Peter Cheyney: “Dark Bahama”, aka “I'll Bring Her Back”, 1950
Перевод:
Девочка с ореховой кожей и блуждающим взором,
Ты молчишь, но ты такая умница,
Молчат твои сладкие губки,
За них говорит танец бедер.
Меня в дрожь бросает, когда ты танцуешь
Перед этими ублюдками с роскошных яхт.
На Багамах, в четырнадцати милях от острова Эндрюс, лежит островок под названием Черная Багама, настоящий рай, если путеводители не врут.
Золотые пески, уютные бухточки, пальмы и роскошные кроны деревьев дни и ночи залиты солнцем или луной. Особенно здорово это смотрится в лунном свете. Тут всегда лето, правда, раз в сезон наведываются плевые тайфунчики, — но тогда здешние забулдыги получают повод лишний раз надраться.
Только парни из тех, кто не любит проблем, вдруг поняли, что дерьма полно даже там, где отовсюду прет солнце и счастье, серебро луны и любовь, мягкие мелодии, крепкий ром и все прочее, чего душа желает.
Любовь, счастье и смех расцветают на Черной Багаме, а если порой этот восхитительный хор дополняют нежные вздохи морского бриза в шапках пальм и гротах, эти сладкие звуки не громче визгов леди и джентльменов, до которых доходит, что красоты природы влияют не на всех, и стоит следить на каждым шагом даже в таком раю, как Черная Багама.
Конечно, времена уже не те, что в старые добрые дни сухого закона, когда каждый обладатель шестифутовой моторки и «капусты» вывозил самогон с Ямайки и ловил удачу за хвост, правда, если был ловким малым и умел проскочить мимо «акул» из Береговой охраны, которые рыскали вдоль побережья Майами, поджидая добычу.
Черная Багама — маленький остров. Тридцать шесть миль на одиннадцать, этакий огрызок рая в теплом море. Место сладкого отдыха и исполнения твоих желаний, крошка.
А желания можно исполнить всегда, если хочется, и если другому не хочется этого немножечко сильнее.
Если вам ясно, что я имею в виду.
Дул легкий ветерок, когда цветной джентльмен Мервин Джаквес вышел из салуна «Грин Кэт», спустился к причалу, прыгнул в свою рыбацкую моторку, сел на корме и закурил.
Джаквес выглядел довольно привлекательно. Парусиновые туфли, темно-синие габардиновые брюки и тонкая шелковая рубашка. Мускулы играли под тонкой кожей при каждом его кошачьем движении. На кучерявых волосах — красная бейсболка с длинным козырьком. Так он сидел некоторое время, пропуская через легкие длинные затяжки, потом швырнул окурок за борт и начал напевать «Девочку с ореховой кожей». У него был негромкий, довольно приятный тенор. Он любил петь. Так он ловил кайф.
Девочка с ореховой кожей и блуждающим взором,
Ты молчишь, но ты такая умница…
Джаквес обернулся на шаги Меллина. Длинный, тощий белый, просоленный и поджаренный на солнце, бросил:
— Привет, шкип…
Он прыгнул на корму, прошел по узкому проходу мимо брезентового навеса на нос и крикнул:
— Где клиент, шкипер?
Джаквес хмыкнул.
— Это ты мне? Когда я, черт побери, уже все придумал, я слоняюсь здесь в ожидании этого треклятого ублюдка…
— Он придет, — буркнул Меллин.
Джаквес услышал щелчок, будто врубили корабельные огни.
— Эй, Меллин, у тебя припасено виски? Бьюсь об заклад, когда он доползет до нас, он будет полон под завязку, и потребует еще. Спорю, он будет вопить про виски.
Меллин спросил:
— Ты видел ремни на сиденье?
— Ну, видел, — отозвался Джаквес. — При чем здесь чертовы ремни?
— Они будто перетерты. А два дня назад были в порядке. Может, кто-то брал эту лодку.
Джаквес пожал плечами:
— Мне это до лампочки.
— Если тебе, то и мне. Чего я рыпаюсь? — угрюмо буркнул Меллин.
— Верно, мальчик. Ни о чем не беспокойся. Я ни о чем не беспокоюсь, а шкипер я. Так зачем беспокоиться тебе?
Меллин стоял на самом носу, облокотившись на тент, и смотрел на причал.
— Приятель, он идет. Черт побери! И пьян в стельку!
Джаквес встал, прошел между обитыми железом банками на корму, прыгнул на неё и позвал:
— Привет, мистер Сэндфорд… Рад вас видеть… я уже думал, может, вы с нами не едете.
Сэндфорд шагнул на борт. Он был большой, грузный, больше шести футов росту. Он кое-как вскарабкался на скос кормы и рухнул внутрь. Джаквес, метнувшись кошкой, поймал его на лету.
— Расслабьтесь, босс. Расслабьтесь… Давайте я вам немного помогу…
— К чертям тебя, к чертям твои советы, — у Сэндфорда был низкий голос. — И какого черта мы здесь ждем? Давайте убираться к дьяволу отсюда.
Джаквес мягко успокоил:
— Вы босс, мистер Сэндфорд. Эй, Меллин, кровь взял?
— Ага, — отозвался Меллин. — там, впереди… четыре пакета.
— Какого черта вы копаетесь? — взревел Сэндфорд. — Мы что, собираемся торчать здесь всю ночь?
Он уселся на сиденье возле кокпита. Достал фляжку, откупорил и жадно глотнул.
Джаквес сказал:
— Поехали, босс.
Он запустил мотор, вернулся на корму и отдал концы. Лодка сперва разгонялась медленно, затем набрала скорость. В миле от острова Джаквес заложил полукруг, обогнул Эндрюс и направился к острову Кэйт.
Сэндфорд пытался прикурить. Через плечо Джаквес видел его потуги хоть приблизительно попасть сигаретой в зажигалку. После нескольких попыток он кое-как управился, откинулся, затягиваясь, и попытался собраться.
Джаквес тихонько насвистывал под нос.
— Христа ради! — взвыл Сэндфорд. — Почему бы тебе не разучить другой мотив? Когда бы я ни шел мимо, ты насвистываешь или напеваешь «Девочку с ореховой кожей».
— Простите, босс… Просто нравится эта старая песенка. В ней что-то есть, знаете, мистер Сэндфорд.
Из-за туч выглянула луна. Море было спокойно, но в горячем воздухе витала какая-то напряженность. Жару изредка смягчало острое дыхание холодного ветра. Меллин готовил кофе и думал, что это неприятно. Когда дует, словно сидишь в коробке с мороженым, а когда нет, ночь превращается в духовку. Обливаешься по́том или дрожишь, но чаще потеешь.
Меллин принес кофе. Сэндфорд выпил его большими глотками.
Джаквес сказал:
— Мистер Сэндфорд не хочет кофе. У него ещё есть виски. На черта ему кофе?
Сэндфорд чуть оправился и спросил:
— Куда мы едем? Сегодня я хочу большую — настоящую, понял?
Джаквес вкрадчиво заметил:
— Я точно знаю, что вы чувствуете, мистер Сэндфорд. Я знаю… Мы её добудем. Они кружились здесь сегодня — с янтарными башками и всех мастей.
Он занялся лесками. Когда все было готово, Сэндфорд вдруг упал на сиденье и его вырвало.
Джаквес посоветовал:
— Действуйте не спеша, мистер Сэндфорд, и вы несомненно добудете огромную рыбину. Я обещаю.
Он шагнул к штурвалу и снова запустил мотор. Меллин все так же стоял, облокотившись на тент.
Джаквес скомандовал:
— Бросай кровь за борт, парень. Будем болтаться вокруг.
— Есть, — ответил Меллин.
Сэндфорд сидел на корме, пьяно таращась на эту сцену. Раздался всплеск падающих за борт пакетов.
Джаквес на малой скорости закладывает широкий круг. Меллин просунул голову под тент.
— Он на том сиденье, про которое я тебе говорил.
Джаквес тихо и спокойно отрезал:
— Иди поджарь яичницу, салага чертов. Чего ты дергаешься, а? Почему, черт возьми, ты не заткнешься? Ты меня достал… Да ещё как!
На несколько минут стало светло. Это луна прорезала тихую воду серебряным кинжалом. Джаквес начал сужать круг, в центр которого Меллин швырнул кровь. Лодка скользила легко, почти бесшумно. Потом луна опять скрылась, и море почернело.
Джаквес тихонечко насвистывал, почти про себя: «Девочка с ореховой кожей…». Меллин сидел впереди, спиной к носу и поверх тента смотрел на корму. Он заметил плавник акулы и заорал:
— Она плывет!.. Плывет, мистер Сэндфорд…
Плавник возник в пятидесяти ярдах за кормой. Джаквес полностью выключил скорость. Он стоял вполоборота, одну руку держа на руле, и наблюдал за Сэндфордом.
Акула нырнула. Заглотила крючок. Сэндфорд буркнул:
— Черт побери… огромная…
Он рухнул на сиденье, но когда леска натянулась, его сорвало с места и потащило к корме. С глупым лицом он скользил на коленях по палубе, пытаясь подняться.
Леска рванулась ещё раз, и Сэндфорд перелетел через транец в море. Долей секунды позже Джаквес (окурок сигареты так и свисал из его рта) увидел плавник и изгиб хвоста. Акула разворачивалась.
Меллин хрипло выдохнул:
— О, Господи!
Он бросился к корме, упал на колени и перегнулся к воде.
Раздался ужасный пронзительный крик, вздыбилась пена, — и воцарилась тишина.
Меллин, весь белый, обернулся, увидел, что Джаквес закуривает новую сигарету, и потащился к негру.
— Ну, она его заполучила. У него не было даже спасательного жилета. Тот бы хоть чем-нибудь помог.
Он был мокр от пота.
Джаквес посмотрел на него в упор. Луна выплыла из-за облаков, и Джаквес оглянулся через плечо на море. Тихое, сонное, лунное.
— Какого черта тебя все так возбуждает? Не впервые акула слопала рыбака, правда? Особенно если он надрался и не соображает, что делает! Понимаешь, о чем я?
Меллин буркнул:
— Да чего мне волноваться? Лодка не моя.
— У тебя никогда не будет лодки, — бросил Джаквес. — Нет, у тебя никогда не будет лодки, парень, потому что ты чертовски возбудим. Все может случиться, разве не так? Думаю, не стоит нам тут ошиваться. Мы ничего не можем сделать. Лучше вернемся. Свари чашечку кофе, Меллин. Поверь, я ужасно сожалею… Ужасно! Мистер Сэндфорд был замечательным парнем… все любили мистера Сэндфорда.
— Возможно… — кивнул Меллин. — Когда он не был пьян… а пьян он был всегда.
— Фу, глупость. Бьюсь об заклад, этой ночью мистер Сэндфорд не был пьян. Нет, ни хрена… он был совершенно трезв. Я никогда не видел его таким трезвым. Понял, Меллин?
Меллин промямлил:
— Ага… ага… Конечно, он был трезв.
Джаквес улыбнулся, оскалив ровные белые зубы.
— Ты хороший парень, Меллин. Никогда не знаешь… может, ты не будешь совать свой нос и однажды получишь лодку — как эта. Шикарная лодка, правда?
— Пойду выпью кофе, — буркнул Меллин.
Джаквес прыгнул на узкий борт, сбросил туфли и зажал штурвал пальцами ноги. Так, придерживаясь за тент, он и правил лодкой навстречу огням Черной Багамы.
И тихонечко напевал:
— Девочка с ореховой кожей и блуждающим взглядом…