Цветочки-василечки

— Она ненормальная! Точно! — прошептал Сега и повертел пальцем у виска.

Мишка ничего не сказал. Он молчал и внимательно смотрел на девчонку в соседнем огороде.

А девчонка ходила между грядками и громко разговаривала. Но кроме неё там никого не было. Дверь дачи закрыта, и нигде ни души.

— Ты зимовать куда полетишь? В Африку? А разве долетишь? — серьёзно спрашивала у кого-то девчонка.

«С птицей, что ли, разговаривает?» — подумал Мишка.

Но птицы рядом не было. Только порхала в воздухе весёлая желтовато-белая бабочка. Вот над крапивой замелькала ещё одна — коричнево-оранжевая с белыми пятнышками.

— Здравствуй, репейница! — обрадовалась девчонка. — Знаю, знаю, вы стаями в Индию улетаете. Что? И в Иран тоже? Верю. Счастливого пути вам, цветы перелётные, — и помахала бабочке рукой.

Мишка почесал в затылке, посмотрел на Сегу и… опять ничего не сказал. А девчонка нагнулась к грядке и погрозила кому-то пальцем:

— Опять воды просишь? Я вчера тебя поливала. Сегодня не твоя очередь. И не уговаривай, не успею. Опоздаю к доктору. Слышишь, кашляю?

И девчонка закашляла на весь огород.

«Может, она — «артистка», в драмкружок ходит, а сейчас роль повторяет?» — мелькнуло у Мишки.

Вдалеке рыкнул гром, будто заворчал на кого-то. Девчонка кончила кашлять, посмотрела вверх. Небо с одной стороны начинало темнеть. Видимо, оттуда ползла грозовая туча.

Мишка с Сегой обрадовались. Значит, не нужно поливать огороды.

— Айда на стадион! — весело предложил Сега.

А девчонка опять заговорила, глядя на цветок.

— Разве? Спасибо, что предупредила. Работай, работай, я тебе не помешаю, — и взяла в руки лейку.

Мальчишки переглянулись. В это время гром зарокотал сильней прежнего. А эта разговорчивая девчонка зачерпнула из кадушки полную лейку воды и спокойно, деловито начала поливать… ай, батюшки, у ребят глаза расширились, начала поливать крапиву. Да, да, именно крапиву.

— Я же говорил, чокнутая! Ага! — сказал Сега.

— Точно, — громко подтвердил Мишка, и в голосе его прозвучало сожаление.

Девчонка обернулась, увидела, что на неё смотрят, но не испугалась, не смутилась, а продолжала поливать крапиву. Только больше уже не разговаривала. От крапивы перешла к полыни, ромашке и другим сорнякам.

Гром гремел всё слышнее, небо темнело, а девчонка пошла наливать вторую лейку.

«Залить сорняки хочет, чтоб захлебнулись и погибли. Боится крапиву руками выдёргивать, — подумал Мишка, — может, она хитрая, а не чокнутая. Я сколько дней с опухшими руками после крапивы ходил».

Но вторую лейку девчонка стала выливать на грядки с овощами.

— Ты что делаешь? — неожиданно для себя заговорил Мишка.

— А у тебя глаз нет?

— А у тебя голова есть?

— Вот она, — и девчонка покачала головой с двумя красными бантиками. Будто две бабочки запутались в волосах и никак улететь не могут.

— Да ну, не связывайся с психованными, — потянул за рукав Сега, — айда на стадион.

— Бантики вижу, а головы нет, — продолжал Мишка.

— Почему?

— Так кто же с головой перед дождём поливает? Смехота!

— А дождя не будет, — ответила девчонка, и Мишке послышалось ехидство в её голосе.

В это время гром гр-ромыхнул ещё ближе.

— Слыхала, как не будет! — и оба мальчишки откровенно расхохотались.

Лицо девчонки на миг сделалось растерянным. Но вот она стала спиной к ветру и глянула на тучу, которая чёрным бугром лезла из-за деревьев. Потом посмотрела в противоположную сторону, где небо было ещё синим, заулыбалась и спокойно пошла наливать третью лейку. Мальчишки опять переглянулись.

— Спорим, что дождя не будет! — вызывающе крикнула она под очередной раскат грома.

— Спорим! На что?

Оба перепрыгнули через забор и очутились возле неё.

— На что хотите.

— На-а… На-а… — они замялись.

— На пломбир за сорок восемь! — выпалил Сега, не дав Мишке сказать что-нибудь позначительнее.

— Пожалуйста, — спокойно, далее как будто равнодушно ответила девчонка и начала поливать огурцы.

Дождя в тот день не было.

Назавтра утро выдалось такое безоблачное, что, казалось, солнце не скроется никогда и будет светить вечно.

Ребята решили пораньше разделаться с поливкой и удрать с огорода, пока не пришла девчонка. Пломбир за сорок восемь они не покупали. Вчера, озадаченные и побеждённые, убежали, так и не полив грядки.

Сейчас решили поливать вместе. Торопились изо всех сил. Бегом, толкая друг дружку, носились между грядок и поливали, поливали, поливали. Наконец, с Сегиным огородом покончили, перебежали на Мишкин. Но силы были на исходе.

И вот в тот самый момент, когда Сега трясущимися от усталости руками вылил полведра вместо лука на собственные тапочки, а шатающийся Мишка споткнулся и растянулся между грядками, раздался знакомый-презнакомый девчачий голос. Девчонка откровенно смеялась. Ни Мишка, ни Сега не повернули в её сторону головы. А смех ужасно назойливо лез в уши и подстёгивал ребят. У них прибавлялись силы. Сега со всех ног побежал за новой порцией воды. А Мишка, повернувшись к смеху спиной, отчаянно выкручивал майку на животе. Из неё на землю тонкой серебряной струйкой бежала вода, потому что, когда он упал между грядок, ведро опрокинулось на Мишку.

— Чего смеёшься, — крикнул он, — не в театре!

— Поливайте, поливайте, перед дождём это очень полезно, — и смех горошком опять покатился по огороду.

Девчонка стояла за забором с теми же красными бабочками, которые до сих пор не могли отцепиться от волос.

— Перед каким это дождём? Ни облачка!

— Перед каким? Перед мокрым! Вот! Спорим!

— А вчера спор был нечестный. У тебя дома барометр есть. Постукала и узнала, что дождя не будет.

Девчонка перестала ехидно улыбаться, растерянно заморгала и сказала каким-то совсем домашним голосом:

— Не-ет, у нас нет барометра. Если б был, я б не спорила.

Нос покраснел, вот-вот расплачется. Лицо сделалось таким, что Мишка вдруг поверил.

— А откуда узнала?

— Мне сказала одна знакомая пчела.

— Кто-о?

— Пчела. Она мёд собирала и прожужжала. По секрету. Если б гроза, она за мёдом не полетела бы. Это элементарно, — сказала она важно.

Мишке показалось, что девчонка опять стала задаваться и ехидничать.

— А ещё я сама догадалась. Без пчёлы.

— Как?

— Если к ветру спиной стать, то дождь только слева может прийти. А туча справа была.

— Врёшь ты всё. Девчонки известные вруши. Вам бы только пчёлочки-бабочки-козявочки!

— Ага! — подтвердил Сега, не найдя никаких других слов.

— В наш атомный век главное — техника! Космические корабли! Электроника! А не цветочки-василёчки! — наступал Мишка. — Ты про ЭВМ слыхала когда-нибудь?

Девчонка обидно поджала губы и ничего не сказала. Мишка понял, что про ЭВМ она слыхала.

— А ты знаешь, что наши самолёты…

— А ты знаешь, — перебила его девчонка, — что контуры наших самолётов похожи на контуры бражника?!

— Кого?

— Бражника! Бабочки такие есть! А военные специалисты изучали окраску бабочек!

— Зачем это?

— А затем, чтоб создать защитные сетки и маскировочные тенты! Вот!

— А я видел бражника! Честно! У одного мальчишки коллекция есть, — обрадованно вспомнил Сега.

— Бабочки красивы, только когда летают! А в коллекции они же булавками приколоты! Ой! — девчонка обеими руками схватилась за щёки и зажмурилась. — Это ужасно! А живые они похожи на перелётные цветы!

— Чего-о?

— А в Древнем Риме считали, что бабочки — это лепестки от цветов.

— В Риме? В Древнем?

— А на юге есть бабочки, которые пахнут, как цветы!

— А ты лентяйка и ненормальная! Крапиву поливаешь! Сорняков полно!

— А у нас чисто! Не то, что у некоторых! — ввернул Сега.

— Так у вас и на яблонях чисто! Не то, что у некоторых.

И все трое посмотрели вверх на деревья. В садах у ребят яблок было не очень много, а у неё, у девчонки, ветки гнулись чуть не до самых сорняков. На грядках, правда, сорняков не было, они жили поодаль и особенно около деревьев.

— А почему… так? — мрачно спросил Мишка, показывая на яблони.

— Очень просто. И крапива, и полынь, и пижма, и тысячелистник, и…

— Сорняки, в общем? — уточнил Сега.

— Да. Они сад от вредителей берегут. Их не только выпалывают, а специально сажают и ухаживают за ними, — в синих глазах девчонки мелькнуло явное превосходство.

Это было уже слишком. Она издевалась. Чтобы сажать сорняки!

— А про сегодняшний дождь мне морковка сказала.

— Да она у тебя подыхает! Чуть живая лежит! Полить лень — вот и дождь выдумываешь!

— Не выдумываю! Будет! Ой! — девчонка поглядела на открытую дверь дачи, куда в этот момент залетала крапивница, и побежала за ней.

— Псих! Точно! — утвердил Сега.

Мишка глянул вверх. Небо мирно, безмятежно синело над головой. Ни тучки. Ни облачка, самого лёгкого, самого воздушного и того не было.

Девчонка выбежала из домика с торжествующим лицом и выпалила:

— Не простой дождь, а гроза будет! Ровно через два часа! Вот!

Мишка почувствовал, что его изнутри распирает зло.

— Бабочка сказала?

— Она! Спорим?!

И тут Мишка взорвался:

— Спорим! Спорим! Спорим!

А Сега своё:

— На пломбир за сорок восемь!

— Хоть на десять пломбиров! — распалялся Мишка.

— Хорошо, на десять пломбиров, — лукаво и ехидно сверкнув глазками, сказала девчонка и независимой походочкой ушла в домик.

Ровно через два часа разразилась гроза.

Назавтра приятели молча сидели в смородинных кустах Сегиного огорода. Надо было кое-где прополоть грядки, но вылезать из укрытия не было никакого желания.

«Одиннадцать пломбиров это… это, — подсчитывал в уме Мишка, — пять двадцать восемь».

— Пять рэ, двадцать восемь кэ, ого-го! — сказал Сега, будто прочитал Мишкины мысли и свистнул.

— Надо ей сшибить форс, чтоб не задавалась, — пробурчал Мишка. — А то больно много знает.

— Точно! А спор никто не видел, не слышал. Нормально. Не отдадим — и порядок.

— А что отдавать-то? Если б было!

Помолчали.

— Навязалась, понимаешь… Сю-сю-сю… Моя козявочка, моя букашечка, мои цветочки-василёчки, тьфу, противно, — Мишка зло сплюнул.

— Точно! Разве девчонки — люди? — Сега хотел сплюнуть так же, как и Мишка, но у него не получилось: он плюнул себе на карман рубашки — и сконфузился.

— Разве можно на них положиться? — развивал Сегину мысль Мишка. — Нет! Всегда подведут! И дружить не умеют! И не выручат никогда!

Хлопнула девчонкина калитка.

— Не беспокойся, деда. Я успею, — раздался тот самый голос. И тут же девчонка закашляла. — Давно мне к доктору надо.

— Иди, иди к своему доктору, только матери не говори, что я тебя одну отпустил. Чтоб ровно в четыре была дома. Сумку не забудь.

И стало тихо. Ребята выглянули из-за кустов. В девчонкином огороде возле дачи возился дед. А внучка по дорожке между чужими садами и огородами уходила всё дальше и дальше. Вот она дошла до поворота и свернула, но почему-то не к автобусу, в город, а к лесу.

— Говорил, что они вруши. Деду сказала, к врачу идёт, а сама в лес.

Переглянулись и оба махнули через смородинные кусты на дорожку. За минуту были у поворота. Девчонка шла действительно к лесу, весело размахивая сумкой.

— Лечиться идёт! Х-ха!

— Давай надаём, сумку повесим на сук высоко, пускай попрыгает, — предложил Сега.

Мишка молчал. Оба двинулись за девчонкой, но так, чтоб она их не видела.

Начался лес. Девчонка шла уверенно, быстро, что-то под нос напевая. Вот остановилась, повесила сумку на орешник и осторожно пошла за порхающей бабочкой. Одна ручка у сумки соскочила с ветки, и сумка будто открыла рот. Ребята подошли, заглянули. На дне лежали газеты, книжка, часы и компас. Часы мужские старые, которые носят не на руке, а в маленьком кармане брюк. Зато компас новый, наручный с самодельным ремешком, связанным из красных и синих ниток.

— Проучим! — решительно сказал Мишка и, вытащив часы с компасом, положил себе в карман.

— Точно! — радостно подпрыгнул Сега. — Аа-а… — и он кивнул на Мишкин карман.

— Потом отдадим, что мы, воры?! Пускай заблудится, перепугается, разревётся. Так ей и надо. Не будет цветочками-василёчками хвастать, вруша несчастная.

— Ага! Уж мы её подразним! А потом на дорогу выведем! Что мы, бандиты?!

Девчонка возвращалась. Ребята спрятались. Она взяла сумку, не заметив пропажи, и пошла дальше без дороги в глубь леса. Мальчишки тихонько за ней. Шли долго и молча.

— Сколько времени, глянь, — не выдержал Сега.

Мишка деловито полез в карман, вытащил часы. Они показывали двадцать минут второго. Часы были тяжёлые, прохладные. На крышке какая-то дарственная надпись. Полустёртая.

— А где она?

— Кто?

— Девчонка!

Ребята завертели головами. Девчонки нигде не было. Будто растворилась среди деревьев.

— А вон платье белеет.

Ребята осторожно побежали к белому платью, а это оказался ствол берёзы среди кустов.

— Вон где сучья трещат! В другой стороне! А мы, дураки, сюда!

И мальчишки кинулись в другую сторону. Бежали, бежали, остановились, прислушались — тихо. Нигде сучья не трещат. Только дятел упрямо долбит над головой. Место незнакомое. Вроде сюда никогда и не заходили, всё больше обживали лес вдоль дороги. А девчонка в самую глубь повела и… пропала.

— Где же она? Ты иди туда, а я сюда, — предложил Мишка.

— Тогда вовсе потеряемся, — с дрожью в голосе сказал Сега. — Лучше покричим.

— А как её зовут?

— Откуда я знаю.

— Э-эй! Эге-ей!

— Ау-у-у…

Никто не откликнулся. Ещё покричали. Ещё и ещё. В ответ ни гу-гу.

— Чего стоять, искать надо! Пошли.

— А если бежать, то скорей найдём!

Побежали.

Покричали.

Результат всё тот же.

— Нам наплевать, мы вдвоём, а она одна.

— Нам чего волноваться, у нас компас есть, а у неё…

Опять побегали, поэгейкали, поаукали. Тихо. Деревья вокруг незнакомые. Шумят как-то подозрительно. Недружелюбно. Кусты ветками дорогу преграждают, бежать не дают.

— А город где? Куда домой? — спросил Сега.

— Погоди ты — домой! Её надо найти. Пропадёт ведь одна… со страху.

— Ну, найдём, а куда с ней идти?

— Куда-куда, сейчас, — Мишка достал компас. — Это тебе не цветочки-василечки. Это — техника! Вон там север.

— Ага. Вижу, — Сега взял компас себе. — А если так повернуть, то север там. А если так, то вон там. Где хочешь, там и север. И девчонка ненормальная, и компас у неё ненормальный.

— Стрелку же надо отпустить. Она прижата. Лопухи! — обрадованно вспомнил Мишка.

Освободившаяся стрелка вздрогнула, закачалась, вертанулась по кругу и острым зеленоватым треугольничком показала север.

— Вот он север! Ура! Всё в порядке!

Это был действительно настоящий север. Не придерёшься.

— Ну и что север. Север там, юг там, а город-то где?

— Интересно…

Мальчики задумались. Как же, если знаешь, где север, найти дом? Непонятно. Зачем тогда компас в лес берут? Мишка вздохнул и сунул бесполезный компас в карман.

— Вечер уже, темно, холодно, — трусливо поёжился Сега.

— Какой тебе вечер, трус ненормальный! — Мишка упрямо двинулся вперёд наугад прямо в густые кусты и… провалился то ли в яму, то ли в овраг, сразу и не понял. Оказалось, в овраг. За ним провалился Сега.

— Ма-а-ма-а… Ой, медведь! О-ой!

— Какой тебе медведь, это я ползу, — и подумал: «А я ведь и правда, Мишка. Х-ха!»

В овраге было темно, сыро, местами даже скользко. Долго выбирались, падали, вставали, опять падали. Ободрали руки, лица, не говоря уже о штанах и майках. Сега потерял тапочку и шлёпал босой ногой по сырому, холодному, а местами чему-то колючему.

Выбрались из оврага, вздохнули. Но из леса-то не выбрались. Девчонку-то не нашли. Опять без толку аукали. Хоть кто-нибудь отозвался бы, если уже не девчонка. Как назло, лес будто вымер, будто стоит за сотни километров от жилья. А город был где-то рядом, только в какой стороне — неизвестно. Бывает же так. Смехота.

Долго плутали меж кустов и деревьев, пока не набрели на тропку. Ура! Дорога под ногами! Но куда по ней идти? В ту сторону или в эту? Пошли в ту, оказалось, надо было в эту. Пришли не в город, а в деревню. Название знакомое, когда-то проезжали. Медяки, которые были у Мишки в кармане, исчезли. Наверно, высыпались, когда лазил по оврагу. Так что денег на автобус не оказалось. Пришлось пешком. А километров немало. Сега снял вторую тапку, зло швырнул в кусты.

Шли голодные, усталые, ободранные, но всё это было — не беда. А вот девчонка… одна… в лесу… из-за них…

Когда подходили к городу, была уже ночь. Где живёт девчонка? Как её фамилия? Не знали. Дома, наверно, мать с ума сходит. Это Сега сказал родителям, что ночевать к Мишке пойдёт, а у Мишки вовсе родители уехали и не ведают, что его дома нет. А у неё… Ох! Знали только, где её дача. И всё.

Сели в последний автобус. Без кондуктора. Зайцами доехали до места, где начинались коллективные сады и огороды.

Оба одновременно увидели свет в одном из домиков. Неужели в её даче? Подошли ближе. Оказалось, да, в её. У обоих тоскливо заныло под ложечкой. Это родные пришли сюда её искать. А её, может, уже и в живых нет. А что? Бывает такое. Не волк заел, конечно, а от страха. Инфаркт и все.

В других дачах темно, только у неё свет. Если б было всё в порядке, зачем здесь свет бы горел? Все люди дома уже. Спят.

С каждым шагом ноги медленнее двигаются по дорожке, по той самой, по которой девчонка днём бежала вприпрыжку с сумочкой. Ноги многотонные. Со всей силы двигаешь ими, а они чуть шевелятся. Чем ближе к даче, тем больше в них весу. Вот и калитка, только толкнуть её, шагнуть в дворик…

Дверь дачи открыта, прямоугольник света лежит на траве, делая её серо-серебристой. Как труден этот шаг. Ведь надо войти и сказать правду. Калитка скрипнула. Открылась и закрылась. Ребята сделали его, этот тяжёлый шаг. Сделали и… остановились, как вкопанные.

В прямоугольнике света на траве вдруг появилась девчачья тень, и знакомый-презнакомый голос спокойно спросил:

— Кто там?

Ребята замерли, не видные в темноте.

— Никого нет, деда. Показалось, — девчонка вошла в дачу, но голос её остался слышен во дворе. — Деда, я люблю с тобой дежурить. Сейчас мы все участки обойдём, да? Только времени не знаем пока. Но скоро птицы начнут просыпаться, тогда узнаем. Эх, растяпа я, растяпа. Растеряха первый сорт. Компас купить можно, а часы-то твои — именные! Не прощу себе!

Когда приходит к человеку большое счастье или большое горе, то не сразу веришь в него. Так и мальчишки стояли сейчас и не верили ушам своим, вернее, боялись поверить — а вдруг это неправда, вдруг только послышалось.

— А как ты без часов не опоздала к четырём?

— По цветам на полянке. Гляжу, цикорий глаза зажмурил, значит, два часа, третий. Думаю, ещё можно у доктора побыть, полечиться. Чувствуешь, я почти не кашляю?

— Угу.

— А в три часа мак засыпает. Как зажмурился, так я домой пошла. Вошла в лес на север, значит, выходить нацо на юг.

— Не плутала без компаса?

— Я его никогда не вытаскиваю. Зря кладёшь. Брусничка красным боком юг показала, зелёным — север, а бабочка крылышками подтвердила. А около самого доктора муравейник подсказал. Северная сторона у него крутая, южная — отлогая.

— Всё знаешь, — дед, довольный, хмыкнул. — Надо и мне к сосне сходить, к твоему доктору знаменитому, подышать её смолистым воздухом. Авось кашель скорее пройдёт. Лучше, чем эти таблетки глотать.

— Давно зову.

В даче стало тихо. Мальчишки стояли, ошарашенные радостью, которая, как с неба, свалилась на них. Бывает же такое в жизни! И девчонка нашлась! И думает, что вещи потеряла! Значит, ребята перед ней чистенькие. Удача. Вот удача! Вещи можно тихонько подкинуть, никто не узнает, где они были.

Тихо вышли за калитку, так что она и не скрипнула.

И вдруг откуда ни возьмись:

— Попались! Наконец-то! Вот они! Держите! Стой! Стой! Держи! — это неожиданно накинулись на них мужчина и женщина. Женщина орала визгливо и торжествующе, а мужчина вцепился железными пятернями в ребячьи руки и отрезал:

— В милицию!

Мальчишки никуда не удирали, только удивлённо глазами хлопали.

— Веди их сюда! К свету! — верещала женщина. — Они! Точно они! По лицам вижу!

Она открыла калитку, и мужчина повёл Мишку и Сегу в девчонкин двор. Они шли, не сопротивляясь, в каком-то оцепенении. На порог дачи выскочила девчонка, за ней — дед.

— Вот глядите, товарищ дежурный, воров поймали! Каждую ночь яблоки воруют. Ничего не осталось. Они! А чего им здесь ночью делать, как не воровать?!

Наконец, мальчишки пришли в себя, поняли ситуацию, впервые внимательно поглядели друг на друга, в каком они виде (до этого не замечали), и… не произнесли ни слова.

Девчонка узнала их сразу. Оглядела с головы до ног, не засмеялась, не съехидничала.

Дед сошёл со ступенек крыльца.

— Что вы здесь ночью делаете?

Ребята молчали.

— Что-что, известно что! Вон этот и ботинки снял, чтобы не скрипели, — наступала женщина, показывая на Сегины босые ноги.

Мишка каким-то не своим, хриплым голосом пробормотал:

— Не крали мы ваши яблоки… У нас своих полно…

— Чужие всегда слаще. Акт составим! А? Товарищ дежурный!

— Да где они у нас? — Сега вывернул карманы. — Глядите! Вы что! Нужны нам ваши яблоки! — и похлопал себя по впалому животу.

Яблок действительно не было ни в карманах, ни за пазухой.

Мишка тоже стал выворачивать карманы. Вывернул пустой левый и вдруг… и вдруг судорожно засунул правую руку назад в карман.

— Что в кармане? Покажи! — назойливо приставала женщина. — Если хоть одно найду, акт составим.

— Нет там яблок, — зло сказл Мишка, вынул руку и сверху ладонью провёл по карману.

А девчонка… а девчонка неотрывно смотрела на Мишкин карман. Так смотрела, что между бровями легла складочка, похожая на дедову, только тоньше и меньше. Мишка с Сегой тоже посмотрели на карман. А оттуда выглядывал ремешок от компаса. Тот самый самодельный ремешок, который был связан из красных и синих ниток. Мишка стоял на свету, и некуда было деться.

Девчонка подошла совсем близко, посмотрела ему в глаза. Потом Сеге. И ребята поняли, что она обо всём догадалась.

«Ну всё! — мелькнуло у Мишки. — Сейчас подтвердит, что мы воры. Вытащит свою «пропажу», и милиция обеспечена». Да что милиция! Просто стыдно и противно стало за самого себя. Почувствовал — краснеет.

Сега тоже подумал что-то похожее на Мишкины мысли.

Чего же она молчит? И девчонка заговорила:

— Не воры они. Это мои знакомые. Чего пришли ночью? Так меня ищут. Я им давала свой компас и дедушкины часы. Велела сегодня принести. Обязательно сегодня. Вот они принесли. Давай…

Девчонка, видимо, хотела назвать Мишку по имени, но она же не знала его. Спохватилась и повторила: «Давай, давай», — протягивая ладонь.

Онемевшей рукой Мишка все никак не мог вытащить компас и часы. Долго-долго вытаскивал. Наконец, вот они… Отдал девчонке. И поймал на себе строгий взгляд деда.

— Вот видите, — показала вещи девчонка, — они не воры. Скажи, деда, что это твои часы и мой компас.

— Конечно, гм… мои часы и кхм… твой компас. Подтверждаю, — дед закашлялся, замолчал, пытливо посмотрел на внучку и на каждого из ребят. Кажется, все четверо всё поняли.

Мужчина и женщина были недовольны. Всё так хорошо складывалось, и вдруг — не воры. Ворча и ругаясь, неохотно ушли со двора.

Дед потоптался около крыльца, потом вошёл в дачу. Девчонка не уходила. Она стояла рядом с Мишкой в световом прямоугольнике и с прищуром глядела в темноту сада. На мальчишек не обращала никакого внимания, будто их здесь не было. Неожиданно крикнула в дверь дачи:

— Деда, ты хотел мне завтра мороженое купить, не покупай! У меня горло заболеть может, а мне петь в хоре, у нас же концерт, — и гордо тряхнула головой.

Мишка увидел в ней опять что-то ехидное. Вдруг глаза её округлились, потеплели, она вытянула свою тоненькую шею, как будто хотела дотянуться до звёздного неба головой. И улыбнулась просто, по-дружески:

— Слышите, зяблик запел! Значит, час ночи.

Она разжала кулак, в котором были дедушкины часы, и все трое увидели, что стрелки показывают ровно час.