Черный дембель. Часть 4 (СИ)

Глава 2

При виде письма Зареченский встрепенулся, словно охотничий пёс при виде добычи. Он тут же потребовал, чтобы я ознакомил его с содержанием моего «послания для невесты». Капитан снова добавил в свой голос металлические ноты. Блеснул вновь выглянувшими из-под губы резцами. И впился взглядом в мои глаза, будто готовый к атаке хищный зверь. Я усмехнулся, покачал головой. Преспокойно спрятал конверт в карман и поинтересовался, прихватил ли капитан КГБ на встречу со мной пистолет. Заметил, что Лев Петрович нахмурил брови. Я пояснил капитану, что покажу ему свою «интимную переписку» с Анастасией Бурцевой только «под дулом пистолета». Развёл руками; сказал, что «иного варианта нет». Взглянул на Зареченского сверху вниз.

И тут же выслушал шквал предостережений и грозных обещаний. Где снова проскользнули слова «лесоповал», «Сибирь», «решётка» и описание того, как капитан КГБ собственноручно оторвёт мне голову. Я отметил, что не почувствовал в голосе Зареченского фальши. Будто Лев Петрович сам верил в то, что мне говорил. Я ответил капитану улыбкой. Сообщил Зареченскому, что помню не только московский адрес Анастасии Бурцевой, но и её домашний телефон. Намекнул Льву Петровичу, что знаю телефон квартиры Бурцевых не только я. И что «в случае чего» Насте непременно сообщат, кто и почему «разрушил» нашу с нею «Большую Любовь». Я пожал плечами и заявил, что даже не представляю, как отреагируют на Настины жалобы её «папа и дедушка».

Почти минуту Зареченский рассматривал мою добрую и почти искреннюю улыбку своими превратившимися в щели пулемётного дота глазами. Затем он хмыкнул и поинтересовался: не расстроится ли Анастасия Евгеньевна, если узнает, на что именно я променял «ту самую Большую Любовь». Я ответил капитану печальным вздохом (не очень искренним, но громким). Заявил, что «моя любовь останется со мной навсегда». Демонстративно прижал ладонь к груди напротив сердца. И добавил, что я патриот своей страны. Пояснил: если страна не желает, чтобы я принёс ей пользу в качестве мужа Анастасии Бурцевой и обладателя «хорошей должности в Москве» — я подчинюсь этому решению… в обмен на крохотную услугу, которую я «по неосторожности уже пообещал другу».

Повторил:

— Лев Петрович, я всегда выполняю свои обещания.

— По тонкой нити ходишь, Сергей Леонидович, — сказал Зареченский. — Смотри: не оступись.

Я пообещал капитану, что в «ближайшее время» воздержусь от «какого-либо общения» с Настей Бурцевой.

Зареченский ответил мне обещанием, что сообщит о разговоре со мной «заинтересованному лицу». Он припугнул меня строгими фразами «никому не рассказывайте о нашем разговоре» и «не покидайте город».

Никаких «сроков» Лев Петрович не озвучил.

— Сергей Леонидович, не переживайте, — сказал он. — Уверяю вас: вы сразу поймёте, что «заинтересованное лицо» приняло то или иное решение. Последствия этого решения не заставят себя долго ждать.

В машине Зареченского я провёл тридцать четыре минуты — засёк время по наручным часам. Наслушался угроз, надышался табачным дымом. В качестве прощального жеста капитан поздравил меня с праздником: с днём ВДВ (в этом году я его толком не отметил). ГАЗ-21 сорвался с места сразу же, как только я покинул его салон. Я проводил помчавшуюся к перекрёстку «Волгу» взглядом. Выждал, пока автомобиль скрылся за поворотом. Лишь тогда я огляделся. Отметил: солнце опустилось за крышу хрущёвки, из кроны каштана исчезли грачи, а Котова по-прежнему стояла на том самом месте, на котором нас остановил капитан КГБ.

Я подошёл к Лене — та схватила меня под руку.

— Серёжа, чего он хотел? — спросила Котова. — Что случилось?

Я повёл её к трамвайной остановке. С удовольствием вдыхал уличный воздух.

— Ничего не случилось. Всё в полном порядке.

Лена покачала головой. Заглянула мне в глаза.

Я заметил, что она взволнована.

— В порядке? — переспросила Котова. — Этот человек был из КГБ! А оттуда просто так не приходят.

— Из КГБ, — согласился я. — В КГБ работают такие же люди, как и везде. Делают нужное стране дело.

Лена тряхнула головой, будто не согласилась с моим утверждением.

Спросила:

— Почему же этот капитан со своим нужным делом пришёл к тебе?

Я нехотя вынул из кармана уже слегка помятый конверт, показал его Котовой.

— Он интересовался вот этим.

— Твоим письмом?

— Моими отношениями с его адресатом.

— Почему? Это… из-за той открытки Высоцкого?

Лена произнесла фамилию Владимира Семёновича едва ли не шёпотом.

Я усмехнулся, покачал головой.

— Нет, Высоцкий тут не при чём. Во всяком случае, о нём меня капитан не расспрашивал. Всё дело в этой девчонке. В Насте Бурцевой. На самом деле её отец не командир Кремлёвского полка, как сказал Артурчик, а полковник КГБ.

— И что с того?

Лена пожала плечами.

— Ничего, — ответил я. — Но у Анастасии Бурцевой ещё есть дед по материнской линии. Его фамилию тебе не скажу. Но уверен, что ты её много раз видела в газетах и слышала по радио и по телевидению. Он член Политбюро ЦК КПСС.

— Ого.

— Ого, — согласился я. — Этот дед по нескольку раз на неделе с Леонидом Ильичом целуется. Смотрит парады и демонстрации на Красной площади с балкона Мавзолея. И переживает, что его любимая внучка общается непонятно с кем.

— Ты не непонятно кто! — взмутилась Котова.

Я улыбнулся.

— Спасибо. Но он об этом не знал. Вот, выясняет.

Я указал рукой в том направлении, куда умчалась «Волга» капитана Зареченского.

— Понятно.

Лена вздохнула.

Секунд пять мы молчали. Шагали плечо к плечу по исчерченному трещинами тротуару.

— Так это она и есть? — тихо спросила Котова. — Та самая? Которая… по расчету…

Я кивнул.

— Она.

Мне показалось, что Лена вздрогнула.

Я взглянул на её лицо — заметил, что её глаза влажно заблестели.

— И что теперь? — сказала Котова. — Женишься на ней?

Мимо нас по дороге промчался грузовик — он оставил за собой шлейф из пыли. Я почувствовал, что на зубах у меня заскрипел песок. Сплюнул на тротуар.

Котова наблюдала за мной, не моргала.

— Нет. Не женюсь.

Я заметил, что Лена затаила дыхание.

Она смотрела на моё лицо. Хмурила брови.

— Не женишься? — переспросила Котова.

Лена остановилась. И будто якорь удержала на месте меня. Чуть склонила набок голову.

Я увидел, что на её переносице проявилась тонкая неглубокая морщина.

Повторил:

— Не женюсь.

— Почему? — спросила Котова. — Ведь… её дед… и отец… Москва… Ты сам говорил… и хотел…

— Говорил, хотел, — согласился я. — Но передумал.

— Сейчас?

Я покачал головой.

— Нет, ещё там, в пансионате. А может, и ещё раньше.

— Почему?

Я заметил, что с переносицы Котовой исчезла морщина. Увидел, что в уголках глаз у Лены застыли маленькие капли влаги. А в самих глазах рассмотрел крохотные отражения своего лица.

— Потому что я ещё не готов к женитьбе, — сказал я. — Даже на дочери полковника КГБ и внучке члена Политбюро ЦК КПСС. Я ещё слишком молод и глуп для такого ответственного шага. Неужели непонятно?

Котова кивнула, улыбнулась.

Капли всё же скользнули по её лицу: пробежали мимо носа, обогнули губы, на секунду замерли около подбородка и полетели на пыльный тротуар — Лена этого словно не заметила.

— Так и будем стоять? — спросил я.

Лена покачала головой — мы снова зашагали по улице в направлении трамвайной остановки. Я уже слышал, как там, за домами, грохотали по рельсам трамваи. Заметил, что Котова всё ещё улыбалась. Она шагала, чуть приподняв подбородок. Держалась за мой локоть, смотрела вперёд рассеянным взглядом. Я чувствовал, как её плечо то и дело чиркало по моей руке. Невольно вспомнил, как шёл к пансионату «Аврора» рядом с Настей Бурцевой. Будто наяву вновь почувствовал запах табачного дыма. Мысленно воспроизвёл несколько витиеватых фраз о «пещере Платона». Усмехнулся.

Котова повернула ко мне лицо.

— Серёжа, а когда она тебе приснилась?

— Кто?

— Эта девушка из Москвы. Настя.

Лена взмахнула ресницами.

— Ведь ты же знал, что встретишь Настю там, в пансионате, — сказала она. — Ты сам сказал, что передумал жениться на ней ещё до поездки на море. Хотя познакомился с ней только там. И об этой глупой женитьбе по расчёту ты говорил мне давным-давно.

Котова кивнула головой, словно ответила сама себе.

— Она тебе тоже приснилась. Это правда. И ты поехал в этот пансионат не случайно. Прохоров говорил, что ты защитил эту Нину от хулиганов. Что там на самом деле произошло? Что случилось с той девушкой в твоём сне? Там она… умерла? Почему? Из-за чего?

Я усмехнулся.

— Ты задаёшь слишком много вопросов, Котова. Как тот капитан из КГБ. Вы с ним случайно не в одной конторе работаете?

Снова заметил между бровей у Лены морщину.

— Серёжа, расскажи, пожалуйста, — попросила Котова. — Что ты видал?

Она погладила меня по руке.

Я хмыкнул и ответил:

— Статью какого-то журналиста я видел…

Пересказал Котовой ту самую статью из интернета, которую мне в прошлой жизни прислал Артурчик. Лена слушала меня внимательно — морщина между её бровей стала глубже. После слов об изнасиловании Котова крепко сжала мою руку. Она смотрела на мои губы, словно считывала по ним каждое слово и не доверяла только слуху. Вздрогнула, когда я упомянул о падении Бурцевой со скалы. Затаила дыхание, когда я повторил рассказ журналиста о том, как Настя в той моей прошлой жизни отчаянно цеплялась за жизнь после падения на камни. Кивнула и сжала кулаки, услышав о смерти Фёдора Тартанова.

Она дослушала мой рассказ до конца.

Вытекавшие из уголков глаз капли влаги нарисовали на её лице извилистые влажные линии.

— Это очень страшно так умереть, — тихо сказала Лена. — Даже страшнее, чем при аварии самолёта.

Спросила:

— Его посадят в тюрьму?

— Кого?

— Этого Фёдора.

Я усмехнулся.

Сказал:

— За какое преступление? За оторванные от блузы пуговицы? Это разве что на мелкое хулиганство потянет. Бурцева на него, конечно, обиделась. Но так и не поняла, к чему всё шло там, на Птичьей скале.

Котова вздохнула.

— Жаль, — сказала она. — И очень обидно. Ты ведь этой девушке из Москвы тогда жизнь спас. А она об этом даже не узнала. Хорошо хоть ты этого гада Фёдора хорошо стукнул. Я бы ему тоже по лицу двинула!..

Лена махнула кулаком — ударила воображаемого Тартанова.

Шагавшие нам навстречу женщины испуганно отшатнулись, но витавшая в своих фантазиях Котова этого не заметила.

— И что будет дальше? — спросила Лена. — Тебе ведь этот капитан из КГБ ничего не сделает? Ты ведь ничего плохого не совершил. Да и вообще!.. Не хотят же они теперь, чтобы ты на этой студентке из МГУ женился?

Я посмотрел на возмущённо нахмурившую брови Котову и подумал: «Именно этого „они“ как раз и не хотят. В этом наши желания совпадают. Главное только, чтобы „они“ об этом совпадении не догадались».

Кирилл и Артурчик вернулись из кинотеатра уже затемно.

Я вместе с отцом смотрел телевизор, когда мой младший брат вошёл в комнату и заявил:

— Серый, с тебя шесть рублей. Гони.

— С какой стати? — поинтересовался я.

— За лотереи, — сказал Кирилл. — Мы купили каждому по двадцать штук. Тебе, Артурчику и мне. С каждого по шесть рублей. Посмотрим, кто из нас на этот раз окажется удачливее.

Кир показал мне две тонкие пачки тридцатикопеечных билетов денежно-вещевой лотереи.

Заявил:

— Выбирай любую.

Я покачал головой.

— В азартные игры с государством не играю.

— Играешь, — возразил Кирилл. — В прошлый раз тебе достался самовар. Я выиграл только два рубля. Но у тебя тогда и билетов было больше. Поглядим, кому удача улыбнётся теперь.

Он потряс лотерейными билетами.

— Между прочим, Серый, там сейчас снова ГАЗ-24 разыгрывают, как и в начале весны, — сообщил Кир, — а не какие-то там «Москвичи». Так что ты мне ещё завидовать будешь, когда я его выиграю.

В пятницу девятого августа к воротам родительского дома подъехал мотоцикл «ИЖ-56» с боковым прицепом — родной брат Чижика. Рычание его двигателя я услышал даже на фоне хрипов Артурчика: Прохоров сегодня снова развлекал нас пением «под Высоцкого» (открытка с автографом артиста уже неделю висела у Артура над кроватью). Я выбрался из-за стола, жестом показал Кириллу, что прогуляюсь во двор родителей (сегодняшний концерт Артурчик устраивал во дворе у бабушки). Котова встрепенулась — я шепнул ей, что скоро вернусь. «Парус! — кричал Прохоров. — Порвали парус!..» Наташа Торопова ему подпевала: «…Каюсь, каюсь, каюсь…»

Сидевшую на мотоцикле гигантскую фигуру я опознал издали. Даже несмотря на то, что не увидел лицо мотоциклиста, когда тот проезжал мимо двора Прохоровых. Человек на мотоцикле телосложением очень напоминал полувеликана Хагрида из кинофильмов о Гарри Поттере. Или моего друга депутата Колю из прошлой жизни. Поэтому я сразу сообразил: в гости ко мне пожаловал Николай Уваров. А вот личность пассажира мотоцикла я просто угадал. Потому что узнал сидевшую в люльке мотоцикла Маргариту Лаврентьевну, только когда она сняла мотошлем. «Заинтересованное лицо» приняло решение меньше чем за неделю', — подумал я.

Вышел за ворота Прохоровых и сообразил, что адрес своих родителей я Уварову не оставлял. А Маргарита Лаврентьевна была вместе со мной в посёлке (тогда, первого мая), но до родительского дома мы вместе с ней не дошли — уехали на Чижике со двора Степана Кондратьевича. «Спросили мой адрес у прохожих в посёлке, — подумал я. — Это как вариант. Тут Черновых все знают». Я увидел, что Николай Уваров решительно направился к калитке; окликнул его. Коля обернулся; он радостно расставил руки, будто я уже бежал к нему, чтобы обнять. «Если друг оказался вдруг, — хрипел у меня за спиной голос Артурчика, — и не друг и не враг, а — так…»

Уваров раскатисто проревел:

— Студент! Серёга! Дружище!

— Сергей Леонидович! — вторил ему голос выбравшейся из бокового прицепа мотоцикла Маргариты Рамазановой.

Марго первая оказалась рядом со мной. Она вскинула руки, обхватила мою шею. Я услышал, что Рамазанова всхлипнула. Почувствовал, как Маргарита Лаврентьевна пачкала мои щёки губной помадой. Вдохнул уже слегка подзабытый аромат её духов («Diorella» от «Dior»), смешавшийся с запахом валерьяны. Вспомнил, что в деревне я запах французских духов Марго не замечал. Да и косметикой Маргарита Лаврентьевна там не пользовалась. Рамазанова уже не казалась скромной сельской жительницей. Я заметил, что у неё в ушах блестели золотые серьги с рубинами, а на пальцах Маргариты Лаврентьевны сверкали драгоценными камнями золотые кольца.

— Сергей Леонидович! — выдохнула мне в ухо Марго.

Она снова меня поцеловала — на этот раз чмокнула в губы.

Я увидел застывшие в её глазах слёзы.

— Серёга, дай я тебя обниму!

Маргарита Лаврентьевна шагнула в сторону — меня заключил в свои медвежьи объятия Коля Уваров. Он сжал мои плечи, будто выжимал из них сок. Приподнял меня над землёй. От Николая пахло незнакомым одеколоном (мне почудились в нём нотки герани, лаванды и табака), чей аромат смешался с запахами бензина, пыли и пота. Я отметил, что Коля приехал в сером костюме. Заметил на его галстуке смутно знакомый золотой зажим с крупным, похожим на бриллиант камнем. Уваров вернул меня на землю, хлопал меня по плечам и по спине — его удары гулом отзывались у меня в голове. Мне почудилось, что Николай пьян, хотя спиртным от него не пахло.

— Дружище, как ты нас порадовал! — заявил Коля.

Он выпустил меня, на шаг попятился. В рукав его пиджака тут же вцепилась Марго. Подкрашенные чёрной тушью слёзы рисовали на лице Рамазановой извилистые полоски.

— Серёга, ты настоящий друг! — заявил Уваров. — Спасибо тебе. Я твою помощь не забуду. М-да.

Я усмехнулся, и произнёс:

— Рад вас видеть. Очень. А теперь спокойно мне объясните, что у вас случилось.

— Наиль подписал бумаги о разводе, — сказала Маргарита Лаврентьевна. — В суде. Сегодня утром.

Она всхлипнула, носовым платком промокнула на глазах слёзы.

— Серёжа, я больше не замужем! — сообщила она. — Разведена! Свободна!

Маргарита Лаврентьевна шмыгнула носом, обняла Николая, прижалась мокрой щекой к ткани его пиджака.

Коля погладил Марго по голове (мне почудилось, что в медово-русых волосах Рамазановой блеснули седые волоски).

— Как интересно, — произнёс я. — Поздравляю.

Пожал Уварову и Маргарите Лаврентьевне руки.

«Ровно за неделю сработали, — мысленно отметил я. — Очень оперативно. Молодцы».

Я посмотрел на счастливые лица Николая и Марго.

Улыбнулся.

И подумал: «Вот только у меня появился вопрос, товарищи москвичи… или кто там так быстро выполнил мою просьбу. Спасибо, вам конечно. Но к чему такая спешка?»