Цифровой журнал «Компьютерра» № 211

Как ИТ могут заработать на «закручивании гаек» государствами? Михаил Ваннах

Опубликовано 05 февраля 2014

Социально-экономический климат, в котором существуют информационные технологии, меняется. И чем больше денег обращается в этой сфере (1 Facebook = 1,5 «Газпрома»), тем больше власти различных государств норовят её зарегулировать. Последний пример — стрельба в московской школе — рождает штаны-топозывы запретить компьютерные игры. (Возможно, парень в них и играл, но , чуждые классической античности — см. «Ромул Великий» Дюрренмата — он носил наверняка. Может, штаны запретить?..) Так что же делать в такой ситуации индустрии ИТ?

Может быть, послушно идти на учинённое политиканами заклание? Уподобиться известному персонажу Шварца («…при малейшем несчастье замирал, ничего не предпринимал, а все надеялся на лучшее. Когда при нем душили его любимую жену, он стоял возле да уговаривал: потерпи, может быть, все обойдётся!»)? Ну, чем все это кончается, понятно; кто не помнит, откройте и перечтите пьесу…Поднимать на борьбу с ограничениями сетевых свобод народные массы? Ой… Это ещё менее перспективно, чем надеяться на добрую волю властей…

Альтернативы попыткам властей всех стран узнать о вас побольше при помощи информационных технологий, равно как и ограничить вашу возможность искать с помощью тех же самых информационных технологий ту или иную информацию, могут быть только технологические. В конце концов, уж как старательно били мужики дубьём словленного конокрада — а с угоном лошадей покончила лишь массовая автомобилизация… И для внедрения этих технологий лучше всего не полагаться на высокий альтруизм, а ориентироваться на самую что ни на есть низменную жажду прибыли…

О том, как разработчики мобильных приложений для смартфонов и планшетов любезно оставляют в своих продуктах «задние двери», с помощью которых такие любознательные англосаксонские организации, как NSA и GCHQ, следят даже за теми, кто играется на гаджете, Вообще-торассказала The Guardian. ничего нового в этой порции нет. Ещё в конце девяностых каждый уважающий себя германец — что из деловой, что из университетской среды — склонен был поговорить о том ущербе, который экономикам Европы причиняет американский промышленный шпионаж, осуществляемый по программе Echelon…

Да и технологически в этой слежке нет ничего нового и интересного. Понятно: всё то изобилие полезных функций, что предоставляют нам смартфоны и планшеты, обусловлено именно их постоянным доступом к Сети — информация по которой в принципе гуляет в обе стороны… И ничего такого уж сверхсложного в том, чтобы защититься от подобной слежки, чтобы «законопатить» эти дыры, нет… Только для этого нужна такая процедура вмешательства в операционную систему, как rooting, получение «корневых» прав суперпользователя. В общем-то, ничего сложного…

Но скажите, уважаемые читатели, как часто вы выполняете эту процедуру? Ну, купив безродный китайский планшет, его нужно перевести с китайского на более приличный Android; сие надо проделать безвариантно. А вот с устройством от нормального производителя руки до рутинга обычно не доходят… Острой необходимости не возникает, а потом гаджет благополучно закидывается в дальний ящик по причине морального старения. А уж широкие народные массы — компьютерная грамотность которых уступает грамотности аудитории «Компьютерры» — вообще имеют прекрасный шанс получить на выходе «кирпич», лишённый гарантий…

И вот использовать в полезных (изначально польза предполагается своя, но и потребители её извлечь смогут) целях сложившуюся ситуацию попробовал доцент-компьютерщик Ян Линдквист (Janne Lindqvist) из Университета Ратджерса (Rutgers University) в Нью-Джерси. Ему пришла в голову предельно простая мысль («A Field Study of Run-Time Location Access Disclosures on Android Smartphones»), вызывающая зависть в хорошем смысле этого слова. Ведь приложения уведомляют пользователя о том, что за ним ведётся наблюдение. Только делают это не слишком заметно; как — показано на картинке выше.

То есть информация о том, что за гаджетом (а, следовательно, и его владельцем), возможно, наблюдают, внутри Android-системы есть. Именно это используется теми, кто защищается от излишней любознательности при помощи рутинга. А Ян Линдквист решил возложить такие функции на приложение, которое сможет устанавливать любой пользователь фаблетов, вне зависимости от квалификации. Оно получает данные с андроидного интерфейса программирования приложений (API).

В API-то эти данные неизбежно есть. А тут они будут выводиться крупным текстом в верхнюю часть экрана, уведомляя об интересе, проявленном самыми неожиданными программками. «Your location is accessed by Dictionary»… Наглядно и просто. Но — это надо ж было догадаться! Так что описанное в упомянутой статье вскоре будет оформлено в виде доступного на рынке приложения. Понятно, что прогнозы в быстроменяющемся мире ИТ дело сомнительное и ненадёжное, но весьма вероятно, что данной программульке будет сопутствовать успех.

Почему? А давайте-ка посмотрим, какую информационную поддержку делу компьютерной слежки оказали разоблачения Сноудена. О кознях NSA и GCHQ ныне знают все, даже очень далёкие от компьютерного мира. Поэтому, по сведениям известной социологической фирмы Pew Research, 20% пользователей смартфонов хотели бы отключать в приложениях данные о местоположении, а уж знать о том, какую информацию собирает о них собственный смартфон, желали бы 70% владельцев гаджетов.

И ведь такую возможность — включать и отключать «разрешения» на сбор информации для каждого приложения по отдельности — предоставляла прошлогодняя версия Android 4.3. Однако — как какой-токакой-топишет Electronic Frontier Foundation — в более поздней Android 4.4.2 таковая возможность по загадочной причине (это мне одному померещилась аббревиатура NSA?) системное приложение App Ops исчезло. Но предлагаемое Линдквистом решение в мере сможет скомпенсировать такую эволюцию операционных систем.

Да, кстати, странности выявляются не только у Android. Вот в этой работе — «ProtectMyPrivacy: Detecting and Mitigating Privacy Leaks on iOS Devices Using Crowdsourcing» — специалистов из Калифорнийского университета в Сан-Диего поклонники «яблочной» компании найдут немало интересного об особенностях функционирования их любимых продуктов. Так что дело тут не в конкретных фирмах, а в любопытстве государственных агентств и в имеющихся у них возможностях для проявления этого свойства.

И вот как раз на пресечении этого любопытства можно и построить маленький (поначалу) бизнес. Ну, прикиньте, уважаемые читатели, многие ли из вас обладают знаниями и навыками, которые позволили бы создать аналогичное приложение? Полагаю, что процент такой довольно высок… И заработать на нём можно никак не меньше, чем на тех приложениях, которые приносят нашим отечественным девелоперам по двадцать тысяч североамериканских долларов в год. Ну и почему эти деньги должны достаться заокеанскому шведу Линдквисту, а не вам?

Вам что, эти килобаксы лишние? Вашей семье, барышням знакомым, в конце-то концов… Или что, в сабже какая-то квантовая физика? Так Университет Ратджерса больше внимания атлетизму уделяет, чем наукам. Образование у тех, кто читает эти строки, не хуже тамошнего будет. И?.. То есть дело — в подходе. Разоблачения Сноудена ведь можно воспринять как «Шеф, всё пропало: гипс снимают, клиент уезжает!», а можно интерпретировать как рыночный шанс — создание массового спроса на средства защиты приватности. Которым грех не воспользоваться: зря, что ли, Сноудена приютили?..

Причём — воспользоваться именно россиянам (ну и жителям братских стран). Десятилетиями создававшийся миф всемогущего янфлеминговского СМЕРШа в данном случае послужил бы дополнительной рекламой отечественного антишпионского софта: от кого ведь черпают сведения о спецслужбах, как не от беглых ветеранов плаща и кинжала? Кстати, даже мальчонки техники-кабельщики появление новой рыночной ниши осознали. Выговариваешь ему за не работавший пару дней интернет — бомжи или конкуренты оптику с чердака украли — а мальчонка предлагает в компенсацию TOR настроить, чтобы забаненные правоторговцами фильмы качать. Народная смекалка все осилит!

К оглавлению

Очередной пароксизм acquihire у Yahoo, или Тайный учитель Мариссы Майер Сергей Голубицкий

Опубликовано 05 февраля 2014

Весь прошлый год я с восхищением рассказывал читателям о Мариссе Майер и её обострённом хватательном рефлексе («Мессия Марисса», «Маленькое чудо Evntlive — эпитафия или новая жизнь», «Марисса и P2P менеджмент», «Yahoo News Digest — новое слово в изнасиловании мозгов обывателей», «Марисса, Yahoo! и чудо acqhire»). За первый год своего правления она скупила больше компаний, чем Yahoo! это сделала за все предыдущие годы своего существования, — аж 19 штук!

Признаюсь, меня эта тенденция воодушевляла, настраивая на оптимистичный взгляд относительно будущего компании, которая всего пару лет назад пережила изгнание своего демиурга, пошла по рукам и оказалась чуть ли не на грани банкротства. Приход Мариссы Майер обернулся для Yahoo! настоящей панацеей.

Был, однако, один момент в глотательной активности Yahoo!, который меня не то чтобы беспокоил, но настораживал, — профильный разброс поглощаемых бизнесов. Как-то постоянно ускользала «генеральная линия», за которой проглядывал бы чёткий стратегический план развития. Вспомним, например, «жертвы» минувшего лета: безвестный стартап Admovate, занимавшийся разработкой мобильных рекламных технологий, и почти одновременно (с разницей в один день) — пекинская Ztelic, разработавшая программный продукт для анализа и мониторинга активности в социальных сетях.

«Что между ними общего?» — ломал я голову. И не находил убедительного ответа. Ну да успокаивал статус стороннего наблюдателя, которому по определению неведомы кулуарные планы стратегического развития компании.

Наступил 2014 год, и Марисса продолжила флибустьерство: 29 января было объявлено о покупке Tomfoolery — разработчика продукта под названием Anchor, предназначенного для групповых корпоративных развлечений вроде чата, файлового обмена, электронной почты и голосового вызова.

По традиции официальная сумма сделки не сообщалась, однако утечки дали надёжный ориентир: $16 млн! И вновь каверзный вопрос зацарапал подкорку: зачем Марисса покупает разработчика программного решения, функциональность которого разбросана по сотне существующих на рынке продуктов — от MS Outlook до Skype, Whatsup и Facebook?! Мотивация, озвученная в официальном пресс-релизе, звучала почти как издевательство: «Команда Tomfoolery будет заниматься разработкой следующего поколения социальных продуктов Yahoo!».

Не успели просохнуть чернила на договоре, как мир узнаёт об очередном поглощении: 31 января Yahoo! объявила о покупке стартапа Incredible Labs, разработавшего программный продукт под названием Donna. Сумма сделки не разглашается, однако можно предположить по косвенным признакам (в частности, размеру первоначальных инвестиций в Incredible Labs, о которых мы ещё поговорим), что она не меньше, чем в случае с Tomfoolery.

И вот на этом — последнем — абордаже Yahoo! у меня появились кое-какие догадки-зацепки, которыми и решил поделиться с читателями. Дело в том, что за «Донной» я давно слежу (более полугода), и программка эта, созданная специально для iOS 7, мне сильно нравилась. Почему в прошедшем времени — также поясню чуть позже.

Для начала — несколько слов об Incredible Labs и её разработке. В штате стартапа всего пять человек, но люди эти очень и очень серьёзные. «Отец» — Кевин Ченг (интриги ради пока промолчу о его послужном списке). Правая рука Ченга — Скотт Сан Филиппо, поработавший в Gracenote и Oracle. Левая рука (или — наоборот) — Аршад Тайеб, приложивший руку к DoubleTwist. Туловище Ченга (или любая другая часть дела) — Спенс Меррей, ветеран из Netscape. Есть ещё в Incredible Labs Джеспер Андерсен, создатель Jesper, и Джош Брайант, создатель Droplr.

Такие вот непростые ребята. Стоит ли удивляться, что под свой первый проект — мобильного персонального ассистента Donna — Incredible Labs получила (компания, кстати, была учреждена в 2012 году) $2,5 млрд! И не абы от кого, а от самой-пресамой «ангельской» гвардии: Khosla Ventures, Betaworks, Maynard Webb, CrunchFund и Ashton Kutcher! Одним словом, элита для элиты.

Реализация «Донны» гениальна хотя бы потому, как разработчики брались за программу. Задумав создать идеального мобильного ассистента, Incredible Labs начала с опроса дюжины высококлассных референтов на предмет того, что делает их такими высококлассными. Иными словами, хотелось выявить те характеристики работы личного секретаря, которые заставляли начальника платить большие деньги, не переставая при этом радоваться.

Составили длинный список обязательного «функционала», а на вершину поместили самое крутое качество, которым по результатам опроса оказалось умение предугадывать потребности босса! Все эти изыски Incredible Labs и реализовала в «Донне» (программа названа в честь Донны Мосс, «идеального референта» из сериала «Западное крыло»). Программа, установленная на вашем «Айфоне», постоянно сканирует календарь, электронную почту, список полученных и сделанных телефонных звонков, а также мониторит данные GPS и всю присутствующую в заданном регионе инфраструктурную статистику (состояние трафика, пробки, свободные места в близлежащих кафе и т. п.). На основании анализа информации она выдаст «хозяину» в режиме реального времени ценные указания — когда нужно выйти из офиса, чтобы успеть на встречу в кафе, название которого вы указали в своём календаре (при этом Donna учитывает вид транспорта, который вы используете: велосипед, автомобиль, автобус, метро, пешком!); свяжется за вас в нужное время с абонентом GoToMeeting, Skype или WebEx, а можно и просто по телефону, если только обнаружит, что эта беседа вами запланирована; проштудировав список задач на завтра, даст рекомендации по заблаговременным мерам (заказ столика в ресторане, выход из дому на 15 минут раньше из-за ремонтных работ на шоссе и т. п.).

Donna не просто исполняет все эти чудеса постфактум, но и постоянно учится, запоминая ваши привычки (любимые кафе, предпочитаемый способ передвижения и т. д.), а затем начинает тактично предлагать корректировки в списке задач (например, меняя их последовательность с учётом реальной обстановки в городе), выбирать место для ланча, исходя из наличия свободных мест в ваших любимых забегаловках, и т. д.

Короче говоря, если вы хотели получить программу, максимально приближенную по функционалу к волшебной «Саманте» — операционной системе из ставшего уже культовым фильма Спайка Джонзи «Her», то Donna – был ваш выбор.

Почему «был»? Потому что «Донны» больше не будет! Yahoo! поглотила Incredible Labs, а программу Donna в ближайшее время изымут из App Store! Чем же займутся сотрудники Incredible Labs?! По доброй традиции, они дружно вольются в счастливый коллектив Yahoo! и станут работать над захватывающими социальными продуктами следующего поколения!

То, что все эти пожирания Yahoo! свежих и гениальных бизнесов оборачиваются для конечных пользователей подлинной катастрофой, думаю, объяснять не нужно. Хотя бы потому, что вместо реально поданного на стол ужина мы получаем фикцию «завтрака»! Обещания великих побед в будущем вместо реальных достижений настоящего.

С пользователями всё ясно, а как насчёт самой Yahoo!? Зачем Марисса Майер скупает подряд все, что только шевелится под цифровым солнцем талантливого и перспективного? Ответ, я думаю, кроется в имени, которое давно уже прикрепилось к флибустьерской практике Yahoo!: ACQUIHIRE (aquire + hire), то есть поглощение, которое делается не столько ради продукта, сколько ради найма желанных сотрудников!

Осталось только понять, каким образом Марисса Майер отбирает стартапы для поглощения. Здесь как раз всё очень прозрачно: достаточно посмотреть на послужные списки сотрудников съеденных компаний! Кевин Ченг (который из Incredible Labs) в своё время занимался разработкой... Yahoo Pipes! Какул Сривастава (что вы, в самом деле: замечательная индийская девочка!) — вообще птенец гнезда Yahoo!, заведовавшая в своё время всем направлением Flickr.

Ну и так далее. Для тех, кто ещё не догадался: Марисса Майер собирает обратно под родной зонтик Yahoo! всех самых талантливых и гениальных сотрудников, которые по той или иной причине не поладили с прежним руководством и ушли на вольные хлеба. В этом и есть сокровенный смысл безудержного глотательного рефлекса Yahoo!

Достойная, надо вам сказать, ученица Иосифа Виссарионовича («Кадры решают все!») эта Марисса Майер. Забавно будет посмотреть, в какой мере усвоила блестящая амазонка и обратную сторону диалектики вождя («Незаменимых людей у нас нет!») :-).

[От редакции. Схожие наблюдения см. в компьютерровском материале Игоря Емельянова.]

К оглавлению

Google Glass: техника втирания очков в эпоху постдарвинизма Лёха Андреев

Опубликовано 05 февраля 2014

А вы заметили, что в последнее время стало гораздо меньше содержательных новостей про «Гулаг»... ой, извините, трудно мне произнести гуингнгнмское слово «Гуглгласс» без запинки. Короче, про те волшебные очки, о которых нам весь прошлый год жужжала пресса. А нынче что? Лишь однообразные попытки выжать слезу из демшизы — я имею в виду истории про то, как три с половиной ботаника несправедливо пострадали за использование революционного девайса в приличных местах.

Означает ли это, что реальная, то есть технологическая революционность носоносимого гаджета уже выдохлась? В конце концов, Wave и ещё с десяток гуингнгнмских инноваций отбросили коньки вскоре после красивых презентаций. Но как же тогда объяснить, что целый ряд других хайтек-компаний тоже переквалифицировались в окулистов и тоже трясут на выставках своими двойными лорнетами?

Задаваясь таким вопросом, я понимаю, что надо бы хлопнуть себя по лбу. Потому что сам вопрос происходит из неверной посылки, из такого детского представления о мире, где каждое изобретение из разряда «такого ещё не было» обязательно должно перевернуть мир или хотя бы немного способствовать прогрессу.

Но такая очевидная судьба грозит изобретениям только в специфических условиях. Что-то типа мировой войны, причём воюющие державы должны иметь изрядный ресурс, чтобы разыграть дарвиновский отбор в реальном времени. Сороковые годы, ракеты фон Брауна. Неприятный пример, однако же трудно отделаться от ощущения, что полувековая космическая гонка России и Америки, подбросившая людей аж до Луны, являлась побочным эффектом военных инноваций одного фашиста.

Чем отличается конкуренция в мирное время? Ну, примерно тем же, чем смертельный вирус отличается от червя-паразита, который не убивает хозяина сразу, поскольку из живого можно вытянуть больше ресурсов. Потому и новые изобретения не сразу оказываются приняты к использованию — ведь «польза» становится понятием многополярным. Иная овчинка хоть и греет, но выделки не стоит: электромобили уже полвека обещают стать массовым транспортом, но не становятся. Объяснению таких тонкостей посвящена специальная послевоенная религия под названием «экономика». Я же перейду сразу к третьему агрегатному состоянию социума: супермирное время, век перепроизводства, когда штамповать гаджеты так же легко, как выпекать печенье. В таких условиях дешёвого разнообразия понятие «пользы» вообще может испариться; выбрать между двумя смартфонами легко, а вот между двумя сотнями? Поэтому отбором начинают управлять медианеврозы; крутость — просто предмет всеобщего соглашения, не требующего объективных преимуществ.

Эволюционная теория только недавно подошла к пониманию таких явлений. Самого Дарвина они очень удивляли. Приплывает он на тропический остров, а там полно невероятных рыб и птиц, которых нигде больше нет. Причём рыбы — совершенно кислотных раскрасок, а птицы — с во-о-о-о-о-от таким хвостами. Никакой пользы от таких хвостов нет, и даже наоборот — одно неудобство. Где же борьба, где отбор самых совершенных?

Последователи Дарвина пока не сошлись в объяснениях. Некоторые считают, что длинный павлиний хвост является прямым «диагнозом» неких внутренних качеств самца, существенных для отбора. То есть, выбирая самого хвостатого, самка выбирает самого здорового — хотя и не знает об этом. Другие же эволюционисты полагают, что у природы действительно могут быть бесполезные решения: просто потому, что они однажды закрепились в популяции. Ричард Докинз в книге «Слепой часовщик» довольно элегантно объяснил такие феномены лавинообразным эффектом положительной обратной связи, что приводит к победе «вкусов большинства» безо всякого практического смысла. И это касается не только генетического кода павлиньих хвостов, но и человеческой одежды, и популярной музыки, и книг: «Похоже, что это факт: многие люди купят запись только лишь по причине покупки (или вероятности покупки) этой записи большим количеством других людей».

Интернет как перегретая медиасреда очень похож на тот тропический атолл с диковинными рыбками, поставивший в тупик Дарвина. Но если не воспринимать ИТ-продукты как достижения прогресса с явной выгодой, а наблюдать именно «лавинообразование вкусов», многие загадки становятся понятнее.

В чём феномен «Твиттера»? В том, чтобы сделать блоговые записи короче? Нет, это можно и в обычном блоге сделать. А новая мода здесь в том, чтобы делать публичными такие записи, которые традиционно не были таковыми. Вообще выставлять напоказ дневники — явление новое, а уж показывать всем отрывочные личные записочки — тем более. Это не было общепринятой нормой 20 лет назад. Тогда «Твиттер» просто не пошёл бы. Электронный эксгибиционизм — особая психологическая мода, которая стала массовой только в определённый период — когда к бессмысленной, но статусной игре оказалось готово критическое «ядро» публики. Дальше пошла лавина.

Следующий шаг понятен, да? Вслед за модой на короткие юбки должна идти мода на длинные. Причём особенно рьяно её должны продвигать в самом аду коротких юбок: именно там это будет наиболее контрастным «новшеством». Модный сейчас сервис Medium.com — он не просто для любителей больших текстов. Залогиниться на «Медиум» можно только по регистрации из «Твиттера». То есть людей сначала загоняли в прокрустово ложе микроблога, а затем дали им свободу писать подлиннее — как крутой отдельный сервис. Вот такая банальная попытка управлять медиапсихозами.

Разница между ИТ-модой и юбками лишь в том, что ИТ сейчас «ближе к телу». И тут мы наконец возвращаемся к «Гуглоглазу». Очевидно, что чудо-очки являются «невероятно полезным устройством» только в фантазиях гикнутой прессы. Если же анализировать потенциал массовости этого устройства, нужно задавать вопрос так: насколько публика готова к «павлиньему хвосту»? Или даже к трём хвостам, которые я назову ниже.

Но вначале ещё раз отмечу, что «павлиний хвост» — это не какая-то недоработка, а именно бесполезное уродство. Иначе я мог бы, например, рассказать о том, как мой младший сын недавно раздавил мне очки за 500 баксов, и поэтому я не верю в новости типа «“Гуглогласс” за $1 500 очень помогает пожарным и массажисткам». Однако оценка продукта по соотношению «цена — хрупкость» — это из разряда экономических уравнений с известными решениями. Ну, через пять лет будет дешевле и крепче.

А вот настоящие «павлиньи хвосты», которые требуют перестройки общественного мнения, а не техники.

1. Махательно-кричательный интерфейс

Основное комическое решение голосового управления («Не сработало? Крикни ещё три раза, и погромче!») находится пока в противоречии с общей моралью, согласно которой так ведут себя только психопаты. Однако мобильные телефоны уже подрывают эту мораль. Лет тридцать назад человек, говорящий сам с собой на улице, однозначно считался бы шизофреником. Но сейчас такой тип патологического поведения уже приемлем во многих общественных туалетах.

Самая популярная тема в прессе. Но опять-таки значительная часть общества уже надрессирована и молчит в тряпочку по поводу направленных в лицо говнозеркалок и камерофонов; это называется «демократия». Правда, возникает небольшая конкуренция говнофотографов: Стиву Манну разбили первые очки с камерой и дисплеями ещё в 2002 году — и сделали это охранники в аэропорту, потому что у них свои камеры есть. Но в любом случае массовый пользователь уже должен привыкать, что он на улице — как голый. Вы же не раз видели это во сне, вот и получите обратно свой баян. Кстати, о баянах: если кто-то2. Съёмка без разрешения, нарушение приватности и копирайта обещает вам революцию в порноиндустрии благодаря гуглоглазым, то, скорее всего, этот человек давно не видел современного порно. Потому что там давно освоили все возможные «ракурсы».

3. Бельмо в глазу

То ли дополнительные слои, то ли слова летающие, то ли вообще целая приборная панель, которая уменьшает поле зрения. Это самый неудобный «павлиний хвост», очень переломный. И я думаю, что массовый пользователь ещё долго не примет такого издевательства над своим зрением, невзирая на всю статусность устройства.

Удивительно, но именно об этом не любят писать в обзорах «Гуглоглаза». И, наверное, не только потому, что хотят скрыть от потребителя потенциальное головокружение и косоглазие. Нет, всё проще: первыми обозревателями этого «визуального ГУЛАГа» стали отпетые гики, которые десятилетиями приучали свои мозги к многоэкранному режиму, ко всем этим слоям и бирочкам поверх нормальных картинок. Эти люди вполне готовы к ещё одному экранчику перед носом. И этих людей уже больше, чем несколько лет назад, когда били одинокого Стива Манна с аналогичными чудо-очками. Это как раз иллюстрация того, что само по себе «изобретение» и даже рабочие прототипы — история прошлого века. А вот угадать время, когда созреет критическая масса для запуска массового помешательства, — это совсем другая история.

Угадали ли гуингнгнмы правильное время, хватит ли им счастливых очкариков для настоящей рыночной лавины? Мне всё-таки кажется, что слишком узок круг этих людей. И страшно далеки они от народа. И ориентироваться на их убитые гиковские глаза — слишком дурной пример. Давайте лучше запустим моду на цифровые обои, управляемые ударом шумовки. А то домохозяйки заждались.

К оглавлению

Как богатые уничтожают прогресс высоких технологий Сергей Голубицкий

Опубликовано 04 февраля 2014

Сегодня у нас драматичная и захватывающая тема: будем судить строгим пролетарским судом денежные мешки по обвинению их в уничтожении научно-технического прогресса! Начнём с исследования Барри Синамона, аналитика-консультанта Федерального резервного банка Сент-Луиса, и Стивена Фаццари, профессора экономики Университета имени Вашингтона, озаглавленного «Неравенство, Великая депрессия и медленное восстановление» и опубликованного 23 января 2014 года.

Исследование хоть и небольшое (43 страницы), но очень нудное, переполненное трёхэтажными статистическими формулами, выкладками и графиками. Оно нам надо? Правильно, не надо. Поэтому сведём его к выводам, доказательству которых служат все эти техникалии:

— американская экономика пережила тяжелейшую рецессию, которая началась в конце 2007 года. Официально восстановление экономики пошло в середине 2009 года, однако этот процесс идёт беспрецедентно медленными темпами;

— рецессии предшествовали два процесса — сокращение личных сбережений населения, которое началось в середине 80-х годов, и ипотечный бум, ставший возможным благодаря массовому льготному кредитованию;

— кульминацией этих двух тенденций (когда сбережения полностью сошли на нет, возможности своевременного погашения ипотечных кредитов не стало и лавка для льготного кредитования захлопнулась) и явилась новая Великая депрессия;

— анализ означенных тенденций выявил удивительную закономерность: между паттернами доходов и трат, характерных для 95% населения, и самой богатой прослойкой (5%) существует феноменальная разница! Долги 95% стабильно росли, потребление стабильно сокращалось, а долги 5% оставались практически неизменными, зато потребление фактически удвоилось за отчётный период;

— причина этих паттернов банальна: доходы 95% населения постоянно сокращались, а доходы 5% постоянно росли;

— на протяжении 20 лет (1960–1980) доля доходов 5% самых богатых людей страны оставалась стабильно неизменной (чуть более 20% от совокупности всех доходов частных лиц), зато с 1980 по 2013 год чуть ли не удвоилась и достигла 36%:

 — ярче всего убийственная динамика, подрывающая экономические основы общества, видна на графике отношения долгов к доходам: за последние 20 лет эта пропорция удвоилась для 95% населения и практически не изменилась для 5% самых богатых граждан:

— из выявленных закономерностей Синамон и Фаццари делают вывод, что выход социального неравенства на новый качественный уровень не позволяет экономике восстановиться после рецессии, поскольку уровня потребления, характерного для 5% самых богатых людей страны, явно недостаточно для полноценного выздоровления.

А теперь самое захватывающее. Описанные тенденции, конечно, не являются ноу-хау Синамона / Фаццари и хорошо известны корпоративным маркетологам. Экономический аналитик The New York Times Нельсон Шварц отметил тревожную тенденцию «вымывания среднего класса» на уровне всего спектра потребительского ассортимента: на прилавках сегодня мы находим либо дорогущие товары класса high-end (для потребления 5% — элиты), либо дешёвый низкосортный мусор (для остальных 95% — бедолаг). Среднего класса нет в демографии — нет и «крепких середнячков» среди потребительских товаров.

Самую интересную (для нашей аудитории :) точку в дискуссии ставит Мэтью Иглесиас из Slate, интерполируя закономерности, проанализированные Синамоном / Фаццари, на сферу высоких технологий. По мнению колумниста, разделение потребления сообразно паттернам, характерным для 95 и 5 процентов населения, губительно для технологических инноваций.

Интересна логика Иглесиаса: поскольку тон на рынке сегодня задают самые богатые потребители, то можно предположить, что их запросы и определяют основной вектор развития высокотехнологичных потребительских товаров. Проблема в том, по мысли Иглесиаса, что потребительский паттерн денежных мешков безразличен непосредственно к технологиям, а заинтересован лишь в том, что автор называет «positional value» — ценностью, зависящей от посторонних факторов вроде моды и социальных потребительских клише: «Речь не идёт о покупке по-настоящему классного катера, а о покупке яхты, которая была бы просто больше, чем у гендиректора конкурирующей фирмы».

Иглесиас допускает: на то, чтобы товар получил статус high-end, нужно вложить в него немалую долю креативности, однако креативность, направленная на удовлетворение запросов показухи, несколько отличается от креативности в области высоких технологий.

Из всего сказанного Мэтью Иглесиас делает блестящий вывод: «Когда массовый рынок умирает, самое выгодное для бизнеса — фокусироваться на брендинге и эксклюзивности и бессмысленных по сути играх в конкуренцию, но никак не на распространении перспективных новых идей».

Признаюсь: интерполяция американского коллеги меня поначалу просто восхитила. В голову сразу полезли десятки примеров того, как элитное потребление рождает технологических монстров: вспомните хотя бы самые дорогие телефоны — от Vertu до Gresso или Mobiado (я как-то раз описывал эти позорища в «Народной элитарности»); в технологическом отношении они и в самом деле убоги до бесконечности. Даже если взять самую продвинутую в технологическом отношении ИТ-продукцию, претендующую на класс high-end, — смартфоны и планшеты Apple, — то и они окажутся чуть ли не на два поколения позади того, что принято считать подлинным авангардом технологической мысли в соответствующий момент времени.

Восхищение моё можно оправдать тем, что примеры с Vertu и Apple лежат на самой поверхности и как бы напрашиваются на роль иллюстрации гипотезы Иглесиаса. Стоит, однако, копнуть чуть-чуть глубже, как окажется, что эта гипотеза бесконечно ошибочна. Причём примеры можно черпать практически в любом направлении: посмотрите на элитный автопром (реально элитный — тот самый, который от $200 тыс. за машинку) и сравните эту продукцию в чисто технологическом отношении с тем, что составляет сегодня пресловутый средний класс (о ширпотребе речь применительно к прогрессу технологий, разумеется, вообще не идёт: там все делается по остаточному принципу)!



Посмотрите на помянутые Иглесиасом (правда, без должной спецификации) элитные яхты и элитные самолёты (вроде Bombardier LearJet)! Посмотрите на элитные часы (от Vacheron до Breguet), на элитную акустику и элитные музыкальные центры (вся линейка hi-end), на элитные аудиоплееры, на худой конец: что в чисто технологическом отношении можно сравнить с Colorful C4 Pro и A&K200 из списка высокотехнологичного и вполне себе прогрессивного «middle class» (Sony, Apple iPod, Cowon)?

Можно даже не смотреть: в технологическом отношении элитная продукция (тот самый запредельно дорогой хай-энд, предназначенный для потребления 5% могущих себе позволить) являет собой самую передовую линию высоких технологий. Причём во всех направлениях потребительского рынка без исключения. Безусловно, фактор модности (бренда) сюда тоже вмешивается, но эта модность честно идёт рука об руку с технологиями, от которых дух захватывает. Не всегда, не везде, но идёт, и примеров тому множество.

Посему считаю, что Мэтью Иглесиас, мягко говоря, погорячился насчёт элитного потребления. По мне, так только такое потребление и является главным двигателем прогресса высоких технологий в аспекте их применения на потребительском рынке. Не случайно именно на элитном рынке первыми появляются все самые выдающиеся технологии, а уж затем, по мере удешевления производства, эти технологии спускаются на рынок массовый.

Безусловно, интенсификация потребительской активности 5% населения с самыми высокими доходами тормозит выход широкой экономики из рецессии, однако же на технологический прогресс отрицательно не влияет ни при каком раскладе. Скорее, только способствует.

К оглавлению

Технологии на страже кошмаров нашего будущего Сергей Голубицкий

Опубликовано 03 февраля 2014

Начнём неделю с беспристрастного анализа одного забавного происшествия, который, будем надеяться, подведёт нас к очень интересным выводам относительно информационных технологий и счастливого будущего человечества.

18 января 2014 года один технолюбивый американский dude, проживающий в столице штата Огайо городе Коламбусе (важное обстоятельство, между прочим, не позволяющее списать происшествие на деревенскую дикость, присущую американской глубинке), отправился в компании законной супруги в кинотеатр на просмотр свежей томклэнсианской тоскотни «Джек Райан: теория хаоса».

Dude был вполне себе респектабельным представителем среднего класса, за исключением одного обидного обстоятельства — опрометчивого использования «гуглгласса» (Google Glass). По этой причине с ним приключилась такая феерия, что я просто не в силах отказать себе в удовольствии и не воспроизвести дословно рассказ бедолаги:

«Я не хотел, чтобы “гуглгласс” отвлекал меня при просмотре, поэтому отключил его во время показа. Снять гаджет я не мог, потому что в нём установлены линзы с диоптриями.

Примерно через час после начала просмотра ко мне подошёл человек, предъявил нагрудный знак с каким-то гербом на нём, сорвал “гуглгласс” с моего лица и приказал “немедленно следовать за ним ”. Все выглядело очень унизительно, я вышел из зала и увидел у входа в кинотеатр 5–10 полицейских и сотрудников службы охраны шопинг-молла. Я попросил ещё раз показать мне нагрудный знак, чтобы прочитать имя сотрудника, а также попросил вернуть мне мой “гуглгласс”. И получил ответ: “Видите этих полицейских? Мы представляем здесь федеральную службу, и вы были пойманы с поличным в момент незаконной записи кинофильма”.

Я крайне удивился и попытался объяснить, что вышло недоразумение: я вовсе не планировал ничего записывать — ни законно, ни незаконно, а просто проводил субботний вечер со своей супругой в кинотеатре. Я также объяснил ему, что он забрал у меня довольно дорогой гаджет, который обошёлся мне в полторы тысячи долларов плюс ещё 600 за линзы с диоптриями. В ответ меня принялись обыскивать, после чего забрали мой личный телефон, мой рабочий телефон (оба были выключены), а также моё портмоне.

После 20–30 унизительных минут, проведённых перед входом в кинотеатр, меня и мою жену отвели в две раздельные комнаты в служебной зоне Истонского молла. Человек со значком ещё раз представился, однако продемонстрировал уже другое удостоверение. Его партнёрша тоже представилась, показав аналогичный нагрудный знак. Я был слишком взволнован и в тот момент не запомнил их имена (да и сейчас, 30 часов спустя, меня всего трясёт, когда я рассказываю об этом инциденте).

Далее на протяжении полного часа “федералы” говорили мне, что я ещё не арестован и речь идёт пока лишь о “добровольном интервью ”, однако если я откажусь от сотрудничества, то со мной произойдут очень неприятные вещи (интересно, насколько законно для представителей власти угрожать людям таким образом?). Все это время я лишь повторял, что в “гуглглассе” есть USB-порт, поэтому я не просто позволяю им, но даже настаиваю, чтобы очки подсоединили к компьютеру и убедились, что ничего, кроме личных фотографий моей жены и моей собаки, в них не хранится. Я также настаивал, чтобы они просмотрели содержание моих телефонов для окончательного прояснения обстоятельств, однако “федералы” отвечали, что сначала нам необходимо “поговорить”.

Они хотели знать, кто я, где живу, где работаю, сколько зарабатываю, сколько компьютеров у меня дома, почему я записываю фильм, кому собираюсь передать запись, и что лучшее в моем случае — это сразу сдать “своего босса”, потому что я лично их не интересую. Этот разговор шёл по второму, по третьему, по четвёртому кругу.

Я лишь отвечал, что ничего не записывал, что мой “гуглгласс” был отключён, однако они настаивали, что видели, как гаджет работал. Я объяснил, что во включённом состоянии в маленьком окошке очков светится огонёк, и предложил им это продемонстрировать, однако они запретили мне прикасаться к “гуглглассу” на том основании, что “я могу стереть все находящиеся в нём доказательства моей вины”.

Мне не хватило сообразительности сразу сказать, что при включённой всего на несколько минут записи “гуглгласс” сильно нагревается, а мои очки были холодными. Их интересовало, где я взял этот гаджет и кто мне его продал. Я ответил, что чуть ли не тысячу раз подавал заявку на участие в программе тестирования, и в конце концов Google меня выбрала, поэтому очки я получил от компании напрямую. Я предложил показать им квитанцию о доставке, которая хранится на портале Google Glass, если только они позволят мне выйти в интернет через любой компьютер. Этого, разумеется, никто мне делать не позволил.

Они поинтересовались, что Google потребовала от меня взамен очков, сколько заставила меня заплатить, а также — кто мой непосредственный руководитель и зачем я записывал фильм.

В конце концов пришёл ещё один сотрудник с ноутбуком и кабелем USB, и мне предложили в последний раз во всем добровольно признаться. Я в сотый раз повторил, что мне не в чем признаваться и что вышло большое недоразумение, после чего сотрудник ФБР подсоединил мой “гуглгласс” к компьютеру, загрузил на свой диск все мои личные фотографии и принялся одну за другой все их просматривать (притом что на всех файлах стоял временной штамп, и было сразу ясно, что в очках нет никаких документов, созданных во время просмотра кинофильма). Затем они взялись за мой телефон и спустя 5 минут объявили, что, судя по всему, я не совершал противоправных действий.

Я поинтересовался, почему они не проделали все эти процедуры в самом начале нашего общения, однако “федералы” вышли из комнаты, ничего не ответив. Затем в помещение вошёл человек по имени Боб Хоуп (он дал мне свою визитку) и сказал, что работает в Кинематографической ассоциации и у них серьёзные проблемы с пиратством именно в этом кинотеатре и именно с этим фильмом. Он вручил мне два пригласительных билета на просмотр, чтобы я “мог снова посмотреть эту картину”. Я поинтересовался, почему никто мне не сказал заблаговременно, что “гуглгласс” считается серьёзным пиратским гаджетом, поэтому я не имею права его носить в кинотеатре в первую очередь? И раз уж у меня не было с собой другой пары очков с диоптриями, я бы мог сесть, наверное, на пять–шесть рядов ближе к экрану, и тогда ничего бы не случилось. Боб лишь ответил, что к нему поступил звонок от сотрудников AMC Theater, а он, в свою очередь, связался с ФБР, а посему: “Вот вам ещё два бесплатных билета для просмотра фильма!” Меня бы вполне устроила фраза “Мне очень жаль, что все так вышло, и примите, пожалуйста, наши извинения”. Однако четыре контрамарки ввели меня в бешенство.

Сеанс начался в 19:45 вечера, а сейчас было уже 23:27. Получается, что три с половиной часа моей жизни и страхов, которых натерпелась моя жена (все это время она понятия не имела, что со мной происходит, и никто не озаботился ввести её в курс дела), по мнению Кинематографической ассоциации и федеральной полиции стоят 30 баксов. Следовало, наверное, подать на них в суд, но у меня нет ни времени, ни энергии, чтобы снова разбираться с тем, “кто мой босс” и почему “им нужен не я, а только big guy”, поэтому весь пар я выпустил в интернете, чтобы другие могли извлечь уроки из моего опыта».

Такова забавная история, которая увидела свет на портале the-gadgeteer.com. Я привёл её целиком не случайно, а по целому ряду важных, на мой взгляд, обстоятельств. Вы, наверное, думаете, что сейчас я опять заряжу свою любимую пластинку о Новом мировом порядке, Большом Брате и тоталитарных ужасах будущего, построенного на фундаменте «Закона о патриотизме»? Как бы не так!

Дело в том, что непосредственно сама фактура события не так интересна, как её семантика в социокультурном поле современного общества (об этом — чуточку позже). Поначалу я подумал, что перед нами стопроцентная «утка» — до того оригинальный текст рассказа (можете ознакомиться с ним по линку выше) переполнен лингвистическими и стилистическими маркерами, выдающими «сделанность» истории и стоящий за ней «маркетологический заказ».

Редакторы The Gadgeteer, однако, провели собственное расследование, связались с репортёром местной газеты «Columbus Dispatch», который, в свою очередь, сделал запрос в местное же отделение Министерства национальной безопасности (Department of Homeland Security) — и получил официальный ответ от некоего Халида Уоллса, сотрудника отдела сношений с общественностью ICE (U.S. Immigration and Customs Enforcement, Иммиграционной и таможенной полиции США). Этот ответ официально подтвердил факт инцидента, случившегося в AMC Theater вечером 18 января.

Некоторые сомнения вызывает у меня уместность участия ICE в подобных операциях, однако вроде бы подтверждается, что это подразделение уполномочено следить за цифровым пиратством и контрафактными товарами в контексте их пересечения государственных границ США (хотя мне и не понятно, где эти границы пересекались в столице Огайо).

Ещё одно подтверждение — на этот раз со слов Райана Нуна, представителя AMC Theater, подтвердившего звонок в Кинематографическую ассоциацию и МНБ, — можно найти в публикации на портале газеты Columbus Dispatch.

Итак, что мы имеем в сухом остатке? На одной чаше весов — официальные подтверждения от государственных и коммерческих структур, принимавших участие в инциденте. На другой — помянутый лингвистический и семантический анализ первоисточника, который выдаёт жёсткую целевую установку, пронизывающую весь форумный пост с первой строки до последней. О какой установке идёт речь? Вернее, установках, потому что их две. Первая — это чисто сенсационная страшилка в духе urban legend (помните Кэндимэна?), носящая развлекательный характер а-ля Coast To Coast Am. Вторая — это создание хайпа перед выходом на рынок «гуглглассов».

Так какая версия вам больше нравится? Та, в которой фигурируют тупые идиоты из Министерства национальной безопасности, бесы из Лиги борьбы с пиратством и ужасы Нового мирового порядка? Или та, в которой Google грамотно продаёт свой сенсационный товар?

Под занавес подброшу на чашу весов ещё одну «гирьку». Предположим, описанное событие и в самом деле случилось в реальности. Но даже в этом случае по-прежнему остаётся обилие лингвистических и стилистических маркеров, рассыпанных по тексту рассказа о событии. Что с ними делать?

Моя версия: маркеры рождены не усилиями маркетологов Google, а клишированностью сознания самого рассказчика! Пострадалец с «гуглглассом» (достаточно идиотичный сам по себе лемминг) живёт в обществе мифологических клише, и эти клише давно заменили в его сознании (и языке!) свободные формы мыслевыражения. Наш герой просто не в состоянии мыслить иначе как триггерными фразами, подсознательно заимствованными из фильмов, газет, телевидения и корпоративных пресс-релизов. В результате мы и получили иллюзию «маркетологической утки»! Но это, конечно, тоже лишь одна из версий :-).

К оглавлению

Два фильма о любви 2013 года как послесловие к книге Освальда Шпенглера Сергей Голубицкий

Опубликовано 08 февраля 2014

«— Наслаждаешься философией? — Обожаю её! Она так обогащает! Очень глубоко. Очень интенсивно. Оргазм предшествует сущности». Диалог Адель и Эммы в постели

Наша киносуббота посвящена двум очень интересным и очень необычным картинам, которые, несмотря на свежесть (обе — 2013 года), уже успели отметиться большими достижениями и большими скандалами. Представляю читателям «Жизнь Адель» («La Vie d'Adèle — chapitre 1 & 2», режиссёр Абделатиф Кешиш) и «Она» («Her» Спайка Джоунза»).

Начнём со скандалов. Не обязательно, кстати, воспринимать их буквально, как в случае с «Жизнью Адель», которую призывает лишить прокатного удостоверения в России за пропаганду педофилии «Лига безопасного интернета». Скандальность обоих фильмов — в их провокативности, которая, как я попробую сегодня объяснить, лукаво надуманная и искусственная. В реальности обе картины несут в себе совсем не то послание, какое способен ухватить поверхностный зритель. Последнее обстоятельство превращает и «Жизнь Адель», и «Она» в кино элитарное — вплоть до вызова.

Следствием «двойного дна» явилась поляризация оценок: абсолютный безоговорочный восторг профессиональных критиков, подкреплённый оценками коллег по ремеслу («Жизнь Адель» получила в 2013 году Золотую пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля, а также ещё 23 награды на различных форумах и фестивалях, а «Она» — только из наград последних двух месяцев — взяла три номинации «Золотого Глобуса» и пять (!) номинаций на Оскар), — и, с другой стороны, крайне негативное восприятие фильмов «уличной публикой».

Последнее обстоятельство требует уточнения: рейтинги обоих фильмов на портале IMDB у рядовых зрителей очень высокие (8.1 у «La Vie d'Adèle» и 8.4 у «Her»), зато опросы на выходе из кинотеатров дают удручающие результаты. Это, на мой взгляд, связано с тем, что пока ещё процент людей с традиционной сексуальной ориентацией является подавляющим, а оба фильма связаны так или иначе с извращениями, которые воздействуют на «уличную публику», как мулета на быка, из-за чего люди не в состоянии видеть на экране ничего, помимо раздражающего фактора.

Я не призываю читателей наступать на горло своим сексуальным принципам, а лишь сообщаю два объективных обстоятельства, о которых нужно помнить, прежде чем решиться на просмотр: помимо очень тонких и глубоких смыслов, скрытых на втором плане, «La Vie d'Adèle» содержит самое большое количество предельно откровенных лесбийских сцен, какое только зафиксировано в истории непорнографического кино, а «Her» в определённые моменты начинает граничить с такими извращениями, что становится совсем не по себе. Как вам диалог в процессе виртуального секса по VoIP: «Придуши меня дохлой кошкой!» — «Что?!» — «Дохлая кошка рядом с моей кроватью, придуши меня ею!» — «ОК, я душу тебя её хвостом!» :-) Если вас это не смущает, то смотреть картины настоятельно рекомендуется, хотя бы для того, чтобы понять магию киноискусства, способную пробиться сквозь иллюзию реализма, какой бы отвращающей она ни выглядела.

«La Vie d'Adèle» — это история 17-летней француженки (дебют очень искренней актрисы греческого происхождения Адель Экзаркопулос). На поверхности сюжета лежит её эволюция от гетеро- к гомосексуальности, а по сути перед нами эстетически безупречное художественное полотно, выдержанное до мельчайших нюансов в традициях великой национальной литературы XIX века (в первую очередь, конечно, Мопассана, Бальзака и Флобера). Поразительно, что за внешней скандальностью эротических сцен никто не заметил именно этого трепетного отношения режиссёра к французской классической школе прозы и поэзии! Тем более что по фильму повсюду разбросаны намёки на эти связи (чего стоит вся долгая линия с разбором на школьном уроке по литературе романа Пьера Мариво «Жизнь Марианны»).

Как только вы помещаете «La Vie d'Adèle» в правильный — литературный — контекст, так сразу же оказывается, что вся — абсолютно вся до последнего эпизода! — скандально-эротическая линия фильма превращается в более чем сдержанный и скромный ремейк европейской традиции, уходящий корнями в творчество Петрония Арбитра и Апулея. Скажем, на фоне Боккаччо или Чосера (о древнегреческих и римских поэтах, тем более о маркизе де Саде, даже не заикаюсь!) постельные забавы Адель и Эммы смотрятся пуританской купюрой.

Между тем зритель оказался шокированным, а наши болваны даже принялись лопотать о педофилии. (Какая, к черту, педофилия, если исполнительницам главных ролей 20 и 28 лет?!) Проблема неадекватного восприятия, к сожалению, давно лежит на поверхности: это отсутствие мало-мальски достойного эстетического образования. В России в XXI веке царит, как и 50 лет назад, совковая дикость, отказывающая в эстетическом всему, что связано с эротикой, а в Европе эстетическое вообще вытравлено дустом под напором физиологии и «научного» позитивизма (последнее обстоятельство, кстати, объясняет рациональное обоснование и оправдание сексуальных извращений, вплоть до инцеста, а также бешеный успех чистой порнографии, которая выродила эстетическую эротику до уровня половой физкультуры).

В подобных обстоятельствах объяснять «уличной публике», что фильм «La Vie d'Adèle» очень красивый и в нем режиссёр пытается рассказать просто о любви, а не призывает к сексуальной перверсии (архипоказателен в этом отношении эпизод знакомства Эммы с родителями Адель: на вопрос «Чем занимается ваш бойфренд?» Эмма спокойно отвечает: «Он бизнесмен. Но мы пока ещё не расписались»), совершенно бессмысленно. У «уличной публики» просто нет рецепторов для восприятия подобных истин. «La Vie d'Adèle» как порнография (со знаком плюс или минус, не имеет значения) — это сколько угодно. «La Vie d'Adèle» как тонкое и возвышенное художественное произведение, стоящее в одном ряду с лучшими образцами эротической мировой литературы, — даже не надейтесь!

Второй фильм — «Her», на мой взгляд, попроще. В нём рассказывается о том, как творчески одарённый, духовно чуткий и очень ранимый человек из недалёкого будущего (роль гениально исполнена Жоакином Фениксом!) влюбляется в операционную систему с искусственным адаптивным интеллектом. Его ОС «Саманта» разговаривает со своими пользователями человеческим голосом, и чувства главного героя легко понять, потому что это умопомрачительный голос Скарлетт Джоханссен (которая сама себя в фильме и озвучила :-) ).

Если абстрагироваться от эксцентричности компьютерных обстоятельств, то эволюция чувств в «Her» развивается весьма и весьма традиционным образом. Как в каких-нибудь «Шербурских зонтиках» или «Мужчине и женщине». «Саманта» удивительно тактичная, эротичная, умная, образованная, практически совершенная (как и полагается AI!) женщина, которой недостаёт лишь малого — тела (но даже это препятствие на определённой стадии отношений «Саманта» пытается устранить — правда, безуспешно). В остальном — все традиционно. Поэтому зритель, как только привыкает к «специфике» (а происходит это довольно быстро: магия искусства!), начинает слегка скучать, потому что развитие действия банально, отношения традиционны, а трепетность и тонкость героя Жоакина Феникса обыграна в истории кинематографии миллионократно.

Что же общего между «La Vie d'Adèle» и «Her»? Что заставило меня рассматривать эти внешне мало похожих друг на друга фильма в одном эссе? Отвечу легко: «La Vie d'Adèle» и «Her» объединены общим знаменателем — окончательной и бесповоротной констатацией заката западной цивилизации. К своему финалу эта цивилизация шла долго и упорно, решительно сметая на своём пути все уловки и иллюзии, которые услужливая природа-матушка мудро расставляла на каждом шагу, пытаясь удержать человека от Страшного Прозрения. Если Восток рассудительно согласился поддержать природу (если хотите — Бога) в общем спектакле, принял иллюзию на веру и научился жить счастливо и добровольно со всеми шорами на глазах, то Запад, наделённый жаждой Прометея и неистребимым зарядом богоборчества, решил идти до конца по пути самопознания, который, в конце концов и привёл западного человека сначала к саморазрушению (XVIII–XIX века), а затем и к полному самоуничтожению (начиная со второго десятилетия XX века: не случайно «Закат Европы» Освальда Шпенглера увидел свет в 1918 году).

«La Vie d'Adèle», и «Her» — это печальные иллюстрации post mortem, когда цивилизация уже умерла и разложение идёт полным ходом, когда мир не может уже очаровать в непосредственно чистом виде, когда для получения удовольствия и возбуждения банальных чувств — любви, радости общения, жажды познания и проч. — приходится идти на немыслимые ухищрения, потому как без этих ухищрений, уж простите, ни у кого давно «не стоит». Правда, Запад не унывает, и даже такую «жизненную» проблему, как эректильная дисфункция, Прометей давно сумел эффективно снять — с помощью научного прогресса и химии!

P.S. Если абстрагироваться от общего трупного знаменателя, то фильмы «La Vie d'Adèle» и «Her» просто замечательные :-). Как, впрочем, замечательно любое подлинное искусство. P. P.S. Решил специально не использовать скриншоты сегодня, дабы визуальным рядом не отвлекать читателей от текстовых смыслов :-).

К оглавлению

7 февраля 2014 года — день истины, определивший вектор самосовершенствования Сергей Голубицкий

Опубликовано 07 февраля 2014

На сегодня у меня была запланирована бомба, потенциал которой я попытался вложить в название — «Окончательный вердикт по Bitcoin’у, или Что общего между пиастром ЛГБТ и кольцом Саурона?». Я давно уже внимательно слежу за развитием этой криптовалюты и полагаю, что мне удалось-таки генерализировать набор фактов, достаточных для более или менее точного определения места этой криптовалюты в контексте не только современного финансового мира, но и всей исторической и геополитической конъюнктуры. Ни много ни мало :-).

Можете себе представить, каким тротиловым эквивалентом должна обладать альтернативная тема, чтобы заставить меня отодвинуть в сторону горячий биткойновский пирог?! Однако ж такая тема нашлась! Посему переношу пиастры и кольца на понедельник (благо никуда от нас не убегут), а сегодня мы разберёмся с рядом событий на отечественном фондовом рынке, которые не просто типизировали самую суть национальной ментальности, но и подсказали чёткое направление для дальнейшего нашего самосовершенствования. Понимаю, что звучит патетично, но надеюсь, что сумею обосновать своё заявление фактами.

Сегодня я весь день провёл на фьючерсной бирже. Собственно говоря, я и так провожу там постоянно много времени, но сегодня — случай особый. Дело вовсе не в том, что у меня там открыты беспрецедентно большие позиции («длинные» в индексе РТС — сообщаю в качестве дисклеймера, дабы не возникало кривотолков), а в том, что день и в самом деле особенный.

На самой поверхности лежит событие, которое должно было полностью предопределить развитие событий на русской бирже, — открытие Олимпиады в Сочи. Исторически в 8 случаях из 10 фондовый рынок страны — хозяйки Олимпиады взмывал вверх на волне патриотического оптимизма и держался достойно по крайней мере на протяжении всего спортивного праздника. После окончания Олимпиады положительная инерция длилась ещё некоторое время, и далее инициатива переходила в привычные руки: страх и жадность, обусловленный текущей экономической конъюнктурой.

Однако открытие Олимпиады — это лишь самая малая часть факторов, которые просто требовали от российской биржи если уж не беспрецедентного спурта, то хотя бы достойного поведения. Скажу больше: отношение положительных факторов к негативным накануне открытия российской биржи утром 7 февраля было 9 к 1! Вот они. — Абсолютная Положительные факторыперепроданность отечественного фондового рынка, которая произошла в результате исхода иностранных инвестиций со всех развивающихся рынков одновременно (Индии, Бразилии, ЮАР, России, Турции, Мексики, Индонезии и т. д.) и была подкреплена сильнейшей биржевой коррекцией на азиатских, европейских и американских площадках. Само по себе состояние перепроданности свидетельствует о кульминационном этапе медвежьего рынка, но никак не о его окончании. В перепроданном состоянии рынок может пребывать неделями и месяцами. Для того чтобы появился повод говорить об изменении ситуации, требуется существенный слом тенденции. И этот слом случился в начале недели (3 февраля), когда российский рынок — опять же следом за остальным миром — оттолкнулся от опасных значений и скорректировался до состояния, когда появился чёткий сигнал об изменения тренда. Вот как выглядели события последних двух недель на графике:

Сигнал о перепроданности рынка и позитивном сломе тренда дали все недельные осцилляторы (на графике простой stochastic с недельным шагом):

— Техническое завершение перепроданного состояния — лишь самое начало. Следующий по значимости позитивный фактор — остановка обесценивания рубля, обстоятельство, которое сильно давило, в частности, на индекс РТС (из-за фьючерсов, исчисляемых в долларах). Последние дни рубль укреплялся, создавая приятный фон для роста фондового рынка.

— Позитив №3 — остановка падения цен на нефтегаз (мать-труба, как известно, единственная опора российской экономики), которая хоть и временная, но опять же должна создавать положительный фон в светлый день календаря.

— Позитив №4 — хитрая ситуация на американском рынке, которая для рынка российского при любом раскладе является win-win. Сегодня в 17:30 по московскому времени должны были опубликовать январскую статистику с американского рынка труда. Если данные выходят положительными, то с российского горизонта устраняется вообще последний отрицательный фактор — и можно смело радоваться Олимпиаде. Если данные выходят негативные, то... тоже можно радоваться, потому что ухудшение экономической обстановки в США автоматически будет означать ослабление оттока инвестиций в рынки развивающихся стран, в том числе — в российский!

— Позитив №5 — Олимпиада, черт подери! В любой нормальной стране это серьёзнейший стимул для эмоционального подъёма. Иначе какого лешего грохнули $51 млрд в фабрики искусственного снега?!

Собственно говоря, я по ходу дела их уже раскрыл (см. выше). Девальвирующий рубль (что, между прочим, хорошо для развития национальной экономики, хотя и плохо для населения!), продолжение исхода иностранных инвестиций да продолжение коррекции на американском рынке. Все эти факторы, однако, совершенно не сиюминутны, будут отыгрываться долгое время и уж никак не должны были сказаться на сегодняшнем поведении фондового рынка. Как же он себя вёл?Отрицательные факторы

Основные торги на момент написания этой статьи уже завершены, продолжаются торги на срочном рынке, которые потенциально предопределят открытие в следующий понедельник. Вот как все это сегодня выглядело:

Для удобства комментариев обозначил ключевые моменты цифрами. Итак…

1. Когда рынок открылся лёгким падением, ещё казалось, что мы пребываем в состоянии аккумуляции, которая технически возникала после спурта в среду и четверг. Казалось, ещё чуть-чуть — и рынок вспомнит о красном дне календаря и порадуется вместе с родной страной. После обеда стало ясно, что российскому рынку на Олимпиаду чихать с высокой колокольни и он ждёт подсказок из-за океана. Надо так понимать — того самого отчёта об американской безработице в январе. Забавно, что весь день росли рынки Тихоокеанского региона, росла Европа, но только не биржа России, у которой один хозяин, и вы его знаете.

2. Выходит американская статистика — и данные получаются неоднозначными. С одной стороны, число новых рабочих мест оказывается ниже ожидаемых, с другой — уровень безработицы сокращается до абсолютного минимума. На чисто животном и бездумном страхе фьючерсы на американском рынке обваливаются (торги в США на тот момент ещё не начались), а следом за ними рушится в преисподнюю и российский рынок.

3. Ровно через пять минут происходит фантастическая реверсия, и рынок не просто восстанавливается, а взлетает под самые небеса! Думаете, это русские трейдеры вспомнили об Олимпиаде?! Я вас умоляю! Это резко развернулись на положительную территорию американские фьючерсы! Просто там сообразили, что низкая безработица — это хорошо само по себе, а сокращение новых мест вызвано не стагнацией, а именно снижением спроса (той самой безработицы). А главное — Федеральный резерв раньше обещал, что не будет повышать процентную ставку ни при каких обстоятельствах, особо оговорив случай с дальнейшим снижением безработицы. То есть печалиться не о чем и можно продолжать коррекцию (это в Америке).

4. Перед самым закрытием основной сессии на российской бирже котировки опять начали проседать, из чего стало окончательно ясно, что торжественное открытие Олимпиады для россиянских трейдеров — это абсолютный non-event. Плюнуть и растереть — в прямом смысле слова. Эта догадка подтвердилась на торгах срочного рынка, когда случился новый обвал: обвал, обратите внимание, на АБСОЛЮТНО позитивном фоне! То есть нет вообще ничего, чтобы могло оправдать это позорное поведение финансового рынка России. Ничего, кроме одного: этот рынок — чистейшей воды «пятая колонна» и русским называется лишь по недоразумению.

Что будет дальше? Это-то как раз сомнений не вызывает: разумеется, рынок восстановится и продолжит рост. Ясное дело, что не из-за Олимпиады, а по чисто техническим показателям, которые правят на нашем рынке железной рукой (что, в общем-то, замечательно в плане потенциала для заработка).

Вопрос, однако, не об этом. Вопрос о том, что будет дальше со страной, в которой живёт такой вот народ?! Неделю назад я написал у себя в «Твиттере», что в условиях тотального негативизма, отравившего нацию, у российского фондового рынка, кажется, не осталось ни одного повода к оптимизму, кроме Олимпиады:

Читателям мысль не понравилась:

И тут уж я не выдержал:

Это и есть тот вектор, который один и должен приниматься во внимание, если только мы ещё не потеряли надежду на спасение. Нет никакого кризиса вовне, есть лишь кризис в голове русского человека! Нет никаких вредителей, нет никаких вселенских врагов, озабоченных уничтожением Великой Руси! Есть только один Архивраг — проклятый тотальный негативизм, отравивший нацию!

Кто мешал русским трейдерам радоваться Олимпиаде?! Барак Обама? Жидомасоны? Мировое правительство? Иллюминаты? Рептилии? Мешал проклятый негативизм! Вот за что нужно сажать на нары, а не за гомосексуальные фантазии!

К оглавлению

Будут ли проблемы у пользовательского софта в 2014 году? (по мотивам прогноза Тима Брея) Сергей Голубицкий

Опубликовано 06 февраля 2014

Сегодня мы пообсуждаем что-то родное и тёплое: гиковы слезы и программерские муки. В качестве исходного материала я выбрал очень резонансную публикацию Тима Брея, мастодонта компьютерной индустрии, начинавшего на рубеже веков в Antarctica Systems, затем отдавшего 10 лет жизни сначала Sun Microsystems, а потом Google (где и числится в штате поныне).

Тим Брей — жжёный программист с 30-летним опытом, наделённый совершенно уникальным талантом философского осмысления бытия. Признаюсь, других таких я вообще не встречал по жизни — ни в виртуальности, ни наяву. Гениальных программистов — сколько угодно! Гениальных метафизиков — меньше, но тоже есть. Но так, чтобы в одном флаконе и то и другое, — можно пересчитать на пальцах одной руки. Тим Брей один из них.

Пост, послуживший отправной точкой для нашего осмысления, называется весьма незамысловато — «Software 2014», что не помешало Тиму Брею в паре тысяч знаков разложить по полочкам всю проблематику современного софтостроения. Сделал он это с позиции программиста, поэтому оставляю профессиональной части аудитории насладиться нюансами технотронного жаргона самостоятельно по линку выше (бо не смею в калашный ряд :-) ), сам же попробую оценить ту же ситуацию, однако ж с другой стороны баррикад — пользовательской. То есть «Software 2014» глазами не программиста, а потребителя.

Синопсис концепции Тима Брея сводится к простой истине: код на серверной стороне выглядит восхитительно, код на стороне клиентской — приближается к катастрофе. Обосновывает свою позицию программист-философ следующим образом.

Server-side Programming:

— Все технологии отшлифованы десятилетиями интенсивных разработок и являют собой сегодня упорядоченный мейнстрим, объединённый важной характеристикой: независимо от языка программирования, среды, фреймворка и библиотек серверные программы универсально ориентированы на HTTP: они этот протокол понимают, умеют на нем общаться и создают на его основе API.

— Универсальность серверному программированию обеспечивает всеобщее признание схемы использования шаблонов проектирования Model-View-Controller (MVC, модель – представление — контроллер). Несколько портят картину языки PHP и Spring («Кое-кто ещё пытается писать на них важные приложения, но их давно уже никто не принуждает к такому выбору»).

— Существует большое число языков программирования, пригодных для создания серверных приложений, которые с лёгкостью справляются с главным трендом 2014 года — масштабируемыми системами.

Ну и так далее. Картина, одним словом, замечательная. Совсем другой коленкор —

Client-side Programming:

— Главная причина кошмара, связанного с написанием программ, которые исполняются не на сервере, а на клиентском оборудовании, кроется в одном слове — mobile! В самой мобильности, ясное дело, нет ничего предосудительного — чудовищна лишь современная реализация этого понятия. А именно: для того чтобы создавать по-настоящему универсальный мобильный клиент, программисту требуется писать три разных кода — для Web, для iOS и для Android. Перейти от одного к другому автоматически не получается, нужно именно что писать три разных программы.

— И iOS, и Android по гамбургскому счету — ужасные операционные системы хотя бы потому, что нужно пользоваться ужасными языками — Java или Objective-C. К ним можно привыкнуть, их можно принять на веру, с ними можно примириться и даже — полюбить, но это всё — от безвыходности. Эта любовь сродни любви заложника к захватившему его террористу (стокгольмский синдром). Можно, конечно, писать приложения на HTML5, но это такой же паллиатив, особенно на фоне возможностей, существующих для server-side программирования.

— Цикл обновления на мобильных платформах чудовищный. В случае с iOS речь идёт о днях, на Android — о часах. Тим Брей предлагает сравнить процедуру обновления с приложениями, основанными на браузерах (несколько секунд), чтобы понять критичность этого недостатка мобильных экосистем («Вы обнаружили в своём приложении баг, который ведёт к потере данных, нарушению целостности пользовательского аккаунта и подрыву безопасности клиента? Sucks to be you — хреново быть в вашей шкуре!»).

— Мобильному «железу», с которым приходится работать, хронически недостаёт памяти, мощности ЦПУ и заряда батареи.

— Количество формфакторов на рынке приближается к бесконечности, и с каждым днём ситуация становится ещё хуже.

— Как ни банально это звучит, заработать программисту на мобильных приложениях очень и очень сложно: «Apple постоянно говорит о миллиардах и миллиардах долларов, которые они выплачивают в своём App Store программистам, почему же тогда я лично не знаю ни одного, кто бы зарабатывал серьёзные деньги на мобильных приложениях?»

— Ну и далее по мелочам: JavaScript sucks, браузерные API suck, CSS sucks, а все вместе сводится к уже прозвучавшему — Mobile sucks! А вместе с ним — suck и всё клиентское программирование.

Из всего сказанного Тим Брей делает сакраментальный вывод: 2014 год продолжит оставаться для серверного программирования стабильной, отлаженной и приятной средой; что касается клиентского программирования, то сказать ничего определённого невозможно, потому что рамках существующих экосистем выхода не заметно.

Попробую оценить эту реплику профессионала с позиции профана, то есть того самого бедолаги, расположенного с клиентской стороны баррикады, ради которого стараются Тим Брей и его соратники. Слово «пользователь» происходит от глагола «пользоваться», а это действие, как вы понимаете, не предполагает заглядывания под капот. Вот моя машина, я в неё сел и поехал. Я хочу только одного — чтобы в ней ничего не ломалось и мне было в ней комфортно. Как там внутри у моей машины всё устроено, какие технологические процессы были задействованы, какие уникальные разработки использованы, меня как пользователя не интересует в принципе. Соответственно, и страдания Тима Брея как программиста мне фиолетовы. В конце концов, если программист этим занимается — значит ему либо интересно, либо выгодно.

Что меня как пользователя может не устраивать в клиентских программах в целом и в мобильных в частности? Можно, конечно, повыпендриваться и побрюзжать на «тоталитаризм» iOS, можно возмутиться бесхозной энтропией Android, можно даже изобразить из себя «продвинутого пользователя» и возбухнуть на громоздкую и тормозную Java, однако реальность такова, что пользовательский софт даже в его сегодняшнем виде тысячекратно зашкаливает потребности 99% этих самых пользователей!

Причём зашкаливает по всем параметрам: и по разнообразию, и по качеству исполнения, и по функциональности, и по диапазону цен, и по мере интеграции в экосистему (любую — что iOS, что Android). Пользователи планеты Земля давно уже получили всё, что только могут пожелать в ближайшие 10 лет. И дай-то бог, чтобы они могли освоить одну миллионную часть того, что уже существует в ближайшие 50 лет.

Собственно говоря, сказанного достаточно для того, чтобы сделать «пользовательский» вывод по пророчеству Тима Брея: все эти причитания матерого программиста-философа о беспросветности программирования client-side сублимируют не изъяны языков, API, экосистем и существующей мобильной парадигмы, а изъяны эволюции! В том смысле, что мы давно уже достигли такой стадии развития пользовательского программирования, после которой всякая дальнейшая работа (за исключением косметики) является избыточной.

Я внимательно слежу за всем существующим в мире софтом, написанным и для Windows, и для Mac OS X, и для Android, и для iOS. И слежу уже как 24 года! И вот что я вам скажу: за последние 10 лет не произошло никакого качественного улучшения того, что уже было достигнуто! Менеджеры задач, редакторы, органайзеры, PIM’ы, браузеры, календари, файловые менеджеры, чат-клиенты, видеоклиенты, всё-всё-всё сегодня ничуть не лучше, чем было 10 лет назад (а Skype — так и хуже :-) ). Больше рюшечек, больше свистелок, больше избыточного и бесполезного лжефункционала (и все это за счёт утяжеления кода и усиления жоркости до «железа»), но ничего принципиально нового и интересного. В 2014 году я бы прекрасно мог продуктивно работать и удовлетворять свои чисто пользовательские (не профессиональные) запросы на любой компьютерной системе с тем же софтом, который у меня был в 2004 году.

Следовательно, Тим Брей лукавит. Все его чисто программерские проблемы — это фикция в глазах потребителя. Просто коллегам Тима Брея по гамбургскому счету давно пора менять профессию. Слишком уж много развелось программистов в сфере пользовательского софта, и им просто там нечем заняться. Разве что — взять и с нуля переделать этот жуткий, дикий и уродливый КОМПЬЮТЕРНЫЙ КОСМОС, созданный отцами-основателями до того криво, до того перректально и без малейшей оглядки на будущее, что аукнется ещё не одному поколению.

К оглавлению

Весеннее обострение мыловаров Леха Андреев

Опубликовано 06 февраля 2014

Стрельба в московской школе, повторившая ряд сходных американских инцидентов, вызвала очередное и очень предсказуемое обсуждение влияния компьютерных игр на детей. Даже до Госдумы дошло. Я не стал бы об этом писать (потому что «всё уже сказано»), если бы не странный рикошет этой истории в российскую ИТ-сферу — увольнение директора по маркетингу игрового подразделения Mail.Ru Михаила Кочергина.

Выгнали его за то, что он в Госдуме пожаловался на засилье иностранных, особенно китайских производителей в компьютерных играх: дескать, именно они своими вражескими танками портят наших детей. Идея старая, однако такими словами Михаил запалил собственного работодателя — африкано-китайскую компанию Mail.Ru, у которой есть именно китайская игра Ground War: Tanks. И в свете этого события я хочу озвучить точку зрения, которой вы, скорее всего, ещё не слышали в спорах о вреде компьютерных игр.

Для начала пара фактов. Первый: в начале этой недели в Москве случился резкий скачок температуры — с минус 20 градусов потеплело до нуля. Это, по сути, мартовский феномен, который обычно сопровождается самыми разными «весенними обострениями» (да-да, включая и приступы агрессии, и неожиданные увольнения). Многие люди и даже кошки об этом догадываются, но мало кто способен сказать об этом ясным и чётким языком цифр, прогнозов и превентивных мер. Термин «терморецепция» даже не удостоился отдельной статьи в русской Википедии.

На Западе, где ещё существует наука, ситуация чуть лучше. В прошлом году в журнале American Journal of Preventive Medicine опубликовано одно из первых исследований, доказывающих сезонный характер целого ряда (более десятка) психических заболеваний. Для исследования использовался массив поисковых запросов Google по симптомам этих заболеваний за 5 лет. Выявлены пики, построены графики трендов — в общем, Big Data во всей красе. И можно заранее понимать, когда начнутся истерики, депрессии и прочие странные выходки.

Факт второй, из противоположной области. Почти все новости Рунета, посвящённые влиянию компьютерных игр (как за, так и против), написаны идиотами, которые никогда не имели дела ни с лонгитюдными исследованиями, ни с «большими данными». Хотите проверить? Да возьмите любую такую новость, докопайтесь до первоисточника. Это будет пресс-релиз какого-нибудь психологического института, где рассказывается про одноразовый постановочный тест с тридцатью студентами. Ну ладно, в некоторых случаях студентов будет не тридцать, а целых тридцать шесть. И тестов с ними проведут не один, а два. Лишние полчаса. Сильная наука, да?

А теперь — пример серьёзного исследования, немного по другой теме, но являющегося хорошей иллюстрацией к вопросу о том, где кончаются врождённые качества и начинается тлетворное влияние среды.

Несколько лет назад нейробиологи заговорили о «гене авантюризма». У носителей этого гена — а точнее, у их нейронов — снижена чувствительность к нейромедиатору дофамину, который отвечает за удовольствие; это такой «сигнал счастья», используемый мозгом для закрепления правильных решений. Людям с «геном авантюризма» не хватает этого сигнала в нормальных условиях, требуется больше ярких впечатлений. Они постоянно стремятся к какой-нибудь новизне.

Но форма этой «новизны» — бандит, спортсмен, брокер или путешественник — бывает очень разной. И похоже, что это как раз определяется влиянием окружения. Лонгитюдное исследование, проведённое в Калифорнийском университете, состояло в том, что группу американских школьников на протяжении многих лет тестировали по разным параметрам. В частности, в начале исследования им предложили записать имена своих друзей. Через несколько лет в той ж группе провели опрос по политическим взглядам.

Выяснилось, что само по себе наличие «гена новизны» не коррелирует с политическими убеждениями. А вот вместе с числом друзей видна зависимость: если человек с таким геном имел много друзей в юности, он, скорее всего, будет либералом. То есть его «поиск новизны» принимает форму борьбы за права. Детали исследования можно посмотреть здесь:

При чём тут вред компьютерных игр? А ситуация ровно такая же. Есть «хардовые» факторы, такие как генетика или уже упомянутое влияние климата на чувствительную психику. Но есть и разнообразные формы выражения этих проблем в реальных поступках — и вот здесь массмедиа и компьютерные игры вполне могут задавать ролевые модели.

Но насколько долгим должно быть воздействие, насколько массовым может быть эффект? Всё это требует проверки на серьёзных исследованиях. Иначе начинается сражение баянов. Скажем, я приведу поразивший меня пример — игру Тома Клэнси Ghost Recon, которая вышла в 2001 году. События игры начинались в апреле 2008 года с конфликта в Южной Осетии, где герои (американские «Признаки») помогают «законному грузинскому правительству» подавить «повстанцев», а затем сражаются с «русскими оккупантами». Очень похоже на то, что реально происходило в 2008 году, правда? Значит, игроделы вместе со спецслужбами запрограммировали реальную войну за семь лет до конфликта!

Но я уверен, что на этом месте у каждого читателя найдётся противоположный, позитивный пример. Что-то в духе «Племянник моего шурина выучил английский с помощью Warcraft и теперь открыл собственный центр разговорного английского в Англии». Нашлось, да?

Вот это ужасно задолбало: однообразные споры «вредит — не вредит» на основе одиночных примеров. Причём ведут эти споры образованные люди, даже с высшим техническим образованием.

И потому особенно позорной кажется мне история про Mail.Ru, с которой началась эта колонка. Ведь эта компания кичится своим лидерством в Рунете и обладает огромными массивами персональных данных. Тех самых, из которых при желании можно добыть вполне научные выводы по многим упомянутым здесь вопросам. И про влияние климата на психику, и про корреляцию геймерских привязанностей с другими качествами человека.

Вот что стоило бы озвучивать в Госдуме, вместо того детского сада, который они устроили — и косноязычный рекламщик Mail.Ru, и уволившее его руководство. Люди, которые могли бы своей аналитикой предотвращать весенние обострения психозов, сами явились примером говорящих овощей. Вы всё ещё верите, что эту индустрию можно называть «информационной»?

К оглавлению