Цена Слова [СИ]

— Ты дала слово. — Ольга побренчала маленькой ложечкой в чашке, перемешивая сливки. Она не любила кофе с сахаром, так что подвинула сахарницу ко мне. Но от сказанного сахар был мне нужен меньше всего. К ситуации лучше подошел бы коньяк. Или валерьянка.

— Про слово я помню. И всегда его держу. Но…

— Ну, так держи. — Рыжие пряди безупречного каре опасно качнулись. Ольга, в сущности, была очень хорошим человеком. Но с ней нельзя было спорить. Даже если ты на двести процентов уверена, в ответе. Однако же жизнь меня ничему не учит.

— Но выйти замуж за незнакомого человека, даже не увидев его ни разу ни в живую, ни на фотографии, это уже как-то слишком. — Я не оставляла попыток достучаться до Ольгиного разума. О, нет, девушка совершенно не была блондинкой. Она была рыжей. И очень-очень умной. И, опасной, в своей непредсказуемости.

— Ты дала слово. А теперь я попрошу твой паспорт.

— У меня, его с собой нет. — Попробовала я оттянуть неизбежное.

— Не придумывай. У меня мало времени.

Я проводила растерянным взглядом свое добро, которое тут же исчезло в наманикюренных пальчиках моей старой школьной подруги. Ольга тряхнула челкой, залпом допила остывший кофе, и, элегантно покачивая бедрами, покинула уютное кафе. Ольга была замечательная. Но она работала свахой в свадебном агентстве. И я к ней не обращалась. И вообще в ближайшее время выходить за кого-то замуж, да еще и таким странным образом не собиралась. Мне хватило предыдущего развода и связанной с этим мороки. Приключения мне были не нужны.

— В какой цвет будем красить? — Катя сунула мне под нос каталог из обрезков волос. Можно подумать, я в этом разбираюсь. Нет, черный от белого я отличить в состоянии, да и тяжелыми формами дальтонизма не страдаю. Но вот отличить рыжий от рыжего, да еще с учетом, что ложиться-то краска будет на мои волосы, я была не в состоянии. Поэтому я наугад ткнула пальчиком в первый попавшийся рыжий цвет.

Парикмахер пожала плечами, и принялась за работу. Видимо ей не в первый раз попадаются такие несамостоятельные клиенты.

Из парикмахерской я вышла в странном расположении духа. С одной стороны, Катя была на высоте, и прическа явно удалась. С другой стороны этот наш спор и это странное условие. До первого апреля было еще очень далеко. На дворе стояло начало ноября. Было еще тепло, но землю устилал ковер опавших листьев.

Мне сегодня было совершенно некуда торопиться. Поэтому я просто шла по парковой аллее, наслаждалась прической, теплой погодой, которая не требовала шапки, которая могла бы помять эту самую прическу, и необычным зигзагом судьбы, согласно которому я выходила замуж, за совершенно незнакомого мне мужчину. Впрочем, я была склонна считать, что свадьба, как условия спора, является всего лишь Ольгиной шуткой. Поэтому в парикмахерскую сходила исключительно по причине того, что была записана уже неделю назад. И не привыкла менять свои планы, равно как и отказываться от своих слов. Даже от сказанных случайно.

— Смотрите, как я быстро бегаю! — Ребенок разогнался и с грацией упитанного слоненка помчался по коридору, сделал круг, и замер в ожидании похвалы.

Я понятия не имела, как должны бегать дети в возрасте четырех лет. Может быть, увиденное и впрямь было выдающимся результатом. Но, на всякий случай похвалила. Мне казалось, что именно так разговаривают взрослые тети с маленькими мальчиками, одного из которых занятой родитель оставил на мое попечение. Нет, я не работаю воспитателем детской комнаты. Иначе я бы знала, как разговаривать с детьми, а так же как их можно занять в течение часа, который мне показался длиннее, чем сутки.

— А теперь мы с вами порисуем! — Я мысленно застонала. Мы уже нарисовали всех известных мне животных. Вернее, рисовала я, потому что мой результат выходил более-менее узнаваемым, а неугомонное чадо давало мне все более и более сложные задания и советы. В ходе порчи бумаги я выяснила, что понятия не имею, как выглядит медведь, он у меня был совершенно не отличим от собаки. А также я узнала, что жирафа надо красить розовой краской, а у папы есть черная машина, и настоящий пистолет.

Потом мы снова бегали, потом прыгали, потом играли в лошадку, потом снова рисовали, и снова играли в лошадку. А когда я почувствовала, что еще чуть-чуть и я отброшу копыта, ребенок заявил, что у папы нет жены, и хотя, мамой у меня стать не получится, он не против, чтобы папа на мне женился.

— И мы тогда будем каждый день так играть. И рисовать!

Я подумала, что своих детей мне заводить пока рано.

Загадочного папу с машиной, пистолетом, и без жены я не увидела, потому что меня срочно позвали в офис, и мальчик ушел, пока я сдавала квартальный отчет.

Было это в конце сентября. И я еще была замужем.

Я всегда считал, что у ребенка должна быть мать. Никакие няни или другие приглашенные платные специалисты никогда не смогут ее заменить. Но не всегда это возможно. Иногда у ребенка матери не оказывается, и, может ли чужая женщина ее заменить, я не знал. Ленка разбилась год назад, когда Вадику было три. С тех пор сын знал, что мамы у него нет.

А я всегда был слишком занят на работе, чтобы еще заниматься и поиском хорошей мамы для сына. Так что я поручил дело профессионалам. Лично от себя я выставил всего одно условие: чтобы та, что станет моей новой женой, не была похожа на Ленку.

Ольга разложила передо мной кипу фотографий. На них были разные женщины: строгие и веселые, серьезные и с чертовщинкой в глазах; рыжие, блондинки, брюнетки.

— Собственно говоря, мне все равно.

— То есть, мне сделать выбор самостоятельно? — Ольга удивленно приподняла брови. — Надо признаться, что такое в моей практике происходит впервые.

— Ну, думаю, что ты, Оль, будешь руководствоваться доводами разума и холодной логики, а не голых эмоций.

— Эмоциям подвержены все, и я думаю, что это совершенно нормально. — Мне показалось, или в Ольгином голосе прозвучали осуждающие нотки.

— Тогда пусть будет эта. — Я раздраженно ткнул в первую попавшуюся фотографию. — Или эта, или вон та. — Ольга улыбнулась. — Оль, я абсолютно серьезно — выбери сама. Я доверяю твоему выбору.

— Она должна уметь работать с детьми? — Ольга как всегда подошла к делу с практической точки зрения.

— Совсем не обязательно. Она даже не должна их любить. Достаточно, если она будет просто порядочным человеком. Обращаться с детьми она научится по ходу, или не научится.

— Она должна быть красивой? И что ты подразумеваешь под словом красивая?

— Тоже не обязательно. Ты, Оля, сама красивая. Но второй такой нет. Так что спустимся с небес на землю. — От моего неуклюжего комплимента Ольга улыбнулась.

— Хорошо, я примерно представляю, кто тебе нужен.

— Я доверяю тебе больше чем самому себе, только, Оль, если можно, давай обойдемся без свадебных церемоний и прочей ерунды. Все равно на церемонию я пришлю заместителя.

— Да, как скажешь. Давай паспорт. Встретитесь вечером исключительно для исполнения супружеского долга.

— Тогда ты еще и девушку к этому подготовь. А то для многих сама свадьба важнее результата.

— Ты работаешь с профессионалами. Все будет в лучшем виде.

Звонок раздался неожиданно. Когда я уже успела успокоиться и придти к выводу, что все случившееся мне просто приснилось. Ольга в телефонную трубку мне продиктовала, что я вышла замуж, регистрационное свидетельство… номер… от такого-то числа… за гражданина… фамилия, имя, отчество…

В ушах у меня звенело, и ничего из сказанного я все равно не воспринимала.

Мне показалось, что для шутки все стало слишком серьезно. А Ольга спокойным будничным тоном сообщила, что она и мой муж будут ждать меня вечером в том же самом кафе.

Я повесила трубку и еще час ревела в ванной, размазывая остатки косметики. У меня несколько раз мелькнула малодушная мысль остаться дома и никуда не ходить. Но я подумала, что тогда они просто придут ко мне домой. Наверное, в случившемся были и положительные моменты, но я на тот момент просто отказывалась их видеть.

И все же, к назначенному времени я собралась, кое-как накрасилась и отправилась в злополучное кафе.

Наверное, все же не стоило надеть вчера шапку, а не бродить по парку со свежепокрашенной головой. Сегодня вчерашнее гуляние отозвалось легкой головной болью и заложенным носом, которым мне приходилось изредка хлюпать. Потому что лекарство от насморка я, разумеется, забыла дома.

Я стояла перед дверью кафе, раздраженно нажимала на кнопки телефона и таким образом тянула время. Я не курю. И поэтому когда мне надо потянуть время, я делаю вид, что что-то ищу в мобильном телефоне. Со стороны это производит впечатление, словно я что-то ищу, или звоню, или только что звонила. Думаю, что многие люди курят именно для того, чтобы произвести на кого-то впечатление, или чтобы убить время перед неприятным разговором, или встречей, или просто так. И поэтому я стояла перед дверью кафе, бесцельно нажимала на кнопки телефона и ждала, что что-нибудь произойдет. И телефон в моих руках зазвонил:

— Хватит стоять перед дверью.

— Ты меня видишь? — Я все же нажала на кнопку принять вызов.

— Нет. Но ты сейчас стоишь перед дверью кафе, и мнешь в руках свой телефон. Ты, Галь, слишком любопытная, чтобы вообще не придти, и слишком трусливая, чтобы просто войти в дверь. Заходи. Ты нас сразу увидишь.

Я не знаю почему я вообще согласилась на эту аферу. Правда не знаю. И почему я отдала свой паспорт, я тоже не знаю. Но теперь, я уже просто не могла повернуть назад.

Я толкнула дверь кафе и вошла.

Ольгу я действительно узнала сразу. Ее невозможно спутать с кем-то другим. Она заметна в любой толпе. А вот рядом с ней сидел… я, торопливо опустила глаза. Я не хотела смотреть и не хотела видеть. Нет, он не был уродом, но точно не был мужчиной моей мечты. Единственное, что бросилось мне в глаза: кривоватые зубы, когда он улыбался Ольге.

— Привет, Оль, здрасте. — Я села рядом с Ольгой, поближе к выходу, не прекращая мыть в руках конец шарфа. Это был мой любимый шарф, глубокого фиолетового цвета, вязанный резинкой, в котором было так удобно делать дырки пальцами, во время раздумий, или когда нервничаешь.

— Пр-р-ривет! — В своей обычной манере, со множеством раскатистых «р-р», поздоровалась Ольга. — Знакомьтесь, это Галя, это Александр Петрович. То есть Саша. Ну, там, совет и любовь я опущу. Ты, Галь, что будешь пить?

Я повертела в руках меню. Открывать его не было нужды. Из раза в раз в этом кафе я заказывала только один вариант кофе. Конечно, сегодня был нестандартный день. В конце концов, не каждый день я знакомлюсь со своим мужем, но, будучи по натуре консерватором, я не собиралась изменять своим привычкам в таких мелочах, как выбор кофе.

— Капучино с корицей. — Я все еще старалась не поднимать глаз на Александра Петровича, даже мысленно у меня не получалось назвать его Сашей. Боже! Да он же старше меня лет на десять. А если он сейчас отвезет меня к нему домой, со вполне понятными намерениями? Зачем же я влезла в эту авантюру? Что мне теперь делать?

— Я бы посоветовал вино. Так сказать для облегчения знакомства. Я вздрогнула и в очередной раз хлюпнула носом. Кажется, вышло не очень вежливо.

— Может быть, ближе к вечеру? — Я подняла глаза на Александра Петровича. Он сочувственно мне улыбался, глядя поверх чашки кофе. Кажется, двойного эспрессо.

— Саш, извини, мы тебя ненадолго покинем. Дамам надо припудрить носики. — Ольга схватила меня в охапку и потащила в сторону дамской комнаты, не слушая моих робких возражений. Где прислонила меня к стенке и хорошенько встряхнула.

Я не ожидала от нее такой силы, поэтому слегка ударилась головой, и снова хлюпнула носом.

— Ты что творишь, — попыталась я возмутиться.

— Нет, это ты мне скажи, что ТЫ творишь! — Раздраженно прошипела Ольга. — Подбери сопли и хватит себя жалеть. Ты встряла в нехорошее дело, и я тебя пытаюсь из него вытащить. Ты, что, думаешь, что у моего начальника есть желание с тобой возиться? Или ты думаешь, что денег ты должна лично мне и по старой дружбе я тебе твои долги прощу? У нас не только брачное агентство, есть, и другие способы заставить тебя отработать. Ты вообще знаешь, как мне было сложно провернуть именно эту комбинацию? Чтобы Саша выбрал именно твою фотографию? Саша в твоих проблемах вообще не виноват. И ему действительно нужна хорошая супруга, и мать для ребенка. И за это он отвалил нашему агентству столько, сколько тебе и не снилось. И для тебя, дурища, это самый лучший вариант. Саша очень хороший человек. Он тебя не обидит.

Я слушала и молча всхлипывала. Ольга опять была права. Как обычно.

— Высморкайся, умойся и соберись. Ты должна ему понравиться, чтобы он ни в коем случае не передумал.

Ольга самолично плеснула мне в лицо водой.

С припудренными носиками девушки выглядели совсем по-другому. Ольга сияла, словно ей пообещали премию с двойном размере, причем не деньгами, а чем-то намного существеннее. Насколько я знал эту девушку, то деньги в списке ее жизненных приоритетов занимали не самое первое место, если только с конца. Моя жена же (так странно называть женой совершенно незнакомого мне человека) выглядела собранной, деловитой, и готовой к битве. Даже не знаю что она себе напридумывала, и почему выглядела такой испуганной вначале. Как и любой мужчина, я искренне считаю себя лучшим подарком для женщины, конечно обстоятельства нашей с ней свадьбы далеки от канонов, но я абсолютно точно уверен, что смогу ее очаровать. Может быть даже за вечер. И завтра она проснется в моей постели, самой счастливой женой на свете. Да, мне раньше говорили про мое непомерно раздутое самомнение, но с женщинами у меня никогда не было проколов. Не будет и в этот раз.

Александр Петрович загадочно улыбался, глядя поверх чашки кофе на меня.

— Галь, а ты какой кофе предпочитаешь?

— С сахаром, — максимально честно ответила я. Александр Петрович еще раз улыбнулся.

— А ты, Оль?

— Черный, со вкусом орехов или шоколада, без сахара, но с молоком. Или сливками.

Я сидела, держала в руках кружку с кофе, действительно восхитительным кофе, тихонько хлюпала носом и ужасно хотела есть. Ни Ольга, ни Александр Петрович не заказывали нормальную еду. Перед Ольгой стоял какой-то кекс, а перед мужчиной стола чашка кофе, бокал морковного сока со сливками и еще молочный коктейль. Я немного удивилась столь странному выбору, но поскольку сама частенько любила заедать сладкий чай солеными огурцами, то не очень сильно. В конце концов, все продукты нормально сочетались. Я не успела дома поесть, была слишком занята рыданиями и саможалением, в тот момент мне совершенно было не до еды. И, хотя, казалось бы, сейчас тоже было не самое подходящее время для набивания желудка, тем не менее, думать я могла только об овсяной каше, которую так восхитительно готовят в этом кафе. Или на крайний случай о блинах, которые тоже были здесь неплохими. Но я представила себе картину меня, хлюпающую носом и поедающую блин, с которого капала, сметана, и я, разумеется, вся в ней извозилась. Блинов тут же расхотелось. Есть нет. С кашей вышла бы не лучшая ситуация, а мое разыгравшееся воображение подкидывало один образ страшнее другого.

Даже если бы у меня был с собой носовой платок, это вряд ли что-то сильно изменило. Видимо, на нервной почве, или во всем виновата была та злополучная ненадетая шапка, но насморк разыгрался не на шутку. Вставать из-за стола каждые четыре минуты было бы невежливым, сморкаться за столом тоже, приходилось хлюпать носом, стараясь, чтобы получалось не слишком громко. Благо, в кафе было не слишком пусто, играла тихая музыка, да и Ольга с Александром Петровичем вовсю болтали, не слишком обращая внимание на мое бедственное положение.

Но рано или поздно приходит конец всему. Так и Ольга, допив кофе, поставила кружку на стол, и, бросив быстрый взгляд на экран мобильного телефона, встала:

— Я вынуждена вас покинуть. Думаю, что дальше вы во всем разберетесь самостоятельно. Пока.

Александр Петрович галантно помог ей надеть пальто, и Ольга упорхнула из кафе. Мужчина снова сел и задумчиво покачал в руках стакан с соком.

— Галь, ты есть хочешь?

Я рассеянно моргнула.

— Понимаешь, я с утра на работе, еще даже не завтракал, ужас, как есть хочу. Но одному не удобно есть, может, ты мне составишь компанию? Что тут можно заказать?

Внезапно мне совершенно расхотелось есть. Видимо, это все же нервное. Я посмотрела на Александра Петровича прямо. И он мне показался безумно уставшим, и каким-то более человечным что ли, чем придуманный мною образ.

— Тут есть салаты, вроде бы не плохие. Но я не знаю точно. Единственное, что тут выше похвал, ну, для меня, это овсяная каша с фруктами. Но… я не думаю, что есть кашу в шесть вечера… как-то это довольно странно.

— Ну, почему же. Каша вполне вписывается в мой заказ. И он действительно заказал две овсянки.

А потом мы ели овсянку, и он рассказывал какие-то смешные истории из жизни своих друзей, и просто анекдоты. И мне было уже не только страшно, но и интересно. И даже скорее интересно, чем страшно.

А когда под ногами зашуршал ковер из опавших листьев, вечернее небо мягкой прохладной шалью опустилось мне на плечи, тогда мне снова стало страшно. Потому что мы шли через парк, шли к нему домой, где теперь будет и мой дом. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока я не надоем и мы не разведемся. Разумеется, я понимала, зачем мы шли, и что мне предстояло пройти еще несколько проверок, до того момента, что я буду признана нормальной, полноценной женой. И эта перспектива меня пугала. Я еще помнила, что такое быть женой, женой любимого мужа.

Мы шли по вечернему парку, место было довольно нахоженное, я тут бывала довольно часто, хотя и реже чем в кофейне. Помню, как мы с подругой тут кормили белок, а один наглый самец белки влез мне по штанине до пояса, сидел верхом на моих штанах и клянчил орешки. Он оказался самым смелым, и самым наглым, потому что другую белку мы смогли уговорить брать орешки только из рук, и то она их брала очень быстро, отбегала на безопасное расстояние и там закапывала.

Александр Петрович никуда особенно не торопился, он продолжал рассказывать веселые истории из своей жизни, и у него получалось очень смешно. Он ничего не рассказывал о своей работе, вначале это меня немного насторожило, но потом на мой прямой вопрос, он небрежно бросил, что у него свой маленький частный бизнес, и я прекратила расспросы. Либо бизнес был не слишком честным, либо он не хотел посвящать меня в свои дела. В любом случае это его полное право. Моя же работа вообще не представляла никакого интереса: я работала администратором в медицинском центре. И рассказывать мне про нее было просто нечего. Поэтому я рассказывала про белок, и способы их кормления:

— Смотрите, а вот тут она села на дорожку и смотрит на меня, а потом как разбежится, и вверх мне по штанине. Сидит вот, прям тут, и смотрит на меня.

Мы уже практически дошли до выхода из парка, и я отбежала от Александр Петровича на значительное расстояние, чтобы наглядно показать передвижение наглого беличьего самца.

— Папа! А ты, почему так поздно?

— Кто тебе разрешил самому тут бегать? — Александр Петрович подобрался как перед прыжком, но мелкий и не думал прятаться.

— Я от тети Ларисы убежал, я же знал, что ты тут придешь.

— Я Ларисе Ивановне… — договорить он не успел.

Мелкий стоял на тропинке парка, близко к отцу он еще не успел подойти, я немного сбоку, и намного ближе к шустрому ребенку. Из кустов, между мной и Александром Петровичем вывалился парень в камуфляжных штанах и черном свитере.

— Какая радостная встреча, а, Сашёк?

Я все еще держалась за ветку дерева, которую не успела выпустить, когда события стали разворачиваться столь стремительно. А парень меж тем продолжал:

— Я намеревался встретить здесь тебя и потолковать по душам. А встречаю тут не только тебя, как интересно. Неужели, Аллах наконец-то услышал мои молитвы, и послал мне легкий способ отомстить за Рамазана? Нет, не двигайся, стой на месте. Я прекрасно знаю все твои шуточки. Еще одно движение, и я прострелю твоего щенка, что так удачно мне подвернулся под руку.

Я продолжала сжимать ветку, понимая, что что-то пошло не по плану, и возможно, бизнес был не таким уж и маленьким.

— Ты, сраный помощник прокурора, ты, думал, что мы так все оставим? Нет, кто-то должен ответить за наших. — С каждым словом, парень все больше и больше распалялся.

Я не знаю, как так получилось дальше, но ветка, дернулась, отпущенная моей рукой, а я успела закрыть собой мальчишку, который оказался так близко ко мне, когда все же щелкнул затвор. Грянул выстрел. И, кажется, выстрел был не один…

Было невыносимо холодно, я смотрела на вечернее небо и склоненное надо мной лицо.

«Как-то по дурацки все получилось» — подумала я, прежде чем провалиться в окончательную темноту.

— Что-то нежизнеспособные нам с тобой, сын, попадаются мамы. — Задумчиво произнес я, даже не думая, какое впечатление я оказываю на неокрепшую психику ребенка. Вадик вначале прижался ко мне, спрятав лицо, но постепенно интерес пересилил, и он стал старательно подсматривать.

Как обычно на место происшествия первыми приехали мои коллеги, так что преступный элемент был надежно упакован и сдан на хранение в надлежащие органы, а вот скорая со своей помощью не очень спешила. Следом за милицией приехал Макс, которому я и сдал ребенка, попросив присмотреть и отвезти завтра в садик, потому что я, наверное, не успею, а няню я сегодня уволил. Тут как раз и няня подоспела, и я не замедлил эту новость ей сообщить. Лариса Ивановна приняла эту новость стоически, и, может быть, даже в чем-то с облегчением.

Наконец приехала скорая. На самом деле, когда я взглянул на часы, с момента вызова, до ее приезда прошло всего одиннадцать минут, но я столько всего успел сделать за это время, что эти минуты мне показались часами. На месте происшествия уже никого не было, Вадик уехал с Максом, милиция тоже, забрав главного обвиняемого, а я поехал со скорой. Вряд ли я там был сильно нужен, Галя, так и не приходила в сознание, ее лицо было белым, но странно спокойным и даже, я бы сказал, умиротворенным. Как это ни странно, но сейчас она мне казалась практически красавицей, спокойствие ей шло намного лучше, чем предыдущая нервозность. Но, теперь, когда она была так хладнокровно спокойна, ужасно нервничал я. В мои планы никак не входило впутывать в свою опасную работу посторонних людей, и то, что Галя мне теперь официально жена, ничего не меняло. Раньше я работу на дом не приносил, и сама она за мной по темным аллеям не бегала.

А потом бесконечно долго шла операция, и это только в американских фильмах родственники стоят и наблюдают за ее ходом, у нас все совсем не так. Я сидел в коридоре с облупившимися стенами, на ветхой, покосившейся лавочке, на которой только ленивый, да еще я, не оставил своего автографа, и ждал результатов операции. Я не специалист, но что такое пулевое ранение представляю, а, судя по состоянию обоймы нападавшего, оно было не одно. Я пробовал курить, но от сигаретного дыма тошнило, пробовал пить кофе, благо в холле стоял автомат с разными видами, но и кофе в меня не лезло.

Но, слава Богу, все имеет обыкновение заканчиваться. Закончилось и это ожидание.

— Мы извлекли три пули, в принципе, можете уже не волноваться, угрозы жизни нет, была большая кровопотеря, и множественные повреждения мягких тканей. Мы пока вашу жену подержим в реанимации, если все будет в порядке, то завтра переведем в палату экстренной хирургии, там ее сможете навещать. До свидания. — Врач был молодой, а я видимо производил удручающее впечатление.

Выбора у меня особого не было, и я поехал в гости к Максу. Ему было не в первой привечать нас с сыном. Все равно, Вадик уже спал, и будить его, чтобы забрать домой, чтобы утром самому отвезти в садик было бы, наверное, глупо. Близилась полночь и я точно знал, что Макс еще не спит.

Когда я в первый раз открыла глаза, было темно, надо мной склонилось чье-то лицо:

— Ты кто? Что с тобой случилось? — Я прищурилась, но лучше видно не стало, единственное, что я поняла, что вопрошающая женщина, и то не по очертаниям, а по голосу.

— Я? Я — Галя… случилось? Не помню. — Не рассказывать же полный бред, что мне запомнился. Как я вышла замуж и вообще дошла до жизни такой. Сама я бы в такую историю не поверила.

— Ну, это бывает, после наркоза, да еще и удар по голове. Сейчас тебя на УЗИ повезем, надо посмотреть, как операция прошла.

Когда я раньше смотрела сериалы про скорую помощь, меня всегда мучил вопрос: как же перекладывают больных с каталки на каталку, или на кушетку. И сегодня и получила на него ответ. Никак. Все происходит своим ходом. Две девушки практикантки довольно бестолково стянули с меня простыню и начали пытаться перекладывать мое бренное тело. Толку с девушек было никакого, потому что они не знали что делать, да и сил явно не хватало. В конце концов, мне удалось поднапрячься и все же перелезть, следом размотались какие-то провода. Девушки поправили их, положили рядом со мной пластиковую банку из-под пива, из которой тоже торчали провода. Ничего такого в сериалах не показывали. Потом я, кажется, потеряла сознание, потому что очнулась от нескольких ударов по лицу. Потом меня накрыли простынкой и повезли. Ощущения были странными, и я бы сказала страшными. Каталка была высокая, опасно маневрировала на поворотах, и в одном месте ехала в горку под углом в девяносто градусов. Медсестры между собой вполголоса обсуждали, как на той неделе здесь практиканты устроили гонки на каталках и выронили дедушку. Оптимизма мне этот рассказ не добавил. Тем не менее, меня довезли в целости, подвергли исследованиям, и успокоили, что все просто замечательно, и никаких посторонних жидкостей в брюшной полости не обнаружено. Обратный путь на каталке прошел веселее, и под горку, что добавило скорости, но опять убавило оптимизма. Впрочем, судьбу дедушки я не разделила, и настроение снова улучшилось. Потом было еще одно перелезание с каталки на кушетку и меня оставили в покое. По моим ощущениям было около полуночи.

Со вторым пробуждением мой организм тоже оказался не совсем согласен, ибо оно состоялось около шести утра. Мне сунули градусник, потом его отобрали, а после пришел врач. Долго щупал, смотрел, тыкал пальцем и больше внимания уделял животу, на который пластырем были налеплены прозрачные трубки. И почему-то мне казалось, что они же были и у меня внутри.

— Все в порядке. Состояние стабильное. Можно переводить в экстренную. Температура, правда, высокая, но ведь идет воспалительный процесс, так что все в пределах нормы. Внутренних кровотечений нет, швы ровные, без сепсиса.

В загадочной экстренной, которая оказалась отделением экстренной хирургии, оказалось намного веселее, в палате нас было шестеро, разного возраста, но, слава Богу, одного пола. Мне было велено лежать и ни в коем случае до вечера не пить. Бабушка, которая оказалась рядом со мной честно пыталась отвлекать меня от мыслей о воде, но с каждым прожитым часом это ей удавалось все хуже и хуже. Под конец я заметила, что совершенно не слежу за рассказом о частоте полива капусты, потому что мысли все время возвращаются к слову «полив», а воображение рисует картины шланга и восхитительной, чистой и прохладной воды. Минуты тянулись часами. Однако ж все имеет обыкновение заканчиваться, и в коридоре наметилось оживление. Которое называлось временем для посещений.

Меня посетила Ольга:

— Как же сильно ты не хотела исполнять супружеский долг, что аж под машину бросилась! — Ольга присела на краешек постели, беззастенчиво подвинув меня. — Это ж надо было до такого додуматься! Вот рейтинги-то попрут! — И она мечтательно прижмурилась.

Я молча слушала, и не возражала, и не поправляла. Машина, так машина. Звучит лучше, чем маньяк с пистолетом. Как-то более правдоподобно.

— Я тут тебе привезла халат, тапочки, зубную щетку, полотенце, минералку. Давай, помогу одеться. Хватит уже вводить в искушение своими жалкими телесами хирургов. И главное, я привезла телефон. Я позвонила на твою работу, сообщила об этом несчастии, что с тобой приключилось. Но, ты же понимаешь, ни в какой фирме не любят держать больных. Так что поправляйся побыстрее.

Ольга быстро и ловко, словно всегда одевала лежащих людей, помогла мне и убежала, смотреть на свои возросшие рейтинги. Вечер прошел гораздо веселее, мне разрешили попить и после укола, я узнала, что такое счастье. Все оказалось очень банальным. Счастье — это когда ничего не болит. Будучи счастливым человеком, я очень быстро уснула.

Утро началось так же: градусник, обход врача, ощупывание живота и укол. Завтракать мне еще было нельзя. Но медсестра обещала в обед принести кисель и теперь я ждала обеда, буквально гипнотизируя часы на экране телефона. Как обычно в подобных ситуациях, минуты менялись ужасно медленно, казалось, что время просто застыло. Но вскоре я нашла отличный способ убить время. Я пошла в туалет. Пользуясь тем, что на утреннем осмотре шланги, торчащие из моего живота, обрезали и убрали бутылочку, я кое-как натянула халат поверх футболки, и, поддерживаемая бабулькой с соседней койки, двинулась в сторону туалета. Как оказалось, отделение занимает целый этаж. И туалетов в нем два, как ни странно, мужской и женский, при этом женский в той стороне, где мужские палаты, а мужской рядом с нами. Разумеется, я оказалась в самой крайней палате, максимально удаленной от вожделенного заведения. Подивившись в очередной раз логике русских людей, мы с Настасьей Филипповной отправились буквально за тридевять земель. Еще позавчера пятьсот метров мне бы показались ерундой, то сегодня это расстояние я преодолевала почти час. Изредка я опиралась на стенку, почти все время держалась за бабушку, которая оказалась значительно крепче меня, а иногда даже порывалась присесть на любезно расставленные вдоль нашего пути покосившиеся диванчики. Сам туалет меня порадовал запахом хлорки, открытым окном, бодрящим ветерком и кабинками без шпингалетов. С одной стороны, вроде бы логично, а вдруг кому-то плохо станет, с другой, тем, кому уже не очень плохо, крайне некомфортно. Себя я, разумеется, относила к выздоравливающим. Туалет был покорен, обед близился, и мир наполнялся радужными тонами.

Едва я водрузила свое переутомившееся тело на койку и закончила осыпать Настасью Филлиповну комплиментами и словами благодарности, как на меня с разбегу запрыгнул упитанный слоник, с воплем:

— Галя, а мы с Максом пришли тебя проведать. Папа говорит, ты заболела. А еще папа сказал, что ты теперь будешь со мной играть. Но только когда выздоровеешь. Вот. А я еще завтра в садик пойду. Мне нравится в садик ходить. А еще мне папа купил машинку. Смотри, иномарка, у нее двери открываются, давай я тебя подвезу.

Слоненок радостно на мне подпрыгивал, а я была готова умереть, как его с меня сдернул молодой мужчина, с короткой светлой стрижкой. Он мне вполне приветливо улыбнулся, и, развернув ребенка к себе, укоризненно сказал:

— Нельзя на Гале прыгать. Иначе она не перестанет болеть, и не сможет с тобой играть.

— Макс, а ты умеешь делать самолетики?

— Умею. Кстати, Макс — это я. — обратился он уже ко мне, присаживаясь на корточки, и пытаясь из мятого листа бумаги соорудить грозный истребитель.

Я с интересом присматривалась к его манипуляциям. Стыдно признаться, но одним из счастливых воспоминаний детства было про самолетик, который мне скрутил папа, он тогда долго манипулировал с бумагой, но потом этот агрегат летал как настоящий ИЛ-2. Впрочем, самолетик Макса оказался вполне заурядным, и во время пробного запуска, не показал никаких выдающихся результатов. Он вполне прилично взлетел, быстро набрал высоту, и столь же стремительно совершил посадку. Правда посадка была аварийная, и наверняка пассажиры пострадали. Макс смутился. Ребенок, радостно подхватил новую игрушку и выбежал в коридор проводить новые испытания техники и нервов окружающих.

— Саша пока не может к тебе зайти, ты не подумай чего, но у него действительно огромные проблемы на работе. И в частности из-за тебя… — Макс укоризненно покачал головой, — вот кто тебя просил под пули лезть? То есть, под машины кидаться, — поправился он, видя, что другие обитатели палаты насторожили уши, надеясь услышать больше о моих приключениях.

— Как он сам? — все же спросила я, я же почти ничего не помню из того вечера.

— Гораздо лучше, чем ты. Знаешь, пойдем в коридоре посидим, если ты не против, во-первых, тебе полезно ходить, а во-вторых, так будет проще приглядывать за твоим ребенком. Тебе с ним очень повезло. Очень интересный экземпляр. — Макс удрученно вздохнул и протянул мне руку. Я была вынуждена воспользоваться его помощью, чтобы встать. Как это обидно быть настолько беспомощной.

Слоненок радостно носился по отделению, и с беспомощностью у него не было никаких проблем. С коммуникабельностью тоже. Вообще все как-то легко относились к жуткому грохоту, который он производил. Один раз только какой-то врач громко спросил, где мама такого маленького мальчика, на что ребенок повернулся в мою сторону и показал пальцем на меня:

— Галя сегодня за нее.

Врач сочувственно покачал головой и оставил все как есть.

— Жаль, что тут курить нельзя. — Вздохнул Макс, — я уже изнемогаю, скорей бы сдать этого пирата в садик. Как люди решаются на такой шаг? Никогда не женюсь.

— Да, ладно, он такой забавный. — Попробовала возразить я.

— Это он пока забавный, ты же его еще плохо знаешь. Нет, ты не подумай, Вадик очень хороший, добрый, справедливый, но… его слишком много. Или это я такой старый, или это он такой слишком деятельный. Я не могу его долго выдерживать.

— Ну, я еще не знаю. Я мало с ним общалась, но вообще-то я плохо нахожу общий язык с детьми, я просто не знаю, что с ними делать. Но с этим слоником у меня нет таких проблем.

— Слоник? Прикольно. Действительно, слоник… надо же такое придумать. — Макс весело рассмеялся. А потом резко посерьезнел. — Галя, давай начистоту. Как ты дошла до жизни такой?

— До какой? — Нет, я совсем не собиралась уходить от ответа, я просто действительно решила уточнить, что именно он имел ввиду.

Макс поморщился, но пояснил:

— Я знаю почему Сашка вдруг резко решил жениться. Тому есть логичное объяснение и даже несколько. Но мне хочется знать, с чего вдруг молодая красивая девушка решилась выйти замуж за совершенно незнакомого мужчину не первой свежести с ребенком. И не надо только мне рассказывать про любовь с первого взгляда.

— И не собиралась. — Я попыталась поудобнее устроиться на холодном кожаном диванчике в холле, но мне это не удалось.

— Тем более, понимаешь, ты из-за нас встряла в не очень хорошую передрягу, и уже пострадала. Поэтому хочется, знать…

— Степень своей вины передо мной? — Закончила я за него мысль. Макс явно собирался сказать что-то другое, но потом подумал и только кивнул. — Ну, что ж… вы нисколько передо мной не виноваты. И, если бы мне предложили переиграть случившееся, то я бы почти ничего не изменила.

Наш двор заасфальтировали, и две маленькие лужи у подъезда, в которые я так любила ронять ключи, и еще иногда мыть сапоги, исчезли. Теперь возле подъездов красовалась идеально ровная парковка. Своей машины у меня не было, поэтому парковка мне была не нужна, а вот этих луж почему-то было жалко. И не сказать, чтоб мои сапоги были настолько грязными, или я так сильно любила вынимать ключи из воды, но, будучи по натуре консерватором, очень не любила перемен. Поэтому отсутствие этих чертовых луж, сегодня воспринималось личным оскорблением.

Мы разводились. Это было решено и решение обжалованию не подлежало. Не сказать, что любовь прошла, но убиваться по этому поводу я считала глупым. Вот отсутствие луж меня задело гораздо больше. Развод был делом запланированным. А вот сопровождающие его неприятности нет. Когда-то, будучи влюбленной и окрыленной мечтами, я прописала молодого мужа в свою квартиру. Нет, он совершенно не претендовал на нее при разводе. Мы сохранили нормальные отношения, и он меня не собирался лишать жилья. Даже и по закону. Но было одно но. Он был заядлым картежником. И, собственно по этой причине мы и решили вычеркнуть из жизней друг друга. Но теперь он был должен выплатить очень большую сумму, и даже стоимость моей квартиры ее не покрывала. И что делать дальше я не представляла. Потому что, половину квартиры заберут в стоимость долга, но квартира не кусок колбасы, ее нельзя разрезать пополам, одну половину отдать, а вторую съесть самой, и жить мне после раздела имущества явно будет негде. Надо признаться, юридически я не очень подкована, и возможно, дело обстояло не совсем так, но мне ситуация виделась именно в таком свете.

Я крутила ключи в руках, и совершенно не представляла, куда теперь буду их ронять. Определенно, эти лужи были моим любимым местом во дворе.

— А потом? — Макс оказался замечательным слушателем, он не перебивал, не жалел меня, и не объяснял где я не права.

— А потом мне помогла старая подруга. Она одолжила мне денег. Квартира осталась за мной, я без проблем выписала мужа, и оставшуюся сумму он как-то набрал сам. А я за деньги должна была исполнить одну ее просьбу. Любую, какой бы глупой она мне не показалась. И я дала слово.

— Очень интересно. — Макс крутил в руках телефон во время всей нашей беседы. Я вначале даже не обратила внимания на это, а потом присмотрелась повнимательнее. Это был не просто телефон, трубка для звонков, это был практически компьютер, я про такие только слышала.

— Ты записывал? — Я скорее сказала, чем спросила.

— Разумеется. Думаю, Саше надо будет послушать. А при нем ты вряд ли будешь такой разговорчивой.

— Действительно. Не люблю жаловаться.

— Да, такую историю закрутила. — Макс продолжил крутить в руках телефон, но теперь я была уверена, что не записывает наш разговор. — Скажу тебе как юрист, твой долг — полная ерунда. Любой хороший юрист легко бы тебе отсудил твою квартиру обратно. А вот в чем Ольгина выгода в вашей женитьбе надо еще разобраться. Собственно, Саша сейчас с этим и разбирается.

Мимо нас на бреющем полете пролетел слоник. В руках у него был самолетик, который, пережив пару воздушных катастроф, уже не мог летать, но вполне мог быть выставлен в музее.

— Галя, а мы будем раскрашивать самолет? — В этот раз Вадик приземлился сам и приземлил самолетик довольно аккуратно.

— Нет, Вадик, — ответил за меня Макс, — мы сейчас с тобой пойдем домой, нам пора кушать, а самолетики вы будете разукрашивать потом, когда Галя домой приедет.

— А когда Галя домой придет? — требовательно вопросил слоник.

Макс растерянно посмотрел на меня. Я тоже пожала плечами. Кто ж знает. Но Вадик уже забыл про заданный им же самим вопрос и, подскочив, потянул Макса за руку:

— Пойдем! Там мультики скоро. И папа с работы придет, да?

— Да, скоро. — Послушно пошел Макс, помахав мне на прощание рукой.

Мне предстояло еще самое сложное: дойти самой обратно до палаты. Вечер не принес ничего нового, те же уколы, после которых жизнь становилась просто прекрасной.

Утро тоже было замечательным, только однообразным, хотя я уже вполне бодро сама дошла до туалета и обратно. А самое главное — мне разрешили завтрак. Только тот, кто был его лишен два дня, может понять какое это счастье — овсянка и жидкий чай. Никакими лечебными процедурами кроме обхода меня не мучили, и я с чистой совестью, после завтрака спала аж до самого полдника. А потом на пороге возник огромный букет из белых роз, за который держался Александр Петрович.

— Привет! — Настороженно сказал он.

— Ой, привет, а это мне, да? — Я торопливо потянулась за халатом, и он любезно мне его подал. Потом я растерянно оглянулась в поисках, куда поставить цветы, но, разумеется, палата вазами для цветов была не оборудована. Александр Петрович, как и большинство мужчин на его месте, тоже не подумал о том, как я буду решать созданную им проблему. В итоге вместо вазы мы приспособили трехлитровую банку, взятую у медсестер.

Потом мы сидели на диванчике в коридоре, и Александр Петрович неторопливо рассказывал:

— В общем и целом тебе крупно повезло, что мы встретились именно в это время. Хотел тебе рассказать, что не просто так на тебе женился. Ну да ты и сама понимаешь… — Он глубоко вздохнул и замолчал. Я тоже молчала, не решаясь его прерывать или торопить.

Наконец он выдохнул и продолжил:

— В общем, фирма, где работает твоя Оля не такая уж хорошая. У нас давно были подозрения. И люди пропадали, и с финансовой частью у них не все так гладко. Ты в эту некрасивую историю попала совершенно случайно, а пострадала так вообще ни за что. Но теперь это дело закрыто. Мы можем подать на развод в любое время.

— Развод? — Я пожала плечами. — Как скажете.

А потом мы долго целовались.