Цветок мертвецов

ГЛАВА ПЕРВАЯ. УБИЙСТВО В ГОСЁ

С ЧАСА КРЫСЫ ДО ЧАСА ЗМЕИ. Время с полуночи до одиннадцати утра

До полнолуния оставалось ещё одна ночь, но лунный диск, зависший над постоялым двором, казался уже идеально круглым, как редкая золотая жемчужина.

После заката, сильно устав с дороги, Тодо смог ненадолго уснуть, но после полуночи пробудился и оглядел залитую лунным светом комнатушку. Его люди вшестером спали на четырех соломенных футонах. Что делать? В Киото перед праздником Мальвы даже этот жалкий ночлег и котелок риса с жареным тофу удалось раздобыть чудом. В рекане им сначала резко отказали, однако потом, переспросив его фамилию и чин, с непонятной почтительностью извинились и выделили комнату.

Оказалось, недавнее раскрытие убийства молодой монахини Харуми в главном храме Исэ сделало ему, Тодо-но Танэцугу, наместнику домена Хисаи, имя не только в провинции, но и в Киото. Быстрота соображения и почти нечеловеческая способность унюхать преступника так впечатлили тогда священнослужителей и паломников, что его прозвали Лисом Корё, разнеся славу о нём по всем окрестностям.

Тодо отнёсся к прозвищу с полным безразличием. Корё было именем мистического Лиса-преследователя, который никогда не сбивался со следа и неизменно настигал жертву. Но, по мнению Тодо, прозвище дали незаслуженно: никогда не раскрывались только беспричинные, бездумно совершённые убийства. Дела же, в основе которых таился злой умысел, никакой трудности не представляли, так в чём же его заслуга?

Само же расследование преступлений давно стало для Тодо головоломкой, позволяющей хоть ненадолго отрешиться от поселившийся в душе пустоты, когда из-за вспышки оспы два года назад он потерял жену и детей. Но отрешится не получалось. Пустота медленно затягивала его, заставляя заново учиться смотреть. Смотреть на змею, пока не перестанет внушать отвращение, смотреть на обнажённую женщину, пока не перестанет возбуждать, смотреть на гробы, пока не отвяжешься от мыслей о смерти. Пока не станет плевать на змей, женщин и гробы…

В Киото Тодо со своими людьми приехал вовсе не на праздник. Сёгунат Токугавы раньше требовал от вассальных даймё половину года жить в Эдо на виду у правителя, позволяя распоряжаться остальным временем по своему усмотрению. А сейчас правила санкин котай* изменили, вынуждая торчать в столице целый год! А на какие доходы почти разорённому прошлогодним неурожаем мелкому чиновнику пятого ранга содержать резиденцию в Эдо, когда даже добраться туда не на что?

Тодо был в отчаянии. Однако три дня назад неожиданно разнёсся слух, что в этом году люди Токугавы по приглашению императора прибудут на праздник Мальвы в Киото. Тодо задумался: поездка из Исэ в Эдо займёт без малого три недели, только на постоялых дворах разоришься, а от Исэ до Киото верхом — три дня езды, поспешишь — за два доберёшься. И если бы в Киото им удалось примкнуть к обозам Токугавы да вернуться в Эдо с ними, можно было бы основательно сэкономить на дорожных расходах.

Терять было нечего, и Тодо решил попытать счастья.

По пути в Киото его люди, решив воспользоваться представившейся возможностью, горячо обсуждали, что предпочесть на празднике: стрельбу из лука верхом в святилище Симогамо или скачки в Камигамо? После долгих споров все решили записаться в число лучников.

…Тодо только вздыхал, вспоминая, как волновали когда-то его самого такие состязания… Сейчас его не волновало уже ничего и, мрачно глядя на желтый лунный диск, он вспоминал потерянную семью и те времена, когда искренне верил, что руководствуясь честностью и мудростью, сможет если не достичь счастья, то хотя бы избежит бед. Но оказалось, что от него самого в его судьбе ничего не зависело…

Заснул Тодо перед самым рассветом и вскоре был разбужен шумом, поднятым его людьми. Те уже встали и, негромко переговариваясь, собирались на стрельбы, шуршали стрелами в колчанах и звенели тетивами. Тодо не стал доставать праздничную одежду, надев привычное дорожное одеяние, но остальные принарядились: красные ножны мечей выделялись на фоне светлых хакама, шнуры сверкали так, словно их только что отполировали.

Сразу за порогом постоялого двора Тодо, совсем отвыкшего от суеты больших городов, ошеломили огромные зонты, костюмы танцоров, лиловые одежды музыкантов с бамбуковыми флейтами, гонгами и барабанами. Белые одеяния придворных, высокие чёрные шляпы аристократов, гирлянды из мальвы — всё смешалось в пышном празднестве.

У девушек из дворцовой службы, сновавших повсюду, головы были убраны цветами мальвы, а плечи покрыты ниспадающими розовыми шарфами. Юные прислужницы преподносили амулеты высшим сановникам, и одна из них подбежала к Тодо. Смущённый наместник принял из рук красавицы амулет, а сказать, что она ошиблась, постыдился.

К полудню на празднике начались состязания лучников, где люди Тодо показали себя совсем неплохо, однако им было не сравниться с молодым аристократом в белых одеждах. Тодо заметил красивое лицо под модной у придворных щеголей шляпой без полей и со шнурами на подбородке. Красавец слёту поразил все цели до единой и забрал приз — золотую статуэтку полуголой богини счастья, танцующей на чане. Под завистливыми недоброжелательными взглядами проигравших победитель сунул награду в пустой колчан и мгновенно исчез в толпе.

Округа быстро наполнялась горожанами и придворными, среди них мелькали и люди сёгуна. С одним из них Тодо с удовольствием раскланялся. Это был Хатакэяма Тосиёри, дальний родственник его покойной жены.

Хатакэяма вежливо выразил вдовцу соболезнования. Тодо принял их и поторопился перевести разговор. Позволят ли ему и шестерым его людям, осторожно спросил он, на обратном пути в Эдо присоединиться к свите сёгуна? Они не будут в тягость, лишние охранники и помощники не помешают… Как он и надеялся, Хатакэяма вежливо заверил, что Тодо со своими людьми может поехать с ними по восточной морской дороге.

— Будет ещё отряд, который двинется по Накасендо через Цумаго. Тебе как удобнее?

Тодо, не страдавший морской болезнью, счёл более удобным первый путь и в душе возликовал, что всё так хорошо сложилось. Вот так и надо жить: не заглядывая дальше завтрашнего дня, ценя даже самую мелкую удачу. Теперь им удастся добраться в Эдо куда дешевле! Радость проступила улыбкой, и тут Тодо неожиданно услышал:

— Однако, Танэцугу, я чего-то не понимаю, — хитро скосил на него глаз Хатакэяма. — Скромничаешь, что ли? Я-то всё жду, что ты похвалишься расследованием в храме Исэ. Сколько шума было, а ты помалкиваешь.

Тодо поморщился. Следствие давно — пару недель назад — закончилось и уже унеслось куда-то на задворки памяти. И чего там расследовать-то было? Всё как на ладони.

— Как бы не так! Там были люди из императорского департамента следственных дел, и ничего не раскрыли. Туда посылали и нашего человека, но и он не смог ни в чём разобраться. А ты мгновенно все понял. Расскажи-ка подробно.

Уступив настойчивым просьбам приятеля, Тодо коротко поведал о расследовании. Ничего сложного там не было: молодая девица, отданная в монастырь Небесного бамбука и принявшая постриг под именем Харуми, была найдена служками в местном озере. Вначале подумали, что несчастная просто упала с хлипкого мостика, но на запястьях Харуми обнаружили следы от размокшей верёвки и пятна от яда на теле. Тогда, понятное дело, заподозрили чей-то преступный умысел.

— Я прибыл в монастырь три дня спустя и выяснил из расспросов послушниц, что Харуми так и не привыкла к звукам гонга и кимвала, часто пропускала службы, потом начала совращать паломников вместе с монахиней Тоёмэ, которая тоже считалась красавицей. Вскоре обе погрязли в распутстве.

— Не они первые, — хмыкнул Хатакэяма. — Но почему Харуми убили?

Тодо усмехнулся.

— На второй луне в храм пожаловал Корикава-сан, красивый сын местного богача. Ублажали его обе монашки, не отпуская никуда из кельи, и неудивительно, что два месяца спустя здоровье его было подорвано неразумным распутством: когда все меняли тёплые платья на лёгкие, юнец лишь зябко кутался в несколько ватных халатов. И именно Корикава-сан стал причиной убийства.

— Но я слышал, что его тогда в монастыре уже не было…

— Не было, — согласился Тодо, — молодой Корикава в конце концов по требованию отца покинул монастырь, однако, прилепившись сердцем к Харуми, решил жениться на ней и послал монахине письмо, перехваченное её подружкой Тоёмэ. Узнав, что ей предпочли Харуми, Тоёмэ угостила соперницу ядовитыми пирожками, связала по рукам и ногам, чтобы та не могла найти противоядие. А когда Харуми в муках умерла в заброшенной келье, Тоёмэ ночью дотащила её на спине до моста и сбросила в озеро за храмом. Вот и всё. Что же тут сложного-то было? Дело самое простое.

— Это для тебя простое. Однако никто до этого не додумался, — резонно заметил Хатакэяма.

Тодо в ответ только пожал плечами, не зная, что ответить.

Когда он распрощался с Хатакэямой, у нижней площадки храма начались дворцовые состязания мечников, и, подойдя ближе к ристалищу, с вершины полукруглого моста Тодо с удивлением увидел того самого аристократа, который недавно выиграл приз на стрельбище. Дрались воины на заточенном оружии, их тела защищали стальные доспехи.

Победитель стрельб сражался с двумя противниками. Легко парировав атаку одного, он молниеносно нанес режущий удар в живот второго и, резко развернувшись, поразил первого. Тодо следил за ним и сначала не мог понять, что вызвало его недоумение, но потом расслышал в шуме толпы исполняемую флейтистами в лиловых одеждах песню «Цветы на ветру», и тут до него дошло, что нахал не просто сражался! Он танцевал, и в этом танце проступили и дерзкое пренебрежение опасностью, и вызов противникам, и явная насмешка над ними. Расправившись с обоими мечниками, воин сделал последнее ритуальное па, и музыка смолкла, точно звучала именно для того, чтобы сопровождать поединок.

Какой мастер клинка! До чего ловок! Тодо невольно восхитился боевыми талантами кривляки, подумав про себя, что наглец он, видимо, тоже порядочный.

Тем временем блистательная процессия, в которой участвовало более сотни человек, уже собиралась в Императорском дворце. Парад начался у Южных ворот, откуда торжественное шествие должно было двинуться к святилищам. Первые паломники уже пересекли реку перед храмом Симогамо.

Во главе процессии в богатейшем одеянии двигался император, стоявший в запряженной быком повозке, убранной цветами мальвы. Быка вели мальчики, облачённые в парчовые рясы. Эти непоседы, обычно бегавшие вприпрыжку, теперь выступали чинно, словно маленькие величавые бонзы во главе молитвенного шествия.

Телохранители государя из церемониальной свиты прошли так близко от Тодо, что он заметил наспех закрашенные лаком царапины на их шляпах. За ними показалась группа облаченных в белые кимоно людей из свиты императорского наследника, и Тодо с изумлением снова увидел среди них того самого аристократа, который выиграл стрельбы и только что упражнялся в танцах на ристалище. Теперь он оказался в первых рядах сановников и со смехом рассказывал что-то одному из них.

Процессия приблизилась к храму, микадо торжественно проводили по ступеням в святилище.

Тодо стоял среди прочих паломников и по окончании службы неожиданно опять увидел того самого молодого вельможу — и не где-нибудь, а рядом с самим императором! Государь что-то негромко сказал, сановник ответил, чуть согнувшись в поклоне. Видимо, сказанное рассмешило микадо: он улыбнулся, однако тут же укоризненно покачал головой. Тодо невольно задался вопросом, кто же этот человек и какого он ранга, если ему позволено стоять рядом с самим Сыном Неба?!

Началось движение к храму Камигамо. Тодо безучастно шествовал в толпе со своими людьми, сетуя в душе на то, что горести и печали достигают его сердца, а вот веселье — почему-то не ощущается, и праздник не смог порадовать ничем, лишь утомив шумом да толчеёй.

…Вдруг чья-то рука обхватила запястье Тодо. Перед ним снова стоял Хатакэяма. Он был взволнован, тяжело дышал, лоб его блестел от пота. Хатакэяма резко вытащил Тодо из толпы паломников и, чуть задыхаясь, проговорил ему в ухо:

— Тебя срочно хочет видеть Ока-сама. Давай быстрей, — и Хатакэяма с силой повлёк его к дороге во дворец.

Тодо, успев только крикнуть своим людям, что его вызывают по делу, без всяких возражений побежал за Хатакэямой к лошадям: Ока Тадэсукэ был большим человеком, ближайшим соратником самого сёгуна Токугавы, который, не доверяя донесениям официальных лиц, часто поручал Оке изучать обстановку в провинциях. Человек сёгуна ведал назначением чиновников, делами большой политики и мелочами никогда не занимался. Значит, случилось что-то из ряда вон выходящее, понял Тодо, если сам Ока-сама пожелал видеть его, никому не известного наместника крохотного округа, прямо на празднике.

— Что произошло? — спросил Тодо, едва они, взлетев в седла, понеслись к Императорскому дворцу.

Хатакэяма, бледный и серьёзный, негромко ответил.

— Убили фрейлину из свиты принцессы Митихидэ. Только что.

— А я тут причём? — удивился Тодо так искренне, что едва не выронил поводья.

— Это не ты, я понимаю, — пряча улыбку, с невозмутимой серьёзностью сообщил Хатакэяма. — Но, узнав об убийстве, Ока-сама сразу велел тебя разыскать.

— А что, других следователей у него не нашлось?

Хатакэяма поторопился оправдать своего начальника.

— Ока-сама же не всеведущ, Танэцугу! Не мог он знать, что тут кого-то прирежут! Мы в Киото — гости, у нас с собой одна охрана. Но вернее всего, — простодушно пояснил Хатакэяма, — ты ему просто первым вспомнился: я же только что, ещё до шествия, рассказал ему, что встретил Тодо-но Танэцугу, знаменитого Лиса Корё, который раскрыл дело храма Исэ, и ты здесь, на празднике в Киото. А тут такое… Он и приказал немедленно достать тебя хоть из-под земли и привести к нему. Вот и всё.

Тодо, хоть и прекрасно понял сказанное Хатакэямой, никак не мог сообразить, почему Ока-но Тадэсукэ, правая рука Токугавы, должен заниматься убийством в Императорском дворце? Разве в Госё нет департамента следственных дел? Однако промолчал. Лишние слова излишни, да и опасны к тому же. Только осторожно возразил:

— Но это не мой округ, Хатакэяма, и не моя юрисдикция. Я при дворе никого не знаю и не имею права не во что тут вмешиваться.

Хатакэяма снова кивнул.

— Конечно, господин уже послал за Златотелым Архатом*. Его сейчас разыщут.

Стук конских копыт по камням заставил Тодо подумать, что он ослышался, и когда они, наконец, спешились у боковых ворот, переспросил:

— За кем послал господин Ока?

— Говорю же, за Златотелым Архатом. Ты что, его не знаешь?

— Нет. Он что, святой? — недоверчиво осведомился Тодо.

На его искушённый взгляд, не дело буддийских бонз — вести следствие, возиться с уликами и допрашивать убийц. Тодо представил себе толстого полусонного монаха, расследующего преступление по свежим следам, и улыбнулся. Картинка совсем не складывалась.

Хатакэяма на выдохе цыкнул сквозь зубы и неохотно ответил:

— Он — Фудзивара-но Наримаро, принц крови, советник императора. Его отец — потомок принца Кадзурахары, сына императора Камму. А Златотелым Архатом его просто прозвали… ну… за наглую рожу.

Что? Тодо сжал зубы и опустил глаза в землю. Он не ослышался? Принц крови? Это был высший ранг кугэ, древней придворной аристократии, и с людьми такого рода и звания Тодо, конечно же, не доводилось встречаться отродясь. Принц крови! И чтобы такой человек к нему, простому самураю, хотя бы голову повернул? Смешно и думать! «Впрочем, — в мозгу Тодо тут же равнодушно и холодно, точно ветер с моря, пронеслась апатичная мысль, — мне-то что за дело? Не захочет — пусть этот Архат сам и возится…»

Резиденция императора находилась в восточной части дворца, но Тодо и Хатакэяма торопливо свернули на юг и быстро добрались до Усадьбы Ароматов, рядом с которой в роскошных апартаментах квартировали люди сёгуна.

Ока Тадэсукэ ждал на веранде и сразу поднялся навстречу подходившим, встав во весь свой немалый рост. Лицо его удивляло: взгляд был обеспокоенным, рот дёргался, по вискам струился пот. Он спустился на три ступени, и Тодо показалось, что Ока шатается. Но отчего человек сёгуна так взволнован? Едва Хатакэяма удалился, Тодо, почтительно поклонившись, сразу приступил к делу, спросив:

— Убили фрейлину, как я понял, Ока-сама?

Самурай резко кивнул и, как показалось Тодо, снова чуть пошатнулся, но схватившись за плечо Тодо, устоял. Тодо едва не поморщился от боли: плечо сжало, точно тисками.

Ока-сама хрипло проговорил.

— Рад, что вы оказались здесь, Тодо-сан. Вам будет помогать принц Наримаро, и я надеюсь, вместе вы быстро во всём разберётесь. Есть только одна… — он умолк, прикусив нижнюю губу, и сильно побледнел.

— Вы хотите сказать, Ока-сама, — очень вежливо переспросил Тодо, чуть склонив голову, — я буду работать под началом советника императора? Принц из рода Фудзивара не станет подчиняться самураю Тодо Танэцугу.

Ока-сама нервно рассмеялся.

— Причём тут чины, Корё? Наримаро вовсе не следователь! Он — сукин сын, но, по правде сказать, с головой.

Неожиданно за спиной Тодо послышался негромкий вкрадчивый голос:

— Обычно у человека ровно столько сословной гордости, Тодо-сама, насколько ему ума не достаёт. Но у меня с головой всё в порядке. Фудзивара-но Наримаро к вашим услугам.

Тодо резко обернулся. За его спиной стоял и кланялся ему тот самый молодой нахал-аристократ из императорского кортежа, что шутил с микадо, до того, танцуя, победил двух соперников, а ещё раньше увёл на стрельбах из-под носа его людей золотую статуэтку пляшущей на чане полуголой богини счастья.

________________________________

*Все ссылки см. в глоссарии