Парень шёл, словно скала по графитной мостовой. Он выглядел задумчивым, в его руках был стаканчик с коктейлем. Как всегда, на Тануки был надет наряд истинного пижона. Чего стоили ботинки из шкуры анаконды! Не говорю уже о модном клетчатом коричневом пиджаке и таких же брюках. Рыжеватые волосы были аккуратно зачёсаны набок.
Вспомнив их ссору с Фэй, тяжело вздохнула и обратилась к отцу:
–Там мой друг, давай подберём?
Отец вытянул шею, пытаясь разглядеть пешехода. Лицо его посветлело, когда он узнал идущего.
–А-а-а, так это Тануки!
Отец притормозил, свернув к обочине, и просигналил. Тануки увидел нас и, к моему облегчению, пошёл навстречу. Как только парень поравнялся с моим окном, я указала головой на заднее сидение и почти в приказном тоне выдала:
– Привет, запрыгивай!
Тануки поздоровался с отцом, приподнял бровь, насмешливо глядя мне в глаза, будто спрашивая: «Серьезно? Прыгай? Ты шутница, девочка!» – я почти слышала его голос у себя в голове. Мои губы разъехались в улыбке.
– Вообще-то я шёл в другую сторону. Буду играть в PSP, – гордо заявил парень, пряча руки в карманах брюк и перекатываясь с пятки на пятку.
– Как знаешь! – поддельно зевнула, показывая, что у него до ужаса скучные планы на воскресенье. – Я думала, ты составишь мне компанию. Мы с отцом едем по вызову.
Тануки тут же выпрямился, его карие глаза вспыхнули интересом.
– Это связано с нарушением закона?
Я кивнула, наблюдая, как друг, не дождавшись моего ответа, пыхтя, залезал на заднее сиденье служебного авто. Хорошо, что у отца большой вместительный мустанг.
В нём запросто можно уместить ещё три таких же Тануки.
Как только автомобиль въехал в неблагополучный район (да, у нас в Раю и такие есть!), я наклонилась вперед, вглядываясь вдаль. Почти рядом с границей. Сглотнула, думая, что совсем недавно была по ту сторону…
Сквозь лобовое стекло автомобиля было видно несколько апостолов. Коллеги отца. Папа приоткрыл дверь машины и крикнул:
– Филипп!
Один из мужчин обернулся. Русоволосый, высокий, стройного телосложения, приятный во всех отношениях. У него были точёные изящные скулы и большие глаза. Говорят, с него рисовали несколько фресок. Мужчина доброжелательно ответил кивком на приветствие апостола-коллеги.
– Так, Тануки, ты парнишка рослый! – заявил отец, поворачиваясь к нему на заднее сидение. – Может, и сгодишься в деле!
Тануки выпятил грудь, будто ожидая, что вот-вот на ней материализуется медаль за какие-то героические заслуги. Машину качнуло, и мой друг оказался на тротуаре, внимательным взглядом обводя местность.
Должно быть, это самое мрачное и темное место в Раю. Невзрачные дома из тёмно-коричневого кирпича. Дорога, давно не видящая рабочих с асфальтом, расползалась трещинами, словно паутина. Унылое зрелище, неприятно… Я сглотнула, подумав, там, где паутина, обязательно есть и паук. Б-р-р… Отвратительно!
Поднявшийся ветерок подхватил оборванную газету и понёс по улице, швыряя её в разные стороны. Очень мрачная картина…
Но всё же моё внутреннее существо трепетало в предвкушении. Интерес и страх – это мощный коктейль ощущений. Не мешкая, распахнула дверь и уже поставила ногу на асфальт, как услышала голос отца:
– Люция!
Вздрогнула от неожиданности, повернулась к нему лицом и вопросительно подняла бровь.
– Тебе, дорогая, лучше остаться!
Папа смущённо кашлянул, будто ему неудобно было отказывать собственной дочери. Он сложил руки на груди. Этот жест означал, что возражений папа не потерпит.
Поджав губы, я нахмурилась:
– Ну, па! Зачем ты тогда меня вообще взял с собой?!
– Я же не знал, что там обряд проводят!
Тануки охнул и прижал к губам пухлую руку. Его, несомненно, это шокировало.
Где это видано, чтобы в Раю проводили обряды! Это запрещено законом.
Без лишних слов я юркнула обратно на переднее сидение и для наглядности громко хлопнула дверью. Папа поднял глаза к небу, словно молясь. Я прыснула от смеха. Уже не первый раз замечаю, что, когда подчиняюсь воле родителей без споров, отец молится. Будто это серьёзный поступок.
Наблюдая, как апостолы и лучший друг удаляются к заброшенному зданию, нажала на кнопку магнитолы. Легкая расслабляющая музыка заполнила тишину салона. Несколько минут махала ногой в такт музыке, пока не услышала крики. Я подалась вперёд, вцепившись в кожаную обивку сидения так, что она заскрипела.
– Что это?! – испуганно вырвалось у меня вслух.
По коже побежали мурашки, почти размером со слона. Даже маленькие волоски на шее зашевелились, предчувствуя беду.
Судорожно вздохнув, я дернула на себя дверь автомобиля. Не оглядываясь, бросилась со всех ног туда, где в последний раз видела отца. Практически летела, передвигаясь с такой скоростью, что уличные фонари мелькали, расплываясь пятнами. В голове было противно, словно там кто-то стучит в набат.
Ещё мгновение – и дверь здания разлетелась на мелкие щепки и древесную пыль. Своё эпическое появление я сопроводила громким чихом, при этом умудрилась встать в боксерскую стойку, выставив кулаки вперёд. Словно хотела показать врагам, что не остановлюсь ни перед чем, чтобы спасти своих близких.
Туман рассеялся, и я увидела связанные сущности. Трое мужчин и две женщины. Они выглядели очень неопрятно и неухоженно. Грязные волосы, сальная одежда чёрных цветов, размазанный мэйк.
– Отпустите! – вскрикнул мужчина со странным макияжем. Рот его был вымазан чем-то подозрительно похожим на красную помаду, а кожа лица была покрыта… белой пудрой?!
– Это всего лишь песня! – начал возмущаться второй мужчина, почти близнец первого, косматого. – Мы ничего плохо не делали.
Я растерянно опустила кулаки, видя, как Филипп ошарашено перевёл взгляд с меня на арестованных.
– Ага, будете рассказывать это Высшим, когда вас прямиком отправят в Ад, – ехидно пропел Тануки, но тут же покраснел под строгим взглядом моего отца.
– Строчки так называемой песни содержат недопустимые сочетания слов! – сказал двенадцатый апостол, чеканя каждое слово.
Мужчина побледнел под слоем белой штукатурки, если это, конечно, возможно и, сглотнув, промямлил:
– Я не знал, честное слово!
Но отец был непреклонен:
– Незнание закона не освобождает от ответственности.
Через секунду сквернословящий мужчина был связан светящимися магическими верёвками, а за ним – и вся шайка пособников. Отец поднял лист, выпавший из рук орущего во всё горло нарушителя закона:
– Сжечь!
Лицо сморщилось, словно ему было противно прикасаться к пергаменту. Как только один из подчиненных бросился исполнять приказание, я, не выдержав напора своего любопытства, приблизилась к молодому парнишке, держащему конфискат, и заглянула в текст. Большими буквами было написано: