Чингисхан. Пядь земли

Глава четырнадцатая Консул и куриоси

Похоронная процессия двигалась по Месе. Эйрих шёл по левую руку от консула Флавия Антемия, с мрачным выражением лица, потому что пришлось во всём этом участвовать. А вот по правую руку от консула шёл довольный Альвомир, который временно исполнял роль «избранного телохранителя» — ему вручили некий церемониальный скутум увеличенного размера, отдалённо напоминающий дверь.

«Избранный телохранитель», как объяснил Эйриху Иоанн Феомах, это почётная обязанность, даруемая далеко не каждому — консул хочет показать своё особое расположение, выбрав для этой роли Альвомира. В связи с этим гигант был в своей знаменитой на весь город броне, весело звякающей в такт его шагам.

Гигант даже не представлял, какую честь ему оказали, но он был рад тому, что удалось увидеть так много людей и такую красивую церемонию.

«Наверное думает, что праздник какой-то…» — подумал Эйрих, глядя на него. — «Хотя для кого-то, действительно, праздник…»

Похороны императора — это небыстрый процесс.

Декаду назад Эйрих думал, что его уже давно похоронили, но оказалось, что всё это время он лежал в благовониях и медленно гнил, потому что надо было начинать многомесячные траурные процедуры. Дело было также в том, что архиепископ Константинопольский Аттик, был на пути в Ипподром в тот день и его забили дубинками вышедшие в город мятежники, те самые, которые успели пройти через Чёрные врата до прихода Эйриха.

Без архиепископа Константинопольского, как оказалось, начинать хоронить императора никак нельзя, а архиепископский престол оказался вдовым, поэтому возникла уникальная ситуация, когда для начала церемоний похорон императора надо по-быстрому избрать архиепископа.

И священнослужителя чином пониже на это отряжать нельзя, потому что императору Феодосию II сейчас семь лет и он запомнит любой урон чести усопшему отцу — никому не нужно было проблем в будущем, отчего ситуация долгое время не двигалась с мёртвой точки.

«Трусы предпочли дать телу императора сгнить в благовониях, лишь бы не принимать решений, опасных в будущем», — подумал Эйрих, бросив короткий взгляд на нового архиепископа, Маврикия I, следующего рядом с гробом.

Подробностями биографии нового архиепископа Эйрих не интересовался, потому что проку от этого святоши для него вообще никакого. Не арианин, на вид невзрачный, слушается Антемия как отца родного — человек, не представляющий в политике самого себя. Он точно не ожидал, что архиепископом изберут именно его, поэтому до сих пор пребывал в некотором изумлении, что видно по глазам.

«Как же долго они хоронят своих правителей…» — подумал Эйрих. — «Уже чересчур стало во время этих бесконечных тасканий гроба по Большому дворцу».

Императора несли в закрытом гробу, потому что никто не в силах привести в приличное состояние гниющий труп. Промедление, вызванное отсутствием архиепископа, не позволило вовремя начать бальзамирование, поэтому последнее целование мертвеца из программы церемоний убрали.

Огромную толпу пожелавших попрощаться с императором сопровождало оцепление из надлежаще проверенных схолариев.[50] Перед официальной процессией из сановников, диаконов и прислужников с восковыми свечами, шли простые горожане с факелами.

Вокруг, вдоль улицы, множество не участвующих в шествии горожан, решивших так выразить скорбь по безвременно почившему императору.

Священники нараспев читают псалмы, у всех тут, кроме даже внешне довольного Альвомира, либо скорбные, либо равнодушные лица. Эйрих был равнодушен к происходящему, потому что отбывал повинность — консул посчитал, что будет правильным, если рядом с ним будут его спасители.

Флавий Антемий, как заметил Эйрих, что-то говорит переводчику с латыни на готский, а переводчик передаёт это что-то Альвомиру. Видимо, пытается уговорить гиганта перейти на службу к римлянам, но с этим можно быть спокойным — Альвомир из тех людей, которые сами никого не бросают и не предают. И теперь было ясно, зачем консул настоял на присутствии тут гиганта: других случаев побеседовать без участия Эйриха не будет.

Справа от гроба идёт девятилетняя Элия Пульхерия, старшая дочь покойного императора, а рядом с ней идёт Флавий Феодосий II, семилетний император огромной империи. Девочка ступает твёрдо и решительно, а вот мальчик находится у неё в ведомом положении, что многое о нём говорит — по детям, обычно, сразу видно, что за человек будет. И Эйрих чувствовал, что Феодосий II будет не лучше собственного отца.

Наконец, процессия достигла храма Святой Софии.

Тело, покоящееся в свинцовом гробу, помещённом в короб из индийской красной древесины, занесли в храм, где поставили перед алтарём, после чего архиепископ начал читать проповедь на погребение.

— Это не должно занять много времени… — тихо произнёс консул.

Альвомир стоял по правую руку от него и слушал шепчущего переводчика.

Священник читал Евангелие, нудным и скрипучим голосом. Эйрих терпел и старался относиться к этому философски — проповедь конечна, а потом можно заняться полезным делом.

После проповеди последовал вынос тела из храма и они снова пошли, но уже к Храму Святых Апостолов, где заведено хоронить римских императоров.

Шли к храму долго, до него было целых две мили — император Константин I строил собственный храм и усыпальницу подальше от дворца, видимо, чтобы не напоминать себе лишний раз о неизбежном.

Торговцы, как и всегда, не упустили такой редкой возможности, поэтому продавали еду и напитки участникам шествия. Ходить по Месе туда-сюда — это утомительно, поэтому подкрепиться чем-нибудь бывает не лишним. Люди ели и пили со скорбными лицами, чтобы подчеркнуть траурность этого фарса.

Наконец, Храм Святых Апостолов.

Надеждам Эйриха вопреки, архиепископ встал пред вратами храма и начал читать молитву.

Больше всего в этой ситуации не повезло носильщикам императорского гроба: свинцовый короб и сам по себе тяжёл, так ещё и индийское дерево весит немало. Эйрих видел, как трясутся ноги у этих, на вид крепких, мужчин.

«Я читал, что у римлян гроб должны нести родственники усопшего», — припомнил Эйрих. — «Но все живые родственники Флавия Аркадия ростом не дотягивают до колеса арбы. Кто же такие эти шестеро?»

Идти и выяснять маловажную подробность ему было лень да и неуместно это сейчас.

Когда очередное повторение псалмов, уже неоднократно озвученных дьяконами по пути к храму, было закончено, гроб занесли внутрь и настало время погребальной молитвы.

Эйриху показалось, что они тут слишком много внимания уделяют разного рода молитвам. Отец Григорий, являющийся фактически главным священнослужителем остготов, предпочитал больше не толковать Евангелие, а узнавать, что гложет и беспокоит прихожан — с ним всегда есть о чём поговорить, а иногда он даже мог дать дельный житейский совет. Тут же…

После погребальной молитвы начался процесс погребения.

В склеп пустили только особо важных персон: консула Флавия Антемия, Альвомира, претора Эйриха, магистра оффиций Лигариана, архиепископа Маврикия I и детей покойного. Ещё вошли четверо носильщиков, но они быстро покинули склеп, сразу после того, как аккуратно извлекли свинцовый гроб из индийского короба и поместили его в углубление.

Остальные скорбящие остались в средней части храма, где специально назначенные люди уже начали петь энкомии, то есть хвалебные песни в честь усопшего императора.

— Эпитафию, слава Богу, уже приготовили… — тихо произнёс консул. — Архиепископ…

— Да-да, — опомнился задумавшийся священнослужитель. — Лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить в дом пира, ибо таков конец всякого человека, и живой приложит это к своему сердцу…

И снова молитвы. Только сейчас всё осложнялось тем, что в усыпальнице было душно от жаровен и до одури воняло сжигаемыми в них благовониями. Ладан, мирра, стиракс — римляне измельчают и смешивают всё это, после чего добавляют в свечи или сжигают в кадилах и жаровнях. Эйриху не был неприятен этот запах, но он уже десяток минут стоит в этой гробнице, потеет и вдыхает этот дым.

В глазах его постепенно мутнело, нос уже потёк — хотелось выйти отсюда поскорее, но привычный к подобной обстановке архиепископ продолжал нудно читать молитву. И тут действующий император начал падать без сознания.

Эйрих протянул руки и поймал мальчика. Архиепископ прервал очередную молитву и недоуменно уставился на отключившегося императора.

— Что… — начал он.

— Император потерял сознание… — едва стоя на ногах, произнёс Эйрих. — Нужно… на воздух…

— Эйрих, вынеси его, — распорядился консул Флавий Антемий. — Архиепископ, продолжайте.

Выходов из крипты было два, Эйрих перехватил императора поудобнее и воспользовался тем, который ведёт в бытовые помещения. По узкому коридору, затем по ступенькам — впереди деревянная дверь.

— Ты же тот гот, который был, когда папу убили, да? — спросил детский голос у Эйриха за спиной.

Эйрих развернулся и увидел Элию Пульхерию, сестру действующего императора. Это пухленькая девочка с длинными волосами каштанового цвета, одетая в чёрный траурный наряд. Голову её накрывал чёрный платок, являющийся продолжением мафория, то есть накидки, именуемой у готов покровом. Никаких украшений, как того требует похоронный регламент.

Самого Эйриха тоже заставили одеться по регламенту, в чёрную тунику, чёрные же штаны и лишь сапоги оставили на его усмотрение, но обязательно не слишком ярких цветов.

— Да, — кивнул он. — А ты, как я понимаю, Элия Пульхерия?

— Это все знают, — сказала на это девочка.

Эйрих открыл дверь и прошёл в келью с четырьмя спальными местами и письменным столом.

— А тот великан — это тот, кто убил всех душегубов? — продолжила опрос Элия Пульхерия.

— Его зовут Альвомиром, — произнёс Эйрих, укладывая Флавия Феодосия II на одну из грубых кроватей.

— Странное имя, — хмыкнула сестра императора. — Что ты забыл у нас в городе?

— Меня пригласили, — ответил Эйрих. — Ради пары дел, связанных с Западом.

— Феодосий — слабак, — произнесла вдруг Пульхерия. — Плохой император.

— Ты ещё не знаешь этого наверняка, — покачал головой Эйрих.

Сам он уже знал наверняка, что этот мальчик вряд ли будет когда-нибудь править самостоятельно, но говорить или подтверждать такое сейчас крайне неуместно, чтобы ни говорила Элия Пульхерия.

— Уже знаю, — она села на соседнюю кровать и достала из кармана небольшой кошелёк.

В кошельке обнаружились сушёные финики в меду. В прошлой жизни Эйрих никогда не ел ничего подобного, но здесь распробовал и посчитал, что это хорошее угощение.

— Ты надолго у нас? — спросила девочка.

— Мои дела почти завершены, поэтому скоро поеду домой, — ответил Эйрих.

— Мне нужны верные люди, — заявила Элия Пульхерия. — Вот этот твой великан — сколько ты хочешь за него?

— Альвомир не продаётся, — вздохнул Эйрих. — Да и что вы все от него хотите? Воин он отличный, но соображает очень туго и почти бесполезен как порученец.

— Когда у тебя за спиной такой могущественный воин — твои слова имеют куда больший вес, — сказала очень разумную вещь девочка, — как бы ты мала ни была.

— Ищи себе другого великана за спину, — усмехнулся Эйрих. — Но мыслишь ты здраво.

Тут зашевелился Флавий Феодосий II.

Вид он имел болезненный, каштановые волосы его были коротко острижены, а карие глаза смотрели на мир удивлённо. Вообще не похож на своего отца внешне, но, как говорят, полная копия его по характеру. Это плохо для любой державы — такой правитель.

— Где я? — спросил он ослабленным голоском.

— Я вынес тебя из крипты, ты потерял сознание, — сообщил ему Эйрих. — Вот Элия Пульхерия, а я — Эйрих Ларг.

— Я видел тебя рядом с дядей Антемием… — припомнил мальчик. — Что мы здесь делаем?

— Ждём, пока похоронный обряд будет закончен, — ответил Эйрих.

По каменной лестнице забухали тяжёлые шаги. Это точно Альвомир. Возможно, тоже начал терять сознание от духоты, хотя в такое верится с трудом.

— Эйрих, тебя завёт косул, — произнёс гигант.

— Побудь с ними, охраняй их, — приказал ему Эйрих.

Тяжело вздохнув, он спустился в крипту и присоединился к Флавию Антемию, с неопределённым выражением лица смотрящим на свинцовый гроб, наполовину накрытый каменной плитой. Больше никого тут не было, все уже ушли.

— Звал? — поинтересовался Эйрих.

— Звал, — кивнул консул. — Есть новости от моих куриоси в Риме.

— Ты решил сообщить мне об этом здесь? — слегка удивился Эйрих.

— Мёртвые лучше всех хранят тайны, — улыбнулся Флавий Антемий. — Стилихона больше нет.

— Я не удивлён, — пожал плечами Эйрих. — Никто не любит тех, кто кусает больше, чем может проглотить.

— Как оказалось, его казнил Флавий Гонорий, — продолжил консул. — На следующий день после покушения и бунта я отправил пятерых гонцов, чтобы хотя бы один из них добрался до западного императора. В письме я сообщил все обстоятельства произошедшего и Гонорий прислал ответ — за такое Стилихон должен быть наказан. И вот, сегодня ночью, прибыл гонец, сообщивший мне, что западный консул схвачен, а затем ослеплён, оскоплён и казнён отрубанием головы.

— Зачем ты рассказываешь мне об этом? — не понял Эйрих.

— Это наука тебе, — ответил Флавий Антемий. — Иногда необязательно применять грубую силу — достаточно сообщить правильные слова правильным людям. Я знаю Гонория: он, скорее всего, испугался подобной судьбы для себя и решил показать всем, что будет с убийцами императоров.

Эйрих начал думать. Давать ему уроки — консул не нанимался учителем. Тут должно быть что-то ещё.

— Этот разговор будет связан с нашим делом по поводу Запада? — предположил Эйрих.

— Всё ещё удивляюсь твоей прозорливости, — довольно покивал Флавий Антемий. — Да, это касается всех наших планов по поводу Запада. Отменять что-то поздно, но коррективы внести мы можем. Теперь твоей целью станет Аларих и другие племена.

— Какие другие племена? — поинтересовался Эйрих.

— Рухнула оборона на Рейне, — сообщил консул. — Лимитаны бегут, не вступая в бой с варварами, а комитатские легионы сидят на позициях, потому что Гонорий не знает, как действовать. Стилихон был занят другими делами, а теперь мёртв и нет больше людей среди императорских комитов, кто может обуздать легионы и заставить их отражать вторжение.

— Ты ведь не обижаешься за своих дружинников? — поинтересовался Флавий Антемий.

— Они свободные люди, — пожал плечами Эйрих.

Ниман Наус и Хумул — люди, сумевшие его нешуточно удивить. Хотя это его вина. Ждал удара не из того места, ждал не такого удара.

— Значит, есть шанс, что нам не придётся выступать против легионов? — уточнил он. — Ты это хочешь сказать?

— Такой шанс может выпасть, но я бы сильно на него не надеялся, — вздохнул Флавий Антемий. — Впрочем, если сможешь правильно использовать тысячу моих ветеранов и подготовить своё войско, разрозненные легионы Гонория не окажутся большой угрозой.

— Будем надеяться, что смогу, — кивнул Эйрих.

Вечером того же дня Флавий Антемий сидел в своём новом кабинете, где стало тесно от пергаментных свитков с годовыми отчётами от провинций и диоцезов.

Как всегда, воруют на местах, а в столицу шлют красивые циферки.

Применять казни? А смысл?

Отправлять проверяющих — набивать проверяющим карманы. Приставлять куриоси к проверяющим — набивать карманы куриоси за счёт проверяющих и проверяемых.

«Нельзя отдавать приказы, которые никто не будет выполнять — отец, Царствие ему небесное, как всегда отвратительно прав», — подумал консул Римской империи Флавий Антемий.

Коррупцию он ненавидел всей душой, потому что понимал её особую губительность в нынешние скудные времена. Рвачи готовы продать всё, что угодно, лишь бы набить собственные карманы, даже если из-за этого будут умирать десятки и тысячи, да хоть десятки тысяч.

Они чуть не потеряли южные пределы Египта из-за таких вот рвачей.

Люди слабы, жадны и недальновидны — с этим приходится мириться. Слишком уж много среди них обывателей, возомнивших себя личностями.

Вот Эйрих — он не обыватель, Антемий сразу понял, что перед ним настоящая личность. Человек, который знает, чего именно хочет, знает, как именно это получить и поэтому неуклонно следующий к своей цели.

Будь у Антемия хотя бы один такой человек, ему можно было бы доверить ответственные участки на юго-востоке, потому что пока неясно, как будут обстоять дела с шахиншахом Йездигердом I — опасный и хитрый противник, который может рискнуть использовать период временной нестабильности, свойственный смене власти.

— Господин… — появился в кабинете Климент, старший пятёрки куриоси.

— Запри дверь и садись, — распорядился Антемий.

Куриоси, обряженный в свой таинственный тёмно-красный плащ с капюшоном, закрыл дверь на засов и уселся в кресло напротив консула.

— Посмотрели? — без промедления спросил консул.

— Посмотрели, — ответил Климент. — Пишет путевые заметки, ничего такого — просто всё, что происходило в ходе путешествия в Константинополь, а также краткое описание событий в Городе.

Антемий давно замечал, что столичные жители склонны называть Константинополь Городом, как делают жители Лация в отношении Рима. Хотя слышал он, что истинного названия Рима никто не знает, потому что язычники боялись наведения на город порчи.

«Раз Город всё ещё стоит, то это как минимум было не вредно», — усмехнулся своим мыслям консул.

— И ещё пишет что-то о каких-то дымах, — продолжил старший куриоси. — Мои люди работали быстро, поэтому не успели внимательно изучить все пергаменты. У них сложилось впечатление, что они имеют дело с каким-то учёным, а не воином. Судя по набору книг, он интересуется астрономией, механикой, врачеванием, риторикой, пластикой, философией, историей, тактикой, стратегией, фортификацией и прочими науками, полезными не только воину, но и учёному мужу.

«Готовится», — с удовлетворением подумал консул. — «В Италии много укреплённых городов, которые нельзя взять с наскока. И воевать против легионов — не то же самое, что воевать против других варваров».

Куриоси снял с пояса мешочек и положил его на стол.

— Это к делу о сенаторе Гае Эбуции Барбуле, — сообщил он.

— Что там? — поинтересовался Флавий Аэций.

— Ты просил родовую печать в качестве доказательства, но пришлось отрезать палец, потому что печать никак не слезала — больно уж он заплыл жиром, — ответил куриоси.

— Покажи.

Агент ин ребус достал из мешочка окровавленный палец, на котором была родовая печать Эбуциев.

— Убери это подальше, чтобы больше никто не нашёл, — с некоторой брезгливостью потребовал консул. — Но благодарю за работу.

Куриоси кивнул.

— Переписка у Эйриха есть? — спросил консул.

— Нашли пергаменты с записями на готском языке, — ответил на это Климент. — Но это не было похоже на переписку, скорее, обычные записи. Возможно, тоже путевые заметки. Увы, но владеющих готским письмом среди моих людей нет.

— Это большое упущение, — отметил Флавий Антемий. — Я бы постарался устранить это скорейшим образом.

— В чём смысл проверок этого варвара? — недоуменно спросил куриоси.

— С каких пор у тебя появилось право задавать мне вопросы? — недобро усмехнулся консул. — Ладно, так и быть, на этот раз прощаю. Претор Эйрих Ларг. Варвар — да. Живёт в примитивном племени — да. Выдающийся предводитель — да. Тупица, как остальные варвары — нет. Он очень умён и опасен, Климент. Будь другие времена, я бы постарался его уничтожить, всеми доступными способами или приложил все усилия, чтобы. Но сейчас он мне нужен.

— Понимаю, — кивнул куриоси. — По Египту пока никаких действий?

— Слишком рано, — покачал головой Флавий Антемий. — Пусть всё успокоится и уляжется. И мы ещё не знаем, что об этом скажут Курции. Как только поступит ответ от них — начнём ворошить это осиное гнездо самой длинной палкой из доступных.

Нужно было выбить у основных оптовых торговцев зерном почву из-под ног. Пока есть Рим — будут перебои с зерном. Нужно искать альтернативы, но их, пока что, не видится.

Сасаниды слишком настороженно относятся к римлянам, поэтому настоящая торговля будет возможна только после заключения надёжного мирного договора. Сейчас торговцы с обеих сторон опасаются заходить слишком глубоко в чужие земли, ведь в любой момент может начаться активная фаза этой всё никак не затухающей и вялотекущей войны, что будет означать крах любого торгового предприятия.

Но зерно нужно. Очень нужно.

«Где ещё можно получить такие же объёмы зерна?» — в который раз задал себе вопрос консул. — «Да нигде больше. Надо слать к Йезигерду Iпослов с щедрыми дарами и поручить им всеми силами намекать на необходимость мирного договора».

— А что с этим мальцом? — поинтересовался Климент.

— Никаких активных действий, но выбери надёжного агента, пусть приглядывает за ним, — решил консул. — Свободен.

Куриоси отворил дверь, после чего пошёл к тайной нише за занавеской.

— И последнее… — произнёс Флавий Антемий ему в спину.

— Да? — повернул к нему голову Климент.

— Чтобы тихо было, — предупредил его консул.