Черная книга

Глава 1. Лицо в тумане

Впервые ужас принял совершенно кошмарные очертания посреди самого расплывчатого из состояний – грез, внушенных гашишем.

Я отправился в путешествие вне времени и пространства, посещая неведомые страны, принадлежащие этому состоянию бытия, за миллионы миль от нашей земли и от привычной обстановки; и все же смутно осознал, как что-то безжалостно разрывает нависшую надо мной вуаль иллюзий и тянется за мной сквозь неизведанные пустоты, вторгаясь в мои видения.

Полностью я еще не очнулся от грез, но уже понял, что вижу и ощущаю нечто неприятное, находящееся вроде бы в границах сна, которым я наслаждался.

Тому, кто ни разу не испытал даримых гашишем радостей, мои объяснения могут показаться бессвязными и неправдоподобными. Но все-таки я ясно ощущал, как меня вырывают из тумана и в поле моего зрения вторглось это лицо.

Сначала мне привиделся только череп, потом я разглядел черты лица – не белого, а ужасающе желтого, и какая-то жуткая форма жизни угадывалась в нем. Глубоко в глазницах поблескивали глаза, а челюсти двигались, как будто существо говорило. Туловище было расплывчатым, словно не в фокусе, я различал только высокие узкие плечи, а еще руки, плывущие в тумане перед черепом, – они выглядели до ужаса живыми, у меня даже мурашки пошли по спине. Руки, точно у мумии, – длинные, тонкие и желтые, с узловатыми суставами и страшными кривыми когтями.

Затем, довершая смутный ужас, который быстро овладевал мною, раздался голос: представьте себе человека, который так долго был покойником, что весь его голосовой аппарат застоялся и утратил дар членораздельной людской речи.

Меня поразила именно эта мысль, и волосы у меня на затылке встали дыбом, когда я услышал:

– Силен, скотина, но может пригодиться. Прогляди, чтобы он получал вволю гашиша.

Затем лицо начало таять в воздухе, но я уже понял – это говорят обо мне, и тут снова поднялся туман, чтобы сомкнуться вокруг меня. И все же в течение одного-единственного мгновения происшедшее стояло перед глазами с удивительной четкостью.

Я задержал дыхание – во всяком случае, попытался это сделать. Потому что за высокими плечами призрака ненадолго явилось другое лицо – так ясно, будто обладательница его внимательно посмотрела на меня. Полураскрытые алые губы, длинные темные ресницы, затеняющие живые глаза, сверкающее облако волос. Из-за плеча Кошмара смотрела на меня захватывающая дух Красота.

Лицо-череп явилось мне в тот обычно ни с чем не пересекающийся отрезок времени, который лежит между погружением в наркотические грезы и обыденной реальностью. Я сидел, скрестив ноги, на циновке в Храме Грез Юн Шату и пытался собрать жалкие остатки разрушающегося разума, чтобы припомнить события и лица.

Это последнее видение настолько разительно не походило на любое из тех, какие у меня бывали прежде, что мой охладевающий интерес вновь проснулся и заинтересовался его происхождением. Когда я впервые баловался гашишем, я пытался найти физиологическую или физическую основу для дикого разгула иллюзий, свойственных подобным случаям, но в последнее время довольствовался тем, что просто наслаждался, не ища ни причины, ни следствия.

Откуда же безотчетное ощущение, будто в том видении промелькнуло что-то знакомое? Я обхватил руками пульсирующую голову и упорно искал разгадку. Оживший мертвец и девушка редкой красоты, которая смотрела из-за его плеча… И тут я все вспомнил.

Далеко-далеко позади, за туманами дней и ночей, которые окутывают поврежденную наркотиками память… Как-то раз у меня кончились деньги. Несмотря на это, я, как обычно, явился в отвратительное заведение Юн Шату, и меня вышвырнул оттуда громадный негр Хассим, как только выяснилось, что в кармане у меня пусто.

Вселенная вокруг меня с грохотом разваливалась на куски, нервы гудели, точно туго натянутые струны рояля, – так необходимо было мне удовлетворить свою потребность. Я присел в канаве и что-то невнятно лепетал, пока Хассим не вышел вразвалочку на улицу и не заставил меня умолкнуть сокрушительным ударом.

Через некоторое время, почти оглушенный, я поднялся и стоял пошатываясь, не замечая ничего, думая только о прохладной воде, которая журчала так близко от меня, – и тут легкая, точно прикосновение розы, рука дотронулась до моего плеча. В испуге я вздрогнул, обернулся – и застыл очарованный прекрасным пилением. Темные ясные глаза с жалостью взглянули на меня, и маленькая рука за изодранный рукав повлекла меня к дверям Храма Грез. Я отшатнулся было, но низкий, мягкий и мелодичный голос убеждал идти, и, попреки всякой логике полный доверия, я поплелся за своей милой проводницей.

У дверей нас встретил Хассим, его жестокие кулаки поднялись, а на низком, точно у обезьяны, лбу прорезалась глубокая морщина. Но, когда я съежился в ожидании удара, негра остановила воздетая рука девушки и властная интонация се голоса.

Я не разобрал ее слов, но смутно, будто в тумане, увидел, что Хассим получил от нее деньги. Она провела меня к кушетке, помогла лечь поудобнее и расправила подушки, словно я был египетским фараоном, а не оборванным и грязным выродком, живущим только ради дурмана. На мгновение я почувствовал на лбу прохладу ее тонкой руки, а потом девушка удалилась, и тут же пришел Юсеф Али и принес порошок, о котором отчаянным криком молила моя душа, – и вскоре я опять бродил по неизведанным и экзотическим странам, доступным только пленникам гашиша.

Ныне, сидя на циновке и вспоминая мертвую голову, я удивляюсь еще больше. С тех пор как юная незнакомка привела меня в притон, я приходил туда, когда хотел, даже не имея денег. Безусловно, кто-то расплачивался с Юн Шату за меня, и хотя подсознание говорило мне, что деньги дает та самая девушка, помраченный разум не мог полностью осознать этот факт и отказывался размышлять о причине. Что проку в размышлениях? Раз кто-то платит и мои грезы, так похожие на явь, продолжаются, какая мне забота? Но на этот раз я крепко задумался. Потому что девушка, которая тогда защитила меня от Хассима и помогла получить гашиш, была та самая красавица, которую я видел в грезе о мертвой голове.

Пускай я погряз в пороке и деградировал, ее обаяние поразило меня, точно нож пронзил самое мое сердце, и странным образом ожила память о тех днях, когда я был таким же человеком, как другие, а не угрюмым и покорным рабом дурмана. Ах, как они были далеки и туманны, мерцающие островки в дымке лет, и какое огромное темное море пролегло между прошлым и настоящим!

Я посмотрел на свой изорванный рукав, на грязную, с неопрятными, точно кривые когти, ногтями руку, торчащую из обшлага, взглянул на густой дым, повисший в мерзком помещении, на низкие скамьи вдоль стен, где валялось отребье вроде меня – любители грез с пустыми глазами, потребители гашиша и опиума. Посмотрел на вертлявого китайца, неслышно скользящего взад и вперед в комнатных туфлях, – он разносил трубки или горящие шарики очищенного опия, мерцающие, как светлячки.

Посмотрел на Хассима, стоящего, сложив руки на груди, возле двери, словно огромная статуя из черного базальта.

И я содрогнулся и спрятал лицо в ладонях, потому что теперь, когда мое мужество возвращалось по капле, я понял, что это последнее и самое жестокое сновидение бесполезно: я уже пересек океан и никогда больше не вернусь по его водам, я навсегда отрезал себя от мира нормальных мужчин и женщин. Ничего более не оставалось, как погрузиться в это сновидение, как я уже проделывал много раз – быстро, в надежде вскоре достигнуть Последнего Океана, который лежит за пределами всех грез.

Таковы бывают эти миги прояснения, острой тоски, которые временами прорываются сквозь туман в сознании всех жертв наркотиков – необъяснимые и недостижимые…

Итак, я вернулся к своим бессмысленным грезам, к фантасмагории иллюзий; но время от времени, точно острие меча, вспарывающее туманную завесу, сквозь высокие горы, низкие долины и глубокие моря проникал блеск темных глаз и гладких волос, точно полузабытая музыка.

Вы спросите, каким образом я, Стивен Костиген, американец с разносторонними знаниями и не чуждый культуре, дошел до того, что валяюсь в грязном Притоне лондонского Лаймхауза? Ответ прост: нет, никогда я не предавался изнуряющим оргиям и не искал новых ощущений на таинственном Востоке. Ответ заключается в одном коротком слове: Аргонн! Боже, что за бездны и высочайшие пики ужаса скрываются в этом словечке! Контужен разрывом снаряда, ранен осколками.

Бесчисленные дни и ночи, не имеющие конца, ревущая адская красная пропасть над ничейной землей, где я лежал, простреленный и пронзенный штыком, и моя искромсанная плоть сочилась кровью. Тело мое исцелилось – не знаю уж, каким чудом, но мозг так и не пришел в порядок.

И скачущие языки пламени вместе с тенями, колышущимися в измученном сознании, заставляли меня опускаться все ниже и ниже по ступеням деградации, и я превращался в жалкое ничтожество, пока не оказался наконец в Храме Грез Юн Шату, где утопил свои алые видения в других снах… которые позволяют опускаться в самые глубокие ямы ада или подыматься на безымянные вершины, где звезды превращаются в блистающие алмазы.

Нет, мои видения не были животным бредом пьяницы. Я достигал недостижимого, стоял лицом к лицу с неизведанным и познавал неразгаданное в космическом покое. И был до известной степени доволен, пока отполированные до блеска волосы и алые губы не отшвырнули прочь мою вселенную грез и не заставили меня содрогаться над ее развалинами.

Глава 2. Хозяин судьбы

Чья-то рука грубо тряхнула меня, когда я в истоме расставался со своими последними видениями. – Тебя Хозяин требует! Поднимайся, свинья!

– Пошел он ко всем чертям, твой хозяин! – Хассима я ненавидел и боялся.

– Вставай, не то больше не получишь гашиша. – Эта угроза заставила меня содрогнуться и вскочить на ноги.

Я следовал за громадным негром по комнатам в задней части здания, где на полу валялись жалкие одурманенные люди; он едва не наступал на них.

– Свистать всех наверх! – рявкнул какой-то матрос на койке. – Всех наверх!

Хассим распахнул очередную дверь и жестом велел войти. Никогда прежде я не проходил через эту дверь, однако всегда полагал, что она ведет в личные покои самого Юн Шату. Но меблировка этой комнаты состояла только из простой кровати, бронзового идола, перед которым курились благовония, и массивного стола.

Хассим бросил на меня зловещий взгляд и ухватился за стол, как будто собирался сдвинуть его с места. Стол легко повернулся, и вместе с ним повернулась секция пола, и открылся потайной люк. Вниз, в темноту, вели ступени.

Хассим зажег свечу и властным жестом приказал мне спускаться. С равнодушной покорностью наркомана я так и поступил, а он двинулся следом, плотно закрыв за нами люк при помощи железного рычага. Мы спускались в полутьме по шатким ступеням, я насчитал их девять, а может десять. Затем мы очутились в узком коридоре.

Здесь Хассим снова пошел впереди, держа свечу в поднятой руке. Я с трудом различал стены этого пещерообразного тоннеля, но понял, что он неширок. Мерцающий свет показывал, что в коридоре нет никакой мебели, кроме ряда странных на вид сундуков, стоявших у стены. Я предположил, что в них хранят опиум и другие наркотики.

Непрерывно слышались какие-то шорохи и постукивание, как будто кругом двигались живые существа, а в тенях то и дело посверкивали красные глазки, – в этом Притоне кишмя кишели огромные крысы, которые, как известно, наводняют весь портовый район Лондона.

Внезапно мы приблизились к концу коридора, и перед нами из темноты снова возникли ступеньки. Хассим повел меня наверх, а там четыре раза стукнул в деревянный молоток. Открылась потайная дверь, на нас устремился поток неяркого света.

Хассим вытолкнул меня наверх, и вот я стою, помаргивая от изумления. Подобной обстановки я не видал даже в самых неистовых полетах фантазии. Я оказался в джунглях, кругом росли пальмы, в их ветвях извивались мириады совершенно живых на вид драконов. Когда мои глаза привыкли к свету, я понял, что не перенесся на другую планету, как мне показалось сперва. Искусственные деревья стояли в больших кадках, а драконы были изображены на тяжелых коврах, покрывающих стены.

Сама комната показалась невероятно громадной. Густой дым, желтоватый и похожий на туман тропического леса, висел кругом и не давал разглядеть потолок. Присмотревшись, я понял, что дым идет от алтаря, расположенного слева от меня, у стены. Я невольно вздрогнул. Сквозь колыхания шафранового тумана на меня в упор смотрели два огромных сверкающих неживых глаза. С трудом угадывались туманные очертания чудовищного идола. Я в тревоге огляделся, заметил восточные диваны, кушетки и непонятную утварь, а затем мой взгляд перестал блуждать и остановился на деревянной ширме, находившейся прямо передо мной.

Я не мог проникнуть взором сквозь нее, но ощущал, как сквозь лакированное дерево мое сознание опаляют глаза, которые, казалось, вонзились мне в самую душу. От этой странной ширмы, украшенной непонятной резьбой и омерзительными рисунками, исходила загадочная злая аура.

Хассим склонился перед ширмой в глубоком поклоне, затем, не произнося ни слова, отступил и скрестил руки на груди, застыл подобно статуе.

Внезапно гнетущее молчание нарушил голос:

– Ты, превратившийся в свинью! Хотел бы снова стать человеком?

Я содрогнулся. Голос звучал не по-человечески холодно, более того, он как будто исходил от речевых органов, долгое время бездействовавших. Этот самый голос я слышал в своих видениях!

– Да, – ответил я, точно в трансе, – я хотел бы снова стать человеком.

Тут кругом воцарилось молчание, затем опять зазвучал нечеловеческий голос. Я услышал зловещий шепот, словно летучие мыши вылетали из пещеры.

– Я сделаю тебя человеком, потому что я друг всем сломленным и опустившимся. Я совершу это не за плату и не за благодарность. И я отмечу тебя особым знаком, дабы скрепить им, как печатью, мое обещание. Просунь руку через ширму.

Внимая этим странным и малопонятным словам, я стоял в недоумении. Когда же голос невидимого повелителя повторил требование, я шагнул вперед и просунул руку в щель, которая вдруг беззвучно образовалась в ширме. И почувствовал, как мое запястье словно железные клещи сдавили, и что-то холодное, в несколько раз холоднее льда, дотронулось до ладони. Тут же мою руку освободили, и я, выдернув ее из ширмы, увидел голубоватый рисунок возле основания большого пальца – нечто вроде скорпиона.

Снова зазвучал голос. Я не понимал этого языка, только слышал, что он изобилует шипящими. Хассим почтительно шагнул вперед. Он потянулся к ширме, потом повернулся ко мне, держа в руках бокал, наполненный жидкостью янтарного цвета. С ироническим поклоном Хассим подал бокал мне. Я смотрел на сосуд, колеблясь.

– Пей, не бойся, – приказал невидимка. – Это всего лишь египетское вино, оно обладает свойством поддерживать жизнь.

Я поднял и осушил бокал. Вкус оказался довольно приятным; более того, когда я вернул сосуд Хассиму, мне показалось, что жизненная энергия и бодрость так и струятся по изнуренным венам.

– Оставайся в доме Юн Шату, – продолжал невидимка. – Здесь у тебя будут пища и кров, пока ты не наберешься сил, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Гашиш ты отныне получать не будешь, да он и не понадобится. Ступай!

Как во сне, и проделал за Хассимом обратный путь: через потайную дверь, вниз но ступенькам, по темному коридору и наверх, через другую дверь, назад в Храм Грез. Когда мы попали в зал, где лежали грезящие, я удивленно повернулся к негру.

– Хозяин? Хозяин чего? Жизни? – Хассим зло и язвительно расхохотался.

– Хозяин Судьбы!

Глава 3. Паук и муха

Я сидел на подушках Юн Шату и размышлял с непривычной ясностью рассудка. Вообще все мои ощущения обновились и казались странными. Как будто я проснулся после чудовищно долгого сна, и, хотя мысли путались, чудилось, что с меня смели львиную долю налипшей паутины.

Я дотронулся до лба рукой и заметил, что она дрожит. Меня одолевала слабость, и каждое движение давалось с трудом, напоминал о себе голод. Нет, не наркотик мне был нужен, а самая обычная пища. Что же это я подавил в себе, пока находился в том таинственном помещении? И почему из самых убогих посетителей заведения Юн Шату «Хозяин» избрал именно меня и захотел вернуть к полноценной жизни?

И кто он такой, этот Хозяин? Было в этом слове что-то знакомое. Я тщетно напрягал память. Да, конечно, раньше, когда я в полудреме лежал на полу, это слово мрачно шептали то Юн Шату, то Хассим, то мавр Юсеф Али, и всегда вместе с этим словом звучали другие, которых я не понимал. Значит ли это, что Юн Шату вовсе не владелец Храма Грез? Я, как и другие наркоманы, считал, что старый китаец с увядшей физиономией безраздельно владеет этим грязным королевством, а Хассим и Юсеф Али – его слуги. А четверо юных китайцев, которые жгут опиум наряду с Юн Шату, и афганец Яр-хан, и гаитянин Сантьяго, и сикх-вероотступник Ганра Сингх – все они, как мы полагали, на жаловании у Юн Шату, служат ему за золото или под страхом расправы.

Потому что Юн Шату обладал большой властью в Китайском квартале Лондона, и я слыхал, что его щупальца тянутся за далекие моря, в высшие сферы могущества и таинственных языков. Так не сидел ли за той лакированной ширмой Юн Шату? Нет: голос китайца я знал, кроме того, видел, как он слонялся перед входом в Храм как раз в ту минуту, когда я проходил через заднюю дверь.

Мне пришло в голову другое. Частенько, лежа в полуоцепенении поздно ночью или в часы серого рассвета, я замечал, как в Храм украдкой проскальзывают мужчины и женщины, которые, судя по их одежде и манере держаться, не особенно вязались с этим злачным местом. Высокие, атлетически сложенные мужчины в вечерних костюмах и надвинутых на самые брови шляпах, красивые дамы в шелках и мехах, прикрывающие лица вуалями, – никогда они не входили парами, всегда поодиночке, и, стараясь спрятать лицо, спешили к двери задней комнаты, а через некоторое время показывались снова, иной раз пробыв в Храме целые часы. Я знал, что иногда и высокопоставленные персоны не прочь побаловаться наркотиками, а потому нисколько не удивлялся. Я принимал этих посетителей за людей из высшего общества, ставших жертвами пагубных желаний; наверно, в глубине здания для таких лиц предназначалась особая комната. Но, подумав, я удивился: ведь иногда такие гости проводили в Храме считанные минуты, неужели они действительно приходили ради опиума? Может, они тоже пробирались тем странным коридором, а потом беседовали с Сидящим-за-Ширмой?

Затем мне пришло в голову: а может, эти богачи посещают крупного специалиста, чтобы с его помощью излечиться от порока? Но ведь странно было бы, если бы такой специалист расположился в настоящем гнезде наркомании.

Не менее странно, что владелец этого заведения, по всей видимости, относился к нему весьма почтительно.

От этих мыслей у меня разболелась голова, я оставил их и крикнул, чтобы мне дали поесть. С удивительной быстротой явился Юсеф Али с целым подносом еды. Более того, уходя, он поклонился мне и оставил раздумывать о странной перемене моего положения в Храме Грез.

Я ел и размышлял, чего же хочет от меня Сидящий-за-Ширмой. Ни на мгновение я не допускал, что он был откровенен насчет своих мотивов; жизнь среди низов общества убедила меня, что никто из здешних обитатели не склонен к филантропии. А та таинственная комната все-таки принадлежит миру низменному, при всей ее необычности. И где же она расположена? Далеко ли я прошел по тому коридору? Я пожал плечами: а может, это все были только сны под воздействием гашиша? Я поднес к глазам ладонь. Скорпион все еще был на ней.

– Свистать всех наверх! – рявкнул матрос на койке. – Всех наверх!

Я воздержусь от подробного рассказа о том, как прошли следующие несколько дней, чтобы не докучать тем счастливчикам, кто не побывал в страшном рабстве у наркотика. Я ждал, когда же страстное желание снова одолеет меня, ждал с безнадежной уверенностью. Весь день, всю ночь, еще один день – и тогда наконец расщепившийся разум осознал настоящее чудо. Вопреки научным теориям и фактам, вопреки здравому смыслу, жажда наркотика оставила меня внезапно и полностью, точно дурной сон! Сначала я просто не верил собственным ощущениям, рассудил, что все еще нахожусь в состоянии наркотического бреда. Но это была правда. С того момента, как я осушил бокал в таинственной комнате, я не испытывал ни малейшего желания получить вещество, которое сделалось для меня источником жизни.

Я догадался: тут кроется что-то сатанинское, определенно противоречащее всем законам природы. Если то жуткое создание, Сидящий-за-Ширмой, открыл средство против ужасной власти гашиша, какие еще чудовищные тайны ему известны и каково его невообразимое могущество? В мое сознание змеей вползало предположение, что тут кроется некое зло.

Я по-прежнему ночевал в доме Юн Шату на койке или на разложенных на полу подушках, ел и пил вволю и помаленьку становился нормальным человеком; окружающая обстановка уже вызывала отвращение, а бедняги, корчащиеся во сне, неприятным образом напоминали, кем недавно был ясам.

И вот однажды, когда никто за мной не наблюдал, я встал, вышел на улицу и прогулялся по набережной порта. В легкие проникал морской воздух, я ощущал его непривычную свежесть, хотя он и был наполнен дымом и нечистотами. Во мне поднималась волна энергии, и я вновь почувствовал былые силы. Меня опять интересовал портовый гул, а когда я увидел судно, разгружаемое возле пристани, эта картина прямо-таки потрясла меня. Вскоре я оказался среди сильных и грубых грузчиков, пытался поднимать и нести какие-то тяжести. Хотя пот так и струился по лицу, а руки и ноги дрожали, я бурно радовался тому, что наконец-то снова в состоянии работать и зарабатывать, как ни черна и презираема эта работа.

И тот вечер я вернулся к дверям заведения Юн Шату невероятно усталый, но крайне довольный собой – сильный мужчина, потрудившийся на совесть. На пороге меня встретил Хассим.

– Ты где шляешься? – спросил он неприветливо.

– В доках, – бросил я.

– Нечего тебе в доках вкалывать, – проворчал негр. – У Хозяина есть для тебя работа.

И опять я спустился по неосвещенным ступенькам в подземный коридор. На этот раз я был в трезвом уме и определил, что весь этот путь не длиннее тридцати – сорока футов. Снова я очутился перед лакированной ширмой и снова услышал нечеловеческий голос ожившего мертвеца.

– Я могу дать тебе работу, – произнес он. Я тотчас согласился. Пускай этот голос наводил на меня жуть, я был многим обязан его обладателю.

– Ладно. Возьми. Я вздрогнул, но тут прозвучал резкий приказ, а Хассим выступил вперед, протянул руку за ширму и взял то, что предлагали мне. Пачку фотографий и бумаг.

– Изучи как следует, – приказал Сидящий-за-Ширмой, – и узнай, что только сможешь, о человеке на фотографиях. Юн Шату даст тебе денег, купи одежду моряка. Можешь занять любую комнату в передней части Храма. Через два дня Хассим опять приведет тебя ко мне. Ступай!

Последнее, что я увидел перед тем, как потайная дверь хлопнула надо мной, это глаза идола, мигающие в вечном дыму. В них светилась насмешка.

Комнаты передней части Храма Грез сдавались внаем – для маскировки истинного предназначения этого здания, якобы портовой гостиницы-пансиона. Не однажды в заведение Юн Шату наведывалась полиция, но так и не нашла никаких веских улик против него.

Итак, я поселился в одной из комнат и приступил к изучению выданных мне материалов.

На всех снимках был изображен один и тот же дородный человек, телосложением и чертами лица похожий на меня. Но он носил густую бороду и был блондином, тогда как я темноволос. В бумагах я нашел его имя – майор Фэрлан Морли, уполномоченный по особо важным делам в Натале и Трансваале. Мне ничего не сказали ни должность, ни имя, и я задумался, какая может быть связь между уполномоченным по африканским странам и притоном наркоманов в порту на берегу Темзы.

Документы содержали обширные сведения, очевидно, взятые из достоверных источников. Все они имели отношение к деятельности майора Морли, а в других бумагах подробно освещалась личная жизнь этого джентльмена.

Многое из исчерпывающего описания внешности и привычек этого человека показалось мне весьма малозначительным. Я никак не мог понять, в чем же цель Сидящего-за-Ширмой и каким образом он завладел документами столь интимного свойства.

Нет, я не мог найти ответа на этот вопрос, но вознамерился отдать все силы выполнению задания. Я понимал, что в большом долгу и должен быть благодарен человеку, который требовал этого от меня. Конечно, я расплачусь с ним, если смогу.

В это время еще ничто не предвещало мне западни.

Глава 4. Человек на кушетке

Через два дня, когда я сидел в комнате для курения опиума, меня поманил Хассим. Я приблизился к нему упругой походкой, уверенный, что вполне разобрался в бумагах Морли. Я стал другим человеком, быстрота мышления и готовность к действию удивляли меня самого, а иной раз казались неестественными. Хассим бросил на меня тяжелый взгляд исподлобья и, как всегда, дал знак следовать за ним. Мы вошли в комнату, он затворил дверь и потянулся к столу, но тот сдвинулся сам по себе, и чей-то силуэт загородил весь люк. Оттуда выбрался Ганра Сингх и направился к двери, ведущей в комнату для курения опиума. На пороге он остановился и подождал, пока мы спустимся, и опустил крышку люка.

И снова я очутился среди колеблющегося дыма, и снова внимал нечеловеческому голосу.

– Считаешь ли ты, что знаешь о майоре Морли достаточно и сможешь ли успешно сыграть его роль?

Вздрогнув от неожиданности, я ответил:

– Конечно, если не встречу кого-нибудь из его близких знакомых.

– Об этом позабочусь я. Слушай меня внимательно. Завтра ты сядешь на первый же пароход, идущий в Кале. Там будет ждать мой агент, он представится, как только ты сойдешь на пристань, и даст дальнейшие инструкции. Поедешь вторым классом и будешь избегать разговоров с незнакомцами. Документы возьмешь с собой. Агент поможет тебе загримироваться, и в Кале начнется твоя жизнь под чужим именем. Все. Ступай.

Я отправился назад, мое удивление возрастало. Очевидно, все это имело какой-то смысл, но мне казалось совершеннейшим вздором. Когда мы снова очутились в помещении для курения опиума, Хассим велел мне сесть на подушки и ждать его возращения. Я попытался его расспросить, но он выругался и объявил, что идет в город, как приказано, купить билет на пароход. Он ушел, а я присел и оперся на стену. И задумался. Вдруг мне показалось, будто на меня устремлен пристальный взор. Я по спешно поднял голову, но никто вроде бы на меня не смотрел. В душной комнате курился дым, как всегда, Юсеф Али с китайцем бесшумно скользили взад и вперед, обслуживали дремлющих клиентов.

Внезапно отворилась дверь, и из соседнего помещения вывалился громадный человек. В заднюю комнату Юн Шату были вхожи не только аристократы. Этот субъект представлял собой как раз одно из исключений. Я частенько замечал, как он входил и исчезал за той дверью: высокий, поджарый, одетый в немыслимое рванье, лицо полностью закутано. Это хорошо, что он прячет лицо, подумал я, тряпки наверняка скрывают ужасное зрелище. Без сомнения, это был прокаженный, ухитрившийся скрыться от стражей общественного порядка; время от времени его видели в населенных отбросами общества кварталах Ист-Энда; он был загадкой даже для самых презренных нищих, ютящихся в Лаймхаузе.

Внезапно благодаря своей сверхчувствительности я уловил молниеносное движение где-то рядом. Прокаженный затворил за собой дверь. Взор мой инстинктивно перебрался к кушетке, где лежал мужчина, который еще раньше вызвал у меня подозрения. Я готов был поклясться, что его холодные глаза цвета стали угрожающе сверкнули, прежде чем зажмуриться. Одним прыжком я подскочил к кушетке и наклонился над распростертым на ней человеком. Что-то в его лице показалось мне неестественным – под нарочитой бледностью скрывался оттенок здорового загара.

– Юн Шату! – закричал я. – В доме шпион!

И тут события развернулись с ошеломляющей быстротой. Мужчина одним тигриным движением вскочил с кушетки и выпрямился, и в руке у него блеснул пистолет. Я готов был схватиться с ним, но мускулистая рука отшвырнула меня в сторону, и резкий, решительный голос перекрыл обычный для этой комнаты гул:

– Эй, ты! Стой! Стой!

Пистолет в руке незнакомца повернулся к прокаженному, который прыжками устремился к выходу!

Все тотчас пришло в движение: Юн Шату пронзительно затараторил по-китайски, а четверо юных китайцев вместе с Юсефом Али бестолково засновали вокруг, в руках у них сверкнули ножи.

Все это я видел с противоестественной четкостью, даже когда разглядывал лицо незнакомца. Я заметил что прокаженный, убегая, нисколько не хромал, а глаза незнакомца сузились до размера булавочных головок, палец застыл на спусковом крючке, выражение лица выдавало цель – убить. Прокаженный уже почти достиг входной двери, но смерть неизбежно остановила бы его.

И тут я бросился вперед, и мой правый кулак врезался в подбородок незнакомца. Убийца рухнул, будто угодил под паровой молот, пистолет разрядился в воздух.

И в тот же миг, в ослепительной вспышке прозрения, какая иной раз осеняет каждого, я понял, что прокаженный – не кто иной, как Сидящий-за-Ширмой!

Я склонился над упавшим. Хоть он и не потерял сознания, но был в ту минуту беспомощен, как новорожденный. Снова и снова он пытался встать, но я опять мощным ударом опрокинул его на пол, схватил за фальшивую бороду и оторвал ее. И увидел сухощавое бронзовокожее лицо с волевыми чертами, которых не мог изменить даже слой грязи и грима.

Над ним склонился Юсеф Али, не выпуская из рук кинжала; в щелочках глаз я прочитал смертный приговор неудавшемуся убийце. Темнокожая мускулистая рука поднялась, но я поймал ее за запястье.

– Не спеши, черт черномазый! Ты что затеял?

– Это же Джон Гордон! – прошипел он. – Самый главный враг Хозяина! Он должен умереть! Пусти, будь ты проклят!

Джон Гордон! Почему-то это имя было мне знакомо, однако я не прослеживал связи с лондонской полицией. Должно быть, не по указке фараонов он появился в притоне Юн Шату. Как бы то ни было, в одном я был твердо уверен.

– Нет, ты его не убьешь! Ни за что! Вставай! – Последнее слово я адресовал Гордону, который с моей помощью не без труда поднялся на ноги. Очевидно, у него кружилась голова.

– Таким ударом быка можно свалить! – удивился я. – Даже не подозревал, что во мне столько силы.

Лжепрокаженный уже исчез. Юн Шату неподвижно, словно идол, глядел на меня, пряча руки в широких рукавах, а Юсеф Али отступил, злобно бормоча и водя большим пальцем по острию кинжала. Я вывел Гордона из комнаты для курения опиума и повлек дальше, через бар вполне невинного вида, который располагался между этим помещением и выходом на улицу.

Когда мы вышли из здания, я сказал:

– Понятия не имею, кто вы такой и что тут делаете, но вы сами видите, что вам тут не рады. Послушайтесь доброго совета, держитесь подальше отсюда.

Единственным ответом был изучающий взгляд, а затем он круто повернулся и не совсем уверенной походкой двинулся прочь.

Глава 5. Девушка из грез

В коридоре раздались легкие шаги. Дверная ручка осторожно и медленно повернулась, дверь моей комнаты отворилась. Затаив дыхание, я вскочил и выпрямился. Алые полураскрытые губы, глаза, точно невиданные темные моря, каскад блестящих волос – в грязном дверном проеме, точно картина в раме, девушка моих грез! Она вошла, грациозно повернулась и затворила за собой дверь. Я шагнул вперед, мои руки потянулись ей навстречу, но замерли, потому что она прижала палец к губам.

– Нельзя говорить громко, – шепнула она. – Он не запрещал мне приходить, но…

У нее был мягкий и мелодичный голос с легким иностранным акцентом, который я нашел восхитительным. Что касается самой девушки, каждая ее интонация, каждое движение говорило о благоухающем Востоке. Она была его воплощением. Черные, как ночь, волосы ниспадали до самых ног, обутых в домашние туфельки на высоком каблуке, с заостренными носами; она являла собой высший идеал азиатской красоты, и впечатление это скорее усиливалось оттого, что она носило английские юбку и блузку.

– Как вы прекрасны! – произнес я ошеломленно. – Кто вы?

– Зулейка. – Она застенчиво улыбнулась. – Я… я рада, что понравилась вам. И что вы больше не в рабстве у гашиша.

Странно – такое крошечное существо, а заставляет мое сердце неистово подпрыгивать!

– Зулейка, всем этим я обязан вам, – произнес я сипло – Если бы я не мечтал о вас каждую минуту с тих пор, как вы подняли меня из канавы, не хватило бы сил избавиться от моего проклятия.

Она мило покраснела, ее пальцы нервно переплелись.

– Завтра вы покидаете Англию? – неожиданно спросила она.

– Да. Хассим еще не вернулся с моим билетом… – Я впервые заколебался, вспомнив приказание молчать.

– Да, я знаю, знаю! – поспешно прошептала Зулейка, и ее зрачки расширились. – А Джон Гордон был здесь! И он вас видел!

– Да!

Изящным движением она приблизилась ко мне.

– Вы должны изображать одного человека! Послушайте, когда вы это будете проделывать, нельзя допустить, чтобы вас увидел Гордон! Он вас узнает, даже загримированного! Он ужасный человек.

– Не понимаю. – Я был совершенно сбит с толку. – Каким образом Хозяин помог мне преодолеть привычку к гашишу? Кто такой этот Гордон и зачем он сюда приходил? Почему Хозяин прикидывается прокаженным? Кто он на самом деле? И больше всего меня интересует, зачем я должен изображать человека, которого никогда не видел и даже никогда не слыхал о нем?

– Я не могу… Не смею вам сказать! – прошептала она, бледнея. – Я…

Где-то в доме слабо ударили в китайский гонг. Девушка вздрогнула, точно напуганная газель.

– Я должна идти! Он меня вызывает! Она распахнула дверь, рванулась было туда, но задержалась на мгновение, чтобы, как электрическим током, пронзить меня страстным восклицанием:

– О, будьте осторожны! Будьте благоразумны, сагиб!

И исчезла.

Глава 6. Сидящий-за-Ширмой

Несколько минут после того, как исчезла моя прекрасная таинственная посетительница, я сидел, погрузившись в раздумья. Я понимал, что наконец-то наткнулся на разгадку, по крайней мере частичную. Я пришел к следующему заключению: Юн Шату, якобы хозяин притона, на самом деле просто агент или прислужник какой-то организации или частного лица, чья работа заключается отнюдь не только в снабжении наркотиками посетителей Храма Грез.

Этот человек или эти люди нуждаются в помощниках среди всех классов общества, иными словами, я связался с торговцами наркотиками, с бандой гигантского масштаба. Гордон, стало быть, расследует это дело, само по себе его присутствие показывало, что оно вовсе не ординарное. Ведь, как я понял, он занимает высокое положение в английском правительстве, хоть и неизвестно, какое именно.

Опиум – это, конечно, скверно, но я должен выполнить свои обязательства перед Хозяином. Я ступил на скользкую дорожку, и мои представления о морали размылись, и мысль о том, что я принимаю участие в гнусном преступлении, даже не приходила в голову. Я и в самом деле ожесточился. Более того, сам долг благодарности тысячекратно увеличивали воспоминания о девушке. Я обязан Хозяину тем, что способен стоять на ногах и смотреть в ее ясные глаза, как подобает мужчине. Так что, если он нуждается в услугах торговца контрабандными наркотиками, он их получит. Как пить дать, мне поручено изображать высокопоставленного правительственного чиновника, из тех, кого не принято обыскивать на таможне. Наверное, моя задача – привезти в Англию редкий источник грез.

К тому времени, когда я выходил из своей комнаты, эти мысли уже оставили меня, но в голове зароились другие более увлекательные предположения: что держит эту девушку здесь, в притоне зла? Кто она, эта роза на мусорной свалке?

Я спустился в бар, и тут явился Хассим, его брови сошлись в грозной гримасе, и мне показалось, что на физиономии написан страх. В руке он держал сложенную газету.

– Я тебе велел ждать там, где курят опиум, – рявкнул он.

– Тебя так долго не было, что я вернулся к себе в комнату. Билет принес?

В ответ он только выругался и отпихнул меня с дороги. Стоя в дверях комнаты для курения опиума, я увидел, как он прошел в ее заднюю часть. Я все не двигался, мое удивление возрастало. Потому что, когда Хассим протискивался мимо меня, я успел заметить на первой странице газеты заголовок, на который он положил черный палец, желая, видимо, отметить эту колонку особо важных новостей.

И с чрезвычайным проворством действия и осознания, которое было присуще мне в те дни, в это краткое мгновение я успел прочитать:

Уполномоченный по особо важным делам черной Африки найден мертвым! Вчера в трюме полусгнившего парохода в Бордо было обнаружено тело майора Фэрлана Морли…

Больше я не успел прочесть ничего, но хватило этой единственной новости, чтобы задуматься! Дело приобретало нехороший оборот. И все же…

Прошел еще день. В ответ на мои расспросы Хассим проворчал, что планы изменились и мне не придется ехать во Францию. А поздно вечером он явился и велел снова сопровождать его в таинственную комнату.

Я стоял перед лакированной ширмой, от желтого дыма щипало в ноздрях, на коврах извивались изображения драконов, а густые пальмы на заднем плане приобрели угрожающий вид.

– Наши планы изменились, – сообщил голос из-за ширмы. – Ты не поедешь во Францию, как было договорено. Но для тебя есть другая работа. Возможно, она тебе больше подойдет, и ты сможешь принести нам пользу, а то я, признаться, несколько разочаровался в тебе. Ты плохо соображаешь. Позавчера ты вмешался не в свое дело, и если это повторится, я буду очень недоволен.

Я ничего не ответил, но во мне зашевелилось негодование.

– Даже после того как один из моих самых верных слуг пытался тебя предостеречь, – в невыразительном голосе не прозвучало никаких эмоций, разве что он чуточку поднялся, – даже после этого ты настоял на освобождении моего самого заклятого врага. В будущем тебе надо быть предусмотрительнее.

– Я спас вам жизнь! – зло напомнил я.

– И единственно по этой причине я не замечаю твоей оплошности. В этот раз.

Во мне медленно поднялась волна ярости:

– Ах, в этот раз! Так используйте же эту встречу получше, потому что, уверяю вас, второго раза не будет. Конечно, я у вас в громадном долгу и вряд ли могу надеяться на расплату, но это еще не делает меня вашим рабом. Я спас вам жизнь, долг почти оплачен, так что давайте поступим по-мужски. Ступайте своим путем, а я пойду своим.

Мне ответил жуткий тихий смех, похожий на змеиное шипение.

– Дурак! Ты не расплатишься со мной до конца жизни! Говоришь, ты мне не раб? А я говорю – раб, такой же раб, как черный Хассим, вон он, стоит у тебя за спиной, такой же раб, как моя Зулейка – девица, которая околдовала тебя своей красотой!

От этих слов горячая волна крови ударила мне в голову, слепая ярость на секунду затмила сознание. Все мои мысли и чувства на протяжении этих дней казались обостренными, и теперь ярость превосходила самый сильный гнев, какой я когда-либо испытывал.

– Гнусная чертовщина! – завопил я. – Дьявол, кто ты такой и чем меня держишь? Я должен тебя увидеть – или умереть!

Хассим бросился на меня, но я его отшвырнул, одним прыжком достиг ширмы и опрокинул ее ударом неистовой силы. И тут же с криком отступил, руки мои повисли плетьми. Передо мной стояло высокое тощее существо, нелепо выряженное в шелковое, достающее до пола одеяние с парчовой отделкой.

Из рукавов этого наряда торчали руки, при виде которых я испытал липкий ползучий страх, наполнивший все мое существо, – длинные хищные руки с тонкими костлявыми пальцами и кривыми когтями; кожа напоминала желто-бурый пергамент, будто она принадлежала давно умершему.

Боже, а лицо! На голом черепе не осталось, кажется, и следа живой плоти, только желто-бурая кожа туго обтягивала его, и на ней как бы отпечаталась каждая деталь жуткой головы мертвеца. Лоб был высоким и даже аристократическим, но расстояние между висками – до странного узким, а под выступающими карнизом бровями поблескивали громадные глаза, похожие на озера желтого огня. Нос был очень узкий, с высокой переносицей, а рот – бесцветная дыра между тонкими жесткими губами. Длинная костлявая шея поддерживала всю эту уродливую конструкцию и завершала сходство с демоном-рептилией из средневекового ада.

Я лицом к лицу оказался с человеком из моего сна!

Глава 7. Черная мудрость

Под впечатлением ужасного зрелища я отбросил всякую мысль о бунте. Кровь застыла в жилах, я стоял, не в силах пошевелиться. Я слышал у себя за спиной зловещий хохот Хассима. Глаза в мертвой голове бросали дьявольские отблески в мою сторону, а я бледнел под натиском сосредоточенной в них сатанинской ярости.

Затем это кошмарное существо расхохоталось.

– Мистер Костиген, я вам оказываю громадную честь: даже среди моих собственных слуг очень немногие видели мое лицо и не отправились на тот свет.

Я считаю, что живой вы принесете мне больше пользы, чем мертвый.

Совершенно обессиленный, я молчал. Трудно было поверить, что передо мной живое существо.

Сидящий-за-Ширмой напоминал мумию. И все-таки губы его шевелились, когда он говорил, а в глазах светился чудовищный разум.

– Выполнишь мой приказ. – В голосе прозвучали властные нотки. – Ты, конечно, знаешь сэра Холдреда Френтона или хотя бы слыхал о нем?

– Да.

В Европе и Америке каждый культурный человек знаком с книгами о путешествиях сэра Холдреда Френтона, писателя и воина.

– Сегодня ночью отправишься в поместье сэра Холдреда…

– И?

– И убьешь его!

Подо мной подкосились ноги – в самом буквальном смысле. Невероятный, несообразный приказ! Да, я опустился очень низко, до контрабандной торговли опиумом, но добровольно убить человека, которого никогда не видел, человека, известного добрыми делами!

Это слишком чудовищно, даже в голове не укладывается.

– Ты не отказываешься? – Насмешливый тон был отвратителен, точно змеиное шипение.

– Отказываюсь?! – воскликнул я, обретая наконец дар речи. – Отказываюсь?! Ах ты, воплощенный дьявол! Конечно же, я отказываюсь. А ты…

Его холодная уверенность заставила меня осечься, кровь застыла у меня в жилах, а вокруг нависло многозначительное молчание.

– Ну и дурак же ты! – проговорил он спокойно. – Знаешь, как я разорвал цепь, приковавшую тебя к гашишу? Ровно через четыре минуты ты это поймешь и проклянешь тот день, когда родился! Неужели тебя не удивляет твоя сообразительность, физическая подвижность и гибкость тела? А ведь человек, столько лет злоупотреблявший наркотиком, должен быть медлительным и вялым. Помнишь, как ты свалил с ног Джона Гордона? Ты что же, совсем не удивился силе своего удара? А легкость, с которой ты запомнил сведения о майоре Морли, – неужели она тебя не поразила? Дурак этакий, ты же связан со мной сталью, кровью и огнем! Я сохранил тебе жизнь, я исцелил тебя – это только моя заслуга. Вместе с вином тебе ежедневно давали жизненный эликсир. Без него ты не выжил бы и не сохранил разум. А рецепт эликсира знаю я, один я на всем белом свете!

Он глянул на часы необычной формы, стоявшие на столе у его локтя.

– На этот раз я велел Юн Шату не давать тебе эликсира, я предвидел твой бунт. Час приближается… ага, он бьет!

Он еще что-то говорил, но я не слышал. Я ничего не видел, ничего не чувствовал в обычном смысле этих слов. Я корчился у его ног, вскрикивая и нечленораздельно лопоча; меня сжигало адское пламя, какое не снилось ни одному человеку.

Теперь-то я понял! Просто он давал мне наркотик, настолько сильный, что в нем тонула моя потребность в гашише. Теперь-то я мог объяснить мои сверхъестественные способности: я находился под воздействием стимулятора, в котором соединялись все силы ада. Это нечто вроде героина, но жертва не замечает его воздействия. Что это за снадобье, я не имел никакого понятия, да и сомневался, известно ли оно кому-нибудь, кроме этого адского создания, которое наблюдало за мной с угрюмой радостью. Но это вещество действует на мозг, вызывая во всех органах нужду в нем. И вот ужасная жажда наркотика разрывает на части мою душу!

Никогда, ни в самые страшные моменты после контузии, ни во время зависимости от гашиша, не испытывал я подобного. Я весь горел, меня сжигали тысячи адских костров, и одновременно я испытывал холодное прикосновение льда – нет, это было холоднее любого льда! В сто раз холоднее. Я проваливался в бездны нечеловеческих страданий и поднимался на высочайшие утесы мук; миллионы воющих дьяволов с криками окружали меня и наносили удары. Косточка за косточкой, вена за веной, клетка за клеткой, мое тело как будто распадалось и витало среди кровавых атомов где-то за пределами атмосферы – и каждая отдельная клетка была единой цельной системой мятущихся, кричащих нервов. И они собирались в далеких пустотах и вновь соединялись, чтобы претерпеть еще худшие пытки.

В багровом тумане я слышал собственный голос; я кричал, повторяя единственную монотонную ноту. А затем мои выпученные от боли глаза увидели золотой бокал, я схватил его жадной, неуклюжей, точно клешня, рукой, и он вплыл в пределы моего зрения – бокал, наполненный янтарной жидкостью.

Со звериным криком я вцепился в него обеими руками, смутно сознавая, что металлическая ножка гнется под нажимом моим пальцев, и поднес к губам. Я осушил его в несколько стремительных глотков, залив себе всю грудь.

И ВОТ ОН, Сидящий-за-Ширмой, с брезгливой и высокомерной ухмылкой смотрел на меня, а я, совершенно обессиленный, ловя ртом воздух, опустился на кушетку. Он взял кубок и внимательно рассмотрел изуродованную моими пальцами золотую ножку.

– Сверхчеловеческая сила, – заключил он совершенно бесстрастно. – Сомневаюсь, что сам Хассим на такое способен. Значит, теперь ты готов выполнить мое поручение?

Будучи не в состоянии сказать ни слова, я кивнул.

Дьявольская энергия эликсира уже струилась по моим венам, возвращая ушедшую было из меня силу.

Интересно, подумал я, долго ли живет человек, которого, как меня, постоянно подогревают и искусственно перестраивают?

– Тебе дадут маскировочный костюм, и ты отправишься в поместье Френтона один. Никто не подозревает злого умысла против сэра Холдреда, и тебе будет относительно легко проникнуть в его дом. Костюм совершенно уникальный, ты его не надевай, пока не окажешься у самого имения. Затем проберешься в комнату сэра Холдреда и убьешь его. Сломаешь ему шею голыми руками, что крайне существенно…

Сидящий-за-Ширмой нудно бубнил, небрежно, как само собою разумеющееся, отдавая жуткие приказания. У меня на лбу выступил холодный пот.

– После этого уйдешь из поместья, но позаботься оставить побольше отпечатков пальцев. Поблизости, в безопасном месте, тебя будет ждать автомобиль. Вернувшись сюда, ты первым делом снимешь костюм. Если вдруг возникнут осложнения, у меня найдутся люди, которые поклянутся, что ты всю ночь провел в Храме Грез и ни разу не покидал его. Но смотри, чтобы тебя не заметили. Ступай же, будь осторожен и сделай дело, а иначе, тебе известно, что будет!

Я не вернулся в зал для курения опиума, вместо этого меня повели извилистыми коридорами, увешанными тяжелыми коврами, в комнатку, где стояла только восточная кушетка. Хассим дал мне понять, что я должен оставаться там до позднего вечера, и ушел. Дверь он затворил, но я не пытался проверить, заперта ли она. Сидящий-за-Ширмой сковал меня куда более прочными кандалами, чем какие-то замки или засовы.

Сидя на кушетке в этой причудливой комнатке, которая оказалась бы уместной в женской половине индийского дома, я обдумывал факты, как они мне представлялись, и мысленно разыгрывал сражение. Во мне еще осталось кое-что от мужчины – больше, чем догадывался этот дьявол; а к ним добавлялись безысходное отчаяние и безнадежность. Я упорно искал выход из поистине тупиковой ситуации.

Внезапно дверь тихо отворилась. Интуиция подсказала мне, кого следует ожидать, и я не разочаровался. Передо мной блистательным видением стояла Зулейка, и это видение дразнило меня, усугубляя отчаяние, и вместе с тем вызывало беспричинную радость.

Она принесла поднос с ужином. Поставила его рядом со мной, потом села на кушетку, и громадные глаза посмотрели мне прямо в лицо. Она казалась цветком в змеином логове, и ее прекрасный взгляд проникал в самую глубину моего сердца.

– Стивен!

Я весь затрепетал, ведь она впервые произнесла мое имя.

В глазах внезапно блеснули слезы, она положила маленькую ладонь на мою. Я схватил эту руку грубыми пальцами.

– Ты получил задание, которого боишься, оно ненавистно тебе? – неуверенно прошептала она.

– Да. – Я чуть не засмеялся в ответ. – Но я их все-таки надую! Зулейка, скажи, что все это значит?

Она испуганно огляделась.

– Всего я не знаю, – робко произнесла девушка. – Ты попал в эту беду исключительно по моей вине, но я… я надеялась, Стивен, я много месяцев наблюдала за тобой, всякий раз, когда ты приходил к Юн Шату. Ты меня не замечал, но я-то тебя сразу приметила, и я видела в тебе… нет, не сломленного, отупевшего наркомана, хоть ты и носил грязные лохмотья; нет, я угадала в тебе израненную душу. И я тебя жалела от всего сердца. А потом, в тот день, когда Хассим с тобой так скверно обошелся…

Опять потекли слезы.

– Я не могла этого вынести, я понимала, как ты страдаешь без гашиша. Вот и заплатила Юн Шату, а после пошла к Хозяину. Я… я… О, ты имеешь право меня ненавидеть! – всхлипнула она.

– Нет, нет, никогда!

– Я внушила ему, что ты можешь пригодиться, и умолила распорядиться, чтоб Юн Шату давал тебе гашиш. Хозяин уже и сам заметил тебя, ведь он на все смотрит, как собственник, весь мир для него – только невольничий рынок. Вот он и приказал Юн Шату оделять тебя наркотиком, а теперь… ах, уж лучше бы ты оставался там, где был раньше, друг мой!

– Нет! Нет! – воскликнул я. – Зато я испытал исцеление, пусть оно и было поддельным. Я стал для тебя мужчиной, а это стоит всего остального!

Должно быть, в моем взгляде отразилось все, что я чувствовал к ней, потому что она опустила глаза и покраснела. Не спрашивайте меня, как приходит к человеку любовь, но я полюбил эту таинственную восточную девушку в ту минуту, когда впервые ее увидел. Интуиция подсказывала, что она отвечает на мои чувства. Когда я это осознал, избранный мною путь сделался еще более мрачным и гибельным; но поскольку истинная любовь призвана сделать мужчину сильнее, я решился окончательно.

– Зулейка, – проговорил я, – время летит, а мне еще нужно кое-что узнать. Скажи, кто ты такая и почему живешь в этом ужасном логове?

– Мне известно только, что я Зулейка. По крови и рождению – черкешенка, совсем маленькой меня захватили в плен турки во время набега и поместили в гарем в Стамбуле. Я была еще слишком молода для замужества, и вскоре мой хозяин подарил меня ему.

– Кто же он, этот человек с голым черепом?

– Катулос из Египта, это все, что мне известно, мой господин.

– Египтянин? Тогда что же он делает в Лондоне и зачем все эти тайны?

Нервным движением она сплела пальцы.

– Стивен, пожалуйста, говори тише: всегда и всюду кто-нибудь подслушивает. Не знаю я, кто такой Хозяин, зачем он здесь и для чего все это проделывает. Клянусь Аллахом! Знала бы – обязательно сказала бы тебе. Иногда сюда приходят знатные на вид люди, в комнату, где их принимает Хозяин – это не та комната, где ты виделся с ним, – и я обязана танцевать перед гостями, а потом слегка с ними флиртовать. А потом – повторять ему, что они говорили мне. Не важно, по-турецки ли они говорят, по-египетски, или на языке варварских стран, или по-французски, или по-английски. Хозяин выучил меня французскому и английскому, и еще много чему. Он величайший чародей мира, он владеет всей древней магией и вообще всем не свете.

– Зулейка, – обратился я к ней, – скоро моя песенка будет спета, но разреши тебя отсюда вытащить. Пойдем со мной, и я клянусь, ты освободишься от этого дьявола! Я вызволю тебя отсюда!

Она содрогнулась и закрыла лицо руками.

– Нет, нет, не могу!

– Зулейка, – произнес я нежно, – чем он тебя удерживает, дитя? Тоже наркотиком?

– Нет, нет! – всхлипнула она. – Не знаю… не знаю… Но я не могу… Я никогда не смогу от него освободиться!

В полном недоумении я просидел еще несколько секунд, потом решился спросить:

– Зулейка, а где мы сейчас находимся?

– Это здание – пустой склад на задворках Храма Грез.

– Я так и думал. А что хранится в сундуках в туннеле?

– Не знаю.

Неожиданно она тихонько заплакала.

– Ты тоже раб, как и я… Ты, такой сильный и добрый… О, Стивен, я этого не вынесу! – Я улыбнулся.

– Слушай внимательно, Зулейка. Я тебе расскажу, как намерен одурачить Катулоса. – Она опасливо оглянулась на дверь.

– Только говори тихо. Я буду лежать в твоих объятиях, ты меня ласкай и шепчи.

Она скользнула ко мне, и тут, на кушетке в форме дракона, я впервые познал сладость стройного тела Зулейки, прикорнувшей у меня в руках, мягкость щеки Зулейки, прижатой к моей груди. Ее благоухание щекотало мне ноздри. Ее волосы, глаза – все помчалось в неистовом вихре; и тогда, спрятав губы в шелковистых волосах, я скороговоркой зашептал:

– Первым делом я предупрежу сэра Холдреда Френтона, а потом найду Джона Гордона и расскажу ему правду об этом притоне. Я приведу сюда полицию, а ты внимательно следи за происходящим и прячься от Катулоса, пока мы не вернемся и не убьем его, а может, скрутим. И тогда ты получишь свободу.

– Но как же ты? – выдохнула она. – Тебе ведь нужен эликсир, и только он…

– У меня есть способ одолеть Катулоса, малышка, – ответил я.

Она побледнела, страх за меня и женская интуиция помогли ей прийти к правильному выводу.

– Ты погубишь себя!

Как ни тяжело было следить за ее чувствами, я все же ощутил мучительную радость. Эта девушка переживала за меня, сострадала мне! Ее руки сомкнулись вокруг моей шеи.

– Не надо, Стивен! – взмолилась она. – Ведь лучше жить, даже…

– Нет, только не такой ценой. Лучше выйти из игры чистым, пока во мне еще осталось мужество.

Зулейка на мгновение задержала на моем лице полный страсти взгляд, затем неожиданно прижала свои губы к моим, а потом вскочила и бросилась вон.

До чего же неисповедимы бывают пути любви! Жизнь столкнула нас друг с другом, точно два корабля, севшие на мель возле берегов.

Хотя ни слова любви не сорвалось с наших уст, каждый из нас познал сердце другого, несмотря на грязь и лохмотья, несмотря на обличье рабов, и с самого начала мы любили друг друга с теми естественностью и чистотой, какие даны людям еще в Начале Времен.

Я словно заново родился – и тут же встал на порог смерти. Ведь я проклят, и, как только выполню свою задачу, снова испытаю нечеловеческие муки. А любовь, жизнь, красота и страдание – все унесет пистолетная пуля, которая неизбежно разорвет на куски мой гниющий мозг. Лучше умереть незапятнанным, чем…

Снова отворилась дверь, вошел Юсеф Али.

– Пора идти, – коротко напомнил он. – Вставай и следуй за мной.

Я, разумеется, не имел ни малейшего представления о времени. В комнате, где я находился, не было ни одного окна – я не сумел найти даже крошечного отверстия, позволявшего выглянуть наружу. С потолка свисали люстры со свечами – единственный источник света. Когда я поднялся, юный стройный мавр искоса окинул меня злобным взглядом.

– Это только между мною и тобой, – прошипел он. – Мы слуги одного господина, но то, что я скажу, касается только нас двоих. Держись подальше от Зулейки! Хозяин обещал ее мне, когда настанут Дни Империи.

Я сощурил глаза и посмотрел в красивое мрачное лицо этого уроженца Востока, и такая ненависть поднялась во мне – не передать словами. У меня непроизвольно разжались и сжались пальцы, и мавр, заметив это движение, отступил, сунул руку за кушак.

– Не сейчас… сначала мы должны выполнить свою работу… Может быть, позже, – вымолвил он и тут же добавил с ледяной ненавистью: – Свинья! Ты не человек, ты обезьяна! Как только станешь не нужен Хозяину, получишь кинжал прямо в сердце!

Я расхохотался.

– Так поспеши, змея пустыни, иначе я сломаю тебе хребет голыми руками!

Глава 8. Темный дом

Я шел за Юсефом Али по извилистым коридорам, вниз по ступенькам, – в комнате с идолом Катулоса не оказалось, и по туннелю; потом через комнаты Храма Грез, и очутился на улице, где в легкой туманной дымке тускло мерцали уличные фонари. На середине улицы стоял автомобиль с занавесками на окнах.

– Это для тебя, – объяснил подошедший к нам Хассим. – Поезжай не спеша, будто просто катаешься. И не вздумай шутки шутить! За домом могут наблюдать. Шофер знает, что делать.

Тут они с Юсефом Али ушли в бар, а я успел сделать один шаг к краю тротуара, и тут услышал голос, заставивший мое сердце подскочить.

– Стивен!

Белая рука манила меня в сумрак дверного проема.

– Зулейка!

Она схватила меня за руку, что-то скользнуло в мою ладонь, я с трудом разглядел небольшую золотую фляжку.

– Спрячь, живей! – нетерпеливо зашептала Зулейка. – После не возвращайся, убеги и спрячься! Фляжка полна эликсира, а я попробую достать еще. Ты должен придумать, как связаться со мной.

– Где же ты его взяла? – Я был потрясен.

– У Хозяина украла! А теперь мне надо идти, пока он меня не хватился.

Она исчезла за дверью. Я стоял в нерешительности. Конечно, идя на воровство, она рисковала жизнью, и меня разрывал на части страх при мысли о том, что способен сделать с ней Катулос, если узнает о ее преступлении. Но если я сейчас вернусь в таинственный дом, это неизбежно вызовет подозрения. Вероятно, я успею выполнить свой план и вернуться сюда до того, как Сидящий-за-Ширмой узнает о предательстве служанки.

Рассудив таким образом, я пошел по мостовой к ожидающей машине. Шофером был негр, я никогда прежде не видел этого тощего мужчину среднего роста. Я пригляделся к нему – похоже, он ничего не заметил и не заподозрил. Если даже и разглядел, как я шагнул назад, в тень, все равно не мог узнать девушку и понять, что происходит.

Шофер только кивнул, когда я взгромоздился на заднее сиденье, и мгновение спустя мы неслись по безлюдным туманным улицам. У меня за спиной оказался узел, я понял, что это и есть упомянутый египтянином «маскировочный костюм».

Невозможно описать ощущения, испытанные мною, когда я мчался сквозь ту дождливую, туманную ночь. Казалось, будто я уже умер, и пустые мрачные улицы обернулись дорогами смерти, по которым моему призраку суждено скитаться веки вечные. В моем сердце соседствовали мучительная радость и безысходное отчаяние приговоренного. Нет, сама смерть не казалась мне отталкивающей, ведь жертва наркотика много раз умирает, – но тяжело уходить именно тогда, когда в твою погубленную жизнь вошла любовь. И ведь я еще молод!

У меня на губах мелькнула саркастическая усмешка: ведь те, кто умер рядом со мной на ничейной земле, тоже были молоды. Я закатал рукав и сжал кулак, напряг бицепс. Ни унции жира, большинство мышц давным-давно исчезло, но крупные бицепсы все еще грозно выступали выпуклыми железными шарами. Сам-то я знал, что моя сила лишь показная, а на самом деле я только изношенная внешняя оболочка человека. Не гори во мне искусственное пламя эликсира, меня бы могла свалить с ног хрупкая девчонка.

Машина остановилась под деревьями. Мы находились в окрестностях поместья, полночь давно миновала. На фоне далеких огней ночного Лондона выделялся темный силуэт большого дома.

– Я подожду здесь, – сказал негр. – Ни с дороги, ни из дома машину не видно.

Я зажег спичку, держа ее так, чтобы свет невозможно было заметить за пределами машины, и развернул «маскировочный костюм». С большим трудом я удержался от хохота. Неповрежденная шкура гориллы! Зажав узел под мышкой, я поплелся к стене, окружающей имение во французском стиле. Всего несколько шагов – и деревья, где спрятался негр с машиной, превратились в темное пятно. Вряд ли шофер мог меня видеть, но на всякий случай я двинулся не к высоким железным воротам, а к глухому участку.

Ни в одном окне не горел свет. Я знал, что сэр Холдред холостяк, и был убежден, что все слуги давным-давно легли спать. Я легко перелез через стену и крадучись прошел по темной лужайке к черному ходу, все еще неся отвратительный «маскировочный костюм» под мышкой. Как я и ожидал, дверь оказалась заперта, а я не хотел никого будить раньше времени. Обеими руками я ухватился за круглую дверную ручку и налег на нее с нечеловеческой силой. Ручка повернулась, щелкнул замок – скорее это напоминало пушечный выстрел. Еще секунда – и я внутри. Разумеется, я не забыл затворить за собой дверь.

В темноте я успел сделать только шаг в предполагаемом направлении лестницы и сразу остановился, потому что мне на лицо упал луч света. Рядом с фонарем блеснуло дуло пистолета. В тени качнулось узкое лицо.

– Ни с места! Руки вверх! – Я поднял руки. Однажды я уже слышал этот голос и тотчас его узнал: Джон Гордон!

– Сколько с тобой людей? – прозвучало резко и властно.

– Я один. Отведите меня в комнату, откуда свет не проникает наружу, и я вам расскажу кое-что интересное.

Он помолчал и жестом приказал следовать за ним в соседнюю комнату. Оттуда он вывел меня на лестницу, отворил дверь на площадке и зажег свет.

Окна в этой комнате были плотно зашторены. Пока мы шли, Гордон держал меня под прицелом; он и теперь не опустил пистолет. Гордон был худощав, но жилист и выше меня ростом, правда, не такой плотный. Одет он был в штатский костюм. Его серые глаза блестели, как сталь; черты лица были волевыми. Что-то в этом человеке мне нравилось. Я заметил синяк на его челюсти в том месте, куда приложился мой кулак при нашей последней встрече.

– Не могу поверить, – сказал он насмешливо, – будто подобные неуклюжесть и непредусмотрительность – настоящие. Несомненно, у вас есть свои причины заманить меня в столь поздний час в удаленную комнату, но сэра Холдреда надежно охраняют даже сейчас. Не шевелитесь.

Пистолетное дуло уперлось мне в грудь. Гордон провел рукой по моему телу в поисках оружия и явно удивился, когда ничего не обнаружил.

– И все же, – тихо проговорил он, словно рассуждая вслух, – человек, способный голыми руками выломать железный замок, вряд ли нуждается в оружии.

– Вы тратите драгоценное время, – перебил я. – Мне поручено убить сэра Холдреда Френтона…

– Кем поручено? – вопрос прозвучал, словно выстрел, направленный мне в лицо.

– Человеком, который иногда прикидывается прокаженным.

Гордон кивнул, в его серых глазах мелькнула искорка.

– Значит, мои подозрения оправдались.

– Без сомнения. Выслушайте меня внимательно. Вы хотите убить или арестовать этого человека?

Гордон мрачно расхохотался.

– Ответ того, кто носит на ладони знак скорпиона, но может оказаться для вас неожиданным.

– Тогда выслушайте мои объяснения, и глядишь, ваше желание сбудется.

Он подозрительно сощурил глаза.

– Значит, вот в чем смысл вашего дерзкого появления здесь, вот почему вы не оказали сопротивления, – медленно проговорил он. – Выходит, наркотик, от которого так расширились ваши зрачки, настолько въелся в мозг, что вы вообразили, будто сможете заманить меня в ловушку?

Я сжал ладонями виски. Мы теряем драгоценное время. Как же убедить этого человека в моей честности?

– Послушайте, меня зовут Стивен Костиген, я американец. Был завсегдатаем притона Юн Шату и потреблял гашиш, как вы уже догадались, но теперь завишу от более сильного наркотика. При помощи этого наркотика лжепрокаженный – тот, кого Юн Шату и его друзья называют Хозяином – приобрел надо мной власть и отправил меня сюда, чтобы убить сэра Холдреда, а зачем, одному только Богу известно. Но я получил небольшую передышку, завладев небольшим количеством этого вещества. Без него мне не выжить, а Хозяина я ненавижу и боюсь. Выслушайте меня, и клянусь всем на свете, праведным и неправедным, что тот, кто притворяется прокаженным, попадет в ваши руки еще до восхода солнца!

Могу похвастать, что произвел впечатление на Гордона, хотя он и сопротивлялся этому.

– Говорите! – приказал он. – Живей! – И все-таки я чувствовал его недоверие. Неужели все мои старания – вотще?

– Если не хотите действовать со мной заодно, – с трудом вымолвил я, – отпустите, и я сам найду способ добраться до Хозяина и убить его. Мои часы сочтены, а ведь месть должна свершиться.

– Излагайте свой план, и короче, – велел Гордон.

– План достаточно прост. Я вернусь к Хозяину и доложу, что выполнил приказ. Вы с вашими людьми следуйте за мной по пятам и, пока я буду заговаривать Хозяину зубы, окружите дом. А потом, по сигналу, ворветесь и убьете его, или схватите.

Гордон нахмурился.

– Где этот дом?

– Складское помещение сразу за притоном Юн Шату. Внутри – настоящий восточный дворец.

– Складское помещение? – не поверил Гордон. – Что за чушь? Я сам сначала так и подумал, но внимательно осмотрел его снаружи. Окна прочно зарешечены и давно покрылись паутиной. Двери крепко заколочены гвоздями, на них старые нетронутые печати. Склады давным-давно заброшены.

– Там подземный ход, – пояснил я. – Он прямиком соединяет Храм Грез со складом.

– Но я изучил проход между зданиями, – удивился Гордон. – Двери склада, выходящие на эту дорожку, забиты еще прежними владельцами. Совершенно ясно, что никакого потайного выхода из Храма Грез не существует.

– Здания соединяются туннелем, а в него ведет дверь из комнаты рядом с курительной. Этот подземный ход заканчивается на складе, в комнате с идолом.

– Я побывал в комнате рядом с курительной и никакой двери там не нашел.

– Это люк. Помните громоздкий стол посреди комнаты? Если его повернуть, в полу появится отверстие. Так вот вам мой план: я возвращаюсь в Храм Грез и встречаюсь с Хозяином в комнате с идолом. Ваши люди заранее незаметно оцепят склад, другая группа незаметно расположится на соседней улице, перед фасадом Храма Грез. Притон Юн Шату, как вам известно, обращен фасадом к набережной, а склад – в другую сторону и примыкает к узкому переулку, идущему параллельно реке. Пусть люди, дежурящие на улице, по сигналу ворвутся в склад с фасада и бегут вперед, а вторая группа ринется через Храм Грез. Они должны добежать до комнаты за курительной и открыть потайной люк, как я объяснил. И пусть стреляют в каждого, кто встанет на пути. Насколько мне известно, другого выхода из логова Хозяина нет, так что он и его слуги будут вынуждены спасаться через туннель. И попадут в ловушку.

Гордон раздумывал, а я, затаив дыхание, вглядывался в его лицо.

– Возможно, тут какой-то подвох, – произнес он, – или попытка отвлечь меня от охраны сэра Холдреда, но… По натуре я игрок, – неохотно признался он. – Попробую прислушаться к тому, что вы, американцы, называете интуицией. Но только господь Бог вам поможет, если лжете. Я вскочил и выпрямился.

– Слава Богу! А теперь помогите нацепить этот наряд, потому что именно в нем я должен вернуться к машине.

Глаза Гордона превратились в узкие щелочки, когда я вытащил маскарадную шкуру гориллы.

– Несомненно, это стиль Хозяина! Вам, разумеется, велели оставить отпечатки пальцев, вернее, этих чудовищных перчаток?

– Да, хотя не понимаю, для чего.

– Кажется, я понимаю. Хозяин славится тем, что никогда не оставляет настоящих следов своих преступлений… Так вот, сегодня вечером из соседнего зоопарка сбежала крупная человекообразная обезьяна. Посмотрите только на эту шкуру, и сразу поймете, в чем тут фокус. В смерти сэра Холдреда мы бы обвинили ни в чем не повинного примата.

У меня будто глаза открылись, и я содрогнулся.

– Уже два часа ночи, – напомнил Гордон. – Учтем время, которое вам понадобится на возвращение в Лаймхауз, и мне – на сбор моих людей у Храма Грез. Обещаю, что к половине пятого дом будет в плотном кольце. Дайте мне фору – подождите здесь, пока я не выйду из этого дома, и тогда я прибуду на место одновременно с вами.

– Идет! – Я порывисто сжал его руку. – Там, вне всякого сомнения, окажется девушка по имени Зулейка. Учтите, она никоим образом не связана с дурными делами Хозяина, она всего лишь жертва обстоятельств, такая же, как и я. Обойдитесь с ней по-хорошему.

– Будет сделано. А какого сигнала мне ждать?

– Сигнала? Как я его подам, по-вашему? Сомневаюсь, что самый громкий шум в доме будет слышен на улице. Пусть ваши люди ждут, когда пробьет пять.

Я повернулся, чтобы идти.

– Вас ждет человек с машиной, я правильно понял? А вдруг он что-то заподозрит?

– У меня есть верный способ развеять его подозрения, – мрачно ответил я. – В крайнем случае, вернусь в Храм Грез один.

Глава 9. Четыре тридцать пять

Дверь тихонько хлопнула за мной, громоздкий темный дом выделялся теперь еще резче, чем раньше. Ссутулившись, я пересек мокрую лужайку бегом, выглядя, вероятно, гротескно до жути. Не сомневаюсь: если бы кто-то сейчас меня увидел, он бы сразу поверил, что это не человек, а гигантская обезьяна. Ну и выдумщик этот Хозяин!

Я вскарабкался на стену, спрыгнул с другой стороны и побежал сквозь тьму и туман к купе деревьев, скрывающей машину.

Негр откинулся на спинку переднего сиденья. Я делал вид, что пытаюсь отдышаться, и всевозможными способами изображал злодея, который минуту назад хладнокровно пустил кому-то кровь и удачно сбежал с места преступления.

– Ты ничего не слыхал? Ни звука? – с подозрением прошипел я, хватая его за руку.

– Никакого шума, только легкий скрип, когда вы входили, – ответил шофер. – Вы хорошо справились. Окажись тут прохожий, он бы ничего не заметил.

– А ты все время сидел в машине? – поинтересовался я.

Он ответил утвердительно, но я на всякий случай схватил его за лодыжку и пощупал подошву его ботинка: она была абсолютно сухая, как и край штанины. Это меня устраивало, и я взгромоздился на заднее сиденье. Если бы он сделал по земле хоть шаг, мокрые ботинки и брюки выдали бы его.

Я приказал ему не заводить мотор, пока не освобожусь от обезьяньей шкуры, а потом мы помчались в ночи.

Меня мучили сомнения.

С какой стати Гордон должен верить незнакомому человеку, да вдобавок еще и бывшему слуге Хозяина?

Не логичней ли отнести мой рассказ к бреду безумного наркомана? Или считать его ложью, выдуманной с целью запутать и одурачить его?

Но если он мне не поверил – почему отпустил?

В моих силах было только положиться на него. Во всяком случае, что бы ни сделал Гордон, даже если предпочтет бездействовать, это вряд ли теперь как-то повлияет на мою судьбу. Ничего не изменится и в том случае, если Зулейка добудет эликсир, способный продлить мои дни.

Я задумался о ней. Громче, чем жажда мести Катулосу, во мне заговорила надежда. Гордону, возможно, удастся спасти мою возлюбленную от когтей дьявола. Во всяком случае, мрачно думал я, если Гордон предаст, у меня останутся мои руки, и если они дотянутся до горла чудовища…

Я вспомнил о Юсефе Али, о его странных словах. Странными они мне показались только сейчас. «Хозяин обещал ее мне, когда настанут Дни Империи…»

Дни Империи – что это может означать?

Наконец машина притормозила перед темным и притихшим Храмом Грез. Поездка казалась бесконечной. Выходя из автомобиля, я посмотрел на приборную доску. Сердце так и подпрыгнуло: на часах четыре тридцать четыре. Если зрение не обманывало, при свете уличного фонаря на противоположной стороне улицы двигались неясные тени. В такое время ночи это могло означать только одно из двух: или слуги Хозяина наблюдают за моим возвращением, или Гордон держит слово.

Негр уехал, а я открыл дверь, прошел через опустевший бар в курительную. На койках и на полу валялось множество грезящих; ведь здесь не знают смены дня и ночи. В густом дыму едва мерцали лампы, а тишина, подобно туману, нависла надо всем.

Глава 10. Пробило пять

Двое молодых китайцев сидели на корточках среди чадящих огней, они не мигая уставились на меня, когда я двинулся к двери задней комнаты между лежащими телами. Впервые я шел по коридору в одиночестве и снова гадал, что же спрятано в странной формы сундуках, подпирающих стены.

Я негромко постучал четыре раза в потолок и через мгновение стоял в комнате с идолом. И вскрикнул от удивления, но вовсе не Катулос, сидящий по другую сторону стола, вовсе не его ужасная внешность были причинами этого восклицания. Кроме стола, стула, на котором восседало существо с костяным лицом, да еще алтаря, где в этот раз не курились благовония, комната была абсолютно пуста! Вместо роскошных ковров, которые я привык здесь видеть, – неопрятные стены давно заброшенного складского помещения. Пальмы, идол, лакированная ширма – все исчезло.

– Мистер Костиген? Вы, без сомнения, удивлены.

Омертвелый голос Хозяина ударил мне в голову, оборвав мысли. Его змеиные глаза сверкали ненавистью. Длинные желтые пальцы с силой переплетались на поверхности стола.

– Ты, конечно, принимаешь меня за доверчивого дурачка! – выкрикнул он. – Уж не вообразил ли, что я не додумался никого послать, чтобы за тобой проследили? Ну и дурак же ты! За тобой неотступно следовал Юсеф Али!

Секунду я простоял неподвижно: оцепенел от этих слов. Но как только их смысл дошел до меня, я с ревом бросился вперед. И в ту же секунду, прежде чем мои пальцы успели сомкнуться на горле усмехающегося кошмарного существа, со всех сторон на меня кинулись люди. Я повернулся. Из круга надвигающихся на меня лиц ненависть четко выделила одно – Юсефа Али. Я со всей силы врезал ему в висок. Он упал, но Хассим тут же дал мне подсечку под колени, а китаец накинул мне на плечи сеть, которой ловят людей. Я пытался выпрямиться, разрывая крепкие веревки, точно обыкновенные тесемки, но тут дубинка Ганра Сингха свалила меня, ошеломленного и залитого кровью, на пол.

Сильные руки схватили меня и связали; веревки жестоко вонзились в плоть. Стряхивая обморочный туман, я обнаружил, что лежу на алтаре. Катулос, прикрывшись маской, склонился надо мной, точно высоченная башня из слоновой кости. Позади полукрутом выстроились Ганра Сингх, Яр-хан, Юн Шату и другие завсегдатаи Храма Грез. Ато, что я увидел позади всех, пронзило меня в самое сердце: Зулейка съежилась в дверном проеме, ее лицо побелело, как простыня, а руки прижались к щекам. Сказать, что она была в ужасе – значит, ничего не сказать.

– Я тебе совсем не доверял, – прошипел Катулос, – вот и отправил Юсефа Али следить за каждым твоим шагом. Он добрался до рощицы раньше твоей машины, прокрался в усадьбу и услышал весьма интересный разговор. Он ведь, как кошка, вскарабкался по стене и притаился на подоконнике! Потом твой шофер нарочно задержался, чтобы дать Юсефу Али вдоволь времени на обратный путь. Я-то решил в любом случае переменить жилище. Мебель уже в пути. Как только мы разделаемся с предателем, то есть с тобой, мы тоже отбудем и оставим здесь небольшой сюрприз для твоего друга Гордона. Когда он притащится сюда? В пять тридцать?

Сердце у меня подскочило: значит, есть надежда! Юсеф Али что-то перепутал, и Катулос задержался здесь по ошибке, считая себя в безопасности. Но ведь лондонские полицейские уже оцепили дом! Обернувшись, я заметил, как Зулейка вышла через дверь.

Я смотрел на Катулоса во все глаза, но в смысл его слов не вникал. До пяти оставалось совсем немного; если бы он еще чуть-чуть потянул время… И тут я обмер, потому что по команде египтянина Ли Кунг, высоченный парень с бледным, как у мертвеца, лицом, выступил из полукруга молчаливых людей и достал из рукава длинный тонкий кинжал. Я поглядел на часы, стоящие на столе, и душа провалилась в пятки. Оставалось еще десять минут до пяти. Моя гибель не так уж много значила – в душе я успел себя похоронить, – но я видел внутренним взором, как Катулос со своими разбойниками спасаются бегством, пока полиция ждет, когда пробьет пять.

Катулос вдруг умолк на полуслове и прислушался. Наверно, его предупредила об опасности сверхъестественная интуиция. Визгливой скороговоркой он отдал команду Ли Кунгу, и китаец прыгнул вперед, нацелив кинжал мне в грудь.

И тут, казалось, застыло само время. Высоко надо мной нависло острие длинного кинжала; неожиданно громко и чисто прозвучала трель полицейского свистка, и тотчас началась невообразимая свалка у фасадной стены дома!

Катулос прыгнул к потайному люку, шипя, точно разъяренный кот, его прихвостни бросились за ним. Ли Кунг последовал за остальными, но Катулос, обернувшись, что-то ему приказал. Китаец поспешно вернулся к алтарю, где лежал я. На его лице появилась отчаянная решимость, он поднял кинжал.

Весь этот шум утонул в душераздирающем крике, и я, изогнувшись, чтобы избежать удара, успел увидеть, как Катулос тащит прочь Зулейку. И тогда, совершенно обезумев, я соскользнул с алтаря – как раз в ту минуту когда кинжал Ли Кунга, проехав по моей груди, вонзился в темную поверхность и завибрировал.

Упав у самой стены, я не мог разглядеть, что происходило в комнате, но казалось, издали доносились жуткие нечеловеческие крики. Потом Ли Кунг высвободил кинжал и тигром вскочил на край алтаря. Одновременно в дверях грянул пистолетный выстрел. Китаец круто повернулся, кинжал выпал из его пальцев, а сам он грохнулся на пол.

В комнату вбежал Гордон – из той самой двери, где всего несколько секунд тому назад стояла Зулейка. Пистолет в его руке дымился. За ним ворвались трое мужчин в штатском с волевыми лицами. Гордон разрезал мои путы и рывком поставил меня на ноги.

– Быстрей! Куда они подевались? – Я отыскал люк и, потратив еще несколько секунд, нащупал рычаг. Детективы с пистолетами в руках окружили меня, они нервно поглядывали вниз, на неосвещенные ступеньки. Из кромешной темноты не доносилось ни звука.

– Просто мистика! – проворчал Гордон. – Вероятно, Хозяин и его слуги сбежали – ведь сейчас их явно здесь нет! Лири и его люди должны задержать их в туннеле или в задней комнате Юн Шату. Пора бы им объявиться.

– Осторожно, сэр! – вдруг воскликнул один из детективов, и Гордон, ойкнув, пришиб стволом пистолета громадную змею, беззвучно выползавшую по лестнице из тьмы.

– Поглядим, что там творится, – предложил он, выпрямляясь.

Но я не дал ему даже поставить ногу на верхнюю ступеньку. У меня мороз пошел по коже, когда я сообразил, отчего в туннеле такая тишина, почему до сих пор не пришли детективы, пробиравшиеся сюда с того конца коридора, что за крики я слышал несколько минут назад, лежа на алтаре. Рассмотрев как следует рычаг, который отпирал люк, я нашел рядом другой, поменьше. Теперь я догадывался, что находилось в тех таинственных сундуках.

– Гордон, – прохрипел я, – у вас есть электрический фонарик?

Один из детективов подал фонарь.

– Направьте-ка свет в туннель. Но, если дорожите жизнью, не ставьте ногу на ступеньку.

Луч света разорвал тени, бесстрашно открыв картину, которую я до конца своих дней буду вспоминать с содроганием. На полу подземного коридора, между сундуками, раскрытыми настежь, лежали двое агентов самой лучшей секретной службы Великобритании. Их конечности были сведены судорогой, лица жутко искажены, а вокруг, извиваясь, ползали десятки мерзких рептилий.

ХОЛОДНЫЙ СЕРЫЙ РАССВЕТ крадучись проползал над рекой, а мы стояли в опустевшем баре Храма Грез. Гордон расспрашивал двоих полисменов, карауливших возле здания, когда их товарищи обследовали подземный ход.

– Как только мы услышали свисток, Лири и Мэркен кинулись в бар, а оттуда – в курительную, а мы согласно приказу ждали здесь, перед дверью бара. Оттуда сразу, шатаясь, выскочило несколько оборванных наркоманов, и мы их взяли. Но никто другой из здания не выходил, и мы не получили распоряжений от Лири и Мэркена, так что просто остались ждать здесь, сэр.

– Вы не видели негра-великана или китайца Юн Шату?

– Нет, сэр. Позднее прибыл патруль, и мы оцепили здание, но не видели никого.

Гордон пожал плечами. Еще несколько немудреных вопросов убедили его в том, что полиция захватила действительно безобидных наркоманов, и он приказал их отпустить.

– Точно никто больше не выходил?

– Да, сэр… То есть минутку. Какой-то старик-нищий весьма жалкого вида, слепой и в грязных лохмотьях, его вела девушка, тоже оборванка. Мы его остановили, но решили не задерживать. Не может такой жалкий слепец внушать подозрения.

– Ах, не может? – взорвался Гордон. – Куда же он пошел?

– Девушка повела его по улице к следующему кварталу, а там остановилась какая-то машина, они в нее сели и уехали, сэр.

– О глупости лондонских полицейских уже давно по всему миру рассказывают анекдоты, – с горечью произнес Гордон. – Разумеется, вам и в голову не пришло, что нищий старик из Лаймхауза никак не может разъезжать в собственной машине.

Полицейский открыл было рот, чтобы возразить, но Гордон отмахнулся и повернулся ко мне.

– Мистер Костиген, давайте вернемся ко мне и уточним некоторые обстоятельства.

Глава 11. Черная империя

Гордон зажег спичку, но рассеянно дал ей погаснуть и выпасть из руки. Турецкая сигарета так и осталась незажженной у него между пальцами.

– Это самое логичное из возможных заключений, – проговорил он. – Слабое звено нашей цепи – нехватка людей. Но, проклятье, никто не способен в два часа ночи собрать целую армию и привести ее в боевую готовность, даже с помощью Скотланд-Ярда.

Я отправился в Лаймхауз и отдал приказ, чтобы за мной немедленно последовали несколько полицейских патрулей и окружили дом. Но они прибыли слишком поздно и не помешали слугам Хозяина выскочить из двери черного хода и в окна, а Хозяин, конечно, замешкался, чтобы переодеться и загримироваться. В этом наряде его и увидели полицейские. Он ловок и смел, а потому очень опасен, да тут еще Финнеган с Хансеном затеяли считать ворон. Девушка, которая его вела…

– Конечно, Зулейка.

Я выговорил это имя с показным безразличием.

Снова гадая, что так привязало ее к египетскому чародею.

– Вы обязаны ей жизнью, – оборвал меня Гордон, зажигая другую спичку. – Мы стояли в тени перед складом, ждали, когда пробьет пять, и, разумеется, понятия не имели о том, что происходит в доме. И тут в одном из зарешеченных окон появляется девушка и именем Бога умоляет нас вмешаться, мол, убивают человека. Вот мы и ворвались. Однако ее уже не было в здании.

– Разумеется, она вернулась в комнату, – пробормотал я, – и ее заставили сопровождать Хозяина. Благодарение Богу, он не заподозрил ее в предательстве.

– Я ведь не знаю, – задумчиво сказал Гордон, бросая обгорелую спичку, – догадалась ли она, кто мы такие на самом деле, или просто ею двигало отчаяние. Как бы то ни было, свидетели показывают, что, услышав свисток, Лири с Мэркеном кинулись в заведение Юн Шату с парадного входа в тот самый момент, когда я с тремя людьми атаковал склад спереди. И, поскольку мы потратили несколько секунд на взлом двери, логично предположить, что они обнаружили потайной люк и вошли в подземный коридор еще до того, как мы проникли в здание склада. Хозяин же, заранее зная наши намерения, давно подготовил сюрприз…

Я содрогнулся.

– …Хозяин с помощью рычага открыл сундуки, – продолжал Гордон. – Лежа на алтаре, вы слышали предсмертные крики Лири и Мэркена. Затем Хозяин оставил китайца, чтобы тот прикончил вас, а сам вместе с остальными спустился в подземный коридор, и, каким-то чудом пройдя невредимыми мимо змей, они поднялись в заведение Юн Шату, а оттуда удрали.

– Но это совершенно невозможно. Почему змеи их не тронули?

Гордон наконец-то зажег сигарету и немного подымил, прежде чем ответить.

– Вероятно, рептилиям было не до них – они вымещали зло на умирающих. Или… У меня была возможность получить бесспорные доказательства власти Хозяина над теплокровными и пресмыкающимися, даже на самые низшие и опасные виды. Как он со своими слугами пробрался целым и невредимым мимо этих чешуйчатых дьяволов, пока остается одной из многих неразрешенных загадок.

Я нетерпеливо поерзал на стуле. Эти слова напомнили мне, для чего я приехал в аккуратную, но эксцентрично обставленную квартиру Гордона.

– Вы не объяснили, кто он такой и какова его цель.

– Могу только сказать: он известен под кличкой, которой его зовете вы, – Хозяин. Я никогда не видел его истинного лица. Я также не знаю ни его настоящего имени, ни национальности.

– Тут я могу хотя бы кое-что прояснить, – перебил я. – Я видел его без маски и слышал имя, которым его называют рабы.

У Гордона сверкнули глаза, он подался вперед.

– Его зовут Катулос, и он якобы египтянин.

– Катулос! – повторил Гордон. – Говорите, он якобы египтянин? У вас есть какие-то причины сомневаться в этом?

– Возможно, он и правда из Египта, – медленно выговорил я, – но он чем-то отличается от любого человеческого существа, которое я когда-либо видел или надеюсь увидеть. Возможно, некоторая странность объясняется его почтенным возрастом, но есть и определенные видовые расхождения. Моих познаний в антропологии достаточно, чтобы утверждать: он с самого рождения обладает чертами, которые считались бы отклонениями от нормы у любого другого человека. Но для Катулоса они абсолютно закономерны. Допускаю, это звучит парадоксально, но вам бы самому посмотреть на него – вы бы тогда убедились в ужасной нечеловеческой сущности этого создания.

Гордон сидел молча – воплощенное внимание, а я торопливо перечислял приметы египтянина. Его черты неизгладимо отпечатались в моей памяти. Когда я закончил, Гордон кивнул.

– Как я уже сказал, я видел Катулоса только под личиной нищего, или прокаженного, или еще кого-нибудь в этом роде, и он всегда был с ног до головы закутан в самые невообразимые лохмотья. И все-таки на меня тоже производила сильное впечатление его необычайность, чуждость. В других людях вы ничего подобного не найдете.

Гордой побарабанил пальцами по колену, – я уже понял, он всегда так делает, глубоко задумавшись.

– Вы спросили меня о целях этого существа, – не спеша начал он. – Расскажу все, что знаю сам.

Я занимаю исключительно важный пост в британском правительстве, возглавляю некую комиссию по особым поручениям – эта служба создана по моей личной инициативе. В войну я сотрудничал с «Сикрет Сервис» и убедился в необходимости подобного отдела, как и моей способности им руководить.

Года полтора тому назад меня послали в Южную Африку выяснить причины беспорядков, растущих среди туземцев со времен Первой мировой войны. В последние годы эти волнения приняли поистине угрожающие размеры. Тут я впервые напал на след этого человека, Катулоса. Африка превратилась в кипящий котел от Марокко до Кейптауна. Окольными путями я выяснил, что здесь вспомнили старую клятву: все негры и мусульмане должны объединиться и сбросить белых людей в море. Этот заговор возник давным-давно, но мятежников много раз громили, и уцелевшие прятались. Однако теперь я почувствовал за этой таинственной завесой гигантский интеллект, чудовищный гений, достаточно мощную силу, чтобы воскресить союз и осуществить старый план. Я опирался только на уклончивые намеки и случайно оброненные фразы, но сумел пройти по следу через всю Центральную Африку, до самого Египта. И там наконец отыскал доказательство тому, что такой человек действительно существует. Люди шептали мне о каком-то живом мертвеце, о человеке с костяным лицом. Я выяснил, что этот субъект – верховный жрец таинственного культа Скорпионов в Северной Африке. Называли его по-разному: то Человек с Костяным Лицом, то Хозяин, то Скорпион.

Официально получая сведения у чиновников и пользуясь утечкой информации государственных спецслужб, я наконец добрался до Александрии, где впервые его увидел в туземном квартале, в притоне – Катулос был замаскирован под прокаженного. Я отчетливо слышал, как туземцы обращались к нему «Могущественный Скорпион». Тогда ему удалось от меня скрыться, оборвав все следы.

Я ничего не смог предпринять, пока до меня не дошли слухи о странных происшествиях в Лондоне. И я вернулся в Англию, чтобы расследовать утечку информации в военном ведомстве.

Как я и предполагал, Скорпион опередил меня. Этот человек, чье образование и тонкий интеллект превосходили все, с чем мне приходилось сталкиваться, оказался всего-навсего вождем и подстрекателем распространившегося по всему миру заговора. Правда, таких масштабов планета еще не знала. Короче говоря, он ведет войну против белой расы, намереваясь одолеть ее господство!

Его цель – создание черной империи, причем он сам будет императором всего мира! Для этого он объединил в чудовищном союзе черных, коричневых и желтых.

– Теперь я понимаю, что подразумевал Юсеф Али, когда говорил: «в Дни Империи», – пробормотал я.

– Вот именно! – Гордон в волнении стукнул по колену кулаком. – Власть Катулоса безгранична и непредсказуема. Щупальца этого спрута проникли во все очаги цивилизации, во все дальние уголки мира. Главное его оружие – наркотики. Он наводнил Европу и, разумеется, Америку опиумом и гашишем, и, несмотря на все наши усилия, до сих пор не обнаружены границы, через которые поступает эта мерзость. С ее помощью он соблазняет и порабощает мужчин и женщин. Вы мне рассказали о людях аристократической внешности, которых видели в притоне Юн Шату. Несомненно, это наркоманы: ведь этот порок, как я уже сказал, тайно угнездился в высших классах общества.

Многие жертвы наркотиков занимают высокие должности и расплачиваются с Катулосом государственными тайнами, а также покрывают его преступления.

О, наобум он не работает! Прежде, чем обрушить на нас черный шквал, он как следует подготовится. Если добьется своего, белые правительства будут ослаблены коррупцией, а самые сильные представители нашей расы погибнут. Он овладеет всеми нашими военными секретами. Когда начнется война, цветные нанесут нам удар в спину. И удар этот будет тем страшнее, что цветные переняли у белых всю военную науку. Под началом такого гения, как Катулос, владея лучшим оружием белых, эта армия будет практически непобедимой.

В Западную Африку устремился могучий поток оружия и боеприпасов, и он не иссякнет, пока я не раскрою его источник. Я обнаружил вполне респектабельную шотландскую фирму, которая контрабандой доставляла это оружие туземцам, и даже более того: управляющий фирмой оказался наркоманом. Этого было достаточно: я понял, что тут не обошлось без Катулоса. Управляющего арестовали, и он покончил с собой в тюремной камере – и это лишь одно из многих щупальцев, с которыми мне пришлось иметь дело.

А вот вам история майора Фэрлана Морли. Он выполнял не менее важную миссию, чем моя, в Трансваале, послал в Лондон кучу секретных документов. Все это поступило несколько недель назад и легло в банковский сейф. В сопроводительном письме содержалась инструкция: документы ни в коем случае нельзя отдавать никому, кроме самого майора, когда он явится за ними лично, или в случае его смерти их могу получить я.

Как только мне стало известно, что он приплыл на пароходе из Африки, я отправил доверенных людей в Бордо, где он намеревался совершить первую высадку в Европе. Им не удалось спасти жизнь майора, но они нашли его тело в трюме отслужившего свой срок и выброшенного морем на берег корабля. Сначала мы всячески пытались держать обстоятельства этого дела в секрете, но они все же просочились в прессу.

– Начинаю понимать, почему я должен был изображать этого несчастного майора, – вставил я.

– Именно так. Если приклеить накладную бороду и перекрасить волосы, вам оставалось бы явиться в банк, обратиться к банкиру, который знал майора Морли ровно настолько, чтобы его обманула ваша внешность, и документы попали бы в руки Хозяина.

Могу только догадываться о содержании этих бумаг, потому что события развивались слишком быстро, и я, получив приказ, никак не смог до них добраться. Но думаю, в них содержатся сведения о людях, прочно связанных с Катулосом. Как он узнал об этих документах и о сопроводительном письме, представления не имею, но повторю, Лондон кишит его шпионами.

Ища ответа к загадке, я часто наведывался в Лайм-хауз, переодевшись и загримировавшись, – однажды вы сами меня увидели в образе наркомана. Я сделался завсегдатаем Храма Грез и даже ухитрился побывать в задней комнате, так как подозревал, что где-то на задворках происходят таинственные события. Когда я не нашел выхода наружу, это сбило меня с толку, а времени на поиски люка не осталось, потому что явился этот проклятый негр Хассим и вышвырнул меня. К счастью, он не подозревал, кто я на самом деле. Я приметил прокаженного, очень часто приходящего к Юн Шату, и в конце концов догадался, что этот мнимый калека – сам Скорпион.

В ту ночь, когда вы заметили меня в курительной, я пришел туда без определенного плана. Увидев, что Катулос уходит, я решил встать с койки и последовать за ним, но вы все испортили. – Гордон потер подбородок и невесело усмехнулся.

– В Оксфорде я был чемпионом бокса среди любителей, – заметил он, – но сам Том Крибб не устоял бы под тем ударом.

– Сожалею, хотя мало о чем мне приходится так сожалеть.

– Нет нужды. Ведь я обязан вам жизнью. Вы сбили меня с ног, но я не настолько потерял сознание, чтобы не соображать. Я сразу понял: этот шоколадный дьявол Юсеф Али не успокоится, пока по проткнет мне сердце.

– Но как вы оказались в доме сэра Холдреда Френтона? И почему не привели полицейских в вертеп Юн Шату?

– А я знал: Катулоса так или иначе предупредят, и мы останемся с носом. А у сэра Холдреда я оказался в ту ночь потому, что после его возвращения из Конго решил охранять его по ночам. Я опасался покушения на его жизнь. Из его собственных уст я услышал о подготовке им мирного договора с тайными обществами туземцев Западной Африки.

Он начал над ним работать, исходя из своих открытий, сделанных во время путешествия. Сэр Холдред намекал, что после подписания договора он собирается сделать несколько сенсационных сообщений. Поскольку Катулос готов уничтожить любого, кто способен поднять против него западный мир, понятно, что сэр Холдред был обречен. В самом деле, на него дважды покушались, еще пока он продвигался вдоль африканского берега. Вот я и направил к нему верных людей, они даже сейчас на посту. Бродя по неосвещенному дому, я услышал шум – это проникали вы. Я предупредил охранников и спустился на первый этаж. Пока мы с вами беседовали, сэр Холдред сидел в темном кабинете, а вокруг него стояли агенты Скотланд-Ярда с пистолетами наготове. И конечно, мы обязаны их бдительности: именно благодаря ей Юсефу Али не удалось раскрыть ваши планы. Что-то в вашем поведении, вопреки логике, убедило меня, – сказал Гордон задумчиво. – Сознаюсь, были у меня сомнения, когда я ждал в потемках перед складом.

Гордон вдруг поднялся, прошел в угол комнаты и достал из сейфа тонкий конверт.

– Катулос почти всегда меня опережал, – добавил он, – но и я не бездействовал. Я внимательно наблюдал за завсегдатаями притона Юн Шату и составил, хотя и неполный, список подручных египтянина с указаниями примет каждого. Ваш рассказ позволил мне дополнить этот перечень. Насколько нам известно, сторонники Катулоса есть во всем мире, и возможно, здесь, в Лондоне, их сотни. Но в этот список попало, как я считаю, его ближайшее окружение. Он сам проговорился, что некоторые приближенные даже видели его без маски.

Мы склонились над списком, содержащим следующие имена: «Юн Шату, гонконгский китаец, подозревается в контрабанде наркотиков, содержатель Храма Грез, проживает в Лаймхаузе в течение семи лет. Хассим, бывший вождь в Сенегале – разыскивается во Французском Конго за убийство. Сантьяго, негр – сбежал с Гаити, подозревается в жестоких культовых ритуалах с приношением человеческих жертв, африканец, о деятельности в последние годы ничего не известно. Юсеф Али, мавр, марокканский работорговец – во время войны был немецким шпионом, подстрекатель восстания феллахов на Верхнем Ниле. Ганра Сингх, уроженец Лахора в Индии – сикх, контрабандой ввозил оружие в Афганистан, принимал активное участие в восстаниях в Лахоре и Дели, подозревается в нескольких непредумышленных убийствах, опасен. Стивен Костиген, американец, после войны живет в Англии, потребляет гашиш, обладает невероятной силой. Ли Кунг, из Северного Китая, промышляет торговлей опиумом».

Три имени были выделены жирной чертой: мое, Ли Кунга и Юсефа Али. К моему имени больше ничего не добавлено, а насчет Ли Кунга Гордон торопливым вихляющим почерком дописал: «Застрелен Джоном Гордоном во время облавы в заведении Юн Шату». А после имени Юсефа Али я прочел: «Убит Стивеном Костигеном при облаве в заведении Юн Шату».

Я невесело рассмеялся. Будет когда-нибудь создана черная империя или нет, но Юсефу Али не суждено заключить Зулейку в свои объятия.

– Уж не знаю, – задумчиво произнес Гордон, возвращая список в конверт, – чем Катулос объединяет и подчиняет черных и желтых, – но ему удалось сплотить закоренелых врагов цивилизации. Под его знаменами собрались и индусы, и мусульмане, и язычники. А там, на Востоке, где действуют гигантские силы, это объединение совершается в чудовищном масштабе.

Гордон глянул на часы:

– Уже почти десять. Располагайтесь здесь как дома, а я съезжу в Скотланд-Ярд, узнаю, что интересного нашли на новой квартире Катулоса. Думаю, что из нашей паутины ему уже не выскользнуть. Обещаю вам: мы выследим шайку, самое большее, за неделю.

Глава 12. Шрам от кривой сабли

Я сидел один в квартире Джона Гордона и безрадостно посмеивался. Несмотря на стимулятор-эликсир, напряжение бессонной ночи, вкупе с предыдущими тяжкими испытаниями, давали о себе знать. Воображение рисовало необычную карусель – с неописуемой быстротой мелькали лица Гордона, Катулоса, Зулейки. Сведения, предоставленные мне Гордоном, смешались в один клубок, невозможно было отделить факты один от другого.

И сквозь все эти затуманенные лица и мельтешащие факты проступала одна-единственная мысль: я должен найти новое логово египтянина и вырвать Зулейку из его рук – если она еще жива.

Неделя, сказал Гордон. Я опять рассмеялся. Через неделю я уже буду не в состоянии помочь кому бы то ни было. Фляжки эликсира мне хватит, самое большее, на четыре дня. Четыре дня, чтобы прочесать все крысиные норы Лаймхауза и Чайна-Тауна, чтобы разыскать в лабиринтах Ист-Энда убежище Катулоса.

Мне не терпелось начать поиски, но организм взбунтовался. Пошатываясь, я добрался до дивана, упал и моментально заснул.

– Проснитесь, мистер Костиген! – Я сел, щурясь и изо всех сил протирая глаза. Надо мной стоял Гордон с совершенно измученным лицом.

– Дьявольский план удался. Скорпион ужалил еще раз.

Я вскочил, спросонья только отчасти осмыслив эти слова. Гордон помог мне натянуть пиджак, нахлобучил мне на голову шляпу. Потом я почувствовал его уверенную руку. Он вывел меня из комнаты, и мы спустились по лестнице. Уличные фонари горели вовсю. Сколько я проспал?

– Закономерное убийство! – Слова моего спутника едва доходили до меня. – Он должен был известить меня тотчас по прибытии.

Мы очутились на краю тротуара, Гордон подозвал такси и назвал адрес отеля в деловом районе.

– Не понимаю… – сонно начал я.

– Барон Роков, – пояснил Гордон; мы уже мчались с бешеной скоростью. – Русский журналист и политик, связанный с военным ведомством. Вчера он вернулся из Монголии – очевидно, сбежал. Он, конечно, узнал что-то важное насчет пробуждения Востока. С нами Роков не успел связаться, и я даже не подозревал, что он в Англии.

– И как вы узнали?..

– Барона нашли в его номере. Труп самым ужасным образом изрублен.

В респектабельном и удобном отеле – последнем пристанище злосчастного барона – царил переполох. Гостиницу уже наводнили полицейские. Администрация пыталась успокоить гостей, но те каким-то образом узнали об ужасном происшествии, и многие спешили съехать, тем более, что полиция намеревалась провести расследование по всей форме.

Номер барона на верхнем этаже описывать не возьмусь. Даже на войне я не видел подобного хаоса. Мертвеца обнаружила горничная с полчаса назад, и с тех пор здесь никто ничего не трогал. Столы и стулья в беспорядке валялись на полу, мебель, пол и стены были залиты кровью. На середине комнаты лежал рослый мускулистый мужчина, и выглядел он поистине жутко. Ему размозжили череп до самых бровей, под мышкой зияла глубокая рана, виднелись сломанные ребра; левая рука превратилась в кусок кровавого мяса. На бородатом лице застыло выражение неописуемого ужаса.

– Наверняка тут поработали тяжелым кривым клинком, – сделал вывод Гордон. – Что-то вроде сабли. И удар нанесен с невероятной силой. Посмотрите-ка сюда: промахнувшись, убийца рассек подлокотник толщиной несколько дюймов. А вот эту спинку тяжелого стула перерубили, точно лист фанеры. Определенно, это сабля.

– Кривая сабля, – задумчиво подтвердил я. – Неужели вы не узнаете почерк мясника из центральной Азии? Здесь побывал Яр-хан.

– Афганец! Он, несомненно, пробрался по крышам и спустился на подоконник по перевязанной узлами веревке. Около половины второго горничная проходила по коридору и услышала страшный шум в номере у барона – грохот падающих стульев и короткий вопль, который тут же сменился хрипом. А еще звучали тяжелые приглушенные удары, подобные издает мясницкий топор при разделке туши. Затем вдруг наступила тишина. Горничная позвала управляющего, и они хотели войти в номер, но дверь оказалась заперта. Они звали барона по имени, а, не получив ответа, отомкнули дверь запасным ключом. В номере они нашли только труп. Окно было распахнуто. Это странным образом отличается от обычных преступлений Катулоса. Слишком грубая работа. Египтянин почти всегда заботится о том, чтобы смерть его жертв выглядела естественной. Ничего не понимаю.

– Ну, результат тот же самый, – возразил я. – В номере не оставили прямых улик, изобличающих убийцу.

– Верно. – Гордон нахмурился. – Мы знаем, кто это сделал, но доказательств никаких, даже отпечатков пальцев нет. Если даже мы разыщем и арестуем афганца, то ровным счетом ничего не добьемся. Найдутся десятки прохвостов, которые подтвердят его алиби. Барон вернулся только вчера. Катулос, вероятно, до сегодняшнего вечера не знал о его приезде. Он понял, что Роков завтра же свяжется со мной и поделится тем, что ему удалось узнать в Северной Азии. Египтянин решил бить наверняка. Так как у него не хватило времени на более хитроумный план, он послал в отель афганца с саблей. Тут мы ничего не можем сделать, по крайней мере, пока не найдем убежище Скорпиона; а уж то, что барон узнал в Монголии, навсегда останется для нас тайной. В одном можно не сомневаться: это связано с заговором Катулоса.

Мы снова спустились по лестнице вместе с Хансеном, детективом из Скотланд-Ярда. Оказавшись на улице, Гордон предложил нам пойти пешком к нему домой, и я порадовался возможности впустить свежий ночной воздух в темные лабиринты моего мозга и смести обрывки мрачных мыслей, подобно клочьям паутины.

На пустынной улице Гордон крепко выругался.

– Но ведь мы просто блуждаем в потемках! Здесь, в столице цивилизованного государства, заклятый враг цивилизации совершает гнусные преступления и ходит на свободе. Получается, что мы – малые дети, плутающие в ночном лесу, где рыщут волки-людоеды. Настоящего дьявола из ада мы пытаемся победить оружием закона. Его истинной сущности мы по-прежнему не знаем, и об истинных размерах его честолюбия можем только догадываться! Ни разу нам не удалось арестовать хотя бы одного из ближайших помощников египтянина, а те немногие простофили – слепые орудия его воли, которых мы задерживали, таинственно покидали этот мир, не успев ничего рассказать. Чем же все-таки околдовал Катулос людей самых разных верований и национальностей? Допустим, в Лондоне его окружают отщепенцы, наркоманы, но ведь его щупальца оплели весь Восток. Несомненно, он владеет таинственной силой. Удалось же ему отправить на верную смерть китайца Ли Кунга и заставить мусульманина Яр-хана пройти по крышам Лондона и совершить страшное преступление. И эта сила держит в невидимых оковах рабства черкешенку Зулейку.

Конечно, нам известно, – продолжал Гордон после недолгих раздумий, – что на Востоке есть тайные общества, стоящие выше каких бы то ни было государственных соображений и догматов веры. В Африке и Азии имеются культуры, чье происхождение уходит в далекое прошлое, к Офиру и гибели Атлантиды. Этот человек, должно быть, обладает властью над этими обществами или хотя бы над некоторыми из них. Но ведь я не знаю ни одного восточного народа, за исключением евреев, который остальные восточные племена презирал бы так, как египтян. И все-таки мы имеем дело с человеком, выдающим себя за египтянина, – и этот человек держит в своих руках жизни и судьбы и ортодоксальных мусульман, и индусов, и синтоитов, и дьяволопоклонников. Уму непостижимо! Слыхали вы когда-нибудь, – он вдруг резко повернулся ко мне, – упоминания океана в связи с Катулосом?

– Никогда.

– В Северной Африке есть поверье, о нем говорят только шепотом. Очень древняя легенда о том, что великий вождь всех цветных народов в один прекрасный день выйдет из моря! И как-то я слышал от одного бербера слова «Сын Океана». Он говорил о Скорпионе!

– Но так обычно в племени берберов выражают уважение, разве вы этого не знаете?

– Знаю. И все-таки иной раз удивляюсь.

– Как поздно открыта эта лавка! – удивился Гордон.

На Лондон опустился туман, а на тихой улочке мерцали огоньки в красноватой дымке, столь характерной для теперешних атмосферных условий. Наши шаги отдавались мрачным эхом. Даже в самом центре великой столицы всегда можно забрести в местечко на вид безлюдное и забытое. Такова и эта улица. Мы не видели ни одного полисмена.

Лавка, которая привлекла внимание Гордона, находилась как раз перед нами, на той же стороне улицы, где мы шли. Вывеска над дверью отсутствовала, виднелась только эмблема, что-то вроде дракона. Из отворенной двери и с витрин струился свет. Поскольку дверь вела не в кафе или гостиницу, мы от нечего делать заинтересовались, чем тут торгуют в столь поздний час. При обычных обстоятельствах никто из нас не обратил бы внимания на такую странность, но нервы у нас были на пределе, и все, выбивающееся из ординарного порядка вещей, не могло не вызывать подозрения. И тут произошло нечто, явно нарушившее обыденность.

Один высокий и худой мужчина, сутулясь, неожиданно выскочил из-за угла как раз перед нашим носом. Я успел бросить на него один-единственный взгляд. Худоба производила сильное впечатление, одет он был в измятый поношенный костюм, шелковая шляпа с высокой тульей опущена до самых бровей, а лицо скрыто шарфом. Он быстро повернулся и вошел в лавку. Холодный ветер прошелестел по улице, сгоняя туман в отдельные прозрачные клочки, но мурашки, пробежавшие у меня но коже, были вызваны не ветром.

– Гордон! – Я старался говорить потише. – Или у меня распоясалось воображение, или в этот дом только что вошел сам Катулос?

У Гордона сверкнули глаза. Мы как раз поравнялись с лавкой, и он, перейдя на бег, ринулся в дверь, а мы с детективом постарались не отстать от него ни на дюйм.

Нашим взорам предстал весьма фантастический ассортимент товаров. На стенах висела уйма древнего оружия, а на полу громоздились любопытнейшие предметы. Майорийские идолы подпирали плечами китайских кумиров, сваленные в кучи средневековые доспехи темнели среди множества ковров и шалей времен Римской империи. Лавка оказалась антикварной. Но мы не увидели в ней того, кто вызвал наш интерес.

Из задней части лавчонки вышел старик в причудливом наряде: парчовый халат, красная феска и турецкие домашние туфли. Он походил на левантийца.

– Что-нибудь желаете, благородные господа?

– Я нижу, вы открыты допоздна, – заметил Гордон, рыща взглядом в поисках тайного убежища.

– Да, сэр. Среди моих покупателей множество чудаков – преподавателей и студентов. Они ведут довольно беспорядочный образ жизни. А с приходящих ночью судов мне часто доставляют интересный товар. Я торгую всю ночь, сэр.

– Мы просто зашли посмотреть. – Гордон повернулся и тихо приказал Хансену: – Иди к задней двери и задержи любого, кто попытается выйти черным ходом.

Хансен кивнул и, стараясь не привлекать к себе внимания, двинулся в указанном направлении. Мы отлично видели заднюю дверь, хотя помещение загромождали антикварная мебель и тусклые ковры, выставленные на обозрение. Мы так быстро последовали за Скорпионом – если это действительно был он, – что он едва ли успел пройти через весь магазин и выскользнуть незамеченным. Мы не спускали глаз с черного хода с тех пор, как переступили порог.

Мы с Гордоном неспешно бродили между всевозможными редкостями и с самым невинным видом обсуждали некоторые из них, хоть я понятия не имел об их цене. Левантиец, скрестив ноги, уселся на мавританский коврик в середине помещения и, по всей видимости, проявлял к нам лишь вежливый интерес.

Через некоторое время Гордон прошептал мне:

– Больше не имеет смысла притворяться. Во все места, где легко мог бы спрятаться Скорпион, мы заглянули. Лучше я представлюсь, и мы как следует обыщем все здание.

Пока он говорил, у парадного входа затормозил грузовик, и в лавку вошли два здоровенных негра. Левантиец явно поджидал их. Взмахом руки он указал на заднюю часть лавки, и они жестами дали знать, что поняли его.

Вертикально у задней стены стоял длинный ящик, вроде футляра для мумии. Мы с Гордоном внимательно наблюдали, как негры подошли к ящику, перевернули горизонтально и осторожно понесли к двери.

– Стойте! – Гордон шагнул вперед и властно поднял руку. – Я представитель Скотланд-Ярда и уполномочен делать все, что сочту необходимым. Поставьте-ка мумию и ничего не выносите из лавки, пока мы ее не обыщем.

Негры беспрекословно подчинились, а мой друг повернулся к левантийцу. Тот внешне ничуть не встревожился и даже, казалось, не заинтересовался. Знай себе сидел и покуривал трубку.

– Меня интересует высокий мужчина, который вошел сюда за секунду до нас. Кто он и куда подевался?

– До вас никто не входил, сэр. А если и вошел случайно, так я стоял у задней двери и не заметил. Вы, конечно, вольны обыскать мою лавку, сэр.

Мы так и сделали, соединив искусство агента «Сикрет Сервис» и обитателя преступного мира. Хансен твердо стоял на своем посту, а оба негра застыли возле ящика с мумией. Левантиец сидел, точно сфинкс, на коврике, попыхивая трубкой. От всего этого веяло нереальностью.

Наконец мы в полном недоумении вернулись к ящику с мумией. Он был достаточно велик, чтобы спрятать даже такого рослого человека, как Катулос. Ящик оказался незапечатанным, и Гордон без труда поднял крышку. Нашим глазам престало нечто бесформенное, обмотанное полусгнившими тряпками. Гордон раздвинул их, приоткрыв руку со сморщенной темной кожей, и невольно вздрогнул, как будто коснулся ядовитого гада. Затем снял с ближайшей полки металлического идола и постучал им по усохшей груди и по руке. Раздался глухой звук, как от ударов о дерево.