Черный дембель. Часть 4 (СИ)

Глава 5

По возвращении в посёлок я первым делом прогулялся в дом Прохоровых, по памяти набрал на телефонном аппарате один из тех номеров, которые мне вручил вчера капитан КГБ.

Выслушал три гудка.

— Зареченский у аппарата, — раздался слегка искажённый голос Льва Петровича.

Прозвучал он на фоне бормотания то ли телевизора, то ли радиоприёмника.

— Здравствуйте, — сказал я. — Мне нужно такси. Сегодня. В шесть часов вечера.

— Сергей Леонидович, это вы?

В динамике раздалось шуршание; фоновое бормотание исчезло.

— Да, конечно. Жду.

— Понял вас, Сергей Леонидович. Такси. На восемнадцать часов.

— Точно.

— Сколько будет пассажиров? — спросил Лев Петрович. — Куда поедете?

Голос капитана КГБ стал громче и чётче.

— Два пассажира, — ответил я. — Поедем к ресторану «Московский».

— В «Московский»? Зачем?

В вопросах Зареченского мне послышалось недовольство.

Я оглянулся на Артурчика, замершего в дверном проёме у меня за спиной.

Спросил:

— Так у вас есть свободная машина?

— Вас сейчас слышат посторонние?

— Да.

Я постучал пальцем по тумбочке.

— Будет вам машина, — пообещал капитан КГБ. — Два пассажира — это вы и Анастасия Евгеньевна?

— Да, два пассажира.

Я посмотрел за окно, где за стеклом и за тюлевой занавеской покачивались ветви кустов малины.

— Понял вас, Сергей Леонидович. Ровно в восемнадцать часов такси с нашим сотрудником подъедет к дому ваших родителей. Номер автомобиля 49−04 мот.

— Я понял.

— Вы запомнили номер?

— Да.

Я снова взглянул на Прохорова — тот не двигался с места, словно приклеенный к порогу.

— Сергей Леонидович, в случае непредвиденных обстоятельств обращайтесь к водителю такси за помощью, — сказал Зареченский. — Я пришлю к вам опытного сотрудника.

— Замечательно, — сказал я.

— Но деньги за проезд вы заплатите по счётчику. Как в обычном такси. Так положено.

Я кивнул и сказал вслух:

— Да, конечно.

— Желаю вам удачи, Сергей Леонидович.

— Спасибо, — произнёс я. — Запишите адрес…

Я застегнул пуговицы на рукавах рубашки (снова пожалел о том, что из моды вышли запонки). Взглянул на себя в зеркало. Увидел, что за прошедший со дня моего возвращения в советское прошлое год мои плечи стали шире — сказались почти ежедневные занятия на турнике. В прошлой жизни я после армии забросил занятия спортом, о чём потом неоднократно жалел. Но теперь я учёл прошлые промахи: не растерял после армии спортивную подготовку, а даже улучшил её. Я причесал волосы на голове; отметил, что за лето они выгорели на солнце и выглядели сейчас почти как седые. Но на семидесятилетнего мужчину я не походил. Да и не чувствовал себя на этот возраст — всё больше замечал, что временами забывал о своём настоящем возрасте.

— Серый, ты с ума сошёл? — спросил появившийся у меня за спиной Кирилл.

Я обернулся и спросил:

— В чём проблема?

— Ты что на себя натянул? Сдурел?

Я снова осмотрел своё зеркальное отражение.

— Нормальная рубашка. Рукава стали коротковаты. Но это фигня.

Мой младший брат хмыкнул.

— Серый, ты забыл, что нам Илья Владимирович говорил? — сказал Кир. — В «Московский» не ходят в джинсах. Только в костюме.

Я взглянул на свои почти не ношенные штаны «Wrangler», пошитые в Новосоветске.

— Малой, джинсы — это тебе не спортивки с вытянутыми коленями, — произнёс я. — В таких сейчас хоть на приём в Кремль…

— Но дядя Илья говорил…

— Дядя Илья немного отстал от жизни, — сказал я. — Он не разбирается в нынешней моде. Сейчас среди московской молодёжи популярны взгляды Диогена Синопского. «Зависимость от внешних обстоятельств — это удел раба». Слышал, о чём сегодня говорила Настя?

— Ну, я не знаю… — произнёс Кирилл.

Он дёрнул плечами.

— Настя идёт в ресторан не в вечернем платье, — сообщил я. — А в этой… в юбке-спирали и в блузе. Представляешь меня рядом с ней, наряженным в костюм и в галстук? Как Анастасия себя при этом почувствует в ресторане? Как нищенка во дворце?

Похлопал себя по карманам брюк.

— В спецодежде американский рабочих я там буду почти как она и как Диоген: независимым от внешних обстоятельств и самодостаточным. Тебе так не кажется? А заодно и на неё не будут так глазеть… как на мои штаны и кеды.

Мой младший брат почесал затылок.

— Ну, если только так… — сказал он. — Если только, как Диоген.

И тут же спросил:

— Серый, а ты уверен, что вас в таком виде туда вообще пустят?

— Пустят, — сказал я. — Конечно пустят. Пусть только попробуют не пустить. Или ты забыл, кто у Насти Бурцевой отец? Это им не перед безродными студентами носом вертеть. Если не пустят, я им такое устрою!..

Я потряс кулаком и пообещал:

— Я на них весь Кремлёвский полк натравлю!

Такси подъехало точно в назначенное время. Молодой гладко выбритый шофёр поздоровался с нами; он уточнил адрес, на который мы поедем. Вёл он себя вежливо, улыбался. Не походил на «безжалостного чекиста». Я забрался в салон «Волги», почувствовал, что в машине пахло табачным дымом. Это же заметила и Настя Бурцева: она тут же извлекла из сумочки пачку «Marlboro» и спички, закурила. Водитель на её действия никак не отреагировал, хотя и скользнул взглядом по красной сигаретной пачке.

По пути к ресторану мы с Бурцевой почти не разговаривали. Но я отметил, что Анастасия нервничала — потому что она едва докурила первую сигарету, как уже минуту спустя прикурила следующую. Я отмахивался от табачного дыма. Настя делала вид, что любовалась через окно видами Новосоветка. Хотя изредка всё же посматривала то не моё лицо, то на коротко остриженный затылок водителя. Я почти не отвлекал её — лишь изредка изображал гида, когда мы проезжали чем-то действительно примечательные места города.

Мы подъехали к ресторану — солнце уже спряталось за крышами домов, но фонари пока не зажглись. Я расплатился с «таксистом», оставил ему «трояк» «на чай» (не заметил, чтобы чекиста возмутили мои барские замашки: за чаевые он меня поблагодарил). Настя выпорхнула из машины без моей помощи, громко хлопнула дверью. Я не заметил на её лице робости или смущения — нестройный ряд припаркованных на краю дороги около ресторана автомобилей не произвёл на неё впечатления: москвичка словно и не заметила его.

Я выбрался из салона — Настя тут же вцепилась в мой локоть, как это обычно делала Котова (хотя при московской гостье Лена будто позабыла об этой своей привычке). Бурцева поправила юбку, убрала за уши пряди волос. У поворота в Красный переулок зажёгся фонарь — на губах Анастасии влажно блеснула алая помада. На зашторенных окнах ресторана появились наши отражения: светловолосый высокий широкоплечий мужчина и едва достававшая ему макушкой до подбородка темноволосая девица.

На двери ресторана «Московский» ожидаемо красовалась табличка «мест нет». Она не смутила ни меня, ни мою спутницу (Настя её словно и не увидела). Бурцева взглянула на стекло двери, будто в зеркало — кокетливо поправила причёску. Я дёрнул за дверную ручку, убедился: нас не ждали. Решительно постучал кулаком по деревянной части двери — та не дрогнула под моим напором, но и не заглушила звуки моих ударов. Я ломился в дверь, пока за стеклом ни появилось бледное недовольное лицо швейцара.

Привратник нахмурил брови и указал нам на табличку («мест нет»). Я покачал головой и показал ему свой кулак. На швейцара мои угрозы будто бы не произвели впечатления. Он величаво приподнял подбородок и удалился вглубь ресторана. Но через тридцать секунд вернулся с услужливой улыбкой на лице. Дверные запоры бодро щёлкнули и загрохотали. Весело взвизгнули дверные петли. Привратник шустро распахнул перед нами тяжёлую дверь, посторонился, впился преданным собачьим взглядом в лицо Насти.

О причине смены настроения у работника ресторана я догадался. Убедился, что мои догадки верны, когда у края барной стойки заметил Льва Петровича Зареченского. Наряженный в знакомый серый костюм капитан КГБ скользнул по моему лицу безразличным скучающим взглядом, без видимого интереса посмотрел и на мою спутницу. Вслед за услужливо поклонившимся нам швейцаром мы с Бурцевой прошли в пока ещё не очень шумный зал. Я посмотрел на привратника сверху вниз и обронил: «Стол для двоих».

— Красиво здесь, — сказала озиравшаяся по сторонам Бурцева. — Почти как в Кремлёвском дворце.

— Ну так… — ответил я, — это же ресторан «Московский». Провинциальный взгляд на столичную роскошь.

Я шарил взглядом по залу, смотрел на лица сидевших за столами людей. Многие узнал: видел их здесь не в первый раз. Отметил, что сегодня в ресторане отдыхал теперь уже бывший муж Марго. Сидела за столиком у стены и сестра Маргариты Лаврентьевны со своим мужем, директором продовольственной базы. Увидел я и Илью Владимировича Прохорова в компании нарядной и увешанной золотыми украшениями Варвары Сергеевны — те тоже меня заметили, переглянулись, помахали мне руками.

Но я направился не к Прохоровым. И не следом за важно вышагивавшим по залу швейцаром. Я накрыл ладонью сжимавшие мне руку пальцы Анастасии Бурцевой и зашагал между рядами столов к танцевальной площадке. Но не дошёл до неё всего с полдюжины шагов (площадка, как и сцена пока пустовали, хотя из колонок звучали музыка и голос Аллы Борисовны). Я подвёл Настю к столу, где восседал в компании молодой девицы краснолицый мужчина: Игорь Матвеевич Сельчик, нынешний второй секретарь горкома.

— Здравствуйте, Игорь Матвеевич, — поздоровался я.

— Здравствуйте, — повторила за мной Настя.

Я увидел удивление на лице партийного лидера. И интерес в глазах его молодой подруги. Я не задержался около стола Сельчика. Не представил его своей спутнице. Прошёл у Игоря Матвеевича за спиной, повёл Настю к не спускавшим с меня глаз Прохоровым. Услышал, как подружка второго секретаря пошутила по поводу Настиного наряда (Сельчик поддержал её шутку смешком и похрюкиванием). Я не обернулся — улыбнулся смотревшей на меня поверх бокала с клюквенным морсом Варваре Сергеевне.

С Прохоровыми я перекинулся буквально десятком фраз. Представил им Бурцеву («Анастасия из Москвы»), отвесил комплимент Варе. От приглашения Прохоровых присесть за их стол я не отказался — только уточнил, что мы с Настей воспользуемся им чуть позже. Лишь после недолгой беседы с директором швейной фабрики я повёл Бурцеву к столу, около которого нас терпеливо дожидался швейцар. Привратник расправил невидимую складку на скатерти, принял из моих рук мятый червонец, пожелал нам приятного вечера.

— Здравствуйте, — поздоровалась возникшая рядом с нашим столом Светочка Ельцова.

Официантка удерживала на лице дежурную улыбку.

— Здравствуй, Светочка, — сказал я. — Принеси нам сразу два бокала белого сухого вина. Лучше грузинского. Всё остальное мы закажем чуть позже.

— Конечно.

Официантка кивнула, мазнула взглядом по лицу Бурцевой и зашагала к барной стойке.

Я развёл руками и спросил:

— Как тебе здесь?

— Приятное место, — ответила Анастасия.

Она сидела за столом напротив меня, повёрнутая левым боком к пока ещё пустовавшей сцене. Смущённой она не выглядела; то и дело заглядывала мне в глаза, словно в ожидании неких пояснений или признаний. Настя вынула из сумки сигареты, закурила. Я придвинул к ней пепельницу и развлекал московскую гостью байками о ресторане «Московский», пока Светочка не принесла вино и не привела вслед за собой свою начальницу — та осыпала московскую гостью приветствиями и обещаниями.

Непривычно улыбчивая и дружелюбная директорша ресторана проявляла перед наряженной в неприметную белую блузку гостьей несвойственное ей гостеприимство. Светочка Ельцова в это время всё же исхитрилась и прижалась к моей руке бедром, что не укрылось от внимания Бурцевой. Настя нервно затянулась дымом — директорша всё же оставила нас в покое, поторопила официантку. Ельцова и её начальница ушли. Я тут же усмехнулся: заметил, что директоршу остановил второй секретарь горкома Сельчик.

Общение Сельчика с директоршей ресторана происходило за спиной у Бурцевой.

Настя постучала сигаретой по краю пепельницы, посмотрела мне в глаза.

— Похоже, сослуживцы моего отца уже побеседовали с персоналом вашего ресторана, — сказала Анастасия.

Я взял в руку бокал с вином, отсалютовал им Бурцевой.

— Рад, что ты сама это поняла.

Настя нахмурилась.

— Что, и с тобой они уже разговаривали? — спросила она.

Я пожал плечами.

— На месте твоего отца я поступил бы точно так же.

— Ты знаешь, где служит сейчас мой папа? — спросила Настя.

К своему бокалу она пока не притронулась — окуривала его табачным дымом.

— Ты сама об этом сказала, — ответил я. — Там, на Птичьей горе. Когда угрожала местью своего папы Фёдору Тартанову. Именно поэтому я тебя не уговорил остаться в пансионате. Хотя ещё тогда заметил, что нравлюсь тебе. Да и ты мне тогда приглянулась.

Анастасия скривила губы.

— Неужели ты испугался? Кого? Моего папу?

Я покачал головой.

— Нет. Я давно уже ничего не боюсь. Но я посадил тебя в автобус и отправил в Москву.

— Почему?

— Я не дёргаю тигров за усы. Это глупо. И нерационально.

— У моего папы нет усов, — сказала Бурцева. — И он не бросается на людей.

— Даже на тех, кто соблазнил его дочь? — спросил я.

Сквозь туман из табачного дыма заметил, что на Настиных скулах появился румянец.

— Моя личная жизнь — это моё дело, — сказал Анастасия. — Папа в неё не вмешивается… обычно.

Я заметил, что Игорь Матвеевич Сельчик оставил в покое директоршу ресторана. Он выбрался из-за стола, мазнул по моему лицу взглядом. Кавалерийской походкой второй секретарь райкома направился к барной стойке, где дежурил наблюдавший за моим общением с Бурцевой капитан КГБ. Зареченский и Сельчик пожали друг другу руки, будто давние приятели. Оба взглянули на меня и обменялись репликами. Игорь Матвеевич помрачнел, почесал затылок. Капитан покачал головой и пожал плечами.

Я посмотрел на Настю и заявил:

— Отец всегда интересуется ухажёрами своей дочери. Если он хороший отец. И в этом нет ничего плохого. Или ты с этим не согласна? Ты бы не поинтересовалась, к кому поехала вдруг твоя любимая дочь через полстраны?

Бурцева хмыкнула.

— Вовсе не через полстраны, — сказала она.

Настя затушила сигарету, стрельнула в меня взглядом.

— Да и ты меня не соблазнял.

Я усмехнулся.

— Это потому что ты меня вовремя предупредила. Спасибо.

— Предупредила? — переспросила Бурцева. — Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что если бы я не ляпнула этому пьяному аборигену о своём отце, то ты бы…

Настя замолчала.

Потому что в шаге у неё за спиной выразительно откашлялся всё же явившийся к нашему столу второй секретарь городского комитета КПСС Игорь Матвеевич Сельчик. Бурцева дёрнула головой — Игорь Матвеевич неуклюже сдвинулся в сторону, едва не опрокинув соседний стол, где ужинали три увешанные золотыми украшениями женщины пенсионного возраста. Он явился во всей своей худощавой красе перед взором московской гостьи. На миг мне почудилось, что Сельчик приподнимет полы пиджака и изобразит реверанс.

— Прошу прощения… — проблеял Игорь Матвеевич.

Я отметил, что Сельчик часто дышал и прижимал левую руку к груди, как будто при инфаркте. Второй секретарь горкома склонил голову, будто изобразил движение из некого экзотического танца. Он снова откашлялся. Представился, поприветствовал московскую гостью от имени «всех коммунистов Новосоветска». Осведомился у «Анастасии Евгеньевны», понравился ли ей «наш город». Он клятвенно заверил, что лично поможет Бурцевой в разрешении «любых проблем». Напоследок передал «поклон» Настиному «уважаемому дедушке».

Бурцева фальшиво улыбнулась, постучала ногтем по бокалу и ответила Сельчику одним словом:

— Непременно.

Игорь Матвеевич вновь склонил голову и попятился.

Я взглянул на его покрывшееся пунцовыми пятнами лицо. Вспомнил, как он грозно метал в меня молнии тогда, в прошлой жизни, когда я превратил в кровавую кашу лицо его сына.

Бурцева отвернулась от Сельчика; она словно тут же позабыла о нём.

— Сергей, так что бы случилось там, на море, — произнесла она, — если бы я не сказала тебе о своём отце?