Черноземье 3

Глава 21

Перегон большой толпы будущих строителей нашего местного БАМа в немного подготовленную гвардейскую казарму на двести воинов я решил проконтролировать лично. Привели ее в порядок, насколько это было возможно, за пару дней перед планируемой операцией. Там всем хватит места на деревянном полу, есть отхожие места и проточная вода, а гвардейская кухня находится совсем рядом, в соседнем здании.

И толпа арестантов очень большая получилась, если решат резко разбежаться и лови их потом по всему городу, и оставшиеся на свободе пособники могут перекинуть им холодное оружие с какой-нибудь крыши. Вряд ли успеют организоваться так серьезно, конечно, но все бывает на этом свете.

Хотя похоже, что серьезной публики на свободе не осталось вообще. Стремление выглядеть крайне суровыми товарищами с кучей чернильных наколок подвело всех одинаково под один и тот же монастырь.

Еще понятно, что не все они одеты по погоде для работы в лесу, и верхнюю одежду захватить не успели во время стремительного выдворения на улицу, да и самой ее у них вообще нет в наличии. Ведь при жизни в городе всякие фуфайки или теплые штаны с крепкими сапогами не особо требуются, путешествовать в Черноземье не куда, если только не отправиться чистить Башни Севера под предлогом туризма.

Тем более, что не требуются зимняя одежда уголовной поросли, которая везде ходит в блузах на выпуск по астрийской моде городского дна, демонстрируя свою закаленность и работать руками вообще никак не собирается.

Ничего, это вопрос легко решаемый, ведь много старой потрепанной гвардейской формы с еще крепкими сапогами второго-третьего сроков носки хранится на складах Гвардии. Сдирай гвардейскую символику и знаки различия и вот тебе готов теплый бушлат и хорошо прошитые порты для арестантов.

Избалованным хорошим снабжением защитникам города эти потрепанные вещи уже не предложишь, все знают свои нормы вещевого довольствия, а будущим ЗеКа на постройке начального участка трассы Сторожка-Первый Перевал вполне сойдет, даже за счастье окажется после первого же дня на рабочем месте.

Три сотни перегнали в середине дня в плотном окружении ополченцев и гвардейцев, никто даже не рыпнулся, хорошо понимая, что есть четкий приказ никого не жалеть. После этого взяли под охрану эту казарму уже одни гвардейцы, а ополченцы дружно пошли сдавать свое оружие в арсенал, все те, кто участвовал в конвоировании.

Так что на второй день вечером ополчение было официально распущено моим приказом, три сотни жуликов приготовлены для перехода за Протву, сотня с мелочью матерых бандитов жестоко тоскует по так быстро пролетевшей привольной жизни в трюмах двух шхун и еще частично в подвалах центральной Караулки. Еще сотня тех, кого я не успел опросить лично, ждет своей очереди в камерах Сторожки у Речных ворот, набитые туда как селедки в банке.

Но это в основном уже явно случайно попавшие под облаву местные жители Черноземья, обычные крестьяне, хотя и жуликов среди них немало найдется. Бродили с утра по улицам центра или в порту, бдительно высматривая, чтобы такое украсть и поэтому в облаву первого дня не попались. А вот на второй день им уже так не повезло, когда пришли отлежаться во внезапно опустевшие комнаты.

Первая сотня приговоренных лично мной в окружении полусотни конных гвардейцев уходит с утра третьего дня. За колонной следуют три подводы с выделенным пайком, кое-какая столовая утварь, всякие миски и плошки, поварешки и ложки, пара котлов и еще теплая одежда на всю сотню. Гвардия даже рада разгрузить давно и плотно набитые склады, как говорит мне сам Генс.

— По спискам есть двенадцать сотен комплектов старой формы и столько же обуви, так что хватит им на три года работы. Хранили все на случай серьезной войны, она к нам пришла, но выдавать не начали и правильно поступили.

— На столько не хватит, но пусть берегут одежу и обувку, следующая приедет через полгода, не раньше, — отвечаю я ему. — Летом то другая одежда нужна, типа вашей форменной, но самая дешевая пусть будет. Придется мне самому заказать в швейных мастерских.

Ну, до лета еще два с половиной месяца, время есть на пошив очень простенькой, но максимально крепкой одежды.

С утра инструктаж этой полусотни:

— Ваше дело доставить преступников к бывшей Сторожке. Там вас встретят степняки, передадите всех по прилагаемому списку старшему фолы. Фола — это отряд в двести пятьдесят всадников, но там примерно в два раза поменьше воинов будет. Скажете, что Мастер Ольг приедет через два дня, будем дорогу размечать в лесу. Пусть бросают этих сразу же на обустройство жизни в бывшей Сторожке, ремонтируют крыши, пилят доски и восстанавливают забор по кругу. Завтра еще одну сотню отправим, потом уже я с примерно сотней или полуторами сотнями приеду сам.

— То есть только отдать по счету и передать ваши слова, Капитан? — спрашивает старший конвойной полусотни. — И подводы выгрузить, чтобы с собой увести?

— Да, больше ничего особо. Степняки сразу возьмут в оборот этих жуликов, это вас уже не касается, что они будут с ними делать. Лучше не задерживайтесь лишнего там, методы принуждения у орды весьма кровавые. Особо буйных можете связать в дороге и просто притащить с петлей на шее. Помните, от того, что несколько этих астрийских жуликов помрет по дороге — ни у кого нигде не убудет, так что пожестче с ними.

Ошарашенные новостью о том, куда придется доставить арестантов и кому передать гвардейцы крутят головами, но приказ ясен. Теперь приходится не воевать с кочевниками, а по деловому передавать им рабочую силу, которая пока об этом даже и не догадывается.

— Да, вот такая теперь у нас жизнь, но это нужное дело, тут спорить нет смысла, — добавляю я напоследок. — Всем гвардейцам держать язык за зубами, чтобы ни одна душа не знала, куда ведут арестантов. Это в ваших же интересах, чтобы не пробовали разбегаться и вообще оказывать сопротивление. У вас одни астрийцы в колонне, вообще можете их не жалеть.

Я пока допрашиваю последних задержанных, шестьдесят человек после бессонной ночи в заключении очень счастливые отправляются по домам, десяток на корабли и три десятка в казарму Гвардии.

Итого на рудники плывет сто десять будущих каторжан, правда, не все из них перенесут дорогу, ведь пытавшиеся сопротивляться или дерзить сильно избиты, лечить их никто не собирается, так что все в руках божьих.

На строительство дороги будет выведено триста тридцать менее важных жуликов, еще примерно два десятка самых отпетых не перенесли задержания и допроса.

По итогу город стал безопаснее на четыреста шестьдесят криминальных граждан, что составляет не весь состав нехороших товарищей, но самые основные члены преступных сообществ все здесь. У них такая выразительная внешность, что те же гвардейцы, нормально присмотревшись к матерым уголовникам, теперь всегда завернут руки при встрече такому товарищу. Сито облавы упустило немало остальной мелкоуголовной шелупони, большей частью местных жуликов, проживающих в других райнах города, но теперь таких будут тщательно высматривать сами ополченцы, чтобы не расцвела снова пышным цветом малина.

Всех серьезных душегубов мы замели, а спрятавшаяся мелочь не сможет себя сурово поставить и что-то внушить тем же рядовым ополченцам, не говоря уже про гвардейцев, так что криминальный мир Астора получил смертельное ранение и уже вряд ли оправится в ближайшее время. Теперь бы побыстрее отконвоировать их новым надзирателям и жизнь в городе здорово наладится.

Такая ситуация мне очень нравится, напоминает первые мои месяцы в Асторе, когда горожане еще особо не замечали пытающихся самоорганизоваться начинающих преступников.

Понятно, что никто из самого Совета Капитанов совсем не против такого решения серьезно проблемного вопроса, а если кто и захочет спросить про жителей города, безо всякого приговора суда попавших на принудительные работы, то потом можно даже заняться этим процессом, чтобы официально осудить бедолаг.

А можно и отпустить совсем, чтобы все остальные жулики в городе знали, куда их приведет опасная тяга к чужим деньгам.

В руки беспощадных степняков приведет, а это путь постоянной боли и непрерывных страданий.

Пока я докладываю в Совете о результатах облавы и прошу предоставить мне местного спеца по строительству зданий и сооружений. Сам я ни разу не строитель-дорожник, да и не строитель совсем, так что мне нужна серьезная консультация от технического специалиста.

Такой в городе быстро находится, и я пару часов выспрашиваю у него про местные техусловия для строительства дорог, типа грунтовых с обычной подсыпкой землей и колотым камнем. Потом все же понимаю, что учиться такому предмету мне немного поздно и сообщаю строителю, что завтра мы выезжаем в сторону Сиреневых гор на рекогносцировку лесной местности, где пойдет трасса М95, как я называю ее для сугубой важности.

Цифры произношу, конечно, на местном языке.

Молодой мужчина по имени Тельсур больше строитель фундаментов домов и всяких городских сооружений на благо города, но сама мысль поучаствовать в таком мегапроекте его здорово воодушевляет. Тем более, что постройкой местных дорог и их ремонтом он тоже занимается время от времени.

— А какие условия для строительства? Какие грузы должна выдерживать дорога, если например зимой или в осенние дожди будет использоваться, — спрашивает он меня о том, что я сам не знаю.

— Ну, примерно одну тяжело нагруженную подводу и все. Двухполосный автобан мы строить не будем, — говорю я фразу, ему не понятную в принципе. — Да, обычную грунтовую дорогу, самую дешевую в строительстве и содержании, по которой может проехать караван подвод в одну сторону. Или два всадника стремя к стремени.

Так что на третий день вместе с караваном в сто тридцать будущих работников, полусотней охраны, моими двенадцатью охранниками и самим Тельсуром мы выехали из города сразу после раннего завтрака.

Арестанты попробовали отказаться выходить из казарм, были сурово побиты ножнами и плоской частью местных мечей, так что заработали пару переломов, много шишек и кровоподтеков на рожах.

Поэтому все же оказались построены в колонну по трое, самые борзые даже привязаны веревками друг к другу.

Палантиры у меня при себе, фузея тоже, винтовку и остальное добро везет один из охранников рядом со мной.

Все на лошадях из гвардейских казарм, моих личных нет смысла забирать из мастерских, где кипит работа.

С нами одна подвода для обустройства домика около моста, две уже наших лично с нашими лошадками. На них везем пару палаток для меня с охраной и еще еду с большим запасом для себя и арестантов, будущих строителей.

Я собираюсь сейчас довольно тщательно изучить маршрут будущей дороги километров на пять от Сторожки, поставить по ее краям шесты, чтобы обозначить границы трассы. Потом разведать маршрут дальше без таких подробностей, отмечая будущую дорогу метками на деревьях. Нам нужно как-то найти щель в краю каньона, в которую потом начнет снизу подниматься дорога. Для этого мне придется самому попозже сходить в Храм, оттуда направиться в каньон и из него через этот природный провал спуститься в лес, где оставить метки на будущее.

Наверно, даже саму основу дороги уже в горах лучше начинать оформлять именно сверху, так будет гораздо проще скидывать камни вниз под правильным углом.

И, наконец, сейчас в паре дней пути от Сторожки я должен добраться до своих тайников, чтобы хоть теперь понять, остались ли они нетронутыми или мне придется искать другие источники финансирования для совершения намечаемого технологического прорыва в Черноземье.

Мастерские теперь дают очень серьезные деньги, хамам тоже начал приносить прибыль, так что через несколько месяцев у меня будут средства на обеспечение технической революции на самом первом этапе. Только на Орнию и ее возрождаемое агентство недвижимости этих денег точно не хватит.

А если сокровища на месте, то хватит на все сразу же и надолго.

Так что это очень важный вопрос — нашли ли те же гильдейцы мои тайники или все нет.

Ехали долго и медленно, ибо никуда торопиться арестанты не хотят, понимая, что ничего хорошего в том направлении их точно не ждет. Но явно, что еще не знают, чем им грозит уже сегодня к вечеру переход через Протву.

Всем конвоирам сказано строго-настрого язык про конечную цель путешествия держать за зубами, иначе сопротивление арестантов увеличится в разы, они просто начнут кидаться на конвоиров и пытаться отнять оружие.

Что такое работать под надзором степняков — примерно все понимают.

Конвоиры из гвардейцев понятно, что так себе, сильно хлестать и торопить уже сплотившуюся массу арестантов они просто не умеют. Позади всех отдельной кучкой идут местные жители, которые стали делиться компроматом о стражниках, а перед ними как раз те, которых разговорить не удалось. Поэтому я и хочу побыстрее снять с шеи Гвардии такую обузу, к которой они изначально не готовы.

— Останови караван, — скомандовал я командиру полусотни, когда по моим подсчетам пришло время что-то менять.

До моста еще двенадцать километров и до Сторожки оттуда примерно три с половиной, с такой скоростью три километра в час нам туда топать шесть часов, а стемнеет уже через пять.

Он поскакал вперед и вскоре колонна недовольно вертящих головами по сторонам арестантов встала.

— Значит так, если не успеем дойти до бывшей охотничьей Сторожки, то ночевать будем прямо на этой мокрой дороге! Или еще на такой же мокрой поляне! Там вас ждет еда и укрытие от холода и дождя, а здесь ничего такого нет. Кормить будут только там! Я тепло одет, как мои люди и как все гвардейцы! Тем более мы будем жечь костры вокруг лагеря! Как будете вы спать на голой земле холодной ночью — это ваше дело! Нянек у вас больше нет, если вы все замерзнете, нам станет только проще, — привираю я на всякий случай, пусть думают, что мы просто куда-то изгоняем криминал из города.

На какие-то лесозаготовки или новый рудник.

Даже таким способом чистим город, пусть пока надеются вернуться, как только окажутся на свободе. Наивно, конечно, надеются.

— Или шевелите ногами, или утром окажетесь больными, начнете кашлять и быстро помрете, ведь лечить вас больше некому!

— А там точно есть тепло и еда? — крикнул кто-то из среднего ряда.

— Там есть все! И бывшие казармы Гильдии, и готовый ужин!

Да, сейчас я даже не вру, все это в Сторожке есть, но как себя станут вести степняки с новоприбывшими — даже не представляю. Могут и не кормить пару дней и ночевать оставить на улице, это уже их личное дело.

Да чего я себе вру? Очень даже представляю, но лично видеть и слышать не хочу.

После недолгих переговоров между собой арестанты прибавили ходу и стали выдавать раза в полтора больше по расстоянию каждый час. Деваться им тоже некуда, если в тесноте закрытого двора Караулки они могли еще как-то погреться друг об друга, то на открытой местности замерзнут сразу в одних рубахах и блузах, да еще сидя просто на сырой земле.

Так что до моста мы добрались через три часа, быстро перешли его, потом зажгли факелы и через час добрались до бывшей Сторожки.

Там горят костры во дворе и масляные лампы над уже восстановленными воротами, теперь леса выросло вокруг видимо-невидимо, а древесина часто попадающейся здесь сосны-ели прекрасно и жарко горит, причем еще очень долго.

Просто какое-то уникальное дерево по своим характеристикам.

Колонна залетает с ходу во двор через открывающиеся ворота, и я вижу, как степняки радостно обступают новую рабочую силу. Как раздаются первые пораженные крики попавших в западню арестантов, теперь понявших, кому они понадобились в этих глухих местах так срочно. Не знаю, что все они подумали про меня и не хочу знать, теперь у них курс реального выживания в полный рост предстоит впереди. Пусть лучше не тратят последние силы на бесполезное в этих обстоятельствах возмущение. И очень сурово наказуемое сопротивление.

Я спешиваюсь и смотрю, как следом заезжают две подводы с одеждой и пайками, посудой и прочими вещами, необходимыми всем арестантам, у которых ничего нет с собой. Третью телегу оставляем при себе, там наши вещи, а эти две остаются при строителях, чтобы возить инструмент и все нужное остальное.

Вскоре уже знакомый начальник фолы выходит ко мне, мы здороваемся по южному и я объясняю ему, что сейчас пусть принимают народ под свою опеку.

— Списки завтра сверим, тогда и поговорим нормально. Там еда вам и работникам на телегах. Еще со мной остался один десяток арестантов, они пошли на сотрудничество с властью. Поэтому я попрошу устроить их в теплые места и особо не обижать. Чтобы помогали вам управлять остальными работниками.

Бей фолы степенно кивает головой и командует закрывать ворота. Негодующий вой из двора не смолкает, уже слышен свист степных плеток, поэтому я побыстрее ухожу от Сторожки.

— Где вставать будем, Мастер? — спрашивает старший полусотни.

— Давайте обратно к трактиру! Там хоть колодец есть, даже два, — я не хочу всю ночь слушать крики наказанных степняками за непослушание арестантов.

Пока они вобьют им правильное понимание новой реальности — не одна спина покраснеет от плетки. Да и другие крайне суровые методы воспитания возможны, а я хочу спокойно спать сегодня.

— Не отравлен он? Вдруг туда трупы побросали степняки? — старший правильно подозревает ордынцев в особом коварстве, когда мы добрались ускоренным маршем до обгорелых развалин трактира.

— Не должны были, сами же там пили. Но я проверю обязательно, — у меня как раз с собой артефакт для проверки ядов.

После недалекой поездки уже в полной темноте охранники быстро ставят палатки себе и мне.

Гвардейцы рубят деревья на дрова, сами ночевать будут не так прекрасно, но вполне привычно для своей жизни.

Мне приносят ведро воды из колодца, совсем не сгоревшего в этом море пламени.

— Да вроде чистая! Мастер Ольг! Я принюхался, если бы что было, то это чувствуется, — понятно, что это кто-то из гвардейской разведки с нами сегодня отправлен.

Я включаю камень-светильник, при его тусклом свете проверяю артефактом воду.

Загорается зеленый свет, и я сам для пробы отпиваю из ведерка.

— Чистая!

Все, теперь только ужин из котла с кулешом и потом спать, завтра очень много дел.