Чучка

На нашей улице был такой интернационал: узбеки (одно крыло), таджики (другое крыло) и три русские семьи: одна моих родителей, вторая — моего деда, третья — наших приятелей. Окраина города, т. е. не кишлак, но все-таки кое-какое сельское хозяйство было возможно. Узбеки и таджики держали коров и курочек, наши семьи примерно то же самое.

Один сосед был мал да удал, вечером надевал яловые сапоги, за голенищем ножик (пичак), под языком насвай. Делал обход улицы. Типа, «человек проходит как хозяин необъятной Родины своей». И как-то сказал, что если кто из соседей заведет чучку (свинью), то ему будет… очень плохо (типа секир башка).

Вскорости дед завел пару поросят и держал их очень долго, сколько себя там помню. А грозный «обходчик»… завел баранов. На этом и все.

У деда всю жизнь на воротах была красная звезда, так местные власти отмечали фронтовиков. Такие же звезды были и на воротах некоторых наших соседей, узбеков и таджиков.

На самом деле, никакая чучка нам тогда не мешала, ни христианам, ни мусульманам, никакой баран.

На другой улице соседи: семья узбеков, семья русских. У русской семьи свадьба. Просят у узбеков большой котел (казан) для приготовления гигантского плова (традиционное блюдо для ВСЕХ жителей Узбекистана). Хозяин-узбек говорит: конечно, дам, но только чтобы чучку (свинью) не готовили в нем, иначе потом придется емкость выбрасывать, даже барана из него грех кормить.

Хозяин-русак уверяет: братан, разумеется, никакой хрюшки, контингент ведь будет разнообразный — узбеки, таджики, русские (т. е. русские, украинцы, белорусы, греки, немцы), татары (крымские, казанские), корейцы и прочие, — всем угодим только говядиной и бараниной, курятиной и прочей рыбной сазанятиной, но ни в коем случае не чучкой.

Узбек подумал, сказал: верю, братишка, но на всякий случай плов сам буду готовить, чем шайтан не шутит. Это было наилучшим вариантом, потому как плов сготовить лучше узбека, да к тому же хозяина казана, никто не сможет.

Я на том туе был, арак-мед-пиво пил.

Кстати, знаете, что такое «ок-чой»? (подают — в чайниках, с разливом по пиалам, — только своим в чайханах)??.

Как-то наблюдал картину на бекабадском базаре. Тогда сектор, где продавали мясо от частников, состоял из двух павильонов. Первый для продажи говядины и баранины. Второй — только для свинины. Соответственно, в первую шли «все» (люди всех национальностей), во вторую — только русские и корейцы.

Мясо там и сям быстро заканчивалось, буквально за пару часов все распродавалось. Уже через пару часов на прилавках лежали «кожа да кости» и «сиськи-письки-хвост», в «свином» отделе дольше всего держалось сало.

Так вот, в этот финальный период, когда народу уже нет, в «свиной» павильон несколько раз заходили то узбек, то узбечка, покупали быстро кусок сала и быстро же уходили.

Знакомый человек, который рубил свинину, объяснил, что узбеки сало берут или для родственников «на зону» («для жиров»), или «есть просто любители» (в основном, мужики, которые в Армии служили).

Любителей я и сам угощал соленым салом, среди них действительно, в небольшом количестве, были и узбеки, и крымские татары и «просто татары» (т. е. казанские). «Любительство» не афишировалось, но и сильно не скрывалось.

Пустяковый случай «на хлопке» — период хлопкоуборочной страды, когда вся молодежь Узбекистана — старшеклассники и студенты — в течение пары месяцев живет в колхозах-совхозах, собирая хлопок на хирман (в закрома) Родины.

(Кстати, загадка того времени про хлопок: «Маленький, беленький, весь Узбекистан раком поставил».)

К нам вечером в казарму приехал наш знакомый парень-узбек-студент из нашего техникума (но работала их группа в другом совхозе), просто так, в гости, на танцы, к девчонкам и т. п. Долго шел, пешком, видно, проголодался очень, аж шатается. Надо кормить чувака, чем богаты. А есть особенно нечего, ужин позади, впереди танцы, вечер свиданий и ночь забвения (перед следующим хлопкоуборочным днем). У кого-то нашелся кусок «корейки».

— Вот, братан, только мясо и хлеб, кушай, а то голодный на танец пойдешь — упадешь, совсем мертвый будешь.

— А это не чучка? — с опаской спрашивает голодный.

Мы его успокаиваем: нет, какой чучка, зачем чучка, что ты, обыкновенный корова-морова или баран-маран, мы же твою культур-мультур понимаем.

Короче, поверил, съел, насытился, сидит довольный, отрыгивает, курит. Ну и тут кто-то признался, спросил, мол, ну как, чучка вкусный был? Ничего, дескать, не произошло, земля на небо не упала?

Обманутый, но сытый чувак сматерился (по-узбекски, потом по-русски, потом наоборот), вышел на улицу, присел возле арыка на коленки, наклонился к воде, два пальца в рот… Ничего не получается, только квакает и слезы из глаз. Наконец, бросил это дело, сел возле казармы на завалинку, опять закурил.

Тот, который признался в «свинстве», продолжает шутить: ну, что ж ты дело-то не закончил? Чувак махнул рукой, рассмеялся:

— А!.. Мясо вкусный, жалко!