Тайна замка Чимниз

Глава 5 Первая ночь в Лондоне

Даже в самых лучших планах случаются недочеты. Вот и Джордж Ломакс допустил ошибку – во всей его тщательно разработанной кампании оказалось одно слабое место. Им был Билл.

Эверсли был очень славным парнем. Он хорошо играл в крикет и вполне сносно – в гольф, обладал приятными манерами и дружелюбием, однако место в Министерстве иностранных дел ему доставили, увы, не его способности, а исключительно связи. Работа, которую он исполнял, ему подходила. Он состоял при Джордже чем-то вроде собаки. Ничего ответственного, требующего пошевелить мозгами, ему не поручали. Он должен был лишь неотлучно находиться при Джордже, беседовать с разными незначительными людьми, которых тот не хотел видеть, бегать с поручениями и вообще приносить пользу. Службу свою Билл исполнял на совесть. А когда Джордж отсутствовал в офисе, он разваливался в самом большом кресле и читал спортивные новости, поддерживая древнюю и почтенную традицию.

Привыкнув отправлять Билла с разными поручениями, Джордж и теперь послал его в контору «Юнион Касл» с заданием выяснить время прибытия «Гранарт Касл». А у Билла, как у большинства образованных молодых англичан, был хотя и приятный, но очень тихий голос. Да и любой учитель риторики указал бы ему на его ошибку в произношении слова Гранарт. В устах Билла его можно было принять за что угодно. Клерк в пароходстве принял его за Карнфрэ. «Карнфрэ Касл» прибывал в следующий четверг. Так он и сказал. Билл поблагодарил его и вышел. Джордж Ломакс принял эту информацию к сведению и соответствующим образом выстроил свой план. Он не имел никакого понятия о графике движения океанских лайнеров и потому ни на секунду не усомнился в том, что Джеймс Макграт появится не раньше четверга.

Вот почему в ту самую среду, когда Джордж держал лорда Кейтерхэма на ступенях его лондонского клуба, просунув палец в петлицу на лацкане его пальто, он крайне удивился бы, если бы кто-нибудь сообщил ему, что «Гранарт Касл» благополучно бросил якорь в порту Саутгемптона еще накануне днем. В два часа дня Энтони Кейд, путешествующий под именем Джеймса Макграта, сошел с поезда на вокзале Ватерлоо, кликнул такси и, после небольшого раздумья, велел везти себя в отель «Блиц». «Можно позволить себе провести время с удобством», – думал он, с интересом глядя в окно такси. С тех пор как Кейд в последний раз был в Лондоне, прошло ровно четырнадцать лет.

Прибыв в отель, он взял номер и вышел пройтись по набережной. Неплохо было снова оказаться в Лондоне. Многое, конечно, изменилось. Вот тут – сразу за мостом Блэкфрайерс – был ресторанчик, где в былые дни он часто обедал с друзьями, славными ребятами. Тогда Энтони считал себя социалистом и носил огненно-красный галстук. Молодость, молодость…

В отель он вернулся тем же путем. Когда Кейд переходил улицу, какой-то человек, проходя мимо, толкнул его так, что оба едва не потеряли равновесие. Опомнившись, он начал бормотать извинения, глазами так и шаря по лицу Энтони. Сам он оказался коренастым коротышкой, явно из рабочих и явно иностранцем.

Входя в отель, Энтони думал о том, что могло стать причиной столь взыскующего взгляда незнакомца. Возможно, ничего. А возможно, просто его загорелое лицо, столь необычное на фоне бледных физиономий лондонцев, привлекло его внимание. Энтони поднялся к себе и там, повинуясь какому-то внезапному импульсу, подошел к зеркалу и стал изучать в нем свое лицо. Интересно, кто-нибудь из старых – и очень немногих – друзей узнал бы его сейчас, встреться они лицом к лицу? И он медленно покачал головой.

Когда Энтони четырнадцать лет назад покидал Лондон, ему самому было только восемнадцать – светловолосый, чуть склонный к полноте мальчик обманчиво-ангельской наружности. Вряд ли найдется человек, который опознает того белокурого херувима в худощавом, загорелом мужчине с насмешливым выражением лица.

На столике у кровати зазвонил телефон, и Энтони подошел, чтобы снять трубку.

– Алло!

И услышал голос гостиничного клерка:

– Мистер Джеймс Макграт?

– Слушаю.

– К вам посетитель.

Энтони очень удивился.

– Посетитель? Ко мне?

– Да, сэр, иностранный джентльмен.

– Как он представился?

После небольшой паузы клерк сказал:

– Я сейчас пришлю к вам посыльного с его визиткой.

Энтони положил трубку и стал ждать. Через пару минут в дверь постучали, и на пороге возник младший служащий отеля с визитной карточкой на подносе. Энтони взял ее. На ней было написано следующее: «Барон Лолопретжил».

Ему стало понятно, откуда возникла та пауза.

Минуту-другую он разглядывал карточку и, наконец, решился.

– Приведи этого джентльмена сюда.

– Очень хорошо, сэр.

Вскоре в его номер уже входил барон Лолопретжил – крупный мужчина с окладистой черной бородой и высоким лбом с большими залысинами. Резко щелкнув каблуками, он наклонил голову и произнес:

– Мистер Макграт.

Энтони имитировал его приветствие, как мог.

– Барон, – произнес он. И, подвигая гостю кресло, добавил: – Прошу вас, садитесь. Мы, кажется, не имели удовольствия встречаться раньше?

– Это так, – подтвердил гость, усаживаясь, и вежливо добавил: – К несчастью для меня.

– И для меня также, – отвечал Энтони в том же духе.

– Давайте теперь переходить к делу, – сказал барон. – Я представляю в Лондоне партию лоялистов Герцословакии.

– И, вне всякого сомнения, представляете ее в высшей степени достойно, – прошелестел Энтони вполголоса.

Барон снова поклонился, услышав комплимент.

– Вы очень добры, – произнес он сдержанно. – Мистер Макграт, я не буду от вас ничего скрывать. Время пришло восстановить монархию, ненадолго отмененную после мученической кончины Его Всемилостивейшего Величества короля Николая Четвертого, да будет благословенна его память.

– Аминь, – шепнул Энтони. – Я вас слушаю, слушаю.

– На трон взойдет Его Высочество принц Михаил, который поддержкой британского правительства пользуется.

– Великолепно, – сказал Энтони. – Вы очень добры, что сообщаете мне такие подробности.

– Все уже устроено – и тут вы появляетесь неприятности делать.

Барон пронзил его суровым взглядом.

– Мой дорогой барон, – запротестовал Энтони.

– Да, да, я знаю, что я говорю. У вас с собой мемуары покойного графа Стилптича.

И он пронзил Энтони обвиняющим взглядом.

– Даже если так? Какое отношение мемуары графа Стилптича имеют к принцу Михаилу?

– Они вызовут скандал.

– С мемуарами всегда так, – успокоил его Энтони.

– Много секретов знал этот старик. Раскрой он хотя бы четверть из них, Европа погрузится в ужасы войны.

– Ну уж, ну уж, – сказал Энтони. – Это вряд ли.

– О династии Оболовичей неблагоприятное мнение составится. Так демократичен английский дух.

– Вполне могу поверить, – сказал Энтони, – что Оболовичи допускали иногда проявления излишнего деспотизма. Это у них в крови. Но народ Англии и не ждет от сынов Балкан ничего иного. Уж не знаю, почему, но так повелось.

– Вы не понимаете, – сказал барон. – Вы совсем ничего не понимаете. А мои есть уста запечатанные. – Он вздохнул.

– Чего вы так боитесь? – спросил Энтони.

– Пока я не прочту эти мемуары, я не могу вам сказать, – объяснил барон просто. – Но в них наверняка что-нибудь есть. Великие дипломаты обычно так болтливы. Так что тележке с яблоками перевернутой быть, как у вас говорят.

– Послушайте, – сказал Энтони сердечно. – По-моему, вы слишком пессимистично смотрите на вещи. Я знаю, что такое наши издатели, – они сидят на рукописях, как куры на яйцах. Пройдет не меньше года, прежде чем эти мемуары выйдут из печати.

– Либо большой лжец, либо большой простак вы. Все уже готово, чтобы в одной из воскресных газет мемуары вышли немедленно.

– О! – Энтони видимо удивился. – Но ведь всегда можно все отрицать, – добавил он с надеждой.

Барон печально покачал головой.

– Нет, нет, вы говорите в шляпу. К делу давайте. Одну тысячу фунтов вам обещали, так? Видите, у меня надежная информация есть.

– Поздравляю отдел разведки партии лоялистов.

– Тогда я вам предлагаю пятнадцать сотен.

Энтони взглянул на него с изумлением, но тут же сокрушенно покачал головой.

– К сожалению, это невозможно, – горестно сказал он.

– Хорошо. Вам я предлагаю две тысячи.

– Вы искуситель, барон, истинный искуситель. И все равно, этого не может быть.

– Тогда назовите цену.

– Боюсь, что вы не совсем понимаете положение вещей. Охотно верю, что ваше дело правое и что мемуары могут ему повредить. Тем не менее я взялся за эту работу и доведу ее до конца. Понимаете? Я не могу позволить себе продаться противной стороне. Так не делают.

Барон выслушал его очень внимательно. Под конец небольшой речи Энтони он несколько раз кивнул.

– Понимаю. Ваша честь англичанина?

– Ну, сами мы так не говорим, – ответил Энтони. – Но, учитывая разницу в лексиконе, полагаю, что речь у нас с вами идет об одном и том же.

Барон встал.

– К чести англичанина я должен уважение иметь, – объявил он. – Придется испробовать иной путь. Желаю вам доброго утра.

Он сдвинул пятки, щелкнул каблуками, наклонил голову, развернулся и чеканным шагом вышел из номера, держа спину прямо, как на военном параде.

– Интересно, что он хотел этим сказать? – подумал Энтони вслух. – Это угроза или как? Не то чтобы я боялся старины Лоллипопа… А кстати, подходящее для него имя. Так и буду его называть – барон Лоллипоп[5].

Он пару раз прошелся по комнате туда и обратно, видимо, не зная, что предпринять. До дня сдачи рукописи оставалось больше недели. Сегодня было пятое октября. А Энтони не собирался выпускать ее из рук до самого последнего момента. По правде говоря, теперь ему самому страшно хотелось почитать эти мемуары. Он думал заняться этим еще на борту парохода по дороге в Англию, но там его вдруг свалил приступ лихорадки – не сильный, но достаточный для того, чтобы отбить у него всякое желание разбираться в корявом и неразборчивом стариковском почерке – рукопись была именно рукописью, а не печатным документом. Вот почему теперь Кейд был особенно решительно настроен разобраться в том, какую опасность она представляет.

Но было и еще одно дело.

Повинуясь безотчетному желанию, Энтони взял телефонный справочник и открыл его на странице с фамилией Ривел. Таких оказалось шесть: Эдвард Генри Ривел, хирург с Харли-стрит; «Джеймс Ривел и компания», шорники; Леннокс Ривел из Эбботбери Меншнз, в Хемпстеде; мисс Мэри Ривел, проживающая где-то в Илхэге; достопочтенная миссис Тимоти Ривел, проживающая в доме номер 487 по Понт-стрит; и миссис Уиллис Ривел из дома номер 42 по Кадоген-сквер. Итого, за исключением шорников и мисс Мэри Ривел, четыре подходящие персоны, и это при том, что искомая дама, возможно, вовсе и не живет в Лондоне! Кейд захлопнул книгу и покачал головой.

– Придется положиться на случай, – сказал он. – Что-нибудь всегда подворачивается.

Удача, возможно, именно потому и не изменяет энтони кейдам этого мира, что они так слепо верят в нее. Не прошло и получаса, как наш Энтони Кейд уже напал на след той, которую искал, перелистывая страницы иллюстрированной газеты. Среди большого количества фотографий нашлась одна с изображением живой картины, поставленной в доме герцогини Пертской. Под центральной фигурой дамы в восточном одеянии стояла надпись: «Почтенная миссис Тимоти Ривел в роли Клеопатры. Миссис Ривел, урожденная почтенная Вирджиния Котрон, дочь лорда Эджбастона».

Некоторое время Энтони рассматривал фотографию, постепенно округляя губы, точно хотел свистнуть. Потом вырвал из газеты страницу, свернул и положил в карман. Затем снова поднялся к себе в комнату, открыл чемодан и взял из него пачку писем. Вынув из кармана газетную страницу, подсунул ее под бечевку, которой были перевязаны письма.

Вдруг у него за спиной раздался шум, который заставил его резко обернуться. В дверях стоял человек, до смешного похожий на персонаж комической оперы – раньше Энтони и в голову бы не пришло, что такие и вправду встречаются в жизни. Вид у него был пугающий – квадратная голова из тех, которыми впору прошибать двери, злобная усмешка.

– Какого дьявола вы тут делаете? – спросил Энтони. – И кто вас впустил?

– Я хожу, где мне вздумается, – ответил незнакомец; по-английски он говорил с гортанным иностранным акцентом, хотя и вполне точно.

«Тоже даго», – подумал Энтони.

– Ну так убирайтесь отсюда, слышите? – крикнул он.

Глаза незнакомца не отрывались от писем, которые Энтони держал в руках.

– Я уйду, но не раньше, чем получу то, зачем пришел.

– И что же это, позвольте поинтересоваться?

Человек сделал к нему шаг.

– Мемуары графа Стилптича, – прошипел он.

– Вас просто невозможно принимать всерьез, – сказал Энтони. – Вы прямо как с театральных подмостков сошли – оперный злодей, да и только. Очень симпатичный. Кто вас послал? Барон Лоллипоп?

– Барон…? – Последовательность хриплых согласных оцарапала его собеседнику горло.

– Ах, вот, значит, как это произносится? Как будто, полоща горло, пытаешься одновременно подражать лаю собаки. Не думаю, чтобы мне это удалось – мое горло не приспособлено для таких звуков. Придется мне называть его по-своему – Лоллипоп. Так, значит, это он вас послал?

Но получил исполненный благородной ярости отрицательный ответ. Его посетитель зашел в своем негодовании настолько далеко, что даже плюнул на пол, вполне реалистически. Затем он выхватил из кармана какую-то бумагу, которую швырнул на стол, и провозгласил:

– Смотри! Смотри и дрожи, проклятый англичанин.

Энтони взглянул на листок с любопытством, однако вторую часть обращенного к нему воззвания исполнить не спешил. На листе была довольно грубо намалевана человеческая рука красного цвета.

– Похоже на руку, – заметил он. – Но если вы скажете, что это закат на Северном полюсе, нарисованный художником-кубистом, то я спорить не буду.

– Это знак Братства Красной Руки. Я – член этого Братства.

– Да что вы говорите? – отозвался Энтони, взглядывая на незваного гостя с еще большим интересом. – И что, у вас там все такие? Если так, то даже не знаю, куда общество евгеники смотрит.

Человек ответил ему злобным рыком.

– Собака, – бросил он. – Хуже собаки. Продажный раб разжиревшей монархии. Отдай мне мемуары, и ты останешься цел. Таково милосердие Братства.

– Очень мило с их стороны, конечно, – ответил Энтони, – но, боюсь, и они, и вы в данном случае ошибаетесь. Согласно полученным мною инструкциям, рукопись надлежит доставить отнюдь не в руки вашего милосердного Братства, а некоей издательской фирме.

– Пха! – захохотал другой. – И ты думаешь, что тебе позволят добраться до него живым? Довольно глупых разговоров. Рукопись на стол, или я стреляю.

Он выхватил из кармана револьвер и потряс им в воздухе.

Но член Братства недооценил Энтони Кейда. Он, видимо, не привык иметь дело с людьми, которые действуют так стремительно, – стремительнее, чем думают. Энтони не стал ждать, когда револьвер будет направлен на него. Противник еще не успел полностью извлечь его из кармана, а Кейд уже бросился на него и выбил оружие у него из руки. Сила удара была такова, что незнакомца даже развернуло к нему спиной.

Перед таким шансом Энтони устоять не мог. Одним мощным, точно направленным пинком он отправил негодяя за дверь, и тот рухнул в коридоре на пол.

Энтони шагнул было за ним, но неустрашимый брат уже решил, что с него довольно. Проворно вскочив на ноги, он побежал прочь. Энтони не стал его преследовать, а вернулся к себе.

– Вот с Братством Красной Руки и покончено, – заметил он. – Внешность живописная, однако прямого физического воздействия не выдерживает. И все же, как он сюда проник, вот что интересно? Зато теперь я вижу – эта работенка не так проста, как я решил сначала. Я уже нажил себе врагов как среди лоялистов, так и среди революционеров. Надо полагать, вскоре ко мне пожалуют делегации от националистов и независимых либералов… Так что начну-ка я читать, пока не поздно.

Взглянув на часы, Энтони обнаружил, что уже почти девять, и решил поужинать в номере. Визитов он больше не ожидал, но решил, что не мешает все-таки проявить осторожность. Ему совсем не улыбалось, вернувшись из гриль-бара, обнаружить, что в его отсутствие кто-то перерыл его чемодан. Он позвонил в ресторан и попросил меню, из которого выбрал пару блюд и бутылочку шамбертена в придачу. Официант взял заказ и вышел.

В ожидании ужина Кейд вынул из чемодана рукопись и положил ее на стол, рядом с письмами.

В дверь постучали, вошел другой официант, вкатив в номер небольшой столик с принадлежностями для трапезы. Энтони отошел к камину. Стоя спиной к комнате, он оказался прямо перед зеркалом и, от нечего делать заглянув в него, заметил странную вещь.

Официант не сводил глаз с рукописи. Искоса взглянув на недвижную спину Энтони, он неслышным шагом приблизился к столу. Руки его дрожали, кончик языка так и сновал по сухим губам. Энтони посмотрел на него внимательно. Он был высокий, гибкий, как все официанты, с бритым подвижным лицом. «Итальянец, – подумал Энтони, – не француз».

В критический момент Кейд резко обернулся. Официант едва заметно вздрогнул, но тут же притворился, будто очень занят солонкой.

– Как ваше имя? – коротко бросил Энтони.

– Джузеппе, месье.

– Итальянец, значит?

– Да, месье.

Энтони заговорил с ним на его языке, и тот отвечал довольно бегло. Наконец Кейд кивком отпустил официанта, но, принявшись за отличную еду, не переставал думать о нем.

Может быть, он ошибся? И интерес Джузеппе к рукописи был не более чем любопытством? Возможно, но, вспомнив лихорадочное возбуждение итальянца, Энтони засомневался. В общем, он был озадачен.

– Черт побери, – сказал Кейд, наконец, сам себе, – не все же охотятся за этой дурацкой рукописью, будь она неладна. Похоже, я просто фантазирую.

Поужинав и позвонив, чтобы убрали посуду, Энтони принялся за чтение мемуаров. Из-за неразборчивого почерка покойного графа процесс шел медленно. Кейд стал подозрительно часто зевать. К концу четвертой главы он сдался. Рукопись показалась ему нестерпимо скучной, без малейшего намека на скандал.

Затем он собрал лежавшие на столе письма и обертку от рукописи и сложил их в чемодан, который запер. Заперев также и дверь, в качестве дополнительной меры безопасности приставил к ней стул. На него поставил бутылку с водой из ванной.

Не без гордости осмотрев свои приготовления, Энтони разделся и лег в кровать. Глянув еще раз в мемуары Стилптича, он почувствовал, что веки его тяжелеют, сунул рукопись под подушку, погасил свет и почти сразу провалился в сон.

Проснулся Кейд внезапно, часа через четыре после того, как заснул. Что его разбудило, он сказать не мог – то ли какой-то шорох, то ли чувство опасности, особенно сильно развитое у тех, на чью долю выпало немало приключений. Некоторое время он лежал молча, прислушиваясь к своим ощущениям. Что-то едва слышно шелестело в комнате, и Энтони постепенно разглядел в темноте между окном и кроватью – как раз там, где был его чемодан, – какую-то более густую тень.

Энтони взвился с кровати, точно пружина, одновременно включив свет. С пола ему навстречу вскочил человек.

Это был тот официант, Джузеппе. В его правой руке сверкнул длинный тонкий нож. Он бросился на Энтони, который уже успел оценить грозящую ему опасность. Он был безоружен, а Джузеппе явно хорошо владел своим клинком.

Энтони отскочил в сторону, Джузеппе промахнулся. В следующий миг двое мужчин уже покатились по полу, сцепившись. Все силы Кейда были устремлены к тому, чтобы удержать правую руку Джузеппе и не дать ему пустить в ход оружие. Наконец рука итальянца задрожала. Тут же Энтони почувствовал, как левая рука противника тянется к его горлу, стискивает его, сдавливает, не давая дышать. Но вот, наконец, в последней отчаянной попытке он прижал к полу его правую руку.

С пронзительным звоном нож упал. В ту же секунду итальянец ловко вывернулся из хватки Энтони. Тот вскочил, но совершил ошибку, бросившись к двери, чтобы отрезать итальянцу путь. Слишком поздно он заметил, что и стул, и стоящая на нем бутылка не потревожены.

Джузеппе проник в номер через окно, туда же он бросился и сейчас. Воспользовавшись секундной передышкой, которую своей ошибкой подарил ему Энтони, он выбежал на балкон, перемахнул через перила на соседний и скрылся в окне.

Кейд сразу понял, что бежать за ним бессмысленно. Официант наверняка хорошо знал дорогу. А Энтони, последовав за ним, только наживет себе неприятности.

Вернувшись к кровати, он сунул руку под подушку и вытащил рукопись. Хорошо, что она была здесь, а не в чемодане. Кейд подошел к чемодану и нагнулся за письмами.

И тут же тихо выругался.

Писем не было.