Черный конек

Анна и Сергей Литвиновы ЧЕРНЫЙ КОНЕК

Летом и осенью 1999 года Черноморское побережье Кавказа потрясла серия загадочных убийств.

Убивали молодых мужчин. Только и исключительно мужчин. За два месяца погибло пять человек. Самому старшему было тридцать девять лет. Самому молодому – двадцать три. Трупы их обнаруживали по всему побережью от Геленджика до Адлера.

У последнего из убитых (его нашли в волнах прибоя неподалеку от курортного местечка Бетта) в кулаке была зажата шахматная фигура – черный конь.

Я сидел за столиком с видом на море.

Легкая дымка. Морось. Шумный прибой. Рюмка водки.

Что еще нужно, чтобы скоротать сентябрьский приморский вечерок!

Кафе было маленьким, на пять столиков. За соседним столом поместились три краснолицые курортницы. Они хихикали над своим шампанским и временами кидали на меня откровенные взгляды. От их недвусмысленных позывных я покрывался испариной.

Вот дурынды! Я передвинул стул и стал смотреть в сторону набережной. Махом допил кофе. Закурил. Помахал официантке. Она подтащилась. Я протянул ей купюру. «Принеси мне еще кофе. Сдачу оставь себе».

По набережной под хмурым небом расхаживали немногочисленные курортники, рискнувшие взять отпуск в бархатный сезон. Лица у них были такие, будто их обдурили на четыре кулака.

Мне здесь тоже, право, надоело. Пора домой.

Завтра еще поторчу в этой Бетте. А послезавтра залью в мою старушку «Ауди-80» полный бак, наберу канистры – и пора, пора в Москву!

И тут в кафешку вошел человек, который круто изменил мой маршрут.

То была девушка. Среди расхлябанных курортников она выделялась, словно синичка меж индюшками. Точеная фигурка. Милое личико. Живые искрящиеся глаза. Простой полотняный костюмчик (ценой этак долларов триста). Боже!

Она продефилировала к стойке и спросила коньяку. Затем оглянулась и мельком осмотрела кафешку.

Все столики были заняты. Курортники деловито заправлялись шашлыком и водкой. Или снимались, как те три дамочки. И я.

Черт возьми, я не мог ее упустить.

Наши глаза встретились. Я засиял в сто пятьдесят киловатт. Она слегка улыбнулась в ответ и двинулась к моему столику. Господи, направь ее стройные ножки!

– Я вам не помешаю? – спросила она.

Голос у нее был низким, чуть хрипловатым. Этот голос свел меня с ума – если я еще не был достаточно сумасшедшим.

– Вы мне поможете, – попытался сострить я.

Она мило рассмеялась, усаживаясь.

Бармен принес ей коньяку. Официантка поставила кофе для меня.

– Здесь лучший кофе во всем поселке, – проинформировал я незнакомку.

– Знают секрет? – Она улыбнулась и пригубила коньяк.

– Не жалеют заварки.

– Вы здесь старожил?

– Я гурман. Люблю настоящий кофе. Люблю готовить.

– Яичницу?

– Соте из баклажанов. Салат из креветок с ананасами. Осетрину в кляре.

– Звучит аппетитно.

– Друзьям нравится. И девушкам – тоже.

– Дайте списать рецептик. Креветки с ананасами – весьма романтично.

– Хотите удивить мужа?

– Удивлять можно не только мужа… – сказала она. – Пейте кофе, он совсем остыл.

– Может, выпьете со мной чего покрепче?

– Я уже пью.

– Одна рюмочка не спасает от холода.

Она покачала головой и откровенно взглянула мне в глаза:

– Я люблю делать глупости на трезвую голову.

Мне показалось, что я ослышался. Я не нашелся, что ответить, и сделал долгий глоток кофе. Мой дружок, и без того давно уже пробудившийся от ее низкого голоса и обещающих глаз, совсем распоясался.

– Какого рода глупости вы предпочитаете? – спросил я внезапно охрипшим голосом.

Я смотрел ей в глаза. Она не ответила. Усмехнулась и допила коньяк. Над столиком повисло молчание.

Море расшумелось еще пуще. Три курортницы, бросая на мою собеседницу ледяные взоры, принялись собираться.

– Вы умеете гадать на кофейной гуще? – вдруг спросила она.

– Не люблю гадать. Чему быть, того не миновать.

– Вы фаталист? Печорин?

Я усмехнулся:

– Скорей Максим Максимыч.

– А я гадаю. По книгам. По рукам… А все-таки лучше всего выходит по кофе. Дай мне твою чашку.

Я не ослышался. Она сказала мне «ты». Я был покорен. Я был в полоне. Безропотно передвинул ей по столу чашку.

Она слегка покрутила гущу, а затем быстрым движением опрокинула чашку на блюдце.

Уже совсем стемнело – только качался от ветра фонарь перед входом в наше кафе да грохотало море. По набережной зябко проходили курортники в накинутых на плечи кофтах. Ветер трепетал рукавами.

Незнакомка резко перевернула чашку и сосредоточенно уставилась на кофейный узор. Прошла минута. Вдруг она побледнела и резким движением отодвинула блюдце.

– Что там?

– Хочешь – смотри.

Я придвинул чашку к себе. Всмотрелся.

– О! Там написана фамилия будущего президента!

– Не смешно, – строго сказала она. – Смотри лучше.

– Чей-то рот. Широко открыт. Кто-то кричит!

– Это женский рот.

– Ну и что? – Я внимательно взглянул ей в глаза. – Женщины кричат по разным причинам.

Она отвела глаза. Она по-прежнему была бледна.

– Пойдем отсюда, – вдруг сказала она.

– Я знаю хороший ресторанчик.

– Нет. Проводи меня домой.

– У меня машина.

– Тогда довези.

Мы вышли из кафе и пошли через набережную к моей старухе-»Ауди». Девушка молчала, зябко обхватив себя руками.

Я открыл перед ней дверцу и усадил в теплое авто, нагретое за день. Сел рядом с ней. Включил зажигание. В машине было темно.

– Дай мне сигарету, – глухо сказала она.

– Лучше я тебя поцелую.

Она не ответила.

Я повернулся к ней, погладил по щеке и поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй. Затем обняла меня за шею правой рукой и стала целовать – сильно, страстно.

Когда кончилось дыхание, я оторвался от нее и хриплым голосом сказал:

– Говори, куда ехать.

Дом стоял на обрыве. Где-то там, внизу, грохотало море.

Мы въехали во двор. Каменный трехэтажный дом не светился ни одним окном.

Мы вышли из машины. Девушка взяла меня за руку и повлекла к ступенькам. Отворила мощную дубовую дверь. Мы вошли. Она не стала зажигать свет. В темноте дом казался огромным.

Я обнял ее. Тело было упругим и гладким. Я гладил ее и целовал – губы, шею, плечи. Я потерял голову.

– Подожди, – шептала она, – не спеши…

Я стал расстегивать пуговицы на ее костюмчике. Она была вся мягкая и податливая под льняной тканью. Лифчика не было. Моя рука коснулась ее прохладной груди.

– Ну не торопись же ты… – задыхаясь, говорила девушка.

Я нашарил «молнию» юбки. Стал дергать ее.

Она вдруг с силой ударила меня кулачками в грудь. Я отлетел.

Она залепила мне пощечину и неожиданно закричала:

– Не торопись, я тебе говорю!

И тут в доме вспыхнул свет. Яркий свет.

Инстинктивно я зажмурил глаза, а когда вновь открыл их, то увидел: моя пассия, раскрасневшаяся, наводит порядок в одежде. Ярчайшая люстра освещает огромный высокий зал. В зале пустынно. Потухший камин. А посреди – два кожаных кресла. Между ними – шахматный столик.

Дубовая лестница ведет на второй этаж.

А на верхней ступени стоит маленький человечек, весь в черном, и держит пистолет.

– С прибытием, – низким голосом сказал человечек и стал медленно спускаться по лестнице, держа меня на прицеле.

Он был маленького роста с огромной головой и огромной грудной клеткой. Туловище его было слегка скособочено. Одну ногу он приволакивал. Голубые водянистые глаза – ясные, умные, беспощадные глаза! – были устремлены прямо на меня.

– Добро пожаловать, – радушно осклабясь, говорил, спускаясь, человечек. – Рад видеть вас у нас в гостях. Меня зовут Юрий Юрьевич. А это, – он кивнул в сторону незнакомки, – моя жена.

Она стояла, закрыв глаза и прислонившись к дверному косяку. Лицо ее раскраснелось, дыхание никак не могло успокоиться.

– Ее зовут Ядвига, – продолжал калека, спустившись с лестницы. – Вы, впрочем, с ней уже, наверно, знакомы… А вас как величать?

– Павел.

– Вот и чудненько… Яденька, солнышко мое, возьми еще один пистолетик. А то парень крепкий, того гляди брыкаться начнет.

Моя прелесть беспрекословно оторвалась от стены, подошла к шахматному столику и достала из потайного ящичка пистолет.

– Ты на него направь, на него…

И опять прекрасная незнакомка выполнила команду монстра.

– Присядем, – молвил калека и сделал приглашающий жест в сторону кресел.

Я пожал плечами и уселся в одно из них. Юрий Юрьевич взгромоздился на другое.

Ядвига отошла к окну. Ее точеная фигурка была напряжена. Губы плотно сжаты. Однако пистолет в ее руках направлен точно на меня.

– А вы человек авантюрный, – молвил хозяин. – Ехать неизвестно с кем, в ночь, неизвестно куда…

Он укоризненно покачал своей огромной головой и противно захихикал.

– Ну, а раз уж вы сюда прибыли – придется вам… Тем паче вы, кажется, человек азартный… Играть любите? – Он строго вперился в меня своими жесткими глазами.

Я пожал плечами.

– Ну, любите – не любите, а придется. – Он опять захихикал. – Мы-то вот с Ядечкой играть о-очень любим… Это, знаете ли, не дает соскучиться – здесь, в этом доме… Дом большой, на горе… Море шумит… ветер воет… тоскливо… Верно я говорю?

Я промолчал.

– А игра у нас будет простая. Ты, Пашуня, человек, видно, интеллигентный. В шахматы играть умеешь… Так почему бы нам не сгонять партию?.. А?.. Скоротать вечерок?

Я пожал плечами:

– А почему не в дурака?

– Слишком случайная игра.

– В преферанс?

– Вдвоем неинтересно. А Ядька не умеет. Так что пусть будут шахматы.

– Воля ваша. Я к вам не напрашивался.

– Ты на Ядьку напрашивался. – Калека ухмыльнулся. – Вот и сыграем на Ядьку. Если выиграешь – получишь ее…

– А если ты выиграешь – ты ее получишь?

– Ха. Ха. Ха, – деревянно рассмеялся хозяин. – Ценю твой юмор. Но она и так моя. Поэтому, если я выиграю, я получу твою жизнь. Как тебе такие условия? Любовь или смерть – хорошие ставки… будоражат…

– А если я откажусь?

– Ну, – засмеялся он, – знаешь такое правило: отказавшемуся от игры засчитывается поражение… Яденька нам сейчас кофейку сварганит… Смотри, какая лапуля – хороший приз, а?

Рассказчик закурил.

– Ну, а что было дальше? – нетерпеливо спросил я.

– А я все думал, – усмехнулся Павел, – зачем это полковник Ходасевич включил в нашу опербригаду одних шахматистов… А я, учти, чемпион управления, кандидат в мастера…

– Ну, а если бы он оказался мастером?

Павел хитро улыбнулся и не ответил.

Тут из кухни вышла молодая Пашина жена, поставила перед нами чашки с кофе. Я заметил, сколь ласково она на секунду прикоснулась к его плечу.

И каким страстным взглядом проводил он ее точеную фигурку – стройную, как шахматный конек.