Анатолий Бурак. Чёрные паруса
Не так страшен дурной сон, как то, что можно увидеть проснувшись.
Император Ху. "Книга Постоянств".
Если тебе не удается найти выход из безвыходного положения, попытайся
отыскать вход.
Император Ху. "Книга Постоянств".
Глава 1
- Всё дело в том, что ты боишься! - Девичий голосок звучал насмешливо, а в
глазах искрились весёлые огоньки. - Эх ты! Умник!
Я насупился и, натянув маску, вновь погрузился.
Провожая, Лена шлёпнула ладошкой по воде, отчего концентрические круги, переливаясь и сверкая всеми оттенками спектра, образовали сказочный нимб вокруг хорошенькой головки. Я опускался лицом вверх и любовался милым, взывающим грустно-щемящее чувство образом, который благодаря преломлению света и необъективному моему отношению, казался неземным. И вот-вот готов был причислить обладательницу к лику если не святых то, по крайне мере жительниц, как минимум Олимпа.
Помахав, Лена скрылась за бортом шлюпки и, развернувшись, я споро заработал ластами. Здесь, на мелководье, утонуть проблематично. Даже такому зелёному новичку, как я. Собственно, из-за небольшой глубины и удаленности от чужих глаз (относительной, конечно, ибо летом на Чёрном море трудно сыскать безлюдный уголок) выбрана именно эта бухта.
Уже третье лето подряд упорно возвращаюсь в маленький крымский посёлок,
стоящий прямо на берегу. И, хотя родители, с удивлением поднимающие брови всякий раз, когда озвучиваю место проведения очередных каникул, ничего не говорят, вижу, что мать озабочена сверх меры. Ну и пусть. "Дом там - где сердце" - гласит народная мудрость. Конечно, небольшая пристройка с отдельным входом и нехитрыми удобствами, располагающимися на улице и включающие дощатый туалет и умывальник, кое-как приколоченный ржавыми гвоздями к покосившемуся, столбу, разительно отличается от чистеньких пансионатов Чехии и Болгарии, но я упорно стремлюсь сюда.
Унылый пустынный пляж, залитый жаркими лучами солнца, перевёрнутые вверх дном рыбацкие баркасы. Да редкие отдыхающие, польстившиеся на сомнительные радости одиночества. Большинство приезжих предпочитает проводить отпуск в местах более цивилизованных. Где можно убить время в баре, сходить на дискотеку или посмотреть кино. Если бы не отвратительно жуткое настроение, нахлынувшее три года назад после того, как Ольга вдруг вышла замуж, вряд ли бы здесь оказался. Но тогда, желая забиться в какую нибудь глушь, едва выйдя из Аэропорта, разорвал путёвку в дом отдыха и, поймав левака, просто махнул рукой.
- Давай вдоль побережья, там посмотрим.
Привыкший к требованиям туристов частник лишь хмыкнул. И, с любопытством сверкнув глазами, назвал цену за километр. Причём явно с учётом обратной дороги, которую возможно поедет порожняком.
Я кивнул, и мы тронулись навстречу судьбе.
Местечко с оригинальным названием "Рыбачье" приглянулось сразу. Вернее, показалось настолько отвратительно убогим и зачуханным, что просто диву дался. Ну, не может быть в каких-то тридцати километрах от изобилующего толпами курортников современного города подобного захолустья. То есть, это по моим, "столичным" меркам посёлок показался таковым. Три десятка некрашеных домишек. Покосившиеся плетни да веранды, увитые виноградом. Всем, а, скорее всего, самому себе назло, попросил остановиться возле строения, судя по отсутствию проводов не имеющего не то, что связи с внешним миром, но даже и электричества. Расплатившись, вытащил из багажника рюкзак, враз показавшийся безбожно ярким и нарядным на фоне крыльца из потемневших не струганных досок и, слыша за спиной урчание удаляющейся машины, постучал.
Первые дни, уныло бродил вдоль кромки прибоя, изредка окунаясь и валяясь на гальке, заменявшей песок. Любовался стаями чаек, пускал по воде голыши, считая, сколько раз те подпрыгнут, отскакивая от поверхности. И баюкал, лелеял страшную тоску. Хозяйка, крепкая, загорелая женщина лет шестидесяти, которую, язык не поворачивался назвать старухой, глядя на малахольного постояльца, только хмуро качала головой. Наверное, за долгую жизнь повидала всякого. И полагала "страдания юного Вертера" блажью избалованного мальчишки. Теперь, усиленно работая ластами, и сам понимаю, что так оно и было. Но тогда...
Лена появилась где-то через неделю. Тощая голенастая девчонка, в умильной соломенной шляпке и светло голубых шортах. Как обычно, я угрюмо просиживал штаны на берегу, что-то бубня под нос.
- Привет!
От неожиданности я вздрогнул, что побудило нахалку, нарушившую уединение страдающего и раздумывающего о "бренности бытия" девятнадцатилетнего балбеса, разразится звонким смехом.
- Здравствуй.
С высоты "прожитых" лет и обременённый тяжким грузом неразделённой любви я
казался себе эдаким взрослым дядей, с немым укором взирающего на неразумное дитя.
- У вас кто-то умер? - Не скрывая насмешки, спросила Лена.
То есть, это потом узнал, что она именно Лена, а не Таня, Света, Марина или - упаси Боже - Ольга.
- Да. - Сквозь зубы процедил я, недвусмысленно давая понять, чтобы настырная
пацанка отвязалась. - Любимая кошка.
- Дурак!
Шкетка повернулась и, всем своим видом выражая презрение, затопала вдоль
берега.
"Ну и вали, хамка".
Вновь уставившись в подёрнутую лёгкой дымкой морскую гладь, машинально стал нашаривать очередной камешек. Однако против естества не попрёшь. И, за неделю одиночества я, как и всякое общественное животное, именуемое Хомо Сапиенсом, изрядно истосковался.
Швырнув - и довольно неудачно - снаряд, который, лишь один раз отскочив от поверхности, с тихим бульком ушёл на дно, повернулся в сторону девчонки. Увы... Той и след простыл. Пляж, просматривавшийся на многие километры в обе стороны, оказался девственно пуст и, чтобы исчезнуть, та должна быть волшебницей. Вскоре заметил аккуратно сложенную на берегу одежду и, облегчённо вздохнув, стал шарить глазами по воде.
Увы... Ни в десяти, самонадеянно отмерянных мной для девчонки, метрах от берега, ни в двадцати никого не обнаружил. Переведя взгляд дальше, увидел лишь небольшие волны... и всё.
- Эгей! - Раздался крик. - Так и будете стоять?
Вытащив из кармана очки, нацепил и, вооружённый оптикой, окинул взглядом
акваторию.
Это оказалось выше понимания. Ибо маленькие дети должны плескаться в лягушатнике. Да и то, непременно под присмотром взрослых. Эта же самоуверенная особа, наплевав на соображения безопасности, уплыла на добрую сотню метров. Благо, никаких буйков, здесь не водилось. Равно как и накачанных и загорелых спасателей.
- Чёрт! - Выругался я. И, уже погромче, добавил. - Немедленно возвращайся
обратно!
- Вы что, боитесь?
- На воде может случится всякое. - Солидно, насколько позволял голос, заявил
я.
- Хорошо. - Как-то слишком быстро согласилась юная ведьма.
И, сделав пару энергичных гребков, вдруг неожиданно жалобно пискнув -
"Помогите"! - скрылась под водой.
От ужаса я позеленел. Ситуация - хуже не придумаешь. Видеть, как на твоих глазах гибнет человек, и отчаянии кусать локти, ибо не силах помочь. Так как плавать не умею. Конвульсивно барахтаясь, девушка показалась на поверхности и, что-то невнятно прохрипев, вновь исчезла в пучине.
"Ну и пусть" - стиснув зубы, подумал я, лихорадочно срывая одежду. - "Так мне и надо".
Вообще-то, как пишут в анкетах "на воде держусь". И, подражая собаке, могу проплыть метров двадцать. Или, даже, тридцать. Но и только. О том, чтобы одолеть сто - не шло и речи. А, если вдруг, случится чудо, смогу совершить невозможное и добраться до тонущей... Надо ведь ещё вернуться. Беспомощно оглянувшись и в негодовании пнув снабжённый толстенной ржавой цепью, на которой висел здоровенный амбарный замок, баркас я решительно ступил в воду. Экономя силы, зашёл по грудь и, набрав побольше воздуха, начал олимпийский заплыв. Силы кончились где-то на пятидесятом метре. "Рекорд" - как-то отрешённо подумал я и, чувствуя, что сейчас захлебнусь, улёгся на спину, чтобы перевести дух.
Как ни странно, утопающая притихла, что, в свою очередь, навевало не очень оптимистическое настроение. "Не успеть". - Сонная, словно дохлая рыба мысль, вяло продефилировала на краю сознания. Ага, попробуй тут, изобрази человека Амфибию, когда сам вот-вот пойдёшь на дно. Но поскольку, несмотря на - чего уж греха таить - довольно хлипкое сложение, всё же считаю себя мужчиной, перевернулся на живот. И, стиснув зубы, споро заработал руками. Самонадеянная идиотка, бесшабашной бравадой поставившая обоих на край гибели опять показалась над водой. Кричать, правда, не кричала а, хватанув воздуха, скрылась из поля зрения. Показалось странным, что расстояние резко сократилось. Чем-чем, а выпадением памяти никогда не страдал и хорошо помню, что успел одолеть лишь половину пути.
"Неужели, ужас действительно придаёт силы"? - Подумалось вдруг. Однако на досужие гипотезы не оставалось времени, и я старался как мог. Всё бы хорошо, если бы не проклятая судорога. Как это обычно случается с разными придурками, в чьи ряды, без сомнения, могу смело записать и себя, сюрприз подкрался незаметно. Жуткая боль охватила правую ногу, и я немедленно стал тонуть.
Вот и всё... Смело можешь претендовать на идиотскую премию, учреждённую
кем-то из американцев. Присуждаемая за самую нелепую смерть, она, если можно так выразиться, "вручается" постфактум. За то, что недотёпа избавил человечество от набора своих никчемушных и непутёвых генов.
Лёгкие объяло огнём, в глазах потемнело. К тому же, животный страх, охвативший целиком и полностью, оказался так силён, что чувствовал, как останавливается сердце. Однако он способствовал выбросу в кровь лошадиной дозы адреналина. Изо всех сил работая руками, как-то ухитрился вынырнуть и, кашляя и хрипя, просипеть: "Помогите"! По злой иронии судьбы, спасаемая, до которой оставалось каких-то десять метров, практически в унисон крикнула то же самое. Забавная, должно быть, картина. Если наблюдать со стороны, разумеется. Подобные анекдотические ситуации здорово смотрятся на экране. Когда сидишь в уютном кресле и, потягивая кока-колу и дымя хорошей, дорогой сигаретой, с усмешкой наблюдаешь за бедой, в которую, по воле начудившего сценариста, попали другие. Заранее предполагая, что всё, так или иначе, кончится хорошо.
Затем накрыло с головой. Сил не осталось не то, чтобы шевелить руками, но
даже смежить веки. Так и тонул, глядя на пузыри, вырывающиеся из непроизвольно раскрывшегося рта. Делая страшное усилие, чтобы не вдохнуть и, уже зная, что всё бесполезно, дёрнулся в последний раз и потерял сознание.
Лёгкие, по-прежнему саднило, макушка болела, словно кто-то небрежно снял скальп. К тому же, в нос, в глаза и уши набилось столько песка, что хотелось выть. Во рту его, кстати, тоже собралось немало. Попытавшись сообразить, где я, понял, что лежу на животе, перекинутый через острую коленку. Уткнувшись мордой в землю и изрыгая потоки жгучей, противно пахнущей блевотины. И, само собой, жадно
вдыхая, ухитряюсь зачерпнуть ноздрями и губами противного крошева.
- Что же ты молчал, что плавать не умеешь? - В звенящем девичьем голосе слышался презрительный гнев, пополам с облегчением.
Что-то пробулькав, попытался сползти с её коленки и принять подобающую
мужчине позу.
- Эх ты!
Резко выдернув ногу, обладательница дурных манер встала и, по-видимому,
сочтя, что клиент выживет без её участия, подобрала шорты и, нахлобучив шляпку, направилась прочь.
- Погоди! - Крикнул я. То есть, в тот момент показалось, что голос звучал достаточно громко. На самом деле, с уст сорвался еле слышный шёпот. - Постойте!
Вызывающе покачивающая бёдрами русалка притормозила и, глянув через плечё,
состроила гримаску.
- Ну?
- Благодарю вас.
- Вам спасибо. - Хмыкнула она. - Меня ещё ни разу не спасали. Тем более,
подобным образом.
Почувствовав, как краска стыда заливает щёки, я обиженно отвернулся. Но,
услышав, что девушка удаляется, поднялся и, отряхиваясь и отплёвываясь, бросился следом. В тот момент совершенно не думал, как выгляжу со стороны. Напрочь забыв, что с недавнего времени являюсь стойким женоненавистником и презираю слабый пол, догнал русалку и, забежав вперёд, преградил путь.
- Ответь, пожалуйста, на один вопрос.
- Вот ещё. - Фыркнула та и, откинув с лица прядь волос, усмехнулась. -
Впрочем... спорим, угадаю, что ты спросишь.
- Откуда ты... - Начал было я и рассмеялся. - Ситуация столь очевидна, что
нет нужды произносить что-то вслух.
- Ага, так и есть! - Проказница, чьи шалости едва не довели до могилы,
рассмеялась. - Все вы, мальчишки, одинаковы.
- Значит, я прав? - Голос задрожал от обиды и гнева. - Ты всё нарочно?
- Сам дурак!
Мне показали язык и шалунья, высоко подбрасывая голенастые ноги, умчалась
прочь.
Что и говорить... Знакомство оказалось незабываемым. На следующий день,
дуясь, как и положено одураченному и униженному, валялся на узкой койке в снятом закутке. Хозяйка, до сих пор при виде меня еле уловимо неодобрительно качавшая головой лишь усмехнулась. Сдался на третьи сутки и, убеждая себя, что мне совершенно нет никакого дела до малолетних обормоток, выбрался на свет божий.
К удивлению, никто не показывал пальцем, а из-за увитых плющём плетней не
звучали насмешки. Сонный южный посёлок, словно не заметил моего двухдневного отсутствия. Пройдясь по безлюдной улице, вышел на роковой пляж. И, конечно же, обнаружил там вызвавшую столь противоречивые чувства особу.
- А-а, это ты. - Как старому знакомому кивнула та и протянула узкую ладошку.
- Лена.
- Алексей.
- А я знаю. - Она показала язык, - Тут же деловито осведомившись. - Купаться
будешь?
- Нет уж. - Буркнул я, поспешно переведя беседу на другую тему. - А ты
загорела.
Её хрупкое тело за эти дни, в самом деле, успело покрыться ровным золотистым
колером. И, в сочетании с казавшимися ослепительно белыми, почти платиновыми волосами, это создавало убийственный эффект.
Давно известно, что лучший способ поддержать беседу с леди - говорить о ней.
Но, наверное, Лена была какой-то неправильной дочерью Евы. Вернее, девочкой подростком, из которой из неуклюжего утёнка, как мне кажется, никогда не бывшим "гадким", формировалась умопомрачительная девушка. Да-да. В девятнадцать лет, я считал себя взрослым мужчиной, вполне разбирающимся в прелестях противоположного пола. Увы, пока только теоретически... Но, не желая обсуждать животрепещущую для всей остальной прекрасной половины человечества тему, чертовка упорно заостряла внимание на моей персоне.
- Ага, я так и думала! Дрожишь от страха!
- Боюсь. - Покорно согласился я, вызвав, однако непредсказуемую реакцию. И
вместо разочарования на лице малышки отразилось что-то, что принял за уважение. - А ты ничего. - Она кивнула, словно соглашаясь с какими-то, ей одной
ведомыми мыслями. - Все знакомые ребята тут же принялись бы колотить себя пяткой в грудь и оправдываться. Сваливая вину на случайность, проклятое невезение и шут
знает что ещё.
Надо ли говорить, что я не отходил от неё до самого сентября. И, расставаясь
в Ялте, откуда разлетались каждый в свой город, десять раз подряд заручился согласием встретиться в будущем году.
Родители, удивившиеся произошедшей со мной разительной перемене, не стали возражать, когда следующим летом категорически отказался лететь с ними на Кипр.
- Успею ещё. - Энергично отмахнулся я.
Вот уж действительно, успел. И, хотя конкретно на Кипре в последующие годы пришлось побывать лишь однажды, Средиземноморье плотно вошло в мою жизнь. Став судьбой, местом постоянного обитания и много, много чем ещё. Наверное, тёмные, злые и невидимые силы, антропоморфные богини судьбы, воплощающиеся в мыслях простых смертных, всё же существуют. И, как и сказано в преданьях, наряду со сном и смертью, являются чем-то вполне осязаемым и материальным.
Кто из трёх дочерей Богини ночи Никты* (*Согласно другим вариантам мифов, считается, что родителями мойр являлись Зевс и Фемида. Но, по мнению Платона, они были рождены богиней Ананке - "Необходимостю" - вращающей мировое веретено) вмешался в мою судьбу? "Дающая жребий" Лахесис, назначающая путь, по которому предстоит пройти ничтожной букашке, именуемой человеком, ещё до рождения младенца? Или Клото, "прядущая" нити судеб и следящая за нами всю жизнь? А, может, это была "неотвратимая" Атропос, неумолимо приближающая события?
Глава 2
Гостей в пиршественном зале немного, человек тридцать: придворные и, соратники. Управитель дворца с сыновьями, начальник стражи. Угрюмый, с лицом, усеянным шрамами, и седыми висками, выдававшими ветерана, воин - командир гарнизона. Сборщики налогов, распорядитель охоты, главный над каменоломнями. И, конечно же, представители жреческого сословия. Все сидя за столом, ели степенно, пили в меру. Ни возбуждённых выкриков, ни пьяных речей.
Царь, высокий, широкоплечий пятидесятилетний мужчина в белом хитоне и мягких
кожаных сандалиях, с неизменным бронзовым мечём у пояса, находился, как и положено, во главе стола. Зорко наблюдая за теми, с чьей помощью десять лет назад взошёл на вершину власти. За спиной молча, подобно каменным истуканам стоит стража. В полном вооружении, со щитами и копьями. Взгляды - подобны наконечникам стрел, резко контрастирующие с бесстрастными, словно маски лицами.
Могучий человек равнодушно глянул на уставленный яствами стол. Громадные
золотые подносы с говядиной и оленьими окороками. Амфоры с вином, запеченные целиком тушки гусей, уток, журавлей. Горы лепёшек, тарелки с овощами. Жареная и вареная рыба под острым соусом. И - цельные бараньи туши, только что снятые с вертела, источающие изумительный, восхитительный аромат и сочащиеся жиром. Неведомые, малюсенькие птички, которых некоторые ели прямо с костями, телячье рагу и многое, многое другое.
Обильная трапеза с бесконечной чередой кушаний и напитков, широкий, украшенный гобеленами цветами зал, роскошные хитоны придворных, толпы слуг, множество золотых украшений... Всё нагоняло ужасную тоску.
Настала смена блюд. Подали фрукты, виноград, инжир, гранаты, апельсины и финики. И, конечно же, сладкое. Пироги со всяческой начинкой, пирожные с мёдом и орехами. Изобилие сдабривалось добрым десятком сортов вин, специально поданных к окончанию трапезы.
- Почему хмур мой господин? - Настоятель храма Аполлона, сидевший по правую
руку, вытерев жирной пятернёй рот, льстиво заглянул царю в глаза. - Что может тревожить великого в такой знаменательный день?
Самодержец лишь пожал плечами, неуверенно покрутив раскрытой ладонью в
воздухе.
- Да так...
- Может, нужно обратиться к оракулу, чтобы узнать волю Богов? Будет ли хорош
урожай в этом году. Не падёт ли скот?
- Не сейчас. - Отмахнулся венценосец. - И вообще, этим пусть занимаются они.
- Еле заметный кивок в сторону негромко переговаривающихся гостей. - Кому интересно ничтожное и мелкое? Лишь тому, кто сам жалок и незначителен... Великий же спрашивает о грандиозном: о жизни, смерти, судьбе. Такие предсказания сбываются?
Видя, что правитель не в духе, верховный жрец поспешно замолк. Будучи
вестником Олимпийцев он, тем не менее, оставался человеком. И ни в коей мере не хотел обратить на себя гнев того, чьи помыслы простираются так далеко.
Царь встал и, не меняя хмурого выражения лица, коротким жестом остановил
начавших было подниматься сотрапезников.
- Продолжайте без меня.
Стражники, безмолвно последовали за ним и, вскоре, все трое подошли к запертой двери. Молча глянув каждому в глаза, порфироносец оставил охрану снаружи и вошёл в небольшое помещение. Сплошь уставленное сундуками, оно содержало то, на чём зиждется любая власть. И без чего не может существовать ни одно государство.
В них, играя всеми оттенками радуги, грудами лежали серьги, золотые и
серебряные цепи и ожерелья. Браслеты, диадемы, перстни, заколки радовали глаз. Кровавый блеск рубинов на миг омрачил думы любовавшегося сокровищами человека, вспомнившего, по какому поводу собрались гости. Но, отгоняя назойливые мысли, он по локоть погрузил руки в кучу драгоценных камней, где зелёные изумруды соседствовали с жизнеутверждающим сиянием сапфиров. Ублажала взор голубизна бирюзы, загадочно мерцали аметисты, жёлтым пламенем пылал цитрин, а халцедон и яшма вносили диссонанс в пёструю палитру, оттеняя серебристый цвет опалов.
В углу, наваленные небрежной горкой сияли груды золотых слитков и пластины
драгоценного, посланного Богами с неба железа. На стенах развешено, дорогое, инкрустированное оружие. Мечи, с золотыми эфесами и мастерски вставленными в рукоять драгоценными камнями. Богато отделанные шлемы, усыпанные самоцветами жезлы с искусно вырезанными из слоновой кости набалдашниками в виде звериных голов и фигурок распростёрших крылья птиц.
Легонько погладив символы могущества, венценосный повернулся к сундуками, в
которых спрятаны дорогие кубки, серебряные кувшины и маленькие сосуды, наполненные заморскими благовониями.
- О Боги, зачем всё это? - Громкий голос правителя, отразился от толстых каменных стен, и звуки умерли, не достигнув ничьих ушей. - Скажите, для чего я десять лет назад уничтожил сына брата моей матери Метиона? Зачем убил его детей, а жену навсегда изгнал в неведомые края? Кому, кому я вас спрашиваю, останется всё это? Или, через каких нибудь два десятка лет, придёт кто-то, подобный мне, но более сильный и могучий, дабы предъявить права на трон, данный вами?
Увы... Горы драгоценностей остались безразличными к мольбам растерянного человека. В негодовании царь топнул ногой. Пол, сложенный из мраморных плит лишь отозвался глухим стуком. Резко хлопнул дверью, порфироносец выскочил из сокровищницы и широким шагом устремился вон из дворца. Еле поспевавшую стражу отослал, грозно нахмурив брови. Те, привыкшие беспрекословно выполнять волю господина, покорно остались на ступенях. А владыка, вскочив на коня, помчался прочь.
Над безграничным искрящимся разнообразными красками морем медленно плыло
знойное южное солнце. Далеко вверху, меж редких белых облаков, словно неотъемлемая часть картины, еле видимой чёрной точкой парил, широко раскинув крылья, орёл. Воздух, настолько густой, что казалось, с трудом, обжигая пролезает в горло, набегал раскалёнными волнами, стоило лишь дороге удалиться от берега, спрятавшись за скалами.
По петляющему, хорошо утоптанному тысячами сандалий и копыт тракту скакал,
держа направление на Дельфы, мужчина на огромном чёрном жеребце. Бронзовый панцирь блестел, отражая яркие лучи. Синий плащ, сотканный из тончайшего руна, развевался подобно знамени. По лицу с правильными чертами, несмотря на порывы свежего ветерка, то и дело набегавшего с моря, катились струйки пота. Голубые, могущие поспорить цветом с самим небом глаза, выдавали сосредоточенность. Всадника явно одолевали невесёлые мысли. И он мчался неведомо куда в поисках ответа.
Путники и разложившие на берегу сети рыбаки низко кланялись, с первого взгляда узнавая царского коня. И, приставив ладонь козырьком, долго провожали государя взглядом. Мощный жеребец, привыкший к ежедневным скачкам, шёл ровным галопом. Он был так силён, что оставлял заметные выбоины на чёрствой, подобной камню земле, исхоженной бесчисленным количеством путешествовавших до него. Повторяя очертания побережья, большак свернул, и солнце внезапно ударило в глаза. От нагретых скал пахнуло жаром, что навеяло невесёлые мысли о царстве мёртвых, коим правит Аид. Где после смерти, независимо от желания окажется
всякий. Господин и раб, кристально честный и грешник. Святой и убийца.
Дорога, взбираясь на холм, пошла вверх. С него, поросшего редкими деревьями, открывался великолепный вид. Остановив разгорячённого скакуна, всадник снял шлем и, повернувшись, окинул взглядом проделанный путь. Далеко позади остались Афины. С их государственными заботами, дворцовыми интригами и множеством повседневных дел, в последнее время казавшихся не такими уж важными.
"Для чего"? - В который раз за прошедшие месяцы задал вопрос царь. - "В чём
же он, сокровенный смысл жизни"?
До недавних пор казалось, что во власти. В возможности сильной и уверенной рукой вести народ в будущее, заставляя выполнять волю богов. Принуждая и карая, верша суд и, если забирая, то непременно давая нечто взамен. Уверенность в справедливости правителя, надежду на безопасность. Мудрому господину, в его представлении, нужна не только поддержка знати, но и доверие масс.
Пожалуй, во власти, в сильной власти заветный смысл существования. Она ставит перед необходимостью и наказывает, берет свое, но кое-что возвращает - хотя бы иллюзию справедливости и безопасности. Могучая держава, нуждалась в поддержке масс, в объединяющей нацию идее и руководстве, способном идею озвучить и склонить подданных к осуществлению - желательно, без лишней крови. Универсальным желанием всех народов и эпох являлось благосостояние. Эти края на берегу теплого моря, практически не знавшие холодов, могли обеспечить сотни тысяч. Щедро даруя плоды и птицу, рыбу и вино, зерно и скот. Все остальное, в чём нуждались города-государства, - без труда можно достать на севере и юге. Действуя так или иначе, и выбор методов входил в прерогативы господина.
Власть в Афинах - как и в любом царстве - укреплялась проверенным веками способом. Устрашением жадных и завистливых соседей, уничтожением внутренних врагов и, конечно же, пропагандой, выдаваемой за откровения Олимпийцев. Самый эффективный метод - следовать религиозным учениям. И, опиралась на волю Богов, устанавливать неопровержимый авторитет правителей. Все это называлось политикой, и, объятому невыразимыми муками человеку казалось теперь не заслуживающим внимания. Война, торговля, захват рабов или обмен производимых товаров.
Всё представлялось игрой воображения, мороком, иллюзией! Но разве жизнь не есть сплошной самообман, навеянный надеждами и фантазиями? Одни из них чудесны, другие вселяют ужас или благоговейный трепет. Сегодня чарует, околдовывает облик прекрасной женщины, желанной настолько, что готов отдать за право обладания жизнь. А завтра, охладев к бывшей возлюбленной, равнодушно взираешь на милые некогда черты. И лишь чувство долга и благородство не даёт обидеть вчерашнюю подругу. Иллюзия... Но в зыбком её мареве есть опора - не то, что видишь, слышишь и ощущаешь на запах и вкус, а то, что чувствуешь сердцем. Будущее. Наступающее, независимо от желания простых смертных. И которое - увы - некому завещать...
Чутким ухом заслышав стук копыт, царь вгляделся внимательней и рассмеялся.
- Головы оторву, мерзавцы!
Негодование вызвал отряд воинов, скакавший вдогонку.
Ещё одна грань величия внезапно напомнила о грустных размышлениях. Вот она - несвобода. Что может быть хуже? Даже самый ничтожный раб, в чьей грязной хижине плачет в люльке младенец гораздо счастливее его. Ибо нет пределам мечтаний находящегося на самом низу.
Он может бежать, имеет шанс угодить господину и получить вольную. Увы... Удел находящегося на вершине, с тоской оглядываться назад, мучительно размышляя: зачем всё это? Для кого?
Кавалькада, ощетинившаяся остриями копий и сверкая бронзой пластин на деревянных щитах, приблизилась и остановилась на почтительном расстоянии. Искушение отослать эскорт было столь велико, что властитель горько усмехнулся. Не уйдут ведь. А, для виду, отъехав немного, вновь увяжутся следом. Да и, раз уж всё равно знаю, что путешествую не в одиночестве, пусть остаются.
На ночлег расположились, едва солнце коснулось горных вершин. Сосновый бор,
под сенью которого запылали костры, навевал умиротворение. И, поужинав, все кроме караульных, расстелив плащи, заснули крепким сном.
Фивы минули, не заезжая, лишь снарядив двух воинов за провиантом. И, в
очередной раз, устроив стоянку на берегу быстрой горной речушки, с водой столь холодной, что ломило зубы, въехали в Дельфы, чей Храм Аполлона славился мудрым и дальновидным предсказателем.
Находящийся в глубине материка город показался пыльным и не заслуживающим
внимания. Особенно после Афин, которые почитал за центр мироздания.
- Что привело мудрого властелина в храм Бога Солнца? - Встретивший их
верховный жрец, приняв дары, внимательно изучал путников.
- Дошли до нас слухи, что среди твоих людей есть некто, кому открыта воля Богов. - Царь, прекрасно знавший, что из себя представляет настоятель храма в Афинах, глядел с недоверием.
- Прорицатель примет тебя завтра, чужестранец. - По-прежнему глядя в глаза прибывшему ответил жрец. - Пока можешь отдохнуть с дороги, совершить омовение и принести жертву Аполлону.
Кивнув, ищущий ответа у Богов, слегка поклонился и вышел из храма. Возложив
на алтарь купленного ягнёнка и проделав положенный ритуал, владыка Афин направил коня к дворцу того, кто правил этим городом. Слухи, невесть как опережающие любой его поступок, несомненно, уже достигли ушей господина. И было бы неучтиво, прибыв в Дельфы, не почтить того своим вниманием. Конечно, сначала предполагалось сохранить поездку в тайне. И, будь он один, так бы и поступил. Но как скрыть хорошо вооружённый отряд, на чьих щитах сверкает герб Афин?
Телохранители устроились в казарме. Царь же, вымывшись и, умаслив тело
благовониями, потягивая вино, как равный с равным неторопливо беседовал с хозяином дворца. Говорили о насущных делах, политике, видах на урожай и необходимости борьбы с морскими пиратами, которые для Дельф, хоть и не имевших флота, тоже являлись досадной помехой в торговле. Стороной обходили щекотливые темы, коими были Критская тирания и войны, тут и там вспыхивавшие между что-то не поделившими соседями.
Попытавшись осторожно выяснить, что привело гостя в Дельфы, владыка города получил уклончивый ответ, впрочем, абсолютно не надеясь на откровение. Завтра. Завтра стены храма, у которых, как известно, есть уши, услышат и запомнят. И, конечно же, донесут ему. А пока, почему бы не насладиться беседой с незваным гостем. Который слишком заметен, чтобы быть простым шпионом. И, в то же время, очень могущественен, чтобы оказаться просителем.
Отвергнув услуги смазливой рабыни, присланной радушным хозяином, царь вытянулся на ложе и, закинув руки за голову, смотрел в сводчатый потолок. С надеждой заглядывая в будущее, которое, возможно, по воле Аполлона и с помощью мудрого предсказателя, завтра приоткроет свою завесу.
Огонь пылал в жертвенном Алтаре. Оракул, вперив невидящий взор в пламя,
схватил царя за запястье и, принялся бормотать.
- Страх... Господина гложет неясный ужас, причиной которого грядущее. Вернее, отсутствие такового.
Ждущий решения Богов нахмурился и еле сдержался, чтобы не вырвать руку. Но ясновидец, крепче сжав пальцы, продолжал. - Могучий воин не боится смерти, его не пугает возможность заснуть и не проснуться, умереть в бою или, получив в наказание ниспосланную свыше хворь, тихо угаснуть в роскошном дворце.
Сведений, собранных за одну ночь было явно недостаточно, для вердикта Богов.
Но, судя по тому, что известно, можно сделать осторожные выводы.
- Говори! - Хрипло потребовал царь.
- Мы ничего не можем знать о завтрашнем дне. Но многие ответы можно найти в
прошлом. Чтобы понять сокровенное сказанное Олимпийцами,
нужно выйти за пределы сиюминутных желаний. Внутри их дозволено уяснить только смысл отдельных фрагментов существования. А истинное предназначение каждого лежит вне пределов жизни. - Повёл загадочные речи оракул.
Стоящий рядом с жрецом человек почувствовал, как его охватывает гнев.
Проделать такой долгий путь, чтобы услышать невнятное бормотание? Нет уж, один подобный пройдоха имеется под боком. И вести витиеватые речи и пространно рассуждать о туманной перспективе и воле Богов умеет ничуть не хуже!
Глава 3
Девушка тайно покинула гинекей и, неслышно ступая босиком по вытертым мраморным ступеням, спустилась к морю. Оглянувшись и, убедившись, что женщины крепко спят, загадочно улыбнулась. Затем, обув сандалии, помчалась вдоль берега. Полная луна, отражаясь в колеблющихся волнах, светила столь ярко, что не было
нужды беспокоится, и внимательно глядеть на дорогу. Если начистоту, она вообще не чувствовала ног. За спиной словно выросли крылья и, подпрыгивая, точно молодая резвящаяся лань, лёгкая фигурка неслась к маленькой бухте, со всех сторон окружённой невысокими, и такими уютными скалами. А грот, устланный высушенными морскими водорослями, остро пахнущими йодом, в эти мгновения представлялся самым лучшим местом на земле. Более значительным чем дворец отца. И, конечно же, какого сравнения не выдерживала, женская его половина. Со стареющими, вечно брюзжащими тётками, тихими, как мыши, но оттого ещё более противными служанками и строгой матерью.
Ей недавно исполнилось четырнадцать лет и вдруг, в одночасье всё переменилось. Повседневные дела стали неинтересными и не вызывали ничего, кроме зевоты. Тряпичные куклы, с глазами из морских ракушек рождали грустную улыбку. А занятия с повитухой, упорно настаивающей, что царской дочери необходимо многое уметь и ещё больше знать, казались сущим адом. Что она понимает! В то время, когда хочется петь и смеяться от счастья, ей предлагают запоминать то, что, скорей всего, никогда не понадобится в жизни. Но, увы... Чтобы иметь возможность выбираться из душных покоев, приходилось изображать паиньку. Зубрить, играть с младшими сёстрами, подражая несмышлёной маленькой девочке, которой была каких-то две недели назад.
Всё перевернулось с ног на голову, когда, в очередной раз получив взбучку от
Старшей сестры, она, глотая слёзы убежала к морю. Сидя у воды, пересыпая в пальцах песок, девушка хлюпала носом, глядя в даль. Сзади послышались шаги и, не оборачиваясь, вдруг почувствовала, что всё тело охватывает огнём. Боясь посмотреть на того, кто вызвал бурю гормонов, юная женщина втянула голову в плечи и, закаменев лицом, задержала дыхание.
Однако невольный виновник смятения, казалось, не замечал вызванной реакции. Кинув мимолётный взгляд на хрупкую фигурку, отвязал лодку, спрятанную меж камней и, не оглянувшись, принялся работать веслом. Вскоре маленький кораблик, плывущий вдоль берега, скрылся, свернув за скалы. А юная Эфра навсегда лишилась покоя.
Нелегко и непросто получилось организовать следующую встречу. Вряд ли юноша,
с широким разворотом плеч, бронзовой от загара кожей и щемящим сердце изумительным сиянием зелёных глаз, принадлежал к знати. В этом случае она не видела проблем. Представители всех значительных семей регулярно бывали во дворце. И попасться на глаза молодому человеку не составит труда. Иное дело - простолюдин. Или, даже, раб! Дочери правителя не пристало выказывать интерес к людям низшего сословия. Вообще-то, считалось неприличным вообще заглядываться на мальчиков. Но, кто мог полностью проконтролировать выросших под горячим южным солнцем юных проказниц? И, частенько, то одна, то другая из многочисленных родственниц оказывалась в интересном положении. Виновником которого, как правило, был кто-то, с кем не стыдно породниться царской семье.
Придя к неутешительному выводу, юная Эфра, проплакала всю ночь. Но, поскольку нравом пошла в отца, и отступать - не в её правилах, начала претворять в жизнь нехитрый план. Осторожно расспрашивая служанок, ходивших на рынок и бывших главными переносчицами новостей, выяснила, что таинственного юношу порой встречали на улицах Троисены. Он ничего не продавал, редко вступал в разговоры, однако, благодаря внешности, заставлявшей трепетать женские сердца, вызвал немало кривотолков. И, поскольку ничего предосудительного не совершал, свободно передвигался, появляясь неизвестно откуда и исчезая так же внезапно.
"Наверное, сын рыбака. Или, сам живёт морским промыслом. А, может, он пират"? - Догадки, одна невероятнее другой теснились в сумбурной девичьей головке.
Но нет... Благодаря флоту её отца, у берегов Арголиды, занимающей восточную
окраину Пелопонеса, добрый десяток лет не видели ни одного морского разбойника. Жаль... Это было бы так захватывающе и необычно. Если бы юноша оказался преступником, он бы, несомненно, похитил её. И унёс на корабль. Они бы плыли под белоснежными парусами, удаляясь от изрядно надоевшего дворца. Она - внешне окатив наглеца ледяным презрением, с замиранием сердца ловила бы каждый взгляд изумрудных глаз. И, наконец, пристав к крепости, расположенной на вершине
мрачной скалы одного из многочисленных островов, он...
Дальше фантазии раздваивались. Хорошо бы, конечно, стать женой наглеца. Но, поскольку все пираты лишены чести, то, скорее всего, он сделает её наложницей. Да, она бы предпочла быть любовницей. А, ещё лучше, гетерой. Прекрасной, образованной женщиной, ведущий свободный образ жизни, а не прозябающей в унылом гинекее. Или, даже стала бы его соратницей. Они бы вместе совершали дерзкие набеги, захватывая Критские корабли, грабя золото и продавая ненавистных и надменных критян в рабство!
Увы... Суровая действительность значительно отличалась от радужных мечтаний. Приходилось, как и прежде, выслушивать нравоучения, вытирать носы многочисленным младшим сёстрам и племянницам. И... надеяться. Надо ли говорить, что каждую свободную минуту она проводила в заветной бухте. Сидя на берегу, с замиранием сердца ждала, не раздадутся ли лёгкие шаги. И, повернув голову с гордым профилем и божественными золотыми кудрями, юноша улыбнётся самой прекрасной из улыбок. Предназначенной ей одной.
Привыкшая коротать жаркие часы в прохладных каменных покоях, Эфра мучительно
переживала зной. И, скинув платье, нагишом вошла в море. Прохладные волны нежными объятиями охватили тело, смывая налипший к стройным ногам песок и струящийся по спине пот. Несколько раз нырнув, девушка встала и, сквозь воду, доходившую до высокой груди, критически осмотрела себя. Нет, ей нечего стыдится. Она не похожа на тощую пигалицу, с выпирающими рёбрами. Кожа - гладкая и упругая. Розовые соски способны соблазнить любого. А манящий тёмный треугольник, до которого иной раз так приятно дотронуться...
- Кх-кх! - Раздалось над самым ухом.
- Ой. - Эфра, извечным жестом застигнутой врасплох женщины прикрылась руками.
- Прошу прощения. - Юноша с интересом разглядывал купальщицу. - Обычно, здесь безлюдно.
- Теперь нет. - Вызывающе выпятив подбородок, ответила Эфра. - И вообще, кто
сказал, что в этой бухте нельзя находится никому, кроме вас?
Молодой человек пожал плечами и, направился к камням. Русалка, которая,
каждый раз, приходя на заветное место, первым делом проверяла наличие лодки, с интересом уставилась на него. Что он хочет найти, если каких-то два часа назад она видела лишь омытые морем обломки гранита? Любопытство оказалось так велико, что она даже забыла оскорбиться. Правда, ещё не знала, чему. То ли нахальству парня, посмевшего нарушить уединение царской дочери и любоваться её наготой. А, может, индифферентности, с которой тот воспринял зрелище обнажённого тела.
К немалому изумлению, предполагаемый соблазнитель, вскоре выплыл из-за
валунов на невесть откуда появившейся лодке, и Эфра с замиранием сердца поняла, что всё пропало. Она ему безразлична. Редкий мужчина, при виде нежащейся в морских волнах нагой женщины останется равнодушным. И, хотя, "ничего такого" позволять не собиралась, испытывала разочарование. Мог бы сказать хоть один - лучше двусмысленный! - комплимент!
- Идиот!
Ругательство сорвалось с языка само собой и, хлопнув по воде, девушка подняла тучи брызг.
- Надо же! А мы, оказывается, с характером! - Голос гребца звучал насмешливо.
Сердце Эфры застучало с неистовой силой, ибо искусно сделанная лодка, явно
принадлежащая не простолюдину, подплывала к ней.
- Чего уставился? - Гордо вскинув головку и забыв закрыть узкими ладошками
прелести, в негодовании спросила девушка.
И тут же покраснела. Ибо такой вот, долгий и внимательный взгляд был пределом её мечтаний в последние две недели.
Нисколько не смутившись, юноша покачал головой и, сняв с шеи тонкую золотую
цепочку, склонился над бортом.
- Возьми, это тебе.
Эфра протянула дрожащую руку и, едва и пальцы встретились, почувствовала, что теряет сознание. "Словно ударила молния" - впоследствии вспоминала она. Влечение оказалось настолько сильным, что впервые влюбившаяся девчонка готова была умереть.
Увидев, что русалка пошатнулась, юноша спрыгнул в воду и бережно подхватил
невесомое тело. Эфра, закрыв глаза и обхватив мускулистую шею руками, с наслаждением вдыхала аромат мужчины. Он пах солью, морем и... счастьем.
Выйдя из воды, он положил маленькую сирену на горячий песок и, нежно
поцеловав в губы, прошептал.
- Не сейчас.
Обманутая в своих надеждах, Эфра судорожно вздохнула, и ощутила, как по щекам текут слёзы обиды.
Почему? Ну, чем она хуже остальных женщин?
Словно читая её мысли, парень покачал головой и, нежно коснувшись спутанных
мокрых волос, улыбнулся.
- Мы обязательно встретимся. Скажем, послезавтра... Да. - Он задумчиво кивнул каким-то своим мыслям. - После заката буду ждать тебя на этом берегу.
Эфра, по явным признакам угадавшая, что не противна незнакомцу, еле сдержала
радостную улыбку. Отвернувшись, чтобы скрыть ликование, так как приличной девушке не пристало обращать слишком много внимания на сильный пол, до крови закусила губу.
- Меня зовут Эфра. - Еле слышно произнесла она.
- Я знаю. - Кивнул незнакомец. - А я... - Он на мгновение запнулся... Я
открою своё имя при встрече.
Парень вскочил и, несколькими мощными гребками догнав изрядно удалившуюся от
берега лодку, перекинул сильное тело через борт. А Эфра, одев простое льняное платье, радостно захлопала и, сияя от счастья, медленно побрела во дворец.
Волны чуть слышно шелестели, накатываясь на берег. Ярко освещённый луной он
оказался пустынным, и Эфра не смогла сдержать разочарованного вздоха. "Не пришёл"! Жгучие слёзы разочарования покатились по щекам. Но в тот же миг из воды показалась голова незнакомца. Плывущий прямо по лунной дорожке, он выходил из пучины, подобно высшему существу, Богу моря Посейдону. Тряхнул волосами и брызги, засверкали в лунном свете.
"О, Боги! Как я этого хочу". - Вихрем пронеслось в голове у девушки и, неторопливым кокетливым движением, в котором сквозил тысячелетний опыт соблазняющей мужчину женщины, Эфра сбросила платье.
Минск. 27 июля 2005 года.
Оставить комментарий
Џ Copyright Бурак Анатолий (towo21@rambler.ru)
Обновлено: 15/09/2005. 44k. Статистика.
Глава: Проза
Ваша оценка: шедевр замечательно очень хорошо хорошо нормально Не читал терпимо посредственно плохо очень плохо не читать
Связаться с программистом сайта.
1