Если бы в тот синий, морозный, истинно предновогодний вечер кто-нибудь увидел молодого человека, неторопливо пересекавшего Театральную площадь, то счёл бы, что он ничем особенным не отличается от остальных прохожих. Ну разве что очень внимательный глаз смог бы обнаружить, и то присмотревшись, одну небольшую странность. В тот день, как и должно быть в рождественские каникулы, выдался обильный снегопад. В густом сумраке над городом медленно кружились крупные белые хлопья, ложились на обледенелые тротуары, застилали стёкла автомобилей и щедро осыпали шубы и шапки спешащих по своим предпраздничным делам москвичей. Но ни на длинном чёрном пальто молодого человека, ни на непокрытой светловолосой голове не осело ни единой, даже самой маленькой снежинки. А во всём остальном - юноша как юноша. На вид лет двадцати трёх, максимум двадцати пяти. Не слишком большого роста, но стройный, и от этого казавшийся выше. Длинные прямые волосы закрывали поднятый воротник и то и дело падали на лицо, из-за чего приходилось отбрасывать их назад характерным движением головы. Одет он был со вкусом и, пожалуй, даже с некоторым шиком: под незапахнутым пальто чёрная водолазка и тёмные вельветовые джинсы, на ногах чёрные же сапоги с острыми носами. Одну руку молодого человека прикрывала кожаная перчатка, другую перчатку он то ли снял, то ли забыл надеть, во всяком случае, так и держал в той же руке. Через левое плечо был перекинут узкий ремешок маленькой кожаной сумочки, висевшей у него на правом боку и имевшей несколько непривычную для подобных вещей форму - удлинённую, широкую вверху и слегка сужающуюся к низу, но, главное, не плоскую, как обычные барсетки, а объёмную, словно предназначенную для того, чтобы носить с собой одновременно полдюжины книг карманного формата. Узкий коричневый ремешок украшала бляшка в виде удлинённой восьмёрки - символа бесконечности.
Молодой человек шёл не торопясь, вертел головой по сторонам и с восхищением разглядывал принарядившуюся зимнюю Москву. Ему нравилось всё: снегопад, праздничная подсветка улиц, улыбающиеся румяные Деды Морозы и Снегурочки на рекламных плакатах, украшенные мишурой и гирляндами разноцветных лампочек лотки с фейерверками и подарками, и, конечно же, ёлки, множество ёлок, всех мастей и размеров, встречавшиеся чуть не на каждом шагу - от огромных пушистых зелёных елей, возвышавшихся на площадях, до совсем крошечных серебристых или золотых ёлочек в витринах магазинов и окнах ресторанов. Но ещё больше, чем красочное рождественское убранство города, молодого человека интересовали люди. Ловя долетавшие до него обрывки предпраздничных разговоров, он вглядывался в лица прохожих и видел в них в основном радость и озабоченность приятными новогодними хлопотами.
Вместе с потоком прохожих молодой человек обогнул одетый в заснеженные строительные леса Большой театр, дождался зелёного света на переходе через Петровку и вскоре оказался около старинного здания одного из самых знаменитых торговых домов России. Ярко светившиеся в морозном вечернем сумраке окна ЦУМа так и манили зайти внутрь, окунуться в тепло, уют и весёлую суету рождественского шопинга.
В последний вечер накануне Нового года здесь было особенно оживлённо. У магазина то и дело останавливались автомобили, из них выходили респектабельного вида мужчины и выпархивали яркие и беззаботные, как бабочки, женщины, одетые так нарядно и легко, словно на дворе был май. Прячась от снегопада, они спешили как можно скорее попасть внутрь и торопливо проходили мимо дежурящего у центрального входа в универмаг портье в чёрной широкой форменной накидке с оранжевой отделкой, открывавшего и закрывавшего дверь для посетителей.
Молодой человек остановился около одной из красочно оформленных витрин, заглядевшись на небольшую искусственную ёлку, со вкусом украшенную одинаковыми, бордовыми с золотом, шарами.
– Ой, посмотри, какая прелесть! - прозвучал откуда-то сбоку от него звонкий девичий голосок.
Он оглянулся. Две юные подружки, обе в коротеньких дублёнках, одна - в кремовой, а другая - в тёмно-синей, тоже рассматривали витрину и любовались венчавшей ёлку маленькой фигуркой ангела.
– Смотри, какое у него личико, какие крылышки - с ума сойти! Умираю, хочу такого же! Как думаешь, они продаются? - щебетала та, что в светлом. Она была повыше.
– Понятия не имею! Пойдём посмотрим… Но вообще, не забывай, мы тебе за платьем пришли, - отвечала её спутница. - А то я тебя знаю! Как начнёшь рот разевать по сторонам, хочу то, да хочу это…
Девушки вошли в гостеприимно распахнувшуюся перед ними дверь, молодой человек двинулся следом. Он обогнал подружек и, обернувшись, заглянул им в лицо - сначала одной, потом другой, - но они не обратили на него никакого внимания. Их уже увлёк блестящий мир яркого света, праздничной суеты, сочных красок и душистых ароматов, в котором они очутились, едва переступив порог.
Молодой человек неторопливо двинулся следом за девушками, иногда замедляя шаг и оглядываясь вокруг. Но его внимание привлекали не по-новогоднему украшенные витрины и стенды, не названия гранд-марок и богатейший выбор парфюмерии и косметики элитных брендов, представленный на первом этаже. Он смотрел только на людей. Задумчивые карие глаза медленно и как-то привычно обращались к лицам многочисленных покупателей; продавщиц в форменных чёрных костюмах, неизменно вежливых и внимательных, несмотря на усталость; строгих коротко стриженых охранников, которые, расправив плечи и сложив руки за спиной, бдительно обозревали вверенное им пространство. Взгляд юноши останавливался на каждом новом лице, напряжённо сосредоточивался на миг и, словно разочаровавшись, двигался дальше, в поисках следующего лица. И хотя его поведение можно было бы счесть несколько странным и даже, пожалуй, невежливым, тем не менее, оно ни у кого не вызывало недовольства. Никто не настораживался, не отворачивался неприязненно, не бросал в ответ недоумённого или подозрительного взгляда. Даже постоянно находящимся начеку охранникам, казалось, не было никакого дела до того, что их так пристально рассматривают.
Только однажды безмолвный призыв юноши не остался незамеченным. Навстречу ему вскинулись другие глаза, ярко-голубые и чистые, точно апрельское небо в солнечный день. Такой взгляд бывает только у маленьких детей - взор, не замутнённый ещё печалями, заботами и мыслями, которые надо скрывать от других. Взгляд человека, привыкшего радоваться миру.
Впрочем, в тот момент обладатель небесно-голубых глаз совсем не радовался. Наоборот, его румяное пухлощёкое личико было печально, носик забавно наморщен, а губки надуты. Похоже, ещё минута - и сидевший в прогулочной коляске малыш зашёлся бы в отчаянном рёве.
Догадаться о причине его переживаний было несложно - на мраморном полу рядом с коляской валялся забавный глазастый лягушонок, очевидно, только что выпавший из рук малыша. Ребёнок тянулся к своей игрушке, но никак не мог её достать, а его молодая рыжеволосая мама в изящной норковой шубке, красиво облегавшей её стройную фигурку, не замечала этого. Стоя у витрины с косметикой Christian Dior, она выбирала помаду, проводила пробниками по коже на кисти руки, и была так увлечена, что, похоже, забыла обо всём на свете.
Молодой человек подошёл к малышу, присел на корточки и потрепал его по выбившимся из съехавшей набок шапочки потным вихрам.
– Совсем тебя забросили, да? Но не грусти, сейчас я помогу твоему горю.
Поднявшись на ноги, он сделал шаг к женщине, встал у неё за спиной, положил ей руку на плечо и что-то негромко сказал на ухо. Как это ни удивительно, она совсем не была возмущена такой фамильярностью, словно её и не заметила. Во всяком случае, она ничего не сказала молодому человеку, даже не посмотрела на него, а лишь слегка вздрогнула, быстро взглянула на своего ребёнка и вернула помаду продавцу.
– Нет, благодарю вас, эта тоже не подходит!
Она присела на корточки, подняла лягушонка, отдала его малышу, поправила на нём шапочку и нежно погладила сына по голове.
– Ну вот твой Кваки и вернулся! А ты бедный, совсем загрустил, пока я тут косметику выбирала… Знаешь что, пойдём-ка мы с тобой лучше посмотрим ёлочные игрушки!
Малыш весь засветился от радости и поглядел через её плечо на молодого человека. Тот улыбнулся, помахал ему рукой, ребёнок в ответ тоже замахал ладошкой. Мама обернулась, проследив направление его взгляда, посмотрела в ту сторону, где стоял молодой человек, и перевела удивлённые глаза на сына.
– Проша, а кому это ты машешь? Там же никого нет!
Она взялась за ручку коляски и покатила её в центр первого этажа - туда, где между колоннами красовалась великолепная ёлка, а вокруг продавались новогодние украшения. Молодой человек направился следом за ними, но не стал останавливаться у разноцветных витрин и стендов, а двинулся дальше, к эскалаторам, чтобы подняться наверх.
До закрытия магазина оставалось чуть больше двух часов, но покупатели всё продолжали прибывать. Казалось, их становится всё больше и больше с каждой минутой. Рядом с эскалаторами образовалась уже настоящая толкотня, люди сновали туда-сюда, проходили иногда очень близко к юноше, почти задевая его, но почему-то никому и в голову не пришло обойти или посторониться. Навстречу ему шли давнишние подружки в дублёнках, спорящие, будет ли в следующем сезоне опять моден розовый цвет. Та, что повыше, утверждала, что будет, потому что об этом пишут все модные журналы, другая горячо возражала, что «розовый - это полный отстой», сделала в подтверждение своих слов столь энергичный жест, что чуть не заехала молодому человеку по лицу, но не извинилась и даже не придала этому никакого значения.
Впрочем, все эти досадные недоразумения, казалось, совершенно не смущали юношу. Не переставая вглядываться в лица, он продолжал подниматься вверх, добрался до пятого этажа, где народу было уже заметно меньше, но не остановился ни в одном из бурливших праздничной суетой залов, а двинулся дальше, через служебные и офисные помещения. Там тоже, несмотря на поздний час, работа была в самом разгаре, ведь дела в предновогодний вечер хватало всем - и продавцам, и служащим, и охране. Но снова, в который уже раз, на него никто не обратил внимания, не только что не остановил вежливым «Вы кого-нибудь ищете?» или решительным «Извините, но посторонним сюда нельзя!», но даже не удостоил его ответным взглядом.
В конце концов молодой человек достиг цели своего пути. Он оказался в помещении, расположенном на углу здания, над центральным входом, только на самом верху, и принадлежавшем, судя по интерьеру, высокому начальству. Здесь его взору предстала удивительная картина. Большая секретарская и прилегавший к ней коридор были битком забита людьми, и при этом людьми настолько разными, до такой степени непохожими друг на друга, что на первый взгляд просто фантазии не хватало объяснить, какая такая загадочная надобность вдруг свела их вместе.
Здесь были мужчины и женщины самой разной внешности, высокие и маленькие, худощавые и плотного телосложения, длинноволосые и коротко стриженые, блондины, брюнеты, шатены и рыжие, с европейскими, азиатскими и даже негроидными чертами. Одежда на них поражала разнообразием сезонов и стилей: элегантные модели престижных марок соседствовали здесь с линялыми лохмотьями, открытые вечерние туалеты - со строгими деловыми костюмами; а шубы, меховые шапки и унты - с лёгкими и яркими летними нарядами. Можно было подумать, что какая-то огромная киностудия объявила кастинг на множество фильмов сразу, и актёры, уже одетые и загримированные каждый для своей картины, в ожидании томятся в очереди.
Разношёрстная толпа действительно напоминала очередь. Кто-то сидел на кожаных диванах, кто-то прислонялся к стене, кто-то стоял, кто-то устроился прямо на сверкающем паркете, и все явно ожидали чего-то. Вели себя они тоже очень по-разному: одни молча смотрели в окно или даже просто в пол, другие читали, третьи беседовали вполголоса, четвёртые шумели и громко спорили, пятые нервно расхаживали по комнатам. Но при всей несхожести ожидающих существовала одна деталь, объединяющая всё это непонятное сборище - у каждого из присутствующих через левое плечо был перекинут ремешок точно такой же маленькой сумочки из коричневой кожи с бляшкой-восьмёркой, как висела на боку у нашего героя.
Молодой человек медленно двинулся вдоль очереди, краем уха улавливая обрывки разговоров:
– …целый месяц искал, хватит уже…
– …как думаешь, дадут?…
– …тогда я поняла, что надо идти сюда…
– …ну конечно, они её тут же сделали «Мисс Самарой» и девушкой года…
Посередине коридора сидела на полу, далеко вытянув длинные ноги, высокая бледная женщина в джинсах и свободном сером свитере, с собранными в «хвост» тёмными волосами.
– Извините, - сказал юноша и попытался её обойти.
Женщина согнула ноги в коленях, пропуская его, и поглядела с такой болью, с таким отчаянием, что у молодого человека сжалось сердце. Он шагнул было к ней, но она отвернулась и стала смотреть в окно, за которым в яркой подсветке были видны весело падающие снежинки.
Юноша двинулся дальше и вошёл уже в секретарскую, когда его окликнул чей-то голос:
– И ты здесь, Чумовой? Неужели так и не нашёл?
Он обернулся. На обитом светло-коричневой кожей угловом диване сидела, облокотясь о резной деревянный подлокотник, очень красивая белокурая девушка, одетая так, будто сошла со страниц последнего номера журнала мод.
Молодой человек покачал головой:
– Нет. Так и не нашёл. Но ты? Ты-то что здесь делаешь? Насколько я помню, твой подопечный один из самых удачливых и благополучных людей в этой стране?
– В том-то и дело, что он удачливый и благополучный, - отвечала девушка, закидывая одну ногу на другую. - Я ему просто не нужна. У него и без меня всё хорошо.
– Ну как знаешь, - пожал плечами молодой человек.
Сидевший рядом с девушкой на диване невысокий худенький человек неопределённого возраста, узкоглазый и темноволосый, похожий на вьетнамца или китайца, покачал головой:
– Чего только не бывает! До того человеку хорошо, что уже и ангел-хранитель не нужен…
– Лучше так, чем наоборот, - включился в разговор стоявший у стены пожилой мужчина, подтянутый, с коротким ёжиком седых волос, в костюме военизированного покроя. - Я-то своему стал не нужен совсем по другой причине… - И он тяжело вздохнул.
– Твоя правда, - подтвердил китаец. - Но так ли, иначе ли, а с каждым годом люди всё меньше и меньше нуждаются в ангелах-хранителях…
Молодой человек покинул эту странную компанию и двинулся дальше, но был остановлен у самого стола секретаря парнем в ярко-красной кожаной куртке-косухе, сплошь утыканной английскими булавками, с пирсингом на носу и выкрашенным в зелёный цвет гребнем волос на голове:
– Эй, браток, куда прёшь? Глаза разуй, тут типа очередь!
Молодой человек улыбнулся:
– Так я не… Я не стираться. Я по личному делу.
– По личному? Чудно… Какие могут быть ещё личные дела со Стирателем? А что, по личному можно без очереди? - этот вопрос был задан уже не юноше, а женщине за столом.
Та, что контролировала движение очереди, была эталоном секретаря. Не в современном понимании этого слова, когда непременными атрибутами данной профессии считаются ноги от ушей, длина юбки, равная высоте каблука, французский маникюр и сексуально-низкий, с придыханием голос. Дама за столом была уже в летах, но выглядела при этом великолепно - элегантная одежда, безукоризненная причёска, великолепный макияж и виртуозное умение мгновенно подобрать нужный в данный конкретный момент стиль поведения. Такая может быть и строгой, и доброй; и холодной, как айсберг, и заботливой, точно любящая тётя; может и принять коронованную особу по всем правилам придворного этикета, и осадить наглеца так, что тому мало не покажется. Секретарь успевала одновременно следить за порядком в очереди, вовремя приглашать к своему начальнику новых посетителей, отвечать на телефонные звонки, печатать что-то на компьютере и читать лежащий рядом с клавиатурой любовный роман, на обложке которого слились в страстном объятии пышная блондинка и знойный брюнет.
– Без очереди, без очереди, - подтвердила она и, на миг оторвавшись от чтения, кивнула юноше:
– Здравствуй, Чумовой, здравствуй. Вернулся, значит… Ну и как твои дела? Не нашёл ещё своего подопечного?
Юноша лишь отрицательно покачал головой и кивнул на дверь с надписью: «Директор».
– Сам у себя?
– Ну а где же ему быть? - улыбнулась секретарь. - Ты же знаешь, чтобы Стиратель покинул кабинет в рабочее время, должно произойти что-то из ряда вон выходящее.
– Можно я загляну к нему ненадолго? Хочу кое-что узнать.
– Да, конечно, заходи.
– Ну что за ботва?! - возмутился панк с зелёными волосами. - Я тут уже столько времени торчу! После меня пойдёшь, вот что!
– И куда ж ты так торопишься? - поинтересовалась женщина за столом и, подумав с минуту, разрешила:
– А идите вместе, оба сразу.
Панк открыл дверь светлого дерева и, неприязненно взглянув на юношу, прошёл в кабинет. Молодой человек поспешил следом за ним.
Кабинет Стирателя, пожалуй, можно было бы назвать даже роскошным - с таким вкусом, удобством и элегантностью он был оформлен. Здесь царили бежевые и золотистые тона. На полу узорный мозаичный паркет, удачно обыгрывающий овальную форму помещения; на потолке лепнина; диваны и кресла в стиле ампир; большие окна, расположенные по кругу, были скрыты занавесями-маркизами. В простенке между ними красовалась великолепная ёлка, со вкусом украшенная однотонными шарами. Одну из стен занимал старинный резной шкаф с книгами, у другой красовался выполненный в таком же стиле большой письменный стол. За ним, в сером офисном кресле с высокой спинкой, сидел полный лысоватый мужчина лет за шестьдесят в дорогом коричневом костюме и очках в толстой оправе. Это и был Стиратель.
– Что это вас сразу двое? - поинтересовался он, поглядев на посетителей сначала через очки, а потом из-под них. - Так не положено, надо по одному. Ты, с чубом, заходи, а ты, - обратился он к юноше, - подожди за дверью… Постой-постой!… Чумовой, ты что ли? Неужели решился?
Молодой человек испуганно затряс головой:
– Нет, что вы, ни за что на свете! Я просто так зашёл.
– А ну раз так, проходи, присаживайся. Сейчас я клиента отпущу и поболтаем. Ты-то ведь стираться пришёл? - этот вопрос был уже задан панку.
– Я - да, - кивнул тот.
– Тогда садись вот тут, напротив меня, - Стиратель указал зелёноволосому на обитый бархатом стул напротив. Наш герой, чтобы не мешать, отыскал себе место поодаль и опустился на один из диванов в простенке между окнами.
– Ну? - Стиратель откинулся на спинке кресла, сложил руки на животе, соединил кончики пальцев и кивнул панку. - Рассказывай, друг дорогой.
– А чего рассказывать-то? - тот пожал красными кожаными плечами, и английские булавки на его куртке весело зазвенели.
Стиратель бросил взгляд на экран плоского монитора, лениво шевельнул «мышкой».
– Как - что? Зачем пришёл? Как зовут подопечного, где живёт, сколько лет?
– Плотников Виктор Михайлович, пятнадцать лет, почти шестнадцать, - старательно, точно школьник-хорошист у доски, отвечал панк. - Родился девятого января тысяча девятьсот девяностого года в Тюменской области, потом родители переехали в Москву, в Бескудниково.
– Плотников, Плотников… - бормотал человек за столом, поглядывая на монитор. - Да, вот, есть такой, Виктор Михайлович… Ну, и что же произошло?
Панк потупил взор.
– Он это… в общем… человека убил.
– Вот как? - чиновник на миг оторвался от компьютера и глянул на посетителя поверх очков. - И как это случилось?
– Да, в общем-то, случайно вышло… Позавчера… - видно было, что рассказ этот даётся ему с большим трудом. - Каникулы зимние начались, делать нечего… Вечером они с приятелями пошли на пустырь петарды запускать. Пьяные уже были… А там другая компания. Ну, и слово за слово… Не поделили что-то… Знаете ведь, как у них, у подростков, бывает… Завязалась драка. А Виктор, мой подопечный, схватил какую-то железяку, что под ногами валялась, ударил одного и прямо в висок угодил, - панк неожиданно всхлипнул и замолчал, вытирая глаза и нос тыльной стороной ладони.
Некоторое время в кабинете висела томительная пауза, прерываемая только вздохами панка, да тихим стуком клавиатуры - чиновник быстро вносил что-то в память своего компьютера.
Наконец, панку удалось выдавить из себя слова, которые были для него самыми тяжёлыми:
– Ну и, разумеется, за его душой тут же пришли… Оттуда… - он кивнул на пол, вниз. - И я теперь вроде как не у дел…
– М-да… Не повезло тебе, друг дорогой, - спокойно проговорил Стиратель. - Ну не расстраивайся. Ты далеко не первый ангел-хранитель, оказавшийся в таком положении, и уж точно не последний.
Панк не отвечал. Опустив голову, он теребил в пальцах свои булавки.
– Слушай, - поинтересовался вдруг человек за столом, кидая на него быстрый взгляд. - А чего это ты так вырядиться решил? Я ж тебя помню - совсем недавно был ангел как ангел…
Его собеседник только плечами пожал:
– Да вот… Виктор мой так ходит. А я пытался его понять… Думал, что если приму такой облик, научусь говорить, как он, полюблю то, что он любит, всё станет на свои места…
– Ну и как? - усмехнулся чиновник. - Понял что-нибудь?
Незадачливый ангел-хранитель в облике панка отчаянно замотал головой.
– Не-а. Ничего не понял. Вернее, понял только то, что никогда этого не пойму…
– И, стало быть, будешь стираться?
– А что мне ещё остаётся? Правда, новой души, чтобы её охранять, мне больше не дадут…
– Это верно! - Чиновник последний раз щёлкнул мышкой и отодвинулся от компьютера. - Ангелам, чьи подопечные души попали в ад, путь на Небо закрыт. И других душ не будет. Не оправдали, так сказать…
– Можно, конечно, тут оставаться, на земле - рассуждал, словно сам с собой, панк. - Я слышал, так сейчас многие поступают, мне ребята рассказывали. Иногда и подолгу живут… Но смысл? Что мне тут делать-то - без человеческой души? А её уже не вернуть…
Сидевший в кресле юноша с трудом сдерживался, чтобы не вмешаться в разговор. Но человек за столом оставался спокойным и равнодушным.
– Ну что же, это твой выбор, - бесстрастно проговорил он. - Значит, твоё решение окончательно?
– Да.
– Погромче, я не слышу.
– Да!
– Тогда готовься, сейчас приступим к стиранию.
– Как… готовиться?
– Разве не помнишь? Фонарик доставай.
Панк раскрыл висевшую на боку сумочку с бляшкой в виде восьмёрки и вынул изящный шестигранный фонарик, горевший ровным серебристым светом.
– Хорошо. Встань-ка вон туда, - Стиратель кивком головы указал на свободный от мебели простенок между окнами.
Панк, осторожно держа горящий фонарик, занял место у колонны. Чиновник нажал какую-то кнопку на столе, и ярко освещённый кабинет мгновенно погрузился во мрак. Только тонкий серебряный луч разрезал темноту, бросая отблески на ёлочные шары и позолоченные фигуры трёх граций, поддерживающих большие старинные часы.
Молодой человек так и замер в своём кресле, не в силах произнести ни слова. Он никогда ещё не видел, как происходит стирание. А человек за резным столом тяжело поднялся из удобного вращающегося кресла, открыл один из ящиков в тумбе, вынул из него белоснежный кусок материи и приблизился к панку.
– Я обязан последний раз спросить тебя, не передумал ли ты? - поинтересовался он.
– Нет, не передумал, - хмуро отвечал тот.
В свете фонарика юноша отчётливо видел, что он стоит, опустив голову, и не отрывает взгляда от пола.
– Ну что же, тогда прощай, друг дорогой.
Чиновник принялся водить тканью по лучу от фонарика, подобно тому, как дежурный ученик в классе водит мокрой тряпкой по исписанной мелом доске - и луч вдруг стал исчезать, будто был нарисован. А онемевший от такого зрелища наблюдатель вдруг заметил, что вместе с лучом начинает растворяться во мраке и панк. Вот пропали из вида его тяжёлые ботинки, вот скрылась сумочка, вот не стало зелёного гребня волос, потом лица… Дольше всего оставалась лишь держащая фонарик рука в ярко-алом кожаном рукаве. Но в конце концов и она исчезла. Фонарик потух и с тихим безжизненным стуком упал на пол.
– Ну вот и всё! - донёсся до юноши голос Стирателя. И в овальном кабинете снова зажёгся свет.
Юноша зажмурился - то ли от его яркой вспышки, то ли от того, что на его глаза навернулись слёзы
– Как это ужасно… - тихо проговорил он.
– Да брось ты, - отмахнулся Стиратель, снова занявший своё кресло. - Жизнь есть жизнь. Все мы не вечны - и люди, и ангелы… Правда, у людей хоть есть душа, и надежда на Спасение.
Он повертел в руках фонарик и, несильно размахнувшись, бросил его за стол. Там стояла большая картонная коробка, почти доверху заполненная точно такими же фонариками. Стиратель взглядом оценил объём кучи и удовлетворённо проговорил:
– Хорошо поработали! Пора контейнер вызывать.
Юноша всё никак не мог прийти в себя.
– Но как же вы можете?… Можете быть таким спокойным?…
– Привык, - чиновник открыл створку в тумбе своего стола и вынул оттуда пузатую бутылку тёмного стекла и хрустальную рюмку. - Хочешь коньяку? Хороший коньяк, настоящий армянский, из домашнего погреба… Ах, ну да, ты же не можешь. А я вот, с твоего позволения…
Юноша, казалось, совсем его не слышал.
– Нет, это ужасно, ужасно… - повторял он.
– Да брось ты! - отвечал его собеседник, наливая в рюмку густую коричневую жидкость. - Что ты так разволновался-то, друг дорогой? Ведь стирание для ангела - это далеко не всегда исчезновение. Как правило, таким способом я просто отправляю твоих собратьев обратно на Небеса. Там они получают новые души, возвращаются сюда и всё начинается заново… Для вас ведь пребывание на земле - это что-то вроде командировки. Есть ангелы, которых я за срок своей службы раз пять стёр, а то и больше. Вот этого уже раз второй, как минимум…
– Но ведь этот ангел больше не вернётся!
– Этот - нет. Но он сам так решил. Знаешь, друг дорогой, на земле у каждого есть выбор, - философски заметил Стиратель, поднося рюмку к губам и с удовольствием отпивая глоток. - В любой ситуации у каждого из нас всегда есть как минимум два возможных пути. И у людей, и у ангелов…
– И всё-таки те, кто стоит в этой огромной очереди в коридоре, выбрали стирание. Почему? - юноша встал с дивана и нервно прохаживался по кабинету.
– Ну у каждого своя причина, - пояснил чиновник и снова глотнул из рюмки. - У многих из них вышла такая же ситуация, как у этого зелёноволосого. Их подопечные души взяли да и ушли к нашим конкурентам - заметь, ещё при этом, земном, существовании. Сейчас такие вещи происходят слишком уж часто… Стоит человеку совершить какую-нибудь большую гадость: не обязательно убить, но, например, предать кого-нибудь - как эти самые наши недруги из преисподней уже тут как тут и заявляют свои права на его душу.
Он выпил последний глоток и с сожалением поглядел на бутылку, точно прикидывая, налить ли ещё или всё-таки хватит.
– Вот только что перед этим лохматым был у меня тут один, - доверительно поведал он. - Так у него подопечный никого не убивал. Так, просто подлец был. Обманывал, друзей подставлял, женщинам мозги пудрил… А одна девчонка, дурочка такая, очень уж сильно его полюбила. От хорошего мужа ушла, с родителями, знакомыми из-за этого типа перессорилась… И ждала ведь, и до последнего верила. Он, конечно, и её бросил. А она тогда возьми да наложи на себя руки. И всё - душа того типа в руках наших конкурентов, а ангел его, славный такой был парень, не у дел. Вон его фонарик валяется…
Стиратель тяжело вздохнул, но всё же решился убрать бутылку и рюмку обратно в стол.
– А её душа? Что сталось с её душой, этой девушки? - спросил его молодой собеседник, присаживаясь на подлокотник дивана.
Чиновник пожал плечами.
– Ну этого уж я не знаю. Это как там, наверху, решат. Мне такие вещи не докладывают - не входят они в мою компетенцию…
Он снял очки и принялся протирать их куском замши.
– Ну, а есть ещё и те ангелы, что вроде тебя - которые никак не могут найти своих подопечных, - продолжил он после небольшой паузы. - Там, в Канцелярии, по секрету тебе скажу, такая неразбериха творится… Похоже, земная бюрократия всё больше и больше перекочёвывает наверх. Думаешь, ты один такой невезучий - прибыл на место, а никакой души по указанному адресу нет? Ошибаешься! Знаешь, сколько таких! Кто сразу здесь появляется, кто сначала немного потыркается… Но чтобы столько времени, сколько ты - такого на моём веку ещё не бывало. Недаром тебя прозвали Чумовым - чумовой и есть…
– Но неужели никто из них так и не встречается с той душой, которую он прислан охранять? - взволнованно спросил юноша.
Чиновник пожал плечами:
– Случается и такое, конечно, но редко, крайне редко. В большинстве случаев результаты поиска нулевые. Вот твои собратья и приходят сюда. Я их стираю - а через мгновение они уже в Канцелярии и получают нового подопечного.
Он помолчал, поглядел сквозь очки на свет и, видимо, остался недоволен результатом, так как снова потянулся за замшей.
– Мне кажется, это как-то неправильно… - молодой человек поднялся с места и принялся бродить по кабинету. - С одной стороны, ангелы, которые не встретились с душами, с другой - люди, лишённые ангелов-хранителей…
– Вы, ангелы, не имеете права помогать никому другому, кроме того, кому предназначены! - строго проговорил чиновник.
– Да знаю я это! - отмахнулся молодой человек. - Но считаю не вполне справедливым. Я достаточно долго брожу по земле и вижу, как их много - душ, рядом с которыми никого нет, которых никто не бережёт от несчастий, от тёмных сил… Скольким из них я мог бы помочь - а мне нельзя!…
– Вот ты говоришь - тёмные силы… - чиновник, наконец, водрузил очки на нос. - А знаешь ли ты, друг дорогой, что многие мои клиенты как раз и за тем и обращаются ко мне, чтобы уберечь своего подопечного от тёмных сил?
Молодой человек удивлённо взглянул на него.
– Как это? Я вас не понимаю! Ангел-хранитель стирается, добровольно решается покинуть этот мир раньше срока, вместо того, чтобы защищать вверенную ему душу? Разве этим он может как-то помочь своему подопечному?
– Получается, что только этим и может… Ты же видишь, насколько неравны наши силы в этой борьбе - борьбе Добра и Зла. Ведь что может ангел-хранитель предложить человеку на земле? Защиту, поддержку, помощь, удачу - но всё это невидимо, так сказать, неосознанно… Это уже потом, после смерти, когда душа предстанет перед Судом, именно от ангела-хранителя во многом будет зависеть, спасётся она или нет, и куда её направят - в рай или в ад… Но ведь люди об этом не знают! Они видят только те соблазны, которыми окружают их на каждом шагу наши конкуренты. А у них - ох какой арсенал для этих целей! Богатство, слава, власть… Ты понимаешь меня?
– Пока что нет! - покачал головой юноша. - Я никак не возьму в толк, причём тут стирание.
– Да при том, что ангел-хранитель просто не в состоянии исполнить все желания своего подопечного! А бесы могут немало, друг дорогой, весьма немало… Потом, конечно, всё это обернётся в прах, развеется, как дым - но человек-то думает, что он получит всё, что хочет. Оттого твои собратья и решаются на такой отчаянный поступок - приходят ко мне и заключают что-то вроде сделки.
– Сделки? С вами?
– Ну не со мной, конечно, я в этом деле только посредник… Решения принимают в вышестоящих инстанциях, - Стиратель поднял глаза к украшенному лепниной потолку.
– Ничего не понимаю, какие решения?
– Господи, да что же тут непонятного? Ангел просит обменять его на исполнение желания его подопечного. Скажем, он видит, что его протеже собирается за что-то отдать душу конкурентам - и он приходит ко мне и просит, чтобы его подшефному дали то, о чём он мечтает.
– И за это ангела стирают? - юноша был несказанно удивлён.
– Ну да. Даром в этом мире ничего не даётся - ни на земле, ни на Небе…
– Насовсем?
– Да, насовсем. Это, конечно, жертва с его стороны…
– Но как же так? - Юноша, казалось, не мог поверить своим ушам. - Как ангел-хранитель, чьё высшее предназначение оберегать душу и заботиться о её Спасении, может добровольно сложить с себя обязанности и бросить своего подопечного - в обмен на какие-то жалкие мирские блага? А что же будет с этой душой после смерти? Она же окажется на Суде совершенно одна, без его, ангела-хранителя, защиты?
– Нет, это не совсем так, - возразил чиновник. - Пункт о Спасении как раз предусмотрен сделкой. Ангел, решившийся на стирание, получает в обмен не только то, что просит, но и шанс, что его подопечная душа будет спасена.
– Она и правда будет спасена? А если этот человек, расставшись со своим ангелом-хранителем, примется грешить направо и налево?
– Всё равно, ангел, выбрав стирание, искупит этим все его будущие грехи. К нашему великому счастью, люди об этом не знают… Представляю, что бы они творили, если бы были в курсе… Остаётся только одна опасность - в том случае, если человек, лишившийся хранителя, всё-таки выберет путь дьявола и сам, добровольно, отдаст свою душу тёмным силам. Тогда после смерти его душа попадает в ад, а жертва ангела оказывается напрасной.
– Надо же… Я ничего этого не знал…
– Да этому вас там, наверху, не учат, - ответил Стиратель. - И добавил с горькой усмешкой: Хотя, наверное, стоило бы…
– Мне трудно понять, как может ангел-хранитель решиться на такое!
– Я же тебе говорю - устройство этого мира основано на праве выбора. Оказавшись на земле, ангел тоже постоянно должен принимать решения. Его возможности, конечно, значительно более ограничены, чем возможности выбора у людей, но вы тоже всегда имеете в запасе несколько вариантов. Вплоть до перехода к конкурентам, не к ночи будь сказано. Да-да, не удивляйся, случается и такое…
Помолчав, чиновник бросил взгляд на часы.
– Ладно, заболтался я что-то с тобой, друг дорогой, работать пора… Ну а ты сам-то как? Давненько тебя не было видно… Всё мотался по свету, душу подопечную искал? Вот уж точно - Чумовой… И каковы результаты?
– Как вы выражаетесь, нулевые.
– А как дальше жить собираешься?
Ангел пожал плечами:
– Буду продолжать искать. Пока не найду.
– Это-то понятно… Я про другое спрашиваю. Куда направишься-то сейчас, от меня?
– Хочу найти своего друга. Вы его знаете, его прозвище Циник.
– А, этот старикан? - усмехнулся чиновник. - Нисколько не удивляюсь, что ты с ним дружишь! Вы с ним ну просто два сапога пара. Ты чумовой, он неугомонный… Какое счастье, что у меня таких клиентов, как вы, немного - а то намучился бы я с вами!
– Вы подскажете мне, где его искать?
– Да тут, совсем рядом! - Стиратель указал дужкой очков в одно из окон, где за завесой падающего снега виднелась в яркой подсветке боковая стена Большого театра. - Где ж ему быть, как не у себя? Он же почти постоянно в Большом обитает.
– Да, я помню.
– Что же, сходи к нему… Только учти, хорошему он тебя не научит! От этого самого Циника никогда не знаешь, чего ожидать… Ну да, ты же не в курсе, тебя же тут не было! Он тут такое учудил, что пришлось Большой театр на реконструкцию закрывать! - Стиратель хихикнул, точно вспомнил что-то очень смешное, но тут же взял себя в руки и снова взглянул на часы. - Ладно, как-нибудь в другой раз расскажу, а то меня клиенты ждут.