Черная Изабэлла

13. Побег

В маленьком французском городке Босолей расположенном почти на границе с Монако была тюрьма, где (как и предполагалось) терпеть не могли ранних визитов благотворительных обществ. Но документы, а еще более — вид крупных купюр французских банковских билетов, успокоили стражей и они согласились, что семь часов утра — уже почти день — самое время для визитов.

Никто из тюремщиков не нашел странным, что благотворительниц сопровождают солдаты в форме местного гарнизона. За христианскими утешительницами, движимыми благородным порывом — глаз да глаз нужен! Они постоянно вздыхают, достают кружевные платочки и ахают, ужасаясь тюремным условиям. Но никакой самый глубокий подвал, страх перед ворами, убийцами, а также крысами не может их удержать в рамках комнаты коменданта и комнат для офицеров. Неугомонные дамочки повсюду суют свой нос и если бы они не платили за удовольствие (это и называлось "благотворительность"), терпеть их присутствие было бы совершенно невозможно.

Так же происходило и в этот, вполне обычный визит. Дамы обошли первый этаж тюрьмы, побывали на кухне, посетили комнату коменданта. В ней задержались, торгуясь насчет суммы пожертвований и читая попутно длинную лекцию о любви к ближнему. Делалось это хором, на разные голоса. Мужчины вскоре стали зевать, потом тихо беситься. Потом у многих стали появляться неотложные дела за пределами комнаты. А там и настал час обеда.

Дам-благотворительниц пригласили к столу. Они согласились, как всегда потребовав, чтобы и заключенные получили свой обед. Нет, нет, сесть за стол они смогут лишь тогда, когда убедятся, что заключенным отнесли еду в их камеры. Дамы присутствовали при этом, даже собственноручно разливали суп из котла в оловянные миски. Во время этого похода по камерам, самая молодая благотворительница (и хорошенькая, если верить тому, что просматривалось сквозь одинаковые густые черные вуали на месте лиц этих дам), заметно скучала. Сопровождавший ее немолодой усатый тюремщик как мог старался развлечь ее.

— Ах, сколь ужасно, — вздыхала она, — что столько людей лишено свободы. Заключенные должны искупить свой грех, это я понимаю, но за что целыми днями взаперти находитесь вы, солдаты? Ах, это ужасно!

— Служба, мадам, — польщенно отвечал капрал, ходивший за ней по пятам. — Преступников надо стеречь!

— Ах, но почему бы им не покаяться и не отбывать свой срок добровольно, не пытаясь бежать. Всё-таки это ужасно…

После обеда дамы вызвались побеседовать с некоторыми падшими личностями, самоотверженно неся им искру участия и любви.

— Капрал, у вас совсем-совсем не содержат женщин? — спросила та же молоденькая дама, в черной шляпке и коричневом пышном платье, скромно уверявшем, будто оно не стоит пятьсот франков.

— Здесь не исправительный дом, мадам! Женщины к нам попадают редко. Разве что какая-нибудь девка убьет своего ребенка или отравит старого мужа. Да, еще, воровки. Но эти все ненадолго. Им отсюда дорога на виселицу или в колонии за океан. Вчера… нет, позавчера ночью, перед рассветом, одну такую доставили. На той неделе троих определили к нам… А партия в колонии ушла в начале месяца, так что красоткам придется посидеть, пока им не наберется подходящая компания. Хотя нет, ту что позавчера — верно повесят. Но может быть, — капрал заговорщицки понизил голос: — Может, и расстреляют. Или же… (он провел рукой по горлу, намекая на гильотину).

— Ах! Как можно! — воскликнула молодая женщина.

Капрал кивнул с важным видом:

— Политика, барышня! С этим не шутят… Хотите на эту дамочку посмотреть? — неожиданно предложил капрал.

Он знал, что слабонервных и хрупких благотворительниц хлебом не корми, дай побеседовать со смертниками. Вот и эта, такая милая, молоденькая, а согласилась. До чего дошли женщины, хранительницы домашнего очага!

Через глазок в двери камеры тюремщик и посетительница по очереди заглянули внутрь. Солдат, стоящий на часах под дверью не обращал на них совершенно никакого внимания, он хранил полное равнодушие.

— Я бы так хотела, капрал, побеседовать с этим бедным заблудшим созданием. Она так молода, право, жаль, если хотя бы в этот роковой час ее душа не проснется.

Капрал видел блестящие сквозь вуаль глаза и не мог устоять. Тем более, что это входило в его обязанности.

— Я прошу вас, барышня.

— О нет, я хотела бы вести разговор без свидетелей, иначе мне не вызвать ее доверия, — воспротивилась благотворительница. — Вы подождите меня там, за поворотом.

— Ну что ж, раз это ваше желание, — согласно кивнул усатый капрал и, отдав стражнику ключи, приказал открыть дверь. А сам подкрутил усы и недвусмысленно посмотрел на посетительницу, обещая ей ждать за поворотом узкого коридора.

Солдат открыл дверь.

— Только я прошу вас, никуда не уходите, — взволнованно попросила женщина. — Я боюсь остаться с ней наедине. И не закрывайте дверь на ключ, чтобы я могла выйти, если… если она кинется на меня.

— Не беспокойтесь, мадам, я буду рядом, за дверью, — заверил охранник.

Благотворительница улыбнулась ему и, подобрав юбки, осторожно вошла в камеру. Тяжелая обитая железом дверь закрылась за ней.

Мрачная камера оказалась слишком маленькой, а день, за проделанным вверху стены окошком, — слишком ярким, поэтому внутри было светло. В трех шагах от вошедшей дамы, у противоположной стены на соломенной подстилке сидело "бедное заблудшее существо" в грубой матросской куртке, в мужском костюме и с горящими огненными глазами на бледном лице, почти детском. Пряди растрепанных недлинных волос падали ей на лоб. Девчонка резко отвела их рукой, так что цепь кандалов задела по щеке.

Изабэлла молча подняла вуаль.

В глазах Крошки отразилась усмешка. Ни малейшего удивления.

— Я ждала, — тихо сказала она.

— Я здесь. — Сестра подошла ближе: — Покажи руку… Так я и думала, женских кандалов у них не нашлось. Это к лучшему.

Достав из кармана небольшую изогнутую железку толщиной в палец, "хрупкая благотворительница" с ловкостью опытного взломщика принялась растягивать склепанный край кандалов, действуя железкой как рычагом.

— Попробуй, теперь можешь снять браслеты? — спросила она сестру.

Элла практически свободно вытащила из стальных колец сначала левую, затем правую руку.

— И что дальше?

Шляпка пюхнулась на солому.

— Переодевайся. Живо!

— Ты что, нас же видят в глазок.

— Кто? Твои мальчишки? Им не до нас! У часового давно сидит нож в сердце; стража у двери сменилась, только я вошла. Снимай куртку!

Под коричневым жакетом у Изабэллы оказался черный; сняв верхнюю юбку и отдав ее Элке, графиня вместо одного костюма оказалась в другом, еще более строгом. Крошка быстро приняла вид дамы-благотворительницы, надев юбку поверх кожаных брюк и сапог.

— Шляпу! Волосы спрячь и опусти вуаль. Сойдет! — командовала сестра.

— А ты как же?

— Я? А мне что скрывать? — после паузы надменно ответила Изабэлла. — По крайней мере, до восьми вечера я остаюсь благородной графиней и честной женщиной! Не бойся, такую же шляпку с вуалью мне передаст Джузеппе, как только я выйду. А ты убирайся немедленно. Надень перчатки; вот пропуск — покажешь внизу. Момент, повернись к свету… У тебя губы белые, прямо синие. Дай, накрашу. Допросы были?

— Угу. Два. Приезжали из полиции Монако.

— Не вертись. Я хочу нарисовать тебе такую же дурацкую родинку, как у меня… Готово. Слушай внимательно: по коридору направо. Там стоит болван с усами. Отдашь ему ключ и сделаешь глазки. Только молча! Бегом вниз по винтовой лестнице. Тебя будут ждать двое ребят: Ролл и Реми¢. Выйдешь с ними на улицу, сядешь в нашу карету и до вечера, чтобы никто кроме них не знал, где ты. Даже я. За гостиницей установлена слежка, туда не суйся. Вечером доберешься до "Колеса Фортуны", Хосе переправит тебя в Сицилию, и привет! В чем дело?

Марчэлла неподвижно стояла спиной к двери.

— А ты? Если сюда кто-нибудь нагрянет, как только я исчезну?

— Не важно, упаду в обморок. Представь: мертвый часовой, дама из комитета — без чувств, а тебя нет. Красиво?

Элка измучено улыбнулась:

— Очень.

— Что же ты стоишь? Иди!

Марчэлла медленно взялась за ручку двери.

— Просто не представляю, что мы нескоро увидимся, сестричка. Я не смогу без тебя. Как-то странно. Привыкла.

— Встретимся в Неаполе, через два-три месяца, — ответила Изабэлла, замечая, что ее голос дрожит и не слушается приказов воли. — Нашего котенка я оставила Мриетте, горничной. Она хорошо о нем позаботится. Ну, иди… Времени мало.

Привидение в шляпке кивнуло и исчезло. Дверь приоткрылась, выпуская ее.

Джованни втащил тело часового в камеру. С Изабэллой они по очереди прислушивались у двери, пытаясь заглянуть в глазок, пока Джузеппе не подал им знак, что все тихо. Нескончаемые пять минут прошли, можно идти.

Вскоре Изабэлла присоединилась к группе своего "комитета". Потом все вместе они вышли из здания тюрьмы, попрощались с хозяевами этой твердыни, сели в коляски и растаяли в теплом воздухе бабьего лета.

Несмотря на жару, календарь настаивал, что сейчас не июль, а октябрь. Впрочем, тюремщикам, а тем более дамам-благотворительницам это было глубоко безразлично. В жизни еще не такие вещи случаются.…