Чернильные души

.I

Соня

1 глава

Первое же пятно появилось на лице. Оно расцвело неопрятным цветком от уголка губ на левую щеку.

«Теперь никто со мной целоваться не станет», – подумала Соня машинально, и запоздало испугалась. Пятно у неё? Разве это справедливо? Она всегда возвращалась домой засветло, помогала маме, не прогуливала уроки. Выпускной класс, у неё было столько планов, а теперь?

И ладно бы пятно было на спине или на пятке, когда оно бы еще разрослось настолько, чтобы заметили другие. А теперь все узнают. Всего лишь одна вечеринка у Линды, да на ней даже весело не было!

Соня почувствовала, как слезы потекли по щекам раньше, чем заметила в своем отражении. А оно помутнело от стоявшей на глазах влаги, искривилось и можно было подумать, будто и пятно всего лишь привиделось.

Вытерев слезы, Соня следующие полчаса потратила на попытку оттереть пятно с лица. Колючей мочалкой, мылом, зубной пастой и даже средством для мытья посуды. Ничего не помогало. Да и не могло помочь.

Только с виду похожее на темно-фиолетовые чернила, эти пятна имели совсем другое происхождение, и избавиться от них было не под силу никому. Поговаривали – сама Соня только слышала, но не видела, что кто-то даже пытался срезать пятно, а то и отрубить ногу или руку, если оно росло на конечности. Не помогало. Совсем.

Ну, а даже если бы и помогало, для Сони это был не выход. Уж слишком приметным было пятно.

Почему именно ей так не повезло? Ладно, она готова смириться с ним. Или почти готова. Но почему именно на лице? Столько людей живет, тщательно скрывая разрастающееся на теле пятно, делают вид, что всё хорошо, а ей даже этого не досталось!

Соня вытащила свою косметичку, потом мамину. Обе вытряхнула на столик перед зеркалом и принялась судорожно рыться в груде тюбиков и баночек. Может, тональный крем хоть ненадолго скроет это уродство? Или пудра…

Теперь она ревела, размазывая по лицу тоналку, кладя её сочными густыми мазками и бессильно наблюдая, как через них проступает проклятое пятно. Глаза припухли от слез, но лицо всё равно оставалось симпатичным. И нос у неё довольно аккуратный, красивый рот, сейчас изуродованный фиолетовыми подтеками пятна… Соня отбросила бесполезный тюбик с кремом и разрыдалась еще громче. Затопала ногами, даже швырнула пустую косметичку на пол. Может себе позволить – всё равно не жилец.

Никто не знал, откуда и почему появились эти чернильные пятна. Кто-то утверждал, будто это такое проклятие, в разный оккультных газетах и журналах писали об этом, пытаясь определить, кто и зачем проклял их город. Правда, там то и дело с проклятия сбивались на происки инопланетян, и Соня не верила ни в одну из этих версий. Многие считали, что это плохая экология. Рядом море, в него что-то обязательно сбрасывали, а потом море возвратило это сторицей. Эта версия Соне казалось куда более вероятной. Так или иначе, проклятие или экология, но заражало это нечто только молодых юношей и девушек.

Какие-то энтузиасты ученые даже вывели примерную формулу, по которой пик риска заразиться приходился на пятнадцать-шестнадцать и медленно спадал к девятнадцати-двадцати. Может, и были те, кто заразился позже, да пойди узнай это. Болезнь у всех протекала по-разному, а показывать пятна, которые можно скрыть одеждой, никто не торопился. Конечно, врачи в один голос утверждали, что чернильная болезнь не заразна. Но верили им немногие. Потому что эти же врачи понятия не имели, как она появляется и что из себя представляет. Ясно было одно – с ней долго не живут. Но чтобы это понять, не нужно быть врачом. Достаточно было жить в их городе.

Соня прошла в ванную, тщательно умылась холодной водой, тщетно пытаясь перестать всхлипывать. По уму стоило давно уехать из города. Да только задним умом все сильны. Вообще, если подумать, он давно должен был опустеть, с такой-то заразой. Но нет.

Взрослым людям эта болезнь была не страшна, и срываться с места, если у них не было детей, или они были совсем маленькие… не хотелось. Продать жилье в городе было немыслимо сложно – информация о смертельных чернильных пятнах быстро просочилась в прессу, и в город к ним приезжали разве что туристы – поглазеть издалека на больных, да на холодное серое море. А бросать дом и работу из-за призрачной опасности… это как бросить курить из-за того, что на пачку наклеили картинку с раком легких.

Соня невесело рассмеялась. Теперь она может начать курить. И пить. Да что угодно делать! Умереть от рака она уже не успеет, фиолетовый чернильный цветок сожрет её раньше.

Она смеялась, пока не начала икать. И только когда снова макнула лицо в холодную лужицу воды, собранную в ладони, смогла успокоиться. Вовремя. В двери заскрежетал ключ.

Соня до боли сжала челюсти и снова уставилась в зеркало. Мелькнула мысль закрыть дверь в ванную и хоть немного оттянуть встречу с матерью. Но девушка отмахнулась от этого сиюминутного проявления слабости. Хватит, что она и так расклеилась, но прятаться она не станет.

Мать шуршала в коридоре, снимая куртку и ставя туфли в угол. Соня ждала. Челюсти уже ныли, но ей казалось, что стоит их расслабить, как она снова расплачется.

– Соня, ты дома? – мягкий голос матери заставил её сильнее сжать зубы и кулаки. Прижать к рубашке сильно, до боли. Только не реветь! – Пообедала?..

Мама замолчала, она наконец подошла к ванной, а Соня как раз подняла глаза в зеркало, и встретилась с ней взглядом. Хотя какой там, взгляд матери немедленно прикипел к пятну. Соне то ли казалось, то ли пятно и впрямь стало больше за последние пару часов.

– Соня… – голос матери дрогнул, она вся словно осела и посерела. Даже выглядеть стала старее. – Как же так, Соня?

Её дочь молчала. Она почему-то думала, что мама будет ругаться. Припомнит ей эту дурацкую вечеринку, закричит, что она говорила, может, заплачет.

Но мама просто повторила:

– Как же так, Соня? – и наконец заплакала.

Она почти осела на пол рядом с дверью, и Соня по-настоящему испугалась. Её собственная смерть всё ещё маячила на горизонте, сколько там до неё, неделя, месяц? Может, полгода? А матери было плохо прямо сейчас.

Пальцы попадали мимо, когда Соня пыталась набрать номер экстренной помощи. Почему-то в голове крепко засел 9-1-1, который был в Америке, кажется, но не работал в их городе. Ноль три на её телефоне тоже не набирался, она думала, что умрет прямо тут, пока наконец дозвонилась до скорой помощи, сидя рядом с матерью на полу.

Когда в дверь постучали, она сорвалась в места, уже не понимая, как можно было рыдать из-за какого-то пятна. Были вещи и пострашнее.

За дверью оказались двое. Парень помоложе дернулся при одном взгляде на лицо Сони.

– Это не лечится, ты не знаешь что ли? – его голос под конец дал петуха, отчего парень смутился и отступил на шаг.

– Дебил, – веско произнес в его сторону второй и обратился к Соне. – Мать, отец, оба?

– Мама, – Соня всхлипнула и разрыдалась. Сейчас, когда рядом оказался пусть чужой, но надежный взрослый, она больше не могла и не хотела оставаться сильной.

– Разберемся сейчас, – спокойно произнес врач, быстро проходя в квартиру и безошибочно поворачивая в сторону ванной комнаты, где по-прежнему находилась осевшая кулем мать. – Игнат, девчушке пока успокоительного накапай!

Он быстро проверил пульс и зачем-то заглянул под веки Сониной матери, потом достал шприц, какие-то бутыльки, тонометр… Соня из-за его спины не видела, что он делает, и бесилась от того, что ей казалось, будто он медлит. Маму нужно было в больницу и скорее. У неё инфаркт или инсульт. Или и то, и другое!

Мама зашевелилась и села ровнее. Соня снова сжала кулаки, но на этот раз не от злости, а загадывая, чтобы с матерью всё было хорошо.

– Так, смотри, Игнат и запоминай, – врач поднялся на ноги. – Когда поступает звонок от чернильного подростка, сразу нужно проверять родителей и других родственников. Даже если кажется, будто лишь обморок, необходимо свозить в больницу и проверить дополнительно. Ближайшие несколько недель у человека будут непростые. А вы, девушка, не плачьте так. С мамой вашей хорошо всё. Просто обморок. Мы еще проверим, но я почти уверен, что уже сегодня она будет ночевать дома.

Мама тонко плакала, но её лицо порозовело, и Соня кивнула. Пусть проверят, да. Ей плакать больше не хотелось.

Соня включила ноутбук и до самого возвращения матери бездумно серфила социальные сети, листая страницы друзей, врагов и загоняя в поисковик все варианты запросов про чернильную болезнь. Ничего нового она не нашла. Про болезнь писали много и с удовольствием, да только здоровые люди. Сами пятнистые делиться своими впечатлениями и ощущениями не спешили. Конечно, некоторые из них попадали в больницы, у них брали кровь, соскобы кожи… Соня морщилась, пока читала всё это. Противно и бесполезно – никаких изменений кроме фиолетового пигмента замечено не было. А люди умирали.

Точнее, исчезали. Просто в один совсем не прекрасный момент они начинали словно истончаться, пока совсем не пропадали. Хоронили обычно одежду, которая оставалась на месте их исчезновения, и это казалось особенно жутким.

Да, и не спросить никого. Пятнистые не торопились делиться своими знаниями с другими.

Палец Сони замер на мышке. Какая же она дура! Она теперь одна из них.

Соня нашла несколько закрытых сообществ, пожалуй, слишком много для их не такого уж огромного города. Она без раздумий отмела сообщество с аватаркой из мультфильма про далматинцев «Пятнашки», в котором состояло всего шесть человек. «Да и то, не все из них сейчас были живы» – цинично подумала она.

Пара групп «Пятнистые» и «Камуфляж» тоже остались висеть открытыми. А вот группа «Кальмары» привлекла куда сильнее.

Конечно, Соня в глубине души считала, что название не соответствует действительности, ведь чернила кальмаров были черные, тогда как её пятно было густо-фиолетовым, но аватарка сообщества до того привлекательна смотрелась со всеми этими щупальцами, что Соня, чуть помедлив, нажала кнопку, отправляя запрос на добавление в сообщество.

Она не успела даже испугаться своей решимости или передумать, как в личных сообщениях тонко тренькуло новое письмо.

«Привет, детка! – по имени Соня определила, что отвечает ей модератор кальмаров. Её покоробило такое обращение, но она продолжила читать дальше. – Пришли фотку пятна. Не обессудь, у нас фейс-контроль. А если пятно не на фейсе, всё равно присылай!» – и горстка смайлов.

Соня закрыла сообщение, чувствуя, как ей становится жарко от злости и обиды. Даже знакомым она не позволяла так с тобой разговаривать, а тут какой-то… кальмар!

Снова тренькнуло.

«А если пятно на заднице или еще в каком местечке, и ты стесняешься, то не тушуйся. Пятна расползаются быстро у одиночек. Скинешь фотку, когда до коленок дойдет».

Он решил, что Соня стесняется! Вот уж чего она не собиралась никому спускать, так это подобного мнения о себе. В голове пронеслась мысль, что именно так она попала на дурацкую вечеринку Линды, но Соня от неё отмахнулась. Достала телефон и сделала селфи, увеличивая резкость на пятне, идущем от края губы.

Странно, она обычно не нравилась себе на фотографиях, а в этот раз получилась чудесно, как назло. Глаза уже не были красными от слез, но словно стали больше, а злая усмешка ей шла. Ну надо же.

Не давая себе отвлечься самолюбованием, Соня быстро скинула фото в личку «кальмару». В этот раз ответа пришлось ждать дольше. Минуты две или три всего, но изнервничавшейся Соне казалось, что куда дольше.

«Угораздило тебя на лице получить, – скобочек смайликов в новом сообщении не было, даже тон, казалось, изменился. – Сочувствую. Сообщество открыто, заходи. Если что, обращайся ко мне. Я Влад Суббота. Может, слыхала».

Соня ойкнула и коснулась ладонями щек. Кто в их школе не знал Влада Субботу!

«Спс», – коротко ответила она и захлопнула ноутбук. Потом посмотрит. Время пусть немного, но есть.

2 глава

Если бы Соня не догадалась найти в интернете товарищей по несчастью, она вряд ли пошла бы следующим утром в школу.

Как и обещал врач, имя которого она так и не узнала, мама вернулась уже вечером. И прямо с порога начала причитать и плакать. А потом и вовсе вытащила альбом с детскими фотографиями и позвала Соню их смотреть. И ревела, конечно, снова. И Соня тоже, с ней за компанию. Потому что может кто и может спокойно смотреть, как мама над тобой слезы льет, то только не она.

Но хуже всего было дальше.

«У нас ни одной свежей фотографии твоей нет! – вдруг спохватилась мама. – Крупной».

Вот не стоило ничего отвечать, Соня как чувствовала. Нет бы пойти на кухню, чайник поставить, бутербродов нарезать. А она телефон вытащила и показала новенькое селфи.

«Вот, есть!» – радостно так еще. Дура.

«Не подойдет, тут уже это… пятно», – еле выдавила из себя мама и снова расплакалась. Так себя накрутила, что чуть снова не пришлось скорую вызывать.

А Соня уже и не рада была, что мама в больнице не задержалась. Сейчас, когда первый ужас прошел, казалось, что так было бы лучше. Хотя бы не приходилось бы думать, что мама фотографию на памятник подбирает.

«Я у Васильича на паспорт фотографировалась, – нехотя произнесла Соня, всё ещё надеясь, что ошиблась. – Он обещал, что негативы пять лет хранит, а прошло всего два с половиной года».

«Точно!» – мама так искренне обрадовалась прежде чем снова расплакаться, что Соне стало противно и горько во рту, словно утром после того раза, когда она после школы на спор выпила две бутылки пива. Пить в обед, да еще и на заднем дворе школы было глупо до невозможности, но что делать в городе, в котором небезопасно появляться на улице после наступлениях сумерек? Только творить глупости при свете дня. Один раз она оступилась и тотчас попалась. Разве так должно быть? Это просто нечестно.

Зато она познакомилась с Субботой, а это тоже немало.

Влад Суббота был известной личностью и до того, как заразился чернильной болезнью, а уж после этого он стал просто легендой.

Во-первых, он уже почти год не исчезал с момента, как о его пятнах стало известно. Невероятный срок! А во-вторых, всё это время он торчал в школе, время от времени появляясь на занятиях, хотя пятна появились у него в одиннадцатом классе. И это только те, о которых стало известно!

Его не гнали – кто станет связываться с умирающим? А Суббота возомнил себя королем мира или, как минимум, этой школы. Почти все пятнистые и многие здоровые старшеклассники кучковались рядом с Владом все перемены, а иногда и прогуливали уроки, если королю вдруг приходило в голову покинуть школьную территорию.

Так что в школу она шла с высоко поднятой головой и старалась не замечать испуганных взглядов встречающихся знакомых и незнакомых прохожих.

В школе было не лучше. Никто ничего не спрашивал – не принято было, но смотрели так… словно хотели коснуться её лица. Неприятное ощущение.

К счастью, Суббота с другими пятнистыми уже был в школе. Они сидели на длинном подоконнике в коридоре второго этажа, как раз там, где проходили уроки у Сони.

Соня пошла прямо к ним, с трудом избавившись от навязчивой мысли сделать вид, что идет в класс, и свернуть только если её позовут. Нет уж, это больше не её выбор. Хватит бояться, что о тебе подумают другие. Отбоялась свое.

Её страхи и впрямь были беспочвенными. Еще издалека Суббота заметил её приближение и приветливо помахал рукой.

– А вот и наша новенькая, – поприветствовал он её и обратился к сидящим рядом пятнистым. – Прошу любить и не обижать, Соня теперь наша.

До чего приятно было такое услышать от самого Субботы! Соня даже чуть было не забыла про то, что скоро умрет. Да и скоро ли? Её пятно даже не на всю щеку, а вот у того же Субботы давным давно глубоко-фиолетового цвета и руки, и шея, даже почти всё лицо! Только вокруг глаз словно диковинная бабочка еще виднелась чистая кожа, да мочка уха вызывающе розовела на общем темном фоне.

Самое интересное, что фиолетовый окрас вовсе не портил Субботу, как не портил и некоторых других ребят в его окружении. И почему Соня считала эти пятна уродливыми и всегда избегала общения с пятнистыми? Она и сама толком не могла этого объяснить.

Вот и сейчас она быстро кивнула каждому представившемуся, смутно понимая, что не запомнит их разом даже за несколько дней, а взгляд задержался на одном, Эдике.

В отличие от Субботы, Эдик выглядел совершенно здоровым, но при внимательном взгляде можно было заметить, что краешек пятна, словно несколько брызг чернил, выглядывает из-под длинных рукавов. В этой компании вообще предпочитали носить всё с длинными рукавами и воротом, словно за ними можно было скрыть то, что уже выплескивалось за пределы одежды.

– Ну что, идем в наше кафе? – бодро поинтересовался Суббота, и вся группа спешно поднялась, словно только её и ждали, чтобы покинуть школу. Хотя, может, так оно и есть? Вот этого же Эдика она никогда раньше не видела в школе, да и не похоже было, что он еще школьник.

Соня еще колебалась, когда мимо в класс прошла Линда с парочкой подпевал. Они шептались и так на неё смотрели! С брезгливой жалостью, что ли. Так что Соня решила, что один день пропуска от неё не убудет. Всё равно она вряд ли доживет до выпускных экзаменов, к чему зря тратить время? Жизнь коротка, и у чернильных она такая в самом буквальном смысле.

Нарочито, чтобы видела противная Линда, которая задержалась у дверей, прежде чем войти в класс, Соня уцепилась за подставленную руку оказавшегося так кстати рядом Эдика и пошла к раздевалке.

Внутри её трясло, но она лишь надеялась, что это не заметно по ней. Хотя бы всем остальным кроме несчастного Эдика. Тот уже дважды косился на неё, бессильно повиснувшую на его локте, но хотя бы держал язык за зубами.

Раньше ей всегда было интересно, почему и на какие шиши пятнистые вечно торчат по кафе и покупают модные шмотки. Что же, теперь она знала. Утром ей мама вручила деньги, не слишком большую сумму, но превышающую карманные деньги Сони за месяц. И, похоже на то, что мать собиралась и дальше поступать именно так, скрашивая последние месяцы или недели жизни дочери. Соня никогда не понимала фразы «после нас хоть потоп», да ей это и не требовалось. Теперь она знала, что родители всех пятнистых так или иначе переиначивали это в «после них хоть потоп» и отдаривались деньгами, не в силах дать больше ничего. Надежды у чернильных больных не было, любовь и ласку подростки получать не жаждали и будучи здоровыми. Оставались деньги.

Так что в кафе она сама заказала себе кофе со сливками и пирожное, оторвавшись наконец от руки Эдика. За столиком – до чего же тут неудобные крошечные столики, даже два подноса уже не поставишь, нужно обязательно переставлять блюдце и чашку на стол и убирать поднос! – её ждал Суббота, остальные расположились за соседними, пододвинув эти хрупкие конструкции так близко, что Соне казалось, что в шею ей кто-то дышит.

– Итак, теперь ты одна из нас, – Влад терпеливо дождался, когда Соня попробует пирожное, чтобы начать говорить. И это сработало. Она немедленно забыла о своих беспокойствах по поводу усов от взбитых сливок или крошек пирожного на свитере. Да и кто бы там не дышал ей в ухо, это уже было неважно. И пусть от этого теплого дыхания у Сони дыбом вставали тончайшие волоски на шее, ей казалось, что причина в том, что ей сейчас скажет Суббота.

– Да, – пискнула она и закашлялась, когда миндальная крошка попала не в то горло. Она покраснела не столько от кашля, сколько от смущения. Вот надо же именно сейчас было выбрать такое хрупкое пирожное. Захотела повыпендриваться! И, словно этого было мало, она дернулась, коленка стукнула снизу по столешнице, и чашка дрогнула, едва не опрокинувшись. И только фиолетовые пальцы Влада удержали её на месте. – П-прости. Я нервничаю.

Сказала и сама испугалась. Сейчас отправят её к «Пятнашкам», чтобы не портила впечатление от серьезной компании. Или засмеют.

– Это нормально, – без улыбки успокоил её Суббота. – Почти все первый раз в нашей компании нервничали. Не переживай. Успокойся, попей кофе. Скажешь, когда будешь готова к разговору.

«Будешь готова к разговору»! Интересно, он издевался или всерьез считал, что она сможет спокойно пить кофе, пока банда кальмаров терпеливо ждет её? И разговор? Почему-то Соня была уверена, что всё обойдется тем, что её примут в компанию, и она будет иногда тусоваться с кальмарами, пока… ну… не придет её время.

– Я… кха… – она снова закашлялась, да что ты будешь делать. Ладно хоть ухватилась руками за шаткий столик, и он не дрогнул. – Я уже готова. Говори.

– Хорошо, – Суббота не стал переспрашивать и уточнять, уверена ли она. И это напугало Соню до чертиков. Если он отложил витиеватые расшаркивания, которыми всегда славился, значит ли это, что разговор действительно важен? Дыхание за спиной стало поверхностнее, словно все затаились и ждали. – Как я уже сказал, теперь ты с нами. У нас совсем немного правил, но их ни в коем случае нельзя нарушать.

Соня отпила кофе, упираясь локтями в столешницу – так руки не дрожали, а без кофе ей удалось бы разве проскрипеть что-то в ответ, так пересохло горло.

– И что же это? – промямлила она, гипнотизируя поникшую шапку сливок.

– Никому никогда не рассказывать о том, что узнаешь и увидишь с нами, – одними губами улыбнулся Суббота. Его чуть выпуклые серые глаза смотрели настороженно и почему-то зло. – А ты что подумала?

– Это типа как в бойцовском клубе? – неуверенно улыбнулась в ответ Соня и потерла щеку, словно чернильное пятно на ней ощущалось. – А я думала, ритуальное убийство, чтобы связать кровью.

Когда Соня волновалась, она вслух несла всю чушь, что приходила ей в голову. Просто, чтобы немного сбросить напряжение. Ну и сгрудившиеся вокруг «кальмары» не добавляли уверенности, что и говорить.

– Вот это ты крутая! – присвистнул у самого уха кто-то, похоже, Эдик. – А я не дозрел понять, пока меня на пустырь не привели.

Соня уставилась прямо в расширившиеся от удивления глаза Субботы, впрочем, тот быстро пришел в себя и снова прищурился.

– А она и не догадалась, Эд. Просто попала пальцем в небо, да, дорогая? – ласково прошептал он, наклонившись через хрупкий столик почти к самому лицу Сони. Столешница опасно накренилась, и ложечка жалобно тренькнула на блюде.

– Я просто пошутила, – слабым голосом произнесла Соня, из последних усилий оставаясь на месте и не отшатываясь от Влада. Так близко его красивое, пусть и фиолетовое лицо пугало. Удерживало её лишь то, что отодвинувшись, она могла лишь протоптаться по ногам Эдика и тех, кто сидел с ним рядом. – Это обязательно?

Влад словно очнулся. Он моргнул и снова сел ровно.

– К сожалению, да, – скучающим голосом произнес он. – Если хочешь еще немного пожить, конечно.

Соня хотела. Черт возьми, она никогда не думала, что настолько хочет жить!

3 глава

Они как-то быстро собрались и вышли из кафе. Соня даже не успела сообразить, как так получилось, что она уже идет с кальмарами, да не позади всех плетется и не рядом с Субботой, а снова притиснутая к Эдику в толпе пятнистых, и Эдик жарко шепчет ей на ухо всякие успокаивающие глупости.

– Тараканов тоже можно давить, – бормотал он, пытаясь убедить то ли её, то ли себя. И если Соня бы готова верить в тараканов и червяков, лишь бы не думать о том, куда и зачем они идут, как можно дольше тянуть с пониманием этого, то сам Эд категорически не верил в то, что говорил. – Или котят… Хотя котят жалко, я бы не смог.

Соня молчала, поэтому Эдик продолжал, сильнее стискивая её локоть:

– На самом деле можно не участвовать. Только смотреть. Это недостаточно, но насыщает. Всё больше, чем от тараканов.

Соня шла как во сне, пытаясь сообразить, шутит он или нет. Не может ведь быть так, чтобы все пятнистые убивали, правда? Столько жертв были бы заметны, да и сейчас банда кальмаров ничуть не скрывалась. Любой может сложить дважды два и вычислить убийц. Опять же, если можно полностью избавиться от болезни, то неужели ученые или журналисты до сих пор не пронюхали об этом?

Эд скорчил недовольную гримасу, когда она спросила об этом.

– Если бы всё было так просто, – со вздохом ответил он, и Соня чуть было не остановилась. Просто? Это он про убийство человека? – Полностью вылечиться нельзя. Помнишь, пару лет назад был в городе вилькинский маньяк?

Соня кивнула. Она помнила. Тогда тоже запрещали выходить на улицу вечером, а еще очень не советовали ходить короткой дорогой через Вилькинский парк, где находили большинство жертв. Искали его долго, ведь не было никаких зацепок – маньяк не выбирал конкретный тип людей, одинаково легко убивал стариков и детей, мужчин и женщин. И никогда ничего с места преступления не пропадало. Почерк убийств тоже был разным, так что подозревали даже заезжую банду. Чем всё закончилось, Соня не интересовалась. Просто однажды ей перестали запрещать ходить через парк, да и вечерами можно стало гулять, пока в школе не стало слишком много пятнистых, и кто-то не объявил, будто все пострадавшие перед этим были на улице в темное время суток. Как будто это так легко отследить! Но людям нравилось думать, что при свете дня и в доме им ничего не грозит. Очень удобно!

– Так вот, – прервал её размышления Эдик. – Это был один из первых наших. Он вел дневник, ты его потом увидишь. И вот он как раз и обнаружил, что убийство немного осветляет кожу. Он думал полностью вылечиться так, но ни количество, ни качество убийств не повлияло. Как будто организм не принимает больше определенного количество отбеливателя, понимаешь?

– Да, – одними губами произнесла Соня, чувствуя, что ей холодно. Зубы начали мелко стучать, пришлось сжать челюсти, чтобы этого не было слышно. Странно, на улице было довольно тепло, да и этот прилипчивый Эдик прижимался совсем не по-дружески, а её всё равно морозило.

Соня изо всех сил гнала прочь мысли о том, как вилькинский маньяк проводил свои опыты по количественным и качественным убийствам, но память услужливо подбрасывала воспоминания рассказов очевидцев, и тошнота горькой волной всё сильнее подкатывала к горлу. Она с силой сжала кулаки, длинными ногтями больно вонзаясь в мякоть ладони, и эта короткая боль ненадолго отрезвила её.

– Зато он определил, что чем разумнее существо, тем дольше и лучше его смерть помогает продержаться, – Эдик то ли не замечал её состояния, то ли не желал замечать. – В одиночку немногие способны убить, я вот не могу. Я трус.

Он так спокойно это сказал, что Соня догадалась – раньше его это долго мучило, и он просто заставил себя принять это. Наверное, ему было проще считать себя трусом, чем убийцей, но Соня не обманывалась этим. Всё-таки он был с Субботой, а не с теми же пятнашками, а значит, вряд ли ни в чем не был замечен.

– И как определяется эта разумность? – наконец спросила Соня просто чтобы не молчать. Кто знает, может, это просто затянувшаяся проверка.

– Я рад, что не ошибся в тебе, – Суббота неожиданно оказался не впереди, а рядом, и предложил ей свой локоть с противоположной от Эдика стороны. Соня без раздумий уцепилась за него. Пусть Влад пугал её куда больше, в то же самое время он был понятнее. Честнее, что ли. – Как видишь, у нас девчонок немного. Большинство сразу сбегает с криками. А ты вон, еще и вопросы задаешь.

– Ну да, – промямлила Соня, не в силах признаться, что она просто-напросто слишком боится, чтобы взять и убежать. Для этого тоже нужна смелость.

Наверное, она как Эдик – труслива настолько, что может зайти очень далеко. Неприятная мысль.

– Эд не совсем прав, когда говорит о разумности жертвы, – мягко произнес Влад, волоча её вперед, тогда как Эдик отстал, затерявшись в группе идущих. – Ни вилькинский пионер, ни другие не смогли точно определить, что становится мерой ценности. Может, и разумность, а может, ценность конкретно этой жизни для других. Я предполагаю, только предполагаю, заметь! – что жизнь любимого котенка милой доброй девочки оценится едва ли не выше, чем жизнь какого-то вонючего бомжа, у которого нет семьи. Но, в отличие от пионера, у меня нет ни усидчивости, ни аналитических способностей, чтобы проводить такие опыты.

– Пионера? – повторила Соня, искоса поглядывая на спутника. Он её пугал. Красивое, пусть и темно-фиолетовое лицо Влада исказилось в какой-то гримасе, серые глаза алчно блестели. Ей вовсе не хотелось знать, о чем он думает.

– Ну в том смысле, что он был первопроходец, – отмахнулся Влад, лицо его ненадолго стало спокойнее и человечнее. – Однако, судя по твоему выражению лица, ты уже решила, что мы совсем звери. Это не так. В отличие от вилькинского, мы практически никогда не убиваем детей.

– Дай угадаю, – мысленно Соня продолжала убеждать себя, что весь этот абсурдный разговор происходит не с ней. Она просто пересмотрела странных сериалов и ужастиков, а теперь ей снится мешанина из них. Такое ведь бывает, верно? – Дело не в доброте, да? Дети гораздо беззащитнее взрослых. Это было бы на руку.

– Ну да, хотя дети детям рознь, – недовольно скривился Влад. – Но с ними не угадаешь. То отбелит всех по максимуму, как со взрослыми не получится, то…

Он словно размышлял, говорить, или нет, и наконец решился. Они все как раз вышли из города на набережную, и компания разбрелась, рассаживаясь на свободные скамейки. Впрочем, немногие горожане, в это время гулявшие тут же, поспешили перебраться подальше от пятнистых. Словно те были заразными.

– В общем, я тогда только заполучил пятно, – произнес Влад, глядя в свинцовую мутную от надвигающегося шторма воду. – Убили одного… школьника. И всех так приложило – мое пятно было всего-то сантиметров пять, а стало с ладонь! Выросло, а не уменьшилось!

Влад врал, Соня это чувствовала. Но скорее привирал по поводу мелочей вроде изначального размера пятна, чем по существу.

Она тоже посмотрела на волнующееся море и посильнее запахнула куртку. На набережной было прохладно и её зазнобило. Хотелось убраться с открытого пространства.

– Наверное, всё дело в том, что эти существа потенциально значат для кого-то конкретного или мира в целом, – рассеянно произнесла она. Глаза у неё слезились, но можно было теперь свалить это на пронизывающий ветер, а не свою восприимчивость. – А с детьми это лотерея. Поди узнай, кто из него вырастет, второй Моцарт или второй Гитлер.

Когда молчание показалось ей уж слишком нарочитым, она скосила взгляд на Влада. Тот стоял прямо с открытым ртом, словно собрался говорить и забыл что. Надо же, она и не думала, что так в реальной жизни бывает.

– Ты гений, – прошептал наконец он. – Как ты это делаешь, а? Мы кумекали столько времени, а ты только пришла – и сразу сообразила!

Слышать это было приятно. Соне порой отвешивали комплименты за её внешность или характер – не особо заслуженно, правда, а вот её ум обычно оставался забытым. Но она справедливости ради всё-таки уточнила:

– Взгляд просто не замыленный. Это на поверхности лежала, а вы сразу копали вглубь. К тому же правильно сказать «предположила», а не «сообразила». Всё может быть совсем не так. Да и убийства… может, дело в эмоциях, а не в самом убийстве.

Влад прищурился.

– Поверь, это давно проверили, – сухо произнес он. Словно не радовался только что как ребенок. – Ты напрасно думаешь, что мы получаем от этого удовольствие.

Если бы Соня смотрела на него, она заметила бы, что он отвел взгляд. Но и без этого она понимала, что он снова кривит душой.

Она внимательнее присмотрелась к мутной воде. Странно, ей показалось, будто она была сегодня какой-то другой. В холодном море с каменистым неровным дном и без того купались только ребятишки, да пьяницы, но вряд ли оно кого-то при этом пугало. Не нравится – просто не лезь в воду и всё. Но Соне не просто не нравилось – она ощущала тревогу, когда смотрела на эти волны. Словно мало ей других проблем.

Влад, похоже, даже не видел того, что мысленно она не здесь.

– Однажды нам повезло, и убили надежду современного искусства, нового Моцарта практически. Так в газетах говорили, – произнес он и пошлепал губами, с восторгом вспоминая тот момент. Соня с трудом удержалась от брезгливой гримасы, до того гадко выглядел Влад в этот момент. Память услужливо подкинула черно-белое фото мальчишки лет семнадцати, тонкая шея, светлые зачесанные волосы, открытый взгляд. Похоже, дело вовсе не в том, что убийств в городе было мало или много, она не интересовалась этим и не запоминала. Как и другие её ровесники. Да что там, даже её мать не тратила на сплетни об убитых больше пары часов. Среди не было их знакомых, чего обсуждать?

– У всех, кто там был, даже у присосок очистился хороший кусок кожи, – мечтательно продолжал Влад. – Эх…

– Присосок? – Соня всё еще смотрела на воду, и от этого ей почудилось, словно в толще воды мелькнула тень щупальца. Глупости, конечно. У них тут не водились осьминоги или кальмары. Кроме вот этих. Сухопутных.

– Присоски – кто сам не убивает, но находится рядом, – пояснил Влад, пристально глядя в глаза Соне, отчего ей хотелось постоянно отвести взгляд. – Их не гоняют – получают они немного, но кому-то и этих крох хватает. Если слабачка, можешь сейчас готовиться умирать или тщетно давить тараканов. Если нет – велкам.

– Я, пожалуй, останусь, – Соня довольно долго молчала, непозволительно долго. Но Влад лишь кивнул и с довольной улыбкой развалился на скамейке, которую они заняли.

– Пойми меня правильно, – продолжала Соня. – Я, может, и слабачка. Но я ведь смогу уйти позже, верно?

Теперь молчал Влад.

– Да, сможешь, – он поднялся с скамейки и развел руками, разминая затекшие мышцы. – Только помни, что при любом раскладе ты не имеешь права кому-то рассказывать обо всем этом. Это важно, ведь иначе нам всем будет… неприятно.

Соня продолжала смотреть на него, и Влад пояснил:

– Убийство зараженных ничего не дает. Пятна не становятся меньше. Поэтому никому не нравится возиться с предателями. Это как работа, за которую тебе не заплатят. Смекаешь?

Соня тоже поднялась.

– Смекаю, – сухо ответила она и демонстративно посмотрела на часы. – Я еще успею к третьему уроку. Не люблю прогуливать математику.

– Эд тебя проводит, – Влад не двинулся с места, и на его лице было не разобрать, разочарован он чем-то или ему всё равно. – Увидимся завтра.

Соне бы гордо промолчать и отказаться от провожатого, но вся её отвага закончилась раньше. Поэтому она кивнула и добавила:

– Увидимся.

4 глава

– Влад на самом деле очень хороший. Ему непросто, но он старается, – Эдик просто не замолкал ни на секунду, и Соня уже много раз пожалела, что пошла с ним. – Он еще и пытается жить как прежде, в школу ходит. Может, даже поступать будет. Ты ведь догадываешься, что большинство сразу забивает на обычную жизнь и ведет себя так, словно надеется в угаре веселья исчезнут незаметно для самого себя.

Эдик поправил упавшие на лоб волосы и покачал головой. Его рукав задрался, показывая фиолетовую кожу руки. Соня искоса посмотрела на его узкое лицо, обрамленное светлыми кудрями совсем как у девчонки, и вздохнула. До чего красивый и до чего занудный, что ты будешь делать!

– Знаешь, я передумала, – вдруг произнесла она, прерывая очередную тираду. – Я не хочу в школу сегодня, пойду домой.

– Тогда я провожу тебя до дома, – ничуть не расстроился Эдик. – Я рад, что мы познакомились, Соня. То есть, мне, конечно, жаль, что у тебя пятно, но ты мне сразу понравилась, веришь?

Соня кивнула. Она не верила ни единому слову Эдика, но пока никак не могла понять, зачем ему она нужна. Потому как она не для того провела у зеркала столько часов еще до появления пятна, чтобы верить всей той лапше, что уверенно навешивал на её уши этот пятнистый. Она на самом деле была довольна и лицом, и фигурой, да и густые волосы редкого медового оттенка, лишь на пару пальцев длиннее, чем у этого Эдика, были предметом её гордости, но ей уже было не пятнадцать, чтобы полагать, будто при этом она красавица, к ногам которой штабелями складываются парни. Если уж на то пошло, у неё и парня-то не было. Поэтому она и пошла на эту дурацкую вечеринку Линды. Надеялась познакомиться с каким-нибудь парнем и влюбиться. А то все подружки уже встречались с кем-то и не по разу, а она до сих пор могла только похвастаться безответной любовью в вожатого в лагере четыре года назад, да еще во втором классе одноклассник Радик Вакин несколько дней подряд провожал её до дома и нес портфель. Ха-ха, большая первая любовь. Или она её придумала за те три или четыре раза, что мальчик ходил с ней, да просил списывать математику.

Так что нет, она не поверила Эдику. Только порадовалась, что не успела ни в кого влюбиться до появления пятен. Ей хватало и беспокойств за мать, чтобы думать еще о том, что ей не суждено прожить достаточно долго, чтобы они с возлюбленным надоели друг другу. Если Суббота не врал, то ей осталось совсем немного. Вряд ли она решится убить человека даже ради спасения собственной жизни. К тому же, её смерть не должна была стать мучительной. Она просто истончится и исчезнет. Вот и всё.

Эдик продолжал болтать как заведенный, но Соня уже не слушала его, позволяя ему просто держать её за руку.

– Мы пришли, – только еще один раз Соня прервала этот словесный поток – когда они остановились у её подъезда. – Спасибо. Увидимся завтра.

– Ты даже не пригласишь? – удивился Эдик. Лицо у него при этом было такое удивленное, что Соня прыснула от смеха. Напряжение выплеснулось с этим смехом, и она хохотала, не в силах остановиться. Даже несмотря на вытянувшееся от обиды лицо Эдика, она всё ещё продолжала смеяться.

– Прости, – сквозь смех пробормотала она, обнаружив, что вконец обидевшийся парень собирается так и уйти. – У меня мама дома.

Ну не говорить же ему, что его фраза снова напомнила ей целую кучу глупых фильмов, которые она смотрела в каникулы? Разве так действительно говорят в реальности? Даже жаль, что ей не суждено узнать это лично. Настроение предсказуемо испортилось.

– Прости, – еще раз повторила она. – Увидимся завтра.

Эдик кивнул и, неловко мазнув губами ей по скуле – она вовремя отвернулась, не дав поцеловать себя в губы, побрел по улице. А Соня открыла тяжелую дверь в подъезд и поднялась на третий этаж, к себе.

К её большому удивлению, она не соврала Эдику – мама и впрямь была дома. То ли не пошла на работу из-за плохого самочувствия, то ли из-за неё. Даже в коридоре вкусно пахло любимым пирогом Сони и булочками. Мама редко пекла их, отговариваясь нехваткой времени. Во рту стало горько, несмотря на изумительные ароматы.

– Привет, мама, я дома, – крикнула она, готовясь к порции нравоучений за прогулы. Тишина.

Сняв обувь и повесив куртку, Соня прошлепала босиком на кухню, где убедилась, что мама дома. Просто горько плачет, склонившись над готовым пирогом с ягодами. И где она их взяла в это время года? Всегда ведь говорила, что покупать ягоды не в сезон очень дорого и бессмысленно.

– Привет, – мама шумно шмыгнула носом и отвернулась, словно застеснявшись слез. – Доченька, я думала, ты сегодня останешься дома и в школу не пойдешь. Посидим вдвоем…

– Я и не пошла, – соврала Соня, обнимая маму и утыкаясь подбородком ей в плечо. Спинка стула, на котором мама сидела, больно упиралась Соне в живот, но она терпела. Мама выглядела такой несчастной и сломленной, словно это ей предстояло умереть молодой. – Просто вышла проветриться, дошла до набережной и вернулась.

– А я твой любимый пирог испекла, – невпопад ответила мама, словно Соня и так не видела этого.

– Здорово, спасибо, – Соня чмокнула маму в щеку, мысленно удивившись тому, какой вялой стала кожа на её лице. Это сколько лет она не целовала маму, что не заметила этого? – Давай поедим?

За едой легче не стало. Даже любимый пирог застревал в горле от взглядов матери. Она смотрела так, словно уже сидела на поминках по Соне и только что похоронила дочь.

– Бабушка обещала приехать, – пробормотала мама, наконец-то переставая на неё глядеть этим раздражающим больным взглядом. – Я ей рассказала, ничего?

– Всё правильно, это хорошо, что она приедет, – с наигранным энтузиазмом ответила Соня, вгрызаясь в хрустящую корочку пирога.

Бабушка была человеком сложным, хоть и по-своему неплохим. Просто любить её легче было на расстоянии. Звонить раз в месяц, получать денежный перевод на день рождения. Бабушка Александра «И никаких Шурочек!» была самым рациональным человеком в окружении Сони и её матери, а сейчас им нужен был кто-то именно такой. Почему-то казалось, что когда она приедет, то с легкостью разберется со всем, что случилось. Соня не призналась бы даже себе, но в глубине души она верила, что с приездом бабушки окажется, что и пятно лишь глупая шутка, и умирать не придется. Мало ли похожих болезней на свете, не все из них ведут к неминуемой гибели. А может, это и вовсе перманентный маркер, и её испачкали на вечеринке.

Соня в красках представила, как будет объясняться с Владом и убеждать, что никому не расскажет тайну пятнистых, когда бабушка позвонила в дверь.

– Такси до вас немыслимо дорого, – с порога сухо произнесла она, подставляя щеку для поцелуя. Потом цепкими холодными пальцами прошлась по щеке внучки до скулы и вопросительно посмотрела на дочь. – Ольга, оно сразу было таким большим? Это пятно?

Мать расплакалась, конечно, а Соня бросилась в ванную, чтобы убедиться в правоте бабушки. Пятно выросло и теперь почти доставало до виска. И как она не заметила!

Пока Соня разглядывала себя в зеркале, бабушка принялась хлопотать по дому. Она отличалась от других бабушек, так что пирожков или вязанных носков от неё ждать не приходилось. Когда Соня вернулась в комнату, бабушка держала перед Сониной мамой стакан, от которого одуряюще несло корвалолом, а рядом стоял разинувший пустую пасть большущий чемодан, который Соня не видела лет пять, не меньше.

– Сделай чаю, Софья, я сейчас подойду, – ласково произнесла бабушка, и этот тон напугал Соню едва ли не больше, чем разговоры с Субботой про убийства. Ведь там всё ограничилось разговорами, а здесь разговорами всё только начиналось.

– Я забираю Ольгу, – бабушка не любила ходить вокруг до около, из-за этого они часто ругались, но сейчас Соня была благодарна за эту честную грубость. – Она этого просто не выдержит, я свою дочь знаю. Угаснет и уйдет следом. Ты же этого не хочешь?

Соня не хотела. И пусть смотреть, как плачет мама, ей тоже не хотелось, она скорее в духе противоречия ответила:

– Может, она привыкнет и перестанет плакать? Я же не прямо сейчас умру и… ну… ребята говорят, что человек просто тает и исчезает. Никакой кровищи ведрами и кишок наружу.

Бабушка слегка приподняла бровь, давая понять, что попытка бравировать замечена и оценена.

– Дорогая моя внучка, – она вздохнула и уставилась в стену, пока сама Соня наблюдала за причудливым танцем её пальцев. Руки у бабушки были суховатые, но не морщинистые, и все унизаны кольцами с крупными камнями. Следить за тем, как эти кольца мелькают, было бы неплохим развлечением, если бы Соня не знала, что это значит – бабушка волнуется и всерьез. В прошлый раз она так дергала пальцами, когда пыталась уговорить мать бросить работу и переехать подальше от побережья. Вроде как морской воздух плохо на неё влияет.

– Дорогая моя… внучка, – повторила бабушка с легкой заминкой. – Когда в вашем городе началась вся эта история с чернильными детьми, я постаралась узнать об этом как можно больше. Ну и увезти вас с матерью, конечно. Но Ольга уперлась. У вас тут школа, друзья…

Она тяжело вздохнула и перевела потяжелевший взгляд на Соню.

– Твоя мать дура, – жестко произнесла она. – А расплачиваться придется тебе. Увы, Софья, мир вообще несправедлив, и мне правда жаль, что тебе приходится так рано это понять. Как бы то ни было, я знаю про кошмары наяву, которые преследуют тающих, и я уверена, что Ольга не сможет этого перенести. Вот и всё.

– Кошмары? – переспросила Соня. Никто не упоминал ни о каких кошмарах. – Бабушка, ты что-то путаешь!

– Возможно, твои новые пятнистые друзья не посчитали нужным поделиться с тобой этой информацией, но у меня в вашем городе еще остались подруги, которым пришлось пережить опыт близкого общения с чернильными, и они все утверждают, что в последние недели дети видели что-то ужасное. Почти не спали и описывали свои видения весьма… красочно. Удручающее зрелище, судя по всему.

– Может, тебя просто надули, – Соня понимала, что бабушке нет никакого смысла врать, но она едва-едва привыкла к мысли о том, что умрет, а тут еще и это! Всё слишком быстро, ей нужно притормозить. Как угодно, и если для этого нужно всего лишь не верить бабушке, то она готова.

– Может, – легко согласилась та. – Но не будем рисковать твоей матерью, с этим ты хотя бы согласна? Она еще молода и, если ей дать немного отдохнуть подальше отсюда, она сможет начать новую жизнь. Завести новую семью, родить ребенка…

Соня покачнулась. А вот это было больно.

– Разве маме не поздно? Она уже… ну, немолодая, – сама Соня пыталась подсчитать, сколько же матери на самом деле лет. Получалось плохо. Мама не переносила открыток с датами и свечек на именинных тортах.

– Вообще-то ей всего тридцать семь, – бабушка поджала губы. – Боюсь даже представить, что ты думаешь обо мне в таком случае. Ольга довольно рано тебя родила. Если бы не твой отец, она бы спокойно доучилась…

– Ладно-ладно, извини! – поспешила исправиться Соня. Бабушка могла долго говорить о том, как отец испортил жизнь её дочери, и это была основная причина, по которой они так редко виделись. Мама, обычно такая терпеливая и спокойная, твердо стояла на своем, когда дело касалось её личной жизни. Теперь Соня поняла, почему бабушка примчалась на такси. Она решила воспользоваться слабостью дочери и увезти её наконец к себе.

– Тридцать семь – самое время устроить личную жизнь, – продолжала та. – В твоем возрасте все, кто старше двадцати пяти наверняка кажутся стариками, но когда ты сама доживешь до этого возраста…

Она остановилась так резко, что, казалось, было слышно, как клацнули зубы. Да, Соне уже никогда не узнать, каково быть тридцатисемилетней. Вот ведь повезло.

С одной стороны, Соня как хорошая дочь, должна принять сторону матери и не дать ей уехать. С другой стороны, этот день был просто ужасен, а дальше что будет?

– Деньги я буду перечислять тебе на карточку, на которую присылала ко дням рождения, – словно почувствовав слабину, продолжила бабушка. – Нуждаться ты не будешь. Квартира остается тебе до… до момента, когда ты перестанешь быть. В смысле…

– Я поняла, – прервала её Соня. Говорить о собственной скорой смерти ей совершенно не хотелось. – А дальше? В смысле, мама вернется сюда когда-нибудь?

Бабушка снова уставилась на стену. Похоже, отвечать на этот вопрос ей не хотелось.

– Ты как почувствуешь, что уже всё, дверь закрой на ключ, чтобы не разворовали всё, – вместо ответа на вопрос произнесла она. – Я тебе буду позванивать, так что, если несколько раз не ответишь, приеду сама.

– А не боишься, что я сама тут притон пятнистых устрою, растащат всё и поломают? – Соня никогда не позволяла себе вот так говорить с бабушкой. Оказывается, когда ты умираешь, то позволяешь себе куда больше, чем обычно.

– Я за тебя только боюсь, Софья, – прорвавшаяся в голосе бабушке боль была до того неподдельной, что Соня от неожиданности забыла, что еще хотела сказать. – За тебя и Ольгу. Вы ведь всё, что у меня осталось. Если бы я могла вернуть всё назад, я бы за шкирку утащила вас обеих. И пусть вы ненавидели бы меня до конца жизни, это лучше, чем то, что я чувствую сейчас. Но исправить ничего нельзя.

Она глубоко вздохнула, и её пальцы замелькали еще быстрее, словно она пыталась так отвлечь саму себя. Что же, похоже Соня напрасно ждала, чтобы сказать то, что давно хотелось. Может, тогда она поняла бы бабушку до того, как обзавелась чернильным пятном. Но в одном та была абсолютно права – ничего вернуть нельзя, и нужно спасти хотя бы маму.

– Я помогу собрать вещи, – приняла окончательное решение Соня. – Маме еще лекарства назначили. Их никак нельзя забыть.

– Ты права, – серьезно ответила бабушка. – Спасибо.

Она легонько коснулась щеки внучки, и поспешно отдернула руку. И хорошо, ведь даже этой мимолетной ласки от обычно суровой бабушки было достаточно, чтобы Соня снова расклеилась. А плакать она запретила себе до самого отъезда мамы. Вот останется она одна в квартире – тогда и поплачет всласть. А пока нельзя и точка.

К счастью, собирались они быстро.

Бабушка только бормотала под нос:

– Цветов нет? Это хорошо. А то мало ли, засохли бы… Ольга, ты всё еще носишь это платье? На нем пятно величиной с кулак, выбрось немедленно. С собой его брать не стоит.

Соня не успела даже испугаться или обрадоваться, что останется одна, как они уже присели «на дорожку», ожидая приезда такси. Мама прятала глаза, а когда смотрела на Соню, взгляд отводила уже та – слишком больно было видеть, как она мучается. Бабушка же снова была совершенно спокойна, и Соня уже не была уверена, что ей не показались её чувства, когда они разговаривали наедине.

– Ну всё, – бабушка тяжело поднялась и сунула дочери в руку свою сумку на колесиках, сама легко подняла огромный чемодан. – Пора.

– Пока, мам, – Соня неловко клюнула мать в щеку поцелуем, заставив ту снова залиться слезами, и кивнула бабушке.

Потом она долго слушала шаги в гулком коридоре – дверь в квартиру осталась приоткрытой, и она не спешила её закрывать. Но вот хлопнула входная дверь и всё стихло. Соня побежала на кухню и высунулась в окно. От дома отъезжало такси. Уже стемнело, и неожиданно рано пошел снег. Он падал крупными хлопьями, и Соне показалось, будто в паре мест на пустой улице он словно замедляется в воздухе. Как будто там стоит кто-то огромный и невидимый, вынуждающий эти снежинки облетать его стороной.

Соня захлопнула форточку. Чепуха какая-то лезет в голову, вот и всё.

И правда только в том, что она только что осталась одна в квартире. В городе. Она сама по себе. Как взрослая. И делать может всё, что захочет!

5 глава

Вечер еще только начинался, но темнело рано, и на улицах было пусто. Разумеется, подростки не ходили гулять из-за опасности заполучить чернильные пятна, взрослые в большинстве своем предпочитали их не провоцировать, а детей не отпускали, потому что понять, что ребенок вышел из безопасного возраста, не мог толком никто. Конечно, оставались еще работающие допоздна, но и они не шатались праздно по городу, а шли после работы домой. В крайнем случае, через магазины.

Магазины! Соня даже подпрыгнула на месте, не в силах сдержать радость. Как она могла забыть – ей теперь можно не бояться ходить вечером по улицам, можно покупать что угодно, ей вообще можно всё!

Она бросилась в прихожую и сдернула с вешалки куртку. Из капюшона выпал белый клочок бумаги. Соня наклонилась и подняла его. Номер телефона и корявая подпись – Эдик.

Соня покачала головой. А этот Эдик и впрямь настойчивый.

Впрочем, гулять одной ей пока не слишком хотелось, так что она набрала написанный номер.

– Эд, это Соня, – произнесла она, подсознательно ожидая услышать «какая Соня», но парень снова её удивил.

– Я так рад тебя услышать, – радостно откликнулся он. – Как у тебя дела? Мама еще дома?

– У меня к тому же бабушка приехала, – Соня не стала уточнять, что они обе уже на пути в другой город. И дело не в том, что Эдик её чем-то пугал. Просто не хотелось тащить его домой, когда можно погулять. – Я сейчас по магазинам пойду. Хочешь со мной?

Все до сих пор смотренные фильмы и читанные в интернете шутки в один голос утверждали, что от такого предложения парень откажется. Мужчины терпеть не могут ходить по магазинам, это всем известно. Но Эдик неожиданно легко согласился.

– Я тебя встречу у торгового центра, со стороны пиццерии, – пообещал он и отключился.

А Соня вернулась к зеркалу в ванной. Это свидание или нет? И нужно ли ей как-то по-особенному краситься, если пятно всё равно не скрыть?

В результате она просто помыла и тщательно просушила пышные волосы и надела новенькие джинсы, которые берегла и носила редко. Теперь уж что беречь. Куртка, ботинки. Шапку надевать не стала – и прическу испортит, да и умереть от пневмонии ей уже не грозит.

На улице было холодно и снежно. Через несколько метров Соня пожалела о шапке, к концу квартала чуть было не повернула назад, но вовремя вспомнила о капюшоне. Так и дошла до торгового центра, где её уже ждал Эдик.

– За продуктами отправили? – спросил он бодро.

– Типа того, – уклончиво ответила Соня. Рассказывать о том, что она осталась дома одна, она по-прежнему не собиралась.

Некоторое время они ходили молча, пока наконец Соня не решилась.

– Эд, мне тут сказали, что перед самым концом они… то есть, мы будем видеть что-то ужасное. Вроде как что-то приходит за исчезающими.

Эдик молчал и даже не сбился с шага, а когда Соня хотела повторить свой вопрос, посчитав, что он не расслышал, всё-таки заговорил:

– Вот зачем ты об этом, а? Такие вещи не принято обсуждать. Это просто неприлично! Ладно еще хоть не на улице спросила!

– Просто ответь, есть такое или нет, – Соня, почувствовав злость своего спутника, тоже разозлилась. – Я должна знать, ты так не думаешь?

– Должна, – нехотя согласился Эдик. – Но я думал, мы с тобой будем интереснее проводить время. Что-то вроде «я не хочу умирать девственницей!». Ты же девственница, так?

– То есть, это менее неприличный вопрос, я тебя правильно понимаю? – возмутилась Соня и вырвала руку, сделав шаг в сторону. – Для тебя это просто игра? Потому что если да, ты можешь уматывать, а я… я куплю еды и пойду домой. Всё равно умру довольно быстро, вряд ли я смогу…

Эдик дернулся вперед и накрыл её рот рукой, второй прижимая к себе за талию.

– Прости, мне показалось, что ты собираешься довольно громко заявить про убийства, – шепнул он ей, наклоняясь к лицу. – Ты права. Ты тоже должна это знать. Но я так хотел, чтобы ты это узнала от кого-то другого…

Он вздохнул и отодвинулся, отпуская её. Соня чуть было не сказала, что это было лишним, ей даже понравилось с ним обниматься, но промолчала. Вдруг из-за этого он отвлечется и перестанет рассказывать?

– Я уже перестал бояться смерти, – тем временем негромко произнес Эдик. Он подвел её к скамейке, стоявшей у фонтана внутри торгового центра, и усадил. Сам сел рядом, но обнимать больше не пытался. – Ты тоже перестанешь. Невозможно постоянно этого бояться. Но вот видения… Это другое. Их видят, когда тело почти всё становится фиолетовым и начинает таять. Говорят, страшные чудовища выше деревьев и домов приходят за умирающим и ждут, когда он истает. Кто-то говорит о крокодиле, кто-то о медведе или слоне. Многие утверждают, что видят кинг конга или годзиллу. А некоторые так пугаются, что не в силах говорить. Так и умирают немыми.

Соня подавила неуместный смешок, который едва не вырвался, когда она услышала о годзилле. Точно-точно, вот у них и море есть, чудовищу есть где разгуляться. А что городишко маленький и выше десяти этаже и не найдешь домов, ну так годзилла сама должна была раньше думать, разве нет?

– Тебе это кажется смешным? – сухо спросил Эдик. Он вроде бы не двигался на скамейке, но оказался чуть дальше, чем до этого. И больше не пытался приобнять или взять за руку. Пока Соня не знала, как к этому относиться. Вроде бы ей и не слишком нравилось его навязчивое внимание, но сейчас его даже не хватало.

– Нет, это нервное, – соврала она и добавила, чтобы заполнить неудобную паузу. – Я просто подумала, что странно это.

– Ты не веришь в чудовищ? – Эдик немного придвинулся.

– Нет, почему, – Соня легкомысленно пожала плечами. – Может, и есть что-то такое. Когда бабушка мне только рассказала о кошмарах, которые видят чернильные люди, мне показалось, что я что-то заметила…

Соня бросила взгляд на Эдика. Тот сидел буквально не дыша и смотрел на неё так, словно боялся пропустить даже одно слово. Она тряхнула головой и продолжила:

– И поэтому мне показалось странным, чтобы что-то огромное, пусть чудовище или еще что, приходило за человеком, когда он умирает. То есть, исчезает. Я хочу сказать, мы такие маленькие и ничтожные, к чему чудовищам специально выжидать момент и приходить, когда мы начинаем исчезать?

– Я не понимаю, – жалобно произнес Эдик и взял её за руку. – Объясни, к чему ты ведешь.

– Я говорю о том, что чудовища не приходят за кем-то конкретным, – в этот раз Соня сама освободила свою руку, не дожидаясь, когда непостоянный Эдик снова отшатнется. – Они могут быть постоянно здесь, вокруг нас. Просто исчезающий начинает их видеть, понимаешь? Это словно другой уровень жизни, какое-нибудь пятое или тридесятое измерение. И там есть эти огромные… чудовища.

– Т-ты… – Эдик не отпрянул, но огляделся с таким лицом, словно ожидал, как ему прямо сейчас кто-нибудь откусит голову. – Ты ненормальная! По-твоему, это всё шутки? Да я теперь спать не смогу и по улицам ходить, вдруг ты права!

– Если я права, то нет никакой разницы, знаешь ты это или нет, – прохладно ответила Соня, чувствуя, как её пальцы покалывает словно тоненькими иголочками – ужас Эдика был почти осязаем, и она чувствовала его отголоски кожей. – Они и так, и так есть.

Пока Соня думала об этом сама, ей казалось, что она слишком ударяется в фантазию, но стоило ей произнести это вслух и увидеть реакцию Эдика, она поняла, что права. Радости ей это совсем не добавило, не тот случай.

Да и Эдик… Он ведь ей и впрямь понравился, пусть пока и только внешне. А после этого её рассказа, он неожиданно вспомнил о каких-то делах, скомкано попрощался и исчез. По магазинам пришлось ходить одной. Наверное, именно по этой причине, расстроившись и полностью уйдя в свои мысли, Соня по привычке купила самые обычные продукты: сосиски, рис, картошку, макароны, даже баночку маринованных огурцов. Хлеб и молоко тоже положила скорее машинально.

Спохватилась она только у кассы и быстро сгребла в корзину несколько батончиков, блок жевательной резинки и презервативы. Последние она, правда, после недолгих раздумий выложила. Она всё равно исчезнет через несколько недель или месяцев.

– Пачку сигарет, пожалуйста, – произнесла она вместо этого, когда дошла очередь до неё.

– А ты не мала еще? – ехидно спросила кассирша. – Паспорт с собой?

– У меня есть кое-что получше, – Соня повернулась к ней щекой, на которой чернильное пятно расплылось уже до уха, и ткнула в неё пальцем. – Как думаете, мне всё ещё вредно курить?

– Тьфу ты, – отпрянула кассирша с таким лицом, словно боялась заразиться. Соня бы посмеялась, что не в её возрасте бояться чернильных пятен, но остановила себя. А кассирша, лицо которой выражало уже не испуг, а жалость, полезла за сигаретами. – Какие именно тебе нужны?

– Какие? – Соня растерялась. Нет, она знала, что сигареты бывают разные, но никогда не интересовалась. В её семье не было мужчин, а мама и бабушка не курили. – Легкие.

– Держи, – кассирша кинула на ленту серебристую пачку. – Твое здоровье, тебе и…

Она не закончила фразу, плотно сжав губы и отбив все товары в полном молчании.

– Мне еще два пакета, – напомнила Соня впервые столкнувшись с тем, что ей не предложили пакет. Обычно даже леденец купишь – уже про пакет спрашивают.

– Да, прошу прощения, – спохватилась кассирша. На Соню она не смотрела, просто не поднимая голову от кассового аппарата. Словно ей было противно или стыдно.

Наверное, из-за этого Соня не чувствовала себя победителем, хотя была уверена, что успешная покупка сигарет и выпивки сделает её существование более сносным. А так – в алкогольный отдел она зайти забыла, сигаретам уже не была рада, да еще пакеты тяжелые, а Эдик умчался к каким-то друзьям.

Настроение Сони окончательно испортилось. Она вышла из торгового центра, отказавшись от мысли походить еще по другим магазинам, и двинулась в сторону дома.

Пакеты больно резали ладони и скрипели, грозя порваться, мокрый снег, теперь больше похожий на дождь, залеплял лицо и мокро таял за воротником, и Соня была уже не рада, что вообще выбралась из дома.

– Если чудовища и впрямь ходят по городу, то одному из них самое время меня сожрать, – со злостью пробормотала она себе под нос и остановилась, чтобы руки немного отдохнули. Она огляделась. Если в торговом центре было светло и многолюдно, то улицы выглядели пустыми и унылыми. Чудовища тоже не спешили избавить Соню от необходимости тащить домой тяжелые пакеты. Пришлось снова поднять покупки за неудобные ручки, и медленно двинуться дальше.

От скрипа снега и ручек пакетов Соне сначала подумала, что едва слышный звук ей показался. До дома оставалось буквально несколько шагов, и вполне можно было бы решить, что это её подсознание так ненавязчиво предлагает еще раз передохнуть. Однако до этого подсознание было глухо и немо к её страданиям, поэтому Соня остановилась и прислушалась. Звук раздавался из размокшей коробки, стоявшей под скамейкой.

Соня поставила пакеты на скамейку и ногой подтащила коробку поближе к себе. Она уже знала, что там увидит, но всё-таки обрадовалась, обнаружив, что не ошиблась.

Из коробки на неё смотрел крошечный полосатый котенок. Не такой уж маленький, чтобы быть еще слепым, а на большее познания Сони не хватало. Мама всегда была против животных в доме, и Соня понятия не имела, как выглядят котята в разном возрасте. Этот был довольно маленький и всё равно был обречен погибнуть от холода.

– Вот и проверим, поможет ли мне кошачья смерть, – пробормотала Соня. Сначала она сфотографировала на телефон свое пятно, чтобы повторно проверить после гибели котенка. Потом закрыла коробку и прицелилась ногой, чтобы смять её ударом сверху.

– А если нужно видеть его в момент смерти? – пробормотала она под нос и опять открыла коробку. Снова увидев человека, котенок замяукал с новыми силами.

Соня снова занесла ботинок, но некстати вспомнила, как однажды раздавила таракана. Тот так омерзительно расплющился, из него брызнуло что-то противное, и ботинок потом Соня очищала, борясь с приступами рвоты. А это не таракан, это котенок. Кровь и мозги могут испачкать обувь, да и вообще.

– Дома подумаю, как тебя убить, – сурово предупредила Соня мяукающий комочек шерсти, осторожно беря его под брюшко, и засовывая в куртку. Не в пакет же его класть!

6 глава

Она наконец дошла до квартиры, открыла дверь ключом и боком протиснулась внутрь с пакетами. Поставив покупки на пол, она расстегнула куртку и выпустила котенка на пол, а потом пошла на кухню раскладывать продукты. Рассеянно сделала себе чай с молоком и нарезала бутербродов, и также машинально налила в блюдце молока, накрошила рядом сосиски и поставила на пол.

Очнулась только когда довольно мурлыкающий грязный комочек прижался к её ноге.

– Ой, что это я! – Соня бросила недоеденный бутерброд. – Я же должна о себе думать, а не о котенке!

Впрочем, надолго её не хватило. Когда Соня поняла, что воду для того, чтобы утопить котенка, набирает не в ведро, а в тазик, и проверяет, насколько теплая она получается, она смирилась.

– Фиговая из меня убийца котов, – пояснила она выкупанному и согретому в полотенце котенку. – Или ты слишком милый.

Котенка она назвала Промокашкой, нашла в интернете телефон ближайшей ветклиники, где их с Промокашкой записали на прием на утро.

– Снова будет повод школу прогулять, – пояснила Соня котенку, укладываясь спать. Промокашка тарахтел как трактор, свернувшись клубочком на подушке, которую Соня специально для него положила на пол.

Правда, поспать ей не удалось. Едва она перестала ворочаться и задремала, как зазвонил её телефон.

– Эдик? – Соня зевнула в трубку. – Что-то случилось?

– Нет, я просто хотел извиниться, – Эдик смущенно замолк. – Я поздно звоню, да?

– Скорее уже рано, чем поздно, – отозвалась Соня, бросив взгляд на часы. – Всё нормально, я не обиделась. Ты тоже меня извини, я обычно не вываливаю всё на малознакомых парней.

– Эй! – кажется, теперь она обидела Эдика. – Я надеялся, что я уже не малознакомый!

И замолчал. Соня молчала тоже, не зная, что сказать. Потом взгляд её упал на Промокашку.

– А я котенка завела, – заявила она, прерывая неловкое молчание. – То есть, сначала я не собиралась, но потом…

Она снова замолчала, но Эдик принял эстафету.

– Я понял, Соня, ты не смогла его убить, это нормально. На самом деле котят и всяких там белок почти никто из наших не может убивать. Людей проще.

Сон мгновенно слетел, как не было.

– Ты это меня успокаиваешь? – сухо поинтересовалась Соня.

– Ты Валю-самаритянку знаешь? – вместо ответа спросил Эдик. – Да точно знаешь, она в твоей школе учится. Такая… большая девушка.

Соня кивнула и, спохватившись, что он по телефону не видит, добавила:

– Знаю.

Валю и впрямь знали все. Во-первых, она была и правда большая. А если говорить точнее, толстая. Будь она при этом невысокой, это можно было бы как-то принять, но она давно была выше ста семидесяти, и не обзывали её толстухой только потому что при своем росте и весе она неожиданно быстро двигалась. Драться она не умела и не хотела, но никто из тех, кто сталкивался с Валей, несущейся на обидчиками со всем своим весом, не желал повторения. Прозвище её Соня тоже слышала, хоть и понятия не имела, чем Валя его заслужила. Она не выглядела такой уж добрячкой.

– Валина мама работает на птицефабрике, и Валька ей давно помогает, – пояснил Эдик. – А заодно водит экскурсии. Не совсем официальные, но кому надо приплачивает, и все молчат. Смекаешь?

Соня не смекала, о чем честно и сообщила.

– Вот ты то умная такая, что оторопь берет, то тупишь на ровном месте, – разозлился Эдик. – Там в одном цеху кур убивают. Вонь и шум такой, что с непривычки выносит просто, но помогает в нашем деле. Можно продержаться какое-то время. Напиши ей в сетке, скажи, что хочешь записаться на экскурсию. А то сгоришь за несколько дней.

Он замолчал, оставляя Соне самой додумывать, почему он так беспокоится. Но идея с птицефабрикой была отличной.

– А Вале откуда знает, что чернильным это надо? – спохватилась Соня.

– Да она тоже из наших, – охотно пояснил Эдик. – Только она на птицефабрике чуть ли не ночует, да и сама большая, пока чернила всю тушу зальют, времени больше пройдет. Этого я тебе не говорил! Не вздумай Вальке рассказать, иначе она меня больше ни за какие деньги не пустит! – запоздало испугался он.

– Не скажу, – рассмеялась Соня и нажала отбой. Кажется, жизнь налаживалась.

Следующую неделю она помнила плохо. Дважды она была на птицефабрике – Эдик явно преуменьшил то, какая там вонь, но приходилось терпеть, выправила ветеринарный паспорт Промокашке, готовила по маминой кулинарной школе, и даже снова начала ходить в школу. К счастью, там никто не стал спрашивать о её прогулах, да и компанию Субботы Соня за эти несколько дней видела только издалека.

И только в воскресенье утром, насыпав корм Промокашке, Соня нечаянно нашла на полу выпавшую из пакета пачку купленных сигарет, и разозлилась.

– Вот понимаешь, Висасуалий, – обращаться к Промокашке как к Промокашке, когда больше не с кем поговорить, Соне не хотелось. Так котенок обрел, сам того не зная, еще одно имя. – Я полностью свободна. Могу делать что хочу. Ты можешь себе такое представить? Могу ходить на самые отвязные вечеринки и пить до утра. Могу вообще голой по улице пройтись… холодно, правда. Ну да не суть! А что я делаю? Завела кота и готовлю по рецептам из книги «Сто лучших рецептов лазаньи»!

Котенок, который за неделю еще больше похорошел и отъелся, поднял мордочку от своей миски и неуверенно пискнул.

– Вот именно, Висасуалий! – Соня вскочила. – Сегодня воскресенье. Я сейчас поищу, где вечером будет дискотека или вечеринка, подберу платье – и адьё! Вернусь утром!

Котенок снова пискнул.

– Да насыплю я тебе корма побольше, проглот, – усмехнулась Соня и почесала малыша за ухом. – Я же не об этом!

Как оказалось, найти подходящую вечеринку оказалось проще, чем она думала. Достаточно было заглянуть в сообщество кальмаров, чтобы убедиться – специальные вечеринки для «пятнистых» проходят с большим размахом.

Так что Соня отыскала самую короткую юбку, обшитую блестящими нитями, яркую блузку, которую мама наравне с юбкой относила в раздел «только через мой труп», что же, мама ошиблась, такое бывает. Смотрелась эта одежда на Соне идеально. Если не носить такое в молодости, то когда еще? Ну, в случае самой Сони каждый день мог стать последним, так что, сомнения её покинули, едва она увидела себя в зеркале.

Обычная теплая куртка тут не подходила, так что Соня вытащила из шкафа короткую лаковую осеннюю куртку. Строго говоря, в ней даже осенью было довольно холодно, но с пятном во всю щеку не соплей же бояться!

Соня обманывала саму себя. Пятно после посещения птицефабрики присмирело, и уже не грозилось перебраться на лоб или на шею. Конечно, оно не стало незаметным, но это было куда лучше, чем совсем недавно. И, если она и дальше будет дружить с Валей и исправно платить ей за «экскурсии», то у неё все шансы прожить полгода и, может, даже больше. А уж столько времени мучиться простудой – не самое приятное дело.

Хорошо еще на улице было пусть снежно, но безветренно. И Соня довольно быстро добралась до нужного ей адреса, хотя чуть и не подвернула ногу на каблуках.

Кажется, она немного опоздала, точнее, пришла вовремя. Несколько смутно знакомых парней курило у входа в здание, изнутри слышалась громкая музыка, и Соня бесстрашно нырнула в темный проем открытых дверей.

Внутри она довольно быстро избавилась от куртки – слишком жарко было, она понятия не имела, что в их городе так много чернильных. Подростки бесновались, танцевали повсюду, кажется, даже на столах. А бьющие со стен лучи фиолетового цвета причудливо скрывали пятна, а порой и самих ребят. По крайней мере, Соня не заметила, как Влад оказался прямо рядом с ней, и только когда он снял темные очки, скрывающие светлые пятна вокруг глаз, она взвизгнула от неожиданности.

– Только для этого и ношу тут темные очки, все так забавно пугаются, – усмехнулся Суббота, надевая очки обратно. – Хотя иногда я налетаю на людей просто из-за того, что ни черта не вижу, – пожаловался он и ухватил Соню за руку. – Можно тебя угостить?

Соня заколебалась. С одной стороны, она до сих пор пробовала только пиво, дрянное винишко на вечеринке Линды, которым её потом тошнило в кустах у дома приятельницы, да шампанское. Эта кисленькая газировочка немного ударяла ей в голову и скорее понравилась, чем нет, но какие были шансы, что Суббота угостит её тут шампанским? Да никаких. А ликеры или что покрепче Соня до сих пор не пробовала.

– Не бойся, я знаю, что девочки любят сладкие напитки, не думаю, что ты сильно отличаешься от других девочек, – усмехнулся Влад, легко разгадав причину её неуверенности. – Бармен здесь мой друг, он делает отличные коктейли.

Коктейль Соне и впрямь понравился, он был сладким, но не слишком, а после каждого глотка во рту совсем чуть-чуть горчило.

– Удивляешься тому, как здесь много людей? – казалось, что Влад читает её мысли, но, может, всё дело в том, что мысли Сони и впрямь мало чем отличались от мыслей других новичков?

– Мне казалось, что пятнистых гораздо меньше, – пытаясь перекричать музыку, ответила Соня.

Влад кивнул. Он кричать не стал, а наклонился ниже, мазнув губами по уху Сони.

– Так и есть, – ответил он. – Тут не все пятнистые. Некоторым чистеньким просто нравится риск. И мы не мешаем им рисковать. А то, что не все доживут до того, чтобы заразиться – разве в этом наша вина?

Соня с испугом уставилась в темные очки Влада, за которыми не было видно его глаз. Она поняла, что он имеет ввиду, и ей стало противно. Неужели они убьют кого-то прямо здесь? Не в танцевальном зале и не у стойки бармена, тут Соня не обманывалась. Но кто-то из этих ребят или девушек не придет сегодня домой. Её замутило, а Влад всё так же смотрел на неё, по крайней мере она чувствовала его изучающий взгляд даже через очки.

– Соня! – она едва не подпрыгнула, когда её талию накрыли горячие руки, и сзади прижалось чужое тело. – Ты всё-таки пришла! Влад, я украду свою девушку?

– Что за вопросы, Эд, конечно, – Суббота стоял всё также, но Соня просто физически ощутила, как между ними лопнула ниточка его пристального интереса. – Развлекайтесь, детишки.

– Пошли танцевать, – позвал Эдик весело, но, когда Соня повернулась и увидела его лицо, она пожалела, что он тоже не носит темных очков. В его глазах плескался ужас.

– Что не так? – повиснув на Эдике – он же представился её парнем, вот и пусть расхлебывает, Соня позволила затащить себя на подиум, где толклись другие парочки, и только тут задала мучающий её вопрос.

– Зачем ты разговаривала с Субботой? – шепнул ей Эдик, наклоняясь низко к лицу, чтобы его было хорошо слышно. Соню обдало горьковатым благоуханием – Эд тоже выпил несколько коктейлей, это чувствовалось. – Он опасен!

– Это он со мной разговаривал! – возмутилась Соня, не понимая, что нашло на Эдика, который был из той же компании кальмаров, что и Суббота. Неужели ревнует? – И угостил коктейлем.

Эдик пробормотал что-то невнятно и неожиданно накрыл губы Сони своими. И, прежде, чем она успела сообразить, что происходит, проник ей в рот языком. От неожиданности Соня наступила ему на ногу и расхохоталась. Это помогло. Эдик отпрянул, хоть и продолжал обнимать её за талию.

– Что-то не так? – осторожно спросил он. Точь-в-точь как она несколько минут назад спрашивала! Соне стало стыдно. Парень был симпатичный, и он не виноват, что она еще ни разу не целовалась, ведь так? Конечно, можно было в этом честно признаться и попросить его, чтобы он научил, но на такое Соня пойти не могла.

– Всё хорошо, прости, – как можно убедительнее ответила она и, обняв его сильнее за шею, сама поцеловала. Повторить фокус с языком оказалось проще, чем ей всегда казалось. А с учетом того, что Эдик не собирался стоять столбом или ржать в голос, а наоборот, увлеченно ответил ей, отчего их языки столкнулись, то всё получилось удачно. И ей даже удалось не расхохотаться снова, но уже от облегчения.

Может, дело было в коктейле, так вовремя подсунутом Субботой, а может, Эдик ей и впрямь очень нравился, но поцелуй быстро перестал казаться ей странным, и она, как ей казалось, даже неплохо преуспела в этом нехитром искусстве.

Когда они наконец отодвинулись друг от друга, Соня тяжело дышала, как и Эдик, а еще она обнаружила, что её парень – ха-ха, вот у неё и появился парень! – выглядит куда пьянее, чем был до этого. И, похоже, опьянил его вовсе не алкоголь. Есть чем гордиться!

– Еще коктейль? – предложил Эдик хрипло, хотя его припухшие губы просто вопили «Еще поцелуй!», но Соня решила, что они успеют и то, и другое. Новый коктейль был чуть слаще, но всё еще вкусный, а целоваться с выпившим что-то терпкое и солоноватое Эдиком оказалось еще лучше.

Соня даже не сразу поняла, что они снова двигаются в ритме медленного танца, но уже не на подиуме, а внизу, среди множества других пар. В темноте, едва не сталкиваясь локтями с чужими людьми и почти не попадая под лучи танцующего фиолетового света.

В голове приятно шумело, а целоваться было приятно, и снова Соня очнулась, лишь когда почувствовала руку Эдика, скользнувшую под блузку.

– Ты чего? – прошипела она, упираясь руками ему в грудь.

– Я ничего такого не делаю, – Эдик облизал губы, не отпуская её талии, и не пытаясь вытащить руку и хотя бы сделать вид, что смущен. – Но, любовь моя, нам осталось так недолго. Неужели ты хочешь исчезнуть так и не узнав, чего не попробовала?

Соня вспомнила про едва не купленные презервативы и устыдилась своего порыва. В самом деле, Эдик классный и защищает её от Влада, пусть и непонятно зачем, с ним приятно целоваться, к чему делать вид, будто у них впереди еще годы жизни?

Наверно, Эдик почувствовал, что она думает, или просто понял по её лицу, потому как снова нагнулся и прильнул к губам в поцелуе, а его рука уверено скользнула выше и легла на грудь. Соня задохнулась от неожиданности. Эдик очень уверенно сжимал и гладил её грудь через мягкий лифчик, продолжая терзать рот поцелуем. А сама Соня не могла понять, нравится ей или нет. К тому же ей казалось, что на неё все смотрят, а это мешало понять, что она сама думает об этом. По крайней мере, Эдику это явно нравилось, потому как он застонал ей в рот и встряхнулся, словно собака после купания.

– Может, пойдем куда-нибудь? Ко мне, например? – хрипло спросил он. – А то тут многовато народу.

Соня замерла. Вот так сразу? Они не будут ходить вместе в кино и театр, он не подарит ей даже какую-нибудь захудалую розу, никаких свиданий и стихов? Ладно, про стихи она загнула, это перебор. Но вот всё остальное… просто пара коктейлей, из которых один купил Суббота, и она пойдет к нему домой?

С другой стороны, разве мама не ругала «продажных девок», которые встречались с теми, кто дарил больше подарков? Где эта чертова золотая середина, интересно?

– Чем раньше мы уйдем, тем больше успеем, – продолжил Эдик, и нежно коснулся губами её щеки. Той самой, чернильной. Это всё решило.

– Хорошо, пойдем, – согласилась Соня. – Ты далеко живешь?

– Совсем рядом, – успокоил её обрадованный Эдик. Его рука наконец-то вынырнула из-под блузки, и он потащил её в гардероб за курткой, а потом на улицу.

«Сегодня всё случится, – Соня рассеянно наблюдала за суетящимся Эдиком, который, оставив её рядом с входом, что-то спрашивал у стоящих там парней. Ответ оказался прост – Соня мельком успела заметить, как из кармана одного из парней в кармана Эдика перекочевало несколько плоских квадратиков. – Презервативы. Заботливый».

Почему-то это её совсем не обрадовало. Она редко всерьез думала о том, как и когда случится её первый раз, и уж точно не была той дурочкой, что ожидала свечей и лепестков роз, но вот эта суетливость и торопливость выводила её из себя.

«По крайней мере, позвал домой, а не затащил в какой-нибудь подъезд», – попыталась утешить она себя, но получалось плохо. Хмель прошел, похоже, двух коктейлей ей всё-таки оказалось маловато. И чем дальше они шли, тем сильнее мерзли ноги в капроновых колготках, и тем сильнее накатывало раздражение.

– Ты пялишься на эту девушку уже пять минут, – прошипела она, дергая Эдика за руку и чувствуя, с каким облегчением раздражение выплескивается на парня. – Может, хочешь пригласить её вместо меня?

Немного впереди и впрямь шла девушка, но Эдик лишь пару раз глянул в её сторону, и уж точно не пялился. На свою беду он принял её раздражение за чистую монету, и немедленно начал оправдываться. Как будто не знал, что это просто худшее, что он мог сделать. Собственно и Соня до этого момента даже не подозревала об этом.

– Я не поэтому на неё смотрю, – зашептал Эдик, даже не догадываясь, что топит себя все сильнее и сильнее с каждым словом. – Я хотел присмотреть нам с тобой жертву. Только нам двоим, понимаешь? А не как там сейчас у Субботы будет, к чему нам эта толпа, правда? Вот я и смотрю, что девчонка вроде худенькая, да на каблуках еще, мы с ней запросто справимся.

В голове у Сони снова зашумело, но такой трезвой она себя давно не чувствовала.

Она словно увидела себя со стороны чужими глазами. И, судя по тому, какое отвращение она при этом испытала, глаза были мамины. «Я тебя так не воспитывала!» – звучало в ушах, и впервые Соне не хотелось с этим спорить.

Она резко вырвала руку у Эдика и развернулась.

– Ты куда? – растерянно спросил тот, не делая попытки приблизиться. Наверное, понял, что попал впросак со своими дурацкими планами – но только злорадство не приносило облегчения, и Соня с силой топнула ногой, отчего пятку пронзила боль, туфли на каблуках не были предназначены для этого.

– Домой! Подальше от тебя, – зло ответила она сквозь зубы – нога болела всё сильнее. – И не смей за мной ходить!

После этого нужно было бы гордо уйти, но пришлось не так гордо хромать, да еще долго по прямой улице, и не свернуть никуда, как назло! Из-за этого Соня решила сделать крюк через парк, но точно обойти и оставшихся на вечеринке, и сделать так, чтобы её не нашел Эдик. Мало ли, соберется за ней следом.

А в парке было тихо и почему-то еще холоднее. Соня и без того не чувствовала коленей, а сейчас замерз еще и нос, и щеки. Она порадовалась, что на куртке есть хотя бы капюшон, и накинула его, скрывая под ним лицо. Теплее стало только ушам, так что оставалось только быстрее хромать в сторону дома.

На аллее у самого выхода из парка не горел ни один фонарь – обычное дело. Соня и не думала из-за этого переживать, пока от темной скамейки вдруг не отделилось несколько фигур. Она не успела сообразить, как её уже окружили.

7 глава

– Смотри, какая цаца гуляет и не боится, – самый высокий и толстый парень говорил так, словно с кашей во рту. Странно, что остальные его понимали. – А вы говорите, чего в парке торчим и мерзнем. Сейчас согреемся.

«Это не со мной происходит, не со мной, – мысленно произнесла Соня и зажмурилась. – Со мной и без того случилось чернильное пятно. Молния не ударяет в одно место дважды!»

– Что скажешь, красотка? – она вздрогнула, когда второй подошел сзади. – Ты вся замерзла. Согреемся вместе?

– Пропустите, я тороплюсь, – Соня попыталась двинуться вперед, прямо на толстого, в надежде, что он отступит. Где-то она читала, что гопники и собаки боятся уверенных. Что же, то ли она была недостаточно убедительна, то ли на эту банду такие фокусы не действовали. Вместо того, чтобы отступить, толстый главарь облапал её обеими руками, прижимая к вонючей куртке. Он был выше её почти на голову, отчего она лицом уткнулась в его плечо и не могла даже крикнуть.

– Какая торопливая! – хохотнул толстяк и зашарил руками по её телу. – Мне нравится!

Соня почувствовала, как его или чьи-то еще руки задирают её и без того короткую юбку, шарят в карманах. Кто-то пытался стащить колготки, а кто-то вытащил телефон. Звякнули упавшие на тротуар ключи.

Этот звук вывел Соню из ступора. Она завизжала что есть силы и завертелась, пытаясь вырваться. Ногой она попала во что-то мягкое, и по сдавленному крику поняла, что удар был удачным. Правда, второй раз ударить ей не дали, крепко прижав ноги друг к другу и подняв её как мешок картошки.

– Вот стерва! – выругался кто-то. – Сейчас я ей попорчу личико, чтобы не выкобенивалась!

С Сони сорвали капюшон, и она охнула от боли, когда её неожиданно отпустили, уронив прямо на тротуар.

– Пятнистая! – взвизгнул толстяк, который держал её за плечи. Теперь его голос уже не казался неразборчивым, зато он стал на несколько тонов повыше. – Парни, тикаем!

И через несколько мгновений Соня осталась одна на аллее. Даже её телефон торчал из сугроба. Она поправила задранную юбку и убедилась, что колготки безнадежно испорчены, после чего рыдала добрые пять минут, пока искала ключи от квартиры. И объяснить не могла даже себе, почему ревет – из-за ключей, запоздалого страха или разодранных колготок. А потом, совсем окоченевшая от ползания по заснеженному тротуару, она наконец добралась до дома. Как именно и какими дорогами, она уже не помнила. Ей хотелось просто подняться в свою квартиру, принять горячий душ, чтобы прямо кипяток, и реветь всю ночь.

Её планам в который раз не суждено было сбыться. Когда она, чуть пошатываясь и снова хромая от ноющей боли в пятке, подошла к подъезду, к ней рванулась какая-то тень.

От неожиданности Соня замахнулась ключами, целясь в лицо, но уронила ключи, увидев, кто это. Перед ней стоял одноклассник Радик.

Она была готова увидеть Эдика, тех уродов, что напали на неё в парке, Субботу, да даже маму с бабушкой, но не Радика. Они и до этого не особо общались в классе, а после того, как у неё появилось пятно, не перекинулись и парой слов.

– Что с тобой, всё в порядке? – взволнованно спросил Радик.

Соня вздохнула и присела на корточки, пытаясь разглядеть, куда в этот раз уронила ключи. Неужели она выглядит как человек, у которого всё в порядке? Отвечать на этот дурацкий вопрос ей показалось не менее глупым, чем задавать его, поэтому она предпочла проигнорировать его.

– Что ты тут делаешь, Радик? – спросила она, не поднимая головы. Она даже не вздрогнула, когда присевший рядом Радик сунул ей найденные ключи прямо в руку. Навздрагивалась за этот вечер.

– Тебя жду, – Радик подал ей руку, помогая подняться. – Окна твои темные, я переживал. Ты обычно в это время еще не спишь.

А вот это было уже интересно. Но не настолько, чтобы обсуждать это на холоде. Соня открыла дверь подъезда и кивнула Радику, приглашая следовать за собой. Он послушно потянулся следом.

Один пролет они прошли молча, потом Соня решила всё-таки уточнить, правильно ли она поняла.

– Получается, ты за мной следишь?

– Прости, знаю, звучит жутко, все совсем не так, – заторопился Радик. – Просто я…

– Ладно, потом расскажешь, – Соня поняла, что ей гораздо интереснее поскорее принять горячий душ, чем слушать трескотню Радика. Одноклассник её не пугал. Он был едва на пару сантиметров выше её, и его она знала с детства. Не слишком хорошо, но знала. И тогда во втором классе он провожал её и списывал математику… Нет, он её не пугал.

Молча они поднялись до её квартиры, Соня открыла дверь и втолкнула Радика внутрь.

– Поставь чайник и налей кошаку нежирного молока, жирное мне для чая, я сейчас вернусь, – произнесла она, прямо с порога проходя в ванную комнату. – И входную дверь закрой!

Последнее она прокричала уже из-за двери, на ходу снимая туфли и куртку и бросая на пол. Туда же полетела испачканная в грязном снеге юбка, разодранные колготки сразу отправились в мусорку.

Соня думала, что быстро согреется и выйдет, но на деле ей так хотелось избавиться от воспоминаний о мерзких прикосновений от своей кожи, что она терла мочалкой до тех пор, пока не стала вся красной. Так что, когда она наконец прошлепала на кухню в глуповатом мамином халате в цветочек, Радик уже пил чай и гладил Промокашку, а её собственный остывший чай стоял напротив.

– Предатель, – буркнула Соня котенку и взяла бутерброд, которые нарезал Радик из всего, что нашел. Чай был вкусный, бутерброды тоже, и все кошмары вечера отступали. Плакать уже не хотелось. Соня лениво подумала, что поревет потом, когда Радик уйдет, но потом сообразила, что спустя время ей реветь захочется того меньше.

– Я не следил за тобой, – снова начал Радик. – То есть, следил, но не так, как ты думаешь. Мне достаточно было знать, что ты дома и у тебя всё хорошо. Ты по вечерам обязательно подходила с кружкой к окну, я привык видеть тебя и уходить домой. Даже после того, что с тобой случилось, ты всё равно так делала. Ты такая сильная, Соня, ты не представляешь! А сегодня тебя не было и я… я не знал, что думать. Я волновался, понимаешь?

Он замолчал и уткнулся в чашку с чаем, чтобы не продолжить спрашивать, а Соня пыталась понять, сердится она или больше удивлена. Хотелось спросить у Радика, почему он беспокоился именно о ней и как давно это продолжается, но она на самом деле не была уверена, что готова узнать ответ.

А потом – она не ожидала от себя такого, невыплаканные слезы вдруг стали словами, и она заговорила о том, что собиралась держать в себе до самого исчезновения. Она не вела дневник и не была близка с мамой, да и лучшая подруга Лена точно не узнала бы этого. А вот Радику не повезло, и все её переживания вылились на него потоком.

– Я думала, что мне будет всё равно, ну какая разница, что со мной случится, если я всё равно скоро умру, – Соня говорила всё быстрее, словно опасаясь, что Радик её остановит, но он молчал. Только подтянул к себе один бутерброд, но не ел, а машинально отламывал по кусочку и оставлял на столе. – Но когда Эдик полез мне под одежду, я почувствовала себя странно. Будто это не я. Будто не имеет значения, что я скоро умру, и надо всё равно быть собой. Во что бы то ни стало. Как будто это всё еще важно! А эти… эти уроды в парке… Они лапали меня как вещь. Мне хотелось убить их, как будто…

Она замолчала так резко, что зубы больно ударились друг о друга, и она схватилась за челюсть. Чуть было не проговорилась про убийства, ну надо же какая дура!

Соня снова была на своей кухне, а перед ней сидел её одноклассник Радик с таким лицом, что она немедленно вспомнила слово в слово всё, что она говорила.

– Э-э-э, – она схватила чашку и уставилась в неё, словно надеялась найти на дне ответ. Подбеленный молоком чай был мутным и ответов не давал. – Прости. Забудь всё, что я наболтала. У меня стресс, и я не совсем трезвая, и вообще, что ты тут делаешь?

– Я же объяснил, – начал было отвечать Радик, но она его прервала.

– Ты понравился Промокашке. Будешь за ним смотреть, когда меня не станет? – она замялась. – Я знаю, что не должна была заводить котенка, но просто это вышло почти случайно. А один он пропадет.

– Подожди! – Радик вскочил, отчего Промокашка свалился на пол и с недовольным мяуканьем бросился к миске – заедать стресс. – Ты это чего? Рано ты себя хоронишь! Мы обязательно что-то придумаем!

– Мы? – Соня покачала головой. – Здоровые люди не помогают пятнистым, все сами по себе – так говорит Суббота, и у меня нет причин ему не верить. По крайней мере в этом.

– Ты такая умная, Соня и при этом такая дура! – в сердцах выпалил Радик, а потом и вовсе случилось странное. Он вдруг как стоял, так и наклонился через стол и поцеловал её. Хорошо хоть Соня уже знала, чего ждать от поцелуев, и не отпугнула его хохотом. Радика так трясло, что руки, на которые он оперся, ходили ходуном. Смеха он мог и не выдержать.

– Ты чего, зачем это, – слабо запротестовала наконец Соня, отодвинувшись вместо со стулом от стола и Радика. – Тебе что, не противно? У меня пятно на пол лица!

– И что? – глаза Радика блестели, он выглядел так, словно у него была лихорадка и температура под сорок. – Разве этими пятнами можно заразиться?

– А если да? – Соня смутилась и от этого говорила резче, чем могла бы. – Ты мог бы хотя бы спросить! Уж это я могла бы тебе рассказать!

– Мне всё равно, – тряхнул головой Радик и обошел стол, становясь рядом с Соней. – Даже если заражусь. Но ты напрасно считаешь, что не можешь мне рассказать всё. Потому что это не так, ты можешь. Ты можешь и должна. И вместе мы обязательно что-нибудь придумаем, потому что не может оно просто вот так закончится. Не может!

– Проблема в том, что рассказать я тебе почти ничего не могу, – Соня тоже поднялась на ноги, но лишь для того, чтобы скрыться за дверью холодильника. Сделала вид, что ищет что-то в нем, и заодно дала себе небольшую передышку. – Есть кое-что, доступное только тем, кто уже заражен. И мы все клянемся не обсуждать это с другими.

– Даже по секрету? – спросил Радик, берясь за дверцу холодильника прямо рядом с её пальцами и тоже заглядывая внутрь, хоть и с другой стороны.

– Даже так, – Соня неожиданно поняла, что думать о том, что ей, возможно, придется убить человека или как минимум, присутствовать при его смерти, не так страшно, как о влюбленном в неё Радике. А то, что он влюблен и, похоже, далеко не первый день, можно было догадаться. И одно дело целоваться с Эдиком, симпатичным, которому она вроде как правда нравилась, но влюбленный одноклассник? Это было слишком. Всё было слишком. Слишком мало времени для того, чтобы разобраться. Всё происходило слишком быстро.

Против своей воли она снова вспомнила омерзительные прикосновения незнакомцев в парке. Что если Радик – это её последний шанс почувствовать себя любимой, а не использованной? Понять, что же всё-таки все находят в этих отношениях и сексе?

Она закрыла холодильник и сделала крошечный шаг к Радику, и этого оказалось достаточно, чтобы он просиял и сам двинулся ближе, прижимая обеими руками к себе. Его глаза были до того счастливыми, что Соня даже усомнилась, видит ли он вообще её безобразное пятно. Вроде бы должен, но он ни на мгновение не останавливал взгляда на пораженной щеке, не отрывая взгляда от её глаз. А потом поцеловал. Снова.

Этот поцелуй был нежнее и спокойнее, словно Радик уже был уверен в её положительном ответе, даже не задав ни одного вопроса. Впрочем, Соня и не собиралась возражать. Радик был старым знакомым, даже почти другом. С ним было проще. К тому же вряд ли иначе она провела бы ночь лучше, чем рыдая до тех пор, как не уснет.

Смущало её только одно. Если судить по поведению Эдика, он был опытным в таких штуках, и Соне требовалось только плыть по течению и позволять ему руководить. С Радиком такой уверенности не было, а сама Соня очень смутно представляла, как и что должно происходить. В книгах и фильмах, что ей попадались, всё случалось само собой. Но у неё так обычно не получалось. За всю жизнь только чернильное пятно у неё появилось само по себе, всё остальное давалось с трудом. Даже целоваться она научилась только-только…

– Ты дрожишь, – хрипло произнес Радик, отрываясь от её губ. И Соня решилась.

– Я просто всё еще мерзну, – шепнула она, ближе прижимаясь к нему, и добавила. – Давай продолжим разговор в кровати?

Мысленно она выругалась. Звучало красиво и почти соблазнительно, и, если бы она сказала «постели», а не «кровати», так оно бы и оставалось. А так, хоть и оставались шансы, что Радик поймет её правильно.

Она повела его в мамину спальню, где еще со времен её отца оставалась роскошная двуспальная кровать, и первая нырнула под одеяло. Всё-таки она и впрямь очень замерзла, натянув после душа на себя один лишь халат.

Одноклассник оправдал её опасения, скромно усевшись на край постели и уставившись себе под ноги.

– Ты меня греть собираешься? – недовольно спросила Соня, которая и сама достаточно переживала о том, что они собираются делать, чтобы думать еще и за Радика. В конце концов, кто тут мужчина, она или он? Под одеялом она окончательно поняла, насколько сильно замерзла, и сейчас боролась с желанием завернуться в него как в кокон.

8 глава

Радик еще колебался, когда Соня вспомнила про кошмары и чудовищ. Пусть Эдик считал, будто об этом тоже нельзя говорить, но сама она об этом узнала от бабушки. К тому же Радику не грозила эта опасность, и с ним и впрямь можно было обсудить, существуют ли эти чудовища на самом деле, или просто плод фантазии перепуганных умирающих.

– Получается, их видят только пятнистые? – фокус удался, Радик отвлекся на новую задачку и безропотно дал себя затащить под одеяло. Правда, снял только штаны, да и то пробормотал что-то под нос вроде «уличные, грязные» и всё. Но это уже было неплохо.

– Не просто пятнистые, а те, кто уже почти исчез, – странно, когда Соня рассказывала это Эдику и слышала его подтверждение, страшно ей не было ни капельки. А сейчас стало жутковато. И она по-настоящему, а не понарошку испугавшись, прижалась к Радику покрепче. Темнота за окном почему-то начала казаться густой, словно живой.

– Ты что-то видишь? – её переживания не прошли незамеченными, и Радик тоже уставился в окно. – Прямо сейчас?

– Нет, – Соня попыталась рассмеяться, но вышло не очень убедительно. – Я не вижу по-настоящему, если честно. Но когда мама с бабушкой уезжали, мне казалось, будто кусок пространства занят чем-то невидимым, там даже снег падал совсем иначе.

– Звучит жутко, – Радик снова посмотрел в окно, а потом прямо на неё. – Соня, что ты делаешь?

Та замерла, не убирая руки с пуговиц на рубашке Радика.

– Пытаюсь тебя соблазнить? – неуверенно произнесла она, посчитав, что лучше уж он рассмеется из-за её неловких попыток, чем разозлится на глупое вранье. Не вышло.

– Зачем? – кажется, она его напугала. Он даже отодвинулся на край кровати, правда, хотя бы не вскакивая и не убегая. И чем она постоянно пугает парней, интересно?

– Ты же сам говорил, что я тебе нравлюсь, – она против воли коснулась фиолетовой щеки и тут же отдернула руку. – И что это не имеет значения. Оно правда не заразно, или ты мне не веришь?

– Я верю, – Радик всё-таки поднялся с постели и повернулся к ней спиной. Плохой знак. Соня прикусила губу и посильнее закуталась в одеяло. Может, её лицо всё-таки более уродливое, чем ему казалось изначально?

– Тогда почему? – она заставила себя продолжать, хотя горло перехватывало, и хотелось разреветься. Нет уж, если она не начала реветь раньше, сейчас точно не станет.

– Слушай, – Радик так и не повернулся к ней лицом, и Соня тщетно пыталась понять, какие эмоции он сейчас переживает. С затылка многого не спросишь, а то, что спина казалась напряженной, так оно может и от раздражения. – Еще сегодня днем ты не вспоминала обо мне и даже не подозревала о моих чувствах. А сейчас… это. Что изменилось?

Он наконец-то повернулся, и его лицо – словно окаменевшая маска! – выбесила Соню больше, чем она могла вообразить.

– Что изменилось? – прошипела она, вскакивая на ноги прямо на постели. Кажется, халат местами задрался и распахнулся – то-то Радик быстро отвел взгляд, уставившись на свои ноги, ей было всё равно. – Мне недолго осталось, вот что изменилось! У тебя есть куча времени, ты можешь ждать и тянуть сколько угодно, ты можешь мечтать о будущем и строить планы, но у меня ничего этого нет!

Она не заметила, как сорвалась на крик, и того, что Радик смотрит сейчас на неё не отрываясь, тоже. Перед глазами всё поплыло из-за слез.

– У меня ничего уже не будет, – почти прошептала она, обессиленно садясь на кровать. Этот вопль словно забрал все её силы и даже голос. – Свиданий и цветов, походов в кино. Я не собиралась замуж, знаешь? Но сейчас мне обидно, что я и не смогу выбирать, планировать мне свадьбу и детей или нет. Это пятно решило всё за меня.

– Это не совсем так, – Радик вцепился рукой в волосы, словно раздумывал, выдрать клок или просто так замер. – И знаешь, ты совершенно права. Может, я эгоист, но я не хочу торопиться и пропускать всё это и позволить пропустить тебе. Прости.

Он повернулся и вышел из спальни. Прошло несколько томительных минут, Соня ждала, что он вернется. Принесет чашку чая или кота, и они с Радиком поговорят еще раз. Она не будет рыдать, а он перестанет говорить так сухо, словно не было никаких признаний и поцелуев.

Хлопнула входная дверь.

«Может, в аптеку побежал?» – попыталась из последних сил утешить себя Соня, но прекрасно понимала, что это чепуха. Радик выразился вполне конкретно.

Что же, за один вечер она кинула парня, на неё набросились незнакомцы и парень её бросил. Правда, другой. Кажется, она не совсем правильно проживает последние дни, но довольно интенсивно.

Бодрая мысль не помогла, и она наконец расплакалась. Завернувшись в одеяло, она горько плакала до тех пор, пока не уснула.

А когда сон надвинулся на неё, как живая тьма за окном, она увидела их. В этом сне город также, как и в реальности, накрыла ночь, но теперь она видела кое-что еще. Огромные животные бродили по городу. Силуэты были четкими, и она с легкостью узнала крокодила, обезьяну и медведя. Вдалеке медленно покачивалась на коротких лапах черепаха, вытягивая похожую на змеиную голову. Они все двигались неспешно, проходя сквозь дома и словно не замечая этого. Прямо через них ехали автомобили и спешили припозднившиеся люди. Никто не видел этих существ, возвышающихся над городом как будто он был всего лишь крошечной моделью самого себя… дурацкий сон.

Соня проснулась и глянула на часы, чтобы убедиться, что еще глубокая ночь. Она поднялась с кровати и прошлепала на кухню, чтобы налить себе воды, да так и застыла у окна. Мгновения, когда она еще находилась между сном и явью, хватило, чтобы она увидела огромный силуэт четвероногого остроносого животного. Но стоило ей моргнуть и потрясти головой, отгоняя остатки сна, как оказалось, что это всего лишь тени так причудливо расположились на домах и вдоль улицы.

– Это всё сны и дурацкие разговоры перед сном, – проворчала Соня вслух. На голос прибежал Висасуалий, он же Промокашка и с разбегу зарылся мордой в корм. Это бодрое похрустывание окончательно избавило Соню от мрачных иллюзий, и никаких силуэтов она больше не видела, хотя еще долго всматривалась в темноту за окном.

Когда она снова забралась в постель, котенок расположился рядом, прижался теплым боком и привычно затарахтел, погружая Соню в крепкий сон без сновидений.

Проснулась она довольно рано и с неожиданно непомятым лицом. Только пятно расползлось до подбородка и измазало губы. На губах фиолетовый цвет чернильной болезни стал настолько насыщенно-темным, что казался черным.

– Чудненько, – буркнула Соня, разглядывая себя в зеркале. – Теперь точно никто целоваться не полезет. Очень удобно.

Она собрала сумку в школу, позавтракала и накормила котенка, и всё ещё успевала вовремя. Удивительно, как сложно оказалось бунтовать, когда мамы больше не было рядом. Соня еще с минуту размышляла, не остаться ли дома перед телевизором, но потом сообразила, что Радик может решить, будто она не пришла из-за него, и решила не доставлять ему такого удовольствия.

И только зайдя на школьный двор и упершись взглядом в кальмаров, она поняла, что Радик – не единственный, кто ждал её в школе.

Суббота приветственно махнул рукой и сам первый двинулся к ней навстречу. Неслыханное дело.

– Привет, дорогуша, – он растянул в улыбке толстые губы, но Соня не улыбнулась в ответ, мучимая мыслью, выглядит ли её собственной рот таким же черным. – Вы с Эдом очень быстро удрали вчера. Я вас не виню, последние крохи любви, всё такое…

Он ухмыльнулся, отчего его в целом красивое фиолетовое лицо стало неприятным. Соня неуверенно кивнула, пытаясь сообразить, додумал Суббота сам про их уход, или уже поговорил с Эдиком, и тот её не выдал.

– Однако участвовать в охоте должны все кальмары, – чуть повысил голос Суббота, пользуясь тем, что рядом с ними никого не было. – В воскресенье жду тебя там же. Оденься только потеплее, чтобы не отвлекаться. Мы договорились?

Это был не вопрос, поэтому Соня кивнула и еле слышно пробормотала:

– Конечно, Влад. Я приду.

И поспешила к входу в школу, благо до урока оставалось не так много времени. И всё равно, пока шла, она чувствовала спиной внимательный взгляд. Неприятное чувство.

В класс она почти вбежала, удачно улизнув от подруги из параллельного. Та не первый день пыталась поймать её и поговорить, но о чем Соне было говорить со Леной, она понятия не имела. Та была обычной старшеклассницей, строила планы на поступление в университет и заглядывалась на нового учителя химии. И она не была чернильной, совершенно точно. Так что разговаривать им совершенно было не о чем.

Однако радость Сони быстро сменилась недоумением, стоило ей только бросить взгляд на её парту. Она сидела на первом ряду, у окна, пересела с тех пор, как появилась пятно, чтобы подольше к одноклассникам быть светлой половиной лица. Глупость, конечно, будто это могло помочь всем забыть о её болезни, но уж как есть. С ней никто не сидел. На математике подсаживалась Линда с лицом тревожно-отчаянной подруги, готовой на всё ради близкого человека. На деле она просто надеялась продолжать списывать решения примеров – в математике Линда была хуже, чем устроитель вечеринок, а этого определение многого стоит.

Но сейчас на соседнем с её стуле сидел Радик, а рядом с ним – на Сониной половине парты лежал небольшой аккуратный букет цветов. Ничего особенного, несколько роз и всякая мелкая пестрота для объема, но Соня расплакалась.