Цугцванг

Глава 6. Бомба и последствия. Амелия

18; Ноябрь

Я не особо хотела смотреть на результат, но сделала это исключительно из-за Стаса — мне не хотелось его обижать. Каре было не коротким, чуть выше плеч, смотрелось неплохо, а в благодарность я кивнула и отошла от зеркала, снова присев на то самое кресло. Думаю, что они переглядывались у меня за спиной, но я больше не отвечала взаимностью, мне было плевать. Я даже не хочу слушать разговора, который идет в прихожей, но слышу — они говорят тихо, но не смотря на «великолепную шумоизоляцию», до меня долетает каждое слово.

— …Так это она и есть? — тишина, но Стас усмехается, — Красивая. И не похожа на свою сестру.

«Просто блеск…он тоже в курсе…»

— Надеюсь, Макс, ты понимаешь, что делаешь.

— Никому ни слова.

— Я твой друг, а значит могила. И на этих правах дам тебе совет: извинись.

— Еще чего?

— Ты ей соврал.

— Пройдет.

— Не думаю. Судя по тому, как она на тебя реагирует…

— Она перебесится.

— Хах, узнаю старого, доброго Макса. Ты спал с ее сестрой, а она ни сном, ни духом.

— С ее сестрой много кто спал.

— Но не они ей врали.

— Она меня любит.

— Помнится, что мы вели подобный разговор много лет назад…

— Они разные.

— Они — женщины. Либо исправь всё, либо отпусти.

— Стас, я не могу ее отпустить.

Многозначительная пауза, после которой слышится еще один смешок.

— Конечно не можешь. Если что-то понадобится…

— Ты на связи.

— Именно, Алекс, именно.

Мне режет слух эта кличка, а вместе с тем я делаю сразу несколько выводов. Во-первых, человек, который меня только что стриг, видел меня голой, потому что судя по всему в курсе всего, а судя по интонациям и паузам, он в курсе всего. Во-вторых, раз они говорят только об одной части этого «всего», Максимилиан не знает, что и я в курсе всего. И в-третьих, он меня не отпустит.

Последний вывод приводит в ужас, и я не совсем понимаю, в чем причина? Что-то подсказывает, что за всеми этими ширмами кроется что-то, что мне еще предстоит выяснить, и так как я слишком глубоко погружаюсь в анализирование ситуации, не замечаю, как он подходит сзади, а очухиваюсь слишком поздно. Максимилиан запускает пальцы мне в волосы и жестко дергает назад так, чтобы я смотрела ему в глаза. От неожиданности, давлюсь воздухом и хватаюсь за его запястье, но моя хватка по сравнению с его силой — ничто. Он ее даже не замечает…

— Знаю, что ты слышала разговор.

Молчу. Отрицать и не думаю — это бессмысленно. Максимилиан это понимает сразу, усмехается и кивает.

— Отлично, значит избежим недопонимания. Во-первых, я не собираюсь извиняться ни за что.

Это меня разочаровывает. Не скажу, что извинения что-то изменили, но услышать их не минус точно.

— …Это мое прошлое, какое есть. Смирись.

Подтверждаю второй вывод: он не знает, что мне известно гораздо больше, чем его постельные игрища с моей сестрой. Будь дело только в этом, я бы относилась проще. Он этого, видимо, не понимает.

— Во-вторых, ты останешься здесь столько, сколько этого потребует ситуация, так что не беси меня. Будет так, как я сказал. Дело не в том, что я боюсь за свою репутацию, дорогая. Я трахнул столько баб, сколько ты себе представить не можешь, и никогда этого не скрывал. Ты достигла возраста согласия, да и сама пришла ко мне — мне нечего бояться. Но если у тебя есть вопросы, можешь их задать. Вполне возможно, я даже отвечу.

Но я молчу. Я все знаю, и мне не надо красивой лжи, к тому же он выдает ее сам через мгновение.

— Тебя интересует зачем я врал? Столько времени притворялся? Знаю, что ты видишь кое какие отличия, и ответ прост и до смешного банален: мне было любопытно.

«Ну конечно…и на что я рассчитывала?!» — не знаю, но рассчитывала же.

— …Вы сестры, я хотел знать насколько вы разные, но сейчас дело гораздо серьезнее моего любопытства. Ты — залог того, что Лилиана сделает кое что, что мне необходимо. Интересно послушать о чем я? Тогда спроси. Сло-ва-ми.

Снова это происходит — он пытается меня заинтересовать и разговорить, чтобы потом выкрутить ситуацию в свою пользу. Я то знаю. Во время наших «отношений» он часто так делал: был виноват сам, но мы говорили, и по итогу в дураках оставалась я. Он слишком умный манипулятор, но и я не дура, чтобы на это вестись, накушалась. Отвожу взгляд, и Максимилиан наконец отпускает меня, но лишь чтобы стать еще ближе: встает коленом на кресло, приближается и шепчет на ухо.

— Меня поражает твоя принципиальность, милая, но мы оба знаем, что ты проиграешь. Я всегда получаю все, что я хочу.

Все в купе, начиная с правды, которая слетает с его губ, заканчивая тем фактом, как жестко он меня обманул и использовал, дает неожиданный результат. Моя гордость поднимает голову и вместо того, чтобы мне опять забиться в себя, я вдруг плавно поднимаю нос и бесстрастно смотрю перед собой. Гордо. Мол, ага, сейчас, посмотрим еще, кто кого. Это его опять веселит. Максимилиан приближается, касаясь щеки губами, а потом бархатно, тихо шепчет.

— Есть еще кое что, что ты должна знать…

Снова внутри прыгает. Я понимаю, что все еще надеюсь на хоть грамм чего-то хорошего, но Максимилиан не собирается давать мне ничего хорошего, только очередную бомбу.

— …Мне известно, что твоя мать жива.

Я расширяю глаза и резко поворачиваюсь на него, вот где совершаю ошибку. Он тут же хватает меня за нижнюю челюсть и крепко целует. Грубо, сильно, без капли нежности или какой-то заботы, причиняя боль. Я пытаюсь его отпихнуть, но я слабее, и он этим пользуется. Укладывает меня на лопатки, подминает под себя, а я в панике вдруг со всей силы кусаю его за нижнюю губу. Это мой единственный путь к спасению, и он работает. Наследник отстраняется, касаясь места укуса, у него идет кровь, а я пользуюсь моментом, когда он не так твердо «стоит на ногах», и отпихиваю от себя. Получается освободиться совсем, и я панически отползаю назад, вдавившись всем телом в спинку кресла. Подтягиваю ноги к груди. Смотрю волком. Максимилиан на меня с привычной, характерной для него усмешкой.

— Тебе нравится пускать мне кровь?

Молчу, тяжело дыша. Слезы срываются с дрожащих ресниц, но я их не вытираю. Я оплетаю руками свои ноги, чтобы от страха не распасться на куски, стараюсь угомонить тремор, смотрю на него, как на врага народа, и он вздыхает.

— Видел ее в ДТЮ после Белого бала. Я за тобой следил. Извини.

«Твою мать…»

— Не волнуйся, я никому не сказал. Пока точно. Хочешь, чтобы так было дальше?

Слегка киваю. Его это улыбает — нащупал таки слабое место, мудак…

— Зачем все это? Из-за отца? — молчу, но он не настроен терпеть и цедит сквозь зубы, — Лучше отвечай.

Киваю.

— Я догадался. Мой отец может быть очень настойчивым…Делай, что тебе сказано, и я — могила. Прекрати трахать мне голову и смотреть так умоляюще — ты никуда не уйдешь. Все очень просто. Попробуешь сбежать, я пойду к Властелину мира с отвисшими яйцами и все ему расскажу.

Только в этот момент я в полной мере осознаю, о чем говорила Оксана. Передо мной сидит расчётливый манипулятор и мудак, который ничем не поскупится ради своей цели. Что мне делать? Это же отсутствие выбора, и я соглашаюсь, а будто продаю свою душу, кивая.

— Нет, так не пойдет. Изъясняйся нормально. Сло-ва-ми.

— Я согласна, — еле слышно шепчу, закрывая глаза, — Я не буду пытаться сбежать.

— Хорошая девочка.

Горячие пальцы касаются моей лодыжки, и я очень хочу отстранится максимально, но стоит мне только об этом подумать, как я получаю предостерегающий взгляд. Мол, не дергайся. Поэтому терплю, стойко, даже когда касания начинают движение вверх. Максимилиан хмурит брови, он не смотрит мне в глаза, а только следит за тем, что делает, пока не доходит до плотно сжатых рук. Коротко бросает на меня взгляд, снова опускает его и силой расцепляет замок. Я совсем чуть-чуть сопротивляюсь, потому что мне страшно, что последует за тем, как, наверно, последний рубеж падет — я же остаюсь буквально без защиты, пусть мои сцепленные ладони и не являются такой уж надежной защитой.

Максимилиан снова цепко следит за своей рукой, которая переходит мне на колено, но когда она ползет еще выше, я честно непроизвольно пинаю его, за что тут же расплачиваюсь. В этот раз принц готов к моим «фокусам», перехватывает ногу за лодыжку и резко дергает на себя. Как итог я снова на лопатках, а он сверху, прижимает руки за запястья к креслу.

Унизительное поражение, я ведь даже не попала…спасибо только за то, что он не лежит, а продолжает сидеть, сохраняя хотя бы подобие дистанции.

— Знаешь, со временем мне все проще предугадать твои поступки. Ты не очень то умная, да?

Отворачиваюсь, уставившись в окно. Мне больно и неприятно, я не хочу видеть его лицо, а за такой шантаж никогда не прощу. Он только добавляет себе в копилку эти «никогда не прощу», как монетки, хотя ему, наверно, и неважно это. Кому нужно прощение шлюхи, в самом то деле? Никому, и ему не нужно. Максимилиан усмехается, а потом внезапно резко встает и отходит к окну, доставая мобильник и лишь через плечо бросает короткое наставление.

— Иди одевайся, мы кое куда съездим.

Когда мы спускались, я проклинала себя и свою невнимательность, потому что меня угораздило одеть юбку чуть выше колена с небольшим вырезом, а к ней выбрать кофту с глубоким вырезом на спине. Который я не заметила. До меня дошло слишком поздно, Максимилиан начал орать из гостиной, что мы опаздываем, и мне ничего не оставалось, как пойти так.

«Надеюсь, что мне не придётся снимать пальто, и он ничего не заметит…»

Ага. Как же. Мы ехали всего пятнадцать минут, пока не свернули на подземный паркинг, откуда попали в лифт. Там я хотела бы встать чуть поодаль, но на мои желания снова положили с прибором. Максимилиан потянул за пальто, а когда встретил сопротивление, цыкнул почти на ухо.

— Раздевайся, это больница, а не каток.

«Больница?!» — испуганно поднимаю на него взгляд, на что он дергает бровями и улыбается.

— А что ты думала? Не надо было сбегать в общагу к отбросам. Я хочу, чтобы тебя полностью обследовали.

Из-за моего недоумения за пальто я не борюсь, так что оно уже покоится на его согнутой в локте руке, а я снова туплю взгляд.

«Боже…какое унижение…» — «И что значит полностью?!»

Думаю-думаю-думаю, пока вдруг не понимаю, что он на меня пялится. Снова смотрю, слегка хмурюсь, но он фыркает, закатывает глаза и идет мимо, как раз когда створки разъезжаются, будто я стена.

«Похоже я зря переживала…» — опомнившись, касаюсь своей спины, которую немного поддувает легким ветерком, — «Вряд ли я его привлекаю на самом деле. Он скорее издевается, я же не его типаж…»

Меня это немного успокаивает, хотя я изо всех сил и пытаюсь проглотить горечь, которая сейчас у меня на кончике языка. Потому что задевает, твою мать…и это бесит, но я оставляю весь этот спектр чувств в лифте. Мне они не нужны.

Процедур куча. У меня берут кровь из пальца, потом из вены, делают снимки легких, хотя я и не понимаю зачем. Потом наступает пора самого унизительного и ужасного — гинеколог. Мне задают миллион интимных вопросов, на которые я не хочу отвечать, поэтому выхватываю форму и заполняю все сама. Краснея все сильнее и сильнее забираюсь на стул. Я снова смотрю в окно и хочу оказаться где-то в другом месте, пока меня осматривает вполне себе нормальная женщина средних лет. Она очень тактична, но я все равно в диком дискомфорте, потому что в последний раз гинеколог у меня был просто ужасный. Хамовитая, старая селедка с ледяными плавниками, с которых даже огромные перстни поленились снять. В общем ад, а от ее намеков и взглядов, после приема я прорыдала почти два часа на груди у…

«Как мне его называть? Алекс? Максимилиан? Господин хозяин?» — в носу снова колет, и я прикрываю глаза. Не хочу думать о своей драме сейчас, у меня еще вся ночь впереди.

— Ну вот и всё, а вы волновались…

Врач улыбается мне так приветливо и буквально нежно, на что я отвечаю тем же невольно, скорее у меня и выбора не остается. Покидаю кабинет с надеждой, что это все, и это действительно все. Максимилиан ждет меня прямо напротив: спиной прижимается к стене, руки в карманах, сверлит взглядом, как будто я сделала что-то не так. На секунду замираю, но плетусь к нему и даже не сопротивляюсь, когда он молча разворачивает меня в сторону лифта. Я вижу его створки, рукой подать до выхода, но вдруг планы резко меняются. Максимилиан ни с того ни с сего хватает меня за локоть и буквально впихивает в какую-то комнату.

Первая моя реакция очевидна: страх. Я взволновано озираюсь, потом смотрю на него в надежде услышать объяснения.

«Наверно что-то случилось?…» — думается, а память подбрасывает воспоминание, как до этого он шел по парковке и озирался, когда привез меня в свою квартиру впервые. Может не просто так?

Но то, что он говорит дальше, ставит меня в еще больший тупик…

— Ты без провокации не можешь, да?

«Что?!» — хочу переспросить, не успеваю.

Максимилиан грубо хватает меня за щеки и дергает на себя, впиваясь таким же жестким поцелуем. Он толкает меня вглубь комнаты, я невольно отступаю. В этой темноте так странно…как будто всё, что случилось и не случалось вовсе. Как будто это осталось за дверью, а между нами всё, как прежде…Я же отзываюсь. Чувствую, как тело наполняется хорошо знакомой истомой, как внутри скручиваются жгуты нетерпения. Пальцы подрагивают, когда я хватаюсь ими за ворот его пальто. Алекс рычит, приподнимает меня, сажает на что-то вертикальное и твердое, вклинивается между раскрытых бедер. Держит меня крепко, обнимая одной рукой за талию, а второй прижимая за затылок, чтобы я не отстранилась. Но я и не хочу…

Мы целуемся страстно, дико, я издаю тихий стон, который является чем-то вроде спускового крючка. Алекс стаскивает меня на землю, чтобы повернуть к себе спиной и уложить обратно. Я не сопротивляюсь, но держусь крепко, до белых костяшек, тяжело дышу. У меня коленки трясутся от нетерпения, и я закусываю губу, чтобы не заорать, когда он берется за края юбки и медленно ее поднимает. Это так сексуально, что в голове сплошная вата. Я слышу только его хриплое дыхание и свой пульс, а еще внутреннюю, сильную пульсацию, как мигание лампочки. Хочу, чтобы он меня коснулся и побыстрее.

Он тоже. Я знаю, что он играется, но ему быстро надоедает: на самом деле Алекс слишком нетерпеливый, хотя говорит, что это всё я. Неа, нифига. Он такой же, и он это доказывает, когда буквально сдирает с меня толстые, капроновые колготки и трусики, а потом матерится, когда не может открыть презерватив. Я издаю тихий смешок, уперевшись лбом в стол, который таки смогла идентифицировать.

— Что-то смешное произошло?

— Да. Ты.

— Вот как? — слышу, натягивает, спешит, улыбаюсь сильнее, — И что же смешное ты разглядела на этот раз?

— Говоришь, что я нетерпеливая, хотя сам не лучше.

— Это только с тобой так, котенок.

Он неожиданно и резко входит в меня, вырывая из груди крик, застывает. Алекс берет меня за волосы и поднимает голову, тяжело дышит пару мгновений, которые дает мне на адаптацию, потом шепчет.

— Ты слишком сладкая…

Он укладывает меня обратно на стол, расставив пятерню ровно на середине моей спины.

«Похоже вот что его так завело…» — отмечаю про себя, особенно ярко это понимая, когда он начинает покрывать поцелуями мою кожу в такт своему ритму.

Он медленный, протяжный, проникновенный…Так, чтобы я могла запомнить каждый его сантиметр внутри себя, и я запомню. Не уверена, что когда-нибудь смогу забыть каково это, чувствовать внутри того, кого так сильно любишь…Кусаю его пальцы, когда он закрывает мне рот, вырывая из Алекса стоны. Ему это нравится, и мне нравится. Каждое его движение, нота его запаха и голоса, хрип, стон толкает меня ближе к оргазму. Я его слишком сильно люблю, чтобы сдерживаться…и не сдерживаюсь. Меня накрывает мощной, сильной волной, которая топит, не дает вдохнуть, не дает прийти в себя или хотя бы вспомнить, кто я такая вообще. Он стирает все мысли, смывает их — все, что важно: мне невероятно.

Но как часто бывает с волной, она отходит в море и снова накрывает, возвращая все на свои места. Я осознаю произошедшее не сразу, лишь когда могу успокоить дыхание, лежа на столе под ним. Он — не Алекс, а Максимилиан. Тот, что использовал меня, предал, унизил, угрожал и шантажировал, а кто я тогда?

«Неужели у него действительно получилось превратить меня в ту, на кого они спорили? Неужели «ген шлюхи» действительно существует?…»

Максимилиан медленно встает с меня, упирает руку в стол, выдыхает и покидает мое тело. Я не шевелюсь. Кажется, если сделаю хоть одно движение, то больше не соберусь обратно в кучу: позор, унижение и боль окончательно уничтожат то, что осталось.

— Я уже успел забыть, какая ты отзывчивая, котёнок, — посмеивается, а мне убить себя хочется.

Слёзы срываются с глаз, и я тоже поднимаюсь, неловко натягивая свитер на плечи. Надеюсь, что не заметит, но это я зря — наследный принц рывком поворачивает на себя, брови его тут же падают на глаза, а он, словив еще одну слезу, чеканит.

— Теперь будешь притворяться, что тебе не понравилось? Даже не пытайся, твою мать, потому что ты осталась на моих брюках, дорогая.

Это звучит так грязно, пошло, что я краснею, отвожу взгляд, пытаюсь отойти, за что получаю встряску. Максимилиан буквально трясет меня, как тряпичную куклу, да настолько сильно, что у меня в голове что-то как будто падает. Смотрю на него, и вижу очередную порцию злости, которую он и не думает прятать — приближается наоборот ближе, чтобы я все рассмотрела, а потом цедит сквозь зубы.

— Если ты думаешь, что секс поможет тебе на меня воздействовать, а твои стенания это только укрепят — забудь, твою мать. Я тебя не отпущу.

Мы приезжаем и заходим в квартиру, не сказав друг другу ни слова. Я почти бегу в светлую спальню, где сразу скидываю одежду и залезаю под одеяло, закутавшись с головой. Что он делает — без понятия. Теперь я хочу заснуть и никогда не просыпаться, потому что всё действительно стало хуже.

«У него все получилось…я не просто девочка без будущего, одинокая, тупая, малолетняя сучка. Я — шлюха. Его шлюха…»

Мне теперь еще страшнее от мыслей о дальнейшем. Вдруг он будет звать сюда своих друзей, а я, так крепко в нем погрязшая, буду исполнять любой каприз?

«Это же возможно. Судя по тому, что было…»

Плотнее закрываю глаза и с силой отпихиваю все мерзкие образы и мысли, к которым не готова, пока не засыпаю. Пока мне не удается сбежать хотя бы в своей голове…

Сначала я не понимаю, где нахожусь и что происходит. Без понятия сколько времени. Солнце бьет в глаза, а где-то в отдалении я слышу крики…

— …Ты сам в это ввязался, Макс! Это не шутки!

— Она ничего нормального не жрала почти месяц! Это просто… — рычит наследный принц, но второй, незнакомый голос резко перебивает.

— Твою мать! Ты себя вообще слышишь?! Черным по белому написано: а-не-мия! И это не все! Мои врачи заметили, что с ней что-то не так!

— Закрой рот!

— Она истощена!

— Я же сказал почему!

— Ты можешь засовывать голову в песок сколько тебе угодно — дело твое, ты взрослый, но ты взял на себя ответственность, когда связался с ребенком, так неси ее! Девчонке нужна помощь!

Слышится резки, сбитый звук, а потом глухой удар. Тяжелое дыхание. Молчание. Еще пару мгновений и второй голос тихо, но предупреждающе цедит.

— Макс, отпусти меня.

— Что еще хочешь добавить про то, как мне себя вести, а?

— Я твой друг и пытаюсь помочь…

— С ней все нормально.

— Нет, ненормально, — еще один звук, похожий на толчок, еще одна пауза, и снова второй голос говорит, но уже с более спокойной интонацией, — Ты прекрасно знаешь, что у меня работают профессионалы. Они заметили признаки депрессии, ей нужна помощь. Она ничего не ест, потому что в депрессии. Она очень худая. Бледная. Не хочет идти на контакт. Она слова никому не сказала!

— Да она это делает специально!

— Нет, не специально. Видимо вся эта история на нее сильно повлияла и…короче, я оставлю тебе контакты врача. Он крутой специалист, другого бы я тебе не посоветовал, — опять пауза, после которой слышится отчетливый цык, — Он — лучший. Засунь свои закидоны подальше, если не хочешь однажды прийти домой и найти ее труп с перерезанными венами.

Отворачиваюсь и опять закутываюсь в кокон, чтобы сбежать от действительности. Мне неинтересно, что они там решают и о чем говорят — плевать. Я просто хочу, чтобы все кончилось.

Но все только началось. Вечером пришла какая-то женщина, которая сделала мне пару уколов. Я не спрашивала, что это, возможно действительно от столбняка, плевать. Просто легла обратно и заснула. Ненадолго. Вторым гостем в моей темнице стал сам наследный принц! Он заставил меня поесть, сказал, что нужно «поговорить», но когда ушел с грязной посудой, меня снова выключило.

На следующее утро к списку добавился еще и незнакомый мужчина. Он зашел аккуратно, постучался три раза, сел на кресло напротив, после того, как спросил разрешения, а я кивнула. Это был психолог, сразу стало понятно. Молодой, может лет тридцать-тридцать три, в очках с пронзительными, умными глазами. Блондин. Волосы его были зачесаны назад, одет строго, но не по-деловому. Он все пытался со мной говорить, рассказывал что-то о себе, задавал вопросы, но я смотрела только в окно. Я не шла на контакт тогда и не собиралась идти сейчас, когда он снова сидит напротив, как и всю неделю до этого момента. Говорит. Пытается выстроить мостик, но я не хочу объединять две разные части земли — в этом нет никакого смысла. Поглядываю на часы…

— Вы смотрите на часы, Амелия?

Теперь я смотрю на него. Тяжело, но он улыбается и, наклонив корпус вперед, сцепляет руки в замок.

— Я вам не враг. Вы все время молчите и думаете, что так сможете решить свои проблемы, но это детский подход к делу. Чтобы вас услышали, вы должны быть слышны. Диалог — это двигатель, а его отсутствие — стагнация.

«Будь ты на моем месте, понимал бы, что все это — херня…Говори, не говори, меня никто не услышит все равно. Потому что всем плевать на меня, я всего лишь жертвенный материал…»

Из глаз срываются слезы, которые я быстро вытираю и коротко говорю:

— Уходите.

— Вы наконец-то заговорили? Это…

— Уходите. Я не стану с вами разговаривать, потому что не хочу, а значит не буду и точка. Не тратьте время и деньги этого обмудка. Мне только счёта за ваши услуги не хватало.

— Обмудка? Это вы…

— Вы прекрасно знаете, о ком я говорю, обойдемся без театрального этюда. Уходите сейчас же, или я действительно вскрою себе вены сегодня ночью, лишь бы не слышать звука вашего голоса.

— Амелия…

— Я не пущу вас в свою душу и голову! — ору, твердо уставившись ему в глаза, — Я не пойду на контакт. Принципиально. Это мое окончательное решение. Пошел вон.

Здесь ничего не попишешь. Говорят, что невозможно помочь кому-то, кто этого не хочет, а я не хочу. Мне не нужна помощь «принять» новые правила игры, которые я принимать не собираюсь. Наверно, психолог это считывает, кивает и уходит, а я наконец могу расслабиться. Честно сказать? Звук его голоса действительно сильно утомил…

С меня жестко, бескомпромиссно срывают одеяло, и я резко вскакиваю в попытках сморгнуть сон. Снова не знаю сколько времени, где я и какое сегодня число, но мне не дают и минутки прийти в себя. Максимилиан жестко хватает меня выше локтя, приближая к себе и своим глазам, что метают молнии:

— Не хочешь и точка, значит?! Тогда будем считать, что с тобой все нормально твою мать! Пошла собираться!

Он буквально сдирает меня с кровати и толкает в сторону ванны, но так как я только проснулась и не совсем нормально контролирую вестибулярный аппарат, падаю. Его это, кажется, злит только сильнее. Четким шагом он пересекает расстояние между нами, нагибается и, раздув ноздри, снова говорит. Нет! Цедит сквозь плотно сжатые зубы.

— Мы уезжаем загород на встречу с моей семьей, на сборы час, не успеешь — поедешь голая.

Не дожидаясь ответа, он разворачивается и быстро идет в сторону двери, напоследок кидая через плечо и снова ором:

— И прими ванну, твою мать, от тебя воняет!

Вот так меня «приглашают» во дворец. Наверно, все думают, что это происходит иначе? Увы и ах, королевские особы не считают нужным рассыпаться в реверансах перед отбросами.