Человек по кличке Мышь

Предисловие

Роман

За последние несколько лет журнал «Нёман» уже во второй раз обращается к творчеству Жоржа Сименона (см. № 7, 2009, рассказ «Шаль»), что представляется весьма симптоматичным. Ибо давно пора смести пыль, слегка припорошившую имя популярного некогда детективщика, и взглянуть на творчество писателя несколько под иным углом зрения, чем это было принято до сих пор. Да, конечно, признанный мэтр детективного жанра, кто бы спорил. Да, создатель бессмертного образа комиссара Мегрэ, благодаря которому все мы, читатели вот уже нескольких поколений, даже те из нас, кто никогда не бывал в Париже, знают, что в этом городе есть красивая тенистая улица, идущая вдоль берега Сены, под названием Набережная Орфевр. На этой набережной в доме под номером тридцать шесть располагается управление криминальной полиции, а там и по сию пору трудится прославленный сыщик. А как же иначе? Пока книги читают, продолжают жить (и трудиться) и герои этих книг.

Однако готова поспорить, что мало кто из благодарных читателей Сименона догадывается о том, что сам автор весьма скептически относился к детективной стороне своего творчества и вовсе не был так уж горд тем, что является создателем бессмертного образа Мегрэ. Напротив, писатель был глубоко убежден, что альфа и омега его творчества, то, с чем он намеревался войти в вечность, — это так называемые «трудные» романы социально-психологического содержания (сам Сименон называл их «романами-трагедиями»), полагая, что именно за них он давным-давно заслужил Нобелевскую премию. И вполне искренне переживал, что премии ему так и не дали, не позволив тем самым примкнуть к числу нобелиатов.

Помнится, лет восемь тому назад мне заказали выборочный перевод дневников Жоржа Сименона для тогдашнего журнала «Всемирная литература». Опубликовать увесистый том целиком в рамках журнальной публикации не представлялось возможным, но для перевода, пусть и фрагментарного, читать пришлось все дневниковые записи подряд. Прочитала и впечатлилась. Поразила ироничная раскованность, с которой писатель исповедовался в своих дневниках (впрочем, он их не писал, а надиктовывал на магнитофон). В этих своеобразных мемуарах Сименон спокойно касался самых сложных и даже запретных тем: непростые взаимоотношения с матерью, трудное детство, упорство, с коим он пробивался на литературный Олимп, неудачи в личной жизни. Обо всем он говорил легко и с юмором. Даже о своей пресловутой гиперсексуальности, о которой среди парижской богемы 20—30-х годов прошлого века ходили легенды. Да, он рассуждал обо всем с чистосердечной безмятежностью, но только пока разговор не касался творчества.

Ибо стоило ему начать говорить о своей писательской судьбе, как сразу же его одолевала обида и на читателей, и на почитателей, и на критиков, и на весь белый свет. И немного наивно он пытался убедить современников и потомков, что его предшественник Конан Дойль и без своих знаменитых детективов был очень хорошим писателем (весьма спорное утверждение, кстати), а в творчестве Эдгара По главное — это не его рассказы, снискавшие американцу славу основоположника детективного жанра, а поэзия. Дескать, все остальное — это уже потом. И невдомек было заслуженному мэтру, что, с точки зрения вечности, жанр литературного произведения всегда уходит в тень, отступает, так сказать, на второй план. Главное, чтобы произведение было написано талантливо и честно, а там… Да хоть сказку напиши, но если это «Конек-Горбунок», то вход в бессмертие тебе обеспечен.

Вот так, в итоге, случилось и с Жоржем Сименоном. Незамысловатые, казалось бы, книжицы про комиссара Мегрэ пережили не только труды многих некогда известных нобелиатов, имена которых сегодня помнят разве что в очень узком кругу специалистов-литературоведов. Они оказались востребованными вчера, они востребованы сегодня, они будут востребованы завтра и даже послезавтра. И это вопреки всем мрачным прогнозам самого писателя, что очень скоро его книги будут пылиться на чердаках, никем не читанные и никому не нужные. Нет, они нужны, нужны благодаря глубокому психологизму, с которым Сименон распутывает самые сложные житейские коллизии, выискивая в них мотивы преступления. Благодаря его симпатии к слабым мира сего, к детям, старикам, ко всем сирым, обездоленным, бездомным и нищим.

Недаром в его произведениях столь часто фигурируют в качестве главных героев (и подозреваемых тоже) парижские клошары, то есть все те, кого у нас кличут просто бомжами. Один из его романов даже так и называется «Мегрэ и бродяга». Это в нем комиссар произносит во многом знаменательные слова, озвучивая не только собственное кредо, но и отношение уже самого писателя к бездомному люду: «Может быть, это и не преступление века. Да и я впервые занимаюсь бродягой, но я его не брошу». В этих словах весь Сименон, не правда ли?

Вот и в романе «Человек по кличке Мышь», написанном в далеком 1938 году, снова фигурирует бездомный. Правда, на сей раз дело ведет не комиссар Мегрэ, а его верный помощник и сподвижник, сквозной персонаж многих романов Сименона, старший инспектор Люка. Что ж, хороший начальник (а комиссар Мегрэ точно из их числа) всегда даст шанс подчиненному отличиться и проявить все свои недюжинные таланты.

Впрочем, есть и более рациональное объяснение сего факта. Дело в том, что с 1932 по 1938 годы Сименон сознательно не использовал образ полюбившегося всем комиссара в своих книгах, полагая, что так он сможет уйти от устоявшегося в глазах читателя стереотипа его восприятия как создателя одного-единственного героя. Не смог! Именно читатели, обрушившие шквал негодующих писем на издателей и на самого автора, заставили последнего отказаться от столь жесткого решения. И Мегрэ вернулся. Кстати, и роман, вышедший в свет годом позже, так и называется: «Мегрэ возвращается».

А что же до сюжета романа «Человек по кличке Мышь», журнальный вариант которого предлагается вниманию читателей «Нёмана», то он всецело и полностью укладывается в известную фразу, запущенную в обращение почти век тому назад, увы! — совершенно забытым ныне Ильей Эренбургом. Да, действительно, увидеть Париж и умереть. Именно так и случилось со швейцарским финансистом Эдгаром Лоёмом. Почему и как это произошло, читателю предстоит разбираться уже самостоятельно, сопоставляя и сравнивая все обстоятельства сложного и, как всегда у Сименона, крайне запутанного дела. Приятного чтения!

Зинаида КРАСНЕВСКАЯ

Глава первая. Молчание инспектора Зануды

Часы показывали 11:12, когда дверь в полицейский участок вдруг широко распахнулась. Двое патрульных, занятых игрой в шашки, оторвались от доски. Сержант, пыхтевший трубкой за черной деревянной стойкой, выжидательно выпрямился, но, заслышав знакомый голос, снова расслабился.

— Чего растолкался? Ты, видно, понятия не имеешь, кто я такой! Моли бога, чтобы сегодня дежурил не мой знакомый сержант. Иначе тебе несдобровать!

Дежурство, между тем, подходило к концу. Через сорок минут должна была заступить ночная смена. Сержант, флегматичный толстяк, даже расстегнул китель, позволив себе некоторую вольность. Инспектор Логно, одетый в цивильное, угрюмо наблюдал за тем, как азартно режутся в шашки патрульные мотоциклисты.

На улице шел дождь, который, начавшись около восьми вечера, ближе к полуночи успел превратиться в самый настоящий ливень. В такую непогоду легко промокнуть в два счета. Впрочем, типичное явление в начале лета: днем солнце, ближе к вечеру, откуда ни возьмись — дождь. В Опере шло какое-то гала-представление, о чем красноречиво свидетельствовали ряды припаркованных на площади перед театром лимузинов. Многие шоферы, занятые оживленными разговорами, были облачены в ливреи.

Никто из полицейских, включая и тех, кто нес дежурство уже непосредственно в самом здании театра, понятия не имел, что именно за представление дают в зрительном зале. Да их это и мало волновало, по правде говоря.

Вот то, что на дворе дождь, да, это важно. И в том, что постовые скоро явятся на пересменку вымокшими до нитки, хорошего мало. И три дорожные аварии, случившиеся только на одном Итальянском бульваре по вине скользкого от дождя асфальта, тоже плохо.

Одно хорошо. В дождь задержаний всегда меньше. Вот и сейчас в участке коротала время лишь одна торговка цветами. Она тихонько пристроилась в уголке рядом со своей цветочной корзиной с клубком синей шерсти на коленях, сосредоточенно перебирая спицами. Женщина вязала детский носок.

А в общем-то дежурство как дежурство, и вечер самый обычный. Сержант еще раз пробежал глазами записи всех происшествий, случившихся в течение смены. Скоро он вручит гроссбух в черной обложке своему сменщику.

И тут появляется этот несносный старикашка.

— Скажите ему хоть вы, сержант! Никто не имеет права обращаться с Мышью так грубо. Правду я говорю?

Слова задержанного, впрочем, остались без внимания. Полицейский, молодой, светловолосый здоровяк (про таких еще говорят «кровь с молоком»), доставивший старика в участок, и не подумал расслабить железную хватку и продолжал крепко держать бродягу за плечо. Точнее, за его пиджак. Сержанту даже показалось, что полицейский слегка приподнял старикашку над полом, отчего тот стал похож на тряпичную марионетку, безвольно болтающуюся в воздухе.

— Да отпусти ты его! — недовольно буркнул он, обращаясь к молодцеватому стражу порядка.

— Ну, что я тебе говорил? — тут же возликовал старик. — Я же тебе всю дорогу твердил, чтобы ты меня не трогал.

Он расправил полы пиджака и, перехватив внимательный взгляд инспектора, почти весело подмигнул ему.

Если старина Мышь по каким-то причинам не коротал ночь в участке рядом с Гранд-опера, то это означало лишь одно: значит, его приютили у себя в соседнем участке, что на Елисейских Полях. Или он устроился на ночлег в одном из подвалов Большого дворца. Но Бонвоси (так звали молодого полицейского) был еще в отделении новичком и плохо знал квартал Оперы. Иначе не стал бы тратить время на бесцельное задержание бродяги с обязательным составлением никому не нужного протокола.

— Ступай! — милостиво разрешил ему сержант и сделал очередную глубокую затяжку.

— Минуточку-минуточку! — возразил задержанный. — Если вы не возражаете, сержант, мне от молодого человека нужны свидетельские показания.

Сухонький маленький старикашка, подвижный как ртуть. Его маленькие глазки светились озорством, рыжие волосы, тронутые грязной сединой, топорщились во все стороны. Но старый костюм, который был ему чересчур велик, как ни странно, смотрелся на нем даже с претензией на элегантность.

— Буду рад, инспектор, если вы тоже присоединитесь к нам, — добавил старик с апломбом. — В конце концов, не каждый день со мной случаются такие истории.

Инспектор и сержант переглянулись. С момента появления бродяги в участке оба они знали, что без традиционного представления не обойдется. Любит Мышь ломать перед ними комедию. А сержант не против и посмотреть, если, конечно, есть свободное время.

— Сержант, я требую, чтобы вы внесли в протокол, что этот полицейский задержал меня на террасе кафе, что на площади Мадлен, как раз в тот момент, когда я просил у Лии четыре франка.

Старик взглянул на инспектора Логно, словно требуя, чтобы тот подтвердил его слова. Инспектор, занимавшийся, главным образом, проститутками, сводниками и курировавший все бордели и дома терпимости в Центральном округе, кивнул в знак согласия. Лию он знал неплохо.

— А почему ты просил именно четыре франка? — удивился сержант.

— Я хотел поймать такси, чтобы приехать к вам. Как раз надо четыре франка, если с чаевыми.

Логно бросил на старика внимательный взгляд. Происходящее все меньше смахивало на комедию, ибо что-то в голосе самого комедианта настораживало. Ну да, Мышь любит повыпендриваться на публику и сорвать свою порцию смеха и аплодисментов, но только не сейчас. Старик был явно чем-то напуган, а в его глазах плескался откровенный страх.

Логно предпочел пока не вмешиваться в разговор. Он был неразговорчив и не любил бросаться словами только ради того, чтобы что-то сказать.

Однако сержант не заметил настороженного взгляда инспектора и продолжил разговор в обычной шутейной манере.

— Что, боялся промочить ноги?

— Нет, я боялся карманников!

Реплика возымела должный эффект. Все присутствующие рассмеялись. Даже мотоциклисты забыли про шашки и с удовольствием приготовились лицезреть спектакль.

— Да, боялся карманников! А что такого? Не каждый день, знаете ли, ходишь по улицам, имея при себе целое состояние, — доверительно сообщил им старик, и в его глазах вдруг запрыгали веселые зайчики.

И лишь инспектор Логно по-прежнему сохранял серьезность. Смуглолицый, с черными как смоль волосами, густыми черными бровями, похожими на две массивные дужки от роговых очков, он всегда производил впечатление мрачного молчуна, смотревшего на мир исключительно исподлобья. И лицо его с грубыми, словно вырубленными топором чертами, было по своему обыкновению непроницаемым и сосредоточенным, будто он в данный момент мысленно решал какую-то очень важную и трудную задачу.

— Ну так предъяви нам свое состояние! Сколько ты там наклянчил? Пять франков? Десять? Предупреждаю, если у тебя в кармане сейчас обнаружится пятнадцать франков, то ни о каком бесплатном ночлеге в участке можешь даже не мечтать. Ясно?

— Минуточку-минуточку! Прежде всего, я хотел бы получить от вас расписку, вот!

С этими словами бродяга по кличке Мышь извлек из кармана продолговатый конверт желтого цвета, в каких обычно отправляют деловую корреспонденцию.

— Пересчитайте! — с небрежной важностью обронил он, кладя конверт перед сержантом. — Опись можно составить позднее. Итак, среда, 23 июня, половина одиннадцатого вечера, улица Рояль, прямо напротив ресторана «Максим». Уго Моссельбах по кличке Мышь, шестидесяти восьми лет от роду, уроженец земли Рейн-Вестфалия, подобрал на тротуаре рядом с проезжей частью улицы желтый конверт, в котором…

Столь необычный монолог застал сержанта врасплох. Он молча взял конверт и автоматическим движением руки раскрыл его. Затем заглянул внутрь, схватился за перо и тут же принялся строчить протокол под диктовку старика.

— Рейн-Вестфалия пишется через черточку?

— Да! Как я уже сказал, в конверте…

Инспектор молча поднялся со стула и, не вынимая рук из карманов, подошел к сержанту и пристроился у него за спиной. Мотоциклисты тоже подтянулись к стойке, чтобы посмотреть на содержимое конверта.

— Кажется, это дельце специально для старшего инспектора, — неожиданно брякнул старикан. Несмотря на шутливость интонации, вид у него был необычайно серьезным.

Сержант растерянно молчал, не зная, как реагировать. Он посмотрел на инспектора. Но тот лишь неопределенно пожал плечами в ответ.

— Придется составлять опись, дружище. По-другому — никак!

— …Находится девять соединенных резинкой купюр, по пятьсот долларов каждая. Итого четыре тысячи пятьсот долларов.

В комнате повисло молчание. Сержант снова раскурил свою трубку.

— А сколько это будет во франках? — пробормотал он вполголоса, словно разговаривая сам с собою.

— Приблизительно шестьдесят пять тысяч франков, — с готовностью подсказал ему Мышь. — Но это еще не все!

Действительно, в конверте лежала еще и вторая пачка. Ее пересчитали дважды, уже все вместе. Сорок девять стодолларовых купюр. Почему именно сорок девять, а не пятьдесят? Странно все это!

И наконец, на самом дне конверта обнаружили две банкноты достоинством по тысяче франков каждая и две по сто франков.

Пока сержант строчил протокол, инспектор уставился на старика тяжелым немигающим взглядом. Невооруженным глазом было видно, что все происходящее ему крайне не по душе.

— Так где, ты говоришь, подобрал конверт?

— В нескольких ярдах от ресторана «Максим».

— Прямо на тротуаре?

Конверт был мокрым, но не настолько, чтобы промокнуть насквозь. Значит, под дождем он пролежал недолго.

— Да, он валялся прямо на тротуаре. Месье Жан видел, как я его поднимал. Он даже хотел вместе со мной посмотреть, что там внутри. Но в этот момент к ресторану подъехало такси с очередными посетителями, и он отвлекся на них.

Логно молча пометил в блокноте новую деталь. Итак, на террасе кафе Лия, на входе ресторана — швейцар. Не много ли удачных совпадений?

— Что же мне со всем этим делать? — уставился сержант на инспектора.

— Вы должны дать мне расписку, — с готовностью подсказал ему старик. — Если в течение одного года плюс один день никто не обратится в полицию за пропажей, деньги по закону принадлежат мне. Вернусь к себе на родину и прикуплю в родной деревушке приличный домик.

Старик ловко крутанулся в сторону двери, словно артист, раскланивающийся перед публикой в последний раз, перед тем как уйти за кулисы. Впрочем, он прекрасно понимал, что сейчас ему не позволят покинуть участок просто так, за здорово живешь.

— Куда? — моментально пресек его мнимую попытку Логно. — Задержись-ка на минутку!

— Готов уделить вам хоть сто минуток, инспектор! Вы же сами знаете, ваше желание — для меня закон.

— Подойди ближе!

Инспектор быстро обшарил его карманы и ощупал одежду.

— Снимай обувь!

Мышь продолжал дурачиться, стыдливо поджимая под себя босые ноги, ибо, конечно же, был, как всегда, без носков. Потом он стал расстегивать ремень, всем своим видом демонстрируя готовность снять и брюки тоже, не забыв при этом сделать извиняющийся жест в сторону цветочницы.

— Прошу прощения, мадам. Но эти господа… вы же понимаете…

— Кончай придуриваться! — оборвал его на полуслове инспектор. — И марш спать!

— А можно мне выйти на улицу и пропустить пару глотков в соседнем баре? Нервы у меня взвинчены до предела. Сами же понимаете, когда тебе на голову ни с того ни с сего сваливаются сто пятьдесят тысяч франков, то…

Логно молча толкнул старика в сторону одной из трех камер, оборудованных при участке. Одна — для женщин, вторая для мужчин, а третья — для всяких бродяг, не представляющих никакой угрозы для общественного порядка. Туда-то и впихнули старика. В камере уже был один постоялец. Какой-то бродяга лежал ничком на деревянном топчане. Он даже не пошевелился, когда открыли дверь.

— Осторожнее, инспектор! При всем моем уважении к вам скажу, что вы обращаетесь со мной гораздо хуже, чем сержант. Но тем не менее, спокойной вам ночи.

В восемь часов утра дверь в камеру снова распахнулась. Мышь легко соскочил с лежака и, подхватив свою шляпу-котелок облезло-зеленого цвета, направился в сопровождении полицейского к выходу.

Как ни странно, в дежурке он столкнулся с Логно. Теоретически, после ночного дежурства инспектор должен был уже отсыпаться дома, но он все еще торчал в участке и явно поджидал старика.

— Ну, и что она вам сообщила? — не отказал себе Мышь в удовольствии немного покуражиться. Его вопрос, конечно же, касался проститутки Лии.

Инспектор угрюмо промолчал.

— Между прочим, инспектор, тротуар перед «Максимом» — это уже не ваша территория. Там делами заправляет Восьмой округ. А потому вам нет никакого дела до…

Инспектор окинул бродягу свинцовым взглядом из-под полуопущенных век и закурил сигарету. Дежурный молча толкнул старика к выходу. Дверь распахнулась, и в помещение ворвался поток солнечного света. Прекрасное утро, особенно после такой ненастной ночи. Донесся лязг открываемых ставней на витринах соседних лавок, запахло круассанами и кофе.

— Готов побиться об заклад, — пробормотал Мышь, направляясь в сторону Монмартра, — Зануда точно сейчас потащится за мной.

Бродяга медленно поковылял по тротуару, спиной чувствуя присутствие Логно где-то рядом. Он еще не решил, куда податься. На одном из перекрестков старик остановился в раздумье, в какую сторону свернуть. Наконец он определился и побрел по направлению к бульвару Пуасо- ньер. Некоторое время он шел бесцельно, но заметив стенд с утренними газетами, сразу же приклеился к застекленным витринам. Вот пусть теперь этот противный Зануда поломает себе голову, что он ищет в газетах. Несмотря на ранний час, возле стенда толпились люди, жаждущие узнать свежие новости.

Мышь быстро пробежал глазами первые полосы утренних газет. Ничего! Вторая полоса: тоже ничего. Третья полоса, где обычно публикуют сообщения из раздела криминальной хроники. Мелкое ограбление, перестрелка в одном из баров в районе Монруж.

Мышь поймал отражение инспектора в витрине. Тот с суровым выражением лица пристроился рядом и тоже принялся внимательно изучать газетные полосы, угрюмо поглядывая на старика. Что ж, ничего удивительного! Всем мало-мальски знакомым со столичными правоохранительными органами известно, что в Девятом округе муниципальной полиции трудятся два антипода: добродушный толстяк лет сорока пяти с вечной улыбкой на устах. Его так и зовут — инспектор Улыбка. А второй, Логно, всегда мрачный, насупленный, вечно всем недовольный. И кличка у него соответствующая — инспектор Зануда.

Четвертая полоса, тоже ничего. Мышь озадаченно уставился на газетный стенд, потом снова погрузился в изучение первых полос и, наконец, не выдержал.

— Может, хоть кофе угостите, инспектор? Раз нам по пути…

Логно вздрогнул от неожиданности, но лишь поглубже засунул руки в карманы и, не говоря ни слова, направился в сторону автобусной остановки. Вскоре подошел автобус, и инспектор поехал домой, в свой Восемнадцатый округ, на площадь Константин-Пекер.

Мышь, между тем, облюбовал себе местечко на скамейке прямо напротив Театра дю Гимназ и присел передохнуть.

То, что газеты обошли случившееся молчанием, немного настораживало. Хотя пока вроде бы все шло гладко. Ни единого прокола! Пусть этот Логно копается в своих изысканиях сколько его душеньке угодно. В конце концов, у него профессия такая — вести расследования. А если надо, он с готовностью подсобит Зануде.

На всякий случай старик мысленно вспомнил в мельчайших подробностях, чем и когда занимался всю среду. Днем он получил бесплатную пайку супа в столовой при Армии спасения, потом, где-то часов в шесть, его видели на барже, стоявшей на приколе возле станции метро «Тюильри». Две дамы в плащах с капюшонами могут подтвердить, что он околачивался на борту этой баржи до семи вечера. Позднее шатался по Елисейским Полям, добрел до самого отеля «Амбассадор» и театра варьете.

Люди толпились возле театральных касс, а он пристроился на тротуаре открывать дверцы подъезжающим такси в надежде получить свою порцию чаевых. За этим занятием он промаячил у всех на виду до двадцати минут десятого. Ведь, как известно, завсегдатаи варьете подтягиваются ближе к полуночи. Не то что в обычном театре! Там к половине девятого вечера все зрители уже сидят на своих законных местах.

Итак, варьете. В случае чего кассир может подтвердить, что он отирался поблизости.

Вот дальше сочинять будет уже труднее. Скажем так: он зашел в метро возле отеля «Дю Рон-Пойнт». На станции он проторчал около часа, а потом направился к оперному театру встречать публику, выходящую на улицу после окончания спектакля. Но передумал и пошел в сторону площади Согласия, потом свернул на улицу Рояль, а тут и ресторан «Максим» в двух шагах.

Пока все стыкуется. Впрочем, хорошее алиби никогда не должно быть слишком безупречным. Напрасно он приплел к своему рассказу Лию и этого швейцара из ресторана. У Зануды мгновенно возникло подозрение. И газеты молчат. Нигде ни строчки! Неужели…

Старик поднялся со скамейки и пошел в сторону ближайшего бара. Там он выгреб из кармана последний франк и сорок сантимов и заказал себе стакан белого вина, после чего снова направился на Елисейские Поля.

Разумеется, насчет метро, да и все остальное — все это чистейшей воды ложь. Сказки! Но жизнь порой преподносит сюрпризы почище всяких сказок.

До двадцати минут десятого все шло как обычно, и ничто не предвещало того, что случилось потом. Он подскакивал к подъезжающим машинам, угодливо распахивал дверцы перед выходящими из машин пассажирами. Вот только дождь сильно мешал, и в итоге он насобирал всего лишь пять франков чаевых. Понятно, почему. Пассажиры не торопились покидать машины, терпеливо поджидая швейцара, спешащего к ним с огромным красным зонтом в руках. Пришлось податься подальше от входа в ресторан, на авеню Габриэль. Там тоже паркуются машины. Иногда шоферы даже дают ему на пиво, чтобы он присмотрел за их транспортом, а сами идут смотреть шоу в варьете. Но опять же все планы спутал дождь. Водители сидели по своим машинам, уткнувшись в газеты. Да и машин было совсем немного. Ближе к улице Элизе вообще ни одной. Старик бесцельно брел по тротуару, как вдруг заметил громадный лимузин, припаркованный на изрядном расстоянии от остальных машин. В такую погоду, да еще ночью, не сыскать более пустынного места, чем улица Элизе. И это несмотря на то, что до Елисейских Полей рукой подать. Развесистые кроны каштанов по обе стороны дороги отбрасывали густые тени вокруг, отчего вся улица казалась погруженной в кромешный мрак.

Мышь подошел ближе и увидел на переднем сидении человека. Мужчина в вечернем костюме сидел на водительском месте, вот только Мышь начисто запамятовал, был тот во фраке или в обычном смокинге. Он также не запомнил головной убор. Фетровая шляпа с мягкими полями? Цилиндр? А может, вообще ничего? Потому что бросились в глаза светлые волосы. Очень светлые.

Все случилось в мгновение ока. Едва Мышь приоткрыл дверцу и с достоинством (он ведь не какой-то там пропойца!) произнес: «Не найдется ли у вас пары франков на кружечку пива, ваша светлость?», как мужчина пошатнулся и стал крениться набок, норовя выпасть из кабинки.

Мышь обеими руками стал заталкивать незнакомца обратно и тут же почувствовал, как руки стали липкими. Он пригляделся и заметил темное расползающееся пятно на рубашке незнакомца.

— Этого еще не хватало! — выдохнул он почти машинально. — Ты что это, парень, решил со мной утворить?

Надо побыстрее уносить ноги. Но вначале он должен захлопнуть дверцу автомобиля, иначе мертвец свалится прямо на тротуар. Кое-как он усадил покойника и в этот момент почувствовал что-то твердое у себя под ногой.

— Этого еще не хватало! — снова повторил он, поднимая с земли пухлый бумажник. Мельком взглянув на него, Мышь тут же опустил бумажник себе в карман. Нет, он не станет открывать его прямо здесь.

Старик снова нырнул на Елисейские Поля и даже предусмотрительно перешел на другую сторону улицы, потом рысью пробежался почти до самого парка Ла Рен. И только там перевел дыхание и, остановившись под фонарем, извлек на свет божий свою добычу.

В бумажнике лежала пачка из десяти пятисотдолларовых купюр, рядом — вторая пачка из пятидесяти стодолларовых купюр. И много, очень много франков.

Что ж, деньги парню уже без надобности. В том, что тот покойник, Мышь не усомнился ни на секунду. А потому надо действовать, и действовать быстро. Такая удача случается ведь не каждый день. А уж если совсем точно, то шанс, подобный этому, выпадает раз в жизни, и его нельзя упустить.

Мышь быстро просмотрел остальные отделения бумажника. Крохотная фотография молоденькой девушки, не очень, впрочем, качественная. Такие обычно делают для паспортов. Три билета красного цвета, наверное, в кино. Пустой конверт: его он не стал трогать, оставив там, где он лежал. На конверте значилось: «Сэр Арчибальд Ландсберри». Дальше шли неразборчивые буквы, скорее всего, чей-то адрес в Лондоне. Но со всем этим он разберется позже. А пока…

А пока он извлек из бумажника пачки с деньгами, предусмотрительно оставив внутри только одну купюру достоинством в пятьсот долларов, еще одну стодолларовую банкноту и немного франков. Сейчас самое главное — быстро избавиться от бумажника. Его старик решил припрятать среди тюльпанов на первой же встреченной по пути клумбе. Для пущей верности он даже присыпал находку слоем земли. А потом пошел прочь с карманами, полными денег.

Старик, между прочим, уже был научен горьким опытом по части находок. Несколько лет тому назад он подобрал в метро кошелек с двумястами франками. Но люди успели заметить, пришлось нести деньги в участок. Благо, тот находился рядом со станцией метро. Тогда у него решительно не было никакой возможности стащить из кошелька хотя бы одну бумажку. А вдруг в участке его станут обыскивать? Более того, ему даже пришлось пожертвовать единственной монеткой в десять франков, которой он успел разжиться. Потому что хозяйка кошелька, прибежавшая в участок почти следом, стала кричать, что не хватает десяти франков, и все такое. Полицейский принялся шарить по карманам бродяги и выудил оттуда искомую монетку, которую прямо на месте вручил женщине, несмотря на бурные протесты старика, утверждавшего, что это его личные деньги.

Тот досадный случай многому научил Мышь. Впредь никаких бумажников при себе! Кто поверит, что на бродягу, уже более десяти лет коротающего ночи в самых разных отделениях столичной полиции, вдруг свалилось целое состояние в размере более ста пятидесяти тысяч франков? Да его одними допросами замучают! Нет, на сей раз он будет действовать предельно осторожно и очень-очень осмотрительно.

На улице все еще шел дождь. Мышь свернул на станцию метро возле отеля «Дю Рон-Пойнт» и, лихорадочно озираясь по сторонам (не дай бог допустить оплошность!), пошел на платформу. Проехав несколько остановок, он вышел на станции «Сен-Лазар». Всю дорогу он сосредоточенно обдумывал, как ему распорядиться неожиданной находкой. Может, стащить у кого кошелек? Чего проще! За годы странствий по полицейским участкам и камерам предварительного заключения он навидался всякого. Сиживал и с убийцами, и с карманниками. Было у кого перенять опыт.

Итак, он стащит кошелек у какого-нибудь зазевавшегося пассажира, положит туда найденные купюры, а потом сдаст кошелек в отдел находок.

Нет! Слишком рискованно! Что он им скажет? Что нашел такую кучу денег, роясь в мусорном баке? Предположим, ранним утром, когда все баки выставляют на улицу, ему еще, быть может, и поверили бы. Но в десять часов вечера…

И тут ему в голову пришла спасительная мысль. На улице Сен-Лазар расположены ведь одни конторы и офисы. Коль скоро задумка с кошельком не проходит, значит, надо разжиться конвертом для деловой корреспонденции. Еще нужна крепежная резинка, такая, какими обычно пользуются клерки. Поиски подходящего конверта увенчались успехом быстро: таковой нашелся уже в первом же мусорном баке. Вполне приличный конверт желтого цвета, слегка помятый по краям и со следами карандаша, оставленными каким-то клерком. С резинкой оказалось сложнее. Пришлось пожертвовать последними собственными сбережениями и приобрести портсигар, в котором имелась нужная резинка красного цвета. Портсигар был тут же выброшен в урну, но уже без резинки, а Мышь, переложив деньги в конверт и скрепив пачки резинками, зашагал в сторону улицы Рояль. Остановившись прямо напротив ресторана, он стал метаться по самой кромке тротуара, встречая каждую подходящую машину, и даже помог открыть дверцы в нескольких из них. А потом сделал вид, что поднимает с асфальта конверт, постаравшись попасть в поле зрения швейцара.

Все остальное было уже делом техники. На площади Мадлен он заметил на террасе кафе Лию, подошел и стал клянчить у нее четыре франка на такси. И очень удачно! Потому что рядом вертелся какой-то молоденький полицейский, которого он еще не знал. Видно, из новеньких. Потому что тот сразу же купился на его трюк.

— Так, что здесь происходит? Что тебе надо?

— Вот, прошу у Лии четыре франка и…

— Документы у тебя есть? Пройдем со мной в участок! Живо!

В этот момент Мышь был горд собой, как никогда в жизни. Потому что его хитроумный план сработал безотказно. Что ж, кажется, пока он не допустил ни одного прокола, ни в словах, ни в действиях. Остается только запастись терпением и подождать один год и один день. А потом уже сам старший инспектор вручит ему находку, и он, на вполне законных основаниях, станет владельцем целого состояния. Дай только бог, чтобы доллар не упал в цене за этот год.

Но сегодня утром, стоя у стенда с утренними газетами, старик впервые почувствовал, как в его душу закрадывается тревога. Он даже испытал некое подобие шока. Ни в одной из газет ни единой строчки об убитом в машине парне. И что бы это могло значить?

Кажется, он не ошибся. Машина стояла именно здесь, на этом самом месте, всего лишь в каких-то десяти ярдах от здания Британского посольства. Но сегодня ее здесь не было. Мимо него шли нарядно одетые женщины в легких летних платьях, следом потянулись няни и гувернантки, сопровождающие на прогулку таких же нарядно одетых детей.

Куда же подевалась эта проклятая машина?

Он снова поплелся в сторону парка Ла Рен, медленно прошелся по аллеям и понял, что его подстерегает уже второе за этот день неприятное открытие. Итак, машины на месте не оказалось, а найти клумбу, на которой он зарыл в землю кошелек с тремя банкнотами, при свете дня тоже оказалось совсем непросто. Мышь с напускным равнодушием остановился на дорожке и стал наблюдать за тем, как садовник, поливающий газоны, управляется со шлангом. Лицо старика приобрело весьма озабоченное выражение.

Так где же он зарыл свой клад? Ночью все было совсем по-другому. Мышь огляделся по сторонам в поисках газового фонаря, который выбрал себе в качестве ориентира. Черт! Но здесь три совершенно одинаковые клумбы, и возле каждой из них стоит по фонарю. И тюльпаны на всех клумбах похожи друг на друга как две капли воды, разве что по цвету отличаются. На одной клумбе тюльпаны желтые, на другой красные, а на третьей — темно-лиловые. Вот только ночью все кошки серы. Да и не до того ему было, чтобы еще запоминать и окраску тюльпанов. Во всяком случае, цветы были темными. Значит, точно не желтые. Но красные и лиловые в темноте смотрятся абсолютно одинаково.

Впрочем, осечка с клумбами — это всего лишь полбеды. Нашлись и другие поводы для беспокойства. При свете дня Мышь увидел, что тюльпаны уже почти отцвели, а значит, не сегодня-завтра в парк подтянутся рабочие, выкопают тюльпаны, сгрузят их на тележки и увезут прочь. Ну, а клумбы засадят свежими цветами. Да, но когда именно это должно произойти?

Ленивой походкой старик направился к садовнику.

— А дождь-то цветочкам явно пошел не на пользу, — начал он издалека.

— Да. Но им недолго осталось сидеть.

— Займетесь сегодня пересадкой?

— Нет, завтра утром.

В это же самое время старший инспектор Управления полиции по кварталу Оперы закончил знакомиться со сводками о происшествиях минувшей ночи. Прочитав донесение о крупной денежной находке недалеко от ресторана «Максим» (конверт желтого цвета, в котором, и так далее), он вызвал к себе секретаря и протянул ему исписанный листок.

— Отправьте в отдел находок, — распорядился инспектор.

Секретарь взял бумагу и осторожно вложил ее в конверт.

Глава вторая. Портрет человека в котелке

Мышь прохватился от странного чувства, что все увиденное во сне случилось с ним наяву. Он с трудом разлепил глаза и почти сразу понял, что накануне сильно перебрал по части красного вина.

Ну и пусть! А что тут такого? Он уселся на топчане и оглядел сокамерников. Рядом с ним дрых с раскрытым ртом какой-то молодой парень. В камере напротив, насколько он мог разглядеть в полумраке через прутья решетки, спали женщины. Сильно несло перегаром, но к подобным запахам Мышь давно привык.

Было еще очень рано, не более шести утра. В окно пробился первый солнечный луч. Он легко скользнул по стенам, и в комнате сразу же стало теплее. И унылая атмосфера участка перестала казаться такой безрадостной. Как все это похоже на сцену Благовещения, которая изображена над главным алтарем церкви в его родной деревушке, мелькнуло у старика. Он потянулся, слегка размял ноги и поднялся с топчана. Но чем больше он размышлял о странных сновидениях минувшей ночи, тем сильнее крепла в нем уверенность в том, что ничего ему не приснилось и инспектор Логно действительно заглядывал к ним в камеру. Он вспомнил его тяжелые полуопущенные веки и свои собственные тщетные усилия проснуться. Да, он хотел проснуться и встать, чтобы поприветствовать его, но не смог.

И тут Мышь обнаружил, что его котелок тоже куда-то исчез, и нахмурился.

Ну вот, доигрался, рассердился он на самого себя. Нет, тут не только красное вино виновато.

Недаром всякий раз, когда он собирался совершить очередную глупость, интуиция подсказывала ему: «Не делай этого!» Вот и вчера, где-то около пяти или шести вечера, интуиция шепнула ему на ухо: «Будь осторожен», и как всегда, он не придал никакого значения своему внутреннему голосу. А все потому, что привык считать себя сильно умным.

Откуда у него такая уверенность, что Логно проявляет повышенный интерес к его скромной персоне? Трудно сказать. Такие вещи вообще, как правило, сложно объяснить. Просто чувствуешь, и все. Вот и вчера! Ближе к полудню он, наконец, разыскал среди тюльпанов злополучный бумажник. Кажется, он был предельно осторожен. Никакой слежки за собой он не заметил, и инспектор нигде поблизости не маячил.

В первую минуту Мышь почти поддался соблазну. Он уже был готов извлечь из бумажника купюру в сто франков и пуститься во все тяжкие. Нет, нельзя! Он в здешних местах слишком известная личность. Не успеет он разменять эту проклятую банкноту, как новость моментально станет достоянием всех полицейских, начиная от Монмартра и до площади Оперы включительно. Ведь персонал отделений Восьмого и Девятого округов знает его как облупленного.

Что ж, в чем-то он похож на кинозвезду. Тоже не может пройти по улицам незамеченным. Мало того, что его знают в лицо все полицейские, несущие службу в центре Парижа, так и все местные проститутки тоже. Плюс все те, с кем он привык коротать ночи в полицейских участках. Они даже, встречаясь на улице, приветствуют друг друга, как старые добрые знакомые.

Вечером, когда он по своему обыкновению явится в участок на ночлег, обязательно найдется какой-нибудь сержант, который не преминет поинтересоваться:

— Что ты делал на углу улицы Босси д’Англа?

Он тяжело вздохнул и положил сто франков обратно в бумажник. Пока он вел себя предельно осторожно, и в будущем тоже не стоит рисковать. Единственное, что он позволил себе забрать, так это — фотография девушки. На обороте он написал фамилию, которая значилась на конверте: «Сэр Арчибальд Ландсберри».

Погода была великолепной. В принципе, он мог комфортно устроиться на ночлег где-нибудь на набережной Сены. Приятно было бы уснуть под убаюкивающие вздохи башенного крана, разгружавшего поблизости каменные блоки. Но он передумал и снова полез в бумажник, извлек оттуда три красных билета, которые при близком рассмотрении оказались билетами в луна-парк.

Неторопливо меряя шагами набережную, старик напряженно обдумывал, как ему поступить с бумажником. Конечно, проще всего выбросить его в Сену. Но мысль о том, что вместе с бумажником уйдут на дно целых три банкноты, и какие! — пятьсот долларов плюс сто долларов, и это не считая франков, — казалась ему нестерпимой и даже кощунственной. Такую потерю он не переживет.

С другой стороны, таскать бумажник при себе — значит, постоянно подвергать себя сильнейшему риску. Его может остановить первый же встречный полицейский, потребовать документы, а потом, скажем, из вредности, отвести в участок и там обыскать.

Так где же ему спрятать этот проклятый бумажник? На стройке? Подсказка пришла неожиданно. Мимо проехал старенький автобус. На подножке стоял кондуктор и громко орал в мегафон:

— Лонгчамп… Ипподром… Два франка… Лонгчамп…

Кажется, пока он не допустил ни единой ошибки. Так надо действовать и впредь. Старик поспешно вскарабкался в автобус и устроился на своем привычном месте в конце салона, на котором всегда сидел, когда ездил на бега. Автобус он знал как свои пять пальцев. Именно пальцами он и стал осторожно ощупывать дерматиновое сидение. Кажется, несъемное. Мышь с усилием пропихнул бумажник под сидение, стараясь затолкать его как можно глубже. Он вышел на следующей остановке, прямо напротив луна-парка.

Но прежде чем направиться в луна-парк, старик извлек из кармана фотографию и упрятал ее под кожаную ленту на котелке. Затем подошел к турникету на входе, возле которого маячил контролер, облаченный в красивую ярко-красную униформу, и стал дружелюбно болтать с ним. А что такого? Какую угрозу для него может представлять невинная болтовня с контролером? И что страшного, если он покажет ему билеты? И даже спросит, как бы между прочим:

— Они еще действительны?

— А ты сам не видишь, что они уже использованы?

— Да? — вполне искренне удивился Мышь. — И когда же их успели использовать?

Как выяснилось, все три билета были использованы вчера, то есть в среду, двадцать третьего июня. Иными словами, всего лишь за несколько часов до того, как Мышь обнаружил труп в машине. Более того, один из трех билетов был детским, для посетителей не старше шести лет.

В это же самое время инспектор Логно заступил на очередное дежурство. Мышь был в курсе того, что инспектор опять дежурит в ночь. Но на этом треволнения не закончились. Прогуливаясь поздно вечером по Ели- сейским Полям, старик снова почувствовал неладное.

И опять Мышь проигнорировал голос собственной интуиции. Впрочем, едва ли он смог бы четко сформулировать, что именно его беспокоит. Разве что полицейский, который, когда он проходил мимо, неожиданно оглянулся и стал пристально смотреть ему вслед. Еще дважды в течение часа этот же самый полицейский попадался ему на глаза. А ведь здесь другой округ.

Ах, какой же он глупец, с опозданием сообразил Мышь. Ну да, Логно числится в отделении Девятого округа. Но что мешает ему обратиться за помощью к коллегам из Восьмого округа? Дескать, так и так, братцы! Помогите мне отследить все перемещения беспутного бродяги по кличке Мышь.

И те, конечно же, откликнулись и с готовностью пришли на помощь Зануде. Дали соответствующие распоряжения уже своим полицейским, несущим службу на улицах города, а в итоге Логно получит подробнейший протокол, в котором почти поминутно будут расписаны все хождения старика по Парижу.

В девять часов вечера он немного «поработал» для разнообразия на входе в кинотеатр на Елисейских Полях. Там шел премьерный показ какого-то нового художественного фильма, шикарная публика, исключительно в вечерних туалетах. А потому ему повезло больше, чем вчера, и он заработал целых двенадцать франков, которые не замедлил спустить все до последнего сантима на выпивку. Целых два литра вина, а на закуску — сосиска и багет белого хлеба.

Нет, на сей раз он обхитрит Зануду, твердо решил про себя Мышь. Он не станет устраиваться на ночлег в подвалах Оперы. Он поищет себе место в подземельях Большого дворца, а это уже другой округ. В конце концов, с точки зрения удобств, все подвалы одинаковы. Да и удобства, предлагаемые полицейскими участками, не сильно разнятся. Так что ему тоже без разницы, где коротать ночь. Уж его-то персона хорошо известна как в одном округе, так и в другом.

Однако ближе к ночи желание таскаться по городу пропало, и он, разыграв привычную комедию, снова оказался в родном участке. На сей раз там была посетительница, молодая красивая женщина, у которой потерялась собачка, и она, всхлипывая, описывала сержанту, как именно выглядит ее драгоценный песик. Дежурный полицейский сразу же занялся стариком, вначале изучил содержимое его карманов, потом велел снять пиджак, и Мышь, то ли по обыкновению, то ли для того, чтобы развеселить расстроенную посетительницу, снова сделал вид, что готов снять в придачу и брюки тоже. Более того, он даже успел спустить их почти до колен, выставив на всеобщее обозрение свои кальсоны.

Утром Мышь проснулся явно не в духе. Чем дальше, тем больше в нем крепла уверенность в том, что на чем-то Логно все же подловил его. И поделом! Ночью он точно приходил к нему в камеру. Поскольку ничего интересного в его лохмотьях не нашли, Зануда наверняка занялся головным убором. Куда же, в самом деле, запропастился его котелок?

Страшно мучила жажда. Мышь стал шуметь, кричать, чтобы его немедленно выпустили из камеры. Звать пришлось минут пять, пока откуда-то из глубин участка не вынырнул очередной дежурный.

— Куда вы подевали мой котелок? — набросился на него Мышь.

Полицейский уставился на него недоумевающим взглядом, явно не понимая, о чем идет речь. Он недавно заступил на смену и еще не успел ознакомиться с отчетом о ночных происшествиях.

Вместе с бродягой они принялись искать злополучный котелок и обнаружили его в углу за стойкой. Мышь тут же водрузил его на голову и направился к выходу. Так, в котелке, он дошагал до набережной Сены. И лишь там, предварительно оглядевшись по сторонам, снял котелок и проверил, на месте ли фотография. Фотография была на месте, но крохотная дырочка от булавки на самой кромке была красноречивее всяких слов.

Логно успел сделать себе дубликат фотки.

Эти двое все время вели между собой невидимую постороннему глазу схватку, по принципу «кто кого». Получается, что инспектор снова повел в счете, а уж его возможности и его бульдожья хватка были хорошо известны старику.

Предположим, Зануда о чем-то там догадался или что-то даже выведал. Но формально инспектор не имеет никакого отношения к криминалу, связанному с убийством. Он числится в муниципальной полиции и работает в Девятом округе. Следовательно, его должно волновать лишь то, что связано с общественным порядком в данном округе. И на этом всё! Вот пусть себе и отслеживает местных проституток или фиксирует дорожно-транспортные происшествия, случившиеся на подведомственной ему территории.

Но даже если инспектору удалось напасть на след преступления, его роль в этом деле будет весьма незначительной. Потому что, прежде всего, он обязан доложить о своих изысканиях начальству, а те уже дальше, по инстанции, свяжутся с Главным управлением криминальной полиции.

Впрочем, некое шестое чувство подсказывало бродяге, что Зануда взялся за расследование исключительно по личным мотивам. Всем известно, как он недолюбливает Мышь. Его раздражает эксцентричность старика, он не терпит его расхлябанности, его коробит от его дурацких шуточек. Неприязнь инспектора уходит корнями в прошлое и наверняка связана с застарелой обидой. Ведь это именно Мышь придумал инспектору кличку Зануда.

Впрочем, Логно не просто зануда, он еще и упрям, как бык. Целых двенадцать лет бился он за то, чтобы получить должность инспектора. Всякий раз бедолагу подводило то, что писал он крайне безграмотно, а потому регулярно заваливал все письменные экзамены. Но он старался и продолжает стараться до сих пор. Уже трижды Логно сдавал экзамены на должность старшего инспектора, увы! — пока безрезультатно. Ему даже намекнули, что дальнейшие попытки тоже окажутся тщетными, ибо у него слишком большие провалы по части школьной программы. Словом, недоучился инспектор в юные годы. Что означает лишь одно: он может вызубрить назубок все инструкции и положения, но ни шагу не продвинется вверх по карьерной лестнице.

Нельзя сказать, чтобы новость сильно обрадовала Логно, но и отчаиваться он не стал. Разве что сделался еще более угрюмым. И еще ревностнее взялся за службу. Нет, озлобленности в нем не было, но вот жалости по отношению к людям точно поубавилось. Инспектор скрупулезно исполнял свои обязанности, справедливо полагая, что именно за это ему и платят. Словом, такой если вцепится в тебя, то просто так от него не отделаешься.

Весь день Мышь рыскал по городу в поисках неуловимого инспектора, но тот словно сквозь землю провалился. Дважды старик заглядывал на станцию метро возле Оперы, где инспектор совершал свои ежедневные профилактические рейды, и оба раза впустую. То невозможно прогуляться ни по одному из центральных бульваров, чтобы не столкнуться носом к носу с Занудой, а тут и не видно, и не слышно. Пропал, исчез, растворился без следа! А еще газеты! Снова все утренние газеты дружно обошли молчанием происшествие в машине. Ни слова о незнакомце в вечернем костюме, которого зарезали, словно рождественского поросенка, два дня тому назад рядом с авеню Габриэль.

Или дело настолько важное, что его уже успели засекретить, причем на самом высоком государственном уровне? Странно, но Мышь вдруг подумал, что чем больше проходит времени с того страшного вечера, тем отчетливее проступает в его памяти лицо убитого.

А вот был ли рядом с машиной фонарь, он не запомнил. Впрочем, разве обратишь внимание на такие мелочи при виде трупа? Но сейчас какие-то отдельные детали стали припоминаться сами собой, и прежде всего те, что касались внешности незнакомца. Довольно плотный мужчина, очень светлые волосы. Мышь готов был поклясться, что этот человек — иностранец. В момент, когда он взялся за ручку дверцы, бумажник, скорее всего, лежал у убитого на коленях, а потом скатился вниз и выпал на асфальт. А уже потом…

Глядя на Мышь со стороны, никто бы и не подумал, что он занят тяжелейшими раздумьями. Старик ковылял по тротуару своей обычной клоунской походкой, слегка подволакивая левую ногу, с глазами, опущенными вниз, чтобы — не дай бог! — не пропустить ни одного окурка. Размышления размышлениями, а окурки — это святое. Тем более привычка.

А почему он так уверен, что убитый был в машине один? Резонный вопрос. Насколько он заметил, тело еще не успело даже остыть. Покойничек, как говорится, был тепленьким. А что если в тот момент, когда он взялся за ручку, чтобы открыть машину, злоумышленник успел спрятаться на заднем сидении? Или выскочил через другую дверцу? Кажется, кто-то точно прятался за капотом. И припарковалась машина несколько необычно. Почему не напротив здания Британского посольства? Наверняка в тот вечер у них был прием.

Да, именно так все и было! Картина преступления почти сложилась в голове старика. Убийца точно находился в машине, он сидел на заднем сидении, потом обвил руками шею жертвы и вонзил ему нож прямо в сердце. А почему нож? С какой стати он вообразил, что незнакомца закололи ножом? Просто у меня разыгралось воображение, с досадой подумал Мышь. Скорее всего, в ход пошел обычный револьвер.

Наверное, убийца приготовился схватить бумажник, но тут услышал, как кто-то скребется с улицы, и упал вниз, скрючившись на полу, чтобы не выдать свое присутствие.

Мышь почувствовал, как от напряжения на лбу у него выступила испарина. Он уже готов был поверить в то, что слышал чье-то дыхание за спинкой водительского кресла.

А когда он ушел прочь, убийца вылез из укрытия, пересел на место водителя и преспокойненько уехал себе в какое-нибудь безопасное место. И труп с собой увез. Куда-нибудь, где можно было заняться осмотром тела в поисках бумажника, не привлекая к себе излишнего внимания. В чем Мышь был уверен наверняка, так это в том, что убийца не заметил, как бумажник вывалился наружу.

За столиками уличных кафе было полно посетителей. Люди с удовольствием потягивали пенистое пиво, а старик, неуклюже пробираясь между столиками, продолжал упорно подбирать окурки, лишь изредка разражаясь небольшим монологом с призывом о подаянии, но только тогда, когда встречал участливый взгляд, и после того, как, оглядевшись по сторонам, убеждался в том, что рядом не маячат люди в форме.

— Подайте, ваша светлость, несчастному старику два франка на кружечку пива! — клянчил он то у одного посетителя, то у другого и подмигивал при этом с видом человека, убежденного в том, что нельзя не откликнуться на столь естественную просьбу.

Время близилось к восьми вечера, а Логно был по-прежнему недосягаем. И только позже, когда старик пристроился на парапете возле станции метро, чтобы перекусить, перед его глазами вдруг возник до боли знакомый коричневый костюм. Логно тоже успел его заметить, это уж само собой. Но не стал подходить к бродяге и требовать, чтобы тот выметался отсюда куда-нибудь подальше. Более того, Зануда даже заторопился прочь, отвернувшись в сторону, словно не хотел, чтобы его узнали. Уж не убегает ли он от него, подумал старик. Чудны дела твои, Господи!

На сей раз уже ему пришлось бежать вдогонку за инспектором, что оказалось совсем непросто. Ибо стоило приблизиться к Логно, как тот тут же ускорял шаг, пытаясь оторваться от бродяги. Тогда Мышь не выдержал и окликнул его.

— Инспектор! Эй! Да погодите же вы, черт меня дери! У меня есть что вам рассказать!

Логно замер как вкопанный и, развернувшись к старику лицом, уставился на него тяжелым немигающим взглядом.

— Что ты хочешь рассказать мне?

— Ничего!

— Тогда всего хорошего.

Он снова повернулся спиной и приготовился уйти.

— Да подождите же вы, инспектор! Какой же вы, право, нетерпеливый! Я и правда хочу вам кое-что сказать. Но только не надо на меня давить, договорились?

Старик замолчал. Он явно не знал, как себя вести дальше. Они остановились рядом со служебным входом в театр. На город опустился тихий летний вечер, небо окрасилось в розовые тона заката.

— Говори же! — нетерпеливо скомандовал инспектор.

— Я об этой юной мадемуазель, — старик бросил на Логно виноватый взгляд.

— Я весь внимание.

— Вы понимаете, о ком я, да?

— Продолжай!

— Послушайте! Так нечестно! Вы ведь гораздо умнее меня, у вас больше возможностей, и вы пользуетесь всем этим без зазрения совести. А я предлагаю вам справедливый обмен. Да, именно так. Обмен! Вы сообщаете мне кое-что, а я рассказываю вам тоже кое-что.

Мышь уставился на инспектора невинным взглядом младенца. Он хорошо представлял себе, как смотрится со стороны, ибо давно научился управлять мимикой своего морщинистого лица, словно самый заправский актер.

— Выкладывай!

— Нет, сначала вы! Я — человек слова, вы же знаете. Баш на баш. У вас есть информация, и у меня есть информация, вполне возможно, очень важная.

— Следуй за мной в участок.

— Нет, лучше здесь, на воздухе. В отделении полно народу. К тому же и у стен есть уши. Если вы думаете, что один рыскаете сейчас по городу в поисках информации, то глубоко заблуждаетесь.

Логно заколебался, старик понял это по выражению его лица. Видно, соблазн и в самом деле был велик.

— И что ты знаешь?

— Вначале ответьте на мой вопрос, а потом я.

— Спрашивай!

— Где живет эта юная мадемуазель?

Инспектор тут же впал в глубочайшую задумчивость. Лицо его стало серьезным, он долго молчал, лишь изредка бросая исподлобья немигающие взгляды на собеседника.

— О какой мадемуазель ты толкуешь?

— Вы прекрасно знаете, о какой! Предупреждаю, я в состоянии и сам найти ее, но просто у вас возможностей намного больше. Уверен, вы уже успели обойти всех парижских фотографов, чтобы выяснить, где именно снимали девушку. А мне с больными ногами на такие поиски потребуется вечность. К тому же, вы всегда можете привлечь к себе на помощь коллег из других округов.

Логно рассеянно посмотрел куда-то вдаль, поверх головы старика, но тот не обманулся его показным безразличием. Зануда крайне заинтересован в том, чтобы выудить из него как можно больше информации.

— Так что ты хочешь рассказать мне? Только идем! Люди уже начинают пялиться на нас.

— Хотите, я притворюсь, что прошу у вас деньги? — старик мгновенно напустил на себя жалостливое выражение лица, но глаза его оставались серьезными. — Инспектор, у вас ведь доброе сердце. Пожалейте несчастного старика, который хочет отыскать бедное дитя.

— Что за вздор ты несешь?! Эта девушка, она что, тебе дочь?

— Я этого не говорил, — живо возразил бродяга.

Будь осторожен, мысленно приказал он себе. Ты не имеешь права еще на одну ошибку. А рыбка-то, кажется, заглотнула наживку. Сейчас он дожмет этого Логно.

— Даже бездомный вроде меня, — начал он важно, — может порой оказать полиции большую услугу. Вот так! Уверен, вы уже нашли девушку. Не отпирайтесь! Вы слишком честный человек, чтобы опускаться до мелкой лжи.

— Говори первым.

— Нет, это несправедливо. Но даю слово, у меня есть что сообщить вам. Где она живет?

— На авеню Парк-Монсо.

— Ближе к парку или возле статуи Бельфорского льва?

— Рядом с улицей Дарю. Теперь твоя очередь. Зачем ты спрятал фотографию в котелке? И где ты ее взял? В среду вечером, когда тебя обыскивали в участке, никакой фотографии не было.

— Нашел.

Логно вперил в старика тяжелый взгляд, словно давая понять, что никаких шуток он не потерпит.

— А кто написал на обороте фамилию?

— Вы же прекрасно знаете, кто! Только не делайте вид, что никогда не видели моего почерка. Я написал!

— Зачем?

— Затем, что у меня был карандаш.

— Сейчас я живо спроважу тебя в участок!

У центрального входа в Гранд-опера маячила фигура дежурного полицейского. Время от времени он посматривал в их сторону, явно забавляясь выяснением отношений между инспектором по кличке Зануда и бродягой по кличке Мышь. Кажется, Зануда заметил повышенное любопытство со стороны постового и уже готов был сорваться на крик.

— Ступай за мной, кому сказано!

— Минуточку, инспектор! Я все скажу. Честное слово!

— Откуда тебе известно это имя?

— Вы имеете в виду Арчибальда Ландсберри? — наивно округлил глаза старик.

— Где ты его раскопал?

— Прочитал на регистрационном талоне, который был прикреплен к автомобилю.

Мышь решил потянуть время.

— Где именно?

— Возле ресторана Рояль.

— А зачем тебе понадобилось записывать его имя?

— Потому что я хотел помолиться за человека, который дал мне целых пять франков чаевых.

— Так это был мужчина?

— Да.

— Средних лет?

— Да. Волосы уже тронуты сединой.

Мышь стал испытывать беспокойство. Почему инспектор так вцепился в этого Ландсберри? И почему ничего не спрашивает о девушке?

— Когда это было?

— Вчера, в четыре часа пополудни.

Неужели именно так зовут того покойничка, которого он обнаружил в припаркованной на улице Г абриэль машине?

— А где ты взял фотографию?

— Я ее нашел.

— Прямо на улице валялась, а ты взял и подобрал ее, да?

— Нет, она валялась на полу бара на улице… На улице Вашингтон, если мне не изменяет память.

Беспокойство стало перерастать в откровенный страх. Мышь понял, что Логно круто берет его в оборот. Вряд ли ему удастся повалять дурака, пытаясь выиграть время.

— Что ты хотел рассказать мне? — хрипло поинтересовался у него Логно и бросил на Мышь такой испепеляющий взгляд, что у бродяги душа моментально ушла в пятки. Если он будет продолжать ломать комедию и ловчить, то последствия могут оказаться намного серьезнее, чем он это представляет.

— Я хотел сказать вам, что видел эту мадемуазель с фотки. Позавчера, то есть в среду, да, 23 числа. После обеда, в луна-парке.

— Продолжай!

— А это всё! Она была с маленьким мальчиком и каким-то господином.

— Ты видел ее своими глазами?

— Да.

— А как выглядел тот мужчина?

Придется пожертвовать какой-то частью информации для того, чтобы выяснить правду.

— Светловолосый такой… Волосы очень светлые. Полноватый…

Судя по всему, ответ показался инспектору исчерпывающим. Лицо

его моментально просветлело и разгладилось. Ага! Значит, то, что он ему сообщил, никак не противоречит сведениям, которыми Зануда уже располагает.

— А ты что делал в луна-парке? — прорычал инспектор уже так, на всякий случай, просто для очистки совести.

— Но вы же прекрасно знаете, что я делаю в луна-парке. Там постоянно нужны люди на подхвате: то одно, то другое… Иногда они просят меня поиграть на барабане. А однажды, когда не пришел их музыкант, я даже играл на трубе.

По лицу Логно было видно, как отчаянно он борется с собой. Наверное, как всегда, опасается, что бродяга просто дурачится, пытаясь по своему обыкновению обвести его вокруг пальца.

— И это все, что тебе известно?

— А что вам еще надо? — с деланым возмущением парировал Мышь.

Действительно, чего можно требовать от такого типа, брезгливо поморщился инспектор. Ему явно не хотелось отпускать бродягу. Что-то подсказывало ему, что если приложить еще немного усилий, то этого хитреца можно дожать. Он расколет старика, и тот проболтается и сообщит ему нечто такое, какую-то самую малость, пустяк, который, тем не менее, прольет свет на все остальное. И тогда вместо смутных подозрений появятся вполне конкретные факты.

— Что ты собираешься делать с фотографией?

— А вы?

— Не твое дело!

— Вот и у меня тоже очень личное! Тут затронуты чувства. Да, чувства! Вы же не можете запретить мне влюбиться в молоденькую девушку.

— Ты меня не видел, и никаких разговоров мы с тобой не вели! — угрожающим тоном предупредил его инспектор и повернулся, чтобы уйти прочь. Но снова остановился. Еще одна, последняя попытка. — Ты уже все для себя решил, да?

— О чем вы? — безмятежным голосом поинтересовался у него старик.

Продолжать разговор бессмысленно. Что ж, сейчас он отправится

домой и все хорошенько обдумает на досуге.

Ночь Мышь провел в участке возле Центрального рынка. Это как раз по пути на авеню Парк-Монсо. Участок не отличался особой чистотой. Никакого сравнения с отделением возле Гранд-опера. Запах овощей перебивал все остальные запахи. И знакомых в этих местах у него нет. Хорошо хоть, у соседа по камере оказался полный кулек объедков, которыми он с готовностью поделился с ним.

Дома Логно первым делом открыл справочник «Кто есть кто» и быстро нашел фамилию человека, значившегося на обороте фотографии девушки. Да, он не ошибся! Именно так зовут британского посла в Париже. Правда, есть одна маленькая неувязочка. На фотографии написано «сэр», а титул посла начинается со слова «лорд».

Что же до личности девушки, то, вопреки всем его опасениям, установить, кто она такая, оказалось не так уж и сложно. Утром Логно предусмотрительно поменялся сменами с коллегой и после обеда направился на Набережную Орфевр, где размещалось Управление уголовной полиции Парижа. Когда-то, давным-давно, он страстно мечтал работать в этом здании, все обитатели которого казались ему настоящими небожителями. Как-никак, а на Набережной Орфевр сосредоточены сливки французской криминальной полиции.

Однако сегодня он попросился на прием не к высокопоставленному чиновнику уголовной полиции, а к обычному фотографу. Худенький молодой человек с веснушчатым лицом обитал вместе со своей съемочной аппаратурой в небольшой мансарде под самой крышей комиссариата.

— Инспектор Логно, — коротко представился посетитель. — Девятый округ. Прошу простить, что отрываю вас от работы, но у меня есть официальное поручение к вам.

Надо сказать, что, несмотря на свой грозный вид, инспектор Логно был на самом деле человеком очень стеснительным. К тому же, постоянно снедаем тем, что психологи называют комплексом собственной неполноценности.

— Слушаю вас.

— Можно ли по фотографии установить личность модели?

— Женщина?

— Да. Но это стандартный снимок, на документы.

— Задача не из простых. Сегодня ведь многие фотографируются на паспорта в автоматах. Вам придется пролистать горы регистрационных записей. Если повезет, то что-нибудь и обнаружите среди них.

Судя по всему, фотографу было больше нечего добавить к сказанному.

Что ж, если надо, он так и сделает, решил Логно. Он даже возьмет отпуск и лично обойдет всех фотографов Парижа, но докопается до правды и узнает, что скрывается за столь необычным поведением бродяги.

Пока же инспектор записался на прием в отдел нравов. В сущности, речь шла о встрече с коллегами, но с коллегами, которые трудились на самом верху, курируя борьбу с проституцией уже в масштабах такого огромного города, как Париж. Его снова сопроводили длиннющими коридорами до нужной двери, словно рядового гражданина. Потом заставили долго ждать в приемной. Потом он еще раз десять показывал фотографию самым разным людям, пока, наконец, не была найдена соответствующая учетная карточка на девицу легкого поведения, после чего ему позволили ознакомиться с досье на девушку с фотографии.

После первого привода в полицию последовали новые, все это происходило семь лет тому назад, когда девушке не было еще и восемнадцати. Логно снова почувствовал себя в своей стихии: даже стиль, которым было написано досье, напомнил ему язык собственных отчетов. Он сделал кое- какие пометки у себя в блокноте. Девушка на удивление быстро стала на путь исправления. Согласно отчетам, получаемым с места, у нее даже появилось собственное жилье на авеню Парк-Монсо. Имелся также и постоянный доход, а потому полиция нравов вскоре исключила ее из списка наблюдаемых субъектов. Согласно информации, ее содержал некий коммивояжер из Швейцарии по фамилии Лерой, судя по всему, ее любовник.

В пять часов вечера, пока полицейские Восьмого округа во все глаза отслеживали передвижения бродяги по кличке Мышь на их территории, сам Логно звонил в дверь квартиры на авеню Парк-Монсо. Окна квартиры выходили на солнечную сторону улицы, и потому, зайдя в холл, инспектор невольно зажмурился от обилия света. Белые стены, веселенькие цветные занавески на окнах и мебель, сверкающая полировкой, словно ее только что доставили из магазина, все это еще более усиливало ощущение чистоты и свежести.

На балконе играл пятилетний мальчуган. Сама хозяйка, одетая в яркое летнее платье, ничуть не напоминала трудного подростка или проблемную юную девушку, запечатленную на фото. Перед инспектором предстала образцовая молодая мама с вязанием в руках.

Когда Логно со своим неизменно мрачным выражением лица молча вошел в прихожую, женщина невольно вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.

— Вас Эдгар прислал?

Увидев, как грозно сдвинулись к переносице его густые брови, она испугалась еще больше.

— Надеюсь, с ним все в порядке?

— Не думаю, — коротко ответил ей инспектор. — Но я здесь по другому поводу. Вот, нашел эту фотографию около дома и решил вернуть ее вам.

— Но как вы догадались, что это именно я? — озадаченно спросила у него Люси.

Пришлось выпутываться, объяснять, что сам он живет недалеко, на улице Дарю, и много раз сталкивался с ней на улице. А еще он подумал, что, быть может, эта фотография имеет для нее какое-то личное значение, дорога ей как память и прочее.

Молодая женщина в замешательстве вертела фотографию в руке.

— Но ведь это же Эдгар прислал вас ко мне, да?

Логно почувствовал себя неуютно. Он ведь явился в чужой дом исключительно как частное лицо. Он не имеет права вести с женщиной какие-то разговоры, не говоря уже о допросах. Надо уходить, и побыстрее.

— Одного не понимаю, — задумчиво обронила Люси. — Эдгар говорил мне, что эту фотографию он всегда будет носить при себе. Скажите мне правду! Вы точно знаете, что с ним все в порядке?

Мальчик перестал возиться с игрушками и молча прислушивался к их разговору. В отличие от темноволосой матери, малыш был белокурым. Светлые, почти платиновые волосы и нежная розовая кожа.

— Почему же он не пришел? — пробормотала женщина, словно размышляя вслух. Странный посетитель настолько озадачил ее, что она даже не предложила ему сесть.

На улице стояла невыносимая жара, но в доме было прохладно. Логно вдруг подумал, что и сам бы не прочь пожить в такой светлой и идеально чистой квартире, похожей скорее на шикарную клинику, чем на обычное жилье.

— Вы ждете месье Лероя в гости? — спросил он несколько невпопад.

— А, так вы его все же знаете! Скажите же, ради бога, зачем вы пришли?

— Уверяю вас, исключительно ради того, чтобы вернуть вам фотографию.

— Тогда откуда вам известно имя моего любовника? — Люси произнесла последнее слово с легкой небрежностью, совершенно не стесняясь присутствия маленького сына.

— Узнал у консьержа.

— В самом деле?

Разумеется, она ему не поверила. Мрачный, угрюмый человек. Как к такому подступиться? Как заставить его говорить? Пусть уходит, подумала она и, закрыв за Логно дверь, стала напряженно вслушиваться в звуки шагов по лестнице. Почему он не воспользовался лифтом? Фотография осталась лежать на журнальном столике. Люси взяла фотографию, машинально перевернула ее и прочитала на обороте имя сэра Арчибальда Ландсберри.

— А это еще кто такой? — недоуменно пожала она плечами.

Она не читала газет и никогда не слышала фамилии англичанина.

Глава третья. Господин Фридрих Мюллер и Дора по прозвищу «Венгерка»

Логно провел два совершенно невыносимых, мучительных, ужасных часа. Да, именно так: ужасных, без всякого преувеличения. Вначале, когда его препроводили в огромную гостиную, он страшно растерялся, потом растерянность сменилась откровенной паникой и даже страхом, но нужно было любой ценой сохранять самообладание под пристальными взглядами других посетителей, державшихся весьма непринужденно и раскованно.

У Логно даже появилось желание бросить все, встать и уйти прочь, но усилием воли он заставил себя сидеть на прежнем месте. В конце концов, ему не привыкать томиться ожиданием под самыми разными дверями. Подождет и здесь.

Едва Логно переступил порог Британского посольства, как тут же пожалел об этом. Напрасно он сюда явился, размышлял инспектор, разглядывая через окно улицу. И так всегда! Он всегда поступает неправильно, когда обуреваем желанием довести начатое дело до его логического конца. Кстати, его методичность ужасно злит жену.

Но что он может с собой поделать? Таким уж он уродился. К тому же, он должен, он обязан докопаться до правды в этой нелепой истории: конверт с кучей долларов внутри. Пусть бродяга знает, что в полиции работают не только тупицы и болваны.

И все же сейчас он явно перебрал! Самым нахальным образом напросился на аудиенцию к самому британскому послу. А кто он такой? Всего лишь инспектор муниципальной полиции, как значилось на служебной визитке, которую он вручил секретарю. Рядовой инспектор!

Гостиная постепенно заполнялась народом, но никто из посетителей не задержался в очереди более двадцати минут, а его, между тем, мариновали уже больше часа. Логно даже вспотел от напряжения. Наверняка посол сейчас звонит префекту полиции и интересуется, какого черта в его приемной околачиваются всякие муниципальные инспекторы.

Но неожиданно Логно пригласили в шикарный кабинет, хозяин которого, манерный молодой человек, тут же предложил ему стул.

— Лорд Ландсберри? — запинаясь, пробормотал Логно при виде всей этой роскоши.

— Нет, один из его секретарей.

— Но мне нужен именно сам лорд Ландсберри.

Дальше и вовсе случилось нечто из ряда вон. Его без лишних слов повели дальше, они миновали еще два кабинета и оказались перед массивными, обитыми кожей дверями, за которыми скрывался еще один роскошный кабинет поистине гигантских размеров, подавляющий своим великолепием. В дальнем углу кабинета за большим письменным столом восседал респектабельный джентльмен с моноклем.

— Я хотел спросить ваше превосходительство, известна ли вам эта девушка, — пролепетал инспектор, холодея от страха, и протянул послу фотографию Люси Бойсвин. Как хорошо, что он предусмотрительно сделал с фотографии не меньше десятка копий.

Посол был явно шокирован. Некоторое время он молча разглядывал снимок, видно, не вполне понимая, чего от него хочет этот необычный посетитель. Наконец он вернул фотографию инспектору.

— Кто это?

— Неважно. Коль скоро вы не знаете этой женщины…

Логно был настолько сбит с толку, что покинул посольство, даже забыв о шляпе. Пришлось лакею мчаться за ним вдогонку. Инспектор был страшно зол, он был унижен и раздавлен. Ну и напуган, конечно. Ведь его визитка осталась у посла. Что, если тот прикажет секретарю связаться с самим префектом? А тут еще и Мышь в придачу!

Не успел Логно выйти из здания посольства, как увидел, что на противоположной стороне улицы, прямо напротив дипмиссии, удобно устроился на одной из скамеек его подопечный. Сидит себе как ни в чем не бывало, греется на солнышке и наслаждается жизнью.

Инспектор ринулся к нему с таким решительным видом, что старик инстинктивно вскинул руки, словно защищаясь от удара.

— А ты что здесь торчишь? — рявкнул Логно на Мышь

— Но вы же видите, перекусываю, сижу себе, никого не трогаю. Лучше вы скажите, что здесь делали! И что вам сообщил этот Арчибальд?

Логно запаниковал. Он понимал, что швейцар в униформе, охраняющий двери в посольство, отлично видит их. Впервые в жизни инспектор забыл о всякой осторожности и повел себя в высшей степени неосмотрительно.

— Послушай! — повернулся он к бродяге. — Нам с тобой есть о чем потолковать, не так ли? Приходи ко мне сегодня вечером, часов около восьми. Дом двадцать девять, площадь…

— Константин-Пекер, я знаю.

Мышь широко улыбнулся и, лукаво подмигнув инспектору на прощание, посеменил прочь, слегка подволакивая левую ногу.

В восемь часов вечера в дверь позвонили. Логно сделал знак жене, и та, взяв сына за руку, увела ребенка в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

Войдя в комнату, Мышь с явным интересом огляделся по сторонам и присвистнул.

— Живут же люди! — воскликнул он одобрительно, рассматривая небольшую, но очень уютную комнатку, буквально утопающую в потоках света, льющегося из оранжевого абажура.

— Присаживайся! — предложил старику Логно, чувствуя, как его снова охватывает паника. Правильно ли он поступил, пригласив бродягу к себе домой? Не нанесут ли подобные контакты ущерба его репутации?

Мышь тоже нервничал, он это отлично видел, но ошибочно истолковал нервозность бродяги как признак робости: ведь старик впервые в жизни переступил порог квартиры полицейского.

— Нам надо серьезно поговорить, ты не находишь? — начал Логно, стараясь ничем не выдать внутреннего волнения, и принялся сосредоточенно набивать трубку. — Предлагаю тебе честную игру. Карты на стол! Договорились?

Логно не видел, как мелко дрожат под столом руки старика, сложенные на коленях. И было от чего.

Все предыдущие три дня газеты хранили упорное молчание о происшествии. Но вот вечерние выпуски газет от двадцать седьмого июня запестрели заголовками: «Таинственное исчезновение швейцарского финансиста в Париже». А дальше следовали пространные комментарии.

Полиция уведомила прессу о загадочном исчезновении месье Эдгара Лоёма из Базеля, известного в европейских финансовых кругах деятеля. Многие даже считают его гениальным финансистом. До сего дня месье Лоём возглавлял влиятельную компанию под названием Базельская группа. Он часто бывал по делам компании во многих европейских столицах, в том числе и в Париже. Здесь он постоянно останавливался в отеле «Касти- льоне» на углу Вандомской площади, где у него зарезервирован номер на год вперед. В этой же гостинице проживает и месье Фридрих Мюллер, его уполномоченный представитель и помощник, отвечающий за работу французского отделения компании.

Прочитав сообщение, Мышь моментально потерял покой и весь вечер метался по городу, снедаемый самым настоящим страхом.

— Сигарету хочешь? — предложил ему инспектор.

— Не откажусь, — ответил старик, напряженно прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. За дверью спальни мадам Логно укладывала сына спать. Наверху шумели соседи, звуки автомобильных клаксонов долетали с улицы.

Логно напустил на себя особо свирепое выражение лица и грозно сдвинул брови.

— Так ты собираешься вести со мной честную игру, да?

И это «да» мгновенно выдало его внутреннюю неуверенность и смятение.

— Послушай, ты же хорошо меня знаешь! Я не выпущу тебя из своих рук, пока не выпотрошу наизнанку.

— Что правда, то правда, — миролюбиво согласился с ним Мышь.

— Любой на моем месте уже давно перестал бы цацкаться с тобой.

Легкая улыбка скользнула по лицу старика. Ну, положим, подобными

угрозами его не запугать! Инспектор просто намекает, что может задержать его под каким-нибудь надуманным предлогом. Мало ли что можно предъявить бродяге.

Трубка инспектора нестерпимо чадила и слегка присвистывала при каждой затяжке, но Логно, видимо, уже так привык к ней, что не замечал этих мелких неудобств.

— Я тебя ни в чем не обвиняю, заметь. Не в моих правилах вешать на человека то, что тот не…

И опять Зануда не лукавит, мысленно согласился с ним Мышь. Инспектор Логно — порядочный человек, а где-то, в самой глубине своей души, быть может, и добрый. Одна лишь беда с ним. Слишком въедливый. Всегда хочет докопаться до самой сути всего и вся.

— Отвечай честно! Это для тебя наилучший выход.

— Отвечать кому? — поинтересовался бродяга, прикидываясь невинной овечкой.

— Мне! — рявкнул инспектор, снова теряя терпение.

— Понятно, что вам! Но кому? Инспектору Логно из Девятого округа или месье Логно, проживающему на площади Константин-Пекер? Это я хотел бы узнать.

Кажется, он все же совершил глупость, пригласив бродягу к себе в дом, с запоздалым сожалением подумал Логно.

— Решай сам! — устало бросил он. — Но ответь мне хотя бы на один единственный вопрос. Откуда ты знаешь эту женщину?

— Вы имеете в виду Люси Бойсвин?

— Ты уже и имя ее знаешь?

— Как и вы! Выяснил сегодня днем. Вы же сами сообщили мне, где она живет. Утром я пошел на авеню Парк-Монсо, пристроился на скамейке и дождался, когда она с мальчиком вышла на прогулку.

— Ты заговорил с ней?

— Ну не на улице же! Как можно заводить разговор с приличной женщиной на улице? Нет, я подождал, пока они вернутся из парка, потом она пошла в магазин за продуктами, а потом…

— Ты посмел заявиться к ней в квартиру?

— Да. Я отдал ей фотографию. Как и вы, кстати. У нее был очень испуганный вид, она показала мне ту, вторую фотографию, и сказала, что ничегошеньки не понимает.

— А что еще она сказала?

— Спросила, знаю ли я месье Лероя. Но ее всю трясло от страха. Я даже испугался, что сейчас начнется истерика, слезы и все такое. Я честно признался, что не знаю никакого месье Лероя. Но вот на обороте написано чье-то имя. Арчибальд… Ну, вы знаете, о ком я.

— Дальше!

— А дальше я вымелся вон и занялся выяснением того, что это за тип — Арчибальд Ландсберри. Залез в справочник «Кто есть кто» и все быстро выяснил. Только меня, конечно, никто не пропустит в Британское посольство, как некоторых! Ну, и что вам этот Арчибальд сообщил?

— Ничего! — выпалил Логно и тут же спохватился, что сболтнул лишнее. — Тебя это не касается!

— Вот вы как! — не на шутку разобиделся старик. — Я к вам со всей душой! Рассказываю все, что знаю. Ничего не скрываю. А вы! Господи, как же у вас душно! — он рукавом отер пот, струившийся по лбу, и поднялся со своего места. — Получается, что нам больше нечего сказать друг другу.

— Мозельбах! — рассвирепел инспектор до такой степени, что впервые назвал бродягу его настоящим именем.

— Слушаю вас!

— Скажи мне правду!

— Какую правду вы хотите знать?

— Я хочу знать, какая связь существует между долларами и фотографией.

— Вы хотите, чтобы я завел пластинку с самого начала? Прекрасно! Слушайте! Была среда, я получил бесплатную похлебку в столовке при Армии спасения. Шел дождь, сильный дождь. Потом…

— Я не о том тебя спрашиваю!

Старикашка лгал. Он откровенно лгал, и это было видно невооруженным глазом. Впрочем, Логно понял, что Мышь что-то недоговаривает, с самого начала, с того момента, когда он перешагнул порог их отделения в тот злополучный вечер. Уже тогда его подозрение вызвало обилие мелких подробностей, протокольная точность времени и места действия, случайно подвернувшаяся Лия, у которой бродяга клянчил четыре франка на такси, и швейцар на входе в ресторан, так удачно оказавшийся рядом в тот самый момент, когда старик поднимал с асфальта конверт, набитый пачками долларов.

— А, вы хотите, чтобы я прямо на ходу сочинил что-то новенькое? Что ж, по части выдумок я мастак. Пожалуйста! Я спер банкноты у одного подгулявшего посетителя бара…

— Все! С меня довольно! Заткнись, или я за себя не ручаюсь.

Пора сматываться, понял Мышь. Иначе инспектор и правда сорвется и наделает глупостей.

Логно решительным шагом направился к входным дверям и широко распахнул их.

— До скорой встречи! — прошипел он угрожающим тоном.

— И вы меня позвали к себе только ради этого? — искренне удивился бродяга. — Тем не менее, спокойной вам ночи. Если я снова понадоблюсь, вы всегда сумеете найти меня в отделении. После полуночи, конечно.

Спускаясь вниз по лестнице, Мышь машинально повторял имя, которое вычитал в газете.

— Лоём… Лоём… Итак, его звали Лоём.

Ну, и что из того? Что это ему дает? Да ровным счетом ничего!

На следующий день, ближе к полудню, Логно направился к старшему инспектору своего округа. Снять, так сказать, груз с души и чистосердечно рассказать о всех своих инициативах. Он покинул кабинет начальства в гораздо более благодушном настроении, чем когда входил в него. Старший инспектор слушал его рассеянно, задумчиво хмыкал, долго смотрел в окно и лишь потом объявил свое решение:

— Подготовьте мне письменный рапорт. Я дам ему ход в случае, если… Хотя, насколько я понимаю, никто еще не затребовал деньги и не заявил об их пропаже.

Логно уселся писать рапорт прямо в отделении, но после четырех или пяти бесплодных попыток внятно изложить на бумаге все то, о чем он рассказал начальству при личной встрече, понял, что на работе ему сосредоточиться не дадут, и взял бумаги домой, чтобы заняться писаниной вечером. Странное дело, когда говоришь, то слова вроде бы звучат убедительно. Но стоит перенести их на бумагу, и получается какой-то детский лепет. Сплетни, слухи, пустые домыслы.

В конце концов рапорт был написан, и Логно даже зачитал его вслух жене. Но ей нездоровилось, она рассеянно слушала мужа, не вникая в смысл того, о чем он говорит.

— Ну, как? — спросил он, закончив чтение. — Что ты об этом думаешь?

— Думаю, что впредь тебе не стоит приглашать к нам в дом всяких бродяг. Мало ли что!

Отправив злополучный рапорт наверх, инспектор вздохнул с облегчением. Пусть теперь этим делом занимаются те, кому положено. А он во время очередного обхода по вверенным ему территориям добросовестно прошерстит свой контингент — проститутки, сутенеры и прочее, и при этом постарается выбрать такой маршрут, чтобы противный старикан ни разу не попался ему на глаза.

Вечерние газеты выплеснули на свои страницы новую порцию сенсационных материалов. Заголовки, набранные крупным шрифтом, гласили следующее: «Неожиданный поворот в деле об исчезновении швейцарского финансиста», «Молодая венгерка обвиняет Фридриха Мюллера в убийстве шефа».

Далее шли развернутые сообщения.

— Что ты здесь делаешь?

— Ничего, господин офицер.

— Убирайся!

Мышь обиженно пожал плечами. Никто из тех, кто работает в полицейских участках Восьмого и Девятого округов, никогда не беседовал с ним в столь оскорбительном тоне. И таких глупых вопросов там ему не задают. Но Вандомская площадь относится ко Второму округу, и здесь его никто не знает.

Субботний день. Солнце палит нещадно уже с самого утра. Газеты полны фотографий набережных Сены, запруженных парижанами в купальных костюмах. Такое впечатление, что снимки сделаны на взморье. Подзаголовки под стать фотографиям. «Волна тропического зноя накрыла Париж».

Логно исчез из поля зрения, словно сквозь землю провалился. Мышь специально отправился минувшей ночью в отделение Опера. Но нет его и там. Черт знает что! Оказывается, не сталкиваться с Занудой пару дней — такая же пытка, как и видеть его каждый день.

Эдгар Лоём, Мюллер, Дора. Мышь успел выучить статью почти назубок. Пожалуй, это — лучшая публикация из всех. Но он внимательно ознакомился и с другими. Да, неплохо было бы лично побеседовать с субчиком по фамилии Мюллер. Но тот и носа не кажет на улицу. За все то время, что бродяга околачивался вокруг отеля, из него вышли только инспектор криминальной полиции и два фотокорреспондента, которые сейчас неспешно прогуливались вдоль улицы Кастильоне, делая вид, что рассматривают картины, выставленные в витрине антикварной лавки.

И вот суровый страж порядка, дежуривший на входе в отель, приказал ему убираться прочь. Ах, как бы ему хотелось, хотя бы на время, стать кем-нибудь из них. К примеру, Логно, который может запросто переступить порог Британского посольства и встретиться с самим Арчибальдом. Или старшим инспектором Люка, уже допросившим Мюллера. На худой конец, мадемуазель Дорой, которая наверняка имела доступ к бумагам исчезнувшего финансиста, или даже журналистом. Их ведь тоже никто не останавливает, и они вольны расспрашивать персонал отеля обо всем что им вздумается.

А он, бедняга, даже не может позаимствовать у себя же самого немного денег на мелкие расходы. Подумать только! В эту самую минуту бумажник с его деньгами, надежно припрятанный в тайнике под сидением автобуса, курсирует себе преспокойненько на ипподром и обратно. Вот только конверт надо было забрать из бумажника и перепрятать в другое место. Но он ведь ему вообще не придал большого значения. А между тем, именно на нем значилось имя сэра Арчибальда Ландсберри.

Какое же отношение имеет к убийству английский дипломат? И почему он сэр, а не лорд? И почему этот проклятый труп находился всего лишь в нескольких ярдах от Британского посольства?

Однако пока надо убираться прочь, подальше от отеля. От греха подальше! Надо запастись терпением. Ровно через год он станет обладателем состояния в сто пятьдесят тысяч франков.

Подтягивая левую ногу, бродяга медленно заковылял в сторону бульвара Сен-Жермен. Мысли его снова вернулись в то утро, когда он дежурил на скамейке возле дома Люси Бойсвин. Тогда он не обратил внимания, но сейчас вдруг вспомнил, что молодая женщина назвала сына Эдгаром. Между прочим, пропавшего Лоёма тоже зовут Эдгаром. Совпадение? Ну, положим, Логно наверняка уже докопался до столь многозначительного совпадения. Не дурак ведь! И тоже газеты читает.

Да, в хорошенький переплет попал он с деньгами, так нежданно свалившимися ему на голову! Неужели же ему не повезет? Вопреки всем предпринятым им мерам предосторожности.

Старик свернул на теневую сторону авеню Парк-Монсо. Хорошо бы сейчас пропустить стаканчик вина. Но нельзя! Вдруг он встретится с Логно, а тот сразу раскусит, что он не в форме. Черт! Зануда не выходит у него из головы вот уже второй день подряд.

Вечерние газеты не опубликовали фотографии Лоёма. Видно, приберегают ценную информацию для утренних выпусков. Рано или поздно все газеты печатают фотографии людей, пропавших без вести. Тем более, при таких загадочных обстоятельствах. Тем более, если эти люди — финансисты.

Разумеется, Люси Бойсвин сразу же опознает своего коммивояжера Лероя. И тогда…

И тогда, устало размышлял Мышь, его, несмотря на все уловки, могут взять в оборот уже по-настоящему. Эти ребята в два счета припрут его к стенке. Нет, он выстоит! Он должен выстоять. А потому нельзя расслабляться ни на минуту. Словом, никакого красного вина, ни глотка.

Ах, какой же беззаботной жизнью он жил еще какую-то неделю тому назад! Да, но ведь впереди маячит собственный домик, который он обязательно купит в своей родной деревне. И станет там уважаемым и авторитетным человеком.

Глава четвертая. Мелкие счета крупного финансиста

В воскресенье, 27 июня, в пять часов пополудни, старший инспектор Люка неожиданно резким движением распахнул дверь гостиничного номера. Судя по всему, инспектор был страшно зол. Он обвел взглядом холл, забитый журналистами, которые о чем-то весело болтали и смеялись в ожидании горячих новостей, и сурово изрек:

— Господа, вам не кажется, что ваше веселье не вполне уместно? Возможно, человека, поисками которого мы занимаемся, уже нет в живых.

И тут он выхватил из толпы бродягу, который затесался в самую гущу журналистской братии. Тот, заметив взгляд инспектора, обращенный уже непосредственно на него, моментально ужался в размерах и сморщился так, словно намеревался исчезнуть из гостиничного холла незамеченным.

Люка знаком подозвал к себе инспектора, который следил за порядком в холле, и о чем-то спросил его, кивнув в сторону Мыши. Наверняка поинтересовался, что делает бездомный старик в холле респектабельного отеля. На что инспектор широко улыбнулся и сказал:

— Занятный тип! Говорит, что у него имеется кое-какая информация для вас.

Мышь жадно следил за выражением лиц этих двоих, пытаясь угадать, о чем они говорят.

— Хорошо! Я поговорю с ним через пару минут, — сказал Люка и снова укрылся в номере Лоёма, громко стукнув за собой дверью.

Как по команде, журналисты окружили Мышь. Сейчас они так похожи на школьников, которых на время оставил учитель, подумал бродяга, но не растерялся и, напустив на себя обычную шутовскую маску, с четверть часа развлекал пишущую братию, словно заправский клоун. К вящему ужасу администратора, некоторые фотокорреспонденты вскарабкались на диваны и принялись щелкать затворами своих фотокамер, запечатлевая бродягу на пленку в самых разных ракурсах.

Солнечным воскресным утром все происходило именно так, как и предполагал старик. Большинство парижан подались на природу, городские улицы приобрели полупустынный вид, как это бывает в летнюю пору по воскресеньям. Люси Бойсвин вышла, как всегда это делала по утрам, на лестничную площадку, чтобы забрать бутылку молока, оставленную молочником. Рядом с бутылкой лежала утренняя газета. Люси прихватила и ее и, вернувшись в дом, положила на стол. Малыш с аккуратно подвязанной вокруг шеи салфеткой пил какао, рассеянно помахивая ножками, которые еще даже не дотягивали до пола. Комната купалась в потоках солнечного света, все вокруг искрилось и переливалось в первых утренних лучах.

Газета могла бы проваляться нечитанной целый день, но, к несчастью для себя, Люси машинально развернула ее и тут же издала крик ужаса и, поперхнувшись, умолкла. Женщина бросила быстрый взгляд на сынишку, проверяя, не напугала ли она ребенка своим выкриком. Но мальчуган продолжал как ни в чем не бывало размахивать ногами, потягивая какао. Тогда она схватила газету и опрометью бросилась в спальню. Ей хотелось внимательнее рассмотреть фотографию, размещенную на первой полосе. Под фотографией большими буквами было написано следующее: «Финансист Эдгар Лоём, исчезнувший при загадочных обстоятельствах».

Фотография была десятилетней давности. Лоём в те годы носил длинные пышные усы, отчего был очень похож на господ с фотоснимков начала века, сделанных при открытии Всемирной выставки в Париже. Но Люси узнала любовника сразу. Какой финансист? Это же месье Лерой. Она быстро оделась, потом переодела сына и, взяв его за руку, отвела к консьержке и попросила присмотреть за мальчиком, пока она не вернется.

Впервые за многие годы Люси уходила из дома, не прибравшись предварительно в квартире, и это — о ужас! — в десять часов утра. Окна она не стала закрывать. Легкий ветерок шевелил гардины, раздувая их, словно паруса в открытом море.

Звонок из комиссариата застал старшего инспектора Люка дома. Дежурный доложил ему о неожиданной посетительнице. Через полчаса Люка уже был на Набережной Орфевр. С десяток журналистов томились в ожидании новостей в длинном коридоре Управления криминальной полиции. А уже к обеду дневные выпуски газет сообщили читателям новую порцию свежей информации.

Ночь Мышь провел в отделении возле Гранд-опера. Логно по-прежнему отсутствовал. Мышь решил действовать напролом и спросил у знакомого сержанта, куда пропал Зануда. Тот не стал скрытничать.

— Так он же в отпуске. Да, еще со вчерашнего дня. Собирается вместе с семьей на отдых к морю. Может, уже и уехали.

Утром следующего дня Мышь вознамерился съездить на бега, исключительно ради того, чтобы лично убедиться в том, что его бумажник по- прежнему лежит на своем законном месте под задним сидением старенького автобуса. Но, ознакомившись с сообщениями, появившимися в дневных выпусках газет, передумал и отказался от поездки на ипподром. До трех часов дня он бесцельно шлялся по раскаленному асфальту пустынных парижских улиц, напряженно прикидывая в уме, что делать дальше.

Он, человек, никогда не имевший за душой лишнего франка, вдруг почувствовал страшную скаредность. Мысль о том, что богатство, поступившее на хранение в отдел находок, может уплыть в другие руки, была нестерпима. Нет уж, дудки! Он сделает все от него зависящее, чтобы деньги достались ему и только ему. В конце концов, это его законная собственность. Старик настолько разволновался, что даже не заметил, как стал разговаривать вслух.

— До чего же безобразно устроен это мир, — бормотал он, медленно продвигаясь по тротуару и подволакивая левую ногу. — Никакой справедливости нет!

И что прикажете ему делать? Мышь не сомневался, что молодая женщина наверняка сообщила полиции о том, что к ней поочередно наведались Логно и какой-то бродяга, и оба предъявляли ей одинаковые фотографии.

Вот будет сюрпризик для Зануды, развеселился старик. Впрочем, инспектор Логно наверняка уже греет свои кости где-то на взморье. Старик даже приготовился лично наведаться на площадь Константин-Пекер, чтобы убедиться в том, что так оно и есть, но снова передумал. Уж слишком далеко тащиться по такой жаре. Вместо этого он направился к Вандомской площади и некоторое время ненавязчиво ошивался возле отеля. Но вот план в его голове созрел окончательно, и он с решительным видом повернул на себя створки вращающейся двери.

— Мне надо срочно переговорить со старшим инспектором! — отбился он от швейцара, попытавшегося вытолкать его обратно на улицу.

Это же он повторил и инспектору, подошедшему на шум. Тот выслушал и пропустил его в холл, где было полно журналистов. Конечно, поначалу Мышь очень оробел. А если честно, то он просто боялся. Может быть, поэтому немедленно напустил на себя шутовской вид и принялся изо всех сил веселить публику.

— Обычно я квартирую либо в Гранд-опера, либо в Большом дворце, — объявил он с важным видом под дружный хохот зрителей. — В подвале, конечно, — добавил он, переждав, пока хохот стихнет. — То есть я хочу сказать, в цокольном этаже. А еще у меня есть один заклятый враг, инспектор Логно. Я ему даже кличку придумал — инспектор Зануда. Так вот, в среду… нет, в четверг, я зашел в бар на улице Вашингтон. Я, знаете ли, предпочитаю вращаться в самых лучших парижских кварталах… Итак, я зашел в бар и там нашел фотографию женщины, в которую невозможно не влюбиться. И я влюбился!

Он продолжал нести всякий вздор, энергично размахивал руками, время от времени вытирая рукавом струившийся по лбу пот, а сам, между тем, не сводил глаз с двери, за которой вели неспешную беседу старший инспектор Люка и Люси Бойсвин.

Именно в разгар всеобщего веселья, вызванного появлением бродяги, Люка распахнул дверь и сурово попенял журналистам на недопустимость подобного поведения с учетом всех обстоятельств ведущегося следствия. И тут же заскрипели перья десятков авторучек. Репортеры слово в слово записали реплику старшего инспектора: «Господа, вам не кажется, что ваше веселье не вполне уместно? Возможно, человека, поисками которого мы занимаемся, уже нет в живых». Разумеется, все без исключения обратили внимание на слово возможно. Журналисты подчеркнули слово, а старик, услышав его, моментально помрачнел и перестал ломать комедию.

Черт-черт-черт, думал он лихорадочно. Что это означает? Возможно! Значит, существует и другая возможность, что тот покойничек из машины все еще жив? Неужели он так непростительно ошибся? Не отличить покойника от живого человека. Это уже никуда не годится. Нет и еще раз нет! Он не мог так опростоволоситься. Тот человек в машине, он точно был мертв. А вдруг он сейчас сидит себе живехонький как ни в чем не бывало за дверями своего номера и беседует с инспектором Люка? А его, Мышь, сейчас приведут, поставят перед ним, он внимательно посмотрит на бездомного и скажет:

— Да, это тот самый бродяга, который украл мой бумажник!

Вот будет фокус!

— Давай же, Мышь! — подначивали его журналисты. — Продолжай свои сказки, только не очень громко. Что ты там плел про этого инспектора Зануду?

Но старик уже полностью потерял нить повествования, да и настроение валять дурака исчезло.

— А вы никогда не задавались вопросом, почему любовник проводит с вами всего лишь три или четыре дня в месяц?

— Но у него же профессия такая. Он — коммивояжер, постоянно в разъездах по всей стране.

— И эти его объяснения вас вполне устроили?

Старший инспектор Люка старался вести допрос мягко, почти по- дружески. Задавал вопросы с отсутствующим выражением лица, будто его это вовсе и не интересует. Он восседал за массивным письменным столом в стиле эпохи Наполеона и рассеянно поглядывал в окно. Окна гостиной в номере Лоёма выходили на Вандомскую площадь и на улицу Де ла Паикс.

Люси Бойсвин сидела напротив, неудобно пристроившись на самом краешке кресла. На фоне утонченной роскоши, царившей в номере финансиста, она в своем платьице в стиле матроски смотрелась немного простовато и даже несколько вульгарно. Общее впечатление портило и жалостливо-униженное выражение лица, которое обычно бывает у просителей.

— То есть никаких подозрений подобные объяснения у вас никогда не вызывали?

— Нет! — твердо ответила молодая женщина и добавила, тряхнув головой: — Конечно, я догадывалась, что у него где-то есть семья, жена и все остальное. Правда, он не носил обручального кольца. Сказал, что протестанты не носят обручальных колец. Жаль, что он не сказал мне всей правды о себе. Думаю, я имела на это право.

— Вы так полагаете?

— Сама не знаю. Но, наверное, все же имела. К тому же, я замечала кучу мелочей, которые немного удивляли. Например, он не очень любил гулять вместе со мной и сыном. И всегда выбирал для таких вылазок в город самые оживленные места, популярные среди простых людей. Я объясняла это его вкусовыми пристрастиями. Например, он всегда предпочитал маленькие кинотеатры где-нибудь на окраине. Мы часто ходили в луна-парк или в зоопарк. Ездили в Версаль, не пропускали ни одной выставки в тамошнем выставочном центре Порт-де-Версаль.

— То есть вы находили его предпочтения немного странными?

— Не то чтобы странными. Я вообще не придавала значения подобным мелочам. Но теперь они снова всплыли в моей памяти. Эдгар обожал все обыденное. Мне даже казалось, что его любовь к простоте несколько преувеличена. Понимаете, о чем я? Он всякий раз с такой радостью сбрасывал с себя пиджак, переодевался в шлепанцы и с упоением предавался домашним хлопотам. Ему нравилось чинить краны, забивать гвозди, он с удовольствием возился с неисправным проигрывателем. Именно он настоял, чтобы мы кушали всегда на кухне. Говорил, там очень уютно.

Люси закрыла глаза и замолчала. Люка терпеливо ждал.

— Он был замечательным человеком! — заговорила она снова после продолжительной паузы. — Самым лучшим на свете. Сейчас-то я понимаю, что он вел себя так потому, что не хотел унижать меня, подавлять своим превосходством. Ему было легче опуститься до моего уровня… Мы часто говорили о деньгах, и я всегда просила его быть экономным, не тратить слишком много. Например, в метро я всегда настаивала, чтобы он покупал билеты в вагоны второго класса. Ехать-то все равно в одном поезде, какая разница? А он всегда при этом смотрел на меня умиленным взглядом. Видно, моя бережливость его трогала.

— А сколько он вам давал на содержание?

— Определенной суммы не было. Он сам вел нашу бухгалтерию и рассчитывался по счетам из лавок. Что же касается расходов на содержание квартиры, квартплаты и прочего, то я обходилась ему не дороже двух тысяч франков в месяц. Видите ли, я сама шью себе платья, мастерю шляпки. До прошлого года я и сынишке шила все сама. Как вспомню, как я уговаривала его открыть счет в сберегательном банке…

— Он послушался вас?

— Да. Хотя однажды мне показалось, что подобные разговоры выводят его из себя. Но, тем не менее, счет он открыл и ежемесячно клал туда сто франков. Я тоже, со своей стороны, свела к минимуму все траты на мелкие расходы и время от времени пополняла счет небольшими взносами. Однажды утром он просмотрел сберегательную книжку. Я думала, он разозлится, но он лишь улыбнулся, увидев мои старания.

Женщина не плакала. Слезы скопились в уголках ее глаз и тяжелыми каплями повисли на ресницах. Лихорадочный румянец на щеках выдавал ее страшное волнение.

— Простите, если мой следующий вопрос покажется вам бестактным. Что именно привязывало его к вам? Это была страсть? Или что?

Она мгновенно уловила скрытый подтекст, заключенный в последнем вопросе.

— О нет, ничего подобного! Он совершенно не был похож на всех этих развратных типов!

Легкая улыбка скользнула по губам инспектора. Скользнула и тут же исчезла. Горячность, с которой женщина произнесла последнюю фразу, выдала ее с головой. Наверняка ей не раз приходилось сталкиваться в прошлом именно с такими развратными типами.

— Вы ведь догадываетесь, кем я была на момент встречи с ним. Он подобрал меня возле вокзала Сен-Лазар в десять часов вечера. Я сидела на террасе открытого кафе, а он за соседним столиком заказал себе пиво. Я сама заговорила с ним и попросила угостить меня ужином. Вы не поверите, но это — чистая правда! Первые три недели он вообще не прикасался ко мне. Зато почти сразу же забрал из пансиона, в котором я квартировала, и перевез на эту квартиру…

— Он получал письма?

Женщина отрицательно мотнула головой.

— И никаких посетителей тоже? А он когда-нибудь говорил с вами о друзьях или о своей семье?

— Только об отце. Он умер два года назад. По его рассказам, отец был суровым человеком, протестантом очень строгих правил. Думаю, он его побаивался.

— Вы сказали, что расстались с ним в среду в пять часов вечера. И что месье Лоём пообещал навестить вас в четверг, так?

— Да, именно так все и было. Мы ходили втроем в луна-парк, потом он проводил нас до метро, и мы распрощались до четверга.

— Он не сказал, куда собирается вечером?

— Он никогда не отчитывался мне о своих планах.

— А сами вы никогда не спрашивали, не так ли?

Женщина кивнула в знак согласия и добавила:

— Нужно было знать Эдгара. Он был не из тех, к кому можно приставать с расспросами. Порой он даже делал вид, что не слышит, о чем его спрашивают.

— А чем он занимался, когда оставался у вас?

— Я же сказала вам! С радостью предавался всяческим домашним хлопотам. А еще с увлечением раскладывал вместе с сыном марки по альбомам. Он всегда приносил ему марки.

Инспектор поднялся из-за стола. Кажется, женщина рассказала все, что знает, и большего из нее не вытянешь. Она также опознала некоторые из вещей, принадлежавшие Лоёму. В частности, костюм, в котором он был в среду, 23 июня, когда они ходили в луна-парк.

— Неужели его уже нет в живых? — воскликнула Люси. — Я сразу догадалась, что случилось что-то плохое, когда эти двое пришли ко мне с одинаковыми фотографиями. А я готова поклясться, что фотография была в одном-единственном числе. Я вообще хотела ее порвать и выбросить вон. Старая фотка, и воспоминания связаны с ней не самые приятные…

— Прошу вас уделить мне еще несколько минут, — проговорил инспектор, направляясь к дверям. Заслышав шум, вся пишущая братия вскочила как по команде.

— Это все инспектор виноват.

— То есть инспектор Зануда, как ты его называешь?

Это были самые неприятные минуты в жизни старика. Еще никогда он не испытывал такой нервозности в присутствии полицейского. Едва он вошел в комнату, как с присущей ему фамильярностью попытался пристроиться в одном из старинных кресел, обитых зеленым шелком, и тут же ему было велено подняться с места.

— Встать! — жестко скомандовал ему Люка.

Но Мышь, все еще продолжая корчить шута, схватил с письменного стола ножик для бумаг. И снова старший инспектор пресек его невинную попытку пофамильярничать: он мгновенно выхватил ножик из рук старика и положил его на стол.

— Так говоришь, в четверг. В три часа дня? Уверен, что именно в три часа?

— Да. Или около трех. В небольшом баре на улице Вашингтон. Вы должны знать этот бар. Там обычно перекусывают водители всяких важных господ, облаченные в ливреи.

Да, видно, здесь все его ужимки, ухмылки, шуточки и прочие фокусы без надобности. Господину Люка нужны факты, и только факты. А потому и долбит в одну точку: время и место действия.

В среду там-то и там-то, в такое-то время конверт…

В четверг фотография…

В четверг вечером…

Ну, и так далее. Их собеседование прервал телефонный звонок. Старший инспектор вышел в другую комнату, намереваясь поговорить без свидетелей. Но Мышь услышал, как он сказал кому-то в трубку:

— Скажите ему, чтобы ехал в отель «Кастильоне». Да, я его обязательно дождусь.

Потом допрос возобновился, и старик продолжил свой рассказ.

— Ну да, я был заинтригован, и пошел на авеню Парк-Монсо. Мне стало интересно, зачем инспектору понадобилось делать копию с фотографии, которую я спрятал в шляпе. Я просто решил вернуть фотографию ее владелице. Вот все, что я знаю…

Еще минут пятнадцать Люка, пристроившись возле окна, терпеливо слушал болтовню старика ни о чем. А может, погрузившись в свои мысли, он и вовсе забыл о его присутствии. Потому что очень удивился, когда, оторвавшись от созерцания городских пейзажей за окном, обнаружил, что бродяга все еще торчит в комнате.

— Пока свободен!

— Разве вы не хотите знать, где можно меня найти в случае чего? Знаете, порой люди слышат такое…

В этот момент дверь отворилась, и на пороге возник инспектор Логно, и вид у него был еще более мрачный, чем обычно. Но Люка не дал им времени на разглядывание друг друга. Он тут же вытолкал старика за дверь, где тот немедленно попал в плотное кольцо фотокорреспондентов, а сам жестом пригласил Логно проследовать за ним в номер.

Логно освободился через полчаса. К его удивлению, старика в холле уже не было, а не мешало бы перекинуться с ним парой слов. Тот же в это время развлекал своими байками всех кухонных в надежде на вознаграждение в виде бесплатной трапезы. Но, как говорится, на нет и суда нет, а потому Логно поспешил домой.

В гостиной громоздилась гора чемоданов. Жена стояла возле окна уже в шляпке. Сынишка, облаченный в выходной костюмчик, слонялся по комнате, не зная, куда себя деть.

— Поторопись! Иначе мы можем опоздать на поезд, — бросила ему жена. — Ну, как все прошло?

— Мы никуда не едем.

Мадам Логно раздраженно повела плечами. Она потратила несколько дней на подготовку к отъезду, ходила по магазинам, докупала нужные мелочи, потом паковала вещи. И вот вам, пожалуйста! В самую последнюю минуту ей сообщают, что отдых на море отменяется.

— Вы можете ехать вдвоем. А мне нужно остаться в Париже. Дела!

— Это все тот противный старик, да?

— И он тоже. Но есть и другие дела, — уклончиво ответил Логно. Он не любил распространяться о своей работе даже дома, всегда помня о том, что секретность информации в его профессии превыше всего.

— Надеюсь, это не опасно? — тут же встревожилась мадам Логно.

— Так ты едешь или остаешься дома? — задал ей встречный вопрос муж.

— А ты как думаешь? — моментально взвилась женщина.

— Я вообще ничего не думаю. Поступай как знаешь! А я возвращаюсь на работу. У меня ночное дежурство с восьми вечера.

— Вот так всегда! — раздраженно бросила мадам Логно, снимая шляпку. — Дежурство, работа! А семья, жена, это не в счет! Попробуй возразить и сказать мне, что я не права! Уверена, это они упросили тебя остаться!

Дора, облаченная в легкий пеньюар, удобно устроилась в кресле- качалке, и судя по выражению ее лица, была настроена весьма решительно. Она исподлобья бросала враждебные взгляды на инспектора, ее ответы были категоричны и предельно лаконичны. Чаще всего преобладало короткое «нет».

Старший инспектор сам напросился к строптивой венгерке, чтобы задать ей пару вопросов, ибо несколько ранее получил от нее записку, что ей нездоровиться и она не сможет спуститься вниз для беседы с ним.

В комнатах царил полнейший беспорядок. Неприбранная постель, повсюду громоздились горы окурков со следами розовой помады, подносы с полупустыми стаканами и фужерами, рядом со столом тележка с остатками холодного ленча, а на самом столе упаковка таблеток аспирина.

— Вы уверены, что никогда не состояли в интимных отношениях с месье Лоёмом?

Женщина недовольно повела плечами, словно давая понять, что подобное любопытство просто недопустимо.

— Прошу прощения, но я настаиваю на своем вопросе. Видите ли, господин Мюллер утверждает, что так оно и было. В частности, он сказал, что недавно вы вместе с месье Лоёмом ездили в Будапешт. Только вдвоем, без Мюллера.

— То была исключительно деловая поездка.

— Вы не можете рассказать мне более подробно, какие конкретно дела вы там решали?

— Я обязана отвечать вам?

— Нет. Но мы все равно наведем справки и узнаем. Так что не вижу смысла играть в молчанки.

— Я возила Лоёма в Будапешт, чтобы познакомить его со своим отцом.

— Зачем?

— Отцу понадобилась консультация по одному важному делу. Речь идет о какой-то крупной сделке, но подробностей я и сама не знаю. У Лоёма ведь огромный опыт в самых разных сферах бизнеса: самолетостроение, тяжелая промышленность и даже парфюмерия. Он, к примеру, монопольно контролирует торговлю парфюмом в некоторых странах Южной Америки. Такой ответ вас устроит?

— И в итоге сделка была заключена?

— Нет! — с яростью выкрикнула мадемуазель Дора.

— Почему нет?

— Потому что месье Лоём так и не встретился с моим отцом.

— Был в Будапеште и не встретился?

— Да!

— Но почему?

— Он передумал встречаться. Теперь вы довольны?

— Еще один вопрос. Как давно вы являетесь любовницей господина Мюллера?

Женщина с достоинством поднялась с кресла, медленно подошла к столу и, небрежно повернувшись спиной к инспектору, плеснула себе в стакан спиртное.

— Я была его невестой, — проговорила она, нарочито растягивая слова и многозначительно сделав ударение на слове «была».

Ее эскапады раздражали инспектора настолько, что он не удержался от язвительной реплики:

— Может быть, в Венгрии слова любовница и невеста означают одно и то же. Но у нас… Впрочем, идем дальше. Как долго вы были его невестой?

— Год.

— Вы поддерживали тесные отношения одновременно с двумя мужчинами?

— Вы хотите спросить, спала ли я с ними обоими?

— Я хочу спросить, были ли ваши отношения с этими господами настолько доверительными, что вы могли в любое время дня и ночи зайти к ним в номер без стука или даже присутствовать при их обсуждении каких-то деловых вопросов.

— Нет!

— То есть, дела они предпочитали решать без вас?

— Лоём вообще никогда не говорил о делах на людях!

— Тогда почему вы обвиняете Фридриха Мюллера в предумышленном убийстве шефа?

— Потому!!!

— Потому, что?

— Потому что он вполне способен на убийство.

— И это все?

— Потому что ему не оставалось ничего иного! И на этом все! Точка! Больше я не скажу вам ни слова, ясно? Я устала, и с меня довольно! А если вы не оставите меня в покое, то я немедленно позвоню в наше представительство и свяжусь с самим послом.

Мадемуазель снова привела себя в состояние крайнего возбуждения, как это было вчера, когда она закатила истерику в холле отеля.

— Никогда не думала, что французская полиция ведет себя так бесцеремонно. Где же ваша пресловутая галантность?

— Прошу прощения! — поспешил отступить на заданные позиции старший инспектор Люка. — Впрочем, если передумаете и захотите добавить к сказанному что-то еще, то я всегда к вашим услугам. Меня легко найти в Управлении криминальной полиции. Впрочем, если вы в дальнейшем захотите общаться уже непосредственно со следователем, то я тоже не стану возражать.

— Мне больше нечего добавить. Тем более что, судя по всему, вы не собираетесь арестовывать Мюллера.

Люка молча поклонился и направился к выходу, замешкавшись на пару секунд возле дверей в надежде, что мадемуазель Дора передумает и продолжит разговор. Но строптивая венгерка хранила молчание.

— Спокойной ночи, мадемуазель Дора.

— Убирайтесь ко всем чертям! — выкрикнула та в ярости, и лишь легкий иностранный акцент несколько скрасил грубость пожелания.

— Завтра сами все увидите! — хвастливо вещал старик, лежа на своем привычном топчане в отделении полиции возле Гранд-опера. — Моя фотография будет на первых полосах всех утренних газет!

Мышь появился в участке с видом заправской кинозвезды. Он ни минуты не сомневался, что там уже наслышаны о его последних подвигах. Но заметив угрюмое лицо инспектора Логно, сидевшего, по своему обыкновению, в углу комнаты, старик немедленно свернул представление, оставив большую часть заготовленных реприз для сокамерников.

— Добрый вечер, инспектор! — вежливо поздоровался он, проходя мимо, но ответа так и не дождался.

Он лежал уже второй час, а сон все не шел. И это несмотря на две бутылки вина, которые он предусмотрительно осушил в конце дня. В камере напротив дрыхла какая-то проститутка. Она крепко спала, прислонившись спиной к стене и уронив голову на грудь. В темноте поблескивали ее светлые шелковые чулки.

Потом к нему в камеру привели какого-то поляка, и Мышь даже поначалу обрадовался, что у него, наконец, появился слушатель.

— Да ты знаешь, кто я? — тут же распушил он хвост перед соседом. — Наверняка не знаешь! Ты же чужак! Меня зовут Мышь! Все журналисты обращались ко мне именно так: месье Мышь. Завтра сам увидишь мою фотографию в газетах.

Поляк был сильно простужен и смотрел на старика с затравленным выражением лица. Вполне возможно, он плохо понимал, о чем тот говорит.

— Этот старший инспектор очень самоуверенный тип! Думает, он сумеет расколоть меня в два счета! Не тут-то было! Я ему так прямо и сказал: «Прошу прощения, инспектор! Но я не веду доверительных разговоров с людьми, которых не знаю!»

Обычно, рассказывая свои небылицы, старик, в конце концов, и сам начинал им верить. Но старший инспектор Люка оказался ему явно не по зубам. Он отлично понимал это и страшно злился на весь белый свет.

Наверняка они пустят Логно по его следу, и уж тот, получив команду «Фас!», вцепится в него железной хваткой. И тогда прости-прощай его мечта о собственном домике в родной деревне. Но ничего, мы еще посмотрим, кто кого! Они и понятия не имеют, на что он способен! Да он сейчас такое придумает, что им и не снилось. Ведь впереди у него целая ночь. Есть время пораскинуть мозгами. Не вечно же ему скитаться бродягой по подвалам и подворотням.

Постепенно сон сморил старика. Последним в сознании мелькнуло имя.

Арчибальд…

С какой стороны замешан в этом деле Арчибальд, черт его дери?

Глава пятая. Месье Мартин Остин из Базеля

Понедельник, 28 июня. Жара не спадает. Школы закрыли на день из-за высокой температуры на улице. В самом центре Парижа мужчины фланируют по тротуарам без пиджаков и галстуков, с расстегнутыми воротами рубах. А одна смелая парижанка даже рискнула появиться на людях в пляжной пижаме, сразу же вызвав к себе пристальный интерес со стороны фоторепортеров. Все столики уличных кафе заполнены посетителями, и спешно доставляются новые столы и стулья, а где можно, расширяются площадки, отведенные под кафе. Все вокруг утопает в неге. Даже полицейские, регулирующие движение транспорта на перекрестках, и те едва махают своими жезлами, невольно подпадая под настроение всеобщей расслабленности.

И лишь инспектор Логно оставался сам собой. Строгий коричневый костюм, коричневая фетровая шляпа, застегнутый на все пуговицы пиджак. Рубашка, галстук, манжеты. Все как положено. Он шел по дымящемуся от жары асфальту, время от времени вытирая носовым платком струящийся по лицу пот. Вот платков он предусмотрительно захватил из дома сразу несколько штук.

И выражение его лица под стать облачению: суровое и непреклонное. Никакой пощады бродяга от него не дождется!

Наказ старшего инспектора «Постарайтесь насесть на старикашку как следует. Он явно чего-то недоговаривает» Логно воспринял буквально, как руководство к действию. И насел на Мышь со всей решительностью, на какую был способен. Причем в прямом смысле слова. Ночь инспектор провел в участке, а с утра сел старикашке на хвост, не отпуская его от себя ни на шаг.

— Послушайте, инспектор! — сдали нервы у бродяги. — Вам не кажется, что со стороны мы смотримся по-дурацки? Давайте хотя бы идти рядом. Можно перекинуться словечком, другим. Вполне естественно, вы не находите?

Логно проигнорировал слова старика, будто его и не было рядом, лишь на минуту замерев посреди тротуара.

— Что ж, как хотите! — сдался Мышь. — Между прочим, я не столько за себя пекусь, сколько стараюсь ради вашего же блага. Знаете, в былые времена всяких важных господ всегда сопровождала свита. Или хотя бы один ливрейный лакей. Вот и вы при мне сейчас смотритесь сущим лакеем.

Мышь явно был в бешенстве. Он уже перепробовал все свои уловки, чтобы отвязаться от Зануды. Начинал бежать, потом вдруг останавливался, бесцельно пялился в пустоту с четверть часа и тут же стремглав нырял в ближайший магазин и слонялся там бог знает сколько времени. Безрезультатно! Логно следовал за ним неотступно и молча. И только лицо его делалось все мрачнее и мрачнее, пока, наконец, после того как была выкурена последняя сигарета, оно и вовсе не стало угрюмым. Инспектор прекрасно понимал, что нескоро сумеет отлучиться в табачную лавку за новой пачкой сигарет. Мышь не позволит, сразу же улизнет прочь.

Дневные выпуски газет поместили весьма скудную информацию о ходе расследования. Никаких заголовков, набранных жирным шрифтом, никаких фотографий и подписей под ними.

И на этом точка. Никаких упоминаний о Мюллере, Доре или, тем более, о молодой женщине по имени Люси Бойсвин. Также ни полслова

о бродяге по кличке Мышь, чьими фотографиями и хвастливыми заявлениями, сделанными накануне представителям прессы, пестрели все утренние газеты.

По всему чувствовалось, что Мартин Остин согласовал ход расследования на самом верху. Седовласый дородный господин, облаченный в строгий черный костюм, с неизменной сигарой во рту, едким дымом которой он окуривал всех, с кем беседовал в течение дня, судя по всему, не намерен был шутить и сразу же взял все в свои руки.

Трудно было представить себе этого месье смеющимся. Наверное, в последний раз Мартин Остин смеялся в далеком-далеком детстве. Когда он тяжелой поступью величественно входил в комнату, с непроницаемым выражением лица и равнодушным взглядом, то всем присутствующим мгновенно становилось ясно, кто здесь главный.

Во всяком случае, персонал отеля понял это сразу же, как только Мартин Остин вылез из такси и угрожающим жестом пресек попытку швейцара взять у него из рук небольшой кейс.

Подойдя к стойке администратора, он грозно прорычал молодому человеку в униформе:

— Мартин Остин!

И ему тут же вручили ключи от номера и кипу телеграмм, пришедших на его имя. Бизнесмен просмотрел их, не отходя от стойки, ловко вскрывая телеграммы ногтем. Он читал их с таким видом, словно хотел испепелить взглядом не только бумаги, но и сами буквы.

Спустя десять минут после появления бизнесмена в отеле к парадному входу подкатил шикарный лимузин с дипломатическими номерами и увез господина Остина в посольство, где он был принят самим послом. Мгновенно поддавшись диктату важного гостя, посол поспешил связаться с министром внутренних дел и вызвался лично сопровождать его во Дворец правосудия.

После встречи с министром последовал шквал телефонных звонков. Министр позвонил префекту полиции, тот, в свою очередь, связался с начальником департамента, а последний озвучил указания уже непосредственно группе следователей, ведущих дело об исчезновении швейцарского финансиста.

К одиннадцати часам дня все было кончено. Мартин Остин без труда сумел убедить французские власти, что те повели себя весьма опрометчиво, проявив излишнее рвение и инициировав расследование без веских на то причин. Естественно, вся вина за излишнюю поспешность в столь щекотливом деле была незамедлительно возложена на старшего инспектора Люка, замыкающее звено в цепочке задействованных должностных лиц высокого ранга.

По возвращении в отель господин Остин принял старшего инспектора Люка у себя в номере. Их беседа состоялась в конференц-зале, специально предназначенном для всевозможных деловых встреч и совещаний. Люка усадили за огромный овальный стол, покрытый сукном, на котором в строгом порядке стояли двенадцать чернильниц и столько же промокательниц, а затем Мартин Остин продиктовал старшему инспектору текст, скорее похожий на официальное заявление, чем на изложение личного мнения. Во время диктовки бизнесмен непрестанно мерил комнату тяжелыми шагами, от которых сотрясались полы и мигали лампочки в люстрах номера этажом ниже. Иногда он задерживался возле стола и смотрел инспектору через плечо, словно желая удостовериться, что тот исправно помечает в своем блокноте каждое сказанное им слово.

Слово подчиненный было повторено дважды с ударением на каждом слоге.

За каждым словом чувствовался особый управленческий стиль, наработанный несколькими веками существования компании. За двести с лишним лет на посту руководителей Базельской группы сменилось немало людей, похожих своими властными замашками на Мартина Остина. Все они привыкли жесткой рукой держать бразды правления компанией, кулуарно решая самые щекотливые вопросы и успешно воплощая в жизнь самые изощренные финансовые схемы. Закончив диктовать, Остин сказал:

— Я задержусь в Париже на несколько дней. С министром мы договорились, что вы будете держать меня в курсе всех новостей и незамедлительно докладывать о малейших подвижках в ходе расследования. На этом у меня к вам все.

В половине двенадцатого Люка уже докладывал о состоявшейся встрече комиссару полиции. Ровно в полдень комиссар был принят префектом, а в два часа дня расследование обстоятельств таинственного исчезновения швейцарского финансиста было официально приостановлено. После чего последовало специальное сообщение для прессы. Однако в приватном порядке старшему инспектору были даны следующие указания:

— Продолжайте расследование, но без излишней шумихи, стараясь не привлекать к себе внимание газетчиков.

А Мартин Остин в это самое время уже навис, словно громадная скала, над Фридрихом Мюллером. Разговор происходил за закрытыми дверями в номере Эдгара Лоёма. Попыхивая сигарой, Мартин Остин проговорил угрожающим тоном:

— Я слушаю вас.

Трудно было определить по каменному выражению лица финансиста, слушает ли он, что говорит ему клерк, или же, напротив, с головой ушел в собственные мысли. Не выпуская изо рта сигару, он уселся в кресло возле окна и, казалось, всецело погрузился в созерцание городских пейзажей. Потом он встал, медленно прошелся по комнате к письменному столу и, взяв со стола какие-то бумаги, стал сверяться с ними.

— В среду, двадцать третьего июня, — монотонно бубнил Мюллер, — господин Лоём покинул отель сразу же после обеда и вернулся назад около шести часов вечера. Ему дважды звонили вечером, и вопреки обыкновению, он сам ответил на оба звонка. Я лично относил ему телефон в спальню, так как в это время он переодевался.

— И о чем был разговор? Вы ведь наверняка подслушивали, сняв вторую трубку у себя в комнате.

Мюллер не стал напускать на себя оскорбленный вид, тем самым подтвердив правомерность догадки Мартина Остина.

— Первый раз ему звонил некий месье, назвавшийся Джоном. Он сказал, что они встретятся в ложе номер шестнадцать в Гранд-опера. Последнее обстоятельство, кстати, объясняет, почему Лоём надел вечерний фрак, ибо в тот день в опере давали гала-концерт. Второй звонок последовал несколько позже. Опять звонил тот же человек.

— Месье Джон?

— Да. Он сказал, что обстоятельства изменились и он не сможет приехать в театр, и предложил встретиться на углу улицы Берри.

— В какое время?

— В девять часов вечера.

Со стороны месье Остин, увлеченно играющий цепочкой от собственных часов, никак не производил впечатления человека, занятого самыми серьезными размышлениями. Трудно было также определить по выражению его лица, безоговорочно ли он верит всему, что рассказывает ему Мюллер, или не верит ни единому его слову.

— И что потом?

— Я был в гостиной, когда месье Лоём вышел из спальни. Он предложил подвезти меня до площади Мадлен.

— И у вас не возникло ни малейшего соблазна пойти на улицу Берри и посмотреть, с кем у него назначена там встреча?

— Нет.

— А вот я уверен, что да!

— Да! Но я пришел слишком поздно. Там уже никого не было.

Остин сделал вид, что снова погрузился в изучение личного дела Мюллера. Из досье следовало, что Мюллер родился во Фрейбурге, в небогатой семье, принадлежавшей к среднему классу. Он окончил университет в родном городе и получил степень в области юриспруденции, затем был принят на работу в юротдел их компании. В течение пяти лет, как следовало из характеристик его руководителей, подшитых в дело, ничем значительным себя не проявил. И вдруг, неожиданно для всех, Лоём берет его с собой в Париж для участия в переговорах по поводу заключения какой-то важной сделки, после чего оставляет при себе в качестве личного секретаря, а чуть позже назначает представителем компании, отвечающим за ведение бизнеса во Франции.

Остин молча пожевал сигару, пристально разглядывая элегантного молодого человека. Напомаженные волосы, строгий костюм, неброский галстук, все безупречно. И к его ответам трудно придраться. И все же

Мартин Остин интуитивно чувствовал, что за словами помощника исчезнувшего финансиста скрывается нечто большее. Нечто такое, что пока ускользает от него и не дает восстановить целиком всю картину разыгравшейся трагедии.

— Когда вы узнали о существовании этой женщины?

— Мадемуазель Доры?

— Нет, второй! До или после?

— После! — Мюллер понял все правильно и ответил без запинки.

А вот здесь он точно солгал, подумал Остин, и уверенности в нем сильно поубавилось.

— А мадемуазель Дора?

— Она — моя невеста.

— Надеюсь, она уже покинула Париж?

— Она пообещала мне, что уедет сегодня вечером. Наверное, мне следует сопровождать ее.

— Нет! — рявкнул Остин и захлопнул папку с личным делом Мюллера. — У вас есть машинистка?

— Да. Она сейчас в моем кабинете.

— Пришлите ее ко мне. И оставьте нас вдвоем.

Остин надиктовал машинистке несколько зашифрованных телеграмм. Потом попросил соединить его с Брюсселем и Амстердамом и погрузился в продолжительные телефонные переговоры. К шести часам вечера гостиная в номере Лоёма утопала в клубах сизого дыма, а Мартин Остин, выкуривший за день несметное количество сигар, даже ни разу не попросил подать ему стакан воды.

Инспектор Жоли из Управления криминальной полиции в приватном порядке проинформировал старшего инспектора Люка о том, что господин Мюллер лично проводил мадемуазель Дору на Северный вокзал, где она села в вагон Берлинского экспресса. По его сведениям, у женщины билет до Берлина.

— Скатертью дорожка! — отреагировал на новость Люка. — А вы не спускайте глаз с Мюллера.

Что же до инспектора Логно, то бесконечное преследование бродяги уводило его все дальше и дальше от эпицентра разворачивающихся событий. Целый день Мышь, исключительно из вредности, протаскал его вдоль всех набережных Сены, пока они, наконец, не добрели до предместья Шарентон, где через систему шлюзов Сена плавно перетекала в Марну.

Можно было только восхищаться выносливостью старика, неутомимо отмерявшего милю за милей. Было уже три часа дня, когда Мышь в конце концов сдался. Он свалился на землю возле самого канала, где было полно и других отдыхающих, скатал пиджак, положив его себе под голову, прикрыл лицо старой шляпой и почти мгновенно погрузился в сон.

Логно хотел было воспользоваться моментом и сбегать к ближайшей телефонной будке, чтобы позвонить старшему инспектору Люка, к которому его прикомандировали на время следствия, чтобы доложить о проделанной работе, но не рискнул. Кто его знает, этого старого фокусника! Вдруг он не спит, а просто притворяется? Ждет момента, когда он упустит его из виду, чтобы улизнуть прочь. Логно тяжело вздохнул, достал носовой платок, расстелил его на траве, чтобы не испачкать костюм, и тоже уселся на землю неподалеку.

В канале весело плескалась ребятня. Многие дети плавали нагишом. Пожалуй, будь его воля, инспектор заставил бы мальчишек натянуть на себя плавки, но здесь не его округ. На подходе к шлюзу скопилось не менее пятидесяти барж. Они медленно, одна за другой, протискивались в раскрытые створки шлюза, слишком узкие, как казалось с берега, для их пузатых форм, и шли вниз по направлению к Марне.

В пять часов вечера старик пробудился ото сна и недовольно уставился на Логно. Кажется, присутствие инспектора больше не веселило бродягу. Оно уже не только утомило его своей откровенной навязчивостью, но стало пугать, как некая неминуемая угроза, с которой ему не разминуться. А потому, когда он показал инспектору язык, то это уже не смахивало на безобидную шутку. Скорее вопль отчаяния. Впрочем, и этот номер у него не прошел, и ни один мускул не дрогнул на лице инспектора.

Тогда старик решил пропустить стаканчик вина, чтобы поднять настрой. Правда, сильно болела голова, изрядно напекло солнцем за те два часа, что он проспал. Но он все же потянулся в ближайший бар и попросил себе стакан красного вина. Инспектор как тень поплелся за ним следом, но в бар не пошел и остался поджидать на тротуаре.

Увидев газету, которая лежала на прилавке, старик спросил у бармена:

— Можно мне взять ее?

— Бери.

— Все, что осталось в бутылке, я тоже забираю. Сколько с меня?

Вернувшись на берег канала, где к шести часам вечера, когда закончился рабочий день, было уже столько отдыхающих, что, как говорится, яблоку негде упасть, Мышь погрузился в чтение газеты. Старик даже не удосужился взглянуть на число. Он читал все подряд, медленно переворачивая страницу за страницей. Разоблачительные инвективы о тех, кто жульничает с налогами, пространная статья о детском туберкулезе, бесчисленные колонки с объявлениями и рекламой, некоторые его даже заинтересовали. Так, некая фирма настоятельно рекомендовала какой-то особенный грыжевой бандаж. А старика уже давно мучила застарелая грыжа. И вдруг взгляд его выхватил из колонки довольно странное объявление:

В первый момент он ничего не понял, но, поломав немного голову, составил более-менее внятный текст зашифрованного послания, согласно которому некий Арчибальд обещал выгодные финансовые сделки всем потенциальным клиентам в любой день после восьми часов вечера при соблюдении полнейшей анонимности финансовых операций. Место встречи — ресторан Фуке на Елисейских Полях. Пароль для контактов — номер газеты «Нью-Йорк Геральд».

Мышь взглянул исподтишка на Логно, но тот даже не посмотрел в его сторону, всецело уйдя в созерцание загорающих красоток в купальниках. Старик отложил газету в сторону и задумался.

Конечно, все может быть случайным совпадением. Но интуиция подсказывала ему, что он не ошибся. Речь в объявлении идет именно о том самом Арчибальде. Открытие настолько ошарашило его, что он готов был сию же минуту вскочить на ноги и бежать во весь опор на поиски этого таинственного Арчибальда. Но Логно! Инспектор повис у него на ногах тяжелой гирей. С таким грузом далеко не убежишь.

Да, он не ошибается. Как не ошибся и в тот вечер, почувствовав, что в машине с покойником еще кто-то есть. Кто-то, кто прятался за спинкой водительского кресла. И этот кто-то, вполне возможно, видел, как он подбирал с земли бумажник.

Убийца? Или даже убийцы? А вдруг они уже ищут его? Хотят вернуть назад свои доллары? Вот и это объявление! Оно ведь не случайно появилось. О, нет! Они специально опубликовали столь странный текст, чтобы не привлекать к себе внимание со стороны полиции. Видно, надеялись, что он обязательно клюнет на их удочку. А что для этого им нужно было сделать? Упомянуть имя Арчибальда, конечно. Ведь именно это имя было написано на конверте. Довольно редкое имя. Не каждый день встретишь человека по имени Арчибальд.

Мышь поднялся с земли, небрежно поинтересовался у соседа, который уже час, и узнав, что половина седьмого, поспешил к остановке трамвая. Присутствие Логно, который пристроился на остановке прямо у него за спиной, привело старика в неописуемую ярость. Когда же он, наконец, отвяжется от него?

Но еще больше его занимало другое. Как убийца или убийцы, если злоумышленников несколько, узнали о существовании некоего Арчибальда, коль скоро бумажник достался ему, а не им? Скорее всего, конверт с письмом лежал в кармане убитого, и у них было время ознакомиться с его содержанием. А он, растяпа, даже не посмотрел, что в том конверте. В тот момент он вообще не придал ему никакого значения. Подумаешь, старый конверт! И судя по всему, пустой. Он бы сейчас многое отдал за то, чтобы изучить конверт более внимательно. Но для этого нужно извлечь бумажник из тайника, который он устроил под сидением старенького автобуса. Легко сказать! Но как это сделать, когда Зануда не отстает ни на шаг?

В трамвае инспектор тоже немедленно стал рядом, и Мышь не выдержал:

— Послушайте, месье Логно! И охота вам за мной тягаться голодным весь день. Не говоря уже о том, что со стороны мы похожи на пару идиотов. А ведь у меня хватит сил оставить вас не только без обеда, но и без ужина. Вот сейчас забурюсь на какую-нибудь свалку и буду слоняться там до ночи.

Логно посмотрел на бродягу из-под опущенных век, но не сказал ни слова.

— Предлагаю заключить временное перемирие. Я отпускаю вас домой. Насладитесь себе семейной трапезой в обществе мадам Логно. Но ровно в девять вечера встречаемся возле участка. Идет?

В ответ молчание. Мышь даже ногой пристукнул от возмущения. Надо же! Он для Зануды — пустое место. Что он есть, что его нет, ему без разницы.

— Что ж, как хотите! — окончательно озлобился старик.

В половине восьмого они вышли из трамвая, и Мышь засеменил в сторону метро, надеясь, что там ему будет проще оторваться от Зануды. Но неожиданно для старика тот вдруг ускорил шаг, обогнал его и легко вспрыгнул на подножку проходившего мимо автобуса.

— Вот это рывок! — присвистнул от удивления Мышь и растерянно уставился вслед автобусу.

Внезапный побег инспектора окончательно сбил бродягу с толку. Куда это он так сорвался с места, раздраженно размышлял Мышь. Вразумительного ответа на сей вопрос у него не было.

Наступил вечер, но жара не спадала. Почти все окна в домах были распахнуты настежь. В воздухе явственно ощущалось приближение грозы.

Мышь доковылял до газетного киоска и стал внимательно рассматривать витрины.

— А старых газет у вас нет? — решился он, наконец, потревожить киоскера. — Вчерашних или даже позавчерашних?

Киоскер молча протянул ему две завалявшиеся газетенки. Мышь пролистал их прямо на месте и в обеих в колонке объявлений нашел знакомый текст про Арчибальда. Впрочем, объявление могло появиться в прессе еще до исчезновения месье Лоёма, скажем, во вторник или даже в понедельник. Надо проверить эту догадку.

— Дайте мне номер «Нью-Йорк Геральд», — попросил он.

Киоскер бросил на бродягу удивленный взгляд и молча протянул ему

пухлую американскую газету. Целых тридцать шесть страниц. Мышь с трудом запихнул газету в карман. Его снова охватил азарт ищейки, взявшей верный след. В конце концов, все его дальнейшее существование, его будущее, безоблачная жизнь в собственном домике в родной деревне, все это должно решиться совсем скоро. Если он поторопится оказаться на Ели- сейских Полях напротив ресторана Фуке ровно в восемь часов вечера. Вот только денег после покупки газеты у него уже не осталось даже на автобус. Ничего не поделаешь, придется тащиться пешком.

Прохожие с любопытством оглядывались на чудаковатого старикашку, который почти вприпрыжку ковылял по тротуару, задыхаясь, отирая струящийся со лба пот, и при этом все время повторяя, словно в бреду: «Арчибальд!»

Иногда он останавливался и угрожающе шипел, обращаясь неизвестно к кому:

— Мы еще посмотрим, кто кого! Да, мы еще посмотрим!

Да, они все не считают его за человека! Старший инспектор Люка источал в разговоре с ним одно холодное презрение. Логно вообще считает, что может делать с ним все что хочет. И все эти журналисты, сыщики, полицейские, все, кто занят сейчас поисками убийц месье Лоёма, они тоже не лучше. Но ничего! Он им покажет, кто в этом деле главный. Через каких- то десять минут он собственными глазами увидит убийц швейцарского финансиста.

Впрочем, если честно, то старик еще ничего для себя не решил. Он старательно упрятал газету, чтобы даже краешек ее — не дай бог! — не высовывался из кармана. Посмотрим по обстоятельствам, сказал он себе. Вот окажется возле ресторана и на месте разберется, стоит ли обозначать свое присутствие или же лучше раствориться в толпе, не привлекая к себе внимания.

Впереди показалась Эйфелева башня. Она уже светилась огнями иллюминации, хотя до полной темноты было еще далеко. Синеватые тени легли на тротуар, запруженный толпами гуляющих парижан. Влюбленные парочки, родители с детьми, вышедшие на вечернюю прогулку. Тех, кто постарше, вели за руку, малышей несли на руках. Мышь снова замедлил шаг и задумался. Нелепая мысль вдруг пришла ему в голову, и он, несмотря на усталость, рассмеялся. Вот будет потеха, если на стрелку с ним заявится сам британский посол. Недаром же его имя фигурирует в объявлении.

Конфиденциальная телеграмма, пришедшая в Управление криминальной полиции в ответ на запрос об отце Доры, адвокате Стаори, содержала прелюбопытнейшую информацию. Оказывается, финансовые дела месье Стаори далеко не так блестящи, как он пытается изобразить это на публике. Более того, финансы венгра находятся в весьма плачевном состоянии.

Люка подошел к окну кабинета и бросил задумчивый взгляд на левый берег Сены. Потом снова вернулся к столу, снял телефонную трубку и, набрав номер, стал ждать, когда ему ответят.

— Согласен! — сказал он в завершение разговора. — Пока нет никаких оснований предполагать худшее. Да, конечно! Будем сохранять оптимизм. Обещаю!

Его неизвестным абонентом была Люси Бойсвин, с нетерпением ожидавшая новостей именно из первых рук. Она прочитала опубликованное заявление господина Остина, который в самой категорической форме отмел прочь версию об убийстве Лоёма или о его похищении. Уверенность финансиста вселяла надежду. Повесив трубку, Люка снова взял в руки телеграмму.

Люка перечитал телеграмму дважды, а потом дописал на полях мелким бисерным почерком:

Приписка на полях менее всего походила на официальный отчет, но Люка отправил телеграмму префекту полиции вместе со всеми своими примечаниями. Пусть начальство ознакомится и само решает, что делать дальше.

В Париже всегда так: чем выше твое положение в обществе, тем позднее ты ужинаешь. Вот и в ресторане «Фуке», расположенном на углу Елисейских Полей и авеню Георга V, несмотря на поздний час, было полно нарядной публики.

Обилие народу явно напугало бродягу. Вначале просто потолкаюсь вокруг столиков на открытой террасе, решил он.

— Дамы и господа! Не откажите в милостыне! — немедленно напялил он на себя привычный шутовской колпак. — Подайте нищему пару франков, чтобы он смог осушить кружечку пива за ваше здоровье.

Пожалуй, прикинуться попрошайкой — это самый лучший способ не привлекать к себе до поры до времени ненужного внимания. К тому же, пока рядом не видно ни людей в полицейской форме, ни официантов. Последние, впрочем, еще похуже полицейских.

Неуклюже ковыляя между столиками, Мышь с вымученной улыбкой на лице продолжал канючить:

— Ваша светлость… У вас ведь в кармане полно мелочи… Посмотрите, она просто оттягивает вам карман. Так в два счета можно испортить самый дорогой костюм. Обвиснут полы, и куда его потом?

Увы, но эти избитые шуточки вызывали у завсегдатаев «Фуке» скорее смех, чем жалость. Шесть рядов столиков плюс те, что на террасе, выходящей на авеню Георга V. И все заполнены до отказа, очень много женщин. А вот среди мужчин ни одного, кого можно было хотя бы отдаленно принять за Арчибальда. Полно иностранцев, в том числе немцев, с которыми Мышь охотно пообщался на родном языке и даже сорвал куш в целых два франка. Да, иностранцев много, но ни одного Арчибальда.

Мышь уже приготовился свернуть за угол, когда вдруг увидел за одним из столиков посетителя, от одного вида которого его душа моментально ушла в пятки. Зануда собственной персоной! В своем неизменном коричневом костюме, накрахмаленной рубашке с жестким воротничком и закругленными манжетами. Сидит себе как ни в чем не бывало, отгородившись от всех газетой.

Логно, если это был точно он и Мышь не обознался в темноте, не заметил бродягу. Или сделал вид, что не заметил. Казалось, мысли его всецело были заняты газетой «Нью-Йорк Геральд», в изучение которой он якобы ушел с головой.

Итак, старик все же откликнулся на объявление. Если только… Нет! Он не настолько умен, чтобы додуматься до такого трюка. Значит, объявление появилось в газетах с подачи других игроков. Поняв, что Мышь, несмотря на все ухищрения, все же заметил его, инспектор подозвал к себе официанта, чтобы расплатиться.

Половина девятого. К нему никто так и не подошел, а ведь он демонстративно весь вечер продержал перед носом газету, упомянутую в объявлении в качестве пароля.

Мышь догнал его почти на выходе из террасы и не без ехидства сказал:

— Не знал, что вы умеете читать по-английски.

— А ты что здесь делаешь?

— Обычный бизнес. Вечерний обход, как вы сами могли убедиться. Вот вся моя выручка: одиннадцать франков и пятьдесят сантимов.

Мышь извлек из кармана пригоршню мелочи, но сделал это предельно аккуратно, чтобы инспектор не заметил, что в кармане лежит еще и американская газетка.

Глава шестая. Два удара, обрушившихся на инспектора Логно

Настроение у Логно было хуже некуда. Утром жена снова упрекнула его:

— Сам виноват! Вечно лезешь туда, куда тебя не просят. Все таскаешь каштаны из огня для других! А сам получаешь только по голове!

Была уже полночь, когда он, наконец, отправился домой, даже не подозревая о том, какие еще удары его ждут впереди. Причем один из них не фигуральный, а вполне даже осязаемый.

Первый удар, от которого у него сразу же пропало всякое настроение, — это грубейшая ошибка, допущенная в отношении бродяги. Конечно, сказалась усталость. Ведь он целый день протаскался за стариком по такой жаре. И вот нате вам, пожалуйста! Он забыл его обыскать! А ведь все последние дни, стоило тому заявиться в участок, и его обыскивали самым тщательным образом. Как о том и просил коллег инспектор.

Но сегодня вечером, случайно столкнувшись с бродягой на террасе ресторана Фуке, куда инспектор приходил уже второй вечер подряд, он начисто забыл о том, что надо проверить содержимое карманов бродяги, и Мышь улизнул от него без всякого обыска. Непростительная оплошность! Видно, и в самом деле от жары плавятся даже мозги. Бдительность утрачена почти полностью, и старик вертит им как хочет.

Потому что он сразу же завел свою старую песенку:

— Послушайте, инспектор! Если вы так ко мне привязались, что просто жить без меня не можете, то предлагаю заранее планировать наш совместный досуг. Вот сейчас, к примеру, у меня есть желание махнуть в киношку. Как смотрите? Потом вы лично доставите меня в участок, сдадите с рук на руки и отправитесь со спокойной совестью домой.

Логно принял предложение и три часа проторчал в кинотеатре, сидя бок о бок с бродягой, сто раз касаясь телом его кармана, в котором лежала злополучная американская газетенка. Знай он это, то легко бы вычислил, что Мышь явился к ресторану Фуке вовсе не клянчить милостыню, а с одной-единствен- ной целью — встретиться с авторами объявления. Но потом вдруг передумал или заподозрил, что…

Как бы то ни было, а в участке Логно перепоручил Мышь заботам молодого коллеги, начисто забыв напомнить тому о том, что старика следует тщательно обыскать, после чего заторопился домой. Время было уже за полночь, транспорт ходил плохо. Пришлось ехать с пересадками. Логно сел на первый же подвернувшийся автобус, который довез его до площади Клиши, а оттуда, чтобы не терять времени даром на ожидание еще одного автобуса, решил идти пешком.

Он плохо помнил, как все случилось, ибо всю дорогу усиленно размышлял о том, почему вот уже второй вечер подряд никто не откликнулся на его пароль. Анонимный объявитель так и не вышел на связь. Или он вычислил в нем полицейского? Мимо проехала машина и остановилась в нескольких ярдах от него. Из машины на тротуар вышел человек и быстро пошел навстречу, якобы случайно столкнувшись с ним в темноте. Но вместо того чтобы извиниться и поднять шляпу, которая свалилась с головы Логно, незнакомец, дождавшись, пока инспектор согнется за шляпой сам, с силой ударил его по голове резиновой дубинкой. Инспектор потерял сознание.

Его обнаружил полицейский патруль. Они же вызвали «скорую помощь». Инспектор очнулся уже на больничной койке. Ужасно болела голова, но все кости, слава богу, были целы, и он тут же запросился домой.

Полусонная жена вышла на шум в одной ночной сорочке и папильотках, но увидев двух полицейских, помогавших ему идти, вначале растерялась, а потом страшно испугалась. Она непонимающе уставилась на стол, на котором были выставлены парадные фужеры. Видно, муж пытался угостить своих коллег бокалом кальвадоса, но едва его усадили на стул, как он снова лишился чувств.

— Я всегда знала, что этим кончится! — воскликнула женщина, когда полицейские рассказали ей о случившемся.

Тут же снова послали за врачом, ибо у инспектора начался жар. Поскольку в квартире была только одна спальня, то сына тоже пришлось разбудить и заново уложить в гостиной. Словом, остаток ночи все трое провели без сна, и мадам Логно даже не рискнула после всех треволнений отправить сынишку в школу.

По словам врача, больному потребуется как минимум неделя, чтобы оправиться от полученной травмы. В десять часов утра раненого посетил старший инспектор местного отделения полиции, и парадные фужеры уже во второй раз в течение суток были извлечены из серванта и выставлены на стол.

Мышь между тем все утро ломал голову, куда опять запропастился противный Зануда, снова бросив его на произвол судьбы. Правда, по его следу пустили какого-то молодого парня, видно, из новеньких, но этого юнца он обставит в два счета.

Этим же самым утром в аэропорту Ле Бурже приземлился самолет, доставивший в Париж господина, который являл собой точную копию Мартина Остина. Единственное отличие состояло в том, что волосы господина Г аде (такова была фамилия прибывшего) были не седыми, а огненнорыжими. Во всем же остальном никаких отличий. Те же дорогие сигары, то же непроницаемое выражение лица и тот же откровенно презрительный взгляд, обращенный на людей, мельтешащих вокруг.

Месье Гаде, управляющий директор компании СМБ, тоже проявил завидную осторожность и не доверил никому нести свой кожаный дипломат. Он уселся в такси и велел шоферу везти его в отель «Лувр». Между прочим, туда уже дважды звонили и спрашивали его к телефону. Один звонок был из Бельгии, второй — из Швейцарии.

— Пришлите мне в номер парикмахера, — распорядился месье Г аде, входя в гостиничный лифт. После того как волосы клиента, полыхавшие огнем, словно вечерний закат, были приведены в порядок, а краснокожая физиономия тщательно выбрита, он связался по телефону с Мартином Остином, чей номер находился на этом же этаже. А вскоре состоялась и личная встреча, разумеется, за закрытыми дверями гостиной, куда оба джентльмена прибыли каждый со своим кейсом в руках. Телефон на стойке администратора трезвонил не умолкая. Все время спрашивали то месье Гаде, то месье Остина. И оба были пока недоступны.

Старший инспектор Люка, служивший в годы войны в военной разведке, не раз посещал Швейцарию со спецзаданиями и успел обзавестись приятелями в тамошней полиции, одному из которых и принялся сейчас названивать.

В отличие от Логно, Люка пока не видел ничего таинственного в исчезновении финансиста. Сказать по правде, другие дела казались ему на тот момент гораздо более важными. Взять хотя бы тело мальчика, которое обнаружили на окраинах Парижа. Убийство ребенка моментально всколыхнуло общественность, и толпы журналистов с новой силой принялись осаждать двери его кабинета.

Делом же Эдгара Лоёма инспектор продолжал заниматься скорее по инерции, исключительно в силу своей обязательности. Начальство дало указание негласно собирать материалы по делу, вот он и собирал их, используя все источники и связи. Мало ли какой оборот может принять эта запутанная история. А вдруг в один прекрасный день тело пропавшего финансиста будет все же найдено?

После разговора со швейцарским коллегой досье пополнилось новым отчетом, который тут же, по горячим следам, набросал Люка.

В это же самое время оба господина, прибывшие в Париж из Базеля, уже успели переместиться в отель Кастильоне, где, запершись в номере Лоёма, стали методично изучать содержимое его сейфов. Каждый листок бумаги внимательно прочитывался, изредка делались какие-то пометки в блокнотах, иногда какой-нибудь особо важный документ переходил из рук в руки, молчаливый взгляд и кивок головы, свидетельствующий о том, что информация принята к сведению, и работа возобновлялась.

К обеду неизученным оставалось лишь содержимое небольшого секретера, стоявшего в кабинете Лоёма. Правда, Мюллер тут же предупредил начальство:

— Здесь он хранит только свою коллекцию марок.

Но господа Остин и Гаде холодно проигнорировали реплику молодого человека, будто его и нет вовсе, и лично пролистали два альбома с марками и просмотрели кучу прозрачных конвертов, в каждом из которых лежало всего лишь по одной марке. При этом оба бизнесмена нещадно дымили своими сигарами, и очень скоро все комнаты уже утопали в густых клубах сизоватого дыма. Бизнесмены отказались от ленча в ресторане и велели принести им бутерброды прямо в номер. А когда бутерброды принесли, то они принялись поглощать их, не отрываясь от бумаг.

А в это же самое время авиарейс «Будапешт — Прага — Париж» доставил во французскую столицу еще одну персону, благодаря которой старшему инспектору Люка снова грозило очень тесное и не всегда приятное общение с представителями дипломатического корпуса.

Ибо Франц Стаори, чрезвычайно импозантный господин, ухоженный, красивый, с холеным лицом и нежной матовой кожей, благоухающий ароматами, которые, впрочем, могли бы показаться несколько безвкусными истинному ценителю мужских парфюмов, едва успев ступить на полотно взлетной полосы, повел себя по той же накатанной схеме, что и швейцарские финансисты.

В десять часов утра он уже сидел в кабинете своего посла. В половине одиннадцатого их принял министр внутренних дел, и все развивалось по уже знакомому сценарию. Разве что месье Стаори оказался гораздо более разговорчивым и лопотал без умолку, с тем же легким, приятным акцентом, как и у его дочери. Естественно, он тут же выразил бурный протест в связи с действиями французской полиции, ибо она своим неуклюжим поведением, можно сказать, опозорила его дочь, поспешив предать огласке некоторые подробности ее личной жизни, которые, к тому же, абсолютно бездоказательны.

Дора никогда не была любовницей Мюллера. Только французы, которым всегда и везде мерещится секс, могли так ошибочно истолковать то обстоятельство, что мадемуазель Стаори остановилась в том же отеле, в котором проживает ее жених. Месье Стаори категорически потребовал, чтобы ему были принесены официальные извинения через прессу.

Разумеется, все эти эмоциональные заявления делались в рамках дипломатического протокола, с рукопожатиями, улыбками и прочее, но требования, тем не менее, были озвучены, и официальным французским властям пришлось идти на попятную.

Министр пообещал лично сделать все от него зависящее, чтобы купировать назревающий международный скандал. После чего он, как и днем ранее, связался с префектом полиции. Тот, в свою очередь, позвонил уже руководителю криминальной полиции, который незамедлительно пригласил Люка к себе в кабинет.

— Ну вот, дождались гостей! — воскликнул он, заметив входящего инспектора. — Этот субчик уже в Париже. Остановился в отеле «Касти- льоне» и поселился в номере своей дочери. Требует, чтобы мы немедленно созвали пресс-конференцию и принесли ему публичные извинения.

Мужчины обменялись понимающими взглядами. Само собой, не в их власти помешать Стаори болтать все что ему заблагорассудится. Но если они уступят ему и начнут играть по его правилам, то господа из Базеля тоже не заставят себя ждать с новой порцией жалоб и обвинений в адрес полиции.

— И что вы обо всем этом думаете, Люка? — поинтересовался шеф у старшего инспектора.

— Хотел бы я взглянуть на труп Лоёма своими глазами, — хмуро ответил тот.

— Уверены, что есть труп?

— И машину его не мешало бы найти!

Между тем, информация с номером пропавшей машины и ее подробное описание уже давно были доведены до сведения всех подразделений французской полиции. Впрочем, в Париже что ни день угоняли десять- двенадцать автомобилей, и их описания тоже крутились в банках данных на каждом полицейском участке. И что толку? Оба они прекрасно знали, что полиции удается отыскивать не более половины всех угнанных машин, и это в лучшем случае. Да и то не сразу, а как минимум через несколько месяцев.

— Что вы намереваетесь делать, Люка?

— Собираюсь встретиться с этим Стаори.

В кабинете начальника криминальной полиции снова зазвонил телефон.

На сей раз звонил старший инспектор из комиссариата Девятого округа. Он доложил начальству все подробности ночного нападения на инспектора Логно и спросил, где ему найти старшего инспектора Люка.

— Он сейчас у меня в кабинете, — последовал ответ.

— Спросите его, должен ли я продолжить наблюдение за бродягой по кличке Мышь. У меня сейчас катастрофически не хватает людей, и если обстоятельства изменились, то…

Шеф криминальной полиции бросил вопросительный взгляд на Люка, но тот лишь неопределенно пожал плечами.

— Можете прекратить слежку, — милостиво согласился главный начальник.

— А что это за субъект со столь странной кличкой? — поинтересовался он у Люка, вешая трубку. — Он-то какое отношение имеет к этому делу?

— Да это все фантазии инспектора Логно. Но, в любом случае, старик что-то знает. Вопрос лишь в том, что именно он знает. Сегодня вечером я сам допрошу его.

Мужчины немного помолчали, потом Люка пробормотал вполголоса:

— Готов побиться об заклад, что со вчерашнего вечера господин Мюллер не покидал отель. Значит, вряд ли он имеет какое-то отношение к нападению на инспектора Логно. А что же до Стаори, то, если верить его словам, ночью его еще в Париже не было. Да, я бы многое сейчас отдал за то, чтобы своими глазами увидеть тело Лоёма, — снова повторил он. — Очень многое!

А верит ли он сам в существование трупа, подумал про себя начальник криминальной полиции. Уж очень скептическое выражение лица у старшего инспектора.

После разговора с шефом Люка снова отправился в отель «Касти- льоне» и велел администратору передать его визитку господам из Базеля одновременно с просьбой уделить ему несколько минут для разговора. Но господа финансисты, судя по всему, не испытывали никакого душевного трепета при слове «полиция», а потому изволили передать через портье, дежурившего на их этаже, что в данную минуту они очень заняты и не могут встретиться со старшим инспектором. А если он так настаивает на личной встрече, то пусть приходит сегодня вечером или напишет свои вопросы прямо сейчас, и они тоже ответят ему в письменной форме.

Люка вырвал из блокнота листок бумаги и написал на нем:

Через пару минут листок с его вопросом принесли обратно. На нем жирным красным карандашом было написано лишь одно слово: «Нет!»

Люка уже готов был ринуться в номер Лоёма, чтобы все же пробиться к этим неуступчивым господам из Базеля, но потом передумал, перевернул листок и написал на обороте новый вопрос:

Через какое-то время листок приплыл обратно, и на нем все тем же почерком было написано все то же слово: «Нет!»

Старший инспектор удовлетворенно крякнул и велел отнести свою визитку уже в номер господина Стаори. Отец Доры мило беседовал со своим венгерским приятелем, постоянно проживающим в Париже. Физиономия последнего показалась инспектору смутно знакомой.

Само собой, при виде полицейского Стаори снова сел на коня. Он повторил Люка все прежние претензии, озвученные еще утром, потом долго и напыщенно вещал о своем достоинстве, о фамильной чести, о том, что тень брошена не только на его семью и на жителей Будапешта, но, что еще ужаснее, на всю Венгрию в целом, и прочее в том же духе.

— Я требую, чтобы вы немедленно созвали пресс-конференцию, прямо здесь, в отеле, и я сам все расскажу журналистам!

Люка терпеливо выслушал все тирады разгневанного адвоката. В номере было душно, но он застыл в почтительной позе, даже не попытавшись достать носовой платок, чтобы промокнуть им пот со лба. Правда, во время этого пространного монолога он вертел в руках какую-то бумажку, которую вдруг неожиданно протянул Стаори. Тот глянул на нее и, сбившись, умолк.

— Что это?

— Это те вопросы, которые я задал господам из Базельской группы, и их ответы на них.

— Вижу. Но какое отношение это имеет ко мне?

Старший инспектор старательно обшарил все свои карманы, молча извлек из одного из них телеграмму, присланную будапештской полицией, и, откашлявшись, негромко зачитал первую выдержку из нее:

Кажется, адвокат впервые пожалел о том, что разговор с французским полицейским происходит в присутствии соотечественника. А ведь он специально пригласил приятеля к себе в номер, чтобы тот стал своеобразным свидетелем его триумфа в борьбе за попранное достоинство.

Эту порцию откровений Люка озвучил с самым непроницаемым выражением лица. После чего извлек из кармана трубку, но не рискнул закурить, а лишь замер в почтительном ожидании, предварительно упрятав в карман телеграмму и листок из блокнота.

— Это все коварные происки моих политических врагов! — воскликнул Стаори патетическим тоном. — Кстати, каким образом телеграмма попала к вам в руки?

— По административным каналам. Ее мне спустили сверху. Прошу покорнейше обратить внимание на тот факт, что пока я еще не задействовал информацию, которую она содержит, в своих контактах с прессой.

А ведь пишущая братия с огромной радостью ухватилась бы за столь ценные сведения. Уверяю вас!

— Они не имеют никакого права…

— Полностью согласен с вами! Но вы же знаете газетчиков. Их хлебом не корми, дай провести собственное расследование. Поэтому, если случится утечка… За французскую полицию я готов ручаться головой. Но не уверен, что мои коллеги в Будапеште проявят такую же щепетильность. К тому же, как вы уже, наверное, знаете, у нас дело спустили на тормозах. Нет трупа, нет и дела, не так ли? А потому наша публика уже потихоньку начала забывать о газетной сенсации, связанной с пропажей господина из Швейцарии, а скоро и вовсе забудет ее. Мы, со своей стороны, сделаем все от нас зависящее, чтобы именно так и случилось. Что касается господина Мюллера, то у меня сложилось впечатление, что он является всего лишь мелкой сошкой в компании СМБ. К тому же, он злоупотребил и вашим доверием, и доверием вашей дочери. Или я не прав?

— Конечно, правы! Не хотите ли выпить, старший инспектор?

— Если можно, пиво.

В итоге все закончилось лучше некуда. Стаори стал жаловаться на скаредность господ из Базельской группы, которые вначале наобещали ему горы золотые, а как дошло до дела, то тут же поспешили забрать все обещания назад.

— Ведь господин Лоём лично приезжал в Будапешт, чтобы встретиться со мной! К несчастью, я в тот момент отсутствовал. Участвовал в процессе, который проходил в одном из провинциальных городов. А он не мог ждать. Вот так наша встреча и сорвалась. Надеюсь, все эти документы…

— Никогда не покинут папки, в которую будут подшиты. Более того, когда дело будет окончательно закрыто, их уничтожат.

— Очень на вас рассчитываю! — многозначительно сказал Стаори и добавил на прощание: — В любом случае, мы еще встретимся.

Лично проводив инспектора до дверей, Стаори вернулся к себе в номер, не сомневаясь ни секунды, что ему удалось перетянуть француза на свою сторону.

Что же до старшего инспектора Люка, который, выйдя на Вандомскую площадь, вдруг принял импульсивное решение навестить раненого Логно, то время, потраченное им в отеле, ни на йоту не приблизило его к разгадке всех тайн, связанных с исчезновением Эдгара Лоёма. А потому он уселся в такси не в самом радужном настроении и мрачно скомандовал шоферу:

— Площадь Константин-Пекер.

Как убедился старший инспектор, приблизившись к дому Логно, приказ о снятии наблюдения с бродяги по кличке Мышь еще не дошел до самых низов, и какой-то молодой человек, в котором Люка безошибочно признал представителя муниципальной полиции, продолжал скрупулезно отслеживать все передвижения бродяги по Парижу.

— Он что, сейчас наверху?

Полицейский, мгновенно признавший старшего инспектора, фотографии которого то и дело мелькали в колонках криминальной хроники всех ведущих газет, почтительно пролепетал в ответ:

— Да. Только что пришел. Утром гулял по берегу Сены, потом, к удовольствию собравшихся зевак, разделся донага и полез в воду. Вымылся с головы до пят, потом отдыхал на скамейке. В полдень купил дневной выпуск газеты, видно, оттуда и узнал о нападении на инспектора Логно. Скорее всего, колебался, идти ему сюда или нет, потому что долго кружил вокруг дома, явно не решаясь зайти.

Появление на пороге старшего инспектора Люка совсем не обрадовало мадам Логно, уже успевшую устать от обилия посетителей.

— Проходите! — проговорила она недовольным тоном и, вопреки всем законам гостеприимства, добавила в сторону: — У человека температура, а ему не дают ни минуты покоя.

Люка молча обозрел крохотную квартирку: кухня, небольшая столовая, спальня. Маленький мальчик бесцельно слонялся по комнате, не зная, чем себя занять. Дверь в спальню была плотно закрыта.

— Вы хотите, чтобы я доложила о вашем приходе?

— Если вам не трудно, мадам.

Уже в следующую минуту Мышь выскочил из спальни как ошпаренный, едва не уронив по пути стул. Логно полулежал в кровати с перебинтованной головой.

— Подождешь меня здесь! — приказал старику Люка грозным тоном и вошел в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

— Приветствую вас, инспектор! В неприятную переделку вы, однако, попали! Можно сказать, еще легко отделались!

Логно был смущен и польщен одновременно. Еще никогда в их скромном жилище не появлялось столько важных посетителей. А тут, в течение всего лишь одного дня, его навестило начальство из местного комиссариата, а теперь вот сам старший инспектор Люка. Он огляделся по сторонам, желая удостовериться, что в комнате порядок. Потом крикнул жене:

— Принеси кресло для старшего инспектора!

Кресло в квартире было только одно, потому что для второго просто не нашлось бы места. Вот его и приходилось таскать из комнаты в комнату.

— Если бы не доктор, то я бы уже встал на ноги. Но он требует…

— Все в порядке, старина! Лежите и набирайтесь сил как положено. А я просто заглянул, чтобы поприветствовать лично и выразить вам свое сочувствие. Минувшей ночью вам не повезло. Бандиты все рассчитали очень умно. Я ведь знаю, какой вы дотошный, даже в мелочах. Вот и они продумали все до мельчайших деталей.

— Да, действовали профессионалы! — согласился Логно, и в его голосе послышалась гордость. И тут же он разочарованно добавил: — А я ведь ничего даже не успел рассмотреть. Столкнись я завтра лицом к лицу со своим обидчиком, я его не узнаю! В темноте не разглядел ни цвета машины, ни ее номер… Но кое-что я все же вычислил!

— Да? И что же именно? — заинтересованно спросил Люка. Кажется, впервые за день он беседовал с человеком, у которого было что сказать.

Логно во всех подробностях описал старшему инспектору историю с объявлением, которое он вычитал в воскресных газетах, а потом рассказал ему, как стал ходить к ресторану Фуке, демонстративно держа в руках номер газеты «Нью-Йорк Геральд».

— Вы понимаете, в чем состоит их трюк, да? — заметно оживился раненый. — Им позарез нужен человек, который в курсе того, что случилось. Вот они и поместили это нелепое объявление сразу во всех газетах. Сами же они не торопятся обозначить свое присутствие. Стоят где-нибудь за углом и наблюдают за происходящим. Ловят, так сказать, на живца. Вот и меня они вычислили по этой газетенке и тут же решили, что мне кое-что известно.

— Хотя на самом деле вам ничего не известно, — задумчиво обронил Люка.

— Увы, это так! — сокрушенно вздохнул Логно.

— Но есть же ведь кто-то, кому известно, пусть и далеко не все! Иначе они бы не затеяли всю эту возню с объявлениями. Значит, им важно найти этого «кого-то». Вы согласны?

— Целиком и полностью! Вы думаете точно как я! — воскликнул инспектор Логно и тут же спохватился, что совершенно забыл о субординации. — Прошу прощения!

— За что? — великодушно удивился старший инспектор. — Вы и в самом деле проявили инициативу, что достойно самой высокой похвалы! — И добавил уже более будничным тоном: — А что здесь делает этот старик?

Ободряющая реплика Люка настолько обрадовала больного, что он совершенно раскрепостился и заговорил с гостем так, как он обычно разговаривал с женой.

— Сам удивляюсь! Я ведь всегда обращался с ним достаточно строго. А он сегодня пришел навестить меня, словно… как бы это выразиться поточнее… словно старый приятель. Кажется, он действительно переживает за меня. — Испугавшись собственной чувствительности, Логно тут же поправил себя: — Хотя он у нас большой мастер притворяться. Но в данном конкретном случае какой ему резон ломать передо мной комедию? Трудно объяснить! Как и эта история с конвертом… Недаром я сразу же почувствовал неладное, с самой первой минуты, как только он приволок этот конверт, набитый долларами, к нам в участок.

— Кстати, а где сейчас этот конверт? — поинтересовался Люка.

— В бюро находок, — Логно моментально догадался, зачем старшему инспектору понадобился конверт с деньгами. Ведь никто из них до сих пор так и не удосужился внимательно рассмотреть сам конверт. — Понимаю ход ваших рассуждений!

Снова перебор, мысленно одернул себя Логно. Старший инспектор, еще, чего доброго, разозлится. Не хватало, чтобы подчиненные стали читать его мысли.

Но Люка отреагировал с прежним добродушием:

— Я сам допрошу бродягу.

Ему было невдомек, что Логно допрашивал Мышь уже с десяток раз. Да и знал он старика, не в пример начальству, как облупленного. Столько ведь лет тот мельтешит у него перед глазами. Но вслух он не посмел комментировать намерение старшего инспектора, а лишь с опозданием вспомнил о своем долге гостеприимного хозяина.

— Может быть, стаканчик кальвадоса? Или лучше пиво?

Люка вспомнил, каким отменно холодным пивом потчевал его господин Стаори у себя в номере, и подумал, что вряд ли в этой скромной квартирке ему подадут такое же. А потому, рискуя показаться невежливым, он лишь коротко ответил:

— Не надо, благодарю вас! Поправляйтесь! Думаю, через несколько дней…

Еще бы! Имея в своем распоряжении столько людей и такие возможности, хмыкнул про себя Логно. Конечно, через несколько дней старший инспектор распутает все узелки в этой запутанной истории. И снова его фотографии украсят первые полосы всех газет. А про какого-то там инспектора Логно из какой-то там муниципальной полиции как никто не знал, так и не будет знать.

Попрощавшись с Логно, старший инспектор вышел в гостиную и коротко скомандовал старику:

— Ступай за мной! До свидания, мадам Логно! Берегите мужа. Он нам всем очень нужен!

Они вместе спустились на лифте, стараясь не касаться друг друга. Когда лифт замер на первом этаже, Мышь вымученно улыбнулся и спросил, словно в шутку:

— Так вы меня арестовали?

— Вполне возможно! — бросил в ответ Люка, даже не взглянув в его сторону.

Глава седьмая. Как обрабатывают арестованных

Сидя в такси, Люка рассеянно поглядывал в окно. Казалось, он начисто забыл о существовании бродяги, который скромно пристроился на приставном стульчике, хотя рядом со старшим инспектором было достаточно места. Мышь напряженно вглядывался в его лицо. Знает он этих полицейских! И достаточно наслышан о тех методах, с помощью которых они умудряются развязать язык любому. Ему много рассказывали и о знаменитой комнате, попав в которую, все задержанные сразу же начинают давать признательные показания. Интересно, а как они поступят с ним? Может, для начала попытаются задобрить, угостят пивом, накормят… Или же этот Люка сразу пустит его в оборот, выбивая нужные ему признания любой ценой?

Впрочем, ему не привыкать к допросам, всяким и разным. За последние десять лет его допрашивали сотни раз: жандармы (те хуже всего, просто звери), полицейские в небольших городках, офицеры полиции в самом Париже. Среди них попадались тоже всякие. Одни сразу же били под дых, другие просто мрачно смотрели исподлобья, как этот зануда Логно, а третьи прикидывались добренькими и даже угощали папироской. Такси доставило их на Набережную Орфевр слишком быстро, чтобы Мышь успел прокрутить в голове все возможные варианты развития событий и окончательно испугаться.

— Следуй за мной! — сухо приказал ему Люка, выходя из машины, как будто бы старик смел улизнуть от него.

Обменявшись на ходу рукопожатиями с двумя господами (скорее всего, адвокатами, подумал Мышь), Люка отрывисто поинтересовался у дежурного:

— Шеф спрашивал меня?

— Да, минут пятнадцать тому назад интересовался.

— Отведи этого субъекта в камеру номер три.

Такое впечатление, что дальнейшая судьба бродяги его совершенно не интересовала. Кинув шляпу на стол в своем кабинете, Люка помчался к начальнику криминальной полиции и осторожно постучался в обитую кожей дверь.

Дежурный офицер заинтригованно глянул на бродягу и спросил немного неуверенным тоном:

— Надеюсь, оружия при себе нет?

После чего старика отвели в указанную камеру. Постоянный сиделец, знакомый с камерами почти всех полицейских участков Парижа, Мышь явно был впечатлен увиденным. Маленькая чистенькая комнатка со свежевыкрашенными белыми стенами, с самым настоящим окном, выходящим, правда, во внутренний дворик. В углу железная кровать, рядом стол и стул. Когда за ним захлопнулась дверь камеры, Мышь уселся на краешек кровати и задумался, подперев лицо руками. И чем больше он думал, тем сильнее одолевал его страх.

— Сегодня в Министерстве внутренних дел устроили прием, так сказать, официальный ленч, — делился с Люка своими впечатлениями начальник криминальной полиции. — Все собравшиеся живо обсуждали это дельце…

Все собравшиеся, надо понимать, — это вся политическая рать: министры, сенаторы, депутаты парламента. Возможно, представители дипкорпуса.

— Эта музыка начинает потихоньку действовать мне на нервы, — продолжил босс. — Кстати, пару часов назад к нам прибыл третий швейцарец, точная копия первых двух. Разве что одет получше да гонору побольше. Тоже из Базельской группы. Прилетел из Лондона и сразу же присоединился к своим коллегам в отеле «Кастильоне». Примчался в номер Лоёма и заперся там вместе с теми двумя.

— Что ж, подождем, пока они соберутся в полном составе, — невесело пошутил Люка. — Все двенадцать штук. Или сколько их там входит в состав правления?

— Понятия не имею, сколько их в этом правлении, двенадцать, тринадцать или все двадцать пять. Зато я точно знаю, что министр очень недоволен. Говорит, все эти визитеры сулят нам одни лишь неприятности. Ведь Эдгар Лоём, замечу вам, не только президент компании, но и главный акционер. А он еще до сих пор официально не признан покойником. Следовательно, нет юридических оснований для оглашения его завещания. Отсюда и все остальные проволочки: невозможно собрать совет директоров, невозможно избрать нового председателя совета, и так далее, и тому подобное. Столь абсурдная ситуация не может продолжаться бесконечно. Фондовые биржи в Лондоне, Париже, Брюсселе, Амстердаме уже отреагировали на исчезновение финансиста. А если дело затянется, то мы нанесем огромный урон бизнесу, негативно повлияв на котировку акций многих ведущих мировых компаний.

— Ваши дальнейшие указания, — довольно невежливо перебил шефа Люка. Судя по всему, его мало впечатлил монолог начальства на тему мировой экономики.

— Отыщите мне труп! Любой ценой! Но при максимальном соблюдении осторожности, безо всякой огласки.

Люка понял, что время шуток кончилось. Он вернулся к себе в кабинет в более чем серьезном настроении. Там его уже поджидали с докладом два инспектора, которые вели дело об убийстве мальчика на окраине Парижа.

«Если он начнет меня бить, — размышлял между тем Мышь, пристально вглядываясь в пространство внутреннего дворика, — то я пригрожу, что расскажу обо всех издевательствах газетчикам. А еще мне положен адвокат. Без него вообще не стану ничего говорить. Вот бы дали женщину! Все какое-то разнообразие».

Старику было жарко, его мучила жажда, донимали безотчетные страхи. Он гнал их прочь и даже стал разговаривать вслух, напряженно вслушиваясь в звуки, долетавшие извне. Звуков было мало. Разве что редкие шаги по лестнице и коридорам.

В таком подвешенном состоянии Мышь провел как минимум часа два. Почему же его не вызывают на допрос? — недоумевал он, теряясь в догадках. И весьма некстати вспомнил, как один бывший официант, имевший опыт по части предварительного следствия, рассказывал ему, что после задержания его продержали в кутузке почти двое суток, и тоже в одиночной камере, холодной до ужаса (дело было зимой), и за все это время ни разу не дали даже куска хлеба. А когда вызвали на допрос, то первое, что он увидел, это огромный бутерброд и кружку пива на подносе. Но все съестное предназначалось не для него, а для старшего инспектора, который во время допроса с аппетитом уминал бутерброд, запивая его пивом.

Наверное, подобную же пытку готовят и ему. Хотя они тут мастера развязывать языки и другими методами. Станут ласково пенять на неосторожность, убеждать, что искренне хотят помочь выбраться из передряги безо всяких для него осложнений, и тому подобное. Словом, чистосердечное признание послужит лишь его собственным интересам. Знакомая песенка!

А уже потом, когда они выпотрошат тебя наизнанку, вернее, когда ты сам выболтаешь им все, что знаешь, они быстро сменят пластинку. И глазом не успеешь моргнуть, как окажешься за решеткой.

Смеркалось. Терпение бродяги было на исходе. Он подскочил к двери и стал барабанить кулаками изо всех сил. Еще не хватало, чтобы его оставили тут на всю ночь! Потом он стал бить по двери ногой. Безрезультатно! Никто не появился, никто не поспешил осыпать его проклятиями. А ведь даже ругательства сняли бы его напряжение и хоть немного успокоили.

Так что же на самом деле известно старшему инспектору? А главное, чего именно он добивается от него? Наверняка догадался, что он кое-что знает. Вопрос лишь в том, что именно. С Логно все было просто. Старик играл с ним, словно кошка с мышкой. С этим так не поиграешь.

Дверь в камеру отворилась только в восемь часов вечера. Вошедший полицейский сухо поинтересовался, чего бы он хотел на ужин.

— А где старший инспектор? — первым делом спросил Мышь.

— Да он уже давным-давно ушел домой.

— И больше не вернется?

— Во всяком случае, не сегодня. Так что тебе принести на ужин? Окорок или колбасу?

— Лучше колбасу.

— А вино? Красное? Белое?

— Красное.

Через какое-то время полицейский возник снова с пакетами в руках. Видно, сам ходил в магазин за продуктами. Полицейский сгрузил пакеты на стол и стал извлекать содержимое. Аккуратно нарезанные ломтики окорока, полпалки салями, настоящей салями из итальянского магазина, две бутылки красного вина, изрядный кусок камембера.

— Вот, пожалуйста! Если хочешь ужинать при свете, найдешь выключатель рядом с кроватью.

— Послушайте, инспектор! Может, у вас есть при себе старая газетка?

Инспектор пошарил по карманам, извлек утренний выпуск ежедневной газеты и протянул его старику. Невероятная удача! Хотя Мышь был в таком бешенстве, что даже не поблагодарил полицейского. Он ел молча и все подряд: мясо, колбасу, сыр, — и одновременно листал газету.

В колонке объявлений его, как всегда, уже поджидал таинственный Арчибальд.

Следовательно, убийцы вычислили, что Логно — это не тот, кто им нужен. Может, поэтому на него и напали, чтобы вывести из игры хоть на какое-то время. Чтобы не путался под ногами. Нет, им нужен не полицейский. Они ждут, когда на свидание к ним явится Мышь. Вполне возможно, в тот вечер, когда произошло убийство, они успели рассмотреть бродягу и даже запомнить его. Но главное, они ни минуты не сомневаются в том, что это именно он прикарманил себе бумажник с кучей денег. Что ж, если они без тени колебаний убили крупного финансиста, да еще в самом центре Парижа, то что им стоит убить какого-то бездомного в придачу? И прости-прощай все его мечты о тихой старости в собственном домике!

Неужели Люка тоже догадывается о возможности столь драматичного поворота в его судьбе? Тогда получается, что он упрятал его ради его же собственного блага, чтобы спасти от рук убийц. Чудны дела твои, Господи!

Ночью старик спал плохо. Он напряженно ловил малейший шорох: редкие шаги по лестнице, отдаленные телефонные звонки. Телефоны трезвонили, не умолкая, всю ночь.

В восемь часов утра в камере снова возникла знакомая фигура полицейского, и тот, зевая, поинтересовался, чего он хочет на завтрак.

— Я хочу видеть старшего инспектора! — взвился Мышь.

— Старший инспектор еще не пришел.

— Когда придет, скажи, что я хочу поговорить с ним.

— Неужели ты решил отказаться от завтрака? — вполне искренне удивился полицейский и скрылся за дверью.

Тем не менее через какое-то время ему принесли круассаны, бутылку кофе с молоком и несколько кусочков сахара, завернутых в бумагу. Окно было задраено наглухо, и чем выше поднималось солнце, тем невыносимее становилась духота в камере. В конце концов Мышь сбросил с себя пиджак и, сняв башмаки, улегся на кровать. Но тут же вскочил на ноги и стал нервно расхаживать по камере, изредка прижимаясь ухом к двери и пытаясь угадать, что происходит снаружи. Время близилось к полудню, а старший инспектор так и не объявился. На сей раз никто не стал интересоваться его гастрономическими пристрастиями. В обед дежурный доставил в камеру увесистый пакет со съестным, которого оказалось гораздо больше, чем дали на ужин, плюс две бутылки красного вина.

И снова Мышь умял все до последней крошки, пребывая в состоянии крайнего возбуждения. Он также осушил до дна обе бутылки и завалился спать. Кажется, он продрых несколько часов, но когда прохватился, то солнце было еще высоко. Чувствовал он себя неважно. Во-первых, уже сутки он не справлял нужды, а все съеденное и выпитое давало о себе знать. Старик обвел глазами камеру и не нашел места, полагающегося для подобных отправлений. Уж не специально ли его кормили как на убой? — тут же закралось у него новое подозрение. Станут теперь наблюдать за тем, как он мучается. Наверняка же в стене есть глазок, через который они следят за каждым его шагом. Уж в чем-в чем, а в этом он готов был поклясться.

Мышь снова бросился к двери и стал отчаянно барабанить. Пусть практикуют свои шуточки на уголовниках и убийцах, а он — не из таких. В конце концов, всем известно, что он — добропорядочный гражданин, живущий в ладу с законом. И с полицией у него отменные отношения.

А все этот мерзкий Люка! Чем дальше, тем больше в душе старика зрела ненависть к старшему инспектору. Недаром ему с самого начала не понравилась его физиономия. Мерзопакостная, хитрая рожа! От такого не услышишь доброго слова, такой не улыбнется тебе просто так. Противный, бессердечный тип! Вот Логно — совсем другое дело. Тот только брови насупит и молчит себе. А в глубине души он — добряк. Вот и поплатился за свою доброту! Какие-то подонки избили бедолагу, и очень даже может быть, что Зануда умрет. А этот хитрец станет говорить, что это он до всего докопался, и конечно же, присвоит все лавры себе.

Между тем Логно умен, чертовски умен, только мало кто об этом догадывается. Разве что вот он, Мышь! Недаром только они двое и знают всю правду. Впрочем, он пока — единственный, кто видел труп. А следовательно, что мешает ему явиться к господам из Базельской группы и сказать им примерно следующее:

— Купите мне крохотный домик, назначьте мне скромную пенсию, и я расскажу вам всё! А если вас больше устраивает мое молчание, то я буду нем как рыба.

Да, именно так он и поступит. И пусть не надеется этот вредный Люка, что сможет развязать ему язык. Он будет молчать, несмотря на все его подачки, горы съестного и бочки с выпивкой.

Больше года ему все равно не дадут. А за что, скажите на милость! Через год он выйдет на свободу и спокойненько заберет свои денежки в бюро находок. Они обязаны вернуть ему все, до последнего су.

Размышления старика были прерваны появлением дежурного. Полицейский широко распахнул дверь и скомандовал:

— С вещами на выход!

— Старший инспектор уже на месте?

— Понятия не имею!

— Ну, подождите у меня! — вконец разозлился Мышь и стал торопливо одеваться. — Сейчас я ему такое устрою! Надолго запомнит!

Пока его вели по лестнице, Мышь продолжал изрыгать угрозы в адрес старшего инспектора и осыпать проклятиями всех подряд. Наконец его ввели в огромную светлую комнату, похожую на приемную. Четверо мужчин стояли в углу и о чем-то негромко разговаривали между собой. Старик моментально превратился в слух, пытаясь разобрать хотя бы слово из того, о чем они болтают. С некоторых пор у него появилась фобия: ему стало казаться, что все говорят только о нем. Но вот открылась дверь, из нее высунулся молодой человек.

— Проходите! — сказал он ему.

Мышь вошел в кабинет и увидел старшего инспектора Люка. Тот сидел за письменным столом в дальнем углу комнаты и сосредоточенно перебирал какие-то бумаги.

— Присаживайтесь! — вежливо проговорил он, когда молодой человек оставил их вдвоем. — Надеюсь, жалоб на обращение нет? Еды хватало?

А он не такой уж и противный, этот реальный Люка, в сравнении со всеми теми гадостями, которыми мысленно Мышь наделил воображаемого врага. Читает что-то там в очках, изредка бросая на него почти отеческие взгляды.

— Никогда бы не подумал! — вдруг удивленно воскликнул Люка. — Оказывается, вы в свое время были вполне добропорядочным гражданином. Даже занимали должность капельмейстера в родной деревне, потом стали органистом, работали учителем музыки, преподавали гармонию в Страсбурге. И что же вас подвигло стать на путь бродяжничества? Вино?

— Женщины.

— У вас была любовная интрижка?

— Их было немало. Собственно, и у вас я оказался исключительно из-за своей слабости к женскому полу. Не подними я тогда с пола эту злосчастную фотографию… Но я с первого же взгляда запал на девчонку, запечатленную на фотке. И вот вам результат!

Слава богу, пока все идет неплохо! Старший инспектор сам задал нужное направление их разговору. И сейчас главное — это умело следовать его курсом. Тогда все будет в полном порядке, и его выпустят отсюда.

— Что ж, не вы первый, кто страдает из-за женщин, — задумчиво обронил старший инспектор, не отрывая глаз от досье, которое он внимательно пролистывал, страницу за страницей. — Впрочем, для человека, который давно занимается бродяжничеством, подобное неравнодушие к слабому полу все же скорее исключение из правил, чем само правило, не так ли? Сознайтесь, наверняка у вас в прошлом были нелады с законом, какие-то мелкие кражи. Скажем, курицу сперли себе на ужин или там кролика какого, чтобы не умереть с голоду. Был такой грех?

— А кто без греха-то? — мгновенно парировал старик.

— Тут вы правы! — миролюбиво согласился с ним Люка.

Ага! Все идет к тому, что его выпустят, мысленно обрадовался Мышь. Старший инспектор беседует с ним предельно благожелательно. Странно все это, однако. Может, у него приемчики такие, иезуитские? Впрочем, а сам он что, лучше? Будто он никогда не косил под простака, когда нужно было втереться в доверие к людям. Сто тысяч раз притворялся, ловчил, лицедействовал. Да, но это он, бездомный бродяга. Но чтобы офицер полиции такого ранга! Неужели и старшие офицеры могут опускаться до столь примитивных трюков?

Люка нажал на невидимую кнопку вызова.

— Скажите парням, пусть дождутся меня, — он глянул на часы. — Я буду минут через десять. Да, и отправьте телеграмму Стаори, что сегодня я не могу с ним встретиться. И еще одна просьба: позвоните моей жене и предупредите ее, что вечером мы ужинаем в городе.

Старший инспектор снова взял в руки досье на старика и стал бегло листать страницы. Вид у него был разочарованный. Дескать, какая досада, но здесь нет никаких зацепок для того, чтобы упечь тебя за решетку.

— Что ж, приятель, с тобой все более или менее ясно. Я задавал тебе вопросы, ты на них отвечал. Правда, инспектор Логно придерживается иной точки зрения на твою роль в этой истории, но лично я не вижу пока никаких…

— Между нами, старший инспектор! Инспектор Логно — большой упрямец! И образования у него маловато. Он, как бульдог, вгрызается в первую же подвернувшуюся версию и потом…

— Послушай меня, старик! Ты ведь приличный человек, не так ли? Срок ни разу не мотал, по тюрьмам не сидел и не горишь особым желанием угодить на нары. Я прав? А у меня свои проблемы. Как тебе известно, мне всучили чертовски неприятное дельце, в котором, к тому же, замешана целая куча иностранцев. Ты хорошо знаешь закон?

— Какой закон?

— Уголовный кодекс, статья I, если мне не изменяет память… О сокрытии улик. Гражданин, ставший свидетелем преступления и не уведомивший о нем своевременно полицию, автоматически превращается в соучастника преступления. По-моему, так это звучит. Подожди, я сейчас найду это место в Уголовном кодексе и процитирую тебе точно! — Люка сосредоточенно зашуршал страницами. — Кстати, тебе знаком парень по имени Арчибальд?

— Нет.

— Впрочем, вполне возможно, на самом деле он и не Арчибальд. Дурацкое имя, да? Кто в здравом уме и в трезвой памяти станет называть себя Арчибальдом!

Люка жизнерадостно рассмеялся, и Мышь тоже выдавил из себя жалкое подобие улыбки. В дверь постучали, а потом в комнату просунулась голова уже знакомого молодого человека, который, судя по всему, состоял помощником при старшем инспекторе.

— Там к вам одна дама.

— Одну минутку! — Люка повернулся к старику. — Я скоро вернусь.

Оставшись в одиночестве, Мышь некоторое время терзался соблазном

схватить со стола папку со своим личным делом и взглянуть, хотя бы одним глазком, что полиция насобирала на него за годы странствий. Рядом с папкой лежала газета, раскрытая на странице объявлений. Синим карандашом было обведено объявление с Арчибальдом.

Старший инспектор вернулся неожиданно и застал бродягу с газетой в руках. Кажется, он остался доволен увиденным.

— Мне тут пришла в голову одна дельная мыслишка, — начал он доверительным тоном. — А почему бы нам не устроить небольшое театральное представление? Бесплатное! Во всяком случае, лично для тебя. В конце концов, полиция на протяжении стольких лет предоставляла тебе бесплатный кров, так что пришла пора платить по старым долгам. Да и у нас, в управлении, с тобой обращались очень цивильно. Кормили, поили, спать укладывали. Словом, никакого насилия над личностью!

Логно зациклился на этом дурацком объявлении. Он считает, что именно в нем кроется ключ к разгадке преступления. А как это проверить? Если я пошлю к ресторану своих людей, то с ними может произойти то же, что и с беднягой Логно. Вот я и предлагаю: давай разыграем спектакль, а? Сейчас я хватаю такси, и мы вдвоем покатим к ресторану «Фуке». А там ты с номером газеты «Нью-Йорк Геральд» в руке станешь ходить от столика к столику и клянчить милостыню. Как всегда! А я в это время… Что с тобой?

— Ничего!

— Еще минуту назад ты был безмятежен, как дитя! А сейчас даже в лице переменился. Ты что, испугался?

— А вдруг они на меня нападут? — выдавил из себя Мышь, чувствуя, как во рту у него пересохло от страха.

— Кто «они»? Да не бойся ты! Двое моих ребят уже дежурят возле ресторана: они не спустят с тебя глаз!

— И что мне им сказать?

— Ни-че-го! Нам главное вычислить преступника. Кто с тобой заговорит первым, тот и будет тем человеком, который нам нужен.

— Но я еще даже не успел поужинать! — воскликнул Мышь, уцепившись за последний предлог, дающий отсрочку.

— Я тоже, представь себе! Потом поужинаем! И перестань трястись как осиновый лист. Иначе я точно начну думать, что тебе есть что скрывать!

Последние слова были сказаны вполне серьезно. От добродушного Люка не осталось и следа. Птичка попала в умело расставленные силки, и больше с ней можно было не церемониться.

— Наша первостепенная задача, — обронил рыжий господин, прибывший из Базеля, — узнать, признал ли он официально ребенка. Если вы не возражаете, я навещу эту женщину. Дам ей франков двадцать. Как считаете?

— Думаю, с этим пока не стоит торопиться, — возразил ему Остин. — Во всяком случае, до оглашения завещания.

— А сколько во Франции тянется процедура с объявлением человека пропавшим без вести? — поинтересовался джентльмен, прилетевший из Лондона, где он на протяжении вот уже нескольких лет представлял интересы швейцарской компании.

— Понятия не имею! — процедил Остин, попыхивая сигарой. — Сегодня вечером я встречаюсь с нашим адвокатом. Но думаю, как минимум год.

— А что, если он не умер?

Впервые за все последние дни Остин потерял самообладание, и это вопреки воспитанию, семейным традициям, многолетним привычкам и негласному кодексу поведения высших должностных лиц Базельской группы. Он изо всех сил стукнул кулаком по столу так, что пепел из его тлеющей сигары градом посыпался на ковер, и воскликнул:

— Но где-то же тогда они прячут его труп!

Джентльмен из Лондона невозмутимо пробормотал:

— Труп, пожалуй, еще можно спрятать. Но вот машину… Кстати, из гаража уже прислали бумагу. Требуют компенсацию за угон автомобиля.

— Так дайте им тысяч двадцать, и пусть заткнутся. Эта развалюха столько не стоит! Нет, пока вообще не будем платить ни франка! Все риски оговорены в страховом полисе. Вот пусть и обращаются к своему страховому агенту.

Настроение у господ финансистов было далеко не радужным. Они закончили инвентаризацию всех бумаг, хранившихся в номере Лоёма.

Они перетрясли все папки и лично просмотрели каждый листок. Они не упустили ничего! Даже коллекция марок стала предметом их пристального изучения и была отправлена на оценку эксперту-филателисту. Но вопрос о том, имел ли Лоём при себе в момент исчезновения крупную сумму наличных, так и остался открытым. В номере было найдено десять пятисотдолларовых купюр и восемь банкнот по одной тысяче франков каждая, и на этом все. Помощник Лоёма тоже не смог внести ясность в этот вопрос, так как никогда не был в курсе, сколько именно наличных денег хранит шеф в номере.

Мюллер преобразился и сник. Он сновал из комнаты в комнату, словно тень, безропотно выполняя все приказы и распоряжения господ директоров. Впрочем, судьба его была уже решена. Двенадцатого июля он отплывает в Китай. Нет, его никто не изгоняет из компании. Просто отсылают прочь, навсегда или в кратковременную ссылку, все зависит исключительно от воли господ, занимающихся сейчас разбором бумаг Эдгара Лоёма. Что же до господина Стаори и его строптивой дочери, то эти фигуранты дела и вовсе не интересовали финансистов. Они полностью проигнорировали присутствие импозантного венгра в отеле «Кастильоне».

Ну, а невеста Мюллера в данный момент томилась в Берлине и в ожидании новостей засыпала жениха письмами. Впрочем, ему было строжайшим образом наказано свести контакты с мадемуазель Дорой к минимуму во избежание малейшей утечки конфиденциальной информации. Господа финансисты все уже просчитали наперед. Если у семейства Стаори и были какие-то коварные планы в отношении Базельской группы, то все их ухищрения окажутся тщетными, как только Мюллер отправится на другой конец света, в Китай. Так что эту линию в расследовании всех обстоятельств, связанных с исчезновением Эдгара Лоёма, в скором будущем можно будет благополучно отсечь.

Не успело такси подъехать к ресторану, как первые тяжелые капли дождя ударились об асфальт. Откуда ни возьмись поднялся сильный ветер и погнал вдоль тротуаров мелкий мусор и опавшую листву.

Люка попросил таксиста остановить машину так, чтобы видеть открытую террасу. Он повернулся к старику и приказал:

— Выходи!

А сам принялся изучать диспозицию из окна такси. Кое-что его все же тревожило. Да, он постарался свести возможный риск к минимуму. Усадил в углу террасы своего молодого помощника, который еще не успел примелькаться на публике и чьи фотографии пока еще не украшали первые полосы газет. Но неожиданный дождь спутал хитроумные планы. Люди бегом потянулись в закрытый зал, а в этой сутолоке кто обратит внимание на бродягу с газетой в руке?

Между тем старик медленно побрел по направлению к ресторану. А что еще ему оставалось делать? Разве что молить бога, чтобы убийцы не выдали себя и не клюнули на его приманку. У него даже возникла идея свернуть газету таким образом, чтобы не было видно ее названия. Впрочем, он прекрасно понимал, что с Люка подобные фокусы не пройдут. Еще несколько ярдов, а там… А там будь что будет.

Он угодливо согнулся возле первого столика и пробормотал свою стандартную заготовку:

— Подайте бездомному пару франков на кружечку пива.

Однако в его голосе слышалась не столько мольба, сколько откровенный страх. Так люди не просят подаяние. И в подтверждение того, что так не просят, за первыми тремя столиками ему не дали ни франка.

— Не найдется ли у вас пары франков для несчастного больного старика? — повторял он как заклинание и брел дальше, припадая больше обычного на левую ногу.

Иногда он просительно заглядывал в лица посетителей и тут же отшатывался от них в страхе. Ведь его в любой момент могут ударить по голове, как Зануду. А чего еще ждать от убийц? Возможно, они уже все решили на его счет. Пришьют, чтобы меньше болтал, и все дела.

— Господа! Не пожалейте сорока су для нищего бродяги, у которого в горле пересохло: ни единого глотка за минувшие два дня.

Наконец-то ему удалось сорвать первую милостыню — сорок су. Кстати, за это время старик уже успел вычислить молодого инспектора, который, по словам Люка, обеспечивал его прикрытие. Молодому человеку явно не хватало той небрежной элегантности, которая отличала завсегдатаев сего шикарного заведения. Впрочем, полной уверенности в том, что это именно полицейский, у старика не было. С такой же степенью вероятности молодой человек мог оказаться и убийцей.

Обход столиков подходил к концу. Еще совсем немного, и он свернет на улицу Георга V, а там Люка его уже не сможет увидеть. Есть шанс улизнуть. Старик инстинктивно ускорил шаг, устремляясь навстречу вожделенной свободе.

У самого края террасы за небольшим столиком сидели двое. Они равнодушно взглянули на нищего старика. Рядом толклись люди в ожидании такси. Мышь уже миновал столик, как вдруг!

Все дальнейшее произошло в мгновение ока. Старик даже не успел сообразить, что случилось. На него надели наручники, и впервые в жизни он услышал неприятный звук, с которым они защелкнулись на его запястьях.

— Полиция! — громко рявкнул один из мужчин, расталкивая толпу по направлению к стоявшей на проезжей части машине. Они почти тянули старика по земле, а тот лишь испуганно озирался по сторонам, тщетно надеясь на помощь со стороны. Несколькими секундами позже его буквально силой затолкали на заднее сидение машины, где он оказался зажатым между двумя незнакомцами. Громко хлопнула дверца, и в ту же секунду машина рванула с места. А завсегдатаи ресторана моментально забыли об инциденте. Разве что одна женщина воскликнула жалостливым тоном:

— Хоть и полиция, но нельзя же вести себя так по-скотски!

Глава восьмая. Ночь на телефоне

Вода стекала ручьями по мостовой, грозя превратить Елисейские Поля в одно сплошное озеро. Серый асфальт и такое же серое небо, отражающееся в потоках дождя. В пейзаже преобладали только две краски: черная и белая. Мимо проносились черные силуэты людей, спешащих вдоль тротуаров в поисках укрытия от непогоды, их обгоняли такие же черные машины, и все вокруг погрузилось в полнейший мрак.

Мужчина, сидевший справа, открыл форточку в стеклянной перегородке, отделявшей салон от водителя, и приказал последнему, совсем еще молодому парню, не достигшему, пожалуй, и двадцати лет:

— Жми на газ! Надо ехать быстрее!

На одном из перекрестков постовой попытался остановить машину. Тщетно! Она пронеслась мимо, не обращая внимания на его свисток, звук которого монотонно слился с мелодией дождя. Впрочем, и сам свисток прозвучал непривычно жалобно и даже немного комично. Видно, внутрь попала вода, а потому сигнал быстро захлебнулся и растворился в монотонном гуле падающих на асфальт капель.

— Сворачивай к причалу, Лили! — скомандовал темноволосый мужчина. Он был смугл, атлетически сложен, со сломанным, как у боксера, носом. Внешне незнакомец был абсолютно спокоен и лишь изредка посматривал по сторонам с видом игрока, оторвавшегося на миг от карт во время неспешной партии в покер. Впрочем, ничто не ускользало от его цепких глаз. Стоило бродяге слегка пошевелиться, как он тут же впился в него тяжелым взглядом и мрачно процедил:

— Ты, подонок! Не пытайся меня убедить, что притащился один!

Мимо стремительно промелькнули очертания Лувра, и последовала

новая команда, адресованная шоферу:

— Давай, жми! Надо как можно скорее выметаться из Парижа.

Мужчина посмотрел назад, чтобы убедиться в том, что погони нет,

а потом снова вперил свой взгляд в Мышь.

— Так я повторяю, мразь! Ты пришел один?

— Да!

— По роже вижу, что врешь!

По правде говоря, старик плохо соображал, о чем его спрашивают. Он отвечал, как автомат, а мысли его в это время лихорадочно метались в голове в поисках выхода из капкана, в который он угодил. На сей раз на карту было поставлено не только его будущее — спокойная старость, домик в деревне и прочие радости жизни. О, нет! Сейчас надо было думать не об этих весьма несбыточных вещах, а о спасении собственной шкуры.

Машина резко крутанулась в сторону, завизжали тормоза. Не сбавляя скорости, она слегка зацепила трамвай, и послышался неприятный скрежет металла. Но водитель с невозмутимым видом вывернулся и проскочил как ни в чем не бывало дальше. Боксер задумался о чем-то своем, мрачно уставившись в одну точку.

— По-моему, никого нет, — пробормотал его спутник, не отрываясь от заднего стекла.

— Продолжай следить! Что это было за такси?

— Машина приехала с улицы Риволи.

— Точно?

— Абсолютно! Я своими глазами видел, как такси отъезжало от универмага «Самаритянин».

Так все же, где теперь старший инспектор? Едет он за ними или нет? Сейчас это, воистину, вопрос жизни или смерти. Во всяком случае, для него, Мыши. Пока не поздно, он должен решить, что ему сказать этим людям. Признаться, что полиция заманила его в ловушку, чтобы использовать в качестве живца? Нет, это слишком опасно. Бандиты не станут особо церемониться с ним после такого признания и быстро выпишут ему пропуск на тот свет. Значит, надо думать.

На запредельной скорости машина пересекла из конца в конец весь Париж и вплотную приблизилась к отелю «Порт-д’Итали». Если эти двое полагают, что за ними устроили погоню, то тогда не миновать перестрелок. Значит, будут гонки, да еще по скользкой дороге…

— Ты уверен, что рядом не крутились легавые?

— Да откуда им там было взяться! — наивно округлив глаза, воскликнул Мышь, стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности.

— Посмотрим-посмотрим! — недоверчиво бросил его сосед, которого он уже мысленно окрестил Сломанным Носом. А тот выдал очередную команду Лили: — Сворачивай на кольцевую! А оттуда мы вернемся в город по шоссе в сторону Сен-Дени или отеля «Пантин».

— У меня онемели руки! — жалобно простонал Мышь. — Посмотрите, какие синяки от ваших наручников. Разве вы не из полиции? Там меня все знают!

— Кончай придуриваться, клоун!

Деревья, поля, проливной дождь. Старик уныло посмотрел на корову, одиноко мокнувшую под дождем на обочине. Вот тот, который сидит слева от него, тот точно не опасен. Такое чувство, что он не раз и не два сталкивался с ним во время своих блужданий по Елисейским Полям.

В отличие от Сломанного Носа, его сосед слева был высок, дрябл телом и одет с некоторой претензией на элегантность, что дало повод мысленно окрестить его Графом. Кажется, он был у своего подельника на побегушках. Потому что стоило ему оторваться от окна, как тут же следовал суровый окрик:

— Не верти головой! Следи за дорогой!

— Да нет же никаких преследователей!

— Делай, что тебе говорят! Итак, — Сломанный Нос снова повернулся к Мыши, — где бумажник?

— Какой бумажник?

Старик так и не успел решить, о чем говорить, а о чем лучше помолчать. Гораздо более его занимал вопрос, где Люка. Едет ли он за ними, или уже давно потерял их след? Да и как можно угнаться на обычном такси за такой мощной машиной, которая, к тому же, несется напролом, попирая все правила уличного движения и развивая скорость порядка шестидесяти миль в час. И это на мокрой дороге.

— Послушай, Фред! — обратился Лили к боксеру, не поворачивая головы. — Давай еще покатаем его по кольцевой с полчаса. За это время ты, я полагаю, вытрясешь из него все. И избавиться от тела потом будет проще.

Последние слова водитель сказал таким обыденным тоном, будто речь шла о пакете с мусором.

— Согласен! — одобрил инициативу парня Сломанный Нос, которого, оказывается, звали Фредом.

А вот Граф заметно нервничал. Но старику некогда было раздумывать о настроениях Графа. Фред больно ударил его в бок и угрожающе повторил свой вопрос:

— Так где бумажник?

— Я… я не знаю, о чем вы… Ой, больно!

— Ты что, не понял еще, что со мной шутки плохи? Кончай придуриваться, клоун! Но первое, о чем я хочу знать, почему ты не явился к нам сразу же, по первому зову, а?

— Не знаю.

— Г азет, что ли, не читал?

— Да.

— Так это ты накапал на нас этому паршивому инспекторишке?

— Кому? Инспектору Логно? Ни в жизнь! Как вы могли такое подумать!

За окнами машины стремительно сгущалась ночь. Автомобильные

фары выхватывали из темноты фрагменты проносившихся мимо окрестностей, а Мышь живо представлял себе, что с ним будет совсем скоро. Сейчас они придушат его, потом остановятся возле какого-нибудь леска и выбросят тело подальше от дороги, куда-нибудь в кусты. В этих зарослях труп обнаружат ой как нескоро.

Не так ли они избавились и от Лоёма? А уж про исчезновение старого бродяги ни одна газетенка не напишет ни строчки. Тоже мне сенсация!

Мышь был смертельно напуган, это правда. Но мысль о том, что собственный домик в родной деревне снова превращается в несбыточную мечту, была еще больнее.

— Так что ты сделал с бумажником, прохвост?

— Ой, больно! — возопил старик после очередного удара в бок. — Пожалуйста, не бейте меня! — Он слегка повернулся к Графу, словно прося у того о помощи. — Скажите ему вы, месье! Вот уже неделю все преследуют меня. А я, клянусь как на духу, ничегошеньки не знаю. Ничего! Подумайте сами, какой смысл мне, старому бродяге, лгать таким серьезным людям?

Граф бросил на подельника укоризненный взгляд. Дескать, чего зря мучаешь старика? И тот, словно оправдываясь, прошипел с ненавистью:

— Говорю же тебе, я узнал этого проходимца! Неужели ты думаешь, что я дам ему смотаться просто так? Лили! Гони домой! Там я его живо разговорю! — Он вальяжно откинулся на спинку сидения и закурил, продолжая изрыгать зловещие угрозы на голову пленника. — Подумай еще раз! И подумай хорошенько! Я заставлю тебя рассказать мне все, что ты знаешь. Я выбью из тебя правду любой ценой. Обещаю!

В салоне повисло долгое молчание. Машина свернула с кольцевой и устремилась назад, к Парижу. Граф продолжал неотрывно смотреть в заднее окно.

— Ты уверен, что возле Фуке не было легавых? — нарушил тишину Фред.

— Да.

— Что ж, тогда неплохо! — в голосе бандита, однако, не чувствовалось удовлетворения. Видно, неосознанные подозрения и страхи продолжали угнетать его. Стоило им въехать в Париж, как Фред принялся лично следить за тем, не увязался ли за ними хвост. Он приказал Лили немного покататься по городу, и лишь окончательно убедившись в том, что слежки нет, они свернули на улицу Бланш, где машина остановилась возле какого- то жилого дома.

— Лили, разберись с машиной! А ты, старый хрыч, приготовься к худшему! — с этими словами Фред извлек из кармана нож и с силой ткнул кулаком соседа в бедро, словно предупреждая его о том, что худшее действительно еще впереди.

Машина, с которой было приказано разобраться, была угнана несколькими часами ранее со стоянки возле кинотеатра на улице Колизи. Сейчас Лили отогнал ее на бульвар Рошешуар и бросил там. Назад он потащился пешком. Ливень прекратился, но дождь, мелкий, по-осеннему надоедливый, сыпал с прежним усердием, предвещая непогоду, как минимум, до утра. Свернув на улицу Бланш, он зашел в бар на углу. Отсюда хорошо был виден дом, в подъезде которого исчезла ведомая Фредом троица.

Ну а Мышь уже был на грани прострации. Едва они вошли в небольшую двухкомнатную квартиру с крохотной кухонькой, как его заставили раздеться догола, и Фред сам занялся досмотром вещей. Он ощупывал каждый шов, словно заправский полицейский, не забыл проверить подкладку в пиджаке, заглянул под стельки башмаков, а потом, не колеблясь, оторвал подметки.

Мебели в комнате было немного: кровать, стол, несколько стульев и шифоньер с зеркалом. В гостиной стояли два кресла с пожухлой от времени обивкой, на полу лежал такой же старый, вытертый почти до дыр ковер.

Часы на прикроватной тумбочке показывали десять минут двенадцатого, когда Фред закончил обыск. Он перевел тяжелый вздох, молча поднялся со стула, приблизился к бродяге и, не говоря ни слова, наотмашь ударил его по лицу. У старика сразу же пошла носом кровь и моментально заплыл один глаз.

— Упрямый осел! Сколько ты еще собираешься испытывать мое терпение? Скажи ему хоть ты, — бросил он Графу. — Он, видно, думает, что мы затеяли весь сыр-бор ради его паршивой персоны! Где бумажник?

Фред снова вскинул вверх кулак. Мышь едва стоял на ногах. Вид собственной крови вызвал у него настоящий шок.

— Не бейте! Я все скажу! — завопил он как резаный.

— Да уж пора бы! — рука милостиво опустилась.

— Если честно, я и сам не знаю, где он сейчас.

И снова взмах, обозначающий готовность к нанесению очередного удара.

— Нет-нет! Постойте! Я говорю правду! Я не взял бумажник с собой! Я ведь ночую в основном в полицейском участке. А там постоянно обыскивают. Вот я и спрятал бумажник под сиденьем в салоне автобуса, который курсирует между ипподромом и городом.

— Что за автобус?

— Завтра покажу. Клянусь, это правда!

Сейчас Мышь ненавидел старшего инспектора Люка со всей силой ненависти, на которую был способен. Подлый обманщик! Заверил, что обеспечит ему защиту, а сам бросил на произвол судьбы. Оставил на растерзание бандитам! Они же отца родного не пожалеют, не говоря уже о бездомном бродяге.

— Старенький автобус, выкрашен в синий цвет. Он всегда стоит на остановке возле станции метро «Майло». У него еще спереди на капоте аист нарисован.

— Видел я эту развалюху, — подал голос Граф. — Старик не врет.

— А раз видел, так что стоишь как вкопанный? Отправляйся в гараж. Наплети там что-нибудь сторожу, чтобы тот пустил тебя осмотреть автобус.

Граф, явно обрадовавшись тому, что не придется больше смотреть на экзекуцию, схватил шляпу и устремился к дверям.

— Минуточку! — остановил его Мышь. Перспектива остаться наедине с кровожадным Фредом ужаснула. — Дело в том, что…

— Ну, не тяни! Что там еще?

— Дело в том, что бумажник пуст. То есть, я хочу сказать, почти пуст.

— Врешь, мерзавец!

Бандиты замерли в изумлении.

— И куда ж ты подевал наши денежки, падаль? — снова взвился Фред.

— Я отдал их в бюро находок.

— Куда-куда? — не понял в первый момент бандит и снова замахнулся, чтобы ударить, но Граф вовремя перехватил его руку.

— Не надо! Кажется, он говорит правду.

— Какую правду?! — завопил Фред, словно его ужалили.

— Ну, сами пораскиньте мозгами! — простонал старик. — Разве я мог оставить при себе такую кучу денег? Да меня бы сразу же упекли в каталажку. Вот я и пришел в полицию и сказал им, что нашел деньги на улице. Они составили протокол, все как положено. Через год деньги, в случае, если не объявится хозяин, по закону передаются тому, кто их нашел.

Вопреки всем превратностям судьбы, всем ударам, обрушившимся на старика в последние дни, эта весьма отдаленная перспектива продолжала согревать его сердце. В конце концов, все еще может измениться в лучшую сторону. В одном он был твердо уверен: гангстеры ни за что не сунутся в бюро находок с требованием вернуть им пропажу.

— Решил, значит, остаться чистеньким? Будто ты и ни при делах! Что ж, подумаем, как нам с тобой разобраться! — устало вздохнул Фред, не глядя на старика. — Одевайся! Смотреть на тебя тошно!

Он швырнул к ногам бродяги охапку с тряпьем и, подойдя вплотную, снял с него наручники.

— Принеси ему мокрое полотенце! — приказал он Графу. — Пусть смоет кровь со своей противной рожи.

Мышь моментально приободрился. В одежде он снова почувствовал себя уверенно и даже приготовился сплутовать, но очередной окрик весьма своевременно остудил его пыл.

— Предупреждаю! Без фокусов, ясно? Итак, что именно ты отдал в бюро находок?

— Доллары! Я даже специально вложил их в конверт.

— Все?

Старик уже приготовился сказать «да», но зловещий блеск в глазах Фреда подсказал ему, что лучше не лгать.

— Я оставил себе по одной бумажке долларов и франков. Ну, вы же понимаете! Обычно люди редко помнят, сколько именно денег лежит у них в бумажнике. Разве не так? — Мышь скорчил жалостливую мину, но гангстеров это не растрогало.

— А все остальное куда подевал?

— Так там больше ничего не было! Только фотка и три билета в луна- парк. Фотку у меня сразу же забрал инспектор Логно. Собственно, с нее все и началось.

— А письмо?

— Какое письмо? Клянусь вам, там не было никакого письма! Только пустой конверт!

— И ты, мерзавец, выбросил его вон? — воскликнул Фред с неожиданной горячностью.

— Нет, оставил в бумажнике.

Фред кивком головы приказал Графу подойти к нему, и они стали о чем-то шептаться, а затем Граф торопливо направился к выходу.

Фред остался наедине со своим пленником. Но ситуация изменилась, и Мышь уже почти был готов начать торговлю с гангстером. Что, если попытаться разжалобить его?

— Послушайте! — начал он, осторожно подбирая слова. — Эти доллары… Ведь их никто же не затребует назад. А через год я их заберу и верну вам. Только обещайте мне дать небольшую сумму, чтобы я смог на старости лет купить себе домик в деревне. Я так устал от полиции!

Фред слушал его молча, отрешенно уставившись в окно. Он хорошо видел Лили, который удобно устроился за стойкой бара на углу улицы. Внешне гангстер был абсолютно спокоен, и лишь взгляд выдавал внутреннее напряжение.

— Заткнись! — не выдержал он, наконец, нескончаемой болтовни старика. В комнате стало тихо.

Несмотря на поздний час, откуда-то сверху доносились приглушенные звуки музыки. То ли пластинки кто-то слушал, то ли радио забыли выключить. Мышь заметил телефон, стоявший на столе в гостиной. Вот бы позвонить и вызвать сюда наряд полиции!

— Я хочу пить! — ухватился он за призрачный шанс обрести свободу.

Фред кивком головы указал ему на кран в кухне. Но кухня располагалась в противоположном конце квартиры. Пришлось тащиться туда, пускать воду, делая вид, что пьет.

Люка сидел без пиджака. Лицо его было не менее озабоченным, чем у Фреда. И распекал он подчиненных с той же суровостью, с какой выговаривал своим подельникам гангстер.

Да, с самого начала операция не задалась, и все пошло наперекосяк, совсем не так, как он планировал. Пришлось перестраиваться прямо на ходу: импровизировать, менять тактику, приспосабливаясь к новым обстоятельствам. Что отнюдь не гарантировало успеха в итоге. Игра может быть проиграна в любой момент, и Люка прекрасно понимал это.

Надо отдать бандитам должное. Они провели похищение старика просто виртуозно: шансов угнаться за похитителями не было. Вокруг было полно машин. Таксисты буквально взяли в кольцо все окрестные улицы, прилегающие к ресторану. Попробуй выбраться из этой круговерти! А тут еще дождь. И не просто дождь, а самый настоящий ливень, грозящий обернуться всемирным потопом с последующим транспортным коллапсом в Париже. К тому же, в распоряжении бандитов сверхмощный автомобиль, состязаться с которым полицейским малолитражкам просто не под силу.

После того как машина с преступниками скрылась из виду, Люка приказал водителю ехать прямо в префектуру. Там он и расположился в огромной комнате на втором этаже здания, превратив ее на время в своеобразный штаб всей операции.

Несмотря на дождливую погоду, в комнате было душно. Все три окна, выходящие во внутренний дворик, были распахнуты настежь. Люка, с неизменной трубкой во рту, сыпал указаниями направо и налево. Благо, технические возможности префектуры позволяли ему быть на связи с любым полицейским участком. На световом табло, установленном на стене, высвечивались звонки, поступающие в полицию и в службу спасения. Уже дважды к ним заглядывал начальник муниципальной полиции, чья квартира располагалась рядом, на этом же этаже, интересовался, есть ли обнадеживающие подвижки в деле. Префект, проживавший на другом конце здания, звонил Люка каждые четверть часа. Тоже ждал новостей. Но все, что мог сообщить им Люка, это то, что успех операции в данный момент всецело зависит от случая. Иными словами, если им повезет, то все будет хорошо. А если нет, то… При том, что лично он, старший инспектор Люка, сделал все от него зависящее. Он задействовал все ресурсы, имевшиеся в его распоряжении, продумал все варианты развития событий. Более того, он сознательно пошел на риск, привлекая к участию в операции бродягу, ибо отлично понимал, что в случае непредвиденных обстоятельств пешкой придется пожертвовать. Что, разумеется, немедленно будет поставлено в вину лично ему. И газеты не преминут обрушиться на него за то, что он не схватил гангстеров прямо на месте, а позволил им увезти прочь несчастную жертву. В обществе, как это всегда бывает в подобных случаях, моментально поднимется всплеск негодования. Все начнут единогласно бичевать бесчеловечные методы работы французской полиции, которая с легкостью может поступиться человеческой жизнью. Причем чужой жизнью.

Увы, но все будет именно так. Его поймут лишь те немногие, кто знаком с работой полиции не понаслышке. Ну, задержи он тех двоих, предположим. И что у него есть, чтобы предъявить им? Конечно же, он сразу узнал бандитов. У Графа, по меньшей мере, четыре судимости, и все за мелкое мошенничество и подлог. Пока не совсем понятно, зачем он пошел на мокрое дело. Насколько Люка был осведомлен о его криминальном прошлом, Граф никогда не был замешан в убийствах. Что же его подвигло на откровенную мокруху?

Вот его подельник — это уже совсем другая песня. Впрочем, и за ним во Франции числилась лишь одна судимость. Уроженец Сицилии, Фред во времена сухого закона промышлял в Америке, лет пять тому назад перебрался в Париж, но ни в чем таком не был пока замешан, и у полиции против гангстера тоже ничего не было. Разве что дружки его вызывали подозрение да развязные манеры поведения доставали тех, кто сталкивался с ним накоротке.

Вот и делай с ними после этого что хочешь! Арестуй их он в тот момент, когда они надели наручники на Мышь, и что дальше? Таких матерых уголовников не расколешь на признание без существенной предъявы. А предъявить он им может лишь противодействие полиции. Три месяца тюрьмы, в лучшем случае, вот и все наказание.

Безусловно, бродяга что-то знает. Но что? Стыдно признаться, но в глубине души Люка надеялся на то, что гангстеры сделают грязную работу вместо него и заставят старика сказать им правду. У них для этого имеется широкий ассортимент отработанных приемов. Да и спрос с них какой? Одно слово, бандиты! Не то что он, старший офицер полиции! Разве он имеет право пытать старика, выколачивая из него ценные сведения.

Итак, все, что можно было сделать, сделано. И сейчас оставалось лишь ждать развязки. Уже спустя несколько минут после того, как старший инспектор обосновался в префектуре, ему сообщили, что машина, на которой скрылись похитители, числится в республиканском розыске. Через пятнадцать минут поступили сообщения от патрульных служб Тринадцатого округа: машину засекли проезжавшей возле отеля «Порт-д’Итали». В половине девятого инспектор полиции уже сидел в холле гостиницы на авеню де Ваграм, в которой проживал Граф.

Еще два инспектора методично прочесывали все бары на Елисейских Полях и в районе площади Этуаль, выуживая у барменов самую последнюю информацию об американском гангстере. Более того, в это же самое время сержант полиции уже прибыл на улицу Бланш и обустроился на ступеньках в подъезде дома, в котором квартировал Фред, поджидая его этажом выше.

— Пока никаких новостей, господин префект! — доложил Люка во время очередного звонка начальства. — Согласно нашей оперативной информации, машина сейчас катается по кольцевой. Видно, преступники скоро вернутся в Париж.

Люка не стал в разговоре с префектом развивать альтернативные варианты. Но на случай, если гангстеры задумают рвануть вглубь страны, соответствующие меры были приняты. Жандармерия уже получила приказ, и все жандармы в небольших городках, расположенных на территории департаментов Сена, Сена-и-Уаза, Сена-и-Марна, были поставлены под ружье.

У Люка с утра не было ни крошки во рту, но есть не хотелось. Он, как ни странно, рисовал в своем воображении те же мрачные картины, что и Мышь, сидя в машине. Небольшой лесок на обочине дороги, где так легко спрятать труп, присыпав его сверху землей в какой-нибудь канаве. Что ж, от этого никто не застрахован. Оставалось лишь надеяться на лучшее.

На руках у Люка имелась самая полная информация о местонахождении всех остальных фигурантов дела. Так, господин Стаори сидел в данный момент в театральной ложе, наслаждаясь спектаклем в обществе приятеля из Венгрии и его красавицы жены. Что же до финансистов из Швейцарии, то господин Остин, прилетевший из Базеля первым, уже предавался сну. Тот, который прибыл из Лондона, вопреки всем канонам джентльменского поведения, расслабился по полной и с удовольствием хлестал виски в английском баре на улице Дану. Ну, а рыжий в данную минуту восседал в первом ряду зрительного зала в знаменитом кабаре «Фоли-Бержер».

Более того, Люка также приказал перепроверить еще раз информацию о том, что лорд Арчибальд Ландсберри действительно находится в настоящее время на приеме в посольстве Японии.

Все эти мелкие и крупные поручения отдавались и выполнялись под звуки непрекращающегося дождя, который, судя по всему, зарядил до самого утра. Что ж, пусть хоть немного собьет пекло, мучившее парижан все последние дни.

А потом вдруг как прорвало! Нескончаемый поток телефонных звонков, лампочки, непрестанно мигающие на табло вызовов, одновременные разговоры сразу по трем телефонам. Начальник муниципальной полиции не выдержал и сам явился в штаб, пристроившись рядом с Люка.

Первым в этой непрерывной веренице сообщений поступила информация от патрульных: машина с похитителями вернулась в Париж, проехала мимо станции метро «Шарентон», затем миновала полицейский участок рядом с госпиталем Сен-Луи и направилась в сторону Монмартра. Никто из полицейских, однако, не смог сказать со всей определенностью, сколько пассажиров было в салоне автомобиля: трое или двое.

Чуть позже поступил звонок от сержанта, дежурившего в подъезде дома на улице Бланш.

— Я звоню вам из квартиры наверху, — доложил он. — Хозяйка квартиры любезно согласилась помочь мне и включила музыку, чтобы замаскировать мое присутствие на лестнице. Алло! Минуточку! Они возвращаются! Да, вернулись! Все трое! Машина уехала! Я иду на пост! Присылайте подмогу!

Потом поступил звонок от патрульных, обнаруживших угнанную машину на бульваре Рошешуар. По их словам, машина была пуста, и они ждут указаний, что с ней делать.

Следом опять позвонил префект, и Люка заверил его, что ситуация находится под полным контролем.

— Думаю, мы справимся, господин префект! — закончил он разговор и отдал приказ дежурившим вместе с ним офицерам полиции: — Немедленно отправляйте машину с полицейскими на улицу Бланш, а вторую — на улицу Монси.

Надо захлопнуть капкан, чтобы у бандитов оказались отрезанными все пути к отступлению.

Не успел он отдать последний приказ, как на связь с ним снова вышел сержант, дежуривший в доме Фреда.

— Тот, который повыше, только что покинул квартиру, оставив старика наедине с Фредом.

На сей раз колесо фортуны повернулось к ним, и удалось совершить почти невероятное. Такси с инспектором, устроившимся рядом с водителем в качестве якобы его напарника, для чего традиционная шляпа была заменена холщовой водительской фуражкой, успело как раз вовремя, чтобы подобрать Графа в качестве своего пассажира.

— На станцию Майло! — скомандовал он, устраиваясь на заднем сидении.

Невероятная удача, это правда! И все же, игра пока еще не закончена, а потому говорить об успехе рано. Один из трех инспекторов, обеспечивавших негласное сопровождение финансистов из Базельской группы, доложил во время очередного сеанса связи, что его подопечный, месье Гаде, воспользовавшись антрактом, только что покинул варьете и в сопровождении человека, смахивающего на сутенера, направился в один весьма известный бордель, расположенный неподалеку.

— Ну и пусть себе развлекается! — снисходительно отреагировал Люка.

— А мне что делать?

Ответа не последовало, так как старший инспектор уже держал в руках другую трубку.

— Алло! Преступник только что вошел в гараж автобусного парка возле станции Майло. Что мне делать?

— Ждать! А когда он выйдет, расспросить сторожа, зачем он туда приходил.

По мере того как нарастало напряжение, время, казалось, остановилось. А тут еще, как назло, не было никаких звонков от сержанта, дежурившего в доме на улице Бланш.

— Алло! Это снова я. Звоню со станции метро. Он только что вышел из гаража и приказал таксисту отвезти его обратно на улицу Бланш. Я остаюсь пока здесь. Иду беседовать со сторожем.

Следующий звонок не заставил себя ждать.

— Я поговорил со сторожем. Он сказал, что мужчина попросил показать ему старенький автобус, который ходит на ипподром. У него еще на капоте нарисован аист. Но сторож пояснил, что автобуса на данный момент в гараже нет. Его два дня тому назад отправили вместе с водителем в Виши до конца сезона. Так они поступают каждый год. И что мне делать дальше?

Но Люка не дослушал последнюю фразу. Он бросил трубку на рычаг и попросил помощников срочно дозвониться до старшего инспектора в Виши.

— Когда выйдете на связь, скажите ему, чтобы они немедленно отогнали синий автобус с аистом на капоте на спецстоянку и взяли его под усиленный контроль, предварительно закрыв на ключ все двери в салоне.

Он снял со спинки стула пиджак и окинул комнату рассеянным взглядом, пытаясь определить, в какой именно угол он зашвырнул свою шляпу.

— Ты и ты! Да, вы двое! Поедете со мной на улицу Бланш! — приказал он сыщикам.

Автомобиль уже ждал их наготове во внутреннем дворике. Дежурный полицейский широко распахнул въездные ворота, и машина на полной скорости выехала на площадь перед Собором Парижской Богоматери.

Все те семь минут, что они мчались до улицы Бланш, Люка сидел с закрытыми глазами. И со стороны казалось, что он просто дремлет.

Глава девятая. Странствия мадам Логно

Один из телеграфистов, несших бессменную вахту в штабе, выйдя в коридор, заметил незнакомую женщину, которая неуверенно мялась на лестничной площадке, раздумывая, в какую сторону ей податься. Издали она производила довольно странное впечатление: костюм, промокший насквозь, такая же сплющившаяся от дождя шляпка, испуганные глаза.

— Что вам угодно, мадам? — вежливо поинтересовался у нее полицейский.

— Мне нужно к старшему инспектору Люка.

— Вы наверняка столкнулись с ним внизу. Он только что уехал.

Полицейский проследовал дальше, оставив мадам Логно стоять в полной растерянности на верхней ступеньке лестничного пролета. Какая жалость, что они разминулись! Но это и неудивительно. Вот уже полчаса мадам Логно блуждала по пустынным коридорам здания префектуры, открывая десятки дверей в десятки помещений, в каждом из которых она не встретила ни единой живой души.

Правда, внизу на вахте дежурный напутствовал ее следующими словами:

— Поднимайтесь по третьей лестнице, той, что слева, в дальнем углу коридора напротив внутреннего дворика. Там еще забор такой стоит.

Но женщина, судя по всему, нужной лестницы так и не нашла, и вот сейчас тщетно пыталась отыскать хоть кого-то, кто помог бы ей выбраться из лабиринта бесконечных коридоров и запутанных переходов. Она страшно обрадовалась, увидев человека в форме, но тот, коротко ответив ей, прошел дальше, приказав мадам Логно стоять там, где она и стояла.

— Ты должна отдать мое письмо только старшему инспектору Люка! — напутствовал ее муж, выправляя в город. — Помни, что бы ни случилось, только ему! Из рук в руки!

Весь день муж был сам не свой. Ни с кем не разговаривал, а на все вопросы отвечал коротко:

— Не мешайте мне! Я думаю.

Потом он потребовал, чтобы ему принесли карандаш и бумагу. Следом велел подать вчерашнюю газету, через минуту ему понадобилась позавчерашняя. Еще через минуту возникла нужда в телефонном справочнике. Для чего мадам Логно пришлось одеваться и идти в ближайшее кафе, чтобы позаимствовать у них на время этот дурацкий справочник.

В самый разгар дождя муж объявил ей:

— Надо, чтобы ты съездила к своему брату.

— К Франциску?

— Да. Мне нужен том большого Ларусса, тот, что на букву Л.

Брат мадам Логно работал учителем и, конечно, имел у себя дома толковый энциклопедический словарь. Но не в такую же погоду ей за ним ехать!

— Ты уверен, что он тебе нужен?

— Неужели ты не хочешь, чтобы твоего мужа перевели на работу в Управление криминальной полиции?

Мадам Логно вынуждена была безропотно подчиниться. Сына она отвела к соседям, потому что мужу мешал каждый шорох в доме, отвлекая его от каких-то там мыслей.

— После того как его ударили по голове, он стал просто невыносимым! — пожаловалась она брату, пока тот заворачивал нужный том в несколько слоев бумаги.

Ларусс понадобился инспектору Логно всего лишь на пару минут, после чего он сразу же принялся строчить письмо, не забыв предупредить жену:

— Пока не раздевайся! Сейчас отправишься в Управление криминальной полиции и спросишь, как тебе найти старшего инспектора Люка. Отдашь письмо лично ему. Если его нет на месте, поинтересуйся, где он, и отправляйся по указанному адресу.

После долгих странствий мадам Логно добралась, наконец, до самой префектуры. И нате вам, пожалуйста! Дождь продолжает лить как из ведра, а инспектора Люка снова нет на месте. Женщина устало опустилась на ступеньку, чтобы дать ногам немного отдыха.

Спасение пришло неожиданно. Начальник муниципальной полиции, торопившийся в оперативный штаб за последними сводками, решил воспользоваться не служебным входом, а пойти напрямик, через службу экстренного вызова, и столкнулся носом к носу с мадам Логно, сидящей на лестнице.

— Что вы здесь делаете, мадам? — страшно удивился он.

— У меня срочное письмо к старшему инспектору Люка.

— Отдайте его мне, и я передам.

Но женщина лишь отрицательно покачала головой.

— Не могу! Муж, инспектор Логно, велел мне отдать письмо лично в руки месье Люка.

Высокий полицейский чин недоуменно пожал плечами и пробормотал:

— Что ж, раз так, ступайте за мной.

Люка как раз закончил разговаривать с префектом. Он сообщил ему, что птички уже в клетке, и совсем скоро он доставит эту клетку на Набережную Орфевр. Префект, жаждущий быть в курсе всех подробностей задержания, тут же откомандировал начальника муниципальной полиции непосредственно в штаб, чтобы тот доложил ему, как все прошло и каковы самые первые показания преступников.

Надо сказать, что все прошло довольно буднично. Час поздний, почти все театры и кинотеатры уже закрыты, улицы пустынны. Кстати, улица Бланш и в хорошую погоду не может похвастаться многолюдностью. Вот и сейчас только трое припозднившихся посетителей бара развлекали себя игрой в карты вместе с хозяином заведения. Но что-то в этой троице показалось Лили подозрительным. Он ринулся к телефонной будке и заорал в трубку так, что было слышно даже через стенку.

— Фред! Здесь легавые! Полный фургон полиции. Наверное, он прокололся в гараже. Я делаю ноги, да? Хорошо! О’кей! Можешь на меня положиться.

Закончив разговор, молодой человек широко распахнул дверь телефонной будки для того, чтобы оценить ситуацию, после чего бросился бежать с такой скоростью, что сбил с ног устремившегося навстречу инспектора. Но второй подоспел вовремя, он схватил парня за ногу и, повалив на землю, защелкнул наручники на его запястьях.

Разумеется, Фред держался с большим хладнокровием. В конце концов, он же не восемнадцатилетний юнец, чтобы терять голову. Выслушав сбивчивый монолог Лили, бандит спокойно положил трубку на место и, перехватив заинтригованный взгляд бродяги, сказал:

— Пустяки! Один приятель звонил. Я отлучусь на пару минут.

С этими словами он устремился к дверям и, не включая свет, вышел на лестничную площадку. Стараясь двигаться в темноте бесшумно, гангстер стал осторожно подниматься наверх, по направлению к чердаку. И вдруг почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в грудь. Он мгновенно похолодел от страха, поняв, что это дуло револьвера.

— Куда торопишься, приятель? — спросил его голос в темноте.

— Домой! А что случилось? Неужели в потемках я ошибся этажом! — Фред лихорадочно пытался выиграть время и снова взять инициативу в свои руки. — Надеюсь, я не ушиб вас?

— Ступай вниз, приятель! Игра закончена!

Инспектор включил свет и привычным движением руки извлек из кармана Фреда револьвер. На лестничной площадке этажом ниже их поджидал Люка с помощниками.

Он успокоил жильцов соседней квартиры, выглянувших на шум.

— Все в порядке! Полиция!

И вошел в квартиру Фреда.

Комичное это было зрелище — увидеть босые ноги старика, торчащие из-под штор, за которые он спрятался, испугавшись того, что творилось на лестнице.

— Давай же, вылезай на свет божий! — миролюбиво посоветовал ему Люка.

— Ну наконец-то! Явились! — разворчался Мышь, выходя из своего укрытия. — Это вы так меня спасаете, да? Еще немного, и вы застали бы здесь мой бездыханный труп!

— Перестань вопить! Ты сейчас мне весь дом на уши поставишь!

Арестованных усадили в закрытый фургон, но машина не трогалась. Все ждали возвращения Графа. Но вот к дому подъехало такси, из него вышел человек и в ту же минуту попал в объятия сразу двух полицейских.

— Вот теперь полный комплект! — удовлетворенно констатировал Люка и обратился к водителю: — Вези нас на Набережную Орфевр.

Прибыв на место, Люка позвонил в штаб.

— Как только поступит звонок из Виши, переключите его сюда, на мой кабинет. И доложите префекту, что клетка благополучно доставлена в управление.

Так закончились бесцельные хождения мадам Логно по огромному зданию префектуры. Вместе с начальником муниципальной полиции она снова отправилась на Набережную Орфевр. Само собой, бедняжка понятия не имела, кто этот человек и в каком он звании. Жилистый мужчина невысокого росточка со смешной козлиной бородкой, словом, весьма невзрачный субъект. Таким предстал перед мадам Логно начальник всей столичной полиции.

Вместе они вошли в кабинет Логно. Он был не один. Перед столом выстроилась в ряд вся четверка задержанных: Мышь, Фред, Граф и, наконец, Лили с кровоточащей губой, которую он рассек при падении. Не говоря ни слова, начальник муниципальной полиции пристроился на стуле в углу комнаты, и вперед выступила мадам Логно.

— А вы, мадам, что здесь делаете? — вперил в нее изумленный взгляд Люка.

— Я принесла вам письмо от мужа. Вы меня не помните?

Конечно же, он ее не помнил! Вернее, в суете последних нескольких часов начисто забыл женщину.

— Я жена инспектора Логно, он велел передать вам вот это! — женщина достала из сумочки письмо и протянула его старшему инспектору, после чего тихонько вышла из кабинета.

Бедная мадам Логно! Как же ей досталось от мужа, когда тот узнал, что она посмела вторгнуться в кабинет старшего инспектора Люка прямо во время допроса. И это вдобавок к тому, что она снова потерялась в пустынных коридорах Управления криминальной полиции и долго блуждала по этажам, прежде чем выбраться на улицу.

Люка прочитал письмо дважды и молча передал его начальнику муниципальной полиции.

Люка машинально перевернул страницу, словно рассчитывая найти там объяснение. Но на обороте стояло лишь коротенькое заключение:

Люка положил письмо на стол и, вызвав одного из помощников, что- то негромко сказал ему. Вскоре троих бандитов увели из кабинета и разместили по разным камерам. В кабинете остался бродяга, который явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Итак, они выбили из тебя все, что им было нужно, — проговорил Люка безразличным тоном, разглядывая заплывший глаз старика и его разбитый нос.

— Да уж! В том, что они не убили меня, вашей заслуги нет! — неожиданно огрызнулся Мышь, вспомнив, через что ему пришлось пройти минувшей ночью.

— И поделом! Я бы на их месте приложился еще сильнее. Тогда вместо тюрьмы тебе была бы прямая дорожка в инвалидный дом.

— Тюрьмы?

— Да, мой дорогой! Тебе грозит тюремный срок, и немалый! Разве я не предупреждал тебя о том, что ждет тех, кто замешан в убийстве, да еще и прячет улики от полиции?

Казалось, еще немного, и Мышь, наконец, расколется. Но не тут-то было! Опустив голову в пол, он что-то долго и сосредоточенно обдумывал, потом поднял глаза на Люка и улыбнулся ему в лицо.

— Этот номер у вас не прокатит!

— Ну, это мы еще посмотрим! Так, значит, сказать тебе нечего?

— Что сказать?

— То есть, ни в каких противоправных действиях ты не замешан, улики не прячешь, преступников не покрываешь. Так?

— Я устал! — отрезал старик.

— Хорошо! — тяжело вздохнул Люка. — Сейчас тебе дадут возможность поспать. — И уже совсем другим, официальным тоном обратился к одному из своих помощников: — Жанвье! Отведите старика в камеру. И проследите за тем, чтобы ему дали мокрое полотенце стереть кровь с лица.

Мышь увели, и в кабинете остались двое: Люка и начальник муниципальной полиции. Они мрачно переглянулись, и Люка позволил себе еще один тяжелый вздох. Им все было понятно без слов. Дело обещает быть чертовски сложным.

Как и предполагал Люка, четверка вела себя на допросах по-разному. Лили допрашивали первым, и он держался с вызывающей наглостью.

— Что я делал в машине? Катался по городу. А что, это запрещено законом?

— Арчибальд? Какой Арчибальд? Никогда не слышал о таком! Дурацкое имя!

— Чем зарабатываете на жизнь?

— Разве вы сами не видите, что с такой внешностью, как у меня, с голоду не помрешь!

Фред, напротив, вел себя со сдержанным достоинством. Четко назвал имя, место и год рождения, а на вопрос о роде занятий дал немного неожиданный ответ:

— Массажист и по совместительству спортивный тренер в оздоровительных дамских салонах.

Гангстер сохранял олимпийское спокойствие, и лишь глаза сверкали злорадным блеском, словно подначивая старшего инспектора, — ну-ка, попробуй, расколи меня, приятель!

Самым забавным оказалось то, что Фред вдруг вспомнил о дипломатическом протоколе и заговорил таким же витиеватым стилем, что и господа финансисты из Базеля или господин Стаори из Будапешта.

— Хочу предупредить вас, старший инспектор, что вы несете персональную ответственность перед послом Соединенных Штатов за превышение должностных полномочий. Вы, наверное, не вполне отдаете себе отчет в том, что имеете дело с гражданином суверенного государства.

— Зачем вы похитили Мышь с террасы ресторана Фуке?

— Я буду отвечать на ваши вопросы только в присутствии своего адвоката!

Да, такого не запугаешь. Пришлось отпустить ни с чем. Надо запасаться терпением.

Оставалась лишь одна, последняя надежда. Граф! В нем упрямства поменьше.

— Не узнаю я тебя, приятель! — начал Люка доверительным тоном. — Мне всегда казалось, что у тебя есть мозги. Ну да! Время от времени и у тебя случались неприятности с законом, но все это были сущие пустяки в сравнении с тем, во что ты вляпался на сей раз.

Сказать по правде, старшему инспектору и в самом деле было немного жаль сидевшего перед ним типа, представительного, дородного мужчину, слишком хорошо одетого для заурядного бандита. Граф уныло уставился в пол, тщетно пытаясь найти какие-то слова оправдания в собственный адрес.

— И что же тебя подвигло спутаться с таким откровенным негодяем, как Фред, а? Ты же человек воспитанный, завсегдатай лучших парижских баров, а тут такое! Имея труп на руках, мы постараемся, чтобы ты, мой дорогой, получил у нас по полной программе. Обещаю!

— А что вам сказал Фред?

— Да все! Разве он стал тебя выгораживать? И не подумал! Он тут же бросился спасать собственную шкуру. А что ему оставалось, коль скоро мы нашли тело.

— Неправда!

— Что неправда?

— Все! И вообще, вы не имеете права меня допрашивать. Я стану отвечать только на вопросы следователя!

— Как знаешь, приятель.

Люка предвидел такой исход. Он слишком хорошо знал подобную публику. Эти ребята не из пугливых, к тому же не дураки. Их просто так не возьмешь.

Близилось утро. Надо садиться и писать отчет. Он пообещал префекту подготовить отчет к утру. Вот только о чем писать? Нет, лучше пока об этом не думать.

— Пойду-ка я перекушу! — сказал он помощнику.

С трудом прожевывая холодное мясо, то немногое, чем можно было разжиться в ночном баре на площади Шатле, Люка мрачно разглядывал унылый пейзаж за окном. Дождь, монотонный дождь, редкие фигуры прохожих под зонтиками. Скоро парижские улицы превратятся в настоящие каналы, прямо как в Венеции.

— Алло! Виши? Слушаю вас! Одну минуточку! Сейчас я возьму карандаш, чтобы пометить. Так говорите, одна банкнота достоинством пятьсот долларов, одна в сто долларов, одна… А конверт? Пустой? Так я и знал! Будь оно все неладно! Опишите мне сам конверт. Какой он? Как все обычные конверты? Говорите, старый? Очень старый? А что в нем еще необычного? Так… так… Вот оно! Есть! Нет, старший инспектор! Я вовсе не шучу! Так какого цвета, говорите, марка? Синего? Гавайская марка? Прекрасно! Это все, что я хотел узнать. У вас надежный сейф? Немедленно спрячьте все под замок.

Люка повернулся к сержанту Жанвье.

— Графа ко мне! Быстро!

У последнего уже успели изъять галстук и шнурки от туфель, что моментально лишило его элегантности и поубавило уверенности в себе.

— Всего один вопрос, любезный. По-прежнему увлекаешься филателией, особенно редкими марками, а? Помнится, три года тому назад у тебя уже были проблемы с полицией именно на почве филателии. Говорят, ты тогда умудрился всучить клиенту фальшивые зарубежные марки. Я прав?

— Меня оправдали за отсутствием доказательств.

— Ну и слава богу! А расскажи-ка ты мне, приятель, во всех подробностях, сколько стоит одна гавайская марка, выпущенная в середине прошлого века. Отвечай! Чего молчишь? Я с тобой не в кошки-мышки играю, идиот! Будешь молчать, я получу ответ в другом месте.

— Гавайи выпуска 1851 года стоит около четырехсот тысяч франков за штуку.

— Это — которая, синяя?

— Да. На сегодняшний день их сохранилось не более дюжины. Из них лишь несколько — в приличном состоянии.

— Благодарствую за информацию. Вот теперь можешь отправляться спать.

— Так я свободен?

— Еще чего! Ступай спать в свою камеру, вот что я имел в виду. Больше ничего добавить не желаешь?

После секундного колебания Граф проговорил с нескрываемым сожалением в голосе:

— Нет, ничего!

…вот она, разгадка того, кто такой этот Арчибальд…

Старший инспектор писал отчет, тщательно выверяя каждое слово. Три часа ночи. По окнам барабанит дождь. Густые свинцовые тучи нависли над Сеной. Лишь изредка из-за них выныривала луна и тут же снова исчезала в кромешной мгле.

…Граф, промышляющий маклерством, случайно познакомился с Фредом в одном из баров на Елисейских Полях. Поначалу это было лишь шапочное знакомство, не более того, пропустить вместе по бокалу вина, сыграть партию в покер. Пока однажды он не разоткровенничался и не проболтался кое о чем. Конечно, это всего лишь моя рабочая гипотеза, но зная нравы подобной публики, не сомневаюсь, что она весьма правдоподобна.

Эдгар Лоём был страстным коллекционером. Его коллекция марок стоит целое состояние. Недаром после ее оценки господа из Базеля немедленно упрятали коллекцию в одном из банковских сейфов. Настоящей гордостью коллекции являлись две гавайские марки выпуска 1851 года, одна из которых была наклеена на конверт, адресованный известному английскому ботанику сэру Арчибальду Ландсберри, который в те далекие годы находился в научной экспедиции на островах Тихого океана, занимаясь изучением тамошней флоры.

Вполне возможно, Лоём пытался обменять дубликат на другую марку и даже поместил соответствующее объявление в журнале для филателистов. А у Графа, прочитавшего объявление, мгновенно возник план, как обвести вокруг пальца богатого собирателя марок. Уверен, что именно таким был первоначальный замысел Графа, которым он поделился с Фредом.

После чего начались уже непосредственные переговоры с владельцем редкой марки. Скорее всего, злоумышленники разместили встречное объявление или вышли на Лоёма каким-то иным способом. Вполне вероятно, ему предложили равноценный или даже еще более выгодный обмен, но с обязательной предоплатой части суммы. Сержант Жанвье, который когда- то увлекался коллекционированием марок, рассказал мне, что существуют и более дорогие марки. К примеру, ярко-красная марка островов Маврикий номиналом в один пенни. В настоящее время цена за нее колеблется в пределах от пятисот до шестисот тысяч франков. Что вполне сопоставимо с той суммой аванса, которую имел при себе Лоём, отправляясь на свидание. А то, что часть денег была в долларах, косвенно подтверждает участие Фреда в афере. Гангстер, конечно же, предпочитал иметь дело с долларами.

Убийство произошло именно в момент свидания. Лоёма убили в его машине, и это наверняка сделал Фред. Насколько я знаю Графа, он слишком труслив, чтобы решиться на мокрое дело. Вполне возможно, в убийстве участвовал и Лили. Но это еще предстоит доказать.

Как бы то ни было, а факт остается фактом. Убийц (или убийцу) спугнул именно бродяга по кличке Мышь. Он же каким-то образом завладел бумажником покойного.

Люка отложил ручку в сторону и задумался. Он должен тщательно взвесить все еще и еще раз. Ведь, по сути, вся его версия строится пока на одних лишь догадках и предположениях.

Инспектор Логно из муниципальной полиции, который хорошо знает бродягу, с самого начала заподозрил что-то неладное в его поведении. Здесь следует особо подчеркнуть, что именно благодаря инициативным действиям этого офицера полиции стало возможным начало правового расследования всего дела.

Люка мысленно представил себе покорную, вымокшую насквозь фигурку мадам Логно в сплющенной от дождя шляпке и в дешевых хлопчатобумажных перчатках и снова заскрипел пером.

Дальнейшие поступки бродяги мотивированы и вполне понятны, особенно сейчас, когда нам известно содержимое бумажника.

…гангстерские замашки, которые Фред приобрел в Америке, толкнули его на столь кровавое преступление, с которыми нечасто можно встретиться во Франции…

…Думаю, потребуется очень тщательное расследование, чтобы понять, каким образом преступники избавились от своей жертвы и машины. А уж найти и то, и другое будет откровенным везением…

Люка закончил пятую страницу пространного отчета и внимательно перечитал написанное. Потом снова взял перо и добавил еще несколько предложений.

Примечание. Несмотря на то, что все представители совета директоров Базельской группы вели себя крайне осмотрительно и неохотно шли на контакт со следствием, есть основания полагать, что господин Мюллер, ранее занимавший в компании весьма незначительное положение, возвысился только благодаря тому, что случайно узнал о любовной связи шефа и стал шантажировать его этим.

Во время деловой поездки в Будапешт он познакомился с Дорой Ста- ори и влюбился в нее, а вскоре и сам стал объектом манипуляций со стороны ее отца, пытавшегося втянуть Лоёма через своего потенциального зятя в какую-то неблаговидную финансовую аферу.

Но финансист, прибывший в Будапешт для встречи с адвокатом Стаори, навел справки о деловой репутации последнего и от встречи отказался.

У самого же Мюллера не было ни полномочий, ни авторитета, чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию. Именно этим объясняется истерика Доры и ее публичные обвинения в адрес жениха, с которыми она обрушилась на Мюллера в холле отеля в самом начале расследования.

Люка еще раз пробежал глазами отчет и тяжко вздохнул.

— Какая ерунда получается! — воскликнул он в сердцах, обращаясь к сержанту.

— Почему ерунда? — изумился тот.

— Столько работы, и все впустую.

— Но почему впустую?

— Сам увидишь!

Дальнейшее развитие событий полностью подтвердило правоту старшего инспектора. Но ему не в чем было упрекнуть себя: лично он сделал все что мог. На следующее утро, подремав часок на кушетке в приемной, Люка снова затребовал к себе всю четверку и вручил каждому машинописную копию подготовленного отчета. Те погрузились в чтение. Люка даже не стал смотреть, зная, что бесполезно пытаться понять что-то по выражению их лиц. Первым закончил читать Фред. Он протянул листки старшему инспектору и восхищенно воскликнул:

— Десяточка!

— Добавить ничего не желаешь?

— Я?! Конечно нет!

— А ты? — обратился Люка к Графу.

— Ничего!

— И я тоже! — оскалился Лили. — Если вы надеетесь с помощью этой писанины засадить нас за решетку, то очень зря! Ничего у вас не выйдет!

Заключенных вывели, и в кабинете остался только бродяга. Он забился в уголок и жалобно съежился.

— Ну, а ты что скажешь?

— Ничего?

— Я что-нибудь переврал?

Мышь тоскливо уставился на дверь, за которой скрылась преступная троица. Вот он, самый судьбоносный момент в его жизни. Старик откашлялся и тихо сказал:

— Нет, здесь все — правда.

— Ты их видел в тот вечер?

— Нет.

— То есть, в машине их не было?

— Не знаю. Клянусь, я ничего не знаю! Поверьте, на сей раз я говорю чистую правду. А что со мной сейчас будет?

— Три месяца тюрьмы, — лаконично бросил Люка.

— И все?

— Вполне возможно, с отсрочкой исполнения наказания. Посидишь за мелкое мошенничество и за то, что пытался ввести в заблуждение представителей власти.

— Посижу, — покорно согласился старик и направился к выходу.

А Люка снова взялся за перо, чтобы написать рапорт.

Судья Севри затратил месяц на судебное разбирательство, самый жаркий месяц за все лето. Невыносимо было сидеть в такой духоте, зная, что семья в это время наслаждается всеми прелестями отдыха на море, а он не может присоединиться к близким даже на выходные. Сам же процесс оказался крайне сложным.

— Ничего не знаю! — бубнил на каждом заседании Фред и взрывался праведным гневом. — Вы мне уже надоели со своими Лоёмами и Арчибальдами. Я понятия не имею, что это за типы!

Лили и вовсе был освобожден под залог прямо в зале суда. И вскоре он снова замелькал среди завсегдатаев ночных парижских баров.

Все, что можно было вменить в вину троице злоумышленников, — это жестокое обращение с бродягой и сопротивление полиции в момент задержания. Все остальные пункты обвинения так и остались недоказанными в ходе судебного разбирательства. Да и что можно было доказать при отсутствии тела убитого?

Господа финансисты из Базеля покинули Париж, не дожидаясь окончания процесса. Мюллер тоже отбыл к новому месту назначения, в Китай. Что же касается мадемуазель Доры, то она в Берлине не теряла времени даром и уже успела обручиться с молодым немецким лейтенантом, присягнувшим на верность Гитлеру.

Бедняга Логно заработал после полученной травмы нервный тик. Его левый глаз стал непроизвольно закрываться, отчего складывалось впечатление, будто он непрестанно подмигивает. И несколько женщин, столкнувшись со столь странным пассажиром в общественном транспорте, даже успели пожаловаться в полицию на его недостойное поведение.

Ну, а Мышь не вытерпел и где-то в конце июля снова отправился на авеню Парк-Монсо. Прихрамывая сильнее обычного (сказались четыре недели, проведенные в следственном изоляторе), он медленно добрел до знакомого дома и поинтересовался у привратника, может ли он увидеть мадам Бойсвин.

— Если хочешь увидеться с ней, то отправляйся в Бретань. Она там сейчас на отдыхе вместе с сынишкой.

К счастью для господ финансистов из Базельской группы, мальчик был записан при рождении на имя матери. А потому все вопросы с мадам Бойсвин были улажены с помощью единовременной выплаты в сто тысяч франков. Вручая женщине эту сумму, господа из Базеля посоветовали ей открыть свой магазин. Но Люси Бойсвин предпочла стать модисткой и мастерить шляпки для клиенток из близлежащих кварталов, не выходя из дома.

Три месяца тюремного заключения для Фреда, два месяца для Лили и три месяца для Графа плюс запрет, с учетом его прежних судимостей, на дальнейшее пребывание в Париже. Последнее обстоятельство стало, пожалуй, самым сильным ударом для обвиняемого, смотревшегося довольно жалко в ходе всего судебного разбирательства.

В конце лета случилось непредвиденное. Двадцать первого сентября на Сене едва не затонула большая баржа, груженная песком. Она двигалась вниз по течению, огибая остров Путо, затем через систему шлюзов проследовала мимо Больших бульваров и застряла как раз напротив новых многоэтажных домов, напоровшись на что-то в воде. Удар был такой силы, что на корме образовалась глубокая пробоина. И это вопреки всем навигационным картам, гарантировавшим глубину русла на данном участке Сены не менее десяти футов, а в некоторых местах — и все пятнадцать футов.

Немедленно на дно реки был снаряжен водолаз. Само происшествие мало кого взволновало, пока на стол Управления криминальной полиции не легло донесение, согласно которому

Далее сообщался номер машины: YA. 5-6713.

Итак, машина Лоёма была найдена вместе с его телом.

Люка в это время был на отдыхе вместе с семьей в Биарице, и делом занялся его заместитель. Он лично допрашивал Фреда в течение двух часов, но так и не смог добиться от него признания.

В Париж немедленно прибыли все члены совета директоров Базельской группы. Один явился даже из Стамбула. Наконец-то появилось основание для выдачи свидетельства о смерти Эдгара Лоёма. А следовательно, можно оглашать и его завещание.

Газеты прокомментировали новость весьма сдержанно:

Последнюю новость Мышь прочитал при тусклом свете лампочки, лежа на жестком топчане в отделении полиции возле Гранд-опера. Он с силой ущипнул за нос соседа, чтобы тот перестал, наконец, храпеть и дал ему сосредоточиться и немного подумать в тишине.

Сто миллионов швейцарских франков! Это же надо! Такая куча денег. Да за нее можно купить тысячу, нет! — десять тысяч или даже все сто тысяч домиков в деревне.

1938

Перевод с английского Зинаиды КРАСНЕВСКОЙ.