Далекая звезда

Глава 12

Астрид Эрден Стат

Идея изменить гормональную терапию уже не казалась мне гениальной. Есть хотелось зверски. Постоянно. Думать о чем-то, кроме еды было очень сложно. Зато за неполный месяц удалось набрать десять килограмм. У меня появилась грудь и исчезла болезненная бледность. Стало легче ходить. Я больше не падала без сил, сделав пару десятков шагов.

Отношения с Каи шли, как бы это не звучало странно, некоторым фоном к моей новой жизни. Я все еще находилась в смятении от того, что привычное одиночество исчезло, а парень стал занимать огромную часть моего личного пространства. Рушились щиты, которыми было так легко отгораживаться от мира. Стирались границы.

Но было ли это любовью? Каи настаивал, что это любовь и есть. А я не находила характерных признаков данного состояния.

Критическое восприятие было при мне. Эйфория отсутствовала. Я не думала краснеть и бледнеть. Про потерю аппетита и говорить нечего, но в данном случае сработал сторонний фактор.

Страданий, также, не ощущалось. Хотя, должны же быть. Где страх потери? Где ревность? Я с его бывшей за одним столом сидела, и хоть бы что в душе шевельнулось. Ну, кроме любопытства. Только это же совсем не то. Где «Мучительное томление», обещанное любовными романами? Где ночи без сна и слезы без причины?

Романтичного и экзальтированного «Мы» вместо «Я» и «он» не случилось. Не произошло эмоционального слияния с потерей себя. Моя личность, мои планы и интересы остались при мне. Желания полностью и без остатка раствориться в другом человеке отсутствовало.

Мы вместе обедали, гуляли по вечерам, переписывались перед сном по смарткомму. Через два месяца после нашего знакомства, мне сложно было представить свою жизнь без него. Но выходило это как-то естественно и буднично. Как нечто само собой разумеющееся. Ощущение правильности происходящего и спокойствие, которое меня накрывало теплым коконом, когда Каи находился рядом примиряло меня с возмутительным несоответствием моей любви общепризнанному канону.

Хотя, наверное, тут сказывалось отсутствие у меня друзей или семьи, готовых щедрой рукой принести в твою жизнь уйму проблем, сомнений и боли.

Вот у моего зеленоглазого иштарца этого оказалось в достатке. Его семья со мной принципиально не разговаривала. Они даже делали вид, будто бы меня нет, нарочито это подчёркивая. Я так поняла, в желании оскорбить. Мне было смешно, а Каи эти эскапады доводили до белого каления.

Ему родня устраивала ежедневные скандалы. Данная тактика навязывания своей воли окружающим виделась мне довольно сомнительной. Даже не с точки зрения морали. Идея агрессивного подавления, попыток сломить человека, втаптывая в грязь то, что ему дорого, как минимум, неэффективна. Она провоцирует закономерный протест и резкое отторжение. Каи, разозлившись, почти перестал появляться дома и разговаривать с родителями. Их дикое, авторитарное поведение фактически натолкнуло его на простую мысль: если в семье, которую я не выбирал, а получил по праву рождения, мне отказывают в элементарном уважении, мной нагло манипулируют и не стесняются использовать все виды эмоционального насилия, может пора создать свою семью, где этого кошмара не будет? Осознание того, что твои отношения, не важно с кем: родителями, братьями, сестрами, коллегами или друзьями, деструктивны и токсичны, у психически здорового человека приводит к желанию эти отношения прекратить.

— Мне надоело быть "хорошим" и послушным, — сказал он мне после очередного светопреставления с привлечением дополнительных сил в виде двух бабушек, одного деда и тети, устроенного его родителями. — Я честно старался соответствовать образу того идеального сына, который будет достоин их любви. Мне девятнадцать. И сколько я себя помню, это была погоня за недостижимым воплощением их желаний, но у меня даже приблизиться к нему не удалось. Всю мою жизнь я чувствовал вину за то, что не могу быть достаточно хорошим, достойным их любви. Я был готов сделать все, чтобы заслужить, даже не одобрение, а отсутствие разочарования в их глазах. Когда безразличие — уже само по себе награда. Но пока я старался соответствовать их ожиданиям, забывая о собственных стремлениях и интересах, моя жизнь мне не принадлежала. Они ей владели и распоряжались, проживая ее за меня. Мотивируя это заботой, стремлением сделать меня лучше. И я верил, ведь они желают мне добра. Да, и, действительно, кто мне скажет правду? Кто еще так точно укажет на ошибки и недостатки? Ведь они знают меня каким я должен быть. Мне это все осточертело. И либо они научатся уважать мой выбор, либо им придется учиться жить без меня.

Его друзья вели себя не столь агрессивно. Но их тихое неприятие буквально витало в воздухе. И я, если честно, не представляла, что с этим делать.

У меня совершенно не получалось вписаться в их компанию. Нет, роль бесплатного репетитора за мной милостиво оставили. Но на этом все. Непреодолимые противоречия неизменно оставляли меня на другом берегу, отсекая даже крошечный шанс по-настоящему поладить с ними.

Мне чужды их слишком оптимистичные и беззубые шутки. И, скорее, раздражают бесконечные "забавные" истории, смысл которых в их пересказывании. Юмор ради юмора. А то, что было смешно мне, их либо пугало, либо они поняли меньше половины слов.

Каи старался объяснить, люди общаются просто, без цели, но эта мысль в моей голове укладываться не желала. И, как по мне, такое времяпровождения совершенно бессмысленно.

Вчера он потащил меня посмотреть фильм с друзьями. Там собралась довольно шумная компания из парней и девчонок. Хорошо, что я планшет с собой взяла. Иначе бы умерла от скуки.

Космические ужастики про жутких инопланетян, всё-таки, не мое. Главные герои полные идиоты. Жуткие монстры не такие и жуткие. Эти горе-киноделы всего лишь взяли рентген кошки. Убрали уши и хвост. Пририсовали челюсть, которая не то, что укусить кого-то открываться не должна. Добавили капающую с этого «жуткого монстра» зеленую слизь. Причем, последняя вырабатывалась организмом данного представителя полуразумной жизни далекого космоса в каких-то неадекватных количествах. Да он сдох бы еще на середине фильма, если бы, действительно она с него так лилась. Пугает этот несчастный уродец лишь тех, кто зоологию не изучал. А "шокирующие" кадры убиения большей половины героев одним единственным инопланетянином — это, вообще, за гранью добра и зла. Анатомия и здравый смысл вышли из чата. Хотя, вот это было даже забавно. Правда, когда я прыснула после особо изощрённого издевательством над человеческой физиологией и законами физики, друзья Каи начали коситься на меня с явной опаской, а он сам вздохнул так тяжко, словно на его плечах была вся боль мира. После чего я решила народ больше не шокировать и углубилась в работу. К концу фильма у меня уже была готов медицинская программа для малыша из базы "Сэйери". Повезло. Решение пришло довольно быстро. Оно словно бы лежало на поверхности. Результат, конечно, не был идеальным. Восемьдесят один процент. Конечно, его можно дотянуть до восьмидесяти пяти, если взять три колонии нанитов, вместо двух. Но это совершенно нецелесообразно с финансовой точки зрения. Разумнее эти средства пустить на корректировку программы реабилитации. Она, пусть и через время, позволит рассчитывать на близкие к ста процентам параметры восстановления. Конечно, лучше все исправить одной операцией. Только когда тебе шесть, ждать несколько месяцев или лет другой, более совершенной программы гораздо тяжелее, чем проскочить два этапа примерно за сорок-шестьдесят дней. К тому же, этому ребенку не будет требоваться диализ, или искусственная вентиляция легких. Всего лишь заместительная терапия. Это даже на качество жизни сказывается не слишком сильно.

— В "Эйвери" или "Бирюзе, — разбил мои мысли голос Каи. — Все мои знакомы девушки там сутками зависают.

— Что?

— Звёздочка, ты же только что спросила, где можно купить приличное платье?

— Надо туда заехать. Завтра прием, на котором я обещала быть, а ни одно из моих платьев или не сходится в груди, или, вообще, не застёгивается. Когда я решила набрать вес, простая мысль о том, что мне придется заменить весь мой гардероб, в голову не пришла.

— Тебе очень идёт.

— Не люблю тратить время на подобные глупости. Но если я окажусь одета недостаточно дорого, если на мне не окажется драгоценностей, если мой внешний вид не будет в полной мере отражать статус, меня просто не станут слушать. Да и черт бы с ними, если бы речь не шла о важном благотворительном проекте. Зачем люди придумывают все эти глупости, позволяющие им смотреть с высока на всех, кто не может или не хочет выбрасывать кучу денег, чтобы бросить пыль в глаза окружающим? Это же глупо.

— Так устроено общество. Очень многие стремятся к сегрегации, как бы не декларировалось всеобщее равенство. Это самый простой способ определить "своих", и отделить от себя "чужих". Так как расовую сегрегацию принято горячо осуждать, то разделение на основании социального статуса, частью которого является финансовое состояние человека, изжить не удалось.

— Не люблю публичность ещё и поэтому. Кстати, у тебя есть костюм-тройка?

— Да.

— Отлично. Ты же пойдешь со мной? Если бы отец был здесь, он бы настаивал на том, чтобы сопровождать меня. Уж очень ему нравится казаться щедрым благотворителем. Я ему поэтому о данном приглашении не рассказала. С него станется прервать отпуск с семьёй и на один вечер прилететь сюда, чтобы получить бесплатные политические дивиденды. Но с недавнего времени они для него закончились. Все мои достижения отныне только мои. И присваивать их просто так у него не получится.

— Ты злишься на родителей.

— Нет.

— Злишься.

— Они меня бросили. Дважды. Как ты думаешь, сколько раз они позвонили мне с тех пор, как уехали? Ни разу. Живи как хочешь, и на что хочешь. Именно на мое имя приходят счета по содержанию дома. Даже налоги. Ведь сейчас только я живу здесь. Снять квартиру и съехать было бы дешевле. Впрочем, ладно. Это мелочи. Но выводы я сделала. Вряд ли они им понравятся. Использовать меня, мое имя и положение и ничего не давать взамен больше не выйдет. Отныне папочка будет вносить весьма существенные пожертвования, если планирует посещать подобные мероприятия в моем сопровождении.

— Я бы сказал, что кое-кто в ярости. Ты имеешь на это право. Не смотри на меня так.

— В конце концов, я не обязана ему ничем, кроме факта рождения. Но это было их решение. Моего мнения на данный счёт не спрашивали. В моем воспитании они не участвовали. На образование не потратили и кредита. Поэтому все мои долги родителям считаю закрытыми. Да, и, вообще, я скоро уеду и видеться мы будем крайне редко. Раз в пару лет. Думаю, отец лишь перед выборами решиться потрать хоть сколько-нибудь значимую сумму в качестве пожертвования. Да и то, ради того, чтобы подправить реноме. А на семейные праздники меня будут приглашать лишь с формулировкой: «Астрид, будет хорошо, если ты приедешь, и еще лучше, если не приедешь, дабы не нарушать мир и покой в семье, к которой ты формально относишься».

— Мне жаль, что они так к тебе относятся.

— Не стоит драматизировать. Я жила без них всю мою сознательную жизнь и проживу дальше.

— И все же, мне жаль. В нашей семье такого отношения не будет никогда. Я всегда буду рядом. Всегда буду тебя любить. Веришь?

— Да, — ответила я чистую правду, не понимая еще, что не всем обещаниям нужно верить. Ведь иногда наши желания, стремления и порывы разрушает сама жизнь.

И война, в которую так тяжело поверить даже спустя много лет.

Война, которую мои соотечественники и войной-то не могли называть.

«Специальная антитеррористическая операция с целью предотвращения сецессии Иштара и борьбе с экстремизмом». Никак иначе. За длинным и замысловатым названием пряталась оскаленная пасть истинного чудовища, пожирающего города с его жителями и разрушающего судьбы.

И, наверное, хорошо, что я не могла заглянуть в будущее. У оставалось еще две недели мирного неба, безоблачного счастья и любви, которой, как мне казалось, ничто не угрожает.

Хорошее время. Лучшее в моей жизни. Но так всегда бывает, когда мир делится на «до» и «после». То, что было «до» отчего-то всегда лучше того, что случается «после».