Чубчик и Ляма (СИ)

Витька Лямкин, а попросту Ляма, не по возрасту высокий, худой и нескладный двенадцатилетний мальчишка, вышагивал по комнате общежития магической академии и прямо-таки кипел от возмущения:

— Даром я что ли зарабатывал неделю мытья полов? Столько сил ради этого заклинания потратил, все руки в кровь стёр об швабру! Второй обитатель комнаты и одновременно собеседник Лямкина, Лёша Чупиков по прозвищу Чубчик, хоть и выглядел мелким и субтильным пай-мальчиком, но по его спокойному и уверенному голосу сразу становилось ясно — кто здесь на самом деле главный.

— Если уж говорить честно, то неделю наказания ты получил совсем за другое, а украсть заклинание, чтобы отомстить Зинке-ябеде, мы придумали уже потом…

— Так и надо его использовать! Я же рисковал, представляешь, во что меня Швабра превратить могла, если бы застукала, что я по её книгам шарюсь? Шваброй звали классную даму юных студентов и будущих волшебников.

Откуда изначально взялось такое прозвище — никто и не помнил, так как оно уже не первый год передавалось от старшекурсников к новичкам «по наследству», основных же версий его происхождения бытовало две: специфическое телосложение и излюбленный метод наказания — мытьё полов при помощи одноимённого инструмента.

— Мы с тобой о чём договаривались? — усмехнулся Чубчик, разглядывая обрывок листка, исписанного Лямиными каракулями. — Что ты стащишь какое-нибудь простое заклинание, чтобы Зинка прыщами покрылась, или рожу ей перекосило, а ты что принёс?

— А чем тебе не нравится это? Впихнём Зинкину душу в Борова, пока он спит, представляешь, как она испугается, когда проснётся? Третий обитатель комнаты и хозяин свинячьего прозвища, толстенький Миша Боровиков, в это время преспокойно спал здесь же в комнате, на своей кровати, не обращая внимания на яркий свет и громкие разговоры, и отнюдь не подозревал о коварных планах своих соседей по общежитию магической академии. Впрочем, его умение спать в самых неподходящих условиях уже давно никого не удивляло.

— Витечка, а тебе не приходило в голову, что работа с магической составляющей души — это высший пилотаж?

— Не называй меня так — терпеть не могу! И хватит прибедняться, мы же только что прошли всех этих фантомов, ну, которые во сне возникают. И ты лучше всех на потоке их видел-узнавал.

— Одно дело — различать, а другое — применять к ним какое-либо волшебство. При распознании подлинности фантома сорок одно исключение используют, а сколько сложностей на его перемещении завязано — я даже и не знаю!

— Да не дрейфь, ведь это временное заклинание. И потом, тут всё ясно написано, смотри! Лямкин выхватил записку с заклинанием и уже приготовился читать вслух, но Чупиков его резко прервал, вернув себе уже изрядно измятый клок бумаги:

— Сдурел? Ты сейчас такого натворишь, что потом ни один профессор не расхлебает! Сначала надо на нужную магическую субстанцию фантома настроиться, а потом уже читать вслух!

— Вот я и настроюсь, у меня хоть и трояк вышел в четверти, но кое-чему я тоже научился, — бумажка вновь перекочевала в руки Лямкина.

— Ох, чую, опять ты нас под монастырь подведёшь, дай сюда! Чупиков тяжело вздохнул, сел за стол и, положив перед собой листок с заклинанием, сосредоточился. Лямкин замер, но его терпения хватило не надолго:

— Ну, как, клюёт?

— Не мешай. Потянулись долгие минуты ожидания, непоседливый Лямкин успел не один раз измерить комнату шагами, когда Чупиков решился и начал читать. Что-что, а произносить заклинания он умел так, что порой кровь в жилах стыла, одно слово — талант! Ещё не успели прозвучать финальные слова, как Боровиков закряхтел и сел на кровати. Лямкин, увидев такой результат, аж подпрыгнул от радости:

— Ага, Зинка, страшно теперь тебе? Будешь знать, как на нас ябедничать! Но Зинка, которая теперь по всем правилам должна была ощутить себя в теле Боровикова неуверенно и неуютно, ничуть не испугалась, а вместо этого оттолкнула Лямкина, подошла к кадке с засохшим фикусом и стала молча разгребать в земле ямку.

— Зинка, ты что, обиделась? — пролепетал Чупиков. — Хочешь нас магией земли в ответ шмякнуть? Но на этот вопрос коварная ябеда, вселившаяся в тело Боровикова, даже и не подумала отвечать, а вместо этого, взяв кувшин с водой, вылила всё содержимое в кадку и залезла босыми ногами прямо в размякшую землю.

— Боров, это ты что ли чудишь? — изумился Лямкин. — Зинка ни за что бы в такую грязь не полезла! Друзья подошли поближе и увидели, что кисти и пальцы у Боровикова стали покрываться зелёными прыщами, да и на толстой улыбающейся физиономии их вылезло немало, больше всего досталось носу и лбу.

— Что-то пошло не так, — прошептал Лямкин, — сделай же что-нибудь, разбуди его, например, а то неровён час — помрёт.

— Это не Борова будить надо, а того, чью магическую субстанцию души мы в него переместили. Ты пойдёшь в девчачье крыло будить Зинку? Вот то-то и оно! В это время один из прыщиков на носу у Боровикова лопнул и из него выглянул молодой, зелёный листочек.

— Ни фига себе, кленовый.

— Вижу, что не дубовый, — огрызнулся Чубчик, — лучше вспоминай, ты ничего не упустил, всё правильно записал?

— Пять раз перепроверил. Остальные прыщи на теле Боровикова тоже начали лопаться и распускаться, а из почек на пальцах даже проросли маленькие, молоденькие веточки.

— А может ты не ту субстанцию поймал, вернее, не на ту настроился?

— Эх, Ляма, ведь как чуял, что не надо нам в это ввязываться!

Насколько я помню, если сделать повторное перемещение, то магическая субстанция души, пришедшая второй, вытеснит ту, которую вкрячили первой. Так?

— Не помню я, ты же у нас отличник.

— Ага, поначалу храбрился, а как пошли трудности — сразу в кусты?

Всегда ты так! Чупиков опять сел за стол и сосредоточился, а Лямкин, для которого сиденье на одном месте было равносильно смерти, принялся вновь мерить шагами узкую келью общежития, изредка подходя к Боровикову, бурно растущему в плодородной земле из-под фикуса.

— Чубчик, быстрее, у него уже ветки по десять сантиметров отросли, как мы их потом удалять будем, пилой, что ли?

— Не мешай, Зинка уже здесь, вернее её фантом, только она какая-то вёрткая, никак не могу на ней сосредоточиться. Лямкин, устав от хождения, взял перочинный нож и попытался срезать кленовую веточку с дерева-Борова, но от этого действия доселе молчавший Боровиков взревел и врезал наглецу под дых. Пока Ляма приходил в себя, а затем искал улетевший под кровать ножик, Чупиков смог сосредоточится и начал читать. Слова заклинания закончились, но ничего не происходило, дерево-Боров, так и продолжило стоять в кадке, не собираясь сбрасывать листву. Лямкин вылез из-под кровати и как-то неуверенно произнёс:

— Зинка, это ты? Будешь знать, как на нас ябедничать! Дерево-Боров пошевелилось, вынуло из земли одну ногу и встало на пол, за голыми, грязными ступнями потянулись длинные корневые отростки.

— Так-так! Чупиков и Лямкин, конечно же это вы! Кто ещё мог додуматься до такой гадости! От звуков нового Боровиковского голоса друзья непроизвольно отпрянули назад.

— Чубчик, а почему она говорит прямо, как наша Швабра?

— В смысле, у Зинки внутри Борова голос получается, как у нашей классной дамы?

— Да какая она тебе дама — Швабра, и всё этим сказано! А голос — один в один!

— Как мило, сначала превратили не пойми во что, а теперь обзывают, — ехидно сказал Боровиков, вернее, произносил-то слова Мишка, но вот фразы и интонации принадлежали явно не ему, а чьей-то другой магической субстанции души, которая сейчас и находилась в его теле, и это точно была не Зинка! — Всякое случалось, но таких гадостей за долгую карьеру со мной ещё никто не вытворял, вы — первые, только я бы на вашем месте не торопилась этим гордиться.

Говорят, что бить учеников не педагогично, но ведь я сейчас не ваш преподаватель, а, вроде как, одноклассник? Так что без обид, деточки! Это вам за «швабру», это за то, что «не дама», а это за вашу дурацкую выдумку — посадить меня в чужое тело! Тонкие, упругие ветки, торчащие из рук Боровикова, хлестанули Лямкина и Чупикова, от испуга и боли неудавшиеся колдуны выскочили в коридор и бросились бежать, но Швабра, проявив удивительную прыткость в новом теле, кинулась за ними, подгоняя точными ударами и приговаривая:

— Думаю, что идея вырастить из Боровикова фикус тоже принадлежит вам? За это последует отдельное наказание, можете не сомневаться! Вы у меня на своей шкуре испытаете — каково превращаться в зверей, растения и предметы! Погоня по коридорам и лестницам внезапно закончилась в карцере.

Боровиков, а вернее Швабра, находящаяся в его теле, закрыла снаружи дверь на засов, оставив друзей в холодном, сыром подвале. Только когда звуки шагов исчезли за поворотом, у неудавшихся мстителей появилась возможность перевести дух.

— Чубчик, ты же всё знаешь, с какого перепуга в Борова вселилась наша Швабра?

— Спроси что попроще, я сам ничего не понимаю. Может, она выследила, что мы колдуем, вот и припёрлась в самый неподходящий момент? Давай дождёмся, когда нас выпустят, а то я не уверен, что нас здесь не подслушивают.

Через час дверь каземата открылась, и уже настоящая Швабра затолкала в карцер Боровикова. Никаких следов листочков и веток на нём и в помине не осталось, только один палец оказался забинтованным, тот, с которого Лямкин пытался срезать веточку.

Причём, бывший клён вовсе не выглядел удручённым, он дождался, когда Швабра уйдёт и начал восхищаться:

— Вот это я понимаю — приключение! Сначала мне приснился сон, что я стал деревом и расту в таком большом цветочном горшке, потом превратился в училку. А когда совсем проснулся, то вижу — лежу на столе, в препараторской, привязанный ремнями, и рядом наша классная стоит и почём зря на вас ругается! Только я не понял, а за что нас сюда посадили? Я проспал что-то интересное? Друзья переглянулись, и Чупиков прошептал:

— Ага, так и есть, проспал. Только, рассказать мы тебе ничего не сможем — тайна! Если классная дама разрешит, то скажем, а так — не обижайся, магическая клятва, двенадцатая ступень.

— Какая? — удивился Боровиков. — Их же всего только семь существует?

— А выше седьмой — они все секретные, их даже в академии у нас не изучают.

— Аааа, понятно. Жаль, что нельзя рассказывать. Но я и так доволен, во-первых, узнал, что наша классная дама не такой уж и плохой человек, а во-вторых, оказывается, так интересно быть деревом! Когда почки раскрываются и листочки растут — это такое удовольствие! Я вот, наверное, теперь стану ботанику изучать. То ведь, у меня всё никак со специализацией не определялось, а сейчас — прямо прозрение пришло!

— Боров, будь человеком, заткнись! — не выдержал Лямкин. — Тут и без тебя тошно, а слушать твои разглагольствования — никаких сил нет!

— Да я что, всё понимаю. Могу и помолчать, — ответил Боровиков и улёгся спать прямо на грязный пол карцера.

Лямкин же с Чупиковым уселись возле стены на корточки, но заснуть им так и не удалось, а под утро пришла Швабра и отвела всех троих пленников в свой кабинет.

— Так вот, господа хорошие, надеюсь вы понимаете, что степень наказания будет напрямую зависеть от вашего молчания? Вернее даже так, неделю вы отработаете со шваброй в руках по любому. А вот вторая, самая суровая часть экзекуции останется нереализованной, но будет применена ко всем троим, если хоть одна живая душа хоть что-нибудь узнает о случившимся. Надеюсь, это ясно? Вся троица дружно закивала головами.

— А теперь быстро отвечайте: что вы собирались сделать?

— Зинку наказать, — вздохнул Чупиков.

— За то, что ябедничала на нас, — добавил Лямкин.

— А Вас заколдовывать у нас даже и в мыслях не было.

— Сами удивляемся — как такое получилось? Классная дама как-то совсем по-иезуитски усмехнулась:

— Я так понимаю, что Боровиков здесь вообще не причём?

— Что-то вроде того.

— Миша, пожалуйста, выйди за дверь и подожди ребят там, — велела Швабра, а когда Боров вышел, продолжила, — а вам, исключительно из академического интереса и ради повторения материала, скажу.

Исключение номер тридцать семь: можно перепутать фантом жизненной субстанции человека с фантомом субъекта его сна.

— То есть, когда кто-то видит сон, что он стал другим человеком? — удивился Чубчик.

— Именно так, Лёша. Ты ведь это знал, но применить-то забыл?

— А кто кому снился? — не понял Лямкин.

— Чего тут непонятного, — возмутилась Швабра, — мне снился сон, что я стала маленькой девочкой, такой, как ваша одноклассница Зина.

— Как Зинка-ябеда? Так она же противная! Как может такой сон присниться?

— А вот об этом, Витя, мы поговорим лет через пять, когда вы все поймёте, что Зина была самой красивой и умной девочкой из вашего класса, и поголовно начнёте в неё влюбляться! Этот вопрос закрыт, теперь дальше. Откуда на теле Боровикова появилась древесная растительность?

— Не знаем!

— Честное слово!

— Первый раз делали всё так же, а она вдруг как начнёт расти, прямо на глазах!

— Он сам в кадку залез, сначала у него зелёные прыщи повыскакивали, а потом и листья полезли. Швабра пристально посмотрела на заговорщиков:

— Ладно, но если я узнаю что-то другое, то разговор будет короткий!

Когда друзья вышли из кабинета и отошли уже достаточно далеко, Лямкин начал возмущаться:

— Швабра совсем сдурела, назвала Зинку самой красивой, а ещё решила, что мы в неё станем влюбляться, надо же такое придумать! Да ни в жизнь!

— Зря вы так с Зиной, и вовсе она не ябеда, — внезапно заступился Боровиков за главную доносчицу второго курса. — И вообще, она очень хорошая, ботаникой интересуется! А если бы она тогда не рассказала классной даме про ваш поход в заброшенную шахту, то вы вообще могли бы погибнуть!

— Ты что, Боров, умом повредился? — возмутился Лямкин.

— Понимайте, как вздумается. Я драться с вами не хочу, только предупреждаю сразу — я за Зину теперь всегда заступаться стану.

— С какого перепуга ты решил предать мужское братство? — съязвил Чубчик.

— А вы бы видели, как она старый клён во дворе ленточками нарядила — красотища! Потом, она тоже растения любит… как и я. Чупиков внезапно остановился с широко раскрытыми глазами:

— Как ты сказал? Старый клён, говоришь? Ведь, листочки-то вылезали именно кленовые! Лямкин тоже замер, уставившись на своего друга:

— Чубчик, ты что-нибудь слышал про такое?

— Что деревьям снятся сны, как они превращаются в девчонок?

Полный бред! Вот так подумаешь-подумаешь и тоже решишь, что пришло время усиленно изучать ботанику.

— И ты туда же? — возмутился Лямкин.

— Это вы о чём, вообще, говорите, — удивился Боровиков. — Про магическую клятву двенадцатой ступени? Тогда мне лучше об этом не слушать, пойду я в столовую загляну, может, покормят пораньше?

— Да, именно про высшую степень секретности и говорим, а ещё про ботанику, но только тебе всё равно лучше не слушать, а то нам всем крышка, — сказал Чупиков вслед новоявленному рыцарю Зинкиного сердца. — А в том, что ты по простоте душевной обязательно кому-нибудь всё разболтаешь, я даже не сомневаюсь… Ляма, слушай, а в той твоей бумажке есть какое-нибудь заклинание для прочистки мозгов?

— Нет, — загадочно улыбнулся Лямкин, — но ведь у нас впереди целая неделя мытья полов, и надо использовать её с толком!