Цвета. Сборник рассказов

Валентина Филиппенко. Как мой деда спас море

Это я. Мне семь лет, я катаюсь на трёхколёсном зелёном велосипеде по двору и дразню собак за забором, показывая им язык и стуча палкой по прутьям. У меня нет переднего верхнего зуба: вчера он застрял в ещё совсем зелёном яблоке, чуть хрустнул и выпал на мою ладонь. Я вам улыбнулась! И теперь скажу: меня зовут Ксюша.

Я не знаю, кого я больше люблю: деду или море. Деда очень сильный, смешной, и с его плеч мне видно столько всего вокруг. Особенно море! Синее, зелёное, чёрное, белое, которое всё время шумит, шуршит, болтает, как и я, и в него не больно падать. Хорошо, что деда живёт на море и мне не нужно выбирать, к кому ехать в гости.

Когда на улице сыро, деда носит вязаную жилетку. А на улице сыро почти всегда, поэтому и жилетка почти всегда — на деде. За крупные нитки, толщиной с мои пальцы, зацепился значок. Это маленький велосипед, и деда с ним никогда не расстаётся. Значок много значит для деды.

Вчера, когда мы жарили макароны с сыром на сковородке, положив сверху каждой тарелки по большой лопате салатного листа (потому что мама просила нас есть больше овощей и зелени), деда рассказал мне историю значка. Я старалась запомнить каждое слово! Поэтому скорее слушайте.

Когда-то деда был совсем маленьким. Почти как я, только он был мальчиком. Уже тогда он жил у моря! И летом, и зимой, и в субботу, и когда деда шёл в школу, волны щекотали и кусали берег, прятавшийся под водорослями, и дедушке тоже было немного щекотно и весело. Днём деда купался в море, или сидел на пляже и разглядывал волны и барашков, или уговаривал соседа-рыбака взять его с собой в лодку, полную салатных от тины и времени сетей. Делать у моря всё проще — и читать учебник, и учить таблицу умножения, и драться.

Это было днём, а по ночам, перед сном, деда слышал, как море шумит и плещется. Ведь его дом стоял на самом берегу. Маленький деда затихал на подушке, всматриваясь в зелёную, тёмную от ночи штору, пытался разобрать слова, которые произносили волны, и очень быстро засыпал.

И вот однажды — летом, среди ночи — он проснулся, потому что море стихло. Море больше не шумело, не шуршало и не билось о берег. Деду разбудила тишина.

Сперва он выглянул в окно, чтобы посмотреть, что случилось. Потом выбежал на улицу. Море исчезло! Зелёное летнее небо висело одеялом. Оно увидело деду, его испуганный взгляд, большие круглые глаза, но только развело руками, пожало плечами и повернулось на другой бок спать дальше. Мол, ничего не видело, ничего не знаю. Я — небо, я сплю. Пляж тоже молчал, ветер застенчиво покачивал листьями на платанах и развалившимися щупальцами салатных водорослей. Словно глубокая тарелка, берег стоял без моря. И ещё зачем-то молча светила луна.

Вот вы бы что сделали, оказавшись ночью на берегу пропавшей речки или озера? Я бы заплакала. А мой деда даже носом не шмыгнул. Он подбежал к лежакам, вышкам спасателей и замкам из камней, оставшимся на пляже с вечера, потрогал высохшие камни в ярком мху, почти светящемся в темноте, понюхал песок, поискал следы, приложил ухо к земле и решил найти море, пока весь город не проснулся и не расстроился. Вот таким смелым был мой маленький деда!

Но куда море могло деться? Кто мог видеть, как оно пропало? Сторожа на пляже не было, спасатели вечером закрывали ставни избушки на пляже и уходили домой. Деревья за домиками на берегу сонно покачали кронами — они ничего не видели. Но в домике в начале дединой улицы, в самом маленьком и с живой изгородью вместо забора, жил музыкант. У музыканта была бессонница, и он часто не спал по ночам. Деда подумал, что он наверняка что-то видел или слышал.

В окошке музыканта горел свет и звучала тихая музыка. Кажется, это была репетиция новой мелодии для концерта — она, словно шелест ветра между веточек зелёной, только выпустившей листья ивы, щекотала бока окну и раскачивала романтичные шторы. Деда заглянул в дом и попросил музыканта его впустить. Тот, конечно, удивился, отложил скрипку в сторону и открыл деде дверь. Музыкант спросил, хочет ли он чаю или конфет, а потом спросил, почему деда не спит в своей кровати в такой час. На часах была ночь.

Музыкант был растерян, очень мил и совсем не знал, как разговаривать с детьми. Но деда ему помог: он ткнул пальцем в окно, в место, где ещё недавно плескалось море, а теперь остались только мокрые салатные водоросли.

— Я проснулся от тишины, — сказал деда.

— Так-так, — заволновался и закружил по комнате музыкант. — Я тоже почувствовал что-то неладное.

Деда начал кружить по комнате за музыкантом.

Небо за окном бледнело, перекатываясь на другой бок. Музыкант поправил ему зелёное одеяло, высунув руку в окно, и звонко стукнул себя по лбу:

— Да я! Да я же… я же слышал, как море выпили!

Деда врезался в спину музыканта и от удивления даже рот открыл.

— Выпили море?

— Да-да! Выпили. Я ещё подумал, что это вредно для здоровья — столько солёной воды, рыбы, кораблей и никакой зелени, но… снова увлёкся… своей мелодией.

Вот это да! Деда сразу всё понял. Море выпил великан Стёпа.

Я сейчас всё объясню. У меня такого в городе нет, но у деды на море жил великан — и не один, а целая великанья семья. Маму-великана звали Оля, папу-великана — Коля, старшую сестру — Света, а самого младшего великана — Стёпа. Стёпе было восемь лет, как и деде. На школьную линейку он пришёл с кустом жасмина вместо букета, но его всё равно оставили учиться в первом классе на второй год.

«Он был такой большой, что и в десятый класс не поместился бы, но совсем не умел читать и писать, — объяснил мне деда. — Поэтому наш Стёпа рисовал буквы в прописях, сидя в школьном дворе и положив огромную рыжую голову на подоконник. Ему было плохо слышно учительницу, и он громко сопел от скуки. Ещё иногда, когда в школьном дворе не было физкультуры, он рисовал огромным мелом классики или разметку для футбольного поля. За это его очень любили все мальчишки».

Для него в салатный даже покрасили стену школы — чтобы он мог писать под диктовку предложения и делить в столбик. Но часто на ней появлялись рожицы и просто имя великана — Стёпа.

А ещё в носу Стёпы жили зелёные, жёлтые и янтарные сопли — они клокотали и гудели, почти как море зимой или пароходы, когда приближались к берегу. И когда Стёпа простывал, его просили отодвигаться от окна. Ведь если бы он даже чуть-чуть чихнул, весь класс сдуло бы ветром, а парты и доски заляпало бы салатной слизью. И это было бы ужасно.

Мой деда знал, где искать великана, чтобы вернуть море на место. Нужно было проехать весь пляж до Тонкого мыса, забраться на одну из острых скал в большую пещеру — там Стёпа прятался от родителей, если его наказывали за двойки и он решал сбежать из дома. На потолке и стенах скалы, которая была гораздо больше школьной салатной стены и скрыта от лишних глаз, были нарисованы портреты девочек из класса, Марьи Александровны — учительницы, и сестры Стёпы — Светки. Ещё там были нарисованы новогодние ёлки, огромные, как гора, качели и русалки. Русалки Стёпе особенно не удавались: они все были похожи на буфетчицу или медсестру из поликлиники — и спасались только зелёными волосами. Стёпа ими очень гордился: таких русалок никто больше не рисовал — у него они были огромные, размером с моего деду сейчас!

Музыкант выслушал деду и заулыбался. А деда уже придумал план: он быстро возвращается домой, берёт свой велосипед и едет к Тонкому мысу, пока музыкант играет на пляже как можно громче свою музыку. Нужны будут убаюкивающие ноктюрны, вальсы, опусы и колыбельные, чтобы больше никто не проснулся и не испугался, что море пропало. Деда решительно шагнул к двери, но музыканту его план не понравился: всё же деда был ещё маленьким мальчиком, пусть и очень смелым, а он был музыкантом, хоть и не умел плавать, велосипеда не держал и боялся высоты.

Но, выслушав историю про прыжки с трамплина на школьных соревнованиях, Стёпкины потные ладошки, школьную столовую и огромный, зелёный от времени великаний носок, в который Стёпка как-то засунул школьного сторожа, музыкант взял скрипку и всё же послушно пошёл к морю. Вернее, к тому месту, где раньше было море.

А деду дома у калитки ждал велосипед. Свежепокрашенный, будто обклеенный большими маслянистыми салатными листами, он собирал лучи луны и засовывал их в звонок, чтобы тот лучше звенел. Дедушкин велосипед был очень умный! Он был похож на кузнечика, и вместе они поехали по дорожке вдоль пляжа. Мимо пролетали сонные-сонные дома, густые деревья с молодыми листочками, спящими на ладонях больших листов, заборы и звёзды. Деда и велосипед подпрыгивали на камнях, кочках, палочках и канализационных, позеленевших от морского воздуха люках. Фонари, светофоры и пешеходные переходы махали им и одобрительно кивали. С неба падало зелёное тёплое одеяло, и поэтому летнее небо стало понемногу светлеть и белеть. Воздух, густой и солоноватый, как морская вода, забирался деде в нос и щипался. А деда устал крутить педали, и тогда велосипед поехал сам, чтобы дать ему отдохнуть. Ехал, рассекая вкусный воздух и иногда довольно позвякивая звонком.

Совсем рядом с Тонким мысом у берега осталось немного воды — это текли из скалы великаньи слёзы. Деда положил велосипед на землю, погладив его по рулю, и пошёл к пещере: она была как балкон на третьем этаже в соседнем многоквартирном доме, только оттуда не пахло супом. Деда громко позвал Стёпу.

— Стёпа, выходи! Стёпа-а-а-а-а-а-а-а, выходи-и-и-и-и-и-и! Во-о-о-о-звраща-а-а-й мо-о-о-о-о-ре-е-е-е-е!

Из пещеры, щурясь и часто моргая, высунулась лохматая голова с красным распухшим носом, заплаканными глазами и прилипшими к подбородку водорослями. Великан шмыгал носом, вытирал лицо зелёным-зелёным свитером и часто моргал.

— Не выйду-у-у-у-у-у, — завыл Стёпа. — Не хочу-у-у-у-у!

И снова исчез в пещере.

Но деда уже решил вернуть море на место, проехал на своём велосипеде много километров и не собирался сдаваться. Он взял небольшой камень и кинул его прямо в пещеру. Камень попал Стёпе точь-в-точь в пятку! Но ему было совсем не больно, наоборот — щекотно и смешно. Хихикнув, он почесал ногу, снова высунулся из пещеры и засопел. Деда никуда не уходил.

Вообще, Стёпка не был противным великаном, и его даже звали в походы и рвать яблоки из сада. Но, кажется, он слишком много времени проводил с сестрой Светой. Светка тоже училась когда-то в дединой школе, была капризная, обидчивая и по любому поводу так тяжело вздыхала, что могла вызвать ураган или шторм. И вот сейчас Стёпка стал очень на неё похож. Он растёр по щекам слёзы, смял на своём лице улыбку и только загудел в ответ деде:

— От-ста-а-а-а-а-ань! Уходи-и-и-и-и-и!

Водоросль тряслась на его подбородке и просила о помощи.

— Верни море! — начиная злиться, грозно крикнул ему деда. — Нельзя море выпивать!

Деда и сейчас может быть грозным, даже когда рядом есть море. А уж без него наверняка он был очень страшный и убедительный. Наверное, поэтому Стёпа вдруг как весь задрожал, как загудел. И как заревел.

— Да я… да мне что, жалко море? Почему Марьсанна его у меня забрала? Я хотел со всеми плавать в море на физкультуре, хотя бы до буйков, даже не на скорость. Все пошли в море играть в мяч, а меня… А меня оставили сидеть на пляже одного. Я тоже хотел купаться-а-а-а-а-а-а-а! — И великан заплакал огромными слезами, каждая — размером с автомобиль.

Деде было очень жалко Стёпу: его тоже иногда не пускали в море, если он болел ангиной или ему только сделали прививку от курносости носа и лопоухости ушей. Но деда отлично плавал, а Стёпка совсем не умел держаться на воде. И если заходил в море слишком далеко, хватался за проплывающие мимо него зелёные баржи и… топил их.

— А хочешь… а хочешь я тебе что-нибудь подарю, а ты вернёшь море? — предложил деда. — Хочешь, музыкант сыграет тебе новую мелодию? Или я принесу из дома альбом про космос и инопланетян? Или целую банку варенья? Или корзину инжира? Хочешь фейхоа? Или арбуз? У меня… у меня есть глобус на ножке, а на нём нарисована Америка — и она такая большая и зелёная…

Деда ковырял ногой мелкую гальку и думал, что бы ещё такого предложить Стёпе. А тот совсем перестал плакать, вытер глаза и внимательно посмотрел на деду.

— Ты хочешь со мной поделиться чем-то? О-о-о-о-о-о-го-о-о-о.

Он даже вылез из пещеры и наклонился к деде, чтобы лучше видеть, обманывает тот его или нет.

— Я не хочу варенья… И фейхоа не люблю, и читать, и музыку. А вот твой велосипед… Он такой зелёненький. Мне он о-о-очень нравится.

Деда не хотел расставаться с велосипедом. Но тут он услышал, как в животе великана теплоход дал жалобный гудок и грустно крикнул дельфин. Теплоход и дельфина нужно было спасать.

— Что ты будешь делать с велосипедом, он же маленький! Он даже мне уже маленький, — соврал мой деда.

Великан протянул руку к лежащему на земле велосипеду и аккуратно поднял его в воздух.

— Я буду носить его как значок. На груди. Будет красиво. Подари мне свой велосипед.

Я очень люблю деду и море, но не знаю, что выбрала бы: спасти корабль из живота великана или отдать любимый зелёный велосипед.

Деда сжал кулаки, сдерживая слёзы, но вдруг согласно кивнул:

— Забирай. И возвращай море.

Стёпка не поверил своим ушам, хотя они у него были очень большие. Но поднёс велосипед к самому носу, заулыбался, потом положил подарок на колени, словно листочек, и даже сумел нажать на звонок. Великан смотрел то на велосипед, то на деду — не заберёт ли он его назад? Деда стоял на месте и молчал. А велосипед прощально зазвонил.

Нет, деда не заплакал на глазах у великана и не дал слабины. Он только шмыгнул носом и пнул какой-то большой камень. А Стёпка вылез из пещеры, повернулся смущённо к деде спиной и как засопел, как зачихал, как закашлял, и… О-о-о-о-о! Как много оказалось в нём воды, морской тины, салатной водоросли, дельфинов, яхт, лодок и пароходов! Полчаса великан плевался, возвращая море на место, а после, прицепив к футболке за ручку и педаль листочек-велосипед, оглядываясь на деду, пошёл домой.

Стёпка забирался всё выше и выше в горы, где был великаний дом, и вдруг крикнул: «Спасибо за подарок! Я буду носить твой велосипед аккуратно!» — и снова дзынькнул звонком.

Над морем поднималось летнее утро. Золотистый, почти салатный свет заливал дорожку вдоль пляжа, по которой час назад смелый деда и его умный велосипед спешили на помощь морю. Вдалеке, на горизонте, покачивался пароход.

Деда плакал. Деда кидал в море гальку. Деда ходил по берегу, пока совсем не устал и не дошёл до дома. В море плескались спасённые дельфины, и первые рыбаки выходили на берег, чтобы положить сети в лодки. Море было спасено.

Потом, зимой, Стёпу перевели в другую школу. Семья великанов переехала в горы, где их папа-великан нашёл работу: теперь он спускал снежные лавины. Стёпка в огромном, размером со стадион, пуховике прощался с друзьями и хвастался дединым велосипедом. И подмигивал деде. Больше деда никогда не видел свой велосипед.

…Конечно, потом ему купили новый. И ещё один. И ещё. У деды было много велосипедов — изумрудных, жёлтых, бирюзовых, больших и маленьких. И у всех были очень звонкие звонки! Сейчас у дединого велосипеда даже есть корзинка. Но ни на одном из них, сказал деда, он не ездил вдоль берега так же быстро, как в ту ночь. И ещё — деда признался, что, хотя он и спас море, целых полгода потом он не мог в нём купаться. Подходил к берегу, трогал ногой воду и всё равно боялся, что заплывёт в слюни и сопли великана Стёпы и утонет в них.

А потом, спустя много лет, деда увидел в газете новость про Стёпку. Тот жил далеко-далеко, где-то в Альпах, и помогал лыжникам забираться в горы и не теряться. Его знали все спортсмены и очень любили. Это было зимой. А летом он работал спасателем и спасал кошек и зацепившиеся за деревья воздушные шарики. Стёпка стал хорошим великаном! В газете была его фотография: огромная рыжая голова, курносый нос, зелёный шарф размером с тоннель для поезда, и на нём, в уголке — дедин велосипед…

Тогда-то деда и решил сделать себе значок — в виде велосипеда. Для него это было очень важно. И теперь он с ним никогда не расстаётся.

Так мой деда спас море с помощью велосипеда.