Цвет судьбы

Глава первая

Думаю, оглядываясь назад, каждый из нас может припомнить события, навеки изменившие его жизнь.

Для меня одно из таких событий произошло на сельской дороге в Нью-Гэмпшире, морозным днем в середине февраля 2007 года, на берегу озера, в котором водолаз искал утопленницу.

– Что случилось? – спросила я у полицейского, выпрыгнув из машины «Скорой помощи». – О черт! – Это я поскользнулась на обледенелой земле и схватилась за зеркало, чтобы не упасть.

– По дороге ехала женщина. – Полицейский ежился от холода, потирал руки и дул на них, чтобы хоть немного согреть. – Навстречу выскочил олень. Она свернула, чтобы его не сбить, и машину занесло. Должно быть, слишком резко ударила по тормозам. Свидетели говорят, гнала она на ста восьмидесяти. Слетела вниз по склону, перевернулась вверх колесами, лед треснул… ну и привет.

У обочины стояло несколько автомобилей с включенными мигалками. Обычная сцена: красно-синие огни, кучка любопытных зрителей, и полицейские в ярко-желтых штормовках машут проезжающим, чтобы не останавливались.

– Когда машина провалилась под лед? – спросила я.

Одна ли была там женщина? С семьей? Может быть – боже упаси, – с детьми?

– Да уж минут двадцать назад, – ответил полицейский. – Повезло, что сразу следом за ней ехал кто-то и все видел – он нас и вызвал.

– Не знаю, уместно ли здесь говорить «повезло», – пробормотала я. – А как сумели так быстро найти водолаза?

– Тоже чистое везение. Волонтер из поисковой службы, живет прямо вон там. – И он указал пальцем на домик на берегу озера.

– Да, действительно повезло, – признала я.

– Вот только не знаю, будет ли толк. Все-таки двадцать минут под водой… Я особо не надеялся бы.

Я подошла ближе к берегу, и в этот миг над водой показался водолаз. Пробкой вынырнул из темной полыньи – с безжизненным женским телом на руках.

Глава вторая

Я стала парамедиком, потому что хотела спасать людей. В шестнадцать лет впервые столкнулась со «Скорой помощью», и работа парамедиков меня просто заворожила. Думала даже учиться на врача, но вовремя поняла, что медицинский институт вряд ли осилю.

Не подумайте: в парамедики тупых тоже не берут. Во время учебы вкалывать приходилось на совесть. А главное, парамедику нужна холодная голова и способность сохранять спокойствие, какой бы ад ни творился вокруг.

На самом деле я собой горжусь. И своей профессией, и тем, что вообще сумела окончить школу и найти дорогу в жизни. Очень многие на моем месте сломались бы. Но об этом позже; пока вернемся к утопленнице.

Едва спасатели уложили тело на заснеженный берег, я подбежала к женщине и проверила пульс. Пульса не было.

– Скорее! – приказала я. – Несите ее в машину!

Я вскарабкалась вверх по склону, цепляясь руками за землю и торчащие корни, скользя на обледенелых камнях. Спасатели, волоча за собой носилки, двигались за мной. Наконец они выбрались на дорогу и поставили носилки на каталку. Билл, мой напарник, укрыл женщину и надел на нее кислородную маску; я начала делать искусственное дыхание – и не останавливалась, пока мы как могли быстро везли каталку к машине.

Билл всегда сидит за рулем. Ему нравится мчаться на полной скорости, разгоняя встречных сиреной и мигалками. Быть может, он и в парамедики пошел из любви к вою сирен. А я… я всегда прошу ехать помедленнее и поосторожнее. Я лишь хочу спокойно доставить пациента в больницу. И убедиться, что с ним все будет хорошо.

– Все будет хорошо! – говорила я и этой женщине, пока мы мчались к «Скорой», и потом, когда закатили носилки внутрь, захлопнули двери и сорвались с места.

Разумеется, она меня не слышала. Это просто привычка.

– Ну что, пристегнулась? – бросил через плечо Билл, включая зажигание.

Шутка, разумеется. Рассиживаться некогда: работы в моем отсеке хватает. Вот и сейчас я пристегнула бесчувственное тело к носилкам и взялась за телефон.

Позвав к телефону врача, быстро и четко объяснила ему ситуацию. А сама не сводила глаз с лица женщины под кислородной маской. Должно быть, лет тридцати пяти – моя ровесница. Темно-рыжие волосы, кое-где посеребренные изморозью. Лицо страшного серо-голубого цвета, как у трупа в морге. Но эти двадцать минут утопленница провела при температуре ниже нуля – есть надежда.

– Температура тела? – спросил доктор.

Я нашарила в рюкзаке электронный термометр.

– Двадцать семь и два. И она совершенно мокрая.

Доктор на секунду задумался, затем начал отдавать распоряжения:

– Мчите в больницу на полной скорости. По дороге снимите с нее все и заверните в одеяло с подогревом. Поставьте катетер с теплым физраствором. Согрейте раствор как угодно – хоть за пазуху себе суньте, если понадобится. Ваша задача – ее согреть. Повысить температуру хотя бы на несколько градусов. Дефибриллятор пока не нужен. Не сейчас. Главное – отогрейте хотя бы до тридцати. Потом начинайте реанимацию. Будем ждать вас у входа в неотложку.

Я стянула с пациентки мокрую насквозь одежду, завернула женщину в одеяло с электроподогревом и, как велел доктор, сунула за пазуху пакет с физраствором, чтобы его согреть.

– Ух ты, холодно! – пробормотала я, когда ледяной полиэтилен коснулся тела. – Зря нам не выдали микроволновку!

И тут же подумала: а каково было этой несчастной, когда на нее обрушились галлоны ледяной воды?

Приложив к груди женщины стетоскоп, я снова всмотрелась в ее лицо. Удастся ли мне вернуть ее к жизни? И даже если удастся – что, если тело и разум ее понесут непоправимый ущерб?

– Как вы там? – поинтересовался Билл, резко свернув вправо. Я покачнулась и инстинктивно схватилась за носилки, а затем плотнее укутала женщину одеялом.

– Нормально. Скорее, Билл, пожалуйста, ладно?

– Гоню что есть сил. Но, послушай, думаешь, от этого будет толк? Сколько она пробыла под водой – пятнадцать минут? Двадцать?

– Пока не констатировали смерть – она жива, – отрезала я, снова прикладывая к телу женщины термометр. Двадцать восемь градусов.

– Будем реалистами. Каковы шансы, что она выживет и не превратится в овощ?

– Статистика мне неизвестна, но я знаю, что такое случается. Сама видела. Когда я была маленькой, папа однажды, охотясь на кроликов, случайно подстрелил нашу собаку.

– Да ты что?! – проговорил Билл.

– Поначалу он не понял, что попал в нее. Решил, что собака погналась за какой-то дичью. Лишь пару часов спустя нашел ее в снегу. Не знаю, сколько времени она была мертва; но, когда папа принес ее домой и положил у очага, хочешь – верь, хочешь – нет, она ожила.

– Ты уверена, что она была мертва?

– На сто процентов. Я обнимала ее, клала голову ей на грудь. Быть может, тепло моего тела и пробудило ее к жизни.

– Хм, настоящее чудо.

Я снова приложила стетоскоп к груди пациентки. Сердцебиения по-прежнему не было.

– В чудеса я не верю, – ответила я. – Есть простое научное объяснение. Все равно что замороженный обед: может полгода пролежать в морозилке, а разогреешь – и он как новенький.

В машине становилось жарко, и мне пришлось сбросить куртку.

– Далеко еще? – спросила я.

– Пять минут, – В следующую секунду Билл отчаянно загудел и ударил по тормозам. – Уступи дорогу, придурок! Не видишь, «Скорая»!

Я снова измерила пациентке температуру. Тридцать градусов. Пора начинать реанимацию.

Глава третья

Задние двери «Скорой» распахнулись. К этому моменту я пропотела насквозь. Нас окружили врачи и медсестры. Несколько секунд – и пациентку ввезли в смотровую.

– Всем покинуть помещение! – приказал врач.

Мы с Биллом попятились. Я шумно выдохнула, чувствуя, что напряжена до предела, и зная: мне потребуется время, чтобы успокоиться.

Чуть позже, когда я скрылась в пустом кабинете, чтобы написать рапорт, Билл предложил угостить меня чашечкой кофе. Но я чувствовала себя так, словно только что поднимала штангу в сауне, и вместо кофе попросила колу со льдом.

Когда я закончила отчет, наша смена уже приближалась к концу. Однако я не хотела уходить, не узнав, что там с утопленницей.

– Ну как? – спросила я у медсестры на посту. – Ее реанимировали?

– Вы знаете, да! Удивительно: она столько времени пробыла под водой, казалось, это просто невозможно. Но доктор Ньюмен не сдавался. Снова и снова измерял ей температуру, включал дефибриллятор – и вдруг сердце забилось! Вы не слышали, как мы тут кричали «ура»?

– Нет.

– Да, все кричали «ура» и поздравляли друг друга! Знаете, тут есть о чем задуматься. Ведь доктор буквально вытащил ее с того света! Он и вы.

Я выбросила в мусорное ведро пустую бутылку из-под колы и заглянула в смотровую. Там было пусто: должно быть, пациентку перевели наверх.

– Она что-нибудь рассказала? Кто она, откуда? – спросила я.

Перед глазами у меня еще стояло ее мертвенно-бледное безжизненное тело. Как будто я раздевала труп… впрочем, в те минуты она и была трупом.

– Да нет, – ответила медсестра, – дело в том, что… она ведь так и не очнулась. Она в коме. Десять минут назад ее перевезли в реанимацию.

Восторг и надежда, переполнявшие мое сердце, мгновенно растаяли.

Выходит, радоваться пока нечему? Что, если мы так ее и не спасли и она обречена на жалкую полужизнь до тех пор, пока чья-нибудь милосердная рука не повернет рубильник?

И снова я подумала о ее семье. Есть ли у нее муж? Дети? Что теперь будет с ними?

Уже на крыльце больницы на меня навалилась страшная усталость. Не так-то легко делать искусственное дыхание полчаса подряд! Но дело не только в этом. Я действительно хотела спасти эту незнакомую женщину. Очень хотела. Порой там, в «Скорой», мне казалось даже, что она шепчет: «Не бросай меня! Не сдавайся!»

Я села за руль своей машины и задумалась на несколько секунд, невидящим взором глядя в темнеющее вечернее небо. «Не сдавайся!» Быть может, этот беззвучный призыв, так ясно звучащий в голове, исходит от меня и обращен ко мне самой?

Глава четвертая

Дом, как обычно, встретил меня темнотой и призрачным мерцанием телевизора в гостиной.

Привычная тяжесть легла на сердце. Оставив сумку и ключи на столике в прихожей, я сбросила куртку, повесила ее на вешалку и направилась в сторону кухни.

Мы с Гленом живем в старом доме с гостиной и столовой на восточной стороне; однако несколько лет назад сделали пристройку к кухне – еще одну гостиную, попроще, где можно поставить здоровенный телевизор и вволю поваляться на широком диване. Не знаю, с чего мы взяли, что в доме не хватает места. Ведь нас только двое. Детей у нас нет и, судя по всему, уже не будет.

Я зажгла на кухне свет и остановилась в проеме. Глен спал, раскинувшись на диване.

Глен – мой муж. Единственная моя любовь начиная с девятого класса. Бывали у нас и трудные времена, но горести и беды лишь сильнее привязывали нас друг к другу.

Бесшумно – пол во второй гостиной был покрыт толстым ковром – я подошла к нему. Заметив на полу возле дивана водочную бутылку, подняла и повертела в руках. Разумеется, она была пуста.

Устало вздохнув, я укрыла Глена шерстяным пледом, хоть и знала, что этого делать не стоит.

Я парамедик. Все это мне знакомо. Укутывать бесчувственного алкоголика, чтобы защитить его от холода, – грубая ошибка. Ошибка еще грубее – пытаться защитить его от самого себя. Пусть все мои инстинкты кричат, что я должна его спасти, пусть моя любовь… Да, мы с Гленом любили друг друга – и такая любовь, как наша, не часто встречается на земле. Прежде чем рассказывать дальше, я очень хочу, чтобы вы это поняли.

Глава пятая

1987 год

В первый раз увидев Глена, я с трудом устояла на ногах.

Серьезно. Как будто встретила давно потерянного возлюбленного. Не понимала, откуда взялось ощущение давней близости и тесной, нерасторжимой связи, – но ощущала именно это. Меня влекло к этому парню, влекло со страшной силой; я чувствовала, что без него не смогу жить. Откуда было знать, что мне повезло встретить свою вторую половинку?

Да, теперь я верю в «половинки», в людей, предназначенных друг другу судьбой. После всего, что я пережила, нельзя не верить… Впрочем, я опять забегаю вперед.

Стоял октябрь. Большая перемена. Мне было пятнадцать. Совсем недавно мы переехали из Канады, где я родилась, в Бар-Харбор, штат Мэн, так что мы с сестрой были в школе новенькими. Миа, моей сестре, уже исполнилось семнадцать, она училась в одиннадцатом классе. Большая часть мужского внимания доставалась ей: высокой стройной блондинке с шелковистыми волосами и матово-белой кожей. Ей не раз советовали попробовать себя в модельном бизнесе – она в ответ звонко смеялась, закатывая глаза и встряхивая светлыми локонами, и становилась еще краше.

Я тоже выглядела ничего. Лучше всего волосы: буйные рыжие кудри. Фигура и цвет лица тоже вполне приличные, хотя свои веснушки я ненавидела и вечно замазывала тональным кремом.

Но ростом я была намного ниже Миа. Она возвышалась надо мной на добрых шесть дюймов, и рядом с ней я казалась себе невидимкой. Все смотрели на нее – а по мне лишь скользили взглядами. Нет, не подумайте, я не завидовала. У меня были свои друзья, свой круг интересов; к тому же мама всегда говорила, что я красавица. Мама вообще не стеснялась меня хвалить. «Какая же ты хорошенькая!» – говорила она, когда я в школьной форме садилась завтракать. «Какая же ты талантливая!» – говорила она, увидев нарисованный мною пейзаж…

Впрочем, я отвлеклась. Вернемся к Глену.

Итак, шла большая перемена. Мы с девчонками сидели на спортивной площадке позади школы, уплетали бутерброды и смотрели, как парни из одиннадцатого класса кидают в корзину мяч. Собственно, для того мы сюда и пришли, чтобы вволю поглазеть на парней. Кое-кого из них я знала, но Глена видела в первый раз. И едва увидела его – в синих баскетбольных шортах и мешковатой белой футболке, – мое сердце остановилось. Звучит глупо, знаю, но не представляю, как еще об этом рассказать. Все остальные исчезли. Остался только он.

Объективно говоря, он не был самым привлекательным в компании. Подруги так и не смогли понять, что я в нем нашла. Среднего роста, обычного сложения. Темные волосы, карие глаза, веснушки, как у меня. Лицо, пожалуй, не назовешь красивым: черты неправильные, нос слишком велик. Но было в нем, в его пружинистой походке и уверенных движениях что-то очень взрослое, мужское. Что-то такое, от чего сердце у меня сразу сбилось с ритма, а в желудке стало неспокойно.

После этого я принялась таскать подруг на спортплощадку на каждой большой перемене. Усилия мои были вознаграждены – вскоре Глен начал с нами здороваться. Одно это возносило меня на седьмое небо.

Дальше – невероятная удача: однажды в субботу мы столкнулись с ним и его компанией в торговом центре. Слово за слово, пошли гулять вместе – и прогуляли несколько часов.

Несколько недель мы невозбранно наслаждались вниманием одиннадцатиклассников. Глен и его друзья тусили с нами, болтали обо всем на свете, даже начали приглашать на свои вечеринки.

– А что у тебя с Гленом Мерфи? – спросила Миа однажды вечером, когда мы вдвоем сидели перед телевизором. – Признавайся, положила на него глаз?

– Ну… м-м… вообще-то да, но мы просто друзья!

– А он знает, что тебе нравится?

– Наверное. То есть… я ничего такого не говорю, но все время смотрю на него, и иногда он это замечает.

– Вот как? И что же?..

Я со вздохом пожала плечами:

– Улыбается и продолжает разговор.

– Так, может, тебе выложить ему все начистоту? – предложила Миа.

Она, конечно, была старше и лучше разбиралась в мальчиках; однако ее совет меня попросту напугал.

– Нет! – решительно ответила я. – Не надо! Ничего не выйдет, станет только хуже!

– Почему? Думаешь, ты ему не интересна?

– Ну… не знаю… Мы же с ним просто дружим!

Миа немного подумала.

– Знаешь, – сказала она наконец, – а может, тебе стоит поторопить события? Даже говорить ничего не надо – просто дай понять, что он тебе небезразличен. Взгляни на него по-особому. Как бы невзначай положи руку на плечо. Пококетничай.

Я невесело рассмеялась, понимая, что она искренне пытается мне помочь.

– У тебя это отлично вышло бы, – ответила я, – а я совсем не умею кокетничать! Я только все испорчу!

– Вовсе нет! Ведь ты ему тоже нравишься.

Я уставилась на нее.

– Откуда ты знаешь? Что-то слышала? Он говорил обо мне?

Миа неторопливо отхлебнула апельсиновый сок.

– Да нет, просто… ну, в последнее время вас водой не разлить. Если бы ты ему не нравилась, он с тобой не гулял бы.

Должно быть, так… но мне хотелось большего, гораздо большего!

Как и моей сестре. Об этом я узнала несколько дней спустя – и сцена, увиденная на вечеринке, надолго вбила клин в наши с ней отношения.

Глава шестая

Произошло это на той самой вечеринке, где гости так расшумелись, что соседи вызвали полицию.

Однако потрясением для меня стали не сирены и мигалки полицейских машин. Нет, самое страшное случилось чуть раньше, в разгар общего беззаботного веселья.

Родителей хозяина, разумеется, дома не было. Они на неделю уехали на Ямайку, а семнадцатилетнего сына оставили следить за порядком и поливать цветы. Эти цветы стали главным аттракционом вечера: все по очереди ходили их «поливать», к полуночи несчастные растения уже плавали в пиве.

Признаюсь, я тоже немного выпила. Гремела музыка. Вдруг меня схватила за локоть моя подруга Дженис.

– Пошли, – сказала она, – хочу тебе кое-что показать.

Следом за ней я вошла в заполненную народом кухню. Остановившись на пороге, Дженис указала в дальний конец кухни, на двойные стеклянные двери, ведущие во внутренний двор.

Там, за стеклом, была Миа. Моя сестра смеялась, запрокинув голову – и мое сердце пропустило удар, когда рядом с ней я увидела Глена.

Они стояли вплотную друг к другу. Совсем близко. Все еще смеясь, она положила руку ему на грудь. В висках у меня застучало, в глазах потемнело. Меня переполнила ярость. Кажется, никогда никого в жизни я так не ненавидела!

Глен мой! Она же знает, что я его люблю! Какого черта она с ним заигрывает?

– Я ее убью! – прорычала я.

– Может, она говорит с ним о тебе? – без особой убежденности в голосе заметила Дженис. – Может, просто старается вас свести?

В этот миг Миа схватила Глена за рубашку и притянула к себе.

Они слились в поцелуе. И целовались не меньше шести часов подряд – по крайней мере, так мне тогда показалось. Я хотела отвернуться, уйти, но не могла отвести глаз. Собственное тело словно перестало мне повиноваться.

Страшнее всего было, что Глен явно ей отвечал.

– Пошли отсюда! – сказала я наконец и, развернувшись, принялась проталкиваться к выходу. Дженис ненадолго отстала, чтобы захватить наши куртки, и догнала меня уже во дворе.

– Извини, – пробормотала она. – Наверное, не стоило тебе говорить…

– Еще как стоило! Спасибо, что сказала.

Ту ночь я провела у Дженис. Думаю, Миа очень повезло.

Извините, что об этом рассказываю. Понимаю: звучит глупо, по-детски. Типичная подростковая трагедия: «Ах я бедняжка, с…