Я подпустила Вадим к себе слишком близко — это моя первая мысль, когда открываю глаза.
Спала всю ночь на коленях и груди парня, который остался сидеть неподвижно, облокотившись на спинку кровати. Он предпочёл не выпускать меня из объятий даже во сне… Его выбор защекотал мой живот, пуская лёгкие волнительные импульсы по телу.
Невольно я залюбовалась спящим парнем, рассматривая его лицо с широкими скулами, немного растрёпанные волосы и густые трепещущие ресницы. Подбородок и скулы за несколько дней покрыла лёгкая щетина, делая его суровым и старше на несколько лет, но для меня он стал ещё более привлекательным. Да что скрывать-то? Вадим всегда хорош собой.
Мой взгляд лениво соскальзывает на прочные упругие плечи, затем на оголённую грудь, которая вздымается от размерного тихого дыхания, а дальше я скольжу взглядом по стальным натренированным мышцам… Хорош до невозможности.
Не сразу замечаю, что серые глаза пронизывающе изучают меня так же пристально, как и я его. Он проснулся и даже не дёрнулся, словно так и нужно просыпаться каждый день…
Вадим пускает по мне волнительные мурашки, заставив вздрогнуть всего от одного его касания.
— Побегаем? — спрашивает Вадим, чем вызывает мой довольный смешок.
Чего не отнять у Вадима Волкова, так это его абсурдной энергии!
— Побегаем, — соглашаюсь я, но совсем не спешу вставать.
Мне слишком хорошо лежать вот так вот, смотреть в глаза Вадима, ощущать его ласковую руку в моих волосах. Была бы кошкой, наверняка уже мурчала от удовольствия, блаженно подтягиваясь.
— Может, вечером? — интересуется парень, заставив меня весело хохотнуть от его внезапного предложения отменить тренировку.
— Очень заманчиво, — заметила я, не выдержав соблазна потянуться и гибко выгнуть спину, прикрывая ладошкой сонный зевок.
Его грудь начала вздыматься тяжело и часто, он весь замер, словно окаменел, а глаза впились в моё лицо. Под таким вниманием я начинаю стремительно краснеть.
— Ты красивая, — он обхватывает рукой мою щеку, мазнув большим пальцем по пересохшим губам, — сонная и естественная, — Вадим улыбается, немного поддаётся вперёд и наклоняется…
— Вадим, — прикладываю ладошку к его горячим губам, которые, несмотря на мою преграду, коснулись моих пальцев в томительном поцелуе с привкусом требования и желания. — Нам не стоит так сближаться… Ты ведь это понимаешь, верно?
Вижу в его взгляде горечь, а в просыпающийся буре его серых глаз созревает настоящий бунт.
— Вадим, — настойчиво проговорила я. — Так нельзя… Я так не могу, — я слезаю с него и сажусь рядом на колени, одёргивая задравшуюся футболку. Ловлю обжигающий взгляд Вадима на моей обнажённой коже, нахмурившись такому пристальному вниманию. — Какие-то проблемы? — спрашиваю резко, словно ошпарившись.
Волков поднимает свои глаза на моё лицо не сразу, медленно скользя по моей фигуре, которую я быстро укутываю в одеяло, прикрывшись. От его длительного молчания меня пробирает озноб.
— Никаких проблем, — спокойно сказал Волков, откидывая одеяло и резко вставая с кровати. Он натягивает кофту на своё напряжённое тело. Я отвожу свой взгляд от его явного утреннего возбуждения, которое не скрывают обычные пижамные штаны. — И начни уже одеваться, Яра. На тебя невозможно смотреть! — фыркнул он, недовольно нахмурившись. — Надеюсь, мы поняли друг друга.
Я удивлённо приподняла брови, напряжённо выдохнув после того, как Вадим шумно закрыл двери в ванную. Он разозлился, но я не ощущаю угрозы, совсем.
Мы слишком быстро сблизились, и, если обдумать моё поведение, в этом моя вина. Мне приятно получать от него нежность, настоящую заботу. Не могу держаться от него подальше, и это, наверное, уже невозможно. Но думать о близости на данный момент болезненно, морально.
А вдруг я разрыдаюсь, испугавшись его ласк или, может быть, вспыхну от ярости на какое-то непонятное для меня слово или действие в самый неподходящий момент? Я не хочу так. Не хочу его отталкивать… И притянуть его к себе тоже не могу. Сложно.
Как только Волков появляется в спальне, выглядит ещё более мрачным. Он скользнул по мне непроницаемым взглядом, и подхватив свои тёплые спортивные вещи, ушёл, на пробежку. Такой у него фетиш — в любой непонятной ситуации идти и утомлять себя до изнеможения.
А я решила просто расслабиться. Сходила в душ, приготовила завтрак и вернулась в постель, прихватив с собой планшет Вадима, изучая новости в браузере. Они оказались совсем неутешительными.
Максим Гордеев шёл на поправку, хоть и в бессознательном состоянии. Он хватался за жизнь из последних сил, цепко выкарабкивался из дыры на поверхность, снова принося в мою жизнь волнение, страх и беспокойство.
Пока все данные указывают на то, что Гордеев прикован к постели из-за тяжёлых ранений и должен пройти месяцы реабилитации для того, чтобы вернуться к прежней жизни. Вот только моя интуиция подсказывает мне, что все мы в большой опасности, чем раньше.
Гордеев-младший на время выбыл из этой жестокой игры, но вот старший в расцвете сил и с безграничными возможностями угрожает мне своим существованием. Был ли он страдающим отцом, сидящим у постели едва не умершего сына, или же остался ублюдком, который ищет меня, желая довести дело до конца?
Ничего неясно, но сердце мне подсказывает, что Виктор точно не сидит в палате своего сына держа его за руку, и молясь Господу о скорейшем выздоровлении. Виктор жаждет мести.
Этот человек буквально соткан из жестокости, крови и стали. Он не пощадит даже своего сына, если того потребуют обстоятельства. К чему, тогда, Виктор, приговорит меня?
***
На несколько долгих дней между нами оказалась неизвестная ранее пропасть. Вадим заметно отстранился, стал меня избегать. Нет. Он вообще отказался ко мне приближаться.
Который раз за эти дни мы ужинали на кухне, находясь на двух противоположных концах стола, и оба избегали прямых взглядов. Между нами поселился дикий дискомфорт, который мне хотелось искоренить.
Мне не нравится так. Я не хочу чувствовать будоражащий холод между нами.
Я пыталась делать шаги навстречу, стараясь быть вежливой, послушной и внимательной, но Вадим с каждым разом всё больше злился и отстранялся от меня всё дальше.
Вот только из спальни он не уходил, позволял моей наглой руке приобнять его за торс, а моей ноге переплестись с его обеими. Он каждый вечер слушал о моих переживаниях, которые я озвучивала по поводу Виктора, после чего сухо успокаивал короткими фразами, что ни капельки не утешало.
Я медленно вскипала эти дни, а сейчас меня буквально подорвало.
— Зачем ты так со мной? Разве ты не понимаешь, что я не могу сбежать из постели мужа и сразу же прыгнуть в твою? — не выдержала я его холода, решив быть прямолинейной и понять, что к чему.
Он же этого хочет? Хочет, а я не могу дать. Вот он и злиться, ходит весь такой мрачный и неприступный. Да, я отказала, но… Но я отказала сейчас, так как ещё не готова, а он… Он! Вадим устроил молчанку и решил сбегать из дома на тренировки.
— Я не делал тебе никаких предложений относительно секса. Прекрати меня трясти. Ложись спать, — спокойно ответил Вадим в темноте.
Я намеренно включила прикроватный свет, изучая лицо парня, который не открыл глаза. Внешне он предельно спокоен, как и всегда, но я чувствую, как напряжён внутри.
— Я уже давно не маленькая невинная девочка, которая не понимает, что к чему. Ты ясно дал понять чего хочешь, — возражаю я.
— Ты, правда, не понимаешь, что к чему, — заявил он, а его губы исказились в насмешке.
Он любит уколоть словом, но сейчас я скептически изогнула бровь, понимая, что Вадим намеренно выводит меня на определённые эмоции, добиваясь нужного для него результата.
— И, если ты хочешь меня целовать, значит, хочешь большего, чего я дать не могу. Пока, — снова оспорила ответ парня, удерживая себя на одном локте, внимательно отслеживая его реакции.
Только вот ни реакции, ни какой-либо другой эмоции на лице парня не проявилось, разумеется, кроме подлой ухмылки.
— Тебе же тоже много хочется. И если полагаться на твою логику, то ты должна хотеть меня в ответ, — припечатал Вадим.
— Ничего я не хочу! — не сбавила я своего напора.
— Как скажешь, — Вадим тяжело выдохнул, переворачиваясь со спины набок, причём в противоположный от меня. Какой же он… — Спокойной ночи, недотрога, — не удержался он от очередной шпильки, заставив меня вспыхнуть.
Я прекрасно понимаю, как и он, что я ни разу не сопротивлялась его поцелуям. Но согласиться на близость вслух было что-то сродни обнажению. У меня что-то клубилось в груди, такое странное, но нужное, придающее смелость и уверенность.
Потянулась к его спине и обняла, прижимаясь сзади.
Последние два дня можно было подумать, что я сама приставала к Вадиму, выводя его на откровенные разговоры. Плотно прижимаясь к его телу, пробираясь холодными пальцами под его футболку. Он не реагирует на меня, а мне одиноко без его внимания…
Может, он и не показывал, но держал на меня какую-то обиду, ведь как бы я не пыталась заговорить или лишний раз прикоснуться, Вадим оставался холоден к моему вниманию.
Я носилась за ним несколько дней, как за маленьким ребёнком. Зазывала на завтраки и ужины, стараясь его удивить новыми блюдами, совсем не настаивая на его помощи. Я старалась выкладываться на тренировках так, чтобы хоть бровью повёл от удивления, но всё мимо, как и то, когда я заманиваю Вадима горячим чаем и домашним печеньем поближе к раскалённому камину, пытаясь разговорить и быть с ним ближе…
Постойте-ка… Вот же… Хитрый гад!
Это и был его план, чтобы я сама пришла, чтобы сама говорила, чтобы сама тянулась к нему не только телом, но и мыслями. Ах ты хитрый, изворотливый, бессовестный…
Я толкаю его кулаком в плечо, слыша в ответ задорное хмыканье.
— Провоцируешь? Не справишься с напором, Яра. Спи, — Вадим откровенно насмехался надо мной, в то время как я крепко сжала его торс одной рукой, подтянулась выше и шкодливо укусила его за плечо, почувствовав, как он вздрогнул от неожиданности.
Так-то! Я тоже могу быть очень даже непредсказуемой, а я ещё очень кровожадной!
— С этим мы можем поспорить и обсудить намного подробней, — прошептала я на ухо парню, втянув в себя его запах, как это привычно он делает со мной. Эта фишка работает, даже меня каждый раз пробирает от подобного.
Мой диагноз идиотки ещё не прошёл, увы. Есть ли вообще от этой болезни лечение или пока известны только её осложнения?
Внутри меня что-то забурлило с такой силой и жаждой, что мне уже требовался кувшин охлаждённой воды или горячая влажность его губ. Вадим повернулся, включил свет и всмотрелся в моё лицо… Пока я голодно пялюсь на его рот.
Его не хватало, этого самого переполняющего жара, глубокой потребности в нежности и ласки парня, который в один миг лишил меня всего подобного. Он будто лишил кислорода и возможности чувствовать, быть желанной. А ведь и не замечала этой привязанности, пока у меня не отобрали кое-что крайне ценное. Он отобрал себя, проучил и получил отдачу сполна.
Господи, я и вправду тёрлась об него кошкой, ходила по следам, не давала ему лишний раз побыть наедине с собой… Такая потребность должна испугать, но в глубине души она меня подначивает.
А он… Он как мой личный антидепрессант, но сейчас он мешает размышлять о его подлости своим дразнящим и вызывающим видом! Похоже, моя болезнь излечима одним очень наглым языком, который умело очерчивает мои губы. Жар проникнет внутрь меня и распространяется по телу, покалывая кончики пальцев.
Я задыхаюсь в этом долгожданном поцелуе. Сама его принуждаю не останавливаться, когда забираюсь ему на торс, сжимая его тело своими ногами, а руками обвиваю шею и лицо, будто он попробует вырваться…
— И когда же ты сбежишь? Минута, а может, две? — едва оторвавшись от меня, спрашивает Вадим. Он всё ещё не прикасался ко мне, но, кажется, моих рук было более, чем достаточно. — Я же такой клыкастый волк, который точит на тебя зубы, а ты в ответ дёргаешь меня за хвост. Опасно.
— А ты попробуй… Укуси, — я игриво ловлю скептический взгляд Вадима, который всё ещё не доверяет мне ситуацию.
Он думает я сбегу. Возможно, так и будет. Но не сегодня. Не сейчас. Он мне нужен, как никто и никогда прежде. Я нуждаюсь в нём. Урок усвоила. У меня очень хороший учитель, который использует самые доходчивые методы.
— Попроси, — ошеломил он меня своей неприступностью и крайней наглостью.
Смотрит проникновенно. Прямо. Изучающе… Он явно получает удовольствие. А взгляд изучает лицо, опускается ниже, на шею, на выступающие ключицы, цепляясь пожирающим взглядом за мою прикушенную зубами губу.
Я улыбаюсь в ответ, поддаюсь вперёд, обхватывая ладонью затылок парня, притягивая вплотную к себе. Моё дыхание бьётся о его губы, наши взгляды ни на секунду не потеряли контакт, а я уже всем телом прижаюсь к нему.
Чёрт, разве так можно? Можно, он и сам говорил много раз: здесь нам можно всё. Здесь. Сейчас. Потом у нас не будет времени. Потом мы можем… Разойтись. От одной мысли сердце сжимается, а значит я беру и отдаю ровно то, что могу дать и взять. Ни о чём не жалею.
Вадим привычно скалиться, а в следующую секунду он дарит мне очередной разрушительный поцелуй, который выворачивает меня наизнанку и заставляет млеть от возможности ощущать его мягкие губы, дерзкий язык и игривые покусывания.
Этот поцелуй сопровождается его рычанием, и я получаю от этого настоящее удовольствие.
Между нами много барьеров, но, когда наши губы соприкасаются, весь мир на это мгновение замирает, наблюдая за нами с блажью, в которой мы купаемся часами. Поцелуи, такие развязные и страстные, или такие упоительные и мягкие… Ничего большего, но этого нам двоим достаточно с головой.
Он — мой личный антидепрессант.
Ночь ещё не прошла, когда я проснулась от тяжёлых шаркающих шагов по коридору, ведущему к незапертой спальне. Шаги незнакомые, тяжелые.
Я сажусь, рвано дыша, ладонью зажимая рот от переполняющего ужаса. Дышать стало невыносимо тяжело от острого страха, слыша скрип паркета под весом чужака, крадущегося по дому. Вадим? Это он?
Моя рука шарит по постели и неожиданно сжимает ладонь спящего рядом Вадима. Моё дыхание перехватывает от паники.
Если он здесь… То, кто там, за дверью?