Черный дембель. Часть 4 (СИ)

Глава 10

Дядя Саша говорил, что в прошлый раз чернобородого видели лишь в магазине и на железнодорожном вокзале (так ему «тогда» сказали в милиции). Я почти не сомневался, что полосатый костюм, борода и копна чёрных волос — это элементы маскировки. Иначе такую приметную внешность «фальшивобилетчика» заметили бы и в других местах. Ведь где-то же бородач провёл ночь, прежде чем обменял поддельный лотерейный билет на деньги. Да и в магазины или в столовые он наверняка заходил. Но был он там уже без примечательной бороды и без чёрного парика, раз бдительные советские граждане его там не приметили.

Поэтому я предположил, что после встречи с Сельчиком бывший работник Гознака изменит внешность… до завтрашнего дня, когда явится за деньгами. Гостиницы для смены облика не годились: там постояльцы находились под контролем администрации. В подворотне я бы свои вещи спрятать не решился: велика вероятность, что их сопрут. Я прикинул, что здание железнодорожного вокзала — превосходное место для хранения вещей и для смены внешности. Там всегда много людей, среди которых несложно затеряться. И там есть автоматические камеры хранения, где можно было взять-оставить сменные вещички.

Чернобородый от комиссионного магазина сразу поехал в сторону вокзала. Он показал себя неглупым человеком, когда проделал фортель со сменой трамвая. Если бы я вышел на остановке вместе с ним, а потом уселся бы в трамвай с тем же номером — я словно признался бы, что преследую продавца «выигрышного» лотерейного билета (а это в мои планы не входило). Поэтому я и не двинулся следом за чернобородым мужчиной, а преспокойно продолжил путь. На месте «фальшивобилетчика» я бы по пути к вокзалу сменил средство передвижения дважды — на всякий случай. Ведь он сейчас опасался встречи и с милиционерами, и с преступниками.

В железнодорожный вокзал я вошёл, пристроившись в шумную и суетливую вереницу граждан, нагруженных корзинами, мешками и сумками. Вдохнул удушающие ароматы пота и пыли; шагнул в духоту просторного, заполненного гулом людских голосов помещения. Днём поезда в Новосоветск прибывали один за другим (и из Москвы, и из Симферополя, и даже из Мурманска). На станции они стояли недолго. Пассажиры в зале вокзала сменялись часто. И все спешили, суетились, словно опаздывали или боялись опоздать. Я остановился у стены в паре шагов от входа, осмотрелся. Признал: в этой толпе затеряться не составило бы труда.

Первым делом я прогулялся в привокзальный туалет. Как ни странно, но там людей сейчас почти не было. Лишь лысоватый мужичок плескался в раковине: намывал лицо и шею. Запах хлорки здесь заглушал все прочие ароматы. Я прошёл в дальнюю от входа кабинку, повесил на вбитый в деревянную перегородку гвоздь свою сумку. Сменил тельняшку на белую футболку. На этом маскировку завершил — убрал лишь самый примечательный элемент своей одежды. Да и сомневался, что моё присутствие на железнодорожном вокзале вызовет у чернобородого «фальшивобилетчика» подозрение: днём в Новосоветске бездельничали в основном приезжие.

Принимавший водные процедуры усач не обратил внимания на изменения в моем наряде. Он проводил меня безразличным взглядом — будто присматривал, чтобы я не стащил его стоявший около грязной стены чемодан. Люди в здании вокзала не задерживались, сменяли друг друга около билетных касс и около автоматических камер хранения. Погода на улице была ещё вполне летней. Поэтому толпиться в духоте вокзала не имело смысла — граждане дожидались прибытия поездов на перроне, сидя на своих чемоданах и на сумках. Но кресла в вокзале тоже не пустовали. Я всё же отыскал свободное. Уселся лицом к входу в вокзал, развернул газету.

Чернобородый мужчина вошёл в вокзал на час позже, чем я предполагал. К тому времени я по второму кругу прочёл все купленные сегодня утром газеты; выслушал сплетни, которыми обменивались сидевшие у меня за спиной женщины; проголодался, хотя вокзальные запахи и приглушали аппетит. «Фальшивобилетчик» нерешительно вошёл в зал, похлопал глазами, привыкая к скудному освещению. Его тут же подтолкнули в спину торопливые граждане. Бородач пугливо втянул голову в плечи и шагнул к стене (занял то самое место, с которого я пару часов назад рассматривал толпившихся в вокзале людей). Я опустил взгляд на газету. Но краем глаза всё же внимательно следил за фигурой в сером полосатом костюме.

Я не удивился, когда бывший работник Гознака двинулся в направлении автоматических камер хранения. «Просьба дверками автомата сильно не хлопать», — в очередной раз прочёл я красную надпись над стеной с пронумерованными дверцами камер хранения. Я не увидел, к какой ячейке подошёл бородач. Его от меня заслонили дежурившие около высокой кучи вещей граждане. Но заметил, как бородач (с сумкой в руке!) появился из-за их спин и неспешно побрёл в направлении привокзального туалета. Я хмыкнул, сложил газету «Труд» и сунул её в сумку. Встал с места, когда чернобородый мужчина в сером костюме скрылся за потёртой дверью. Будто нехотя пробежался взглядом по залу — наряженных в милицейскую форму людей не увидел.

— Вот и славно, — произнёс я.

— Чего? — переспросил сидевший рядом со мной тщедушный мужичок.

Он поднял на меня сонный взгляд.

— Счастливо оставаться, говорю, — сказал я.

Мужичок лениво махнул рукой, зевнул.

— И тебе не хворать, паря, — произнёс он.

Мужичок снова скрестил на груди руки, уткнулся подбородком в грудь и закрыл глаза. А я прогулочным шагом направился к туалету. Сумку с газетами и лонгетом я нёс с собой. Намеренно не оставил её в камере хранения (хотя она и стесняла мои действия): после встречи с бородатым «фальшивобилетчиком» задерживаться в здании вокзала было бы неразумно. Из привокзального туалета вышли сразу трое мужчин. Я мазнул по ним взглядом. Сходу определил, что «моего клиента» среди них не было. Все трое были выше и шире в плечах, чем чернобородый. Да и сумок я у них в руках не увидел. Я перешагнул через деревянный порог и уже во второй раз за сегодняшний день очутился в пропитанном запахом хлорки помещении.

В поисках чернобородого я по туалету долго не бродил — прогулялся вдоль кабинок, убедился: единственная запертая дверь была в самом конце ряда (где я сегодня переодевался). Я остановился напротив неё, повернулся к раковине и к покрытому сеткой трещин зеркалу. Прислушался — за хлипкой деревянной перегородкой шуршала одежда. Я примостил сумку на край раковины, умылся. Поискал взглядом бумажные полотенца на стене — ожидаемо не обнаружил их. Ухмыльнулся, покачал головой. Подумал: «Ты бы ещё жидкое мыло и вай фай тут поискал». Рассматривал своё отражение в грязном зеркале и представлял себя с короткой стрижкой, какую носил в девяностых. Решил, что походил сейчас не на «братка», а на поклонника битлов.

Позади меня загрохотала дверная защёлка.

Я неспешно отряхнул с рук капли воды, обернулся. Дверь кабинки со скрипом приоткрылась. Из-за неё робко выглянул светловолосый коротко остриженный мужчина. Наряженный в светлые брюки и в голубую рубашку с короткими рукавами. Заметил меня, робко улыбнулся. «На Шурика похож из фильма 'Кавказская пленница», — подумал я. Мужчина ссутулился, прижал к груди пухлую сумку. На правой руке мужчины блеснуло золотое обручальное кольцо. Ни усов, ни бороды я у него на лице не увидел. А брови хоть и рассмотрел, но те были белёсые и жидкие. Зато я заметил на руке светловолосого знакомые часы «SLAVA». Точно такие же, как и у меня. «С автоподзаводом, — вспомнил я слова Котовой. — Двадцать семь камней. Календарь показывает дату и день недели».

Опустил взгляд — посмотрел на приметные ботинки с толстой подошвой.

— Здрасьте, — поздоровался мужчина.

Он замер, будто я преграждал ему путь к выходу.

А я действительно преградил — будто случайно.

— Классные часики, — сказал я. — У меня такие же.

Показал светловолосому своё запястье, на котором красовался подарок Котовой.

— А… да, хорошие часы, — ответил мужчина. — Мне их жена подарила.

Он снова улыбнулся: неуверенно и словно неохотно.

— А сигаретки у тебя не найдётся? — спросил я.

Светловолосый помотал голой.

— Нет. Не курю.

— Вот ты гад! — возмутился я.

Шагнул к мужчине и отработал «двоечку».

Мужчина пискнул и закатил глаза.

Я подхватил его тело, уберёг белобрысый затылок от встречи с грязным кафельным полом.

Легко приподнял и мужчину, и его сумку. Отнёс их в кабинку, откуда светловолосый не так давно вышел. Усадил пустившего слюну мужчину в угол, прикрыл дверь. И первым делом исследовал карманы мужчины. Нашёл там паспорт с грязно-зелёной обложкой (на имя Петрова Максима Ивановича), в котором лежал сложенный пополам лотерейный билет и билет на поезд до города Фрунзе. А ещё: почти два рубля мелочью и три талончика на трамвай. Я вынул из сумки серый полосатый пиджак и ожидаемо обнаружил в его внутреннем кармане потёртый конверт с вырезкой из газеты и с билетом денежно вещевой лотереи. Бросил пиджак на пол у ног пока ещё не очнувшегося мужчины. Выудил из сумки серые брюки. В кармане брюк нашёл пять купюр по десять рублей.

Нашёл я и свёрток с накладной бородой и с чёрным париком — повертел его в руке. Бросил свёрток с торчавшими из него чёрными локонами поверх скомканных брюк и пиджака. Хмыкнул.

— Реквизит для злого Деда Мороза, — произнёс я.

Паспорт и лотерейные билеты я сунул в конверт, где лежала газетная вырезка. Мелочь и трамвайные талоны ссыпал в нагрудный карман приходившего в себя мужчины. Светловолосый застонал и открыл глаза.

Я подмигнул ему и вышел из кабинки.

Рядом с деревянным мостом я наспех прибинтовал лонгету, подвесил левую руку на бандаж. По посёлку я шёл в образе «раненного бойца». Домой пришёл раньше родителей. Разложил на столе в первой гостиной свою добычу: конверт, газетную вырезку с таблицей выигрышных лотерейных билетов, потрепанный паспорт и два лотерейных билета с одинаковыми сериями и номерами. Убедился, что оба билета выигрышные — таблица в газете обещала мне сразу два автомобиля ГАЗ-24 «Волга» (или их денежный эквивалент в размере восемнадцати тысяч четырёхсот рублей).

Я вспомнил, что мы с Кириллом и с Артурчиком ещё не сверили купленные летом билеты. Газеты с результатами тиража вышли четвёртого сентября, когда группа «ОиНТ-73» уже собирала на колхозном поле арбузы. А я о тех лотерейных билетах вспомнил только сейчас. Представил, как порадовались бы Кирилл и Артур, обнаружив в своих лотерейных пачках вот эти вот два билета, сулившие получение «супер приза». Я усмехнулся и придвинул к себе паспорт «фальшивобилетчика». С чёрно-белого фото в паспорте на меня смотрело знакомое лицо. Без бороды.

— Не помню, как тебя зовут на самом деле, — произнёс я. — Но ты точно не Петров Максим Иванович.

Уронил паспорт на стол, прогулялся в спальню. Достал из-под кровати сумку — из неё вынул картонную папку с надписью на обложке «Дело №_» (точно такую же, какую видел в машине капитана КГБ). Вернулся к столу, вынул из папки пять исписанных моим размашистым почерком серых листов бумаги (просидел над этим сочинением два вечера: в субботу и в воскресенье). Пробежался взглядом по строкам — в глаза бросились часто повторявшиеся слова: «Прохоров Илья Владимирович». Большой канцелярской скрепкой прикрепил к листам газетную вырезку, паспорт и лотерейные билеты.

Пробормотал:

— Ну, вот и славно. Первый свиток с заклинанием готов.

В среду вечером к нам в дом заглянула соседка и позвала меня к телефону.

Звонил Илья Владимирович Прохоров. Он пригласил меня к себе в гости в субботу четырнадцатого сентября. Илья Владимирович сказал, что Варины сыновья летом часто вспоминали обо мне: «мальчишки» по мне соскучились. Да и «мы с Варенькой» с удовольствием бы «пообщались бы с тобой», если «у тебя нет на выходные важных дел».

Я заверил Прохорова, что важные дела я себе на субботу ещё не придумал (если не считать поход с мамой на рынок и утреннюю зарядку). И что с удовольствием увижусь и с ним, и с Варварой Сергеевной, и с «парнями». Директор швейной фабрики пообещал, что в субботу утром меня не побеспокоит, а днём пришлёт за мной машину.

В четверг я прогулялся по магазинам и на рынок. Купил там продукты для приготовления торта «Птичье молоко» — решил, что снова порадую Вариных детей тортом «с шоколадными танчиками». «Птичье молоко» я делал в пятницу утром, чтобы мои папа и мама не видели, как я ловко орудовал «сломанной» левой рукой.

Дмитрий приехал чётко в оговоренное время — мы с мамой к тому времени уже вернулись с рынка загруженные продуктами и «нужными» вещами. Я пожал ему руку, погрузил в машину обвязанную красной атласной лентой картонную коробку с тортом (не поленился, изготовил и её). Пообещал маме, что вернусь домой вечером.

Квартира директора швейной фабрики в точности походила на ту, в которую мы в прошлой жизни наведывались с Артурчиком. Я отметил, что на своих местах в гостиной стояли стенка, диван, два кресла и журнальный столик, висел на стене пёстрый «персидский» ковёр. Вот только теперь за стеклом в серванте на фоне хрустальной посуды стало больше фотографий. Сейчас там красовалось прошлогоднее свадебное фото, портрет наряженной в красное платье Варвары Сергеевны и сделанное здесь же (в гостиной) семейное фото (на нём Илья Владимирович обнимал Варю, а рядом с ними стояли Артурчик и оба его сводных брата).

— Серёжа, проходи на кухню, — сказала Варвара Сергеевна. — Я налила чай.

В кухне Прохоровых мы без особых проблем поместились за столом впятером. Мальчишки сразу «поделили» стоявшие на торте «тридцатьчетвёрки». Я выслушал их восторженные возгласы. Угостился сырокопченой колбасой и вялеными финиками. Наблюдал, с каким аппетитом дети поглощали торт — будто до моего прихода неделю голодали. Илья Владимирович тоже заметил стремительное исчезновение торта — с усмешкой посетовал, что сейчас «не всё можно достать в магазинах». Мальчишки доели торт и убежали в свою комнату. Директор швейной фабрики положил передо мной водительское удостоверение и «Талон предупреждений».

— Ух, ты, — произнёс я.

Раскрыл водительское удостоверение, увидел в нём свою чёрно-белую фотографию (изуродованную синей печатью) и печати с надписью «разрешено» напротив категорий «А» и «В». Без труда изобразил удивление и радость. Искренне поблагодарил Прохорова. Пообещал, что деньги за права отдам в ближайшее время. Но Илья Владимирович величаво повёл рукой и заявил, что деньги ему «не нужны». Он сказал, что уплатил лишь за моё «обучение» — за «прочие услуги» с него денег не взяли. Директор швейной фабрики сообщил, что оказал мне услугу… с расчетом на ответный жест. Напомнил, что у него и у Вари в октябре годовщина свадьбы.

— Я помню, дядя Илья.

Прохоров сообщил, что уже «застолбил» на двадцать седьмое октября зал в ресторане «Московский». Признался, что гостей будет много. Попросил, чтобы я изготовил к этому дню шесть «цветочных» тортов. Он взглянул на Варвару Сергеевну и сказал, что «шесть должно хватить, я так думаю». Варя улыбнулась, пожала плечами. Я заявил, что изготовлю не шесть, а восемь тортов. Предположил, что к тому времени на улице похолодает — с хранением «продукции» проблем не возникнет. Спросил, пригласят ли Илья Владимирович и Варвара Сергеевна на празднование годовщины своей свадьбы… меня. Прохоров тут же снова взглянул на жену.

— Не выпью ни капли спиртного, — заявил я. — Клянусь. И даже приду в ресторан вместе с подружкой. Чтобы проблем с чужими жёнами не возникло. Обещаю.

Не понял, как Илья Владимирович узнал ответ жены: Варя не произнесла ни слова и не жестикулировала (я не заметил).

Прохоров посмотрел на меня, кивнул.

— Конечно, Сергей, — ответил он. — Пригласим. Список гостей, приглашённых на торжество, мы пока не составили. Но обязательно внесём в него тебя… со спутницей.

Варя едва заметно улыбнулась и спросила:

— Серёжа, а с кем ты придёшь, если это, конечно, не секрет?

Я покачал головой и ответил:

— Да что здесь секретного…

Вернулся домой — во второй гостиной уже работал телевизор: звучала сюита «Время, вперёд!» Свиридова, которую использовали в качестве заставки новостной программы «Время».

Я сбросил обувь, сунул в холодильник привезённую от Прохоровых сырокопчёную колбасу (подарок для родителей). На фоне тревожной музыки услышал скрип половиц. В прихожую выглянула мама.

— Сынок, тебе телеграмму принесли, — сообщила она. — Два часа назад. Срочную.