Черный дембель. Часть 4 (СИ)

Глава 7

— Докладывай, Чернов, — потребовал Зареченский, едва только я уселся на пассажирское место.

Капитан КГБ постукивал указательным пальцем по рулевому колесу, взглядом сверлил мою переносицу. Сигарету я у него в руке не увидел. Однако заметил, что под потолком салона, будто туман или облако, парили клубы табачного дыма.

— Всё нормально, Лев Петрович, — отчитался я. — Мероприятие прошло в штатном режиме. Сообщил Анастасии Евгеньевне, что не женюсь на ней даже за бочку варенья и мешок печенья. Сделал всё, как вам и обещал.

Зареченский приподнял губу, обнажил крупные передние зубы. Его оскал не походил на улыбку, но и не показался мне грозным. Капитан прищурился, пробежался по мне взглядом и снова направил его мне между глаз.

— Как Анастасия Евгеньевна отреагировала на твоё сообщение? — спросил он. — Какие прогнозируешь последствия? Как и когда ты их нивелируешь? Мне от тебя нужен чёткий и понятный план. Чтобы я передал его… куда следует.

Я хмыкнул.

— Расслабьтесь, Лев Петрович. Всё будет в порядке. Нивелирование последствий уже происходит: в эту самую минуту, пока мы с вами разговариваем. Утром от плохого настроения Бурцевой не останется и следа.

— Поясни.

Я без труда отыскал взглядом на фасаде дома окна квартиры Котовой (не забыл, куда год назад врезался самолёт), указал на них рукой.

— Беседы с Анастасией Евгеньевной уже ведутся, — заверил я. — Не сомневаюсь, что сейчас вот там, за теми окнами льются женские слёзы и звучат жалобы на меня и на судьбу. За этим я Настю сюда и привёз.

— Поясни, — повторил капитан КГБ.

— Да что здесь непонятного, Лев Петрович? Кому ещё Бурцева выговорится, если не сосестре… собрату по несчастью? Сейчас они с Котовой дёрнут по бутылке шампанского и вдоволь наговорятся.

Я пожал плечами.

— Проверенное средство, Лев Петрович. Девчонки напьются, поговорят, поплачут. К утру вместе со слезами из них выйдет вся дурь и все глупые мысли. Завтра днём проснутся полные энергии. С похмельем и с хорошим настроением.

Капитан извлёк из кармана пиджака пачку сигарет «Ява».

— А если они сегодня ночью… в таком состоянии… отправятся куролесить? — спросил он. — Ты понимаешь, Чернов, что нам с тобой головы оторвут, если с головы Анастасии Евгеньевны хоть волосок упадёт в нашем городе?

Я усмехнулся.

— Расслабьтесь, Лев Петрович. Наши головы в надёжных руках. Я проинструктировал Котову. Лена пообещала, что до полудня нога Бурцевой не ступит за порог квартиры. Лена надёжный человек. Проследит. Не сомневайтесь.

Зареченский покачал головой.

— Ох, и подведёшь ты меня…

Капитан КГБ поплевал через левое плечо, постучал по рулевому колесу.

Он чиркнул спичкой, закурил.

— Домой она когда поедет? — спросил Зареченский.

Сквозь клубы дыма капитан КГБ отыскал взглядом мою переносицу.

— А вот с этим проблема, — ответил я.

Развёл руками и сообщил:

— Домой Настя Бурцева пока не собирается.

Зареченский судорожно затянулся табачным дымом.

— Всё будет хорошо, — снова пообещал я. — Не переживайте. Лев Петрович, вы подбросите меня до Красного переулка?

В воскресенье Лена, Наташа и Настя приехали в посёлок после полудня. Выглядели они бодрыми и весёлыми. Я отметил, что Настя Бурцева приехала в новой юбке, очень похожей на ту, которую я уже несколько раз видел на Котовой.

Девицы привезли с собой коньяк, который я вчера оставил в квартире Котовых. Стыдливо завернули бутылки в газетную бумагу. При виде бутылок Артурчик встрепенулся, поставил на землю рядом с лавкой гитару и радостно потёр ладонь о ладонь.

— Вот это я понимаю: приехали не с пустыми руками! — произнёс он. — Всегда бы так.

Прохоров водрузил бутылки на центр стола, полюбовался на них, словно на натюрморт.

— Красота, — заявил Артурчик.

Он поцеловал Торопову и заверил:

— Девчонки, сегодня я, как никогда, рад вашему приезду!

Лена и Настя улыбнулись — я заметил, что веки у них слегка опухли и воспалились, словно от недосыпания.

— Полночи рыдали, — сообщила мне Котова, когда студентка из Москвы (вместе с Тороповой, с Кириллом и с Артуром) пошла наблюдать за кормёжкой соседского пса. — Перемыли тебе все косточки.

— К чему пришли? — спросил я.

— Решили, что ты ещё незрелая личность.

— Неплохой вывод.

— Мужчины взрослеют позже, чем женщины, — сказала Лена. — Какой-то англичанин Джон Локк сказал, что никакие знания человека не могут выйти за рамки его опыта. Ты ещё слишком молод. И не понимаешь, чего лишён, и чего сам себя лишаешь.

Я кивнул.

— Очень по-философски. Молодцы.

Лена вздохнула.

— Я теперь много таких мудростей знаю. На все случаи жизни. И даже кое-что записала.

— Например?

Я зажмурил глаза: за спиной Котовой оконное стекло отражало яркий свет замершего в зените солнца.

— Счастье как бабочка; чем больше вы его преследуете, тем больше оно ускользает от вас, но если вы обращаете внимание на другие вещи, оно придёт и присядет мягко на вашем плече, — процитировала Лена. — Это сказал Генри Дэвид Торо.

Она улыбнулась.

— Кто это такой? — спросил я. — Впервые это имя слышу.

Лена пожала плечами и тут же поправила лямки сарафана.

Я невольно задержал взгляд на её загорелом плече.

— Какой-то американец, — ответила Котова. — То ли философ, то ли политик. О нём я Настю вчера не расспросила. Но у меня ещё будет на это время. Настя сказала, что пробудет у нас ещё неделю. А может и дольше.

Я потёр гладко выбритый подбородок.

— Завтра мы с ней пойдём на утреннюю пробежку вместе, — заявила Лена. — Она так захотела. Настя очень интересный человек. Это правда, Сергей. С ней интересно. Я предложила ей пожить у меня, хоть до конца августа.

— До конца августа ещё почти три недели.

— Я уверена, что они промчатся незаметно.

Пик дневной жары мы сегодня пережидали во дворе Прохоровых, в тени от навеса около летней кухни. Артурчик бренчал на гитаре. Забрасывал вопросами нашу московскую гостью. Сегодня он спрашивал её не только о Высоцком. Потому что мы узнали: в прошлом году СССР посетила иностранная рок-звезда Дэвид Боуи (Прохоров не вспомнил ни одной его песни, но его заинтересовал сам факт появления в Советском Союзе «настоящей иностранной знаменитости»). Настя рассказала, что видела Дэвида в Москве. И даже призналась, что «перекинулась» с иностранцем «парой фраз» на английском, когда встретила его на Красной площади.

Обменялись шутками, когда представляли поездку британского музыканта по Транссибирской магистрали (как сказала Настя, Боуи пересёк почти всю нашу страну на поезде, возвращаясь в Англию после концертов в Японии). Мы прикинули реакцию иностранного музыканта на бесконечное мелькание берёз за окном вагона. Бурцева уточнила: Дэвид провёл в поезде шесть дней. Артурчика повеселил страх рок-звезды перед полётами в самолёте (Прохоров с гордостью заявил, что летал уже трижды). А вот меня аэрофобия Боуи не удивила: в моей памяти ещё не поблекли картины падения вместе с самолётом «Боинг 737–800» в Средиземное море.

Мы планировали, что во второй половине дня отправимся на речку. Настя не прихватила из Москвы купальник (она взяла с собой на удивление мало вещей, но привезла шесть книг на иностранных языках, которые вызвали у моего брата лишь печальный вздох). Её и тут выручила Котова. Бурцева похвасталась нам купальником, который взяла у своей новой подруги. Я тут же припомнил, что Лена надевала его в июне, когда мы с ней ходили на речку. Выглядела она в нём очень даже соблазнительно. А вот на Бурцевой я его не вообразил: моя фантазия спасовала. «Чуть позже увижу», — подумал я. Но это «позже» оказалось «не сегодня».

Потому что на пляж мы сегодня не пошли. Девчонки ещё даже не переоделись, когда к дому моих родителей подъехал мотоцикл «ИЖ-56» с боковым прицепом, с которого резво соскочил похожий на сказочного полувеликана Коля Уваров. А следом за мотоциклом подкатил белый «Москвич-412». Из автомобиля (через водительскую дверь) величаво вышла наряженная в короткое бежевое платье Маргарита Лаврентьевна, поправила на голове белую панаму. Навстречу гостям мы вывалили всей гурьбой. Марго поприветствовала нас взмахом руки. Николай Уваров тоже не рванул нам навстречу. Он снял мотошлем, бросил его в «люльку».

— Ну что, Серёга! — крикнул он. — Принимай машину!

Николай похлопал по сидению мотоцикла ладонью.

— Теперь это твой скакун, — заявил Коля Уваров. — Отдаю его тебе — как от сердца отрываю.

Кирилл с Артурчиком рассматривали мотоцикл и «Москвич» (поглядывали при этом и на Марго).

Девчонки замерли около забора — они смотрели больше на Маргариту Лаврентьевну, нежели на припаркованные около дома моих родителей современные средства передвижения; шушукались.

Мы с Уваровым и с Марго отошли в тень под шелковицей.

Коля похлопывал меня по плечу и делился сомной своими планами.

— … Вот, студент, — говорил Николай, — осваиваю езду в автомобиле. Пока на «Москвиче». А осенью пересяду на «Волгу», буду колесить по дорогам, как большой начальник.

— Ты будешь большим начальником, не переживай, — сказала Маргарита Лаврентьевна.

Она погладила Уварова по плечу.

Николай пожаловался мне, что его невесте не нравилась езда на мотоцикле. Прежде всего тем, что та была «небезопасна для здоровья». Об этом мне Николай сообщил и тут же усмехнулся, покачал головой.

— В сентябре у тебя будет «Волга», — пообещала Марго. — К следующему лету, глядишь, появится у нас и постоянный столик в ресторане «Московский». Там, я уверенна, мы и в область переберёмся. Папу туда возраст и болячки не пустили. А ты у меня молодой. За твоим здоровьем я присмотрю.

Коля поцеловал Маргариту Лаврентьевну в макушку.

Рамазанова сощурилась, будто довольная кошка.

— Лет через пять-семь в столицу поедем, — заявила она. — Там и жары такой нет, как у нас. И какая-никакая культурная жизнь: театры, музеи, концерты. Да и со снабжением там получше. Будем на московских спецбазах затариваться. Вот увидишь. Нечего нам в этом Новосоветске прокисать…

Маргарита Лаврентьевна сообщила, что сейчас они с сестрой делили «папино наследство». Намекнула, что её родитель оставил им с сестрой «много чего» — в том числе и ту самую «Волгу», за руль которой Марго уже мысленно усадила Колю.

Рамазанова припомнила, как сестра «отвернулась» от неё «после смерти папы». Теперь Марго не ограничивала себя в средствах при споре за наследство. Она не сомневалась: получит всё, что ей «причиталось» и «даже больше».

Именно Марго и предложила Николаю подарить мне мотоцикл. Я заподозрил, что сделала она это не только по доброте душевной. Но и потому что заботилась о здоровье своего жениха, и рисовала для окружающих новый образ Николая Уварова.

Коля и Марго не задержались у меня в гостях.

Они уехали — студенты тут же приступили к тщательному осмотру мотоцикла.

— Сергей, а ты ездить на нём умеешь? — спросила Бурцева.

Она вытянула шею, посмотрела на запылённый топливный бак «железного коня».

— Конечно, умеет, — ответил Кирилл. — Мы с Артурчиком тоже нормально ездим.

Настя прикоснулась к моему плечу, заглянула мне в глаза.

— Прокатишь меня? — спросила она.

Робко улыбнулась и добавила:

— Я на мотоцикле ещё никогда не ездила. Интересно.

Я кивнул, ответил:

— Конечно. Прокачу.

И тут же спросил:

— А сама прокатиться не желаешь?

Бурцева растеряно моргнула.

— Это как? — спросила она.

Настя с опаской посмотрела на мотоцикл.

Я пожал плечами.

— Садишься и едешь. Ничего сложного.

— Так уж и ничего? — не поверила Анастасия.

Она с опаской прикоснулась пальцем к ручке управления дросселем.

— Я тоже хочу! — заявила Котова.

Она шагнула вперёд, замерла слева от Бурцевой.

Настя тут же схватила её за руку и спросила:

— Сергей, а можно… мы с Леной вместе попробуем? Мне кажется, вдвоём будет не так страшно.

Она прикоснулась к карману, где лежала пачка с сигаретами.

— Прямо сейчас? — уточнил я.

Лена и Анастасия переглянулись.

— Сейчас, — хором ответили они.

Улыбнулись.

Котова обернулась, взглянула на Торопову.

Наташа помахала руками и спряталась за спину Артурчика.

— Ну уж нет! — сказала она. — Даже не уговаривайте. Нет! Я на этой железке никуда не поеду.

Купание в реке мы перенесли на завтра. Или на послезавтра.

Обучать девиц езде на мотоцикле вызвался Кирилл.

У Бурцевой кандидатура моего младшего брата поначалу вызвала недоверие. Но Лена рассказала ей, как в прошлом сентябре Кирилл «спасал» нашего комсорга. После этого московская студентка всё же решилась: выслушала теоретическую часть и (с заметной опаской) уселась на сиденье громко тарахтевшего мотоцикла позади Кира. Котова резво запрыгнула в боковой прицеп.

«ИЖ-56» послушно тронулся с места, повёз Кирилла и притихших девиц в сторону Верхнего кладбища. Я в компании Артурчика и Тороповой отправился к краю посадки — мы заняли там зрительские места под ветвями дикой яблони. Плевали семечки, слушали шутки Артурчика. Рёв мотора вскоре стих в дали. Но примерно через десять минут мы услышали его снова.

Мы с Прохоровым поспорили по поводу того, кто из девчонок первой села за руль. Артурчик сделал ставку на московскую гостью. И уже через две минуты он подставил мне свой лоб — я отвесил ему щелбан. Возвращался мотоцикл медленно: управляла им Котова, позади неё примостилась Настя — Кирилл со скучающим видом выглядывал из прицепа.

К вечеру Настя и Лена «держались в седле» не хуже, чем мой младший брат. Артурчик своё умение езды нам не продемонстрировал. Не оседлала «железного коня» и Наташа Торопова. В ответ на уговоры Лены и Насти она лишь трясла головой и повторяла: «Нет, нет и нет. Даже не уговаривайте». Я сегодня на братце Чижика так и не прокатился.

До трамвайной остановки мы девчонок провожали пешком.

На пляж мы пошли во вторник после обеда. Потому что в мотоцикле закончился бензин. О припрятанной в сарае канистре я девчонкам не сказал: иначе они бы не успокоились — скормили бы Братцу Чижику (таким именем мы окрестили мотоцикл) всё горючее.

До семнадцатого августа мы гоняли по дорогам возле посёлка на Братце Чижике и плескались в реке. В субботу Наташа Торопова взбунтовалась: Лена и Настя неохотно согласились на поход в кинотеатр (показывали «Апачи» с Гойко Митичем в главной роли).

А в воскресенье девчонки к нам в посёлок не явились. В понедельник Котова мне сообщила, что они с Бурцевой и с Тороповой ездили в гости к Наташиной бабушке, в деревню. Где наелись неспелых яблок и покатались по колхозному полю на тракторе.

В пятницу двадцать третьего августа мы повезли печальную Настю Бурцеву на железнодорожный вокзал. Студентка филфака МГУ возвращалась домой с исцарапанными руками и ногами. И большой сумкой, набитой подарками от родителей Лены Котовой.

На перроне девчонки лили слёзы, словно прощались навсегда (слезу пустила даже Торопова). Кирилл и Артурчик засыпали москвичку обещаниями и просьбами (напоминали об обещанных книгах и пластинках). Я поцеловал Настю в щёку — на прощанье.

Бурцева растеряно озиралась по сторонам, словно не понимала, куда и зачем едет из прекрасного солнечного города Новосоветса. Вздыхала. От киоска «Союзпечать» за проводами московской гостьи наблюдал Лев Петрович Зареченский.

Настя стояла около вагона, хлюпала носом.

— Я тебе уже завтра напишу письмо, — пообещала ей Котова.

— И я, — добавила Наташа.

Бурцева кивнула, смахнула слезу.

— Увидишь Высоцкого — привет ему от меня передай! — потребовал Артурчик.

— Приезжай, — сказал Кирилл.

Настя плаксиво скривила губы.

— Не забывай нас, — сказал я. — Сообщи, если понадобится наша помощь. Помни, что в Новосоветске у тебя есть настоящие друзья.

Бурцева поочерёдно поцеловала нас в щёки и забралась по ступеням в вагон.

Стоявшая около вагона молоденькая проводница оглядела меня с ног до головы и приветливо улыбнулась.

— Я буду скучать по ней, — сказала Котова, когда мы брели от вокзала к трамвайной остановке.

Лена посмотрела мне в глаза и заявила:

— Она хорошая девчонка. Умная. И добрая.

— Главное, чтобы она про мои пластинки не забыла, — сказал Артурчик.

— И про книги, — добавил Кирилл.

В воскресенье двадцать пятого августа Лена и Наташа перевозили свои вещи в общежитие.

В этот день у Наташиного отца был выходной, он перевозил вещички девчонок на служебной машине.

Прохоров вызвался им помочь.

Вернулся Артурчик в посёлок уже затемно. Он пришёл уставший и задумчивый. Артур расставил перед нами на столе привезённые из города шесть бутылок пива, вздохнул и покачал головой.

— Что я вам скажу, парни… — произнёс он.

Прохоров посмотрел сперва на меня, затем на Кирилла.

— У Ленки и у Наташки новая соседка по комнате появилась, — сообщил он. — Перевелась к нам из Ростова-на-Дону. Заселилась вместо Светки Миккоевой. Рыженькая. Ларисой её зовут. Фамилию я не запомнил.

«Широва», — вспомнил я.

— Так вот, парни…

Артурчик покачал головой.

— Эта деваха просто… просто обалденная!

Прохоров взмахнул руками, словно изобразил взрыв.

— Точно вам говорю: она красивее Натахи, красивее Инги и даже красивее Ленки Котовой.