Черта

— И откуда ты такая умная?

— Я стреляная. И я совсем не умная, вот бесилась вчера от великого ума, что ли? Ты уходишь, а во мне тоска поселяется, тоже от ума? Нет, от безумства.

— Голубцы на ужин сделай. Давно не ел.

— Сделаю, я умею.

Улыбнулся сам себе и ей тоже. Вот не зря ему Бог послал Оксану.

Бог? И что это он о Боге подумал, ведь до мозга костей атеист, даже в душу не верит, не то что в Бога. А не верит потому, что то, что он в своей жизни видел, ни один Бог допустить не может, или это слишком злой Бог.

Хотя в душу матери своей верит точно. Уверен был, что она спасла его тогда, и на ноги подняла тоже она, и уйти из жизни в самые страшные минуты отчаяния не дала. Может, и Оксану она ему в награду послала? Чтобы жил, любил чтобы.

Он взял Ксюхины руки в свои и прошёлся по её пальцам пальцами, будто разминая.

«Шестнадцатый размер кольца брать надо», — промелькнула мысль в голове. Сегодня точно зайдёт в ювелирный. И Олежке подарок купит. А ещё надо узнать, что нужно для усыновления. Пусть Семёныч ему характеристику напишет. Это важно, чтобы хорошая характеристика была.

После массажа головы боль немного отступила.

— Ты не психуй, Ксюш, не надо. Я вернусь к тебе, всегда к тебе возвращаться буду. Одного в толк не возьму, зачем я тебе такой нужен. Я старше тебя на сколько? На десять лет целых. Я больной совершенно. Зачем я тебе?

— Ты, главное, возвращайся. Может, со временем и ты меня полюбишь.

— Дурочка ты, Ксюха.

Он поцеловал её на прощание и отправился на работу.

***

Не успел подойти к кабинету, как увидел плачущую женщину лет пятидесяти и девочку, тоже всю в слезах. На вид девочке лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. С ужасом подумал, что видимо за ночь привезли ещё кого-то. А родственники уже ждут.

Нет, ещё один труп в его сегодняшние планы не входил. Ему надо в ювелирный. И за подарком Олежке. Задерживаться никак нельзя, а вот узнать, нашли ли вчерашнего младенца, надо. На улице холодно, вряд ли ребёнок выжил. Стало безумно жалко кроху, прямо сердце сжалось.

В коридоре появилась регистратор Лидочка. Шаги услышала.

— Владимир Александрович, а вот они к вам. Я ж сказала, что наш доктор никогда не опаздывает, — это она уже им говорила.

Подходит к Володе женщина и протягивает направление: «Несовершеннолетняя Комарова направляется для определения половой неприкосновенности и половой зрелости».

Женщина сквозь слёзы поясняет:

— Ну да, Ирка у меня… ещё та… не уследила, но поймите, доктор, как только она стала жить с Андрюшкой, парнем своим, она изменилась в лучшую сторону, она стала женой, она за ум взялась, а если его посадят, то девочка покатится по наклонной…

— Парню сколько лет?

— Двадцать три. Да путём у них всё. И с детьми они до её восемнадцати подождать собирались.

Вернулся в кабинет расстроенный, заключение написал, отдал Комаровой-старшей.

— Что там у тебя, Вов? — спросил Семёныч.

— Во-первых или во-вторых?

— Давай по порядку.

— Во-первых, я сегодня уйду вовремя, мне надо кольцо Оксане купить, а может, сразу и обручальные взять. Потом подарок Олежке и бабушке. А вот во-вторых — я злюсь. Потому что закон у нас гибкий для одних и тупой для других.

— Ну, с твоим «во-первых» я полностью согласен. Созрел. Молодец, поздравляю. Олежку усыновить хочешь?

— Хочу. У парня отец должен быть. Да и подружились мы с ним. Что? Думаешь, я тороплюсь?

— Нет, не думаю. Смотрю на тебя, на то как изменился рядом с ней — нет, нормально всё, Вова. Правильно. А что второе?

— Девочку смотрел пятнадцати лет, на определение половой неприкосновенности и половой зрелости. Насилия там нет. Она влюбилась и угомонилась. Даже курить бросила. Чувствуешь? Половая жизнь с тринадцати лет. В анамнезе гонорея. Партнёров она не считала. Но всё по взаимному согласию. Вот такой «подарок». А тут вот последние полгода живёт с парнем двадцати трёх лет. Мать счастлива — дочка за ум взялась. Его родители не лезут. И вот узнают об этом в школе. И начинается. И пошло-поехало. И парня сделали педофилом. Я тебя уверяю, что она его соблазнила и растлила, а не он её. А его посадят. Скажи, за что? И кому от этого лучше?

— Вова, у меня дочке пятнадцать. И если бы я узнал, что она живёт с парнем намного старше себя…

— А если с ровесником?

— Всё равно бы морду набил.

— Я старше Оксаны на десять лет. Я не имею права её любить? Или если бы ей было семнадцать, а мне двадцать семь, то я не имел бы права любить, а через год уже бы имел такое право? Вон в Казахстане вообще ввели принудительную химическую кастрацию педофилов. И это парень, который девчонку из говна вытащил, попадает под эту статью. А он не виноват, ни в чём не виноват. Другой виноват, если соблазняет или насилует, а он нет. Только статья одна, бюрократы одни, машина правосудия ржавая и негибкая.

— Вов, ты винтик этой машины…

— Обещал я в суд свидетелем пойти.

— Вот и молодец. Может, ты и прав, но если бы моя дочка… Ладно, замнём. Пошли на вскрытие вчерашних, пока кого-нибудь не избили.

Бомж с пробитой головой оказался, как и предполагал Семёныч, не криминальным. А вот девочка погибла от внутреннего кровотечения. Полный живот крови.

Володя закончил вскрытие абсолютно злой, с дикой головной болью.

В ординаторскую он вошёл со словами:

— Да какого чёрта!

— Перфорация стенки матки при криминальном аборте? Да, Вов?

— Да. Ты вчера знал?

— Догадывался. Знаешь, сколько таких видел?

— Ну и денёк сегодня, жуть прямо. Не пойду за кольцами.

— Брось. «Не везёт мне в смерти — повезёт в любви!» Помнишь песню такую? Давай звони следователю, пусть выясняют и ищут убийцу. Врач делал?

— Нет, не похоже. Хотя кто его знает. Врач бы прободение не пропустил.

— История знает всякие случаи. Я обрадую сейчас тебя, Вова. Ребёнок жив. Младенец, которого ребятки под брезент грузовика засунули. Ща расскажу. Представляешь, приезжает мужик домой с рынка. Отработал весь день, товар распродал. Въезжает в свой гараж, из машины выходит и слышит писк. А в кузове его пикапа новорождённый ребёнок надрывается. Эти чудилы пуповину не отрезали, а перевязали. Короче, заходит он с ребёнком в дом, говорит жене — так и так, нашёл в кузове. Она в крик, типа такого не бывает, типа нагулял он где-то, а плод любви ему отдали за ненадобностью. А потом ребёнка взяла, «скорую» вызвала, к ней наши ребята сегодня поехали. Так она младенчика не отдаёт. С мужем помирилась. Они его себе оставить хотят. Мамаша от него уже отказалась. Так что повезло парню. Может, человеком станет.

— Есть ещё люди.

— Есть. Правда, наши говорят, что мужа она скалкой отходила, но он не в обиде. У них своих трое, этот четвёртый будет. Вот ты уже и улыбаешься, Вова. Жизнь ведь полосатая. Иди, покупай кольца.

— Сейчас отчёт напишу и сам следователю завезу. Неправильно мы к детям своим относимся, Семёныч. Если бы они нам доверяли…

========== Часть 16 ==========

Он купил! Купил абсолютно всё, что планировал. Даже обручальные кольца тоже купил.

Совсем не такие, как были у него с Леной. Повторения он не хотел. Да его и не могло быть.

Они настолько разные. Лена — всегда знающая себе цену, властная, красивая, недоступная, та, за которую нужно бороться, биться до крови. И Оксана — тихая, милая и домашняя.

С Леной всегда был напряг, он должен был ей соответствовать, стремиться дорасти, потому что планка поднималась и поднималась. Она — научный сотрудник, кафедральный работник и он — врач «Скорой помощи». А вот с Оксаной он почти бог. Нет, она не глупа, она проще, нежнее. С ней хочется расслабиться и так спокойно. С ней он отдыхает.

Поймал себя на мысли, что думает только о себе. Да, ему с Оксаной прямо то, что доктор прописал. А ей? Что он может дать ей? Себя-развалину? Хотя она говорит, что любит…

Любит! Её глаза не врут.

Жаль, что не встретил её раньше, когда был здоров и полон сил. Но раньше она была несовершеннолетней. Да и любила другого. А вот тот, другой, её не оценил, пользовался, унижал, бил. Перед глазами снова нарисовалась картинка её избитой, что даже черты лица не разобрать. Может быть, до встречи с тем придурком, которого он вскрывал после аварии, она была другой. Может быть, она просто сломлена?

Как она говорила про то время, — в одно утро она проснулась и поняла, что от её любви не осталось и следа. А потом она его ненавидела.

Как хочется, чтобы такого же не произошло с ним. Как понять, что её любовь навсегда?

Путём проб и ошибок. А иначе просто никак.

Ладно, надо оставить позади все сомнения и жить. Решил жить с ней, значит, так и правильно. Решил усыновить Олежку, тоже правильно. Всё он правильно решил.

И пусть у него нет той страсти, того помрачения рассудка, как было с Леной, но Оксану он любит, по своему, более спокойно, что ли. Может, так и надо: сильный огонь гаснет быстрее, а вот…

А вот и дом, надо подняться на третий этаж, позвонить в квартиру, и его жизнь станет другой.

Первым к нему на руки запрыгнул Олежка. Он сначала обвил его ноги своими ручками, прижался и попросился на руки. Пришлось поставить на пол все пакеты.

— Я ждал тебя, — с удивлением и недетской грустью рассказывал ребёнок, — а приехала бабуфка. Пойдём играть!

— Пойдём, обязательно с тобой поиграем, смотри, кого я тебе принёс.

Володя наклонился и достал из пакета плюшевого медведя.

— А ещё… это тоже тебе, настоящий робот ЛЕГО.

Мальчонка слез с рук и потащил своё богатство в комнату, ведь кроме этого ещё в подарках оказалась радиоуправляемая машина.

— Ну что же ты творишь, Володенька! — Мария Юрьевна улыбалась широкой светлой улыбкой. — Здравствуй, сынок!

Они обнялись.

— Раздевайся и проходи, Оксанка в последний момент поняла, что к голубцам сметанки нет. Вот побежала. Она скоро, шустрая девочка.

— Это вам, — он протянул Марие Юрьевне коробочку.

Она открыла и ойкнула.

— Володя, мне жемчуг?! Зачем?! Ты мне жизнь спас, и сам подарки делаешь?

— На память о дне, когда я руки внучки вашей прошу.

— Сладилось у вас. Рада. Ксюшка хорошей женой тебе будет, не сомневайся. Да и мне теперь умереть не страшно. В надёжные руки внучку отдаю. Да что ж ты стоишь всё у порога, проходи.

— Сейчас домой загляну, переоденусь, и к вам. Голубцы есть со сметаной.

Дома влез под душ. Снова задумался. Всё, он сделал шаг, осталось получить согласие Оксаны. Он его не спросил. Только сейчас понял, что не спросил. Нет, не откажет она. А вдруг? Сердце защемило.

Из душа прошёл в спальню, одеться.

— Вова!

Она стояла в дверях.

— Ты замуж за меня пойдёшь?

— Пойду, только расскажи мне всё.

— Что, Ксюша?

— Про то, что было в больнице, про то, что тогда не досказал.

— Ты считаешь, что надо?

— Надо, Володенька, и не потому, что это что-то изменит. Я с тобой, и теперь всегда с тобой буду. Ты для себя должен сказать, чтобы жить мог, радоваться жизни.

— Хорошо, слушай. Лена пришла попрощаться и дать ключи от квартиры. Сказала, что всё привела в порядок, заходи и живи. Вернее, заезжай, я передвигался в инвалидной коляске. Квартира на третьем этаже, но есть лифт. Напомнила, чтобы сыну звонил. Тогда ей казалось это важным. Отдала документы, ключи и ушла. Для меня мир рухнул, второй раз после аварии, смерти мамы и развода. А ещё я понял, насколько беспомощен. Третий этаж. Ты понимаешь, что если лифт не будет работать, я просто сдохну с голоду, и соседи меня по запаху гниения обнаружат. У меня никого нет, никого! Это так страшно, чувствовать себя беспомощным и одиноким. А мне было всего двадцать восемь лет. Стали появляться мысли о суициде. Выход? Да — выход. В душу там бессмертную, в Бога я не верил. А тут так здорово, вот я умираю и рядом с мамой. Представляешь, я ведь даже не попрощался с ней. Не проводил в последний путь. Всё без меня. И тогда я подумал, что жизнь вообще прекрасно течёт без меня. Я вне жизни. Я есть, и меня нет одновременно. То есть я есть только для себя, для Даньки. А для всех остальных меня уже нет. Понимаешь?! А тут Марина пришла, попросила подписать заявление об увольнении по состоянию здоровья. Объяснила, что ничего личного, что ей недоукомплектовка бригады боком выходит, а так она сможет взять человека на моё место. Я понимал, для неё важна работа, и я подписал, а потом решился. Вот подъехал я в инвалидной коляске к лестнице. Думал, сейчас коляску с тормоза сниму, и она вниз покатится, перевернётся и наступит конец. Я успокаивал себя, что это не суицид, а эвтаназия. Что не один врач никогда не сделает мне то, что я попрошу, а значит, я могу только сам.

— А что потом, Вова?

Оксана размазывала по лицу слёзы, которые лились нескончаемым потоком.

— А потом я услышал голос сзади, и понял, что мою коляску крепко держат. Там был нейрохирург-спинальник, Васнецов. Он уже у нас не работает, уехал куда-то в центр. Защитился. Так вот, он предложил мне операцию. Тяжёлую, серьёзную операцию, на позвоночник. Такую, каких никто ещё не делал, и он не делал людям, практиковался на собаках только. Обещал, в случае удачи, потом заменить коленный сустав. А в случае неудачи помочь мне уйти из жизни, только менее болезненным способом, чем упасть с лестницы. И я согласился. Потому что это был шанс жить. А я как любой самоубийца, хотел жить… Операция прошла успешно, потом вторая, на колене, тоже успешно. Я встал, я получил специальность, я начал работать. Я могу обеспечить себя и не только себя. Но я ощущаю себя периодически у той лестницы, на краю, когда нужно только отпустить тормоз…

Он поднял на неё глаза и прижал к себе.

— Ну что же ты плачешь? Ксюша, ты сама просила рассказать.

— Вов, у меня есть предложение.

— Какое?

— А давай ты мысленно представишь, что ты встал с той коляски и своими ногами спустился вниз с той лестницы. И мы идём дальше вместе: я, ты, Олежка, наши с тобой дети, которые обязательно будут. А твой сын к нам приедет, рано или поздно. Мой двоюродный дедушка обещал купить самый навороченный ноут и отвезти твоему Дане. Ты сможешь его видеть, а он сможет видеть тебя. И пусть между вами океан. Это такая мелочь, когда люди родные. У меня все в одном городе, а мы не видимся и не разговариваем, потому что чужие по своей сути.

— Ксю, это ведь через всю страну надо ехать, он поедет?

— Это не важно, давай сейчас мы с тобой мысленно перейдём черту и будем счастливыми. Мы ведь заслуживаем счастья! Бабуля своему брату так расписала, как ты ей жизнь спас, что он готов на всё. Он её знаешь, как любит.

— Ксюша, так ты согласна быть моей женой?

— Конечно, Володя. Я буду самой счастливой женщиной на свете.

Он надел ей на палец кольцо.

Потом они ели голубцы со сметаной, потом он купал Олежку и укладывал его спать. Конечно, в обнимку с плюшевым медвежонком.

***

Сколько всего было в их жизни потом. И светлого, и радостного, и смешного, и даже грустного. Но это жизнь, и она бывает всякой. Порой сам себе не можешь объяснить, почему она такая, эта жизнь, и почему ты сам такой.

Прошло долгих восемь лет, и Даня прилетел к отцу. В аэропорту его встречали всей семьёй. А как иначе. Он всех их знал. Со всеми постоянно разговаривал по скайпу, иногда часами. Потому что они были родными. И он с отцом, который его так любил, и с младшими братьями: Олежкой, и Сашкой, и с сестрёнкой Анастасией.