Цифровой журнал «Компьютерра» № 205

Старые игрушки на новую ёлку Василий Щепетнёв

Опубликовано 29 декабря 2013

Ёлку наряжают по-всякому. Одни — весело, бодро, другие — со вздохами. Повесят игрушку, вздохнут. Гирляндами обовьют — ещё раз вздохнут. Блёстками усыплют — третий раз вздохнут.

Чему печалятся? Результатам года?

Печалит не сам результат, печалит несоответствие результата ожиданиям, отвечает внутренний голос. Новый год, ёлка, под ёлкой мешок из малинового плюша, а что в том мешке? Подарки? А какие?

Вот, к примеру, тройка по литературе. Вполне себе приемлемая оценка. Могло быть хуже: ведь поставила её, тройку, та самая Мариванна, которая месяц назад в дневнике написала: «Щитает себя самым умным и думает на перимене». Но всё-таки не двойку вывела за полугодие. А тройка... что тройка. Для банкира, министра, президента самое то. Да и потом — от Мариванны не уйдёшь. В соседнюю школу? Так она в соседнем районе, сорок девять километров по карте. И в ней, в соседней, есть Марьпетровна, тоже не сахар.

Или надеешься на повышение, а получаешь увольнение в связи с оптимизацией отрасли. Свобода, возможность пересмотреть жизненную стратегию, найти дело по душе, а радости порой никакой. Не выработали привычки радоваться увольнениям, иначе — свободе. Если бы знали заранее, то успели бы, глядишь, и соломки подстелить, и за пять минут до приказа гордо подать «По собственному желанию покидаю вас навсегда». Потом, когда эффект нежданности угаснет, а философская составляющая разума, напротив, возгорится, увольнение (от слова «воля»!) будет восприниматься как перст небес. Но то потом.

Или некоторые романтики предпенсионного, а то и пенсионного возраста до сих пор тоскуют о межпланетных путешествиях. При этом сами даже и не думали осваивать Луну или Марс, с них (нас) было бы достаточно и коротеньких заметок в газетах: «В интересах освоения космоса вчера с лунного космодрома имени Ленина произведён запуск космического корабля в направлении звезды Альфа Центавра, расчётное время полёта двести восемьдесят лет» — или чего-то вроде этого. Впрочем, кто мешает выпускать альтернативную газету — «Известия СССР», «Подлинную Пионерскую Правду?» С новостями из правильной реальности?

Медициной по-прежнему многие недовольны. Не самой медициной как таковой, а опять же несоответствием собственных представлений и реальностью. Ведь другой медицины никто на себе, как правило, и не пробовал. А нынешняя, что не говори, по сравнению с тысяча девятьсот тринадцатым годом много лучше. И даже по сравнению с тысяча девятьсот шестьдесят третьим. Но нет, всё не так: и врачи чёрствые, и медсёстры равнодушные, а уж санитарки — те вообще служанки Глааки. И откуда эти представления берутся? То клятву Гиппократа вспомнят, которую больные не читали и которая врачам — как клятва Чхаугнара Фаугна. То команду доктора Хауса в пример поставят: вон сколько с каждым больным занимаются, не то что эти (далее непечатно).

Признаться, я долго крепился — и посмотрел сериал о знаменитом докторе только на днях. Шести серий хватило. Очень любопытно, но ведь это, во-первых, вымысел, во-вторых, вымысел не о нас. Нет точек соприкосновения. Однако ж великая сила искусства творит чудеса, и каждому кажется, что именно так лечить его, больного, и обязаны: вчетвером, сутками напролёт обсуждая диагноз и, чуть что, назначая самые разнообразные обследования, от МРТ до катетеризации сердца. А когда выясняется, что МРТ не показана, а если и показана, то в порядке очереди, тут-то и пишутся гневные письма банкирам, министрам и президентам. Что посоветовать? Меньше смотреть телевизор? Или, напротив, туда, в телевизор, и переселиться со всеми болезнями? Но только после того, как подпишете информированное добровольное согласие с учётом того, что есть вероятность оказаться совсем в другом сериале — «Менталисте» или вовсе «Ходячих мертвецах». Подписываете, нет?

Отсутствие искусственного интеллекта огорчает. Мы ждём, ждём, а он не торопится. Конечно, тест Тьюринга обойти легко: посылай вопрошающего непечатно — и сойдёшь за типичного представителя определённой группы населения. Но хочется чего-нибудь поизящнее. С упором не на «искусственный», а на «интеллект». Чтобы Пушкина цитировал, Тургенева, шутил ко времени, ко времени печалился... И если даже он перехватит управление на МКС и выведет станцию на геостационарную орбиту, чтобы постоянно смотреть на любимую Килиманджаро, что ж, посмотрим и мы на священную гору, почему нет? Вдруг что-то и поймём. Не всё же Ктулху да Ктулху. Но покамест одни разочарования, хотя, думаю, нужно радоваться. Если ещё и интеллект станет искусственным, человеку останется только научиться лазать по деревьям. А хвоста-то и нет. Легко разочароваться в Сикстинской Мадонне. Подошёл, посмотрел — и разочаровался. Неизвестно, правда, чего ждал — то ли мгновенного и полного просветления, то ли просто удара током, — но, не ощутив ни того ни другого, недолго и приуныть.

Не раз огорчался, беря в руки книгу. Отзывы сулили встречу с чем-то необыкновенным, уровня «Мёртвых душ» или «Гарри Поттера», а чувствуешь запах старой заплесневелой бумаги, хотя читалка вполне современная, пластмассовая. А сколько раз выходил после сеанса кино, недоумённо смотря по сторонам: один ли я обманулся? И успокаивался, видя, что не проняло — большинство. Конечно, большинство часто ошибается, в искусстве — особенно часто, но в таком виде искусства, как кино, инстинкту масс следует доверять. Хотя бы и потому, что ту же историю, пусть в черно-белом варианте и без звуковой дорожки, смотрели наши прабабушки и прадедушки. «Анта… Одэли… Ута…» — вовсе не таинственные сигналы с Марса, а реклама автомобильных шин. Рекламировать автомобильные шины в Советском Союзе одна тысяча двадцать четвёртого года (год выхода на экран «Аэлиты» Протазанова) — решение смелое и новаторское, но рекламировать их сегодня, девяносто лет спустя, нужно как-то иначе. Продакт-плейсмент хочется смотреть даром. Хотя я не уверен, существовали ли на самом деле шины Анта, Одэли и Ута, не надул ли зрителей Протазанов. А хоть и надул: много ли автомобилей было в частном владении нэпманов того далёкого года? Десять? Сто? Тысяча? Сейчас-то счёт на миллионы — и это только по Москве. А с учётом провинции… На одних шинах можно поднять отечественный кинематограф выше Александрийского столпа. Но кино — иллюзия. Игра светотени. Зато сдувшаяся комета — разочарование на всю жизнь. И ведь не в первый раз обещают шикарное зрелище: яркость больше, чем от полной Луны, хвост в полнеба, а на деле если и увидишь огрызочек, то разве в телескоп. Не обещали бы, что ли — комет в полнеба, коммунизма каждому гражданину, бесплатной квартиры каждой семье, семидесятитысячной зарплаты каждому поликлиническому врачу. Глядишь, и приучились бы жить сегодня. А то всё завтра и завтра…

К оглавлению

Все утра мира проходят безвозвратно Сергей Голубицкий

Опубликовано 28 декабря 2013

На форумной ветке обсуждения «La grande bellezza» Valentin F рекомендовал к просмотру фильм французского режиссёра Алена Корно «Tous les matins du monde» («Все утра мира», 1992), который ему показался родственным картине Паоло Соррентино по «нарративу, переливающемуся всеми цветами радуги». Я фильм Корно посмотрел, он мне понравился (хотя, боюсь, совсем по другой причине), поэтому выражаю искреннюю благодарность Валентину за наводку. Странно, что я эту явно неординарную картину в своё время пропустил, хотя, если вспомнить коммерческий угар roaring 90s, в котором угорал по полной программе, то удивляться не приходится: в перерывах между ночными rave-parties и яростным извлечением «двух процентов» на фильмы времени все равно не хватало :-).

«Все утра мира» — фильм очень именитый. Шутка сказать: семь «Сезаров» 92-го года (лучший фильм, лучшая актриса второго плана, лучшая режиссура, лучшая музыка, лучшая работа оператора, лучшие костюмы, лучший звук). Забавно и очень, между прочим, показательно, что звёздные актёры, подобранные на главные роли, — Жерар Депардьё и Жан-Пьер Марьель — призов не снискали (Марьель был в номинации на лучшего актёра, равно как и сын Депардьё Гийом, проходивший по категории лучшего дебюта в кино). Я, кажется, догадываюсь, почему так вышло, и по ходу рассказа непременно поделюсь соображениями на этот счёт.

Главное, что я хочу сказать о «Tous les matins du monde»: основная тема картины напрочь ускользнула от внимания кинокритики. Да и зрителей, похоже, тоже (сужу по комментариям на IMDB). Наверное, я бы тоже не заметил ключевого аспекта фильма, если б давно не был зациклен на этой теме. Впрочем, в художественной ткани главная тема столь искусно закамуфлирована, что немудрено было её не заметить. Зачем закамуфлирована — тоже объясню чуть позже.

Сюжетно «Tous les matins du monde» — история отношений Марена Маре, придворного музыканта Людовика XIV, и его учителя Монсеньера Сент-Коломба. Герои не вымышленные, а исторические персонажи, выдающиеся виртуозы игры на виоле да гамба (старинный смычковый инструмент, дедушка современной виолончели). Вся музыкальная часть фильма поставлена и исполнена испанским знатоком старинной европейской музыки Хорди Савалем, который именно работой в «Tous les matins du monde» возродил интерес в современной Европе к виоле да гамба и творчеству этих почти безвестных композиторов XVII века: компакт-диск со звуковой дорожкой фильма пользовался в 90-е годы бешеным успехом у духовно продвинутой части французского народа.

Считается, что «Tous les matins du monde» — фильм о музыке, и как таковой он помещается в один ряд с «Амадеем» Милоша Формана. Не хочу показаться невежливым по отношению к одному из самых любимых моих режиссёров (с которым, к тому же, судьба свела меня лично), но «Амадею» до «Утра», как до луны. Наверное, потому что Милош как-то слабо разбирается в природе музыки, о чем я догадался ещё после просмотра его киноверсии рок-оперы «Волосы» :-). Моцарт у Формана (в исполнении гениального Тома Халса) — это какой-то космический идиот (как, впрочем, и Сальери). Герои же Алена Корно — аутентичные композиторы, не только наделённые вкусом и переполненные страстью, но и обладающие физиологической способностью дышать музыкой, жить музыкой, растворяться в ней и разменивать на неё любые мирские соблазны. Подобную виртуозность при художественном отображении музыки мы можем наблюдать только у Томаса Манна в «Докторе Фаустусе».

Музыка безусловно назначена режиссёром на роль протагониста «Tous les matins du monde», что определяет всю специфическую манеру повествования (видимо, в этом Valentin F и усмотрел перекличку «нарратива» с фильмом Соррентино): чего стоит шестиминутный gros plan в первых кадрах картины! Я даже затрудняюсь сказать, когда ещё мне доводилось видеть подобное действо, вытянуть которое под силу лишь самым великим актёрам (Жерар Депардьё, конечно же, вытянул!).

Гропланы в «Tous les matins du monde» можно считать удачной творческой находкой режиссёра, избравшего именно эту очень сложную и очень обязывающую технику в качестве основного инструмента для передачи пульса музыки и всей гаммы связанных с музыкой человеческих переживаний. К чести актёров, с крупными планами справились все — от великого мастера Жана-Пьера Марьеля до Гийома Депардьё и Анн Броше (получившей «Сезара» за свою работу).

Сейчас, кстати, будет как раз уместно объяснить, почему, на мой взгляд, не была отмечена премиями игра Депардьё-старшего и Марьеля. Думаю, критики не вдохновились, потому что банально не поверили в искренность переживаний обоих великих актёров. Это как раз та ситуация, когда великое мастерство играет злую шутку со своими хозяевами. Марьель и Депардьё старались изо всех сил отобразить на своём лице в бесчисленных крупных планах музыкальные переживания, поэтому в какой-то момент начинаешь ловить себя на мысли, что они не живут музыкой, а именно что пытаются сыграть эту жизнь. Получается выразительно, эстетично, правдоподобно, но... не верю! Не поверила и Академия искусств и технологий кинематографа, вручающая самую престижную национальную кинопремию Франции.

Теперь хочу поговорить о главном — теме, зарытой и скрытой глубоко в эстетизме видеоряда. (Картинка в «Tous les matins du monde» не менее восхитительна, чем у Паоло Соррентино: здесь опять прав Valentin F!) Тема, ускользнувшая от внимания критиков, — вечная и самая болезненная для европейского искусства Θάνατος. Если говорить правду, то я не сомневаюсь, что все кинокритики (равно как и все зрители) тему Смерти в «Tous les matins du monde» прекрасно почувствовали, однако в силу величайших табу, существующих в западной цивилизации, то ли предпочли сделать вид, что не заметили, то ли (скорее всего) мгновенно сублимировали в менее болезненные переживания.

На мой взгляд, фильм «Tous les matins du monde» целиком и полностью зациклен именно на Θάνατος, причём в самом беспросветном варианте подачи темы: монсеньор Сент-Коломб — не просто янсенист, аскет, затворник, мизантроп и тиран своих дочерей, но и самый настоящий архангел Смерти. Слуга Смерти, её паж, её воздыхатель и обожатель. Смотрел фильм, и в какие-то мгновения мне казалось, что Ален Корно задался целью снять видеоиллюстрацию одной из ключевых догм буддизма — жизни как страдания.

После смерти обожаемой супруги монсеньор Сент-Коломб превратил свою жизнь (а заодно — и жизнь своих обеих дочерей!) в тень, а музыку стал использовать в качестве проводника холодных веяний Царства Смерти. Удалось ему это бесподобно, потому что аутентичные мелодии концертов для виолы да гамба, написанные этим композитором, по хтоническому аромату дают фору призраку усопшей супруги маэстро, которая появляется в кадре всякий раз, когда Сент-Коломб уединяется для музыкального диалога с Царством Теней.

Итак, если Θάνατος и в самом деле является ключевой темой «Tous les matins du monde», справедливо задаться вопросом: удалось ли создателям фильма справиться с поставленной задачей? К великому сожалению, вынужден констатировать: не удалось. Разумеется, Ален Корно продвинулся на милю дальше, чем Эльдар Рязанов со своей чудовищной «Забытой мелодией для флейты» (о провальном диалоге со Смертью русского режиссёра я написал даже кинорецензию, которая была опубликована аж в 1989 году!), однако ничего глубже констатации банальной истины (жизнь — это нескончаемое страдание и юдоль печали) у французов не вышло.

Ну разве что дополнили одну из буддистских возвышенных истин («Рождение есть дуккха, старость есть страдание, болезнь есть страдание; соединение с немилым есть страдание, недостижение желаемого есть страдание») идеей музыки как одновременно зеркала страданий и высшей сублимации смерти. И на том спасибо. Однако любому человеку, хотя бы поверхностно знакомому с наработками восточных культур в плане осмысления темы Θάνατος, «глубина» французской мысли покажется детским лепетом.

У меня давно уже сложилось абсолютно мистическое (вернее, конечно, кармическое) отношение к описанной теме. Я искренне верю, что к главному вопросу человеческой жизни нужно подходить с максимальной ответственностью и должной внутренней и моральной подготовкой. Иначе случаются жуткие вещи.

«Tous les matins du monde» — дебют зрелого таланта Гийома Депардьё (до это фильма у него были лишь две маленькие детские роли в 1974 и 1986 годах). Публика заметила актёра, оценила по достоинству талант и приветствовала каждое новое появление на экране. Посмотрите, однако, как трагично сложилась судьба Гийома! Невыносимое страдание от боли в покалеченном колене на протяжении 8 лет, избавление от которого принесла только ампутация ноги, букет тяжелейших хронических заболеваний, наркомания, наконец, страшная по нелепости смерть в возрасте 37 лет от неведомого вируса, вызывавшего скоротечную пневмонию. Очень не хочется делать кощунственные выводы, но... что если судьба Гийома — это месть Θάνατος за участие в безответственном спектакле «Tous les matins du monde»?!

К оглавлению

Чудо Михаила Калашникова Михаил Ваннах

Опубликовано 27 декабря 2013

Сегодня Россия прощалась с Михаилом Тимофеевичем Калашниковым (1919–2013) — создателем самой распространённой на планете системы автоматического оружия, Героем России, дважды Героем Социалистического Труда, доктором технических наук, генерал-лейтенантом… Но все лавры, все почётные звания лишь оттеняют факт чуда: в 1947 году самоучка старший сержант Калашников, командир танка, тяжело раненный в 1941-м на Брянском выступе, создал самый надёжный образец автоматического оружия ХХ века, долгие десятилетия стоящий на вооружении отечественной армии и пришедшийся ко двору ещё в полусотне стран.

Образец оружия, который часто признаётся лучшим в своём классе, конструируется человеком без технического образования, с восемью классами и школой танкистов... Как такое могло случиться? В девяностые получила широкое хождение «чёрная легенда» о Калашникове: мол, автомат на самом деле сделал «трофейный» германец Гуго Шмайссер, с 1946 по 1952 год действительно работавший на «Ижмаше», на основе своего Sturmgewehr 44, а Калашникову изобретение, мол, приписали лишь в силу правильно пролетарской, классово близкой биографии.

Дело в том, что классово близким то Михаил Калашников как раз и не был. Его отец, кубанский казак Тимофей Александрович, переселившийся перед Первой мировой на Алтай, был признан в 1930 году кулаком и сослан в село Селивановка Томской области, потом ставшую райцентром Бакчаром, а оттуда — в село Нижняя Моховая, ныне исчезнувшее... Там он и скончался в декабре 1930-го от чахотки, и Михаила растил отчим, тоже из ссыльных. Жили бедно, много и тяжело работая, вгрызаясь в сибирскую землю. Но — возможность учиться детям давали. Четырёхлетка была в самой Нижней Моховой.

А вот в неполную среднюю, в семилетку, Михаилу пришлось ходить в Ворониху, пятнадцать километров в один конец. Зато учителя были сплошь с университетским образованием — из ссыльных, понятно… Это обусловило высокий уровень преподавания физики, математики, литературы (согласно биографии Калашникова, написанной Александром Ужановым для серии «ЖЗЛ», в селе Михаилу прочили как раз будущее литератора). Но вернуться на родной Алтай Михаил после семилетки смог лишь незаконно, подделав бумаги. Работы там, впрочем, не нашёл, и возвратился назад, ещё год проучившись в средней школе.

И это было всё систематическое образование. Восемь классов. Потом Михаил приписывает себе год возраста (мешканьем беды не избудешь) и устраивается на работу — техническим секретарём политотдела на Турксиб. Обратим внимание на жесточайшие парадоксы, в которых жила наша страна в ХХ веке. С одной стороны — раскулачивание работящих семей, ссылка образованных людей в Сибирь… А с другой — модернизационный проект. Начальные школы в ныне исчезнувших сёлах, семилетки, укомплектованные учителями из ссыльных, технический кружок, где занимался Калашников, мальчик из раскулаченных, работающий в политотделе в самый разгар репрессий: придумай такое писатель, ему не поверят…

Дальше была танковая школа. Восемь классов по тем временам было много. А. Уланов и Д. Шеин в книге «Порядок в танковых войсках» (М., 2011), рассказывают на с. 184, что и в 1941 году более 50% призывников в танковые части попадали с образованием 4 класса и ниже… Невысокий Михаил, любивший технику, прекрасно подошёл для бронесил, выучившись на механика-водителя. В части Калашников сделал первые изобретения — инерционный счётчик выстрелов танковой пушки и счётчик ресурса двигателя, важнейшего параметра, определяющего пригодность машины к боевым действиям; дело в том, что дизель жил десятки моточасов… Второй прибор описали в газете «Красная Армия» 19 января 1941 года — то есть молодой изобретатель был замечен ещё до войны.

Ну, а дальше была война, бои, тяжёлое ранение… К техническому творчеству Калашников возвращается в госпитале — с мечтой создать автоматическое оружие, превосходящее по качеству имеющиеся образцы. Мысль современному инженеру кажется авантюристической. Дело в том, что быстросгорающий порох развивает очень высокие мощности и в артиллерийском, и в ручном оружии; точность стрельбы требует высокой точности обработки; необходимость обеспечить приемлемые веса ограничивает запас прочности примерно 30%, что требует точных прочностных расчётов…

Но этих цифр сержант Калашников не знал. А необходимость в новом оружии видел своими глазами, в бою. И по детским занятиям в техническом кружке, по работе на железной дороге, по службе в танковых частях представлял, что техника живёт по одним и тем же законам… Ну а необходимый минимум специальных знаний он почерпнул из книг, найденных в библиотеке госпиталя. Из них позднее Михаил Тимофеевич вспоминал изданную в 1939 году «Эволюцию стрелкового оружия» создателя первой отечественной автоматической винтовки В. Г. Фёдорова.

Сейчас невозможно установить, какие именно издания мог читать тогда и раньше Калашников. Но давайте воспользуемся широко применяющимся в современных информационных технологиях ранговым методом поиска, на основе которого работают поисковики. Введём гипотезу, что чем больше был тираж издания, тем с большей вероятностью оно попадало на глаза курсанту танковой школы или раненому командиру танка. Ограничимся предвоенными изданиями — массовыми научно-популярными журналами с большими тиражами, которые будут аналогом популярных ссылок, «выталкиваемых» наверх поисковиком.

Вот книжки журналов «Знание — Сила» и «Техника — молодёжи» за апрель 1941 года, которые наверняка успели дойти до библиотеки танковой части. У «Техники…» тираж в 2,5 раза больше, чем у «Знания…», — 100 тыс. экземпляров. Откроем её… Так. Передовая статья по поводу вручения Сталинских премий. Казалось бы, сплошная политика, но что мы там видим? Упоминается «генерал-майор артиллерии А. А. Благонравов, издавший выдающийся труд «Основания проектирования автоматического оружия»…». То есть книга, по которой студентов учили и в семидесятые, была представлена самой массовой аудитории!

Листаем дальше. Очерк военинженера А. Любимова «Пятьдесят лет русской винтовки», где есть очень примечательный рассказ представителя фирмы Нагана о том, что капитан Мосин создал свою винтовку в сарае, куда не каждый фермер поставит свою корову… А мы говорим, что «гаражных мастерских» у нас не было. Да нет, были! В них создавали винтовку Мосина… И, возможно, вдохновлённый именно этим рассказом — может, и не прочитанным, но дошедшим в пересказе, — Калашников и решился, убыв в шестимесячный отпуск для выздоровления, начать создание пистолета-пулемёта на базе железнодорожных мастерских станции Матай. Вполне аналог гаражной мастерской...

Рабочие помогали Калашникову. Райвоенкомат выделял патроны для испытаний. В Алма-Ате, куда Калашников поехал показывать изобретение облвоенкому, его сначала приняв за дезертира, арестовали, а потом направили в эвакуированный МАИ, дав разрешение работать в мастерских авиационного института, пользоваться помощью преподавателей. Именно там Калашников и познакомился впервые с упомянутым выше трудом Благонравова. А вскоре, «доведя до ума» второй образец ППК, пистолета-пулемёта Калашникова, предъявил его на испытания самому Анатолию Аркадьевичу…

Как видим, молодой изобретатель, умевший ясно и понятно излагать суть своих идей (он же любил литературу в школе), находил поддержку у самых разных людей; в штабе Среднеазиатского военного округа перед поездкой на испытания ему даже пошили новую форму… И хотя ППК не суждено было оказаться принятым на вооружение — он был малотехнологичен, — но А. А. Благонравов отметил способности изобретателя, не имевшего специального образования, и составил благоприятный отзыв о его работах, на основании которого Калашникову дали возможность продолжить изобретательский труд. Сначала — в Средней Азии, в том же матайском депо. Он участвовал — и тоже неудачно — в конкурсе пулемётов. Но приспособление для стрельбы холостыми патронами, предназначенное для принятого на вооружение СГ-43, создаёт именно он. Потом Калашникова прикомандировывают к отделу изобретательства Наркомата обороны, и он участвует в конкурсе на самозарядный карабин под промежуточный (более мощный, чем пистолетный, и менее мощный, чем винтовочный) патрон. Тот конкурс выиграл опытный Симонов, создав превосходный СКС, но Калашников приобретает бесценный опыт.

И когда — уже после войны — объявили конкурс по созданию автомата под промежуточный патрон, то Калашников был к нему готов. Отсутствие систематического образования ему в какой-то степени компенсировало информационное поле модернизационного проекта — от издававшихся массовыми тиражами журналов до крупнотиражных справочников, монографий, которые можно найти в библиотеке госпиталя. А ещё в СССР вполне учитывались извечные человеческие склонности: сотрудникам испытательного полигона в качестве авторов выступать было запрещено, участников конкурса они консультировали в рамках служебных обязанностей.

И вот тот конкурс 1947 года выиграл Калашников. Не сразу: изначальный АК-46 был мало похож на известный всему миру АК. Но работа с самого начала проделана добротная: запирание затвора не перекосом, как у Шмайссера, а поворотом, как у более мощных образцов оружия. Газоотводная трубка съёмная, в отличие от StG-44; разницу понимает тот, кто оружие чистил. Мощный газовый двигатель — совокупность тех деталей, что приводят в действие автоматику, — обеспечивающий перезарядку в любых конструкциях. И замечания испытателей, рождённые опытом войны, молодой изобретатель учёл оперативно, воплотил в железе…

Словом, уже первый АК, принятый на вооружение в 1949 году, оказался предельно надёжным оружием. Да, за большую мощность газового двигателя пришлось платить снижением кучности: офицеры начала 50-х отмечали её ухудшение по сравнению с СКС под тот же патрон — но надёжность, по опыту большой войны, была признана более важной. Потом, к модели АКМ, была предельно вылизана технологичность. «Калашников» оказалось возможно производить практически в любых условиях, и он при этом сохранял свою надёжность, став одним из наиболее известных изделий уходящей индустриальной эпохи!

Создание семейства оружия — ручных и ротных пулемётов — это совсем другая история; тут уже работал большой коллектив. Нас сейчас должен занимать изначальный пример: старший сержант Калашников создаёт самый массовый автомат планеты. Он — хоть и в качественно других социально-экономических условиях — выступает классическим инноватором, заинтересовывавшим самых разных людей, неустанно преодолевавшим неизбежные препятствия. В этом ярко проявились выдающиеся человеческие качества самого Михаила Тимофеевича!

Но есть и ещё важная деталь. Творчество Калашникова протекало в обстановке широкомасштабной технологической модернизации, осознаваемой и поддерживаемой на всех уровнях. Семья Калашникова и его учителя были ссыльными — но ссыльные учили мальчишку из кулацкой семьи. Научно-популярная и техническая литература издавалась массовыми тиражами, распространялась через сеть библиотек. Техническое творчество поддерживалось и командованием армии, и партийным начальством. И самоучку поддерживали — но после того, как он на деле, трудом, доказывал свои способности. Может быть, эти простые истины стоит вспомнить сейчас, когда мы прощаемся с сотворившим чудо индустриальной эпохи выдающимся сыном своей страны?

К оглавлению

Червячок поселился где-то глубоко-глубоко в нашем kollektive Unbewußte Сергей Голубицкий

Опубликовано 27 декабря 2013

Вспоминаю анекдот детства про банан и прапорщика: «Чо тут думать?! Трясти надо, трясти!» В молодости меня эта байка сильно веселила: надо же, какой упёртый дурачок попался! Лишь с годами понял, что прапор, собравшийся до посинения трясти пальму, не дурачок ни разу. Просто у него такой склад ума. Шаблон такой, вшитый в мозг, направляющий мысли в строго определённом русле. И дело не в альтернативных вариантах со сшибанием бананов палкой, а в безоговорочном приоритете силового воздействия, который в сознании прапорщика доминирует и угнетает все остальные реакции.

Анекдот про банан и прапорщика я использовал в качестве метафоры (без них у меня мыслительный процесс вообще никак не склеивается :-) ), иллюстрирующей очень глубокие психологические паттерны, которые определяют не выборочные и случайные решения чиновника или частного лица, а реакции на уровне национального осмысления действительности. Того самого склада ума, который заставляет представителей определённой цивилизации поступать так, как носителям иных историко-культурных традиций в страшном сне не привидится.

В декабре в Соединённых Штатах едва ли не в первый раз в истории случился реальный почтовый коллапс. Сегодня критикой в адрес UPS и FedEx — почтовых служб, на которые легла основная нагрузка по доставке рождественских посылок, — переполнены все социальные сети. Десятки тысяч вконец расстроенных граждан состязаются в уничижительном красноречии, описывая в своих «Твиттерах» и «Фейсбуках» разочарование и слёзы детей, так и не дождавшихся подарков, которые почтовые Санта-Клаусы не доставили ни в сочельник, ни в само Рождество, ни даже на Boxing Day (26 декабря, когда раздаются подарки уже не близким родственникам, а просто друзьям и знакомым). Состязаются, надо сказать, по делу, потому что почтовый кирдык в 2013 году вышел в самом деле невиданный.

Нам про американские почтовые кирдыки слышать смешно, потому что у нас кирдык — это не ЧП, а норма. У нас выбор прост как правда: либо ждать две недели, либо месяц, либо посылка вообще теряется. Других вариантов не бывает. Совсем другое дело Америка: для неё почтовые коллапсы столь же болезненны, как для нашего Отечества снижение цены нефти на международном рынке. А все потому, что почта — это становой хребет эффективного существования всей американской экономики. У меня было много статей об уникальной роли почтовых служб в заокеанской цивилизации, поэтому не будем сейчас повторяться (можно почитать для начала «Шунтирование Америки», потом — «Кудесник симбиоза»).

Как бы там ни было, но в текущем году почти все американцы, сделавшие заказы в интернет-магазинах после 15 декабря, не успели получить свои посылки в срок, до Рождества. Успели лишь те, кто заблаговременно подсуетился и поместил заказ в начале месяца. Теоретически американские почтовые службы можно оправдать на том основании, что 2013 год стал переломным рубежом, отмечающим секулярный переход американского общества потребления от безудержного транжирства к радикальному накопительству. Это движение давно напрашивалось, поскольку американский потребитель на протяжении всех послевоенных лет демонстрировал просто невообразимый уровень сбережений (для сравнения: Ирландия занимает первое место в рейтинге с 19,3%, Франция — второе с 16%, США замыкают список с удивительным показателем — 5,8%).

Подобные цифры позволяют нации выживать только в цветущей экономике. При первом же затяжном кризисе наступает тотальное обнищание масс, сопоставимое с тем, что наблюдалось в годы Великой депрессии. После того как жареный петух клюнул американцев в 2008 году, страх перед будущим оказался столь грандиозным, что случилось чудо и обыватели резко прекратили набирать кредиты и полностью перестроились на накопительный лад. Пик этой тенденции и пришёлся на 2013 год.

В результате американские потребители — по всем законам накопительного инстинкта! — откладывали рождественский шопинг до самого последнего дня! Как итог — почтовые службы банально не справились с объёмами посылок.

Есть и ещё одно, опять же теоретическое, оправдание для почтовых служб: торговцы также тянули до последнего с объявлением скидок, надеясь набрать жира на обычных ценах за счёт благоприятного инвестиционного климата в стране и в целом радужного состояния экономики. Покупатели же ждали скидок до последнего, поэтому включились в шопинг-марафон в последние недели декабря, вместе с анонсом рождественских скидок.

Оправдание почтовых служб, однако, именно что теоретическое, потому как на практике никакого оправдания у них быть не может. Дело в том, что у всех американских почтовых служб есть не только собственные сервисы логистики, но и мощные аналитические отделы, задача которых — предсказывать именно такие изменения в консьюмеристских паттернах поведения и, как следствие, заблаговременно предупреждать о возникновении возможных нештатных ситуаций. Накопительные тенденции наблюдаются уже давно, а их динамика прекрасно изучена. Между тем почтовые службы не только всё это проворонили, но даже не предупредили потенциальных пользователей почтовых услуг о возможных задержках с доставкой. Вместо этого на протяжении октября и ноября и UPS, и FedEx, и DHL потчевали общественность бравурными реляциями о полной боевой готовности.

Как бы там ни было, всё, что я сейчас рассказал о почтовом коллапсе в Америке, — не более чем прелюдия к заявленной теме. Потому что тема раскрывается не в самом событии, а в реакции на него со стороны американского общества и американской экономики. Знаете, как отреагировали интернет-магазины на задержки почтовыми службами доставки покупок их клиентов? Ни за что не догадаетесь! Ну разве что предположите: мол, извинились и как-то утешили. Словами.

Ничего подобного! Нет, продавцы, конечно, извинились, однако же и подкрепили свои извинения материальными компенсациями! Причём — какими компенсациями! Возьмём для наглядности магазин Amazon — флагман американской онлайн-коммерции. Каждому своему покупателю, которому почтовые службы не доставили посылки до Рождества, Amazon не только выдал подарочный сертификат на 20 долларов, но и полностью компенсировал стоимость доставки!

Только вдумайтесь в этот жест! Его сложно оценить в полной мере даже с чисто материальной точки зрения (не говоря уже о моральной и рекламной). Чтобы было понятно, о каком порядке цифр идёт речь (сам Amazon и прочие американские онлайн-магазины, разумеется, держат общую сумму компенсаций в секрете, чтобы раньше времени не травмировать инвесторов :-) ), приведу лишь одну статистику: в период с 1 ноября по 22 декабря американцы купили онлайн только со стационарных компьютеров товаров на $42,8 млрд! Сколько было куплено ещё с мобильных девайсов, статистические службы не знают. Что касается самого Amazon, то на пике продаж в ноябре (в понедельник после Дня благодарения) уровень его продаж достиг 426 номенклатурных единиц товара в секунду!

Вот так вот трясут дерево своей экономики за океаном. А теперь вернёмся к бананам и прапорщику. Как я уже сказал, отечественная почта пребывает в коматозном состоянии перманентно. Иногда больше, иногда меньше. Особо болезненное «меньше» случилось весной 2013 года, когда заторы на «Почте России» практически парализовали всю интернет-торговлю. То, что никто там из продавцов ничего не компенсировал за месячные задержки доставки, — это понятно. Зато мы наблюдали другую реакцию — более фундаментальную: тут же наделённые властью мужи заговорили о срочной необходимости — нет, не реформирования почтовых служб! — дополнительного налогообложения посылок из заграничных интернет-магазинов, которые-де мешают работать почте!

В декабре, когда почта опять зашилась, весенний бред вошёл в новую стадию ожесточения. Только теперь речь идёт не о шальных проектах, а о практически оформленном решении правительства: министр финансов России Антон Силуанов заявил о грядущем снижении планки беспошлинных покупок в интернете с 1 000 евро до 150!

Перманентный налоговый мотив, разумеется, в демарше присутствует (родина не получает ни шиша от проклятых «челноков»-нэпманов!), однако акцент был сделан именно на спасении почтовой службы! Россияне, отоваривающиеся в интернете, — вот пятая колонна, которая мешает бесперебойной работе российских почтовых служб! Прижучим евром пятую колонну — и почта вернётся к образцовым показателям.

Ну и что же это, если не попытка трясти банановую пальму?! Именно она и есть: вечный, неистребимый и неискоренимый шаблон тупого силового воздействия, намертво вшитый в национальное kollektive Unbewußte ещё то ли 300 (Пётр?), то ли 800 (татары?) лет тому назад. И куда от него деться — я лично не знаю. Думаю, никуда не денешься.

К оглавлению

Что книжные бестселлеры интернет-магазинов говорят о нации? У нас — ничего Сергей Голубицкий

Опубликовано 26 декабря 2013

В конце года принято подводить итоги. Всего и вся: событие года, книга года, политик года, учёный года, сенсация года, проблема года, нервное потрясение года. Отдельной статьёй проходит поминание тех, кого мы успели потерять за отчётный период. Подведение итогов — нормальное поведение человека, потому что ему нужны хоть какие-то ориентиры (реперные точки) в объективно бессмысленном течении времени (и истечении собственной жизни).

Сами по себе «итоги» лишены какой-либо ценности, поскольку в подавляющем большинстве ситуаций не отражают исторически непреходящих ценностей (в том смысле, что «политик года», «писатель года», «актёр года», как правило, оказывается однодневкой в более отдалённой по времени перспективе). Зато эти «итоги» позволяют худо-бедно осмыслить текущее состояние нации: занятие, на мой взгляд, если не сильно полезное, то по меньшей мере увлекательное. It’s fun — по мне, так достаточно.

Сегодня мне попалась на глаза милая попытка штатного колумниста Slate Уилла Оремуса осмыслить Америку через её выбор для чтения («Что говорит о нации список книжных бестселлеров Amazon»), и жутко захотелось провести сравнение с отечественными аналогами. Выводы получились весьма забавные; спешу поделиться.

Поскольку для моих выводов важна «американская картинка», вернее, тренды, выловленные в списке бестселлеров Оремусом, приведу лапидарно его сентенции. — Мы убеждены, что хороши во многих делах, только пока не знаем, в каких (это о первом месте в списке бестселлеров — книге Тома Рата «Обнаружение сильных качеств 2.0»). — Неравенство женщин в трудовых коллективах столь велико, что они уже начинают формировать группы поддержки (Шерил Сэндберг, «Прогнись»). — Наши дети — мямли (Джефф Кинни, «Дневник размазни»). — Мы любим историю, если она обожествляет наших отцов-основателей и оправдывает американскую экспансию (Раш Лимбо, «Лихорадочное поклонение и отважные пилигримы»). — Мы жить не можем без указаний пути Иисусом, даже если эти указания даёт автор по имени Сара Янг, которая притворяется, что она Иисус (Сара Янг, «Иисус на связи). — Мы предпочитаем «Ад» Дэна Брауна «Аду» Данте (Дэн Браун, «Инферно»). — Нам очень не хватает Гарри Поттера (Рик Риордан, «Царство Гадеса»). — Мы согласны терпеть случайные впрыски настоящей литературы при условии, что эта книжка очень короткая и по ней снято кино (Фрэнсис Скотт Фитцджеральд, «Великий Гэтсби»). — Нам, как и раньше, нравится выслушивать поучения о самом главном в жизни, которые делают очень серьёзные пожилые белые люди в блейзерах (Чарльз Краутхаммер, «Вещи, имеющие значение»). — Мы любим науку, если только она доказывает, что загробная жизнь существует (Эбен Александр, «Доказательство неба»).

Попробую теперь отлить максимы Уилла Оремуса в стройную картинку читающей американской нации. Этот замечательный пассионарный народ, как и все народы мира, поверхностен, не любит зауми и серьёзных книжек, зациклен на самосовершенствовании (если только для этого не требуется серьёзных усилий), не понимает своих детей, однако честно пытается исправить incommunicado, стихийно религиозен (скорее даже суеверен), внешне демократичен, но в душе консервативен, любит, когда его хвалят и воспевают его историю, наконец, самое ценное — воспринимает учёт интересов маргинальных членов общества (женщин, детей, инвалидов, национальных и сексуальных меньшинств и проч.) не иначе как краеугольный камень современного общественного договора.

Посмотрим теперь на книжные предпочтения нашего отечества. В качестве аналога я выбрал список бестселлеров магазина Ozon.Ru, который я лично не люблю и никогда им не пользуюсь, однако отдаю себе отчёт, что это самый близкий к Amazon аналог в Рунете.

Начать осмысление необходимо с важной поправки, вносящей принципиальную коррекцию во все, что я собираюсь сказать ниже: социоэтническая репрезентативность списка книжных бестселлеров «Озона» не идёт ни в какое сравнение с репрезентативностью списка Amazon. Я бы даже сказал, что у списка «Озона» нет вообще никакой социоэтнической репрезентативности, поскольку, в отличие от Amazon, он отражает вкусы и предпочтения не нации, а предельно узкого и специфического среза пользователей Рунета.

Дело в том, что американцы давно уже превратились в цифровую нацию: это обстоятельство отражается не столько в колоссальном проценте пользователей интернета (78%), сколько в восприятии компьютерной сети нацией как важнейшей и неотъемлемой части своего социального бытия. Интернет давно стал частью американской жизни, и это проявляется в первую очередь в умопомрачительных объёмах интернет-коммерции.

В России, по официальной статистике, процент населения, пользующегося интернетом, хоть и сильно уступает Америке (47%), однако тоже вполне пристоен (65-е место из 182 стран). Однако Россия принципиально не является виртуализованной нацией XXI века, поскольку интернет не входит в набор ценностей, составляющих основу самоощущения народа. Рунет маргинален и — главное! — обладает ещё и негативным флёром в глазах простых людей, которые воспринимают мировую компьютерную сеть как разносчицу ересей, а также политической, социальной и этической заразы (европедерасты и прочие страшилки).

С учётом сказанного мы вынуждены сузить все наши выводы, связанные со списком книжных бестселлеров, до одной социальной прослойки — креативного класса (ещё одного, кстати, жупела, угрожающего здоровью нации, — не в реальности, разумеется, в воображении простого народа и властей, ловко играющих на его подсознательных фобиях).

Есть и ещё одно ограничение: речь идёт не обо всем креативном классе, а опять же об очень узкой его страте — «людях, проглотивших железный лом». Эту метафору я придумал для своеобразнейших персонажей, которые во втором десятилетии испытывают потребность в покупке бумажных книг. Бумажных, а не электронных! Тему странности самого желания покупать электронные книги, а не просто их скачивать бесплатно, мы вообще оставляем за рамками обсуждения.

Итак, принимая во внимание все сделанные оговорки, попробуем использовать список книжных бестселлеров «Озона» для создания обобщённого портрета — нет, не нации, а креативного нашего класса.

Русскоязычный креакл, в отличие от американских людей, ещё не докатился до полной разобщённости и отсутствия понимания собственных детей, поэтому преисполнен благородного желания установить с ними тесный контакт и вообще отдать своим отпрыскам все лучшее (беспрецедентное обилие детских книжек в Топ-10: «Альбом по развитию речи для самых маленьких», «Страна новогодних игрушек», «Как говорить, чтобы дети слушали, и как слушать, чтобы дети говорили», «Зимняя книга», «После трёх уже поздно»). Здесь, конечно, необходимо учитывать и гиперактивность мамочек-креаклов, составляющих, видимо, костяк покупателей книг в интернете.

Следующее наблюдение: как и американцы, русские люди не приучены читать настоящую литературу, поэтому пользуются суррогатами. Собственно говоря, весь список бестселлеров «Озона» равномерно распределён между двумя категориями — книгами для детей (и о детском воспитании) и субститутами belles lettres. Последние состоят из трёх категорий: фантазийный трэш («Часодеи. Часограмма»), вечный и неистребимый бульварный роман (с элементами того же фантазийного трэша — «Таймлесс. Изумрудная книга») и романная графомания (целых две книжки Б. Акунина плюс затычка во все бочки — Дэн Браун со своим «Инферно»; чуть ниже по списку есть ещё — кто бы сомневался! — «Пятьдесят оттенков серого»).

Особняком стоит итальянская кулинария («Сделано в Италии: гастрономические рецепты» — мода 2013 года?) и мерзость под названием «Атлант расправил плечи», присутствие которой в списке отечественных бестселлеров мне бы очень хотелось списать на заказную манипуляцию. Потому что я не верю в популярность русофобской и антиправославной графомании даже среди такой оторванной от собственного народа прослойки, как креаклы. Учитывая напористость банды Алисы Розенбаум и её сектантский фанатизм, способный дать фору даже саентологам, вполне допускаю, что они просто выкупили место в списке бестселлеров для своего убогого кирпича.

Впрочем, до конца не исключаю и удачное промывание мозгов именно креативного россиянского класса, которому и в самом деле захотелось почитать книгу, занимающую в Соединённых Штатах второе место по числу переизданий после Библии.

Вывод: русскоязычный креативный класс демонстрирует завидные таланты и способности к бесконфликтному встраиванию в западную цивилизацию и её систему ценностей. С чем его и поздравляю! Не хватает пока лишь толерантности к маргинальным меньшинствам и рефлекса уважения к собственной истории (пока дальше мистификаций опять же акунинской «Истории российского государства» продвинуться не получается). Но это дело наживное, и будем надеяться, что уже при анализе книжных бестселлеров 2014 года мы обнаружим серьёзные подвижки и в этой области :-).

К оглавлению

Transparency Report: полезная дразнилка Google Сергей Голубицкий

Опубликовано 25 декабря 2013

Google непростая компания. Более чем. Те, кто её придумал (речь не о Брине с Пейджем, разумеется), — ну ОЧЕНЬ хитрые ребята. Непростота Google выражается в том, что компания работает параллельно по двум повесткам дня, которые ни в одном месте не пересекаются. С одной стороны, мы постоянно слышим о противоборстве Google с давлением репрессивных госведомств и шпионских структур (компания то порывается придать огласке конкретные предложения АНБ со товарищи о «сотрудничестве» и «интимной дружбе», то демонстративно отказывается прогибаться и сливать конфиденциальную информацию), с другой — Google молча и без лишнего шума реализует программу тотального слежения за всей планетой на индивидуальном уровне, причём в таких масштабах, что никакому АНБ не снилось.

Логическая нестыковка эта, впрочем, условна и, на мой взгляд, наивна, поскольку достаточно сделать допущение, что Google и АНБ — это одно и то же либо подразделения единого центра, как тут же все противоречия растворяются, поскольку весь деклатаривно-риторический аспект деятельности Google как носителя свободы слова и информации автоматически превращается в блестящую пиар-компанию, призванную камуфлировать истинные цели бизнеса.

Есть и ещё один — косвенный — аргумент, говорящий в пользу моей гипотезы: формально Google — публичная компания, де-факто же она (как и подавляющее большинство публичных бизнесов в США) контролируется довольно узкой группой концентрированного капитала. В конкретном случае 87% акций Google принадлежат инвестиционным структурам FMR LLC (Fidelity Management and Research), Vanguard Group, State Street Corporation, Price (T.Rowe) Associates, BlackRock Institutional Trust Company, JP Morgan Chase, Capital World Investors и проч.

Здесь что ни имя, то песня. Просто чтобы было понятно, беру первого по списку. Fidelity в 1943 году учредил скромный «адвокат из Бостона» Эдвард Джонсон Второй. Выпускник Гарварда. Очень любил «делать деньги из денег». Всё! Больше ничего об этом человеке из поиска в Google вы не обнаружите. Об учредителе крупнейшего агломерата инвестиционных и паевых фондов в мире, в доверительном управлении которого находится $1,7 трлн (!!!), не написана даже статья в англоязычной Википедии!

То есть вы понимаете: «адвокат из Бостона» создаёт компанию, которая сегодня контролирует почти седьмую часть национального валового продукта Америки, и никто ничего про него не знает. И никому не интересно. Между прочим, Fidelity — частная компания, полностью подконтрольная семейному клану Джонсонов.

Точно таким же «невинным» образом организованы и остальные структуры, контролирующие Google. Почти обо всех из этого списка у меня написаны «корпоративные биографии» в «Бизнес-журнале» (погуглите для более близкого знакомства :-) ), и я давно уже сделал для себя вывод, что практически ВЕСЬ крупный частный американский бизнес являет собой хартию великой дружбы между семейными кланами, уходящими к истокам американской государственности и «смотрящими» из федерального центра.

Косвенный аргумент, о котором я говорил выше, заключается в том, что невозможно в здравом уме представить себе ту меру наивности, которая позволила бы допустить существование вне государственного контроля колоссальных концентраций капитала (вроде Fidelity, BlackRock) либо инструментария для тотального манипулирования общественным сознанием (вроде Google). Для того чтобы триллионы долларов и базы данных, в которых хранится интимнейшая информация чуть ли не о каждом втором жителе планеты, оставались вне досягаемости дяди Сэма, их нужно защищать танками, дивизиями и ядерным щитом. И то иногда не помогает. Что уж говорить о хрупких «семейных бизнесах», инкорпорированных в США, или «поисковике», придуманном студентом-эмигрантом из СССР!

Я, собственно, далёк от безоговорочного и тем более безапелляционного утверждения, что Google — это всего лишь фасад Агентства национальной безопасности США. Я просто предлагаю читателям всегда держать в голове хотя бы гипотетическую возможность такого расклада. И тогда любая информация, поступающая от или о Google, будет играть другими — яркими! — красками.

Вот и сегодня предлагаю читателям взглянуть под описанным — скептическим — углом на новую порцию сенсаций, иллюстрирующих мифологему, которую можно определить как «Google — форпост мировой борьбы за демократию, свободу слова и права человека».

Начиная с 2010 года Google публикует так называемый Transparency Report («Отчёт о доступности сервисов и данных»), в котором подробнейшим образом рассказывает обо всех запросах, поступивших от коммерческих структур и государственных ведомств, на удаление контента и предоставление информации о пользователях. Поводом для запроса может быть что угодно — от постановлений суда и нарушения копирайта до обвинений в клевете и защите чести и достоинства граждан.

Google подаёт свой Отчёт как результат великого противостояния родному государству: «Мы направили в суд по делам внешней разведки США обновлённый вариант нашей петиции (по ссылке доступен файл в формате PDF). Она отражает запросы, отправленные ранее письмом в конгресс США и президенту США представителями нашей отрасли и организациями по защите гражданских свобод. В частности, речь идёт о праве Google публиковать подробную статистику о получении запросов того или иного типа от органов национальной безопасности в соответствии с Законом США «О контроле деятельности иностранных разведок» (FISA), включая раздел 702. Учитывая важность вопросов государственной политики, мы обратились в суд с просьбой провести открытое слушание по этому делу. Если правительство будет доверять гражданам, они ответят ему тем же».

Как видите, риторика отменная. Посмотрим теперь, что же интересного появилось в самом свежем выпуске гуглианского отчёта. Оказывается, что мы наблюдаем тревожнейшую тенденцию: «С января по июнь 2013 года мы получили 3 846 правительственных запросов на удаление 24 737 единиц контента, что составило 68-процентное увеличение по сравнению со второй половиной 2012 года».

То есть государственный тоталитаризм наползает со всех сторон, пытаясь своей волосатой лапой удушить ростки свободы и демократии. Любопытно теперь поглядеть: «со всех сторон» — это откуда? А вот откуда: «Мы заметили значительное увеличение числа запросов в первой половине 2013 года, поступающих из двух стран. Самый большой рост произошёл в Турции. Мы получили 1 673 запроса от турецких властей на удаление контента из нашей платформы, что почти в 10 раз превышает показатель этой страны во второй половине прошлого года. Около двух третей от числа запросов — 1 126, чтобы быть точными, — требовали удаления 1 345 единиц контента на основании нарушения так называемого закона 5651 (принятый в 2007 году турецкий аналог закона о защите авторских прав и копирайте. — С. Г.). На втором месте мы видим Россию, в которой увеличение числа запросов связано с принятием минувшей осенью закона о «чёрных списках». Мы получили 257 запросов на удаление контента за отчётный период, что более чем в два раза превышает количество запросов, полученных за весь 2012 год».

Убедительно, не правда ли? Именно приведённая выше информация нашла отражение в преамбуле, сопровождающей анонс свежего Transparency Report от Google. Прежде чем мы перейдём к концовке, позволю себе два риторических вопроса: как вы думаете, почему именно СЕГОДНЯ в «меморандуме о нарушении свободы слова и самовыражения» (именно так воспринимается Отчёт Google общественностью) акцентировано внимание на России (накануне буквально разгромившей «заклятых врагов» на всех полях брани — от «Пусек» и Ходора до Украины и Еврощита) и на Турции (где аккурат в наши дни разыгрывается очередной спектакль по смене власти)?

Россия и Турция в преамбуле Transparency Report Google — это только цветочки. Лютики, подпитывающие мою уверенность в высказанном в начале поста тезисе, скрываются в деталях. Дело в том, что Google публикует, помимо самого Отчёта, ещё и «Примечания» с дайджестами запросов по странам и деталями каждого конкретного запроса (в формате электронной таблицы). По последнему Отчёту детали ещё не опубликованы, зато они есть по всем предыдущим периодам, и эта информация является бесценным кладезем для аналитики!

Достаточно внимательно прочитать дайджест по странам, чтобы с полной однозначностью констатировать два очень показательных момента, говорящих опять же в пользу моей гипотезы, точнее — в пользу представления о Google как о совершенно одиозном идеологическом рупоре дяди Сэма. Первый момент — это...

А знаете что? Я, пожалуй, не буду ничего никому сейчас навязывать! Кому интересно, тот сам прочтёт «Примечания» и попробует уловить в них закономерности. А потом поделится соображениями на форумной ветке. Мне лично гораздо интереснее очередной декларации сравнить собственные впечатления с читательскими: не для корректировки оптики (для этого я уже стар), а для осознания меры удалённости от соотечественников :-).

К оглавлению

Происхождение пола, раздельнополости и гемиклонального наследования. Постановка задачи Дмитрий Шабанов

Опубликовано 24 декабря 2013

Только-только начав сотрудничать с сетевой «Компьютеррой», я написал колонку, где подвёл разговор к теме происхождения раздельнополости. Эта колонка была так-точетвёртой по счёту. Там я обосновывал, почему раздельнополость, широко распространённую среди высокоорганизованных живых организмов, объяснить не просто. В седьмой колонке я пояснил, почему широко известные (и весьма интересные) идеи Вигена Геодакяна не позволяют объяснить происхождение (именно происхождение, а не успех) раздельнополости. В тех статьях я пообещал вскорости продолжить разговор на эту тему... и не выполнил своего обещания. Тогда мне казалось, что осталось лишь чуть-чуть доработать почти готовую модель. Увы, за прошедшие два с половиной года я так и не смог справиться с этой задачей. Но к теме вернуться всё-таки надо, и я это сделаю — начиная с этой, сто тридцатой по счёту колонки. Теперь я постараюсь отработать тему более основательно.

Первый шаг, который надо сделать, — задать классификацию типов популяционного воспроизводства. Обратите внимание: речь идёт не о типах размножения (их классификации разработаны давным-давно). Размножение — это процесс, который идёт на уровне организмов, а на уровне популяций происходит воспроизводство. Однотипное популяционное воспроизводство может осуществляться благодаря принципиально разным способам размножения.

Поясню эту мысль на примерах.

— Амёба протей делится пополам в результате базового типа деления у всех ядерных организмов, митоза. Вначале делится ядро (с образованием двух идентичных дочерних ядер, потом — цитоплазма клетки.

— Мелкий морской многощетинковый червь Ctenodrilus monostylos утратил способность к половому процессу и размножается с помощью архитомии. При этой форме вегетативного размножения тело разделяется на переднюю и заднюю половины, каждая из которых доращивает недостающую часть.

— Скальные ящерицы из рода даревския (названного так в честь описавшего их размножение И. С. Даревского) размножаются путём партеногенеза (устарелое название — «девственное размножение»). Партеногенез, по принятой классификации, — одна из форм полового размножения; перед образованием яйцеклетки хромосомы в клетке-предшественнице удваиваются путём эндомитоза (удвоения хромосом без деления клетки), и образующаяся яйцеклетка может развиваться без оплодотворения.

— У наездников (перепончатокрылых насекомых), заражённых паразитической бактерией вольбахией, бактерии останавливают первое деление мейоза (клеточного деления, в ходе которого образуются половые клетки), приводя к паразитарно индуцированному партеногенезу.

— Серебряные караси во многих водоёмах размножаются путём гиногенеза, при котором икринка, отложенная самкой карася, активируется сперматозоидом любой карповой рыбы. Ядро сперматозоида в икринку не попадает, и развитие потомства обеспечивается ядром яйцеклетки.

Описанные формы размножения отличаются друг от друга прямо-таки фундаментально. А с точки зрения популяционного воспроизводства они весьма схожи, так как порождают клоны — совокупности генетически идентичных особей. Во всех этих случаях дочерние особи генетически не отличаются от материнских (строго говоря, это утверждение не абсолютно верно, но для дальнейшего изложения это не существенно). Состоящие из клонов популяции принципиально отличаются от популяций с половым воспроизводством. Фактически это «пучки» из независимых клональных линий, способных ветвиться и отмирать. Кстати говоря, функционирование клональных популяций, механизмы, благодаря которым поддерживается их принадлежность к одному виду, да и вообще понимание того, чем является вид у клональных организмов, разработаны современной наукой совершенно недостаточно...

Итак, одни и те же типы воспроизводства могут развиваться на разной основе. Чтобы их сравнивать, их нужно выделить и обозначить. Классификация типов популяций по механизмам их воспроизводства, которую я предлагаю, показана на схеме. Эта классификация является результатом детализации той, что я публиковал несколько лет назад. Однако перед тем, как перейти к её обсуждению, сделаю важное уточнение.

Классификация, которую мы будем обсуждать, касается только популяций с постоянным способом размножения особей. Кроме них, известно множество случаев сложных жизненных циклов или чередования способов размножения. У многих видов половое размножение чередуется с бесполым или размножение с оплодотворением чередуется с партеногенезом. Так, дафнии и тли в течение лета образуют клональные линии партеногенетических самок, а перед уходом на зимовку у них появляется раздельнополое поколение. Самцы и самки производят оплодотворённые яйца, которые дожидаются следующей весны.

Строго говоря, такие способы воспроизводства не вписываются в предложенную классификацию. Однако всегда можно сказать, к примеру, что дафнии и тли сочетают подтипы воспроизводства IIIa и IIb. Впрочем, чередование поколений — в любом случае отдельный разговор. Отложив его до лучших времён, перейдём к рассмотрению типов популяций с постоянным характером воспроизводства.

Тип I представлен уже упомянутыми клональными популяциями. Он делится на два подтипа в зависимости от того, изолированы клональные линии друг от друга генетически или нет.

Для подтипа Ia характерна способность к горизонтальной передаче генетической информации («вертикальной» считается передача внутри генеалогической последовательности, от предков к потомкам, а «горизонтальной» — между неродственными организмами). Самые разнообразные бактерии относятся именно к этому типу. Горизонтальный перенос генов у прокариот (доядерных организмов) был открыт на примере передачи устойчивости к антибиотикам. В последнее время стало ясно, что такой перенос — широко распространённое явление. Для бактерий нехарактерны изолированные видовые генофонды. «Куски» генетического материала передаются от «вида» к «виду» с помощью различных механизмов.

Именно поэтому в столбце какая-тоIa нарисована бактерия. Под ней находится совершенно иное существо — бделлоидная коловратка. Это микроскопический червь — а следовательно, эукариотический (ядерный) организм. Как у большинства других животных, и в частности у нас с вами, в его клетках находится двойной набор генетической информации, размещённый на двойном (диплоидном) наборе хромосом (содержащих ДНК клеточных структур). Особенность в том, что у нас с вами один набор получен от отца, а другой — от матери, а бделлоидные коловратки утеряли половое размножение в довольно давнем эволюционном прошлом. Наши парные хромосомы содержат сходные (с точностью до индивидуальных отличий) версии одного и того же генетического текста. Парные хромосомы бделлоидных коловраток перестали, по сути, быть парными: они содержат функционально различный текст, который буквально набит фрагментами, полученными от других организмов в результате горизонтального переноса. Размножаются эти удивительные черви путём партеногенеза.

Для бактерий, вероятно, возможна ситуация, когда чужой фрагмент генетической информации встраивается куда попало и оказывается полезен. Такая вставка не является полностью случайным текстом. Это результат отбора, проходившего у других организмов, и он, возможно, связан с какими-то ценными свойствами. Эукариоты перестраивают свою генетическую информацию иначе. Помните, в недавних колонках об эпигенетической теории эволюции я говорил, что развитие высокоразвитых организмов регулируется намного сложнее, чем у бактерий? Если в ходе индивидуального развития происходит многоэтапное взаимодействие между генами и продуктами их работы, если активность генов регулируется сложными генными сетями, то шансов, что случайный кусок генетического текста, встроившийся в случайное место, окажется потенциально полезен, очень немного.

Горизонтальный перенос встречается и у эукариот, но в целом для них характерен совсем иной механизм рекомбинации, тесно связанный с половым размножением. При оплодотворении возникает клетка с удвоенным набором хромосом. Значит, в процессе образования половых клеток набор хромосом должен сократиться вдвое. Это происходит при делении, которое называется мейозом. В мейозе парные хромосомы узнают друг друга и обмениваются фрагментами в ходе процесса, названного кроссинговером (или попросту перекрёстом). Новая генетическая информация, которая несёт следы действия отбора, происходившего у других организмов, попадает при этом не куда попало, а именно в то место хромосомы, где уже имеются механизмы регуляции её активности.

Однако сейчас мы говорим о клональных популяциях, для которых половой процесс и связанная с ним рекомбинация нехарактерны. Мы выделяем подтип IIa, который характеризуется отказом от систематического использования горизонтального переноса. Представители такого подтипа регулярно возникают от предков, относившихся к следующим типам, но, вероятно, могут также происходить и от популяций Ia. На схеме показаны амёба протей и серебряный карась, размножение которых мы уже успели обсудить.

К типу II относятся популяции перекрёстно оплодотворяющихся гермафродитов. На схеме изображены дождевой червь и виноградная улитка: это те животные, что при размножении образуют пары из гермафродитных особей, каждая из которых передаёт своему партнёру мужские половые продукты. Такие существа уже в полной мере используют ключевые преимущества полового размножения и связанной с ним рекомбинации (следствия кроссинговера во время образования половых клеток), но ещё не несут груза раздельнополости.

Тип III. Раздельнополые. Подразделён на два подтипа в зависимости от того, имеются значимые экологические различия между самками и самцами или нет. Может быть, разделять этот тип на подтипы и не стоило... Главная причина, по которой это всё-таки сделано, такова. Есть серьёзные причины, в силу которых экологический половой диморфизм оказывается выгоден, и тут я вполне согласен с Вигеном Геодакяном. Однако очевидно, что раздельнополость должна вначале попросту возникнуть (подтип IIIa) — и лишь потом между двумя полами могут накопиться серьёзные различия, не относящиеся непосредственно к сфере размножения (подтип IIIb).

Подтип IIIa на схеме проиллюстрирован изображениями колорадского жука и зелёной жабы. Кстати, определённый половой диморфизм у зелёных жаб есть: самки у них (как и у многих других гадов) крупнее самцов. Тем не менее образ жизни обоих полов жаб примерно одинаков; они помещены в IIIa именно для того, чтобы показать, что определённые различия между полами могут наблюдаться и в этом подтипе. К подтипу IIIb на схеме отнесены пауки крестовики и люди.

Наконец, тип IV. Гемиклональные (полуклональные) популяционные системы, ГПС. Обычно их не рассматривают, как нечто стоящее особняком от всех остальных типов популяций (само понятие ГПС мы с моими коллегами придумали и ввели всего несколько лет назад). На схеме — съедобная лягушка (Pelophylax esculentus) и американская карпозубая рыба из рода Poeciliopsis, у которого впервые был описан тип размножения, характерный и для лягушек. У таких организмов межвидовые гибриды передают в половые клетки геном одного из родительских видов как единое целое (почти как единое целое). Межвидовые гибриды обитают совместно с представителями родительских видов, скрещиваются с ними и совместно участвуют в воспроизводстве. Из поколения в поколение в таких системах передаются как клональные (практически не изменяющиеся), так и рекомбинантные, обычные геномы.

Исчерпан ли перечень типов воспроизводства? Не знаю. С учётом тех степеней свободы, по которым разнятся перечисленные типы, каких-то иных их сочетаний я не знаю, но это не означает, что их не может быть...

В размещённой ниже таблице показаны результаты сравнения разных типов популяций по тем признакам, которые представляются мне существенными. Обратите внимание на то, что IV тип оказывается вполне самостоятельным. Наименьшие различия вполне закономерно наблюдаются между подтипами IIIa и IIIb. Увы, в этой колонке я успею обсудить не все графы таблицы: к примеру, разговор о рекомбинации потребует отдельной колонки. Всё же надеюсь, что направление для обсуждения я задал.

Тип популяции

Ia

Ib

II

IIIa

IIIb

IV

Генеалогия

Линейная

Сетчатая

Линейная

«Двойная цена» пола

Нет (потомство непосредственно производят все особи)

Есть (потомство непосредственно производят только самки)

Половой отбор

Нет

Малоэф­фективный

Эффектив­ный

Есть

Уникальность особи

Нет

Наследуемая

Ненаследу­емая

Генофонд

Совокупность клонов

Рекомбинантный генофонд популяции

Рекомбинантный генофонд + полуклоны

Изоляция

Поток генов между клонами

Изолиро­ванные клоны

Поток генов внутри вида, изолированного от других видов

Поток генов внутри и между видами

Рекомбинация

Хаотичная

Нет

Упорядоченная внутривидовая

Упорядоченная внутри- и межвидовая

А теперь я сделаю то, ради чего, по сути, и писал эту колонку. Я повторю ту схему, что вы уже видели, добавив в неё условные обозначения переходов между типами, которые происходили в ходе эволюции. Непрерывные стрелки обозначают те эволюционные переходы, относительно которых мы знаем, что они происходили, или можем это предполагать с высокой степенью уверенности (например, переход, показанный зелёным цветом, происходил или так: I→II, или так: I→IIIa).

Я планирую в ближайшее время обсудить логику следующих переходов.

Возникновение полового размножения: I→II (более вероятно) или I→IIIa (зелёные стрелки).

Возникновение раздельнополости: II→IIIa (более вероятно) или I→IIIa (красные стрелки).

Экологическая дифференциация полов: IIIa→IIIb (фиолетовая стрелка).

Отказ от полового процесса и переход к клональному воспроизводству: III→I или II→I (коричневая стрелка).

Возникновение гемиклональности: III→IV (а чем чёрт не шутит? Может, и II→IV) — синяя стрелка.

Возможный отказ от гемиклональности: IV→III (IV→II)— голубая пунктирная стрелка.

Задача этой колонки состояла в том, чтобы задать схему, позволяющую организовать обсуждение только что перечисленных проблем. Я надеюсь, что просто смогу повторить рисунок со стрелочками и с помощью ссылки отправить за пояснениями всех, кому это нужно, сюда, в эту колонку.

Согласны? Поверьте, тут есть о чём рассказать и о чём задуматься.

К оглавлению

Почему айтишников нельзя на пушечный выстрел подпускать к политике Сергей Голубицкий

Опубликовано 24 декабря 2013

После инсценировки путча в 1991 году у советских республик появился исторический шанс искушения, который я бы описал живописной метафорой «синдрома турки» (как известно, при приготовлении кофе по-восточному чем мельче помол, тем напиток ароматнее). Я помню, как тогдашний голова Молдавской ССР, ставший в одночасье незалежным президентом, обещал публично при большом скоплении народа уже через пару лет после «избавления» от «диктатуры центра» уровень жизни, сопоставимый со швейцарским.

И, знаете ли, слово своё сдержал: уже через пять лет в Молдавии образовалась плотная кучка людей, которые не просто догнали Швейцарию по уровню благосостояния своих семей, но и перегнали на века вперёд. Проблем возникла лишь с 99,999% остального молдавского населения, скатившегося в такую нищету, о возможности которой в годы проклятой советской власти даже не догадывалось.

Молдавию, как вы, надеюсь, поняли, я прикрутил к своему посту, выходящему в католический Сочельник, лишь в качестве символа дикости и безумия «синдрома турки» в нашу эпоху. Главное, что необходимо понимать: центробежные импульсы — это не головная боль национализма, сепаратизма, политического схемотворчества или недалёкого ума бывших секретарей провинциальных компартий. Центробежные импульсы — это совершенно универсальное мышление интеллигента, пребывающего в зажравшемся состоянии.

Обратите внимание: сегодня Молдова, достигшая апогея обнищания и растерявшая на просторах Западной Европы и бывшего СНГ две трети коренного населения, выродившегося в гастарбайтеры, шарахается от идеи самостийного развития, как от огня. Ничего в головах молдавских политиков, кроме идеи притуления (у демократов — к Евросоюзу, у коммунистов — обратно к России) нет и быть не может. Для того чтобы додуматься до «швейцарской модели», нужно было сначала 40 лет нежиться в статусе «любимой республики нашего горячо любимого генерального секретаря». Когда интеллигенту хорошо, он тут же инстинктивно пытается отмежеваться от тех, кому плохо.

Дабы читатели поразились вместе со мной феноменальной универсальности описанного выше поведенческого паттерна, предлагаю историю из совершенно иных эпох и весей. Итак — цветущая Калифорния, зима 2013 года, человек по имени Тимоти Кук Дрейпер.

Тим Дрейпер — не просто интеллигент, но ещё и миллиардер и очень умный человек. Дедушка Тима, Уильям Генри Дрейпер-младший, был первым венчурным капиталистом Кремниевой долины. Папа Тима, Билл Дрейпер III, учредил в 1962 году легендарную Draper & Johnson Investment Company, а затем — ещё с дюжину инвестиционных компаний, которые поддерживали самые передовые и доходные деловые начинания нашей планеты (от Пало-Альто до Бомбея).

Тим Дрейпер окончил Стэнфордский университет, добрал знаний в Гарварде, а затем пошёл по стопам династии — учредил венчурную контору Draper Fisher Jurvetson с активами более $7 млрд. Тим Дрейпер успешно вкладывал деньги в Skype, Baidu, Overture, Hotmail, Digidesign, Redgate и десятки других культовых компаний ИТ-индустрии.

Да что там деньги: говорят, Дрейпер является отцом термина «вирусный маркетинг» — а значит, человек кое-что понимает и в бизнесе, и в информационных технологиях.

И вот такой просвещённый, одарённый, финансово независимый и почти уже совсем культовый человек устраивает пару дней назад пресс-конференцию в Университете предпринимательства в Кремниевой долине (носящем имя Тима Дрейпера, его учредившего), на которой делает сенсационное заявление: штат Калифорния дальше существовать в настоящем виде не может и не должен, поэтому его следует разделить на шесть маленьких штатиков — по числу цеховых интересов, которые-де сегодня пребывают в конфликте между собой и — все вместе — в конфликте со «стадом» («реднеками», не айтишниками, не интеллектуалами, в общем — с простолюдинами).

Что же не так с Калифорнией? Правду-матку сказать непросто, поэтому Тим Дрейпер ограничивается констатацией дальнейшей невозможности поддерживать статус-кво: «Что-то не работает в нашем штате, и я убеждён, что проблема — в существующей системе, существующем разбросе отраслей и разнообразии интересов. Калифорния несостоятельна и неуправляема (California is untenable and un-governable)».

А раз так, то нужно срочно включать синдром турки: «Я убеждён, что лучший путь для калифорнийцев — создание шести новых штатов, которые не будут обременены необходимостью уравновешивать интересы людей, преследующих несопоставимые цели и планы на будущее».

Делить Калифорнию (на шесть новых штатов — Джефферсон, Кремниевая долина, Северная Калифорния, Центральная Калифорния, Западная Калифорния и Южная Калифорния), по замыслу Тима Дрейпера, нужно с учётом цеховых интересов профессиональных элит: айтишники будут кучковаться в Кремниевой долине, которой отойдёт и регион Сан-Хосе; оборонка и индустрия развлечений, само собой разумеется, сосредоточатся вокруг Лос-Анджелеса; центральная часть штата отойдёт к «колхозникам» (пардон, сельскохозяйственникам); медицинское машиностроение — традиционная епархия южан с центром в Сан-Диего.

Можно догадаться, что конфликт цеховых интересов возник не вчера, вернее даже, он вообще не возникал, потому что существовал всегда и везде испокон веков — при любом общественном строе и государственно-территориальных формах. Почему же синдром турки завладел Тимом Дрейпером только сегодня? Сам миллиардер объясняет злобу дня невозможностью договориться со столичными бюрократами: «Всякий раз, когда я пытаюсь поговорить с людьми в Сакраменто, я вижу, что они вообще не понимают целей, которые мы преследуем в Кремниевой долине. Скажем, мы работаем над новыми коммуникационными системами, однако эти системы на несколько порядков опережают нашу бюрократию. Поэтому бюрократы постоянно пребывают в роли догоняющих, а мы не понимаем, как они собираются нами управлять».

Если перевести это лукавство на нормальный язык, то получится аккурат то, что я описал пару дней назад в «Автобусе Google и мерзости политики»: вокруг Силиконовой долины сформировалась эксклюзивная экосистема повышенного благосостояния. Айтишная братия получает больше денег, чем остальные жители штата, генерирует больше материальных благ, больше ценных продуктов, что, как следствие, приводит к деформации социальной инфраструктуры: цены на недвижимость в зоне особого благополучия обошли тарифы Родео-Драйва и Санта-Моники; местных аборигенов не айтишного происхождения выдавливают и выселяют — ну и так далее.

Власти штата пытаются ситуацию как-то разруливать, компенсировать неравенство избирательным налогообложением и прочими социалистическими хитростями. «Айтишную» (и прочую цеховую — киношную, медицинскую, оборонную) элиту такой расклад не устраивает, поэтому тут как тут рождается в головах лучших представителей нации синдром турки: пора двигать в незалежность! Реднеки же пусть сами как хотят, так и выкручиваются.

В отличие от Тима Дрейпера, выросшего в семье венчурных капиталистов в трёх поколениях и оттого, по определению, жизни не знающего, сегодняшние власти в Сакраменто, хоть в гарвардах не учились, но народ собственный знают не понаслышке, а хотя бы по опыту «горячей весны 1992 года» (нужно будет при оказии рассказать читателям об этих погромах, которые чуть-чуть не дотянули до гражданской войны). Поэтому власти, может, и не поспевают за «новыми коммуникационными системами», однако могут предвидеть дальнейшее развитие событий: прежде чем разделение штата Калифорния «мозги нации» успеют вывести на референдум, реднеки соборно заявятся в Кремниевую долину, извлекут айтишных гиков на свет божий из их уютных офисов и жутко над ними надругаются — прямо посреди кампуса.

Слава богу, до такой трагедии дело не дойдёт: шансов у политической инициативы венчурного гика-миллиардера Тима Дрейпера нет никаких. Хотя бы потому, что придётся для начала поинтересоваться на референдуме мнением 38 миллионов калифорнийцев: желают ли они создавать шесть порто-франко для своих «мозгов нации», а сами поселиться по ту сторону социального забора.

К оглавлению

О Гиперкубе и российской Касталии Сергей Голубицкий

Опубликовано 23 декабря 2013

Вот тема, о которой порывался написать многократно и всякий раз отказывался в последний момент. Отказывался, потому что тема казалась необъятной, требующей всестороннего изучения, погружения и времени, которого у меня хронически нет. Главное же — не было достойного повода.

Тут нужно понимать, чтто-тото-тоо в моем представлении является поводом. Очередной парадный анонс или так, грандиозная заява на будущее интересны для информационной журналистики, но никак не для субъективной аналитики, коей занимаюсь в «Битом Пикселе». Само по себе явление (событие) бывает интересным в редких случаях: ну, объявили и , ну, замахнулись на очередной Млечный Путь — что тут поучительного? Гораздо забавнее рассматривать явление (событие) в контекстах — причём желательно косвенных и нетривиальных. Именно такой контекст я сейчас обнаружил, что и подвигло на реплику по давно интересующей меня теме.

Итак, тема — это Сколково, а нетривиальный контекст — взгляд на Сколково со стороны, в частности глазами американских колумнистов. Почему непременно американских? Ну, хотя бы потому, что Сколково — это ответ Государства Российского на Кремниевую долину. Наш ответ Чемберлену, к которому к тому же было привлечено великое множество консультантов, менеджеров, инвесторов и просто умных людей из Америки. Вот мне и показалось забавным понаблюдать, как Сколково выглядит с другой стороны океана и баррикад?

Информационный повод — статья американского журналиста Алека Луна, окончившего Висконсинский университет и перебравшегося в Россию для более обстоятельного изучения объекта своих пристрастий — русской цивилизации. Алек работал сначала в St. Petersburg Times, затем — в Moscow Times, теперь вот пишет и для моего любимого Slate. Статья, о которой идёт речь, называется «Сколковский Гиперкуб зимой. Не только нефть и олигархи» и посвящена развитию «русской Кремниевой долины» — Сколкова.

Для начала расскажу о том, что ожидал увидеть во «взгляде оттуда». Ожидал рассказа о коррупции, об олигархах, о волевом импульсе, исходящем от Царя (в нашем контексте — бывшего президента Медведева), об — куда ж без них! — «откатах».

И вот — чудеса, да и только! — всё, что ожидал, дословно и нашёл в статье Алека Луна! Сверхурочно нашёл, правда, ещё нечто непредвиденное — сдержанную, трепетную, но веру в успех предприятия, которая — по наивно-ремесленной традиции американского журнализма — проявилась в хеппи-энде: «Сколково продолжает расти, число компаний-резидентов перевалило за тысячу. Одна из таких компаний — Aerob — занимается производством разведывательных дронов и в числе своих клиентов называет Министерство обороны. Генеральный директор Андрей Мамонтов сказал, что криминальные расследования (связанные с многочисленными коррупционными скандалами вокруг Сколкова. — С. Г.) нисколько не мешают работе компаний-резидентов и лишь усиливают контроль за использованием средств в Сколкове».

Такой мажорный финал публикации, на мой взгляд, объясняется влюблённостью Алека Луна в российскую цивилизацию — эмоцией, которую доводилось наблюдать несчётное число раз в словах и делах иностранцев (в первую очередь американцев), связавших свою судьбу с нашей страной. К великому сожалению, оптимистичный взгляд в будущее Алека Луна испортил всё дело, поскольку увёл читателей Slate от истины ничуть не меньше, чем шаблонные реверансы в адрес коррупции и олигархов.

Проблема (вернее даже — трагедия) Сколкова, на мой взгляд, никак не связана ни с коррупцией, ни с мантрой Верки Сердючки («Всё будет хорошо»). С коррупцией, как справедливо замечает Алек Лун, в Сколкове дела обстоят даже лучше, чем в любом другом государственном и окологосударственном российском начинании нашего времени. Сколковский Гиперкуб летом.

Беда Сколкова — в изначальной бессмысленности проекта, которую невозможно преодолеть ни контролем распределения средств, ни привлечением лучших умов MIT к управлению научно-образовательными проектами (Сколковский институт науки и технологий), ни миллионами долларов инвестиций, обещанных Cisco, IBM, Intel, Microsoft, Nokia и прочими грандами коммерческого освоения высоких технологий.

Для того чтобы понять эту изначальную бессмысленность, лучше всего даже не апеллировать к зачатию Сколкова из волевого импульса, обеспеченного любовью бывшего президента Дмитрия Медведева к ИТ и гаджетам, а сравнить российский проект с тем, с чем его постоянно пытаются сравнивать на уровне метафоры, — с Кремниевой долиной. Причём сравнить, не размениваясь на мелочи, а концептуально, на самом высоком уровне обобщения.

Как родилась Кремниевая долина? Третий по величине (после Нью-Йорка и Вашингтона) американский технологический центр появился на свет из корыстного желания коммерческих компаний, специализирующихся в области высоких технологий, снизить свои расходы. Банальное такое и очень здоровое желание. Hewlett-Packard, Eastman Kodak, General Electric, Shokley Semicondactor, Lockheed, а позже и IBM, Intel, Xerox, Cisco, Adobe, AMD, Oracle, Google и Yahoo хотели, чтобы их ключевые структуры территориально находились там, где уже были раньше главные поставщики идей и в конечном итоге гаранты коммерческого успеха высокотехнологичного бизнеса — маститые учёные и их талантливые студенты и аспиранты. То есть бизнес решил разместиться там, где было средоточие научной мысли.

Одним из эпицентров такой мысли в Америке была Калифорния, и уже — предместья Сан-Франциско, потому что рядом находились Стэнфордский университет (60 км от Сан-Франциско, в Пало-Альто), Калифорнийский университет (130 км от Сан-Франциско, в Санта-Крузе), Санта-Кларский университет в (72 км от Сан-Франциско) и Университет штата в Сан-Хосе (77 км от Сан-Франциско).

Концентрация университетской энергии, согласитесь, потрясающая, хотя и не уникальная. В Соединённых Штатах можно навскидку назвать ещё с полдюжины аналогичных мест. Почему же тогда выбор корпоративной Америки пал именно на Кремниевую долину? Вторая причина столь же банальна и разумна, как и первая: роскошный климат! Чудесное средиземноморское тепло, близость океана, восхитительная растительность, солнце чуть ли не круглый год над головой. Это место, где людям хорошо жить, где понравится жить любому вменяемому человеку, которому предложат здесь трудоустройство.

Вот, собственно говоря, и вся «тайна» появления самого знаменитого американского технологического центра. Изначально продукция компаний, размещённых в Кремниевой долине, целиком и полностью делалась на заказ государства. В основном это были полупроводники; затем, когда они качественно подешевели в конце 60-х годов, началась эпоха венчурных инвестиций и массового потребления высокотехнологичной продукции.

Посмотрим теперь на Сколково. Если бы в основе этого проекта лежала здоровая логика, аналогичная Кремниевой долине, на которую российскому аналогу так хочется быть похожим, то технологический центр нужно было бы открывать в месте уже существующей концентрации научной мысли и университетских центров. Первое, что приходит в голову, — Новосибирск, Томск, Санкт-Петербург, Обнинск. Нет, не открыли ни там, ни там, ни там, а — посреди земельных угодий Романа Абрамовича (Алек Лун не был бы американским журналистом, если бы не помянул площадку для гольфа «любимого олигарха Путина», прилегающую вплотную к территории будущего научграда. Я уж не говорю о том, что выбор места должен был хоть как-то учитывать простую человеческую слабость — желание жить в приятных природных условиях. Где-нибудь под Сочи было бы в самый раз. Но никак не под Москвой, где 300 дней в году холодно, а солнце постоянно скрыто непробиваемой толщей облаков. Кому захочется жить и работать в таком кошмаре?!

Наконец, самое главное и принципиальное отличие, которое как раз и обеспечивает первоначальную бессмысленность инициативы Сколкова. 31 декабря 2009 года тогдашний президент Медведев издал распоряжение № 889-рп «О рабочей группе по разработке проекта создания территориально обособленного комплекса для развития исследований и разработок и коммерциализации их результатов». Из чего следует, что вся идея Сколкова строится на монетизации высоких технологий. Возникает вопрос: ГДЕ в реалиях России нашего времени можно углядеть пусть даже под электронным микроскопом потребность (кого и чего угодно: государства, общества, коммерческих структур и т. п.) в продукции отечественных высоких технологий?! КОМУ НУЖНА ЭТА ПРОДУКЦИЯ?

Если нет спроса, зачем создавать искусственное предложение? Зачем строить научград, который никому не нужен? Потенциально «Сколково» — это проект, входящий во второй десяток важнейших для страны дел: сначала нужно радикально изменить деловой климат (начиная с законодательства и нормативных баз и заканчивая налогообложением и нормами отношений бизнеса с государством). Затем нужно возродить научную школу, базу, университетское образование — и только потом пытаться отвечать на возникающие ростки спроса предложениями вроде строительства научно-технологических центров, подобных Сколкову. Только в такой последовательности, а не задом наперёд.

В результате мы имеем, что имеем, — химерическую Касталию, живущую в абсолютном отрыве от реальностей, интересов и потребностей страны, целиком и полностью зависящую от воли и капризов власти, кормящуюся с руки власти и — как следствие — вовлечённую во все традиционные ритуальные игры, связанные с распределением финансирования и т. д. Вот и получается, что напрасно писал свою статью Алек Лун. Можно было смело останавливаться уже на первом же предложении: «С крыши семиэтажного, увитого сеткой и иллюминацией Гиперкуба (первой постройки в Сколкове. — С. Г.) открывается вид на современную Россию — страну, в которой 110 миллиардеров контролируют 35% всего богатства».

Дальше и в самом деле можно не продолжать.

К оглавлению

Бритва для левой щеки: Приобретённые Потребности и как их угадать в существующей реальности Василий Щепетнёв

Опубликовано 23 декабря 2013

Если бы человечество ограничивалось врождёнными потребностями, то, пожалуй, мы бы до сих пор жили в пещерах, питались корнями лопухов, в удачные дни — мамонтятиной, а завершали жизненный путь в желудках волков или соплеменников, кому как повезёт.

Но человеческая натура характерна возобладанием приобретённых потребностей над врождёнными. (Нет, лучше напишем Приобретённых Потребностей — для наглядности их значения.) Тем и отличается от звериной. Кто-то придумал процесс бритья, другой изобрёл саму бритву, третий — бритву безопасную, и пошло-поехало: станки с двумя лезвиями, с тремя, с пятью… Ножницы для стрижки волос, ножницы для стрижки ногтей, ножницы для нарезания бумажных звёздочек. Пришлось и бумагу придумывать — почтовую, обёрточную, папиросную, копировальную, туалетную… Покажи тому пещерному человеку почтовую бумагу, он, поди, и не поймёт её предназначения.

Что пещерный человек, возьмём человека тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, живущего не где-нибудь в таёжном тупике, а прямо в столице нашей Родины. Люди летают в космос, посылают аппараты к Луне, Венере и Марсу, в Антарктиде работают круглогодичные научные станции, на дно Марианской впадины спускается глубоководный аппарат, Азимов, Кларк и братья Стругацкие пишут всемирно известные романы, но никому и в голову не приходит идея мобильного телефона с двумя камерами, двумя экранами и двумя сим-картами! То, что для пустякового видеоразговора между обыкновеннейшими жителями Москвы и Сиднея о новой ли причёске, о рюшечках на платье или вовсе ни о чём будут задействованы вычислительные мощности, превосходящие все существующее к тысяча девятьсот шестьдесят третьем в Союзе Советских Социалистических Республик и Соединённых Штатах Америки вместе взятые, казалось немыслимым. И потому вовсе не казалось.

Казалось другое: в двадцать первом веке будут общедоступные, может быть, даже бесплатные домовые кухни (с подъёмником в квартиру), таблетки против рака, автоматические таксомоторы со временем ожидания не более получаса, для личного потребления — велосипеды с моторчиком. И в горячке трудно было вообразить новости, подобные нынешним: «В окрестностях села Манино Калачеевского района столкнулись легковые автомобили “Мицубиси Лансер” и “Черри Амулет”. В результате аварии четыре человека от полученных травм скончались на месте происшествия. Ещё одного пострадавшего медики доставили в больницу» (взято с субботней ленты новостей). Если бы случайный визионер прозрел подобное, его бы, пожалуй, тут же определили в психиатрическую лечебницу по месту жительства: для Москвы — Канатчикова дача, для Кишинёва — Костюжены, для Тулы — Петелино, а для Воронежа, конечно же, милая сердцу Орловка.

Но то было давно. Сегодня психиатрические больницы никого не пугают. Сегодня это просто больницы с обыкновенными больничными функциями: лечить, когда лечится. И потому совсем не страшно знать, какие потребности приобретут люди в ближайшие годы. Во-первых, из любопытства. Никто не знает, а я знаю — приятное чувство. Во-вторых, можно картины будущего вставить в повесть или роман — и тем предстать перед потомками провидцем, человеком с пишущей машиной времени. Наконец, в-третьих, можно и самому поучаствовать во внедрении новых потребностей, особенно если есть тяга к бизнесу. А нет тяги — так приобрести её и на практике решить извечный вопрос «Что делать?».

Дело делать, вот что. И, как советовал Николай Иванович Бухарин, обогащаться. Становиться богаче. И умными мыслями, и правильными поступками, и, чего уж скрывать, денежными знаками. Без них, без денежных знаков, мир с определённого времени кажется неполным.

Стоит учесть, что стартовый капитал у меня в голове. Иными словами — нет ничего. Потому диковинные проекты вроде индивидуальных тоннелей «Москва — Лондон — Нью-Йорк» или создание водочных заводов на спутнике Юпитера Европе («Вода из глубочайшего источника Вселенной!») придётся отложить до лучших времён, которые, несомненно, скоро настанут. С кроссовками на антигравитационных подошвах тоже следует повременить. Нет, в ход нужно пустить нечто простое, доступное уже вчера и вдобавок дешёвое. Только посмотреть на это простое свежим взглядом. Ресурсы далеко не исчерпаны, да вот взять хотя бы те же бритвенные станки.

Отчего бы не пойти дальше и не продавать бритвы для левой половины лица отдельно, для правой — отдельно. Мол, «силуэт новых лезвий, особенности подвески и форма ручки позволяют увеличить комфортность бритья на сорок девять с половиной процентов по сравнению с недифференцированными станками». Плюс продавать бритвы для брюнетов, бритвы для блондинов, для рыжих и для седых («Особая структура седого волоса требует специальной обработки бреющих поверхностей бозонами Хиггса», etc.), бритвы для гуманитариев, для техников, для офицеров и для коммерсантов.

Отложу лезвия, поскольку ясно — море безбрежное.

Другая идея рвётся наружу. Веками медицина базировалась на понятии «врачебная тайна». Вплоть до восьмидесятых годов прошлого века тайна эта вносила свою долю как в общественную мораль, так и в благосостояние врачебного сословия. Теперь иное. Время толерантности, политкорректности и социальных преференций требует принять концепцию Открытой Истории Болезни. Никаких тайн, никаких постыдных секретов... Напротив. Сегодня человек вправе ногой открывать двери во врачебные кабинеты: «Я гомосексуалист, наркоман, тьфу, наркопотребитель, ни разу не платил налогов, но страдаю сифилисом, СПИДом, чесоткой и туберкулёзом одновременно, потому подавайте мне наилучшее лечение, пенсию, шприцы и презервативы немедленно!»

И подают — по мере возможности. Но на всех бюджета не хватает. Более того, порой с обыкновенным гастритом человек, всю жизнь отдавший любимому кирпичному заводу, не может получить толковую консультацию: в своём районе больницу закрыли, до соседнего ехать тяжело, а приедешь — нет гастроэнтеролога, а есть бабушка — божий одуванчик, одна на сто человек приёма. Может, и знающая бабушка, да только куда ей с сотней-то справиться.

И начинается лечение по совету друзей, знакомых и телевизионных докторов. Проблема в том, что ни друзья, ни знакомые, ни тем более телевизионные доктора не знают деталей болезни. Амбулаторные и стационарные истории болезни теряются либо заполняются абы как, неразборчивым почерком, и вообще — всё не так. Как «так» — я знаю. Нужно не только создать электронную историю болезни, нужно, чтобы больной имел возможность выложить её в социальную сеть, цель которой — обеспечить наблюдение как за здоровьем больного, так и за действием врача. Назвать её можно «Больные против врачей-вредителей», сокращённо — БПВВ. И никто из больных не уйдёт обиженным: каждую жалобу обсудят, каждый анализ истолкуют, каждое врачебное назначение проверят по энциклопедиям, протоколам и стандартам.

Почему не назначили бесплатно анализы на то-то и то-то? Почему не провели лечение тем-то и тем-то? Отчего это доктор выписал лекарство Икс, которое, во-первых, при этой болезни не показано, во-вторых, лекарством не является, а в-третьих, существует дженерик по цене втрое дешевле? Не иначе, щучий сын, процент от аптеки имеет!

Разумеется, в сообществе БПВВ нужно будет ввести табель о рангах: больной, опытный больной, больной-ординатор, больной-ассистент, больной-доцент, больной-профессор, заслуженный больной РФ — в общем, есть место для прогресса. И тогда, посещая врача, можно будет поинтересоваться: почему вы, доктор, прописали мне при простуде гомеопатическое средство за восемь тысяч рублей, хотя следовало посоветовать липовый чай и растирание домашней водкой? А при расставании этак небрежно вручить доктору повестку в суд, поскольку социальная сеть БПВВ будет тесно сотрудничать и с адвокатами, и с антикоррупционными структурами, и все мы дружно, при полной поддержке населения начнём наконец беспощадную народную войну за белизну врачебного халата.

Поскольку же рано или поздно болеют все, а многие и не по одному разу, социальная сеть БПВВ быстро станет лидером и принесёт отцам-основателям известность, уважение и определённое количество денежных знаков. Хотя откуда вдруг последние возьмутся — не представляю. Один умный человек сказал: «Если бы у писателей была хоть крупица умения торговать, все они уже давно бросили бы писать и ринулись в торговлю».

К оглавлению