Чудовище

24. Полоса неудач

В принципе, уже тогда, в феврале, мне следовало бы насторожиться: когда это Воробышек отступался от своего? Но я отчего-то посчитала, что мальчик взрослеет и учится идти на компромиссы. Ну-ну, блаженны верующие. Идиллия длилась до мая, и ее не могли нарушить ни жутчайшие стихи от какой-то экзальтированной дуры на Валентинов день, ни некоторая размолвка с Роном и Гермионой. Дело в том, что шкет категорически отказался участвовать в дальнейшем расследовании., а вот его приятели — нет: дозы благоразумия этой парочке едва хватило на полтора месяца. Кроме того, мелкий стал усиленно — и несколько демонстративно — заниматься с Невиллом зельеварением и даже поменялся с Гермионой местами, на что рыжий предсказуемо обиделся. Снейп, конечно, не мог пройти мимо подобной рокировки, и ребята вдоволь наслушались язвительных высказываний по поводу взрывающихся котлов и криворуких бездарей. Более того, профессор даже посочувствовал мисс Грейнджер, ведь «отныне у нее на одного подопечного стало больше». Каким образом мелкий удержался и ничего не ответил своему «любимому» преподавателю, я не знаю. Гарри, кстати, тоже. Впрочем, на оценках это особо не отразилось: как перебивался птах с Удовлетворительно на Выше ожидаемого, так оно и осталось. Обстановка в школе, судя по всему, становилась все более умиротворенной: как-то раз на травологии тот самый хаффлпаффовец, что обвинял Воробья в декабре во всех грехах, не зыркнул как Рон на Малфоя, а вполне себе мирно что-то там попросил. Нападений, как и предсказывал мелкий, больше не было.

У меня же все было не настолько радужно. Попытавшись в начале марта продать биоматериал, я была вынуждена спасаться бегством от авроров. В тот день представители магического правопорядка крепко сели мне на хвост и побегать пришлось знатно. Меня не поймали только потому, что я успела убить подсадного и уничтожить товар. Кроме того, я обзавелась парочкой лишних шрамов на своей и так пятнистой шкурке. О дальнейшем продолжении торговли на ближайшие полгода следовало забыть. Ciach orthu! Imeacht gan teacht orthu! Go dtachta an diabhal iad! (п/а: ирл. Будь они прокляты! Чтоб они провалилсь! Чтоб их черт задушил!)

В отчаянии я даже стала подумывать о продаже тех немногочисленных вещей, чтобы достались мне от Бойлов, в первую очередь древнего, как экскремент мамонта, Омута памяти. Мне бы очень не хотелось этого делать — Омуты вот так на дороге не валяются -, но этот артефакт был самым безобидным. От набора ритуальных инструментов темными искусствами несло на лигу окрест, а потрепанный манускрипт на доисторическом гаэлике с весьма красноречивыми иллюстрациями вряд ли сошел бы за медицинский трактат. К тому же, вряд ли барыги мне много заплатили за выщербленную каменную чашу. Более-менее нормальную цену мне бы дал Боргин, но к нему обращаться я закаялась: осенью я уже продала ему материал для Руки Славы, а теперь от красноперых продыху нет. Черт меня дернул связаться с этим льстивым ублюдком!

Так что встреча в середине марта с Фэланом мною была воспринята как благословение Небес и Святого Патрика лично. Фицсиммонс ксерокопией с нескольких листов Бойловой книжки заинтересовался. А еще через два дня он утащил меня к себе в подсобку и поинтересовался, не идут ли в комплекте с манускриптом кое-какие предметы. Реакция у меня на подобное была мгновенной: Ступефай и Легилименс.

В тот раз моя паранойя дала маху. Фэлан с аврорами связан не был, потенциальный покупатель-чех — тоже.

— Прости, Фэл, — не слишком терзаясь, впрочем, чувством вины, сказала я. — Сам понимаешь, товар горячий. За такое Скарлетт меня на север отдыхать отправит, а то и на свидание.

— Ну у тебя и манеры. — проворчал торговец в ответ. — Пятнадцать процентов.

Обычно он при посредничестве брал от трех до пяти.

— Семь, ничего я тебе не сделала, даже синяков не наставила. Опять же, могла и память зачистить.

— Двенадцать. Откуда богатство, если не секрет?

— Десять. Какое там, тетка недавно померла, у нее в сарае лежало. А вот у нее откуда — только Маб и знает.

— По рукам. Завтра в это же время у Тиль, — Матильда Ван Дер Хаас переехала на остров еще во времена Гриндевальда и держала небольшой ресторанчик. Еще ее первым мужем был чуть ли не магл, а потому у ее «Погребка» было два выхода: к магам и к маглам. Ну, официально два. Самое оно, если нужно будет рвать когти.

— Ceart go leor. (п/а: ирл. Сойдет, ОК)Надеюсь, твой чех — все же не подсадной.

— Ох, женщина, тебе ли сомневаться в моих деловых партнерах?!

Может, мне и не стоило сомневаться в контрагентах Фицсиммонса, но и книготорговцу была не чужда определенная доля паранойи: свои деньги за комплект из рукописи и набора инструментов я получила в виде магловского чека на предъявителя. Я определенно была не одинока в своем недоверии коротышкам из Гринготтса. Сумма была внушительной, и теперь мне можно было не задумываться, чем платить Ясме или тому же Фэлану, вплоть до осени. Сделка прошла успешно, без сучка и задоринки. Сначала мы встретились в отдельном кабинетике у Тиль, потом порт-ключом в Бристоль, в банк, где мной была арендована ячейка. После того, как Фицсиммонс и покупатель удостоверились, что я их не надула, мне был передан чек, который я тут же и обналичила. Квиды пополнили мою изрядно уменьшившуюся кубышку, а ксерокопия всего манускрипта заняла свое место на полочке в моей скромной библиотеке в ожидании перевода на хотя бы нормальный гаэлик или же на английский. Если Бойл смог переселить меня в тело Твари, то в манускрипте мог быть описан способ, как мне заполучить собственную тушку, без соседей.

И мне целых два месяца казалось, что полоса неудач подходит к завершению, пока однажды я не проснулась будто толкнул кто. Я так даже от кошмаров не просыпалась, к тому же у меня была железная уверенность, что что-то дурное случилось не во сне, а наяву. С Воробышком, с Гарри.

Дрожащими руками нашарив выключатель от ночника и по пути опрокинув все, что было на тумбочке, я включила свет и бросилась к зеркальцу. И крепко, от души выматерилась, помянув всех святых, несвятых и не очень святых: крошечное — с ладонь — зеркальце, заклятое от ударов, не боящееся даже падения с пятого этажа на камни, пошло трещинами и помутнело. Хорошо, хоть не почернело и не выступила кровь. Это означало, что мелкий жив. Только это соображение и удержало меня от трансгрессии в Хогсмит.

В ту ночь я — естественно — так и не уснула. До рассвета просидев на кухне за чашкой чая с ромашкой, я выкурила пол пачки и пообещала себе безо всякого снисхождения намять мелкому паршивцу уши так, чтоб впредь неповадно было такое устраивать. Ведь еще накануне все было нормально. Мелкий исправно посещал уроки, совершенствовался в заклятиях и зельях, изредка хамил зельевару и получал за это отработки. У него должен был состояться квиддичский матч. Никаких нападений, тишь да гладь — и на тебе! Во что он там мог вляпаться? Я всеми силами гнала от себя даже намек на мысль, что птах мой может и не вернуться. А потом вымыла чашку, собралась и ушла на работу.