Глава сорок седьмая

Герцог

— Я знаю, что все горничные не обладают ни великим умом, ни большой хитростью, и ваш удел — плести косы и разносить сплетни, но на всякий случай предупрежу, что даже отъявленным хитрецам и интриганам не удавалось обвести меня вокруг пальца.

Я намеренно говорю тихо и спокойно, ни на полтона не повышая голос. Люди отчего-то пугаются именно спокойных разговоров. Тем более женщины. От крика они обычно просто грохаются в обморок. А пока служанка герцогини не рассказала, кто передал ей букет, ее беспамятство только усугубит допрос.

Девица комкает передник трясущимися руками и энергично кивает.

Это почти скучно, потому что с самого начала было понятно, что такие, как она, врать не умеют. Ну разве что придумать мамке, что молоко скисло от порчи, а не потому, что нерадивая дочь забыла вынести кувшин в холод.

Ожидаемо, девица выкладывает все сразу, как по заученному.

Я задаю пару сбивающих вопросов, намеренно путаю, переспрашивая. Прожженные лгуны знают, что важнее всего не попасться на мелочах, потому что именно там — слабые места. Женщины, к примеру, путают цвет туфель или платья, хотя любая скажет, что точно помнит, во что одевалась и какого цвета были кружева на нижних юбках. Мужчины забывают про бритье. Вариантов много, если знать, за какие ниточки дергать.

Горничная говорить истинную правду: гвардеец принес корзину с цветами и коробку с подарком. Они с герцогиней сразу вскрыли коробку и сразу примерили украшение.

И то, что началось потом, тоже произошло почти мгновенно.

Все на глазах у этой перепуганной бедняжки.

— Клянусь, Ваша Светлость, не я это! — Девица грохается на колени и начинает завывать, словно припадочная. — Не погубите!

Приходиться отдать девчонке носовой платок и выпроводить вон, дав указание привести ко мне мальчишку-гвардейца, которого по моей предосторожности уже давно изолировали и взяли под стражу.

Хотя, конечно, чего уж там — если под носом у инквизитора, случилась такая красивая интрига, тут работают игроки высшего класса. И они обо всем договорились заранее. Изолируй их или усади пировать рядышком за один стол — итог будет равнозначный.

Тем не менее, когда мальчишку притаскивают под руки, словно строптивую девицу на выданье, он бледен и строптив, как и всякий горячий юнец, которому еще не обломали его первые неокрепшие рога.

Но держится молодцом.

Что логично, потому что в королевскую гвардию попадают только смелые и отчаянные. Иногда, правда, еще и слегка сумасшедшие, но кто из нас не без этого недуга?

— Я этого не делал, — не дожидаясь ответа, говорит молодой лейтенант, вытягиваясь по струнке, словно готовится принять удар топора по шее. — И готов присягнуть на том перед любым судом — человеческим или божьим.

Охотно верю и киваю в знак этого.

Вещицу, которая чуть не задушила мелкую заразу, я осмотрел очень тщательно.

Аспекты такого уровня требуют как минимум выдающихся талантов и способностей.

А этот пацан не очень похож на человека, способного освоить хотя бы азы этой науки. Но на всякий случай все равно расспрашиваю его, где родился и как вырос. Пока рассказывает, хожу по комнате, слушая лишь в пол уха.

Ни служанка, ни этот парень не могли использовать такой мощный Аспект. Строго говоря, людей, которые могли бы это сделать, во всем замке не больше, чем пальцев на одной моей руке — лекарь, пара алхимиков, личный колдун Эвина и помощницы маркизы.

Я останавливаюсь.

Мальчишка как раз замолкает, и я использую тишину, чтобы протянуть незамысловатую связь.

Она, конечно, в числе первых, кому не с руки присутствие девчонки, и из всех обитателей замка именно маркизе выгоднее всех избавиться от мелкой заразы.

Ну, после меня, разумеется.

Только я бы не стал действовать такими грубыми способами. И тем более не стал бы так глупо подставляться. Тут уже не след их хлебных крошек, а целая накатанная дорога.

Именно поэтому не спешу хвататься за эту версию. Маркиза, конечно, о форме и размере своих женских прелестей думает куда больше, чем о том, как вывести герцогиню из игры, но даже она не так глупа, чтобы действовать так глупо. Тем более, что каждый ее шаг согласован Тайным советом. А как бы я не принижал умственных способности этих старых пней, они все же не настолько мизерны.

Но, за неимением других вариантов, придется взять тот, что есть.

Для начала.

В конце концов, знавал я и более прожженных интриганов, попадшихся на сущей ерунде.

Поворачиваюсь на каблуках, чтобы отпустить лейтенанта с миром, и успеваю заметить, как он потирает перевязанную ладонь.

Боль собственного свежего ожога звучит как ответное эхо.

— Что у вас с рукой, лейтенант? — спрашиваю, нарочно придав голосу небрежности. — Только не говорите, что это последствия попыток хоть как-то скрасить одинокие солдатские будни.

Лейтенант стремительно краснеет — от макушки до самого края ворота форменной сорочки.

Но вместо ответа поджимает губы и всем видом дает понять, что ответ на этот вопрос я вытяну из него только под пытками.

Очень интересно.

— Лейтенант, вы действительно желаете, чтобы я повторил вопрос? — немного понижаю голос, но щедро добавляю туда ноток доброты. Пусть пацан ломает голову над тем, хочу ли я его запугать или просто не хочу трудить горло.

— Это… — Он прокашливается. — Я был не очень осторожен во время фехтования.

— Какая жалость, — щепотка искренности.

Работать с военными — это всегда такая беспросветная скука, что даже жаль впустую тратить свой нюх ищейки.

Пацан врет. Грубо и совершенно бестолково. Уверен, что если взять его за жабры и немного погонять вопросами, когда, где и с кем он так заигрался с зубочисткой, правда вскроется быстрее, чем я подумаю «абракадабра».

Минус в том, что гвардейцы — лучшие воины, привыкшие терпеть лишения и страдания походной жизни, излечиваться от гнойных ран и боли отрубленных конечностей. Его можно так же разорвать на части, но даже пойманный на вранье, он все равно ни в чем не сознается.

Но даже всего этого мне достаточно как минимум для двух выводов, каждый из которых интереснее другого.

Так яростно покрывать солдат будет либо боевого товарища, либо Родину.

Либо женщину.

Сомневаюсь, что перевязанная рука может как-то повредить Артании или кому-то из двух десятков таких же бравых молодцев, которые протирают здесь штаны, защищая «бесценные» бабские юбки.

Значит, дело в женщине.

Собственно, как обычно.

— Будьте аккуратнее, лейтенант, — продолжаю совсем уж миролюбиво. — Его Величеству нужны солдаты с обеими руками, иначе кто будет защищать наши земли от Свободных кланов? Можете быть свободны.

Он едва ли выдает свое удивление тем, что отделался та легко, щелкает каблуками и маршем, как на плацу, выходит вон.

Я же поудобнее усаживаюсь в кресло, прикрываю глаза, сосредотачиваясь на всех возможных участниках этой странно истории, начинаю плести мысленную паутину возможного заговора.

Загрузка...