Достоверный прогноз
Новоиспеченный пенсионер Иван Петрович Густолес, опершись на подоконник, с тоской глядел в окно, словно видел там не роющихся в огороде кур, а берег навсегда покидаемой родины.
–– Пусть и не мечтает, – наконец выдохнул он. – Я и с места не сдвинусь! Где это видано – выживать из собственного дома?
Слова пенсионера адресовались племяннику, московскому студенту Эдуарду Полуяркову, приехавшему к дядюшке на каникулы.
Возмущался Иван Густолес не без оснований. Его небольшой из красного кирпича домик, расположенный в городке Посторомкино, определили под снос. И случилось это в самый неподходящий момент. Иван Петрович только что ушел на заслуженный отдых, вернее, его раньше срока выперли с родимого машиноремонтного завода, где он благополучно работал в должности бригадира слесарей последние двадцать лет. Мог бы проработать еще столько же – здоровье позволяло. Но владелец завода Николай Додунский предприятие продал, сотрудников под различными предлогами уволил, а территорию завода разбил на участки для постройки многоквартирных домов. На деньги от продажи предприятия Додунский создал строительную компанию, учредил «Инвест-гопстоп-банк», а также прикупил небольшую табачную фабрику на окраине города.
Но на этом беды недавнего бригадира Ивана Густолеса не закончились. Застройщику понадобился участок земли, на котором Густолес имел неосторожность лет тридцать назад возвести свой небольшой домик. Домик за это время постарел, обветшал, оброс сарайчиками и мелкими постройками, но от этого сделался только роднее.
–– Эдик, ты только вообрази! – продолжил Густолес, потершись поясницей о подоконник. – Приедешь на каникулы через год, а на этом месте глиняный котлован! Как представлю, сразу хочется выпить! Давай понемногу?
–– Нет-нет, дядюшка. Алина не любит, когда я прихожу с запахом.
–– Это похвально. Значит приличная девушка. Но что-то рано она принялась тебя муштровать! Обычно они начинают на следующий день после свадьбы. Так что ты подумай…
–– Дядюшка, мы любим друг друга. И я заберу Алину в Москву, я затем и приехал.
Густолес помрачнел.
–– А я думал, ты приехал ко мне.
–– Конечно, к вам. Алина живет с родителями. И у нее еще две сестры, там повернуться негде.
–– Приезжай через год, в котловане на этом месте все поместимся.
–– Дядюшка, не паникуйте. Может быть, его обойдут стороной.
–– Хотелось бы. А то пойдут дожди, глина в котловане раскиснет… Представляешь, какой появится комфорт!
–– Кто вам сказал, что пойдут дожди?
–– В газете написали. – Густолес взял с подоконника местный «Посторомкинский вестник». – Вот почитай! «Завтра ожидаются проливные дожди с грозами, ветер порывистый, юго-восточный. Температура понизится до 12 градусов».
–– Говорите, юго-восточный… – Эдик задумался, подняв глаза кверху, как это делают люди, ожидающие озарения свыше. – Сколько в Посторомкино газет?
–– Шесть, не считая бывшей заводской. Сейчас все бездельники издает газеты.
–– Это хорошо.
–– Хорошо, что бездельники?
–– Хорошо, что есть варианты. Дядюшка, для сохранности вашего дома надо обзавестись громким именем.
–– Кому обзавестись?
–– Вам конечно.
–– Мое и так неплохо звучит – Иван Густолес!
–– Надо еще громче.
Не откладывая задуманного, Эдик тут же побежал в ближайший киоск Союзпечати и вернулся с шестью экземплярами разных газет.
Как известно, сегодня бумажная пресса окончательно сдалась на милость всемогущему интернету. Но в маленьких провинциальных городках, печатный атавизм изжил себя еще не полностью. Разумеется, горожанам интересно отслеживать скорость исчезновения ледников в Антарктиде, но иной раз хочется разузнать, а что происходит на соседней улице? Поэтому обывательские заметки с мест в небольших редакциях еще приветствуются.
Эдик подготовил шесть писем в каждую из посторомкинских газет. По содержанию они разительно отличалось от привычного эпистолярного мусора, приходящего в редакции. Во-первых, написаны они были почти разборчиво, во-вторых, практически без ошибок, чему способствовал многократно истерзанный черновик.
Итоговое послание выглядело так.
«Уважаемая редакция!
Я давний поклонник Вашего издания и с большим нетерпением ожидаю каждый Ваш номер. Всякий раз при чтении Вашей газеты я восхищаюсь профессионализмом Ваших сотрудников. Поэтому сегодня был неприятно удивлен досадной оплошностью, допущенной в последнем номере. В метеопрогнозе на четвертой странице вы указали, что температура воздуха в Посторомкино завтра опустится до 12 градусов и ожидаются проливные дожди. Смею вас заверить, ничего подобного не случится – температура как была 18 градусом, таковой и останется. Никакого дождя и в помине не будет.
Я понимаю, что вы приводите данные метеоцентра, но это не извиняет вас. Ведь именно вы, пусть и невольно, распространяете недостоверную информации. Многие посторомкинцы, отправляясь по своим делам, прихватят совершенно ненужные зонтики. Только вообразите, сколько неудобств доставят эти зонтики в переполненном транспорте! А сколько людей помянут недобрым словом издание, так подкузьмившее их! Некоторые даже откажутся от подписки.
Повторяю, температура воздуха завтра будет 18, а не 12 градусов, и никаких дождей, напротив – африканская сушь.
Прошу вас не отмахиваться от моего письма, а сохранить его, и вскоре вы убедитесь в достоверности полученной информации. Разрешаю опубликовать мой прогноз в одном из последующих номеров. Вероятно, читателям будет интересно узнать, что кто-то из их земляков наперед знает, что произойдет в будущем. Имя свое пока не указываю, назовусь скромно – «Повелитель будущего».
После публикации письма я навещу редакцию с ксерокопией этого письма, чтобы подтвердить его авторство. И что особенно важно, во время своего визита я сообщу еще одну новость, вернее, сенсацию, которая сделает Ваше издание самым читаемым в городе, а то и во всей стране.
С уважением, Повелитель будущего».
Разумеется, письма отправленные Эдиком в шесть посторомкинских газет, немного отличались друг от друга. Кроме названия газеты, к которой, как было сказано выше, Повелитель будущего имел сердечную привязанность, указывалась иная температура воздуха и другая картина осадков. В некоторых письмах появлялся обильный град, в некоторых – мелкий дождик, а в одном даже семицветная радуга выгнулась подковой во время ужасной грозы.
Эдик Полуярков не без оснований полагал, что какой-нибудь из его прогнозов сбудется, ведь иной раз сбывают даже предсказания официальных метеорологов.
Все случилось, как и было задумано. Предсказание, отосланное в финансово неблагополучный и готовящийся к ликвидации «Посторомкинский вестник», совпало с действительностью. Разумеется, письмо Эдика не опубликовали, но вспомнили о нем, когда в редакцию явился стройный молодой человек. Он представился автором пророческого послания, которое тут же было извлечено из урны. Указанные в нем сведенья были сверены с копией письма в руках юноши.
Когда редактору газеты Габриэлу Смысломелову сообщили об удивительном посетителе, у него мелькнула надежда, что с ликвидацией газеты можно повременить. На своих ногах пришло лекарство, способное поставить на ноги неизлечимо больного. Обнадежило редактора и упоминание о будущей сенсации.
Обычно редакторы газет сторонятся случайных посетителей, как горожане сторонятся пьяниц, зигзагами бредущих по тротуару. Но на это раз посетитель произвел на редактора хорошее впечатление. В глазах Повелителя будущего светился незаурядный ум. А уверенность, с которой он переступил порог редакторского кабинета, говорил об осознании внутренней силы. Немаловажно, что осязаемая внутренняя мощь уживалась в юноше с интеллигентной внешностью. Высокий лоб, темные, немного вьющиеся волосы, тонкие длинные пальца, приспособленные к листанию древних фолиантов. Но основное – его глаза! Они, как показалось редактору, излучали мудрость. Впрочем, удивляться тут нечему – в противном случае как бы юноша распотрошил метеорологов на их же профессиональном поле?
Тут же в редакторский кабинет пригласили корреспондента газеты Викторию Погудкину. Ее познакомили с Повелителем будущего и велели подготовить материал о нем в ближайший номер. Разумеется, понадобилась фотография Эдуарда Полуяркова (после настойчивых уговоров посетитель согласился открыть свое настоящее имя). Разыскали редакционного фотографа Степана Говоруху, случайно оказавшегося на месте. Не к месту будет сказано, в редакции Говоруха появлялся только изредка, и заставить его сделать снимок было задачей не из легких. Сначала приходилось выслушивать его долгие причитания по поводу устаревшей фотокамеры, нехватки мощного объектива и прочего крайне необходимого оборудования.
Удивительный череп
Газетный материал Виктории Погудкиной украсила не только фотография Эдуарда Полуяркова, но и факсимиле его пророческого письма с указанием даты. Это подтверждало, что публикация вовсе не очередная газетная утка (теперь их называют фейками), а почти юридически заверенный документ.
Статья о молодом предсказателе взбудоражила жителей Посторомкино. Многие из них, особенно мужчины, не могли припомнить, что с ними происходило вчера, поэтому заглянуть в завтрашний день для них казалось чем-то невероятным. А вот редактор Смысломелов после публикации посматривал свое будущее и будущее газеты уже более радужно. Последний номер разошелся за считанные часы, а на подходе была еще одна сенсация. Интересно, о чем пойдет речь?
Этот вопрос занимал и Густолеса.
–– Эдик, объясни, что ты придумал? Это поможет сохранить мой дом?
–– Само собой. Иначе зачем бы мы все это затеяли? Но надобно поторапливаться, чтобы успеть до моего отъезда.
С этими словами Эдик нырнул в спальню, вытащил из-под кровати чемодан на колесиках, извлек из него какие-то предметы, которые при ближайшем рассмотрении оказались… черепами.
Иван Густолес даже опешил от неожиданности. В своей жизни он многое повидал, немало инструментов и материалов перетаскал с завода в свой сарайчик, но не мог предположить, что племянник путешествует с черепами в чемодане.
–– Это мое летнее задание, – объяснил Эдик. – Я провалил курсовую, и теперь надо сделать подробное описание черепов двух видов обезьян. Определить, чем они отличаются друг от друга и от наших стандартных коробок для приема телепередач. – Эдик постучал себя по лбу.
–– Малым размером отличаются, – сразу же подсказал Густолес.
–– Не только, – Эдик взял один из черепов. – Дядюшка, посмотрите на зубы. Как они вам?
–– Страшнее не придумать.
–– Этому экспонату, как уверяет наш профессор Фокин, триста лет. Посмотрел бы я на ваши зубы через три столетия!
–– С моими все будет нормально, они укреплены мостами.
–– Я не о том. Низшие приматы пользуются зубами неправильно. Да, неправильно. Они ими измельчают пищу, как ножницами. Кусачие заразы! У обезьян челюсти устроены так, что не могут перетирать продукты из стороны в сторону, как мы.
–– Так вот почему наши зубы расшатываются! – осенило Густолеса.
–– И быстрее изнашиваются. Они ведь не лошадиные, чтобы перемалывать овес.
–– Слава богу! Вот была бы картина… с лошадиными зубами.
–– Ничего страшного. Со временем привыкли бы. Человек ко всему привыкает.
–– Тогда вообрази свою Алину с такими зубами.
–– Дядюшка!
–– Извини, это я для наглядности. Впрочем, ты прав – человек может привыкнуть даже к обитанию на дне котлована с водой и глиной.
–– Вы опять? Оставьте свой пессимизм. Эта обезьяна поможет сохранить ваш дом.
–– Какая обезьяна? Или ты об Алине?
–– Дядюшка! Я знаю, что вы закоренелый холостяк и сторонитесь женщин.
–– Почему сторонюсь? Очень даже не сторонюсь, особенно, когда вижу их издалека. С меня хватит и тех пяти лет, что я прожил с Елизаветой. Постоянно слушал ее болтовню о нарядах. Она сумасшедшая, как и все ее подруги. Хотя бы подумали, ну зачем мужикам их наряды?! Да любой самый бестолковый токарь третьего разряда всегда перед настоящей работой обдирает с заготовки верхний слой!
–– Дядюшка, я это уже слышал. Ничего не поделаешь, женщины устроены иначе.
–– А эта? – Густолес указал на череп. – Женщиной была или мужчиной?
–– Профессор Фокин уверяет, что женщиной, причем, глухонемой. Особенности конструкции ее черепа не позволяли издавать звуки.
–– Хоть какому-то орангутангу повезло.
–– Это вам повезло, что я завалил курсовую и приехал не с пустыми руками. Это можно сказать, спасительница вашего дома.
–– Объясни пожалуйста, – Густолес уже более дружелюбно посмотрел на череп.
–– Начну издалека…
–– С трехсотлетней давности?
–– Нет, это очень близко. Надо вернуться на сотню тысячелетий назад. Многие археологи – ученые от земли – предполагают, что люди произошли от обезьян. – Заметив намерение Густолеса оспорить услышанное, Эдик добавил. – Во всяком случае, так уверяет Чарльз Дарвин. Но тут имеется одна загвоздка – до сих пор не обнаружен переходной вид, среднее между обезьяной и homo sapiens. Найдены многочисленные останки древних приматов и древних людей, но связующего звена нет. Ведь не может быть так, чтобы вчера она скакала обезьяной, а сегодня сделалась человеком!
–– А Додунский?! Вчера был уважаемым директором завода, а сегодня хапуга-застройщик!
–– Дядюшка, я говорю об эволюции, а вы о регрессе. Не путайте святое с праведным. И вот вы копали на своем участке новый колодец…
–– Я? Копал колодец?
–– Да. В старом, благодаря котлованам Додунского, вода исчезла. И во время производства вами землеройных работ обнаружили этот череп.
–– Я?
–– Да, вы! На глубине трех метров. – Эдик с гордостью поднял на вытянутой руке наглядное пособие, привезенное из столицы. – Этот череп особенный, вернее, мы сделаем его таковым.
–– Не совсем понимаю?
–– Мы подпилим ему зубы, словно обезьяна измельчала пищу человеческим способом – из стороны в сторону. Тем самым эта глухонемая обезьянка сделает переворот в антропологии – окажется связующим звеном между обезьяной и человеком.
–– Жевала и молчала?
–– Неразговорчивость к делу не относится. Главное, что сенсационная находка будет обнаружена на вашем участке. В научном мире поднимется такая шумиха, что заглушит экскаваторы и бульдозеры Додунского. ЮНЕСКО запретит строителям приближаться к вашем дому ближе чем на сто метров.
–– Желательно, чтобы километра на два.
–– Раньше надо было думать. Они уже копают у вашего забора.
–– Ты думаешь, ученые поверят?
–– В науке глубина заблуждений безгранична.
–– Но они собаку на этом съели.
–– Если бы только собаку. Они косточки мамонтов с удовольствием обгладывают. Им только подбрось материалец для новой теории.
–– Все-таки многие усомнятся, что это… – Густолес указал на череп, – переходное звено.
–– Еще и как усомнятся! Затеют научный спор, который вашему домику пойдет только на пользу. Я обещал «Посторомкинскому вестнику» сенсацию, и вот она перед вами! – Эдик указал на обезьяний череп. – Мы организуем для редакции статью, вернее, стенограмму научной дискуссии по поводу вашей находки. Спорить будет наш профессор Фокин и Адингтон – профессор Оксфордского университета. Англичане всегда нам возражают. Но сначала надо придать находке соответствующий вид. Дядюшка, у вас в мастерской найдется, чем подпилить обезьянке зубы?
–– Обижаешь, я двадцать лет работал слесарем. Есть надфили, наждаки и даже бормашина с гибким валом – для инструментальщика вещь незаменимая.
Вскоре Эдуард Полуярков и его любимый дядюшка Иван Густолес приступили к изготовлению недостающего звена эволюции. Основная работа по выправлению обезьяньих зубов легла на Густолеса. Племянник только подсказывал, где надо сделать бороздки, а где снять небольшую фаску. При этом Эдик делился своими соображениями по поводу будущей дискуссии между учеными.
–– Дядюшка, любые факты при желании всегда можно повернуть в свою сторону. А наш спор между профессионалами должен выглядеть так, чтобы возражения англичанина косвенным образом подтверждали российскую версию. Чтобы любой посторомкинец мог самостоятельно усомниться в иностранной версии. Дядюшка, осторожно, не захватите лишнего! Нам нужна достоверность, ведь ваша работа войдет в научный обиход под именем «череп Густолеса».
–– Чиво?! – опешил Иван Петрович.
–– Находку всегда называют именем первооткрывателя. А этот череп обнаружили в вашем колодце. И не смотрите в мою сторону – мне чужая слава не нужна.
–– А мне? Сделаться гробокопателем! У твоих ученых хоть что-то есть в головах, если возятся с черепами? Лучше бы руками работали.
–– Руками всегда проще. А вы попробуйте подготовить научный трактат о черепе, понятный рядовым гражданам! Тут гамлетовским монологом в сорок строк не обойдешься. Это Шекспир мог себе позволить – тяп-ляп и готово. Дядюшка, у меня идея!
–– Какая еще идея?
–– А не сообщить ли нам, что спектральный анализ показал, будто бы эта глухонемая прожила лет 150. Как думаешь, поверят?
Густолес оторвался от работы.
–– А почему бы и нет. Если держать язык за зубами, понятное дело, проживешь дольше.
–– Неплохо бы в дискуссии упомянуть, что гены из этой древней особы можно вживить в наши ДНК. Тогда не исключено, что люди станут жить вдвое дольше. Представляешь, какой поднимется шум!
–– Представляю, особенно со стороны Пенсионного фонда. Мне-то что, я попал под сокращение и досрочно отправлен на пенсию. А вот ты подумай.
–– Об этом еще рано думать. И не мешало бы ввернуть что-нибудь такое, что сейчас на слуху.
–– Сейчас повсюду говорят о вживлении чипов в головной мозг, но мозгов у нее нет, – Густолес кивнул на «артефакт», лежащий на верстаке.
–– А следы от операции могли остаться, и делали ее лапароскопическим методом. Дядюшка, вы можете просверлить в черепе пару небольших отверстий?
–– В это не поверят. Если бы проломили камнем, тогда другое дело. Ты думаешь, почему строители у моего забора в касках ходят?
–– Дядюшка, оставьте свои обиды. Лучше посоветуйте, как нам приплести к вашей находке динозавров. Ни в одном научном споре без них не обходится. И до сих пор не могут определить, от климата они вымерли, или от астероида?
–– Думаю, от астероида. И обязательно добавь, что все живое, уцелевшее от астероида, теперь уничтожают строители.
Густолес вновь приступил к работе. Бормашина в его руках меняла тональность в зависимости от нагрузки. Обезьяний череп повизгивал, что в его положении вполне объяснимо – для рожденного в Юрском периоде подобные манипуляции были в диковинку.
–– Крепкие у чертовки зубы, – заметил Густолес. – Как она их сохранила? Не иначе как жрать было нечего.
–– Моллюсками и червяками она питалась. И не курила. Все-таки удивительная наука палеонтология – никогда не стареет! И специалиста в ней определять очень просто – чем дряхлее, тем авторитетней. А некоторым геронтологам так вдвойне повезет – откопают их черепа, и стало быть, они и дальше будут служить науке.
–– А вот были мозги у твоих профессоров, потомки не узнают. – Густолес присел на табурет перекурить. – Эдик, вот объясни, почему собрать череп из обломков легче, чем достучаться к голове строителя? Да выйди ты за околицу – конца и края нет пустырям и оврагам! Строй сколько душе влезет. Так нет же, обязательно надо разорить готовое! Им бы взяться за ум, да, видать, браться не за что.
–– Все зависит от воспитания, – объяснил Эдик. – Оно начинается с малолетства. Накажут родители делать куличики в песочнице, вот ребенок и приобщаться к строительству. Еще велят, чтобы строил у своего дома, от подъезда далеко не убегал. И археологи с палеонтологами из той же песочницы. Их хлебом не корми, дай пересеять землицу, поковыряться в ней.
–– Еще любят разорять древние курганы. Нет, чтобы искать там, где не ступала нога человека. В черепе сколько отверстий делать и какого диаметра?
–– Небольшого. Но, думаю, двух маловато будет, делайте четыре. В захоронениях племени июля находили черепа с тремя отверстиями. Наши хирурги не должны быть хуже!
–– Четыре так четыре, – согласился Густолес и включил сверлильный станок. Под жужжание электродвигателя он бормотал что-то о нынешнем бескультурном слое, который придется изучать будущим палеонтологам. По обломкам керамической посуды установят особенности нынешней семейной жизни, а вот проломленные строительные каски поставят их в тупик. Кто? Зачем? И почему отказались от проверенных копий и стрел?
Научный спор
Первый материал Виктории Погудкиной о Повелителе будущего взбудоражил не только уязвленных метеорологов, но и рядовых горожан. Если человек способен предсказать температуру с точностью до градуса, то кто ему помешает сделаться провидцем и в других областях? Заглянуть в будущее всегда много желающих. Одна из них – Алина Левинтаева, невеста Эдика.
Алина была моложе корреспондентки Виктории Погудкиной, но дружили они с детства, а когда подросли, то общая страсть окончательно сблизила их. И Алина, и Виктория не видели своего будущего в маленьком Посторомкино, все свои помыслы они устремили в столицу. Виктория мечтала работать в центральных изданиях, куда не без успеха отсылала некоторые свои материалы. Алина же собиралась поступать в московский вуз, где учился ее жених Эдуард Полуярков.
Для Алины стало неожиданность, что Эдик и Повелитель будущего – одно и то же лицо. Немного уязвило, что первой о сверхспособностях Эдика узнала Виктория. Вместе с неизбежной ревностью у девушки появились и вполне понятные опасения – может быть жениху наперед известно, когда оборвутся их отношения? Например, к первому сентября, когда придет время возвращаться в Москву? А молчит он о предстоящей разлуке по той причине, что не хочет огорчать ее раньше срока.
Как видим, иной раз между влюбленными черной кошкой может пробежать не только их прошлое, но и будущее.
Желая прояснить все эти вопросы, Алина нагрянула в домик Густолеса неожиданно. Хозяина дома и Эдика на месте не оказалось. Вместо них девушка застала Викторию Погудкину в компании двух незнакомцев. Один из них – ухоженный интеллигент лет пятидесяти с приятным баритоном и в очках в золотой оправе. Второй – молодой англичанин, лохматый, с нечесаной шевелюрой, плохо говорящий по-русски. Впрочем, вскоре выяснилось, что и по-английски он говорит не лучше. Юноша запинался, жутко картавил, строил гримасы и чесал затылок во время долгих пауз. В одну из таких пауз Алину осенило – перед ней Эдик, зачем-то напяливший несуразный парик и ломавший комедию перед Викторией.
Происходило что-то непонятное, о котором Эдик, кстати, тоже не предупредил. Но Алина оказалась не дурой – промолчала, что кого-то здесь дурачат.
Виктория внимательно слушала интеллигента в очках, который представился московским профессором Фокиным. Перед собеседниками лежал включенный диктофон и отталкивающего вида череп.
Говорил профессор Фокин:
«Этот череп нельзя в полной мере отнести к подвиду низших приматов, но и до черепа homo sapiens он не дотягивает. Скорее всего это что-то среднее между ними, о чем предсказал великий Дарвин, и чего не хватало для целостности его теории. Этот артефакт, обнаруженный хозяином этого дома во время земляных работ, бесценен для науки. Нет никаких сомнений, что узнав о нем, череп самого Дарвина сейчас расплывается в улыбке».
Виктория Погудкина словно завороженная слушала московского биолога. Его теплый баритон и сияющие за стеклами очков глаза впечатлили девушку намного больше, чем неприятный череп, лежащий на столе. Череп окончательно разочаровал Викторию, когда профессор сообщил, что, вероятно, он принадлежал особи женского пола, причем, глухонемой.
Виктория изредка выныривала из уютного оцепенения, вызванного голосом Фокина, и делала пометки в блокноте. Московский ученый говорил о находке убедительно и, как показалось Виктории, с особой теплотой. Можно было вообразить, какими теплыми могли оказаться его чувства к девушке, причем, живой да еще его современнице?
Теплота в голосе «московского специалиста» была вполне объяснима. Густолес, изображая ученого, неплохо освоился с новой для себя ролью. Более того, он настолько вжился в нее, что ощутил невиданный прилив интеллектуальных сил. Эмоционально он тоже воспарил. Поначалу, когда Эдик предложил Густолесу выступить в роли профессора, Иван Петрович воспротивился – ведь он не знал, что его собеседницей окажется столь приятная и милая девушка. Виктория Погудкина была полной противоположностью прежней жене Густолеса. Она не докучала ему глупой болтовней о тряпках, а сидела, словно завороженная, внимая каждому его слову. Когда же Погудкиной требовалось что-то уточнить, она трижды извинялась и делала это так неуверенно, что хотелось взять ее за руку, приободрить и даже погладить руку.