Частичка тебя. Мое счастье

6. Ник

– Тук-тук, – Юла неловко кашляет в дверях спальни, – доброе утро?

Даже не желает, а будто спрашивает. Доброе ли?

Ужинали ведь вчера раздельно. Но встала она сегодня определенно раньше обычного. До выезда на работу она вполне могла себе позволить еще час поспать.

– Я там тебе завтрак приготовила, – глаза виноватые, голос подрагивает, – поешь?

– Поем по дороге, – я качаю головой, – мне уже пора выезжать.

Шагаю к двери, но Юла шагает мне наперерез, перехватывая меня за руку.

– Мы оба вчера погорячились, да?

– Да? – я приподнимаю брови. Я почти всегда ей подыгрываю. В конце концов, не хочется расстраивать вынашиваюшую нашего с ней ребенка женщину. Но сейчас желания делать это нет.

Два часа она болталась непонятно где, вырубив телефон. Потом явилась, пошумела в ванной, позвенела тарелками в кухне и, всячески игнорируя мое присутствие, ушла в свою комнату.

А я от этой инфантильности раздражался все сильнее. Возможно, это гормоны. Но все больше походило на какой-то острый психоз.

– Ладно, я погорячилась, – Юла виновато склоняет голову и по девчоночьи меня бодает, – ты теперь до свадьбы будешь на меня злиться?

– Я действительно спешу, Юль, – сухо откликаюсь я, отводя от себя её руки.

Конечно же, она не унимается, идет за мной следом, смотрит, как я застегиваю пальто и беру шарф.

– Я понимаю, чего ты хочешь, Ник, – тихо и очень жалобно произносит Юля за моей спиной, – понимаю, хоть ты и думаешь, что все это не так. И я бы очень хотела, чтобы у нас с тобой все было как у всех. Просто… Ты ведь знаешь, что все идет не гладко. И те изменения, которых ты ищешь… Их нет у меня. И срок небольшой, и маловодие… Я так боюсь, что ты это увидишь… Увидишь, что у меня все неправильно.

Она начинает задыхаться за моей спиной… А меня снова сводит сильнейшая судорога злости на себя. Докатился. Довел до слез мать моего ребенка. Оборачиваюсь – смотрю на нее, прячущую лицо в ладонях.

Я ведь должен её любить. Должен ценить то, что она для меня делает. Дает то, чего я давно хочу.

– Успокойся, – я выкрадываю у себя пару минут, чтобы обнять девушку, провести ладонями по её спине, – я знаю, что у нас все не просто. И никогда не требовал, чтобы ты была такой же беременной, как и все. Не уверен, что это в принципе возможно.

Она вцепляется в меня с каким-то предельным отчаянием. Царапает по ткани пиджака, всхлипывает в плечо.

– Я так боюсь тебя потерять, – шепчет она, – так тебя люблю. А ты – как будто отстраняешься. С каждым днем все сильнее.

– Не говори ерунды. Все нормально. Если хочешь – могу приехать сегодня пораньше. Сходим в кино.

– Да, да, очень хочу, – Юла радостно вцепляется в эту идею, – мы давно время вместе не проводили. Погрязли в работе.

– Мне правда сейчас пора, Юль, – напоминаю я, осторожно отстраняясь, – увидимся на работе. Может, пообедаем вместе.

Она кивает, я выхожу?

Ну, и где мой занавес? Где аплодисменты?

Выдать столько правдоподобного вранья за пять минут общения…

Бью все рекорды.

Отдельная сковородка в аду мне будет полагаться за то, что после такого разговора с будущей женой я еду…

В больницу, где сейчас сосредоточено все мое несостоявшееся. В том числе и нелогичные порывы вывести Энджи на чистую воду.

Что плохого в том, что я хочу знать правду?

Только то, что я не знаю, что мне делать с ней после.

Ситуация выглядит отвратительно. И вообще не имеет выхода. Одно понятно точно – если мои подозрения оправдаются, я не буду тянуть до свадьбы и сразу обозначу ситуацию перед Юлой.

Признаваться в собственной неверности будет непросто, но вечно избегать этого просто нельзя.

Операция “сдача крови” действительно походит на какой-то жестко обусловленный квест. От меня требуют запарковаться в трех дворах от больницы, прийти к ней пешком и зайти в лабораторию со служебного входа. И лечащий врач Энджи, которую смог уболтать на мое мутное дело Лекс, встречает меня у дверей, надвигая на нос медицинскую маску.

– Халат наденьте. И бахилы, – устало требует женщина, нервно ежась, когда мы заходим внутрь подсобного помещения медработников. Это какой-то склад, и белых медицинских халатов здесь действительно лежит с избытком.

Один – вскрытый и отложенный, явно подготовлен для меня.

Перинатальный центр ранним утром – все равно больница. Здесь носятся медсестры, куда-то везут тяжелые тележки с кастрюлями, и даже есть пара ранних пациенток. Одна сидит у кабинета УЗИ, вторая попадается в коридоре лаборатории.

Мы, кстати, проходим мимо, и заходим аж в сестринскую. Пустую сестринскую.

– Садитесь, – моя сообщница запирает за мной дверь, кивает мне на стул у стола и ныряет в стоящую в углу тумбочку. К моему удивлению, достает она оттуда полный комплект инструментов для взятия крови из вены.

– Не в первый раз, или вы просто заранее подготовились?

Вопрос не удерживается у меня на языке и оказывается предельно рискованным. Женщина оборачивается ко мне, сурово сводит брови над переносицей. В её напряженном взгляде ясно читается желание послать меня к чертовой матери.

К моему счастью – до дела так и не доходит.

Врач стелет на стол одноразовую пеленку.

– Не в первый, – хмуро озвучивает она, – много вас, недопапаш ко мне ходит и пытается от ответственности как можно раньше увильнуть. Примерно десять штук на одну действительно ветреную девочку. Рукав закатываем.

– Я не собираюсь увиливать, – замечаю я, пока на моей руке повыше локтя затягивается жгут, – я наоборот хочу, чтобы результат проверки был положительным.

Во время нащупывания вены врач молчит. Только по шумному дыханию я могу догадаться, что все равно её раздражаю.

– Это же насколько нужно было обидеть девочку, чтобы она взяла и решила утаить отцовство? – презрительно цедит врач, когда кровь уже начинает течь в пробирку.

Да, это очень меткий вопрос. Пропускать который через себя мне совсем не хочется.

– Сильно, – невесело признаю я, – очень сильно.

– Да заметно, – тон не меняется, – после слабых обид с нервными срывами на сохранение не ложатся.

Объясняться и отнекиваться мне не хочется.

Переваливать вину на Тимирязева – тоже.

– Как она сейчас? – тихо спрашиваю.

– Спохватились? – от кислоты тона моей собеседницы можно заработать язву. – Как она может быть? Восстанавливается. Быстро не ждите.

– Ребенку нет угрозы?

– Риски есть всегда, – безжалостно отвечает врач, – у девочки с затяжной депрессией они выше, чем у обычной роженицы с нормальным парнем. Могу за неё сказать вам спасибо, хотите?

Депрессия. У Энджи.

Я знаю, что это не шуточный диагноз. По крайней мере я уже видел женщину с депрессией, отправлял эту дуру на Скорой, когда она нажралась таблеток, почти год пытался удержать наш с ней брак на плаву.

И вот пожалуйста. Еще одна женщина оказалась в этом положении. Снова, во многом – из-за меня.

– Можно что-то сделать?

– Да все вы уже сделали, – врач небрежно вытаскивает иглу из вены и начинает встряхивать колбочку с кровью, – ребенка заделали, девочку бросили, нервы ей вытрепали. Памятник ставить можно. Деньги наличкой принесли, я надеюсь?

– Да, – плотно набитый конверт покидает свое тайное убежище во внутреннем кармане моего пиджака, – когда ждать результаты?

– А вот когда выпишу свою пациентку, тогда и пришлю, – неожиданно отрезает тетка, – не хватало мне еще, чтоб вы сюда явились ей мозг выносить.

– Хорошо, – не сказать, что меня это устроит, я бы предпочел узнать результат как можно быстрее, но генетическая экспертиза такого рода делается десять-двенадцать дней минимум. И все зависит от лаборатории. Думать, что меня кинут, особых причин нет, Лекс говорил, что эта женщина – его старая знакомая.

– Ключ в замке, я никого не задерживаю, – бесцветно комментирует врач, – халат только на складе оставьте.

Я иду к двери, но в полушаге от неё останавливаюсь и оборачиваюсь.

– А можете оказать еще одну услугу? Не криминальную?

Смотрит на меня врач уничижительно. В духе – да чего ты можешь попросить хорошего?

Я излагаю до того, как она успевает меня послать. Как можно короче.

А потом добавляю дополнительное условие. И вот тут врач начинает недоверчиво щурится.

– А это зачем?

– Потому что я прекрасно знаю, о ком мы с вами ведем речь, – чуть пожимаю плечами, – мою помощь она не примет. А ей нужны лучшие условия, чем есть сейчас.

– Это еще вы с чего взяли?

– По ней хорошо видно, когда она недосыпает, – устало отрезаю я, – простите мой скепсис, но я примерно представляю, какой трэш может твориться в общей палате госбольницы. У вашего центра далеко не пятизвездочный рейтинг. Вы поможете, или нет?

На меня врач смотрит испытующе, потом разводит руками.

– Оплачиваете по двойной ставке каждый день и я могу сказать, что отдельную палату ей сам президент оплачивал.

– Перебор. Достаточно и того, что затраты на себя взял работодатель, – я покачиваю головой, доставая кошелек из кармана.

К сожалению, в текущей ситуации, и это может не проканать. Работодатель у Энджи тоже умудрился испортить свою перед ней репутацию. Но именно поэтому формулировки я определяю как деловые. Это должно сработать.

Из перинатального центра я выхожу без чувства выполненного долга, но хотя бы с ощущением поставленной галочки.

Осталось только дождаться результатов.

В крови гуляет азарт, будто бы я уже держу их в руках и осознанно не вскрываю карты.

Мне все еще мало на что есть надеяться.

По пути в женскую консультацию я всерьез обдумываю свою необходимость туда ехать. С одной стороны, Юла вроде как обосновала свою истерику, с другой…

Я все равно хочу понять, как у неё дела. От неё ведь слова не вытянешь о её состоянии. Кажется, она даже может уехать и родить, а мне сказать месяца через три. Вскользь.

Имя лечащего врача я помню. Хоть и слышал один раз. Во всем, что касается беременности, моя невеста чудит не по-детски. Будто боится делиться со мной подробностями такого естественного и бесценного процесса, как зарождение новой жизни внутри неё.

Интересно, является ли это оправданием тому, что я действую за её спиной?

Хотя ничего криминального ведь в том, чтобы справиться о здоровье невесты, нет. Может, врач уже посоветует ей что-нибудь толковое? Санаторий?

В женской консультации оказывается неожиданно многолюдно. Даже не думал, что в утреннее время здесь столько посетительниц. У некоторых кабинетов попадаются парочки. Прохожу мимо, слышу, как сидящие у одной из дверей парень с девушкой обсуждают, мальчик у них будет или девочка.

Так странно ловить себя на зависти в эту секунду…

Я бы хотел снова оказаться на этом пути. И в этот раз – пройти его до самого конца, чтобы глаза в глаза посмотреть на свое продолжение. Но… Что-то в этот раз не срастается.

Я надеюсь, хоть на второе УЗИ смогу уговорить Юлу закончить со своей паранойей. Я тоже ведь хочу посмотреть…

– Вы к Татьяне Сергеевне? А с кем? – удивленно спрашивает меня медсестра, приостанавливается у искомого мной кабинета.

Я останавливаюсь. Да, наверное, мужчина без женщины в этом заведении – редкий зверь, похлеще чупакабры.

– Моя невеста состоит на учете у этого врача, – я киваю на табличку с надписью “Савельева Т.С.”, – и меня очень беспокоит её здоровье, но она ничего мне не говорит. Мне бы хотелось обсудить этот вопрос с врачом. Можно?

– Ну не знаю, – медсестра задумчиво морщит лоб, – мы обычно без мамочек не принимаем.

– У меня правда важный вопрос, – настаиваю я, – у нас сложная беременность, а она отмалчивается. Я боюсь, что она не хочет мне рассказывать, что все вообще плохо, тащит все в себе.

– Ну… Попробуйте, – девушка вздыхает и отступает в сторону, пропуская меня вперед, – но я бы на вашем месте на многое не рассчитывала. Татьяна Сергеевна очень строга в подобных вопросах.

Что ж, мне остается надеяться только на мои дипломатические таланты!

Татьяна Сергеевна оказывается сухощавой женщиной средних лет. И интуитивное ощущение у меня от неё хорошее. В строгом невеселом взгляде чувствуется хорошее знакомство с тыльной стороной жизни. На меня она смотрит скептично.

– Вы никого не потеряли, случайно? Или может быть, зданием ошиблись? Это женская консультация.

– Моя фамилия – Ольшанский, Николай Ольшанский.

Самое странное, что я вижу в глазах собеседницы странные искры. Будто бы понимание. Но при этом я слышу…

– И с чего вы решили, что я должна вас узнать?

Что ж, ладно, будем считать, что мне показалось. Хотя… Чутье и норовит напрячься сильнее и получше принюхаться.

– Я жених одной из ваших пациенток, Юлии Воронцовой.

Определенно, я вижу как подрагивают руки женщины, сидящей за столом.

– У меня много пациенток, – отрезает Татьяна Сергеевна, – и чего же вы от меня хотите?

– Я хочу обсудить её состояние, – говорю, а сам ощущаю, как ступаю по тонкому льду, – Юля очень нервничает из-за сложности беременности и очень мало мне говорит. Вообще почти ничего. Хотелось бы узнать побольше.

Она смотрит на меня долго, будто что-то в уме взвешивает. Или просто удивляется моей наглости?

– У вас есть свидетельство о браке? – наконец негромко уточняет она.

– Нет, – я качаю головой, – мы еще не расписались официально.

– Я не могу разглашать информацию о своих пациентках любому, кто называется их сожителем, – Татьяна Сергеевна чуть поднимает подбородок, скрещивая руки на груди, – вы не можете мне доказать, что действительно связаны с Юлией Воронцовой.

Хорошая такая подсечка.

– В её карточке должна быть моя флюорография, – парирую я, – делал её, как только она вставала у вас на учет. Посмотрите. Там написана и фамилия, и серия паспорта. Я могу предъявить свой.

– Все карты сдаются в архив после приема. И выдаются только при наличии талона, выбитого пациентом.

– А те, которые на окне у вас лежат? – насмешливо уточняю я.

– Сегодняшние, – отбивается врач, не моргнув и глазом.

– Многовато, – я прищуриваясь, прикидывая количество карточек в шести высоких стопках, – штук шестьдесят в общей совокупности. У вас проходимость шестьдесят пациентов за день?

– Уходите, – голос Татьяны Сергеевны напрягается сильнее и сама она встает на ноги, – я вызову охрану.

– Старушку, что у вас в регистратуре сидит?

– Могу попросить о помощи пару папаш, что сейчас ждут у кабинетов УЗИ, – глаза Татьяны Сергеевны смотрят на меня с вызовом, – вряд ли откажут в помощи лечащему врачу их жен.

И все же…

Она недостаточно возмущена. Или сочувствует мне, но не нарушает принципов, или… Я не знаю что.

Но на контрасте с бесцеремонной врачицей из перинатального центра, которая даже по поводу своей взятки не очень переживала – Татьяна Сергеевна не кажется мне по-настоящему жесткой. Но почему-то упрямится.

– Послушайте, я всего лишь хочу знать, каковы её риски? – я прошу, меняя тон. – Я отец, в конце концов.

– Приходите с невестой, послушаете, – Татьяна Сергеевна с силой стискивает губы, – или распишитесь и принесите мне свидетельство о браке. Но если вы сейчас не уйдете – я могу и от пациентки отказаться.

Дьявол!

Такой чисто женский шантаж от врача возмущает.

Что ж, хорошо. Все на свете сегодня приходится отодвинуть.

– Я вернусь, – недовольство прорывается в голос.

В коридор выхожу с четким ощущением “несолоно хлебавши”. Хотя нет, я все больше понимаю, что моя невеста что-то от меня скрывает. Неужели её риски настолько высоки?

В кармане вибрирует телефон. Достаю его, вижу на экране лучистую улыбку невесты.

Через какой супер-скоростной вай-фай у женщин настроена синхронизация?

– Слушаю, – поднимаю трубку, готовясь к новому скандалу. Ну, а что, сегодня же не было!

– Боже, Ник, где ты? – голос у Юли на грани паники. – Как далеко от клуба?

– Еще далеко, – я напрягаюсь. – Что-то случилось?

– Да! – она отчаянно всхлипывает на очень высокой ноте. – Шурка… Она… Тут такое!