Черный дембель. Часть 4 (СИ)

Глава 17

Котова сегодня не пришла: наверное, она снова выслушивала Наташины слёзные жалобы на жизнь, на судьбу и на мужчин. К нам в комнату явились Вова Красильников и Паша Мраморов, принесли пятилитровый бидончик с пивом. В честь такого дела я извлёк из своих запасов привезённую из Москвы сырокопчёную колбасу — парни встретили её восторженными возгласами. Прохоров взял в руки гитару — снова захрипел «под Высоцкого». На эти хрипы примчались соседи (парни из Старого Оскола), принесли сушёную воблу.

Рыбу и колбасу я ел с удовольствием. А вот к пиву почти не притрагивался, говорил, что сегодня я «за рулём». Парни подшучивали надо мной, справедливо полагая: в деле замешана женщина. Мой младший брат в вечеринке тоже почти не участвовал. Он то и дело бегал в женский корпус — ждал, когда вернётся с комсомольского собрания Инга. Я попросил его: лишь только Рауде явится — чтобы он сразу же известил об этом меня. Заявил Кириллу, что у меня есть к его подруге «пара срочных вопросов на комсомольскую тематику».

За час до полуночи Кир снова вернулся из женского корпуса. Обиженный, расстроенный, растерянный. Вечеринка в нашей комнате подходила к своему завершению: пиво закончилось. Парни не расходились по комнатам, лишь потому что неутомимый Артурчик всё ещё терзал гитарные струны — своим пением он заменял нам одновременно и радио и телевидение. Я заметил унылый взгляд своего младшего брата, прогулялся вместе с Кириллом в коридор (где пение Артура не заглушало все прочие звуки).

Кир сообщил, что Инга сегодня в общагу не вернётся. Заявил: ему об этом сказала Лариса Широва — Кирилл встретил её в коридоре женской общаги. Широва поведала Киру хорошо мне известную историю. В которой изменились роли действующих лиц. Широва сказала моему младшему брату, что Рауде в гостях у Венчика «немного перебрала». Заявила, что лично будила Ингу — та не открыла глаза. Лариса предположила: наша комсорг объявится завтра, «когда проспится». Пересказала Кириллу знакомую мне шутку о запахе из пивной бочки.

— Так значит, Широва уже вернулась в общежитие? — уточнил я.

Кирилл кивнул. Он нервно покусывал нижнюю губу, переминался с ноги на ногу. В глаза мне не смотрел, будто чего-то стыдился.

— Вернулась, — ответил Кир. — Я разговаривал с ней. Только что. Не заметил, чтобы она была… того, пьяная. Как Инга.

Он пожал плечами.

— Странно это всё, — заявил Кирилл. — Инга ведь к спиртному раньше почти не притрагивалась. Вспомни: даже на Новый год! Она выпила тогда всего один бокал шампанского.

Мой младший брат вздохнул, покачал головой.

— Не нравится мне всё это, Серёга, — пробормотал он. — Как-то это… неправильно, что ли.

— Да уж, — согласился я. — На Рауде это не похоже.

Посмотрел на хмурого брата, потёр уже колючий подбородок.

— Вот и я об этом говорю, — сказал Кирилл.

Мой младший брат нервно взмахнул руками.

Я вдруг подумал о том, стояла ли сейчас в комнате Рауде банка с медицинским спиртом (подобная той, что хранилась в «тот» раз в комнате Шировой). И вспомнит ли о ней завтра Инга, когда вернётся из квартиры Венчика.

— Как интересно, пробормотал я.

На миг у меня перед глазами предстал знакомый слайд: изображение лежавшей на кровати Ларисы Шировой. Лара без косметики на лице, с извилистыми дорожками от слёз на висках.

Я покачал головой и сказал:

— А знаешь, малой… раз уж такое дело, то Артурчик со мной сегодня никуда не поедет.

Хлопнул брата ладонью по плечу.

— Пусть Прохоров бренчит на гитаре, — сказал я. — А вот мы с тобой сейчас кое-куда прокатимся.

На сборы у меня ушло не больше пяти минут. Потому что все нужные мне предметы ещё со вчерашнего вечера лежали в тряпичной сумке под кроватью. Подумал, пока натягивал брюки, что (по сути) мои планы не изменились. Кто именно из девиц будет завтра пускать слёзы, для меня сейчас не имело значения. Последовательность моих дальнейших действий от этого не зависела.

Я заподозрил: поездку со мной Кирилл сейчас никак не связывал с «загулом» своей подруги. Пришёл к выводу: мой младший брат согласился на неё в расчете на то, что отвлечётся от тревожных мыслей, заглушит наверняка звучавший у него в голове шёпот ревности. По ступеням мы спустились без спешки — Кирилл послушно следовал за мной, не засыпал меня вопросами, помахивал мотошлемом.

Вахтёрше я ответил, иду на прогулку. Кивнул в ответ на её напоминание, что вход в общежитие «строго до полуночи». Скрипнул дверными петлями, шагнул в полумрак улицы. Вдохнул прохладный воздух, уловил в нём запах выхлопных газов и аромат прелых листьев. Отметил, что к ночи похолодало: октябрь словно напомнил нам о том, что он всё же не летний, а осенний месяц. Надел шлем.

Братец Чижик завёлся с пятой попытки — будто не сразу проснулся. Но зарычал бодро, решительно. Я выждал, пока Кирилл уселся позади меня. Мотоцикл плавно тронулся с места. Мы проехали мимо ярко освещённых окон общаги. Пугливо шарахнулись от нас в сторону возвращавшиеся в своё общежитие студентки первокурсницы. Ветер зашуршал уже отчасти пожелтевшей листвой клёнов и каштанов.

«Не удивлюсь, если Лара специально там осталась: злила тебя, — вспомнил я слова Артурчика. — Или Венчику решила насолить — вот она и натравила на него тебя. Женщины те ещё хитрые существа. Теперь я в этом убедился. После третьего развода. Иногда я завидую тебе, Чёрный: ведь ты ещё ни разу не женился». Я вырулил на проспект. Братец Чижик побежал по шоссе резво и уверенно.

Мы свернули с проспекта, неторопливо проехали по исчерченной полосами трещин заасфальтированной дороге. Будто ёлочные украшения золотились в свете уличных фонарей уже появившиеся в зелёных кронах, но пока немногочисленные жёлтые листья клёнов. Я не оглядывался по сторонам. Потому что чётко представлял наш маршрут. И давно мысленно пометил пару мест для ночной стоянки мотоцикла. Одно, как я и предполагал, сейчас оказалось занятым — там под ветвями ивы притаился горбатый «Запорожец». Но второе (за кустами напротив детской площадки) пустовало. Туда я и направил Братца Чижика. Свет фонаря до кустов не дотягивался. Ещё не сбросившие листву кусты напоминали в полумраке стену выстроенной для детишек крепости. Они прекрасно скрыли мотоцикл от взглядов жильцов дома.

Впервые около дома Сельчика я побывал уже в этой (новой) жизни. Хотя адрес Венчика знал и раньше. Сюда, на улицу Сталинградская, я приезжал ещё в прошлом году (осенью). Добрался сюда тогда на трамвае: от главного здания МехМашИна до дома Вени Сельчика ехал всего двадцать минут. Жёлтой листвы тогда в этом дворе было больше. Она буквально ковром устилала газоны и детскую площадку. Солнце тогда ещё не спряталось за горизонт. Я полчаса погулял по двору. Но в Венин подъезд я в первый раз зашёл только неделю назад. Поднялся тогда на второй этаж, внимательно изучил замок на двери квартиры Сельчика. Убедился, что у Вениных соседей нет дверных глазков. Вспомнил тогда ироничное высказывание Артурчика о том, что для своего роста и телосложения я слишком осторожен.

Я заглушил двигатель, жестом просигналил Кириллу — тот слез с мотоцикла. Я стащил с головы мотошлем, бросил его в боковой прицеп. Ветер пригладил мои волосы, принёс едва уловимый запах гари (словно в этом дворе днём жгли костёр). Я спрыгнул с Братца Чижика; тихим голосом сообщил младшему брату, что мы приехали. Огляделся — не увидел во дворе ни компаний молодёжи, ни припозднившихся прохожих. Убедился, что пока не все жильцы дома уснули: насчитал с полтора десятка окон, в которых ещё горел свет. Взглянул на циферблат наручных часов. Подумал о том, что дверь общежития уже закрыли до утра. Прикинул, что прошло примерно два часа после того, как Лариса Широва и прочие комсомолки покинули квартиру Вениамина Сельчика — на этот раз ушли все, кроме Инги Рауде.

«Какую бабочку я раздавил, что в этот раз Широва и Рауде на вечеринке у Венчика поменялись местами?» — подумал я. Сообщил Кириллу, что мы «на месте». Мой младший брат настороженно озирался по сторонам. Разглядывал детские качели (похожие в полумраке на странные механизмы), посматривал в сторону скамеек (напоминавших притаившихся в темноте хищников). Прислушивался к шелесту листвы. Я сунул руку в люльку мотоцикла, отыскал там сумку. Переложил из неё в карман брюк обёрнутые обрывком старой наволочки «инструменты». Хлопнул ладонью по другому карману — проверил, не забыл ли рулон красной тесьмы. Махнул рукой и сказал Кириллу, чтобы он шёл за мной. На вопрос младшего брата «куда это мы приехали» я хмыкнул и ответил, что он скоро об этом узнает.

К подъезду я повёл брата по неосвещённой части двора, по пути мы никого не встретили. Я снова порадовался тому, что времена домофонов и камер видеонаблюдения ещё не наступили. Решительно распахнул дверь, переступил через высокий деревянный порог. Нащупал на стене кнопку — включил свет (загорелась одинокая лампочка на лестничной площадке первого этажа — её тусклый свет пробивался вниз через пространство между лестничными пролётами). Вдохнул запах табачного дыма. Убедился, что мой младший брат не отстал (Кирилл шагнул в тёмный подъезд вслед за мной, нахмурил брови). Неторопливо зашагал по ступеням; не прикасался руками к пыльным и посыпанным сигаретным пеплам поручням перил. Прислушивался, но слышал лишь звуки наших шагов.

На лестничной площадке второго этажа я замер. Лампочка на стене исправно светила (я заменил её три дня назад, чтобы сегодня мы не топтались здесь в полумраке). Убедился: из квартир доносилось лишь едва слышное тиканье часов. Бросил взгляд на лицо Кирилла. Подмигнул брату — Кир вопросительно вскинул брови. Я подошёл к обитой коричневым дерматином двери Вени Сельчика, прижался к ней ухом. Не услышал ни человеческих голосов, ни бормотания телевизора или радиоприёмника (и даже часы тикали не в этой квартире). Я хмыкнул и вынул из кармана свёрток; развернул его. Разложил на ладони тонкие металлические пластины — изготовил их в сентябре из купленных в магазине «1000 мелочей» заготовок. Сунул ткань в карман, переложил в правую руку большую из отмычек.

Сунул отмычку (похожую по форме на хоккейную клюшку) в замочную скважину. Другой, меньшего размера, прощупал первый штифт. Отметил, что он «рабочий», и пружина «рабочая».

— Чёрный, ты что творишь⁈ — громким шёпотом произнёс Кирилл.

Младший брат схватил меня за руку — я тут же высвободился из его захвата. Усмехнулся.

— Не дрейфь, малой, — сказал я. — Всё нормально. Погоди минуту. Не отвлекай меня.

Я снова повернулся к обитой «шкурой молодого дерматина» коричневой двери. Удерживал левой рукой небольшой «натяг» на замке. Правой рукой медленно поводил самодельной отмычкой внутри замочной скважины.

— Серый, не надо!..

— Спокойно, малой.

Ещё при прошлом посещении я обнаружил в замке Сенчика стопорящий штифт. Поэтому не тратил сейчас время на долгое «прощупывание». Замок щёлкнул — я тут же увидел, что в квартире горел свет.

Повернулся к брату, сказал:

— Вот и всё. А ты боялся.

Убрал в карман отмычки, аккуратно потянул дверь за ручку. Как и ожидал, на внутренней поверхности двери звякнули металлические звенья. Недовольно скривил губы: всё же надеялся, что Сенчик поленится сегодня и не закроет дверь на цепочку.

— Ладно, — пробормотал я.

— Чёрный!..

Я цыкнул на брата, поднёс палец к своим губам.

— Тихо, малой. Не шуми.

Достал из кармана тесьму, соорудил на её конце петлю. Рука пусть и с трудом, но всё же прошла в щель — я набросил петлю за запорный механизм. Выдерживая натяг, протянул петлю над дверью. Цепочка высвободилась из щели запора — дверь приоткрылась. Я аккуратно ослабил натяг тесьмы, снял её с безвольно повисшей цепи. Сунул тесьму в карман и шагнул через порог в тесную прихожую. Вдохнул коктейль из ароматов женских духов. Взглядом отыскал на обувной полке женские туфли — во время прошлого посещения этой квартиры я их не видел. Свет горел в прихожей, в гостиной (справа от меня) и в уборной (совмещённый санузел находился слева). Дверь в крохотную спальню была прикрыта — свет в щели под её дверью я не увидел. Как не горел он и на кухне.

Я оглянулся, схватил Кирилла за руку и затащил его в квартиру. Оттолкнул брата в сторону вешалки с верхней одеждой (там, как и три дня назад, висела чёрная кожаная «комиссарская» куртка Венчика). Тут же прикрыл входную дверь. Мой младший брат всё ещё хмурился. Он вытаращил на меня глаза и выразительно развёл руками. Но вслух он свой вопрос не задал. Я похлопал его по плечу. Жестом велел, чтобы он успокоился и не паниковал. Снова взглянул на женские туфли. Не вспомнил, какие туфли носила Рауде — раньше на обувь Инги я не обращал внимания. А вот ботинки Сельчика я узнал: видел их на этой неделе на ногах секретаря нашей институтской комсомольской организации. Мельком заметил в зеркале своё отражение: отметил, что выгляжу совершенно спокойным.

Уличную обувь я не снял. Шагнул вперёд, толкнул рукой дверь и заглянул в спальню. Свет из прихожей осветил стоящий на тонких деревянных ножках платяной шкаф и письменный стол. Я отметил, что их отделял от металлической кровати узкий (ведущий к зашторенному окну) застеленный пёстрой ковровой дорожкой проход. Я скользнул по кровати взглядом. Рауде я на ней не увидел. Хотя в прошлой жизни девчонки мне рассказывали, что Ларису перенесли именно сюда (перед тем, как прочие комсомолки ушли из квартиры Сельчика). Я заметил: покрывало и подушка на кровати смяты, будто на них кто-то всё же недавно лежал. Увидел аккуратно развешенную на деревянной спинке стула вязанную бежевую женскую кофту — точно такую же я видел сегодня в институте на Инге.

— Чёрный… — прошептал Кирилл.

Он решительно вскинул руку… но не договорил. Потому что в уборной зашумел сливной бачок унитаза. Мы с Киром одновременно повернули лица в направлении двери уборной (за которой шумно лилась вода) — дверь подалась нам навстречу, резко распахнулась. Свет из уборной проник в прихожую, стёр тени у моих ног. Навстречу мне и Кириллу решительно шагнул темноволосый, кареглазый парень — невысокий, но широкоплечий, наряженный в длинный (чуть ниже колен) тёмно-синий халат, украшенный золотистыми узорами. Я заметил, что не завязанный узкий пояс безвольно висел по бокам его халата. Свисал не только пояс. Мы с Кириллом опустили взгляды — невольно убедились, что трусы Веня Сельчик под халат сегодня не поддел (или же он снял их перед нашим приходом).

— Чёрный? — удивлённо произнёс Венчик.

Он остановился. Затаил дыхание. И даже пугливо отшатнулся при виде нас.

«Вот они минусы популярности: узнают даже голые мужики», — промелькнула у меня в голове мысль. Я с Венчиком тоже не поздоровался — я молча шагнул ему навстречу и вполсилы пробил «двоечку» (в лоб, в челюсть). Тут же подхватил обмякшее тело хозяина квартиры, помог ему осесть на землю; сберёг затылок главного комсомольца МехМашИна от встречи с порогом уборной. Неспешно убедился, что Веня не проглотил язык. Прислонил секретаря комсомольской организации спиной к стене (его подбородок уткнулся в воротник халата). Услышал, как у меня за спиной выругался мой младший брат (отметил, что такие яркие фразы Кирилл раньше при мне не произносил). Обернулся и заверил братишку, что «всё в порядке». Выпрямился, стёр о халат со своей ладони Венину слюну.

— Чёрный, ты с ума сошёл? — снова поинтересовался Кир. — Что ты творишь⁈

Он нервно закусил губу, сжал кулаки. Смотрел на меня исподлобья. Будто готовился к схватке.

— Сейчас и ты, малой, с ума сойдешь, — пообещал я.

Убедился: Венчик пока не очнулся. Оставил бесчувственного хозяина квартиры в шаге от двери в уборную, прошёл мимо застывшего посреди прихожей младшего брата. В уличной обуви я протопал по ковровой дорожке в освещённую всеми пятью лампами люстры гостиную. Окинул комнату взглядом.

Подумал: «Как интересно».

— Иди сюда, малой, — позвал я. — Только не разувайся.