Чудо для чудовища

Глава 2

– Господи, я так испугалась, – призналась, качая Кроху в попытке успокоить.

– Не ты одна, – ответила Лиза.

– Я уже не уверена, что справлюсь. Станислав просто… кошмарный.

Лиза посмотрела на меня, и в глазах сплошное сочувствие.

– Хочешь, мы останемся?

– Да, очень.

Я действительно была бы очень рада их компании. Потому что не представляла, как выдержу этот день и первую ночь со Станиславов под одной крышей. Тем более с маленьким ребенком. На секунду возникла мысль, что это все неправильно. Что может не нужно настаивать на том, чтобы убитый горем отец принимал своего ребенка. Но тут же удивилась собственным мыслям. Не помочь ему, бросить, отобрать девочку – вот это неправильно. И я почему-то была уверена, что он обязательно изменится. Дети неизбежно меняют своих родителей. Просто этому несчастному мужчине нужно время, чтобы пережить свою потерю, чтобы принять Кроху, которая сможет эту потерю восполнить. Да, я почему-то в это верила. И пусть, даже если только потому, что сама этого сильно хотела, для своей Крохи.

Стоило малышку покормить, как она снова уснула. Лиза предложила вынести ее на задний двор, чтобы поспала на свежем воздухе. Это было даже удобно. Даже удалось вынести коляску, которую поставили перед дверью, чтобы потом спокойно заняться обедом и ужином. Тем более в неплохой компании. Лиза мне сразу понравилась, отзывчивая и хорошая девушка. А вот на счет ее мужчины пока не определилась. Вроде и неплохой, но такой же суровый и неприветливый, как и его друг. Обедали оба на улице. Там же долго о чем-то разговаривали. Курили и выпивали. Так что вечером им стало уже не до ужина. Станислав вошел в дом только при помощи Барса, когда сам уже едва передвигался. Он не буянил, не кричал, молча поднялся на второй этаж, где его уложили на кровать. Я смотрела на это и все понимала, но очень надеялась, что это временно. Потому что подобная компания не для маленького ребенка, тем более, если он останется с таким отцом один на один. Зато теперь поняла, почему Кроху никто не забирал – потому что присматривать за ней здесь действительно некому.

Этой ночью я почти не спала. Кроха часто хныкала, просила есть. Так что мы с ней то ели, то кряхтели, и совсем чуть-чуть подремали. В пять утра, когда я зашла на кухню за новой порцией молочной смеси, спустился и Станислав. Помятый, всклокоченный, небритый. Да еще этот шрам на губах. Одарил меня недобрым взглядом и достал из холодильника бутылку с водой. Устало сел за стол, буквально рухнул. Выпил все остатки воды, а потом взял и бросил пустую бутылку на пол. Я даже вздрогнула, удивляясь подобному хамству. Нет, я понимала, что это его дом, но он выглядел достаточно ухоженным, чтобы ожидать чего-то подобного от хозяина. Открыв дверцу, где у него тут стояло мусорное ведро, я сказала:

– Вы не добросили.

Протирая лицо руками, он прервался, чтобы посмотреть на меня.

– Так добрось. Все равно стоишь рядом.

Я повернулась к нему, держа в руке детскую бутылочку. До кухни уже стало доноситься недовольное ворчание Крохи.

– Я здесь для того, чтобы присматривать за вашим ребенком, Станислав, а не за вами.

Развернувшись, просто ушла, и на свое счастье ничего не услышала в спину.

Не спать ночами и сутками для меня было привычно, но это все равно тяжело. Благо в десять утра мне на помощь пришла Лиза. Она взяла Кроху на себя, позволив мне поспать пару часов. Этим же, похоже, занимался и Станислав. Потому что, когда Лиза со своим Барсом уехали, и я осталась с ним наедине, мужчина даже не собирался отправляться спать. Да еще Лиза попросила:

– Попробуй его накормить, ладно?

Будто я действительно пришла сюда присматривать и за ним в том числе. Пришлось выйти к нему на улицу, когда Кроха уснула.

– Вас просили накормить, – сказала ему, ставя перед ним тарелку с жареной картошкой и мясом.

А он посмотрел на нее так, будто я принесла какую-то гадость, и продолжил курить. При этом не без труда уловила, как от него воняет. Мужчин не только не брился, но еще и не мысля второй день. Только пьет и курит.

– А еще вам бы не помешало принять душ, – скала ему, усаживаясь напротив со своей тарелкой и чашкой чая.

Я подумала, что, возможно, он поест со мной за компанию, и что нам удастся хоть немного поговорить. Но Станислав даже не стал притрагиваться к еде. А еще смотрел на меня так, что кусок в горло не лез. Смотрел в упор, лениво затягиваясь сигаретным дымом, а потом также лениво выдыхая, будто наслаждаясь той дымкой, которая лизала его лицо.

– Сколько тебе лет? – вдруг спросил он, хриплым, прокуренным голосом, так что я все-таки подавилась.

– Вообще-то неприлично спрашивать возраст женщины.

– Вся такая правильная?

– Нет. Внешность вообще обманчива.

Он усмехнулся, краем губ – краем со шрамом, привлекая внимание к этому месту на своем лице.

– Ну а если серьезно, сколько?

Понимая, что не отстанет, я призналась:

– Двадцать шесть. А что?

– Да вижу, что мелкая.

– Не так уж. И все равно уже многое успела.

– Например?

Такой странный. Неужели действительно считает, что я буду с ним откровенничать? Вот так сразу.

– Ничего интересного для вас.

– Да хватит мне выкать! – вдруг произнес он.

Очень резко. Очень грубо. Я даже перестала жевать, не понимая, что происходит.

– Сука, бесишь, – выпалил он следом, уничтожая окурок в своей пепельнице.

Я так возмутилась, что резко встала. Потому что разозлилась. Потому что не понимала, чем рассердила его именно я.

– Мне уйти? – спросила у него.

– Да вали куда хочешь, – было мне ответом.

Захотелось дать ему пощечину, но я вовремя осознала, насколько это глупо. Человек не в себе, эмоционально нестабилен. И провоцирует он намеренно, хоть возможно и неосознанно. Его не ругать надо, а жалеть.

– Хорошо. Спасибо за приятную компанию.

Сказав это, я вышла из-за стола, взяла свою тарелку и отправилась на кухню.

***

Его раздражало буквально все. Теперь еще эта девчонка с русыми волосами, которая появилась в его доме. Раздражало, что она создавала ненужную иллюзию. Будто Оля здесь, рядом. Ходит по кухне. Мельтешит перед глазами. Стоило услышать голос, совсем другой женский, чтобы испытать болезненное разочарование. Стоило увидеть, чтобы понять – это не она. А какая-то мелкая девчонка, чужая. Даже образ не подходил. Оля была постарше, попышнее. Такая красивая, черноволосая. Он влюбился в нее с первого взгляда, хотя никогда не верил в эту чушь. А тут увидел – и все, попал так прочно, что сразу сдался. Тогда он быстро понял – это его женщина. Та, которую всегда ждал…

Резко захотелось выть. Всего лишь протяжно заныл, ощущая сильную боль в районе груди. Барс говорит – это надолго. Опять накатила тошнота. А эта лезет к нему со своей жареной картошкой. Перевернул тарелку, сбрасывая на землю. Схватил пачку сигарет, доставая всего лишь третий за сегодня косяк. Протер глаза ладонью, которые заслезились. И все-таки жизнь – та еще стерва. Глупо было в этом усомниться, когда все понял уже с десяти лет.

Еще в девять у него была настоящая, счастливая семья – мать, отец, старшая сестра. Родители работали – отец в цеху, мать телефонисткой. Жили дружно, в пределах нормы советского достатка. А потом Вику переехал поезд. Это была страшная смерть, неожиданная. Сестра возвращалась домой после института, поздно вечером. Везла домой дефицитные продукты из города. Но какой-то урод на них позарился. Очевидцы говорили, что она пыталась отстоять свое, начала бороться с вором. Тот толкнул ее на рельсы перед самым поездом. Помощь просто не успела. Вор скончался этой же ночью от побоев, которые ему нанесли на том же перроне, за девочку. И все из-за батона колбасы и какой-то прочей хрени. С того дня все изменилось. Их семейное счастье потухло, как и глаза матери. Она просто не смогла с этим справиться…

Когда ему еще не наступило одиннадцати – мать покончила с собой, повесилась на кухне. Ей понадобилось всего несколько месяцев, чтобы сойти с ума. И именно ему «посчастливилось» найти ее, когда вернулся со школы. Отец начал пить, потерял работу. В итоге замерз пьяным на улице, на лавочке у своего подъезда. И Стас остался один, еще мальчишкой, у которого совсем недавно была полноценная семья.

Первый год пыталась помочь тетка. Забрала его к себе, в столицу, устроила в новую школу. Но он так и не смог принять другую семью, не смог избавиться от видений, которые мучили его по ночам. У него всегда была фотографическая память и бурная фантазия. И ноль тяги к учебе с тех пор. Он просто не смог учиться, сложно давалось сосредоточиться хоть на чем-то. Уговоры быстро сменились на выговоры, опоздания на прогулы, хорошие друзья на плохих. Начал убегать из дома, пока в какой-то момент просто не захотел возвращаться туда, где постоянно пилят за плохое поведение. Где подняли руку и дали подзатыльник за то, что от него пахло папиросами и пивом. И где прямо сказали, чтоб больше не смел заявляться домой в подобном виде.

Так в тринадцать лет он стал бездомным щенком, который смело и быстро приспосабливался к законам улиц. В советское время это было несложно. К девяностым уже подрос и был готов как физически, так и морально. Еще успел побывать в детской колонии, где познакомился с Барсом. Жизнь крутилась, как чертово колесо. Постоянные удары и попытки что-то и кому-то доказать. Постоянная необходимость оборачиваться, ожидая ножа в спину. Нога в ногу только со своими пацанами, когда преданность доказывалась лишь кровью. То подъемы, когда удавалось в прямом смысле сорить деньгами и покупать валютных проституток, то резкие спуски мордой в сточные помои даже порой под дулом пистолета.

Его спасла только собственная чуйка. Когда стало предельно ясно – либо он вылезает из этого дерьма, либо скоро поедет в морг вперед ногами. Да еще в стране начались перемены, как раз ему на руку. Попытался закрутить первый бизнес, не очень удачный. Зато вовремя открыл свою табачную лавку, прямо в центре столицы, в проходном месте. И как-то постепенно все пошло на лад. А потом появилась его Ольга. Она зашла к нему в лавку, чтобы купить подарок своему бойфренду. Красивая, улыбчивая, чувственная, фигуристая, синеглазая с черными волосами. С ним такое было впервые – чтоб дрогнуло что-то внутри при взгляде на девушку. Тогда он сразу решил – она будет его… и в горе и в радости, и до последнего своего вдоха.

***

Вторая ночь в чужом доме, с чужим мужчиной, который громко сходит с ума. Я думала, что не переживу это. Станислав будто решил меня выкурить. Потому что, где-то в час ночи, когда вышла из детской за очередной порцией еды, я учуяла запах далеко не сигаретного дыма. И это даже не удивило, скорее разозлило и немного расстроило. Это всегда жалкое зрелищем, когда мужчина бросается во все тяжкие, лишь бы заглушить свою боль, когда он элементарно не может взять себя в руки. Пока я думала, что с этим делать, со второго этажа повалил не только едкий дым, но и звуки тяжелой музыки – «Эй-си ди-си» во всей красе. Нужно было что-то с этим делать. Поэтому, бросив все, я поспешила наверх.

Дверь в комнату была открыта. Сам же мужчина лежал на кровати, в одежде. Он лениво курил с закрытыми глазами. Сама музыка доносилась из старенького музыкального центра, но даже его небольших колонок хватало, чтоб дрожали стены. Подбежав к нему, я всего лишь прикрутила звук, не решаясь выключить его вовсе. И стоило только обернуться, чтобы увидеть на себе суровый мужской взгляд.

– Тебя кто просил трогать мой центр?! – недовольно пробурчал он, засовывая сигарету в рот и поднимаясь с кровати едва ли не в один рывок.

– Стас… – выпалила я и сглотнула, прежде чем продолжить, потому что мужчина шагнул на меня в самом своем угрожающем виде, заставляя прижаться к комоду. – Прекрати, пожалуйста, у тебя же в доме ребенок!

На секунду он замер, а потом подошел так близко, что я поперхнулась ядовитым дымом. И это его позабавило, напрочь стирая всю озлобленность. Хотя нет – он просто сейчас не был способен удерживать это состояние. Он был пьян и накурен. Глаза краснее красного, уставшие и стеклянные.

– Что, девочка, в первый раз? – спросил у меня с глупой ухмылкой. – Хочешь попробовать?

Спросив это, он начал пихать сигарету мне в рот. Пришлось обхватить рукой его запястье, чтобы удержать на расстоянии.

– Нет, спасибо. Может, лучше пойдем в кровать?

Он снова глупо ухмыльнулся. Окинул меня изучающим взглядом, только тогда помогая понять, насколько двусмысленную фразу я произнесла.

– А ты дерзкая, – произнес он. – Люблю таких. Но если честно, я сейчас лучше пожрал бы. Есть у нас че?

Видя его состояние, я попыталась этим воспользоваться. А у самой сердце билось, как у кролика.

– Конечно, полный холодильник еды. Давай я это возьму, – сказала, отбирая сигарету. – И мы пойдем на кухню и чего-нибудь поедим.

Я понадеялась, что он послушает. Но вместо этого Стас обхватил меня рукой за шею и потащил за собой. Я решила не сопротивляться, лишь бы не сделать хуже.

– Жрать, жрать, жрать, – приговаривал он, пока вел нас к лестнице.

Но стоило ступить на первую ступеньку, как отчетливо прозвучал детский плач. Кроха! Я дернулась к ней, но Стас сильнее сдавил руку на моей шее, прижал к себе и накрыл мой рот ладонью, пугая до ужаса. Я не возмутилась только потому, что испугалась в первые минуты. Но дальше стало еще хуже. Стас замер и словно прислушивался к чему-то. И я вообще не поняла, что происходит. За спиной играла музыка. Звонко надрывалась Кроха. А он стоял и ничего не делал, только растерянно хлопал глазами. И вдруг хрипло и тихо выдал:

– Почему Оля не слышит?

У меня по спине прошел холодок. Стало совсем жутко. И так жаль его, что я закрыла глаза на все, что он сейчас делал. Только вот что делать мне со всем этим – я не представляла. Убрала руку со рта, обняла его за торс и попросила:

– Стас, пойдем, пожалуйста, вниз.

Он повернулся лицом ко мне и посмотрел так, словно не ожидал увидеть. Нахмурился. И вдруг резко оттолкнул, так что я влетела спиной в стену, спотыкаясь на ступеньке. А он, держась за перила, медленно сполз вниз. На глазах слезы, словно все-таки осознал, почему его Оля ничего не услышала. А Кроха все плакала и плакала. И он это слышал – и не хотел слышать так сильно, что поднял руки и вдруг начал бить себя по голове.

Боже!

Только собираясь от него отойти, я совсем растерялась. Но понимала, что не могу себе это сейчас позволить. Потому что одна в этом доме в трезвом уме, когда рядом со мной неадекватный мужчина и маленькая Кроха. И я не знала, к кому бросаться на помощь в первую очередь.

– Стас, не надо, перестань! – начала просить, хватая его за руки, чтобы остановить это безумие.

Сначала он попытался отбить мои руки, но потом вдруг стиснул пальцами и прижал к своей голове, начиная водить по кругу, словно пытался что-то ими стереть. Это было больно, но я не сказала ни слова. Не открывая глаз, он часто дышал, умываясь моими руками, возил кожей по губам, терся.

– Стас… все будет хорошо, слышишь?

– Замолчи… – тихо проговорил он.

– Хорошо, я буду молчать. Только отпусти меня, пожалуйста… Стас.

Среагировав только на звук своего имени, он открыл глаза и посмотрел на меня. А затем вдруг схватил за ворот и дернул к своему лицу.

– Заставь ее замолчать! – уже со злостью проговорил он.

Господи, да он пугал меня до трясучки. Когда совсем не знаешь, что от него ожидать в следующую секунду.

– Я это и хочу сделать. Только отпусти. А ты… помнишь, ты хотел покушать? На кухне в холодильнике вкуснейшая жареная картошечка, ароматная курочка, салатик…

Он разжал пальцы, наконец-то отпустил. И я больше не стала раздумывать, сорвалась с места и поспешила к Крохе. Та уже вся извелась. Похоже, проголодалась. А еще промокла. Мне потребовалось более получаса, чтобы со всем этим справиться и успокоить Кроху, которая быстро провалилась в сон, даже не доела.

Положив малышку в кроватку, я собралась с духом и пошла искать Станислава. Потому что в доме стало подозрительно тихо. По открытому холодильнику и перевернутому лотку с картошкой, который остался на столе, я без труда поняла, что он здесь уже побывал. Самого нашла на улице. Сидел на ступеньках, опустив голову на руки. Курил обычный табак, а то и просто держал в руках зажженную сигарету, он словно завис. На меня даже не отреагировал. Я решила его не трогать. Да и как-то страшновато было. Поэтому тихо зашла в дом и занялась своими делами. Убралась на кухне, вымыла и просушила бутылочку Крохи и пошла к ней. Вскоре Стас вернулся в дом и поднялся наверх. Только спустя какое-то время тишины я все-таки смогла выдохнуть и спокойно отправиться в душ.

А на утро, едва вынырнув из дремы, когда Кроха начала возиться у меня под боком, первым делом я позвонила другу Станислава.

– Вы знаете… Барс. Вы должны были меня предупредить, что Стас употребляет наркотики.

– Легкие наркотики, – поправил он меня, – которые в некоторых странах даже разрешены.

– Это не важно. Важно то, что он курит в доме, где находится маленький ребенок. У него зависимость? Давно он этим занимается?

– Последние четыре года вообще ничего кроме табака не употреблял. Это сейчас сорвался.

– И что с этим теперь делать?

– Вот это не у меня спрашивай. Я ему не мамочка и не буду запрещать того, что хоть как-то ему помогает.

– Нет, это все ложная иллюзия. Ни наркотики, ни алкоголь не помогают в таких случаях, они делают только хуже.

Мужчина тяжело вздохнул. Что-то там прожевал, похожее на матерное слово, а потом я услышала Лизу:

– Аня? Что-то случилось? Как ночь прошла?

– Плохо. Станислав полночи курил травку прямо в доме и так себя повел после этого, что напугал меня до ужаса.

Она сочувственно вздохнула и сказала:

– Держись, хорошо? Мы вечером приедем.

Держаться? В этот момент я даже задумалась, зачем мне это все нужно? Что я делаю в чужом доме с незнакомым мужчиной? Почему терплю тут всякое? Зачем вообще занимаюсь подобной благотворительность? Но ответ нашелся очень быстро. Стоило только зайти в детскую и увидеть Кроху. Она проснулась и даже не плакала. Глазела по сторонам своими огромными синими глазами. Волосы черные. Губы бантиком. Настоящая красотка. Если цвет глаз не поменяется, то точно сведет с ума всех мужиков. Я взяла ее на руки и стало так тепло на душе. В ней и был мой ответ. Я лишь хотела помочь своей Крохе. Но, похоже, для этого не в последнюю очередь придется помогать и ее папаше, который до сих пор даже не соизволил дать имя своему ребенку.

– И когда у тебя появится собственное имя? – спросила я у нее.

Будто в ответ она что-то причмокнула.

– Вот и мне интересно. Ладно, чем дальше займемся? Есть, спать, гулять?..

Но наш разговор был прерван звонком мобильного и от одного имени на дисплее у меня зашевелились волосы на затылке. Меньше всего сейчас я хотела видеть это имя, а слышать его обладателя тем более. Виктор не звонил уже месяц, мог бы и еще потерпеть. И я сделала вид, что не слышу. Отвернулась от телефона, взяла Кроху и отправилась с ней на улицу.