращалось. На время, конечно, но и это уже было кое-что.

Прямо на стойке бара расположился потрепанный мужичонка с не менее потрепанной гитарой, перемежавший откровенную похабень и рвущие душу баллады. Проигрыш, начинавший очередную песню, чем-то зацепил Платину, и он обратился в слух.

Пилот задумчиво улыбнулся. Любому закатцу — да что там, любому человеку, хоть раз вступавшему в схватку, — эти строки были близки и понятны.

О ком он поет? О себе? Наверняка. А еще о Деснице. И об Агате — вот она сидит, упершись каблуками ботинок в край столешницы, даже про ликер забыла. И о самом Платине, наверное… Стихов Варфоломей не писал даже в юности, да и читать их не любил, но сейчас корявые строки почему-то сжимали сердце.

Песня закончилась, притихшие было люди встряхнулись и загомонили каждый о своем. Платина прислушался к разговору и почти не удивился, когда до него донеслись шутливые сетования Агаты:

— Боссу нашему поверхность вообще противопоказана! В объеме-то он ничего, адекватный, а вот на планете… А нам, как назло, еще трое суток до вылета, прикинь? Мы тут со шкипом прогулялись на экватор — пикничок там, то-се… возвращаемся, а босс, сердешный, водяру шмалью подпер и торчит посередь номера, как забытая в поле лопата. Недвижимость недвижимостью. А что это будет через трое суток, я вообще представить боюсь. Кир, ты не в курсе, как-то можно ускорить процесс?

Ответа собеседника Агаты Варфоломей не услышал, снова отвлекшись на певца, поэтому тяжелая рука легла на его плечо совершенно неожиданно.

— Слышь, летун, — сипло проговорил подошедший мужик хорошо за пятьдесят. — «Бестия» — ваша птичка?

— Ну, наша, — настороженно ответил Платина.

— Девчушка твоя говорит, вам тут торчать не с руки… Хочешь, очередями поменяемся? Мне, в общем, не к спеху, а тоннаж почти такой же. Кусков за пять, лады?

— Лады. — Варфоломей был настроен более чем решительно. Пять тысяч за прекращение имевшего место быть в номере бесчинства представлялись ему ценой совершенно незначительной. — Когда старт?

— Через четыре часа. Успеете?

— Легко. А диспетчерская?

— А что диспетчерская? Им-то какая разница, кто и что? Лишь бы масса совпадала.

Несколько минут спустя, уже оформив перевод средств на счет неожиданного доброхота, Платина и Агата выбрались из-за стола и помчались в отель паковать багаж, к каковому суперкарго не без ехидства причислила и командира.

А еще через четыре часа «Бистяра» стартовал под дружный хохот пилота и суперкарго: выражение лица диспетчера, на которого Варфоломей замахнулся подаренным девайсом, стоило того, чтобы помнить его хотя бы изрядную часть оставшейся жизни.

Глава 6 СОРВАННОЕ ДЫХАНИЕ

Из записи беседы в офисе страховой компании

— Господин Лемке, при каких обстоятельствах бот, являющийся судовой принадлежностью вашего корабля, пришел в невосстановимое состояние?

— По договоренности с его превосходительством генерал-майором Гориным «Ревель» отправился в миссию на планету Статус. Конструктивно «Бритва» является разведывательным ботом и в ходе миссии была использована по прямому назначению. К сожалению, наши контрагенты оказались слишком хорошо вооружены, и прямого столкновения с ними бот не выдержал.

Из записи частной беседы

— Как ты думаешь, он нам правду сказал?

— Я, мужик, не думаю. Я знаю. Правду. Разве что не всю…

— Так это получается, что командир — полный отморозок!

— А что тебе не климатит? Он — отморозок, мы — отжигатели… Так хорошие команды и складываются. Ты не знал?

— Отжигатели… какое-то слово нерусское…

— И это мне говорит человек, назвавший свой корабль «Sunset Beast»?!

Планета лежала в черной пустоте вакуума как сверкающая драгоценность на бархатной подушке. Хорошее сравнение, вот только Десница прекрасно отдавал себе отчет в том, что вряд ли найдется ювелир, который взялся бы за столь масштабную работу.

Океаны и континенты, нестерпимый блеск пустынь и извивы горных хребтов, золотисто-зеленая щетина джунглей… Статус завораживал. Впрочем, Дмитрий не в первый раз ловил себя на том, что вид планет из космоса всегда нравится ему больше, чем что-либо, происходящее на поверхности. То же, что, судя по предоставленной Юлией информации, творилось сейчас на поверхности этой конкретной планеты, понравиться не могло по определению.

Начать хотя бы с того, что название «дивного нового мира» представляло собой довольно приблизительный перевод. Перевод с языка рекн. И населяли Статус именно рекны. Кстати, само слово «рекн» означало «человек» и восходило к тем временам, когда рекны имели все основания считать себя единственным существующим человечеством.

И все бы ничего, но в ходе состоявшегося несколько лет назад в околоземном пространстве контакта рекны довольно ясно дали понять, какую именно территорию они считают своей. И расстояние от этой территории до Статуса составляло не один десяток световых лет.

Отправленная на планету миссия планетарной разведки была второй по счету. Первым на Статус наткнулся корабль поискового флота, но высадившиеся в укромном уголке спецы смогли узнать немногое. Общий уровень развития техники на планете примерно соответствовал девятнадцатому веку по историческому счету Земли. Как именно сочетались с этим уровнем четыре гигантские пирамиды планетарной обороны и откуда вообще взялись рекны в этом уголке Галактики — как раз и должна была выяснить вторая миссия. Та самая, которую предстояло по возможности эвакуировать Деснице и Ко.

И, словно мало было всего перечисленного, на подлете к планете приборы «Бистяры» обнаружили шар обломков, который неумолимая гравитация уже начала вытягивать в эллипс. Обломки были «Тварюшкой» идентифицированы как «свои», повреждения же были нанесены плазменными торпедами земного производства. Неплохо тут повоевали, вопрос только — кто?

— Ты хочешь сказать, что эту банду отправили сюда на таком же гражданском корабле, каким является «Sunset Beast»? — Десница не верил своим ушам.

— Ну, если считать «гражданским кораблем» евросоюзовский эсминец… или этот ваш гибрид грузовика с орудийной башней… то, пожалуй, да. — Юлия умела быть язвительной.

Майор ошарашенно покрутил головой и краем глаза постарался оценить реакцию экипажа. Реакция ему в целом понравилась. Платина ухмылялся: данное Юлией определение «Бистяры» ему явно пришлось по душе. Агата же и вовсе не обратила внимания ни на Юленькин пассаж, ни на тон этого самого пассажа. Она вообще как будто выключила бывшую жену командира из сферы восприятия одушевленных предметов. Ложемент… стаканчик с кофе… Юлия Рокотова… явления одного порядка.

— Так, Юль, еще раз. Эсминец с минимум экипажа — я правильно тебя понял? — все последнее время выполнявший транспортные функции… ну, ладно. Плюс два взвода планетарной разведки… не совсем же сосунков сюда отправили?.. И все, на что они оказались способны — отправить сигнал бедствия? Два взвода «Серебряных Чаек»?

— Не только два взвода. «Ревелем» командовал майор Максим Заславский. Это тебе о чем-нибудь говорит?

Ответная тирада Димы была нецензурной настолько, что госпожа старший следователь поморщилась, и даже Агата соблаговолила повернуть голову. На лице Варфоломея появилось выражение прилежного ученика, с почтением внимающего мудрости учителя.

— Макс Заславский?! Он-то каким боком… он же в отставке!

— Не в отставке, а в резерве. Был. А бок тут очень даже простой: именно Заславский три года назад, еще работая в форматировке, прихватил на Светлой первого и пока единственного лестианина, имеющегося в нашем распоряжении. Кого ж еще посылать?

В рубке воцарилось напряженное молчание. Десница переваривал услышанное, экипаж делал вид, что его — экипажа — здесь нет.

— Хорошо. То есть плохо, конечно. Итак, они прилетели. Разнесли одну из орбитальных баз лестиан, каким-то образом проскочили мимо второй и этих дурацких зиккуратов, точно проскочили, обломки-то на орбите только лестианские… допустим. Потом что-то случилось, они сообщили о нападении и замолчали. Черт, если это не лестиане и не местная оборона… кто и что смог сделать с эсминцем на этой чертовой пасторали?! Да пусть даже сделали — куда они, мать их так, его дели?!

«Бистяра» уже не первый час околачивался на орбите, предельно аккуратно сканируя поверхность на предмет обнаружения следов пропавшей миссии. Вводная была получена еще перед входом в туннель, поэтому Платина вышел в реальное пространство уже в режиме невидимости и на порядочном удалении от планеты. От греха подальше. Береженого Бог бережет. Однако означенная вводная была предельно скупой, и только теперь Юлия Максимовна соблаговолила сообщить некоторые подробности.

Эта женщина Варфоломею активно не нравилась. Агата не сочла нужным посвящать его в детали, но и без них было ясно: дамочка прилагает все мыслимые и немыслимые усилия для того, чтобы взять Десницу — а через него и весь экипаж — под контроль. И хотя выросший на Закате Платина не видел ничего особенного в том, чтобы находиться под командованием женщины, даже на его родине было как минимум желательно, чтобы женщина командовать умела. У бывшей же супруги Димы (это что ж надо было сотворить, чтобы дело до развода дошло?!) командовать получалось из рук вон плохо.

С каждым совместно проведенным часом Юлии Максимовне все реже удавалось разозлить Десницу. То есть разозлить-то удавалось, но Агата двумя-тремя словами — а иногда и жестами — легко возвращала командира в уравновешенное состояние. И теперь Дима был почти спокоен, раздраженное недоумение по поводу отсутствия каких-либо признаков пребывания на Статусе земной планетарной разведки не в счет. Стоп, а это что такое?! Максимальное приближение!

— Ага, — пробормотал мгновенно переместившийся за спинку пилотского ложемента Десница, — а вот это уже кое-что.

— Кое-что? — возмутился Платина. — Вот эта рухлядь — кое-что? Знаешь, командир, у нас с тобой, видимо, разные представления о «кое-чем». По-моему, это не «кое-что», а попросту «ничего». Как вообще на таком… эээ… предмете можно было опускаться на поверхность?

— Платина, не будь снобом. Это «Sky Blade», в просторечии «Бритва», бот планетарной разведки. Такими во время Второй Колониальной комплектовались в том числе эсминцы Евросоюза. И этот конкретный почти наверняка принадлежит «Ревелю». Какая еще птичка могла тут так характерно нагадить?

— И все равно утиль. Они что, не могли на Закат заглянуть? Мы бы им такую конфетку подобрали…

— Варфоломей Иванович, — вступила в разговор Юлия, — вы не правы. Именно на этом, как вы изволили выразиться, «утиле» майор Заславский и его люди сумели вполне удачно поохотиться на лестианина. Правда, на одного, но в их положении и это уже было немало.

— Безумству храбрых — гробы со скидкой, — проворчал оставшийся при своем мнении Варфоломей. — Что будем делать, командир?

Платина посадил «Бистяру» совсем рядом с остатками (останками?) «Бритвы». Так, метрах в ста. Короткий спор по поводу того, кто отправится на вылазку, разрешился довольно быстро. Хотя и не без эксцессов, связанных с тем, кому и в чем идти. Платина-то оставался в рубке и в дополнительной защите не нуждался, а вот остальные…

Получив некоторое представление о целях экспедиции, Варфоломей еще в окрестностях Оймякона жестом фокусника извлек несколько скафандров из-за ничем не отличающейся от соседних переборки. Возмущению Юлии не было предела. Причем как «слеподыростью» обследовавших корабль сотрудников СБ, так и Платиной, не пожелавшим делиться информацией, она возмущалась примерно поровну. Однако сбить пилота с толку ей не удалось: Варфоломей с самым невинным видом заявил, что разбрасываться корабельным оборудованием — последнее дело, а раз бойцы Дергачева ничего не нашли — туда им и дорога. Каждый сам себе злобный баклан. Короче, вот скафандры. Местные, штатные. Не угодно ли примерить?

По его представлениям, лестианская система оптического камуфляжа могла очень даже пригодиться, но Дима и Юлия отказались: у обоих имелась привычная еще со времен Академии броня, а вот времени освоить новинку до состояния «вторая кожа» не было. Зато Агата, сроду не носившая никакой брони, заинтересовалась, и почти все время пребывания корабля в пространстве Платина натаскивал ее в одном из трюмов, откачав оттуда воздух и меняя гравитацию.

Теперь, когда следовало решить, кто и в какой последовательности отправится наружу, Юлия Максимовна категорически заявила, что она пойдет первой — таков ее долг и ее служебные полномочия. Десница спорить не стал, предложил только дать возможность Агате «принюхаться», на что его бывшая супруга, скрипнув зубами, согласилась.

Однако короткое пребывание Агаты на аппарели не дало ничего. И не потому, что слышать было нечего. Слышать-то как раз было что, сколько угодно, но девушка только растерянно пожала плечами: обрушившаяся на нее волна эмоциональной активности не имела, казалось, никакой привязки по местности. В равномерном гуле чуждой энергии, налетающей из ниоткуда и утекающей в никуда, ближайший фон терялся, как лист в лесу. У Агаты разболелась голова.

— И толку-то от ваших способностей? — После ссоры в отеле Юлия опять стала обращаться к Агате на «вы».

— Толку вполне достаточно, — возразил Десница, ловко разворачивая уже облаченную в броню женщину к выходу. — Пошли, посмотрим, что тут к чему.

— Я справлюсь! — взвилась та и натолкнулась на хладнокровное:

— Справишься. А я прослежу, чтобы ты себе шею не свернула. — И, одними губами, в сторону: — И чтобы, в случае чего, доворачивать не пришлось.

Оставив Агату, держащую наготове карабин, на самом верху аппарели, Дима и Юлия двинулись к груде обломков, еще совсем недавно представлявшей собой добротный разведывательный бот. Вот они приблизились вплотную… пробрались внутрь через перекошенный люк…

Девушка напряженно вглядывалась им вслед. Собственная беспомощность бесила ее. Привыкшая в кризисных ситуациях полагаться на свое умение читать фон окружающего пространства как открытую книгу, теперь она чувствовала себя крайне неуютно. Что-то не нравилось ей в мирной — несмотря на разбитый кораблик — картине. Что-то тут было. Было — и било. По нервам.

Проклятье, если бы только она не захлебывалась в этом изменчивом потоке… Ничего себе интенсивность! До сих пор ей всегда требовалось, чтобы оцениваемый объект находился в радиусе примерно ста пятидесяти метров, в критической ситуации дистанция повышалась до двухсот. Не обязательно было именно видеть его, но расстояние и наличие препятствий имело решающее значение. Троицу, подбиравшуюся к «Тварюшке» на Волге, она взяла уже на пределе. Однако здесь не было (или ей казалось, что не было) никого, кто мог бы генерировать такую глубокую, бурную реку. Впрочем… что ей известно о местных жителях? Может быть, попробовать еще раз? Ну поболит голова, авось не отвалится… Ах, чтоб тебя!

С точки зрения майора Десницы, на грунте этой чужой планеты «Бритва» смотрелась вполне органично. Точнее смотрелась бы — в том случае, если бы осталась цела. Но раздолбанный, обгоревший, а местами и оплавившийся остов выглядел нелепо и жалко. Казалось бы, подступавшие почти вплотную к боту джунгли вкупе с близким берегом океана должны были бесследно растворить запах катастрофы. Но Деснице чудилось, что в его возмущающийся таким непотребством нос ввинчивается кислая вонь горелого пластика и раскаленного металла. Чушь, конечно… Он покрутил головой, стараясь выгнать из раздувшихся ноздрей гнусное амбре, понял бесполезность попытки, фыркнул и поспешил за Юлией.

Та (как показалось ее бывшему мужу — изрядно храбрясь) уже вполне бодро подошла к останкам разведбота и ткнула стволом винтовки в бессильно повисшую створку десантного люка. Железяка, в свою очередь, отозвалась жалобным скрипом металла по керамической оболочке, перекосилась еще больше и вдруг упала, каким-то чудом заняв позицию между кромкой люка и кочковатой поверхностью земли. Хорошо, хоть не зацепила — получить этакой дурой по башке (а хоть бы и по ноге) было бы в их ситуации не слишком здорово. Ну вот куда Юленька лезет?!

— Ну, что, Десница, прикрывай, — скомандовала госпожа старший советник юстиции, запрыгнув на край люка и излишне браво клацнув предохранителем автоматической винтовки.

— Юля, а давай-ка ты командовать будешь у себя в кабинете, ага? Назад, дура, сама прикрывать будешь, — зло отозвался майор, но его перебили:

— Дима, умненький ты наш. Я курирую эту операцию, и ты станешь делать то, что я тебе скажу. И сейчас ты будешь идти ведомым и прикрывать. За мной! — И Юля лихо двинулась внутрь разведбота по люку, ставшему трапом, прямо в десантный отсек. Десница про себя грязно выругался, но в одно движение вскочил на трап и двинулся следом, то и дело озираясь по сторонам и поводя стволом оружия.

Противоположная от люка сторона отсека зияла огромной пробитой дырой, сквозь которую проглядывал лес. И стоило Диме взглянуть в ту сторону, как где-то под кожей затылка, словно на стенке черепа, пробежал электрический разряд. Во всяком случае именно так показалось майору. Юля уже вплотную подошла к пробитой стене и оглядывала края пробоины, а Десница все еще не понимал, что происходит. Но руки уже делали все сами — он навел на пробоину винтовку и нажал на спуск.

Выстрел громыхнул в относительно небольшом объеме десантного отсека, словно раскат грома. Стрелял Десница наугад, повинуясь чутью и инстинктам, его тактический монитор ничего ему не показывал, но попадание было стопроцентным. Цель, кто бы она ни была, оказалась поражена: во все стороны брызнула кровь, словно из воздусей. Эффект от попадания заряда из ИВСа превзошел ожидания, или же майор на инстинктах поразил невидимого врага максимально действенно. Оптический камуфляж тут же отключился, и на пол десантного отсека «Бритвы» начал падать типичный лестианин, из созданных. Насмотрелся на них Десница в сопроводительном материале, не считая тех, кого положил на Волге.

Как обычно и бывает в ситуации, когда бой начинается с адреналиновой вспышки, время для Димы замедлилось, и даже его собственные движения стали казаться ему очень долгими и тягучими.

Вот он медленно, словно в густом киселе, поворачивается на несколько градусов от Юли, уже чуя следующую цель… вот госпожа следователь пытается сделать шаг назад от пробоины, поднимая оружие, и явно не успевает этого сделать… Десница уже жал на курок, и в казенной части импульсной винтовки уже произошел термобарический взрыв безгильзового заряда, и пуля уже начала свой разгон по керамическому напылению в стволе, инициируя в себе активную часть боеприпаса и превращаясь в сгусток плазмы еще до того, как найдет цель, но… но все происходило слишком медленно, с точки зрения Димы. Во всяком случае его выстрел не успел помешать второму лестианину вскинуть свое оружие и точно так же нажать на спуск. Целью чужака была Юля, и он не промахнулся. Майор «Черных Единорогов» видел, как бесшумный выхлоп вражеского оружия плюется знакомой семигранной стрелкой, разогнанной до сверхзвуковой скорости магнитными кольцами. И выстрел лестианина достиг цели раньше, чем выстрел Десницы, неумолимо разрывая броню тактического комбинезона бойцов Минюста в районе грудины и почти с гарантией оставляя госпожу старшего советника юстиции без одного легкого.

Но и Дима не промахнулся. Тактический компьютер, с точностью опознав лестианское оружие, смоделировал с математически предельной результативностью положение этого оружия в пространстве и достроил силуэт стрелявшего. На экранчике тактики отобразился враг, а Дима уже и так видел, что поразил цель. Точно, как учили, как тренировался, всадив заряд из импульсной винтовки Северова в голову противника. Лестианин, не сумевший по достоинству оценить проницательность своего врага, который, руководствуясь лишь инстинктами, стрелял по невидимой еще тогда мишени, скончался мгновенно, что, разумеется, было с его стороны крайне мило.

Орать что-либо в канал связи было бесполезно, с борта «Твари» ничем прикрыть бы не смогли. И Десница просто дал еще две длинные, по десятку зарядов, очереди в белый свет как в копеечку и, схватив одной рукой бывшую жену за шиворот штурмового комбинезона, попятился задом к выходу, не забывая при этом вполглаза смотреть на тактический дисплей.

Но кроме застреленных Десницей двоих лестиан из породы созданных других врагов в десантном отсеке «Sky Blade» не было. Да и эти оба находились снаружи штурмового бота, за дырой в стене отсека. Зато там, куда предполагалось отступать, как подсказал Деснице тактический компьютер, сосредотачивались еще шесть особей. И Дима вместо того, чтобы ломиться сквозь строй врага, да и вообще вылезать под пальбу, связался с «Бистярой» и передал Платине данные с тактического дисплея в качестве целеуказания.

«Опасность!» — взвыл внутренний голос Агаты и, словно отвечая ему, со стороны «Бритвы» загремели выстрелы и свирепый мат Десницы.

Аппарель под ногами Агаты вздрогнула и завибрировала: Платина готовился к быстрому старту.

— Метки. Много, — коротко, зло отрезал его голос в гарнитуре связи, закрепленной на ухе девушки. — Не могу стрелять, наши в самой гуще!

— Поняла тебя. — Агата уже скатывалась с аппарели влево, под прикрытие трапа, сбросив все щиты, распахиваясь навстречу пронизанному сигналами пространству. Боль выкручивала внутренности, как древняя прачка — белье, зрение поплыло, восприятие цветов исказилось… но она увидела. Почуяла. Засекла. И от всей души врезала очередью туда, где на грани — Видимости? Слуха? Обоняния? — вдруг проявились пылающие, трещащие шутихами, пряно-горькие объекты. Падая под огнем, они становились видимыми, и это привносило в ее восприятие приторную сладость и ослепительную белизну.

Отвлечь, перетащить их внимание на себя, дать командиру возможность… Девушка перекатилась вправо, и вовремя: в том месте, где она была только что, заплясали взбитые выстрелами фонтанчики земли. Еще одна очередь. Мимо. Еще. В проломе борта появился Дима, тащивший на себе Юлию.

Агата молнией взлетела на аппарель, чтобы иметь возможность стрелять поверх головы командира, и тут рявкнула одна из пушек «Бистяры». Варфоломею не надо было объяснять, что от него требовалось, и бортовые плазмобои грянули слаженным хором смерти в сторону засады. Взрывной волной Десницу сбило с ног, но, даже упав, он продолжал довольно быстро продвигаться к кораблю. Лестиан не то чтобы смело как веником, тактический компьютер показал поражение только двух целей из оставшихся четырех, но выжившие очень быстро отступили в чащу леса, убираясь с линии огня и теряя при этом позицию для атаки.

Это, конечно, обнадеживало слабо, поскольку точное количество врага вокруг до сих пор известно не было. Но между кораблем и штурмовым ботом, вернее его обломками, больше ни одной твари не наблюдалось. Как и в радиусе поражения из имеющихся у Димы с Агатой и Платины видов оружия. Поэтому Десница скомандовал шкиперу прикрывать, схватил, кажется, еще живую бывшую жену на руки и рысью помчался под укрытие брони «Твари»…

Агате хотелось броситься на помощь, но она заставила себя стоять в проеме люка. Стоять — и сканировать, сканировать, сканировать зону, окружающую корабль. Кажется, все тихо… но мало ли, что кому кажется.

Между тем хрипящий загнанной лошадью Десница добрался до аппарели, взвалил окровавленное женское тело на плечо и мимо посторонившейся Агаты почти запрыгнул внутрь. Аппарель сложилась, люк захлопнулся, и «Бистяра» стартовал.

— Куда?! — резко бросила Агата вслед Диме. — В мед блок, быстро! Жива?

— Не знаю, — сдавленно просипел майор, разворачиваясь в нужном направлении и прибавляя ходу. — Аптечка подключилась, но там такое… сама увидишь. Вот попали-то…

— Ничего, сейчас разберемся. Ты-то цел? Хоть что-то… Давай, клади сюда… молодец… А теперь марш в рубку.

Спорить Дима не стал. Это выражение мрачной неуступчивости на лице Агаты ему уже доводилось видеть, и как ни хотелось ему лично проконтролировать процесс, он признавал правоту суперкарго. Нечего ему здесь делать. Разумеется, его учили оказывать первую помощь, но… вот именно, но. Пусть уж Агата, ей эмоциональная составляющая действовать не помешает.

В рубке хмурый, сосредоточенный Платина, казалось, не видел ничего, кроме показаний приборов, и Десница был благодарен ему за это.

— Куда, командир? — пару минут спустя нейтральным тоном поинтересовался Варфоломей. — Я предлагаю залечь на дно, в прямом смысле.

— Это еще зачем? — хрипло спросил майор. Мучительно хотелось пить, но в поле зрения не было ничего подходящего, а Агата… Агата сейчас занята. Вот ведь… к хорошему быстро привыкаешь. Будь суперкарго на своем посту слева от пилота, даже и просить бы не пришлось.

Впрочем, оказалось, что и Платина не лыком шит: не убирая левую руку с пульта, правую закатец запустил куда-то под кресло и не глядя протянул Деснице пластиковую флягу. Первый же глоток чего-то кисловатого прогнал жажду. Сразу стало легче дышать.

— Так зачем? — повторил Дима.

— А вот посмотри… — Варфоломей подбородком указал на центральный экран, на котором почти на грани действия приборов появились две метки… три… пять…

— Кого-то ловят, и, я думаю, ловят нас. А вода, — не тратя времени даром, Платина уже начал снижаться над океаном, — прекрасно работает в качестве маскировки. Хрен они нас засекут на глубине.

— Валяй, — бросил Десница. — До маскировки сам додумался?

— Частично сам, частично Агата подсказала. Мы тут с ней днями трепались… ну, на пикнике, ты с нами тогда еще не полетел… так она пожаловалась, что под водой работать не любила: резко снижается интенсивность эмо-фона. А по каким признакам нас именно эти умники вычислять станут, я не знаю. Зато знаю, что тепловой и гравитационный след в воде гасится, а визуально хрен найдут.

— Молодец, Платина. Мысля вполне здравая. — Не зная, чем занять голову, Дима уставился на тонкую продольную полоску, перечеркнувшую обзорный экран. Вот она поднялась выше… выше… исчезла совсем…

— Порядок, командир, мы под водой и продолжаем опускаться, — отрапортовал Варфоломей. — Сползал я медленно, да и волны… авось воронку не засекли. Но на всякий случай сместимся, так, для гарантии. Глубины, кстати, тут вполне приличные. Сильного подводного флота, по идее, у местных быть не должно, а лестианам, вроде как, и незачем… было.

Это произнесенное с заметной ноткой ехидства уточнение заставило Десницу почти против воли растянуть губы в улыбке. Как ни крути, шкипер, похоже, был прав. Причем по обоим пунктам, вытекавшим один из другого. Кому и зачем может понадобиться подводный флот на планете, техническое развитие которой (за исключением систем планетарной обороны) пребывает на стадии угля, пара и первых керосинов? В любом случае, даже если условные аборигены умудрились построить субмарины, вряд ли они смогут угрожать «Тварюшке» чем-либо по-настоящему серьезным. С другой стороны, додумались же они до авианосного флота?

Называть населяющих планету рекнов иначе как «условными аборигенами» у Десницы не получалось, уж больно вся обстановка на Статусе напоминала то, что принято было называть «забытой колонией». Четыре зиккурата, от которых расходились концентрические круги городов, явно были останками колониальных транспортов. Судя по наскоро произведенному Варфоломеем анализу, пирамиды представляли собой нешуточную опасность, но перекрыть сферу полностью не могли. Чем и воспользовались сначала лестиане, а потом и экипаж «Sunset Beast». Во всяком случае движение уцелевшей лестианской базы по орбите осуществлялось таким образом, чтобы не подставить ее под удар. Правда, и расположена она была весьма высоко.

Другое дело — корабли. Этим приходилось быть предельно аккуратными, как минимум, если речь шла о видимых объектах. Да и вариант, что за то время, пока планета находилась в сфере интересов лестиан, местные жители научились вычислять невидимок, отбрасывать было нельзя. И Платина только что не мурлыкал от удовольствия, демонстрируя восхищенной публике свое умение управляться с «Тварюшкой» таким образом, чтобы и все нужное разглядеть, и на «привет снизу» не нарваться. Разумеется, приближаться к зиккуратам было бы верхом идиотизма, но даже и без учета гигантских пирамид здесь было на что посмотреть.

Сверкающие, словно лакированные, сигары пассажирских дирижаблей плавно скользили над поверхностью планеты на небольшой высоте, а по открытым палубам гондол неспешно прогуливались рекны, совсем не похожие на тех, которые сравнительно недавно посетили околоземное пространство. Крохотные юркие бипланы взмывали с огромных, неповоротливых, нещадно чадящих посудин, медленно двигавшихся по океанским волнам. С огнестрельным оружием тут тоже все было в полном порядке: у Десницы сложилось впечатление, что жители четырех городов не слишком ладят между собой, облекая свою вражду во вполне человеческие формы. Да уж… ничто не ново под звездами, и люди остаются людьми, как бы они себя ни называли.

Озабоченный голос Платины оторвал Десницу от философских размышлений:

— Госпожа Рокотова серьезно ранена?

— Минус легкое как минимум. Это если вообще жива… — Возвращение к реальности было болезненным. Прошляпил ведь, как есть прошляпил… и то, что даже во времена их недолгого брака Юля всегда поступала по-своему, и он ей был не указ, не выглядело оправданием в Диминых глазах.

— Эээээ… сочувствую, — пробормотал Варфоломей. — Ты, командир, это… ты погоди. Если даже все плохо, Агата ее заморозит. А может, и не так страшно, вон как долго возится.

— Долго? — вскинулся Дима. — Долго — это сколько?

— Да с час уже, — растерянно пожал плечами Платина, но больше ничего добавить не успел: хорошо представлявшего себе время закладки тела в криобокс командира вымело из кресла, только торопливо простучали по коридору удаляющиеся шаги.

Агату Дима обнаружил у дверей медблока. Она сидела на полу, странно, кривобоко привалившись к стене, и, казалось, даже не дышала. Успевшие подсохнуть полоски на щеках свидетельствовали о том, что девушка плакала, а то, что у нее, очевидно, не нашлось сил даже смахнуть слезы, майору уж совсем не понравилось. Он быстро присел на корточки и приложил кончики пальцев к шее. Пульс ровный… уже хорошо.

— Эй, — Дима осторожно потрепал суперкарго по щеке. — Эй, ты жива?

Ресницы дрогнули, ставшие почти прозрачными веки приподнялись, уголок рта еле заметно дернулся: Агата попыталась улыбнуться.

— Жива, — прошелестела она, сглотнула и уже увереннее повторила: — Жива. Только перенапряглась малость. Это бывает, командир…

— А с Юлькой что?

— В «Саркофаге». — Агата вдруг закашлялась, съеживаясь и почти принимая позу эмбриона.

— А ну-ка… — Десница встал на одно колено, примерился и легко, как ребенка, поднял девушку на руки. Уточнить состояние бывшей супруги он решил позже: не ровен час, эта сейчас загнется, так и уточнять не у кого станет. — Что значит — «перенапряглась»? Давай командуй, где-что-куда-зачем?

— В рубку. Мне сейчас одной нельзя, ты вовремя пришел…

— Вовремя!!!

Следующая фраза майора, длинная и замысловатая, была абсолютно непечатной, но Агата только чуть слышно хмыкнула в ответ на явно риторический вопрос «Какого *** не предупредила?!»

Впрочем, следовало отдать Деснице должное: матерился он на ходу, как-то ухитряясь быстро идти по коридору, не задевая стен ногами девушки. Голову оберегало высоко поднятое правое плечо.

В рубке — Платина, будучи на посту, только глаза скосил — Дима сгрузил Агату в ложемент, перевел дух и уже спокойно спросил:

— Что еще тебе нужно, кроме общества?

— Поесть. Что-нибудь сладкое и, желательно, горячее, — жалобно улыбнулась девушка. — Не по себе мне что-то. Зябну…

— Алкоголь? — уточнил майор.

— Не стоит.

— Медицина?

— Без толку.

Десница молча развернулся на каблуках и выскочил в коридор, по дороге от души отоварив кулаком молочно-белую пластиковую окантовку дверного проема.

Вернулся командир на удивление быстро. Вместе с ним в рубку проник аромат выпечки и специй: с киберповаром явно удалось договориться. Поднос Дима то ли не нашел, то ли посчитал ненужным, и теперь левая рука крепко сжимала исходящую паром кружку, а на растопыренных, как у заправского официанта, пальцах правой прочно стояла тарелка со слойками.

— Держи. С джемом, как заказывала. В чай я кое-чего добавил… хороший агрегат ты присмотрела на Волге, понятливый. Осторожно, не обожгись.

Агата пристроила тарелку на выдвинувшийся из подлокотника кресла столик, обхватила кружку ладонями и с удовольствием принюхалась. Пахло корицей, гвоздикой, кардамоном и, кажется, душистым перцем. Идеальное сочетание для согревающего напитка, молодец, командир, соображает.

Некоторое время в рубке было тихо. Платина забавлялся с демонстрирующим окружающее пространство экраном, то приближая изображение до такой степени, что причудливые рыбы становились огромными, то удаляя его и любуясь панорамой. Полюбоваться действительно было чем. Разумеется, на такой глубине было почти темно, но инфравизор в теплой воде работал вполне надежно. Что ж… Красиво здесь. Очень красиво. И совершенно не похоже на моря Заката.

Деснице было не до подводных красот. Ему с огромным трудом удавалось молчать, дожидаясь, пока Агата насытится. Что-то подсказывало ему, что начни он задавать вопросы прямо сейчас, она сразу же перестанет жевать, забудет про чай и будет максимально обстоятельна. Однако подобное поведение было бы с его стороны форменным свинством. Поэтому майор просто сидел, напряженно выпрямившись в кресле, и краем глаза наблюдал за тем, как девушка ест. В какой-то из прочитанных в юности книг ему попалось выражение «аккуратная жадность», и он только посмеялся тогда — как жадность может быть аккуратной? Однако выяснилось, что автор, чье имя давно стерлось из памяти Димы, дал определение на редкость точное. Именно так Агата и поглощала сейчас пирожки — с аккуратной жадностью, и, несмотря на то что ситуация в целом не располагала к хорошему настроению, Десница слегка улыбнулся.

Наконец Агата, порозовевшая и расслабившаяся, отставила тарелку, сделала еще несколько глотков из кружки и повернулась к мужчинам.

— Ну вот, теперь я хоть на человека похожа. Да?

— Угу, — фыркнул Платина, — во всяком случае больше на человека, чем на ходячую смерть.

Агата коротко ощерилась, давая понять Варфоломею, что его замечание неуместно, потом поймала взгляд Димы и кивнула.

— Что с Юлией? — повторил майор свой вопрос.

— Ничего хорошего, — вздохнула девушка. — Попали в нее стрелкой, но не такой, как в тебя тогда, на Волге. Она мягче, и, судя по тому, каких дел натворила, центр тяжести смещен.

— А конкретнее?

— Прошла между седьмым и восьмым ребрами. Вращаясь. Левое легкое — в кашу. Сердце не задела просто чудом, повезло, иначе ты бы труп притаранил. Потом наткнулась на пятое ребро сзади, развернулась, прогулялась по кишечнику, отъела кусок печени и застряла в мышцах брюшины. Хреново, в общем. Капсула-капсулой, но тут надо легкое менять. И часть кишечника. Я не хирург, командир, заморозить могу, а вот вылечить… Но для толкового стационара работа не слишком сложная, тем более что позвоночник цел. Опять же времени с момента ранения прошло совсем мало, это ты молодец.

— Я — молодец? — взвился Десница, задыхаясь и пытаясь подобрать слова. Сердце, казалось, отвердело и колотилось о ребра с явным намерением пробить дыру и выбраться наружу.

— А что — нет? — приподняла бровь Агата, и ее флегматичный голос подействовал на Диму как ушат холодной воды. — Ты сделал что-то неправильно? Или ты сделал мало? У тебя была возможность сделать больше? Прости мое любопытство — как?

— Заткнись, — тихо и как-то устало приказал майор.

— Нет уж, послушай меня, — девушка была неумолима. — Ты хотел идти первым, но Юлия Максимовна тебя не пустила, сама сунулась под огонь. Уберечь ее ты мог только одним способом: заперев в каюте. Так она куратор миссии, хрен запрешь…

— А ее всегда было хрен запрешь. И когда мы на одном курсе учились, и когда поженились, — проворчал порядком сникший Десница.

Высказать свое отношение к последней фразе командира Агата не успела: первым опомнился Платина.

— На одном курсе? Командир, а сколько тебе лет?

— Сорок один, — криво усмехнулся Дима. — Что, не похож? Так психокоррекция — она никого не красит…

— О-па… — растерянно пробормотал Варфоломей и покосился на Агату. Та сейчас выглядела так, словно последний кусочек заковыристой головоломки встал на место — во всяком случае именно так интерпретировал выражение ее лица пилот. — Ты знала?

— Догадывалась. Не очень давно, правда. Так, примерно с Оймякона.

— А почему молчала? — взвился было Платина и наткнулся на невозмутимое:

— Потому что это не мое дело. И не твое, кстати.

Десница откинулся на спинку кресла, забросил руки за голову и уставился на экран, по которому сновали недоумевающие рыбы: корабль был по-прежнему невидимым, а защитный контур Платина не подключал, так что беднягам можно было только посочувствовать. В рубке воцарилось молчание.

— Думаю, ты не совсем права, Агата, — нарушил его наконец Дима. — В эту передрягу вас втравил я, и вы вправе знать, с кем имеете дело.

История вышла короткой. Никаких эмоций, никаких попыток оправдаться. Впрочем, с точки зрения Агаты, оправдываться Деснице было особо не в чем.

Отпрыск влиятельных родителей, академия юстиции, служба помощника военного прокурора. Женитьба на работающей следователем однокурснице, быстрая и до поры до времени гладкая карьера. Потом — надзор за проведением расследования действий внутренних войск при подавлении бунта на одном из каторжных рудников. Тогда Диме приказали развалить следствие, и он это сделал. Сделал, хотя все в нем восставало против выполнения приказа. Вернувшись из командировки, он начал пить. Жена сделала вид, что ничего не замечает, и он был благодарен ей за это.

Некоторое время спустя в прессе поднялся немалый шум по поводу разгрома, учиненного «Черными единорогами» на одной из баз наркоторговцев. Общественность, с чьей-то невидимой подачи твердо уверенная в том, что упомянутые торговцы суть агнцы белые и пушистые, остервенело требовала крови. На сей раз приказ был противоположным: дело должно быть во что бы то ни стало передано в суд, виновные уже назначены. Разобравшийся на месте в происходящем Десница подал рапорт о том, что повода для доведения дела до суда не видит в силу отсутствия превышения полномочий, инкриминируемого подразделению «Единорогов», принимавшему участие в зачистке. Надзор за ходом следствия передали его коллеге, суд состоялся, представшие перед ним бойцы были признаны виновными, и Дима запил уже всерьез.

Его отправили в отпуск, проветриться и прийти в себя. И вот тут-то в небольшом баре на горнолыжном курорте он увидел человека, проходящего по ориентировкам как объект, подлежащий немедленному уничтожению. Молниеносно проведенная проверка не оставила места для сомнений. Десница, который в тот момент был абсолютно трезв, но зол как собака, решил не обращаться за помощью и сделать все самостоятельно. Отработать чисто не удалось — за компанию с объектом на тот свет отправились еще три человека. И если одного (телохранителя) было не жалко, то парень, обслуживающий подъемник, и оказавшийся не в том месте не в то время лыжник под раздачу попали совершенно случайно. Поймать Диму не поймали — еще чего не хватало! — и домой он вернулся вполне благополучно, но пришедшая со службы жена застала его мало того, что пьяным, так еще и под кайфом. А через пару дней Десницу предельно аккуратно изъяли прямо из сквера, где он, вполне благостный после принятой дозы, пытался накормить голубей сосиской из хот-дога.

— Это Юлька. Я ей рассказал, а она… у нее, оказывается, целое досье на меня было. И она его выложила на стол перед моим батюшкой. Тот сразу сообразил, что если меня малость не приструнить, то дело кончится хорошо, если только тюрягой. А как ты меня приструнишь, мне тридцатник с хвостом, сам себе зверь невиданной красы… в общем, психокоррекция, чтобы не свихнулся окончательно. Из прокуратуры меня «ушли», тут бы мне и спиться, да встретил как-то раз парня из той группы «Единорогов», которую не хотел тогда позволить засудить. Их же не всех посадили, что-то я все-таки сумел, и он меня вспомнил. Слово за слово, чем-то по столу… так я к ним и прибился. А с Юлькой развелся сразу же, как из клиники вышел. Так и не простил. Она ведь тогда даже не попыталась со мной поговорить, просто добавила информацию в досье и пустила его в ход. Умом я понимаю, что разговоры были совершенно бесполезны, так то ж умом, а сердцу не прикажешь. Предательство — всегда предательство, хоть десять раз на пользу пошло.