Второй тур Чемпиона вообще принес мелкому кучу головняка. Во-первых, Уизли. Ронни, так эффектно вытащенный из недр озера, с какого-то перепугу решил, что все прежние размолвки забыты и он снова стал лучшим другом Гарри Поттера. Причем парень настолько искренне желал возвращения прежних отношений, безо всякого второго смысла или недобрых намерений, что птаху становилось не по себе. Поразмыслив над ситуацией, Воробей решил не разбивать надежд рыжего: он оценил усилия директора — именно этот человек выбирал, кому там спать на дне озера. Провоцировать Дамблдора на более решительные действия подросток не стал: кто его знает, что в следующий раз придумает старик? И Рон Уизли, к вящей радости Грейнджер, снова стал таскаться за шкетом как приклеенный. Заниматься в прежнем темпе стало невозможным, и даже библиотека не спасала от навязчивости «лучшего друга». А ведь мелкий решил вплотную заняться колдомедициной и заклинаниями первой медицинской помощи.
Кроме Рона, как уже было сказано, красок в серый быт чемпиона Поттера добавила и Падме. Всевышний не обделил ее ни умом, ни красотой, но индианка все же была обычной пятнадцатилетней девчонкой. Не слишком уверенной в себе, слегка взбалмошной и чуток тщеславной. О да, она знала о категорическом нежелании шкета вытаскивать какие-либо подробности своей жизни на всеобщее обозрение. Но девушке отчаянно хотелось, чтоб все узнали, что это с ней встречается Мальчик-Который-Выжил, это ей в Валентинов день читал сонеты Шекспира чемпион Турнира Трех Волшебников на Астрономической башне. Падме считала, что это она его должна была поцеловать у всех на глазах в награду за собственное спасение из Черного озера. И всякие там вейлы могут гулять Запретным лесом!
А у мелкого, между тем, не было ни сил, ни желания играть в эти игры. Конец февраля-начало марта — один из подходящих периодов для Лордова ритуала, постоянная бдительность, вечная настороженность и опаска. Плотная опека со стороны Грейнджер, а позже и Уизли, активизировавшийся крестный, еженощные прогулки во сне и выматывающее нервы ожидание новостей от меня. Так что вскоре после испытания он с Патил поссорился и достаточно сильно: Падме перестала с ним разговаривать. Дулась она почти две недели. Прощения ни за что ни про что шкет у девушки просить не стал.
Индианка все же осознала, насколько ее парень упрям, и попыталась заговорить с Воробьем сама. А тот ей неожиданно предложил прекратить их отношения, оставшись просто друзьями. Мотивировал заботой о благополучии девушки. Тогда как раз вышла статья Скитер, посвященная Грейнджер и ее взаимоотношениям с противоположным полом, и маглокровка сполна ощутила, как на самом деле относится магические общество к таким, как она. Как оказалось, что бы ни болтали о толерантности политики, ведьмы крайне плохо отнеслись к тому, что какая-то маглорожденная девчонка могла вот так вот запросто понравиться и знаменитому болгарскому ловцу Краму, и Мальчику-Который-Выжил Поттеру. А намеки на примененное девушкой любовное зелье только подлили масла в огонь. Журнал со статьей вышел в пятницу, а уже в понедельник Носорожка получила первую часть писем от хейтеров. Одно из них было начинено гноем бубнтюберов. А поскольку родители Грейнджер магами не были, то почту гриффиндорка открывала голыми руками, даже не проверив магией содержимое конвертов. За что и поплатилась: от ядовитого содержимого письма ее руки моментально опухли и покрылись крайне болезненными язвами. На ее счастье рядом сидел мелкий. Стазис, для предотвращения распространения интоксикации, он накладывать еще не умел, зато обезболивающее у него выходило хорошо.
— Не смог удержаться, — объяснил мне вечером птах. — Она сидела слишком близко, а терпеть чужую боль? Вот и махнул на автомате палочкой.
— Все с тобой ясно, опять шастал где попало во сне, — проворчала я. Прогулки к bualadh craicinn змее в гости не способствовали бодрости по утрам и ясности мыслей. Мелкий опять начинал срываться. — А с чего это Скитер так невзлюбила девчонку? (п/а: ирл. долбанной)
Подросток взъерошил свою так всклоченную шевелюру:
— Да Гермиона сама виновата. Она сначала в январе в «Метлах» на Скитер наорала, что, мол, та только и умеет, что чужие жизни ломать, а в статьях ни слова правды. Ну и после об этой в том же духе отзывалась. А недавно над Панси простебнулась. Та опять начала о том, кого, мол, Краму на земле не хватает, «неужели не мог найти покрасивее», — пискляво спародировал он. — Грейнджер в ответ вспомнила, что на Святочном балу Паркинсон была больше похожа на торт со взбитыми сливками, чем на человека, тем более на девушку. Еще и Малфою посочувствовала.
— Девчачьи разборки, какая прелесть! А эта Паркинсон, она как, симпатичная?
— Ну... Если считать лицо как у мопса привлекательным, то да.
Господь Всемилостивый, страсти-то какие! Мне было лень насиловать память по столь незначительному поводу, но что-то мне подсказывало, что эта самая Паркинсон, вернее, ее родители, каким-то образом могла быть связана с владельцами того самого чтива для домохозяек, где было напечатано последнее произведение Риты Скитер. Иначе на кой хрен Рите делать такой пиар четырнадцатилетней сопле?
— Остается надеяться, что Скитер кроме Парниксон не пообщалась и с Малфоем.
— Чего так?
— Тормозишь, ребенок, спать надо больше. У Хорька на тебя зуб, если помнишь. — Я б сказала, бивень мамонта. Помимо «Хорек — вонючка» была еще и сказанная в Большом зале еще после первого испытания громкая просьба к слизеринцам одолжить Малфою денег, поскольку у того долг отдавать нечем. — А Рите кровь из носу нужны жареные факты о тебе красивом, и побольше, иначе кто ее читать станет? Ты ж с ней общаться не захотел.
— Да даже если я ей эксклюзивное интервью дам, она все равно гадости обо мне напишет. И переврет половину сказанного!
— Это да, — я зевнула, — жаль, на эту даму никакого компромата нет. Тогда бы можно было хоть чуточку заткнуть ей рот. Правда, само по себе это занятие бесполезное: не она — так другие, репортеров вроде Скитер хватает. Так что готовься к ушату грязи, Воробушек.
— Да ну ее нафиг к дьяволу! Со мной Падме разговаривать не хочет!
Я только глаза закатила: кому что, а Поттер о девчонках! Гены и возраст, damnú orthu! (п/а: ирл. чтоб их!) Чудненько! О последствиях нашей полуночной трепотни я узнала только летом. А письма с ядовитым содержимым не имели никаких последствий. За свою протеже не вступились ни директор, ни Макгонагалл. Они сделали вид, что ничего не было. Совсем.