Цвет моего сердца (СИ)

Когда наступает ночь, голос Матери Вод звенит и льётся над исполинской рекой. Поёт Иара, а лесное эхо вторит её песне.

(Мифы, сказки, легенды Бразилии — М.: Художественная литература, 1987)

Бой-Бумба́. Жизнь бурлит на улицах Паринтиса, как в огромном, начищенном до блеска медном котле — бьют барабаны, без остановки звучат ритмы сельвы, повсюду маски, перья и бусины. И сам город, как нахальный озорной мальчишка, клокочет, гудит, ликует, с упоением разглядывает красно-синее небо, подставив разрисованное лицо жаркому бразильскому солнцу. Флаги, куклы, шаманские ритуалы, огонь и вода. Праздник борьбы и страсти. Душа Амазонии.

Вперёд, красный бык Гарантидо! Не сдавайся, синий бык Капричозо! Цветные реки текут по улицам, смеются, танцуют, любят. Дети леса празднуют жизнь!

Бой-Бумба́. Крупнейший фестиваль индейской культуры. И крупнейший шанс поживиться на туристах.

***

Жайру шёл в пёстрой оживлённой толпе, растекавшейся с бумбадрома по многочисленным ресторанам и барам, отмечая для себя компании из женщин постарше. На то, кто победит в этом году — красные или синие, парню было решительно наплевать. Гораздо важнее, сколько он сможет собрать за три фестивальных ночи. Вчерашняя прошла удачно — Жайру в очередной раз бросил довольный взгляд на новенькие кроссовки. Сегодня неплохо бы повторить успех, а уж завтра, под занавес, поймать особо крупную рыбу. Сквозь плотную ткань он нащупал в правом кармане джинсов пакетик с порошком, на мгновение замедлил шаг, незаметно для самого себя упрямо тряхнул головой и решительно двинулся дальше. Boa noite cinderella — иногда за любовь приходится брать плату. Всяко лучше, чем, как мать, всю жизнь продавать маис на рынке.

— Цвет моих барабанов, голоса, песни — красный,

Цвет солнца, любви, огня страсти…

Это цвет моего сердца, милый, цвет моего сердца… — пела темноволосая девушка в полумаске на открытой террасе небольшого бара без вывески.

— Цвет моего сердца… — машинально повторил Жайру и пригляделся к террасе, на которой танцевали люди в карнавальных костюмах: очевидно, только что с фестиваля. Красный флаг, понятно, болеют за Гарантидо, молодые, весёлые, беззаботные. Жайру завернул за угол и остановился: песня не отпускала, навязчиво трепетала в голове, словно звала по имени. В детстве мать иногда пела такие особые песни с капелькой индейской магии. От них на душе становилось легко, спокойно и так тихо, что он мгновенно забывал обо всех мальчишеских печалях, и лишь, как зачарованный, слушал, боясь пропустить хоть слово.

Но сейчас магия была другая, с запахом мускуса и чёрной ванили, взрослая, дикая, хищная, от которой по телу шла сладкая дрожь, а на языке оставался остро-пряный привкус. Цвет моего сердца… Жайру остановился, запустил руки в волосы, виновато посмотрел на кроссовки, вздохнул: 'Ладно, на полчасика, в конце концов, ночь длинная, успею', развернулся и направился назад ко входу в бар.

***

Жайру уже почти было вошёл в увитый стеблями мелкоцветной лианы дверной проём, как проход перегородила та самая девушка с террасы.

— Стой, милый, закрытая вечеринка, — её голос звучал глубоко и гортанно, выдавая индейские корни, — только для бессмертных.

— О, тогда я по адресу! Приглядись получше, разве смертные бывают одновременно такими красивыми и наглыми? — Жайру пустил в ход одну из своих коронных улыбок и демонстративно подмигнул собеседнице.

— Наглый, значит, — усмехнулась та, — люблю наглых. Хорошо, впущу, если назовёшь моё имя.

Жайру на мгновенье задумался, окинув незнакомку пристальным взглядом — длинные чёрные волосы, красная полумаска, загадочный голос — простой костюм, догадаться несложно: может, он и не ходил в школу, но уж легенды-то Амазонии знал назубок. Повинуясь внезапному порыву, перешёл на ненгату, язык матери:

— Разве можно с чем-то спутать песню Иары, королевы вод?

Приподняв одну бровь, девушка рассмеялась:

— И не боишься? Знаешь на что способно моё пение? — на ненгату её голос волнующе завибрировал, и парня резко бросило в жар.

— Готов рискнуть, — пытаясь скрыть смущение, он приобнял девушку за талию и вошёл внутрь.

***

— Сачи, малыш, плесни пока моему гостю немного кашасы, я сейчас вернусь, — Иара подвела Жайру прямиком к бару и растворилась среди разношёрстной публики. Темнокожий парень в красном колпаке за стойкой широко улыбнулся, выудив откуда-то снизу пузатую бутыль без этикетки. Выглядел он вполне узнаваемо, словно только что сошёл с обложки детской книги о плуте Сачи Перере. Жайру даже почувствовал внезапное искушение заглянуть за стойку, чтобы проверить не болтается ли у него вместо ноги пустая штанина, но побоялся выглядеть смешно и сдержался. Сачи, по-прежнему улыбаясь, молча подвинул к нему мартелиньо с прозрачным слегка коричневатым напитком и блюдце с лимоном и кусочками сахара. Жайру сделал маленький глоток, подержал немного за щекой, покатал по языку и проглотил, чувствуя, как тёплая волна проходит по телу до самых кончиков пальцев: кашаса не имела ничего общего с той, что продают в магазинах по 10 реалов за бутылку. Дрожь прошла, парень расслабленно вытянул ноги и заговорщически подмигнул бармену:

— Откуда девушка? Знаешь?

— Иара? Сачи мечтательно вздохнул, — не знаю, не местная. Хороша?

— Очень, — честно признался Жайру.

— Все так говорят, — согласился бармен, — ты поосторожней с ней, парень, а то закончишь на дне Амазонки. Посмотрел на остолбеневшего Жайру и расхохотался, довольный собственной шуткой:

— Королева вод, как-никак. Сечёшь?

Жайру фыркнул: юморист нашёлся! Хотел съязвить в ответ, но передумал, дух фестиваля витал в воздухе, раз в году можно и поиграть в маскарад. Отличный повод забыть о том, кто ты есть.

— Потанцуем, красавчик? — невысокая девушка с большими белыми цветами в волосах вдруг потянула Жайру за руку. Он приподнялся было, но тут вернулась Иара, села рядом, властно постучала длинными красными ногтями по стойке:

— Потише, подруга, мальчик ещё недостаточно пьян, чтобы променять меня на тебя. Без обид.

Цветоволосая невозмутимо пожала плечами и с деланным равнодушием прошла мимо. Иара повернулась к Сачи, едва заметно кивнула. Тот, усмехнувшись, подмигнул Жайру, наполнил его мартелиньо и поставил второй перед девушкой. Она медленно подвинула бокал к себе, крутанула на месте вокруг своей оси, затем резко подняла и выпила залпом. Жайру следил за её движениями, как под гипнозом, а при виде пульсирующей венки на запрокинутой шее, сжал свой мартелиньо в руке так, что стекло едва не треснуло. Иара рассмеялась:

— Эй, милый, заснул? Или греешь кашасу? Недостаточно горяча?

Спохватившись, Жайру покраснел и быстро отправил содержимое бокала в рот — в горле зажгло, схватился за сахар, но Иара, накрыла его ладонь своей, потянулась к губам…

Лимон, вишня и кардамон, аромат диких трав, жаркая ночь Паринтиса, глаза темнее этой ночи, шрам от стрелы в основании шеи под пальцами — Жайру исчез, взорвался, разлетелся на атомы. Вот он, ещё мальчик, бежит по маисовому полю за огромным цветастым змеем, мать смотрит вслед — улыбается, вытирая рукавом пот со лба — малыш, вернись, надень шлёпанцы, наколешь ножки, он хохочет, запинается, падает и летит кубарем, беззаботный, счастливый… Рёв воды, радуга капель — водопад в джунглях, мокрая рубашка, спутанные волосы, сердце в груди птицей рвётся наружу, крылья прорастают сквозь рёбра… Жайру-подросток бьёт по воде руками, поднимая облако мелких колючих брызг, ныряет, уходит на глубину, снова падает…Поле, над головой небо, цветущие метёлки маиса, тепло земли проникает глубоко под кожу…Звёзды, кометы, туманности, фейерверками рвутся сверхновые, Иара в ожерелье из ракушек и перьев, её губы мягкие, терпкие, со вкусом тростникового сахара…

— Юухуу, — присвистнул Сачи, вновь наполняя бокалы, — эй, парень, давай возвращайся!

Жайру пришёл в себя, заморгал, голова слегка кружилась: то ли от кашасы, то ли от поцелуя — неважно, все планы на фестивальную ночь были забыты. Да что там на ночь — на неделю, на год, на жизнь, все они остались там, за порогом, пустые, ненужные, лишние.

— Ведьмины чары, колдовской бриз,

Смертная пешка, новый каприз,

Предчувствие любви льётся по венам,

Погубит тебя, твоя королева… — место за микрофоном заняла коротко стриженная женщина в откровенном платье с татуировкой огромного крокодила, ползущего со спины на плечи.

Жайру скользнул по певице взглядом, та заметила, поманила пальцем и хищно улыбнулась, облизнув губы. Улыбка её больше походила на оскал дикого зверя, так что парень непроизвольно вздрогнул. Крокодил на плече защёлкал пастью в приступе беззвучного хохота и Жайру резко встряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение — не иначе, слишком много кашасы.

— Боишься Куку? Не бойся, не сожрёт, сегодня праздник, — Иара насмешливо прищурилась и послала женщине воздушный поцелуй, как давней подруге, — хочешь, познакомлю?

Кука? Ну конечно, какая вечеринка без этого пугала для непослушных детей, Жайру покачал головой, попытался отшутиться:

— Нет уж, спасибо. Боюсь, я не очень хорошо себя вёл, лучше бы мне ей не попадаться.

Иара внезапно посерьёзнела, пристально посмотрела на Жайру, словно знала все его грехи и промахи:

— Ты прав, милый, не очень. Грязные дела чистыми руками не делаются, так ведь?

Странная она всё-таки, — пронеслось в голове у парня, — вообще все они здесь ненормальные, заигрались в духов и демонов. Но разве это имеет хоть какое-то значение, когда мир рядом с ней мерцает, поёт, искрится. Да пусть хоть трижды странная, нелепая, сумасбродная, сумасшедшая, лишь бы не замолкала, лишь бы смотрела на него вот так, прямо в сердце, нечаянно прикасалась коленом. Лишь бы не отпускала…

Заиграла чувственная мелодия бразильского зука, Жайру, покачнувшись, вскочил, схватил девушку за руку:

— Идём танцевать!

Иара просветлела, рассмеялась:

— Осторожно, милый, не отдави мне ноги!

Танцевать Жайру любил и умел, но по сравнению с Иарой чувствовал себя неуклюже неловким. Она же двигалась одновременно мягко и настойчиво, как волна, обнимала, прижимаясь всем телом, и ускользала, манила, вела за собой, увлекая всё глубже в толпу танцующих. Жайру боялся отвести взгляд хоть на минуту, потерять её среди этих чужих чудаковатых людей, выпустить руку. Всё вокруг слилось в разноцветном хмельном дыму — мелькание масок, огней, цветов, тепло сплетённых пальцев, голос:

— Пойдём отсюда, милый, я живу у реки…

***

Вспышки, всполохи, обрывки памяти — одноногий Сачи что-то кричал с террасы, а они, как дети, убегали по ночным улицами Паринтиса… Бронзовая кожа девушки, тепло её тела, дразнящий аромат волос…Иара, хохоча, скинула обувь — устали ноги, потащила Жайру к воде:

— Давай же, милый, не отставай, быстрее…

Луна — огромная, круглая, громкое пение небольших серых птичек — бем-ти-ви, бем-ти-ви, быть дождю… Два мира слились в один, силуэты домов качнулись и растворились в тёмном беззвёздном небе, город скукожился, сморщился, опал к ногам лохмотьями вылинявшей змеиной кожи. Сомкнулись над головами ветви могучих деревьев, застонала, зашумела сельва, недовольно ухнула сова, пара потревоженных оленей промчалась мимо. Шелестела листва, глухо и тревожно ревела Амазонка, а в воздухе огромным красным цветком распускалось чудо, дрожало, звенело, шептало на разные голоса. Весь мир — чудо, и жизнь, и молодость, и любовь, и они с Иарой, разве они не чудо?

И разве есть на земле кто-то счастливее?

— Стой, Иара, ты забыла туфли! — Жайру обернулся, нахмурился — позади одна цепочка следов…

— Тсс, тише, всё будет хорошо, всё теперь будет хорошо… — приподнялась на цыпочках, обхватила руками, нырнула в душу. В первый раз назвала по имени, пропела по буквам, — Ж-а-й-р-у…Иди ко мне, милый.

Тёмная вода захлестнула щиколотки, поднимаясь всё выше.

***

Жайру пришёл в себя на берегу, тонкая рубашка прилипла к телу, на джинсах расплывались грязные бурые пятна. Расклеившиеся кроссовки сиротливо валялись рядом. Разве бывает дождь в конце июня? Бем-ти-ви…Он обхватил руками голову, вспомнил, вскочил. Хлопнул по правому карману джинсов, судорожно вывернул его наизнанку — пусто. Неожиданно стало легче. Уже не боясь испачкаться, сел прямо в жёлтую речную глину и, запрокинув голову, подставил лицо под дождь. Шею что-то царапнуло. Нащупав на груди ожерелье из ракушек и намокших перьев, Жайру крепко сжал его одной рукой и закрыл глаза.

Дождь усилился, застучал неумолимо и равнодушно, стекая по щекам крупными солёными каплями.