Далекая звезда

Глава 31

Астрид Эрден Стат

— Все плохо? — спросила я, глядя на Пола.

— Нет.

— Вы почему-то совершенно не можете мне лгать, — говорю ему, сглатывая слезы. — Я к ним не вернусь. Ни за что. Я не могу.

— Астрид, милая, — тут же обняла меня за плечи Полин. — Все будет хорошо. Мы с тобой.

— Астрид, — начал Пол мягко. — Есть две новости. Хорошая и не очень. Хорошая заключается в том, что судья на твоей стороне. Не на стороне твоих биологических родителей, а именно на твоей. Она явно склонна учитывать твои желания и соблюдать твои интересы.

— А плохая?

— Мы вряд ли сможем доказать твою полную дееспособность. Слишком много "доказательств" твоей, скажем так, личностной незрелости они предоставили. Но я знаю, что нам делать. Ты же мне доверяешь?

Я кивнула, а Пол погладил меня по плечу точно так же, как делал это с Рори.

— Тебе ведь спокойно с нами? — Пол улыбнулся. — Просто скажи судье, когда она тебя спросит, что хочешь остаться в нашей семье.

— Но я не могу. У вас своя семья. У вас есть Рори.

— Рори любит тебя. И она всегда мечтала о старшей сестре. Мы тоже любим тебя и сможем оформить ограниченную опеку. Если позволишь нам позаботиться о тебе. Ты сможешь работать, воспитывать своего ребенка. А мы будем тебе помогать. Тебе же понадобится помощь. Маленький ребенок требует много сил и времени.

— Я способна нанять няню. У меня есть деньги.

— Астрид, — голос Пола стал строже. — Мы можем доказать, что между тобой и семейством Стат нет эмоциональной связи. Доказать их халатность в воспитании. Но, к сожалению, у нас нет доказательств жестокого отношения. Они не били тебя. Нет свидетельств психологического насилия. Зато куча свидетелей готовых поручиться о том, что они чудесные родители. Если тебя признают ограниченно дееспособной и нуждающейся в опеке, нам придется доказывать, что они опасны для тебя. Потому что, по нашим законам, первоочередное право опеки предоставляется кровным родственникам. Или иным лицам, с которыми у ребенка сформирована глубокая эмоциональная связь. В суде ты пообещаешь говорить правду. Но никто не сможет поймать тебя на лжи, если ты говоришь о своих чувствах. Тебе нужно лишь сказать, как тебе хорошо с нами, как ты привязана к Рори. Ты же привязана. Если ты попросишь судью предоставить опеку нам с Полин, я больше, чем уверен, она это сделает. Потому что никто в мире не сможет доказать, что мы плохие родители.

— А если они попробуют? Что тогда?

— Тебе не нужно об этом беспокоиться.

— Я не могу не беспокоиться!

— Тише. Прошу. Тебе нельзя нервничать.

— Милый, помолчи минуту, — милым голоскам в котором слышался шёпот снежной бури произнесла Полин. — Астрид, мы понимаем, как сложно тебе сейчас. И я совершенно не хотела бы тебя торопить. Но, боюсь, времени у нас не так уж много. Мы хотим… мы, действительно, хотим, чтобы ты осталась с нами и позволила нам помочь тебе. Рори мечтает о том, чтобы ты осталась. Мы с Полом никогда не простим себе, если отдадим тебя этим монстрам в человеческом обличье. Я не смогу спать по ночам. Ты же не хочешь, чтобы я перестала спать?

— Нет.

— Астрид, солнышко, государству плевать в какой именно семье ты окажешься. Главное, соблюсти формальности и не подрывать их "традиционные ценности". Если у подростка есть кровная семья, которая готова его забрать, его принудительно поместят в эту семью. Потому что считается, что так ребенку будет лучше. А тут стоит вопрос о судьбах двух детей — твоей и твоего сына. Эрих Стат приложил много усилий для того, чтобы у суда появились некоторые сомнения в том, что ты сможешь в полной мере позаботиться о себе и воспитывать своего ребенка. И, в чем-то они правы. На тебя свалилось слишком многое.

— Но я смогу с этим справиться.

— Конечно, милая. Сможешь. Это знаю я. Это знает Пол. А они не знают тебя. А ещё им проще подойти к вопросу формально. Поместить тебя и малыша под опеку взрослых, прикрываясь вашими же интересами. Твой протест они, скорее всего, посчитают эмоциональной незрелостью и ещё сильнее уверятся в том, что эта опека необходима. Но мы можем их переиграть. Если ты сама скажешь, что тебе нужна помощь и поддержка близких. А потом объяснишь, что твоя кровная семья эту поддержку дать тебе не может. Что тебе плохо с ними. Но есть другая семья, с которой ты согласна остаться. Добровольно. Системе проще пойти по пути наименьшего сопротивления и выбрать в качестве опекунов ту семью, на которую укажет сам ребенок. Понимаешь? Но у нас есть ещё один козырь. Я — социальный педагог в школе. Моя профессия — помогать детям, столкнувшимся с трудностями.

Полин ещё раз обняла меня, а потом время отведенное для перерыва закончилось, и мы вернулись в зал заседания.

— Миз Стат, я хотела бы поговорить с вами, — со сдержанной доброжелательностью произнесла судья. — Это не допрос. Просто, беседа. Но я прошу вас быть искренней со мной. Я так понимаю, вы не хотите возвращаться в свою семью. Но почему?

— Эти люди — не моя семья. Я давала им много шансов стать моей семьёй и каждый раз они меня предавали, делали больно.

— Но твоя сестра сказала, что любит тебя и хочет, чтобы ты вернулась.

Да, родители даже Лидию сюда притащили. Ее речь была настолько же трогательной, насколько фальшивой. Но она — ребенок, такая же жертва интересов ее родителей. И тогда я не стала ничего говорить. Не хотелось влезать в эту грязь. Зря, наверное.

— Моей биологической сестре девять лет. Это возраст, когда человек вполне отдает себе отчёт в своих действиях. В этом возрасте я не просто решила стать врачом, чтобы вылечить себя, но и делала большие шаги в этом направлении. Лидия не любит меня. Она меня ненавидит и желает моей смерти. Она за всю свою жизнь не сказала мне доброго слова, зато постоянно твердила, что, если бы я умерла, всем им было бы лучше.

— Она ревновала.

— Все так говорят. Все ее оправдывают. Требуют, чтобы я дала ей ещё один шанс. А я устала слушать ее оскорбления. Устала терпеть. И не хочу, чтобы она что-то подобное начала говорить моему ребенку. Я должна думать не только о себе, но и о сыне. Лидия очень агрессивна. Она несколько раз пыталась ударить меня. Но у нее не получалось. Потому, что я сильнее. А если она решит причинить вред моему ребенку? Тоже, из ревности. Я не могу рисковать.

— А чего бы вы хотели, миз Стат?

— Жить. Работать. Воспитывать сына. И никогда больше не видеть мою биологическую семью. Они не любят меня. Потому что, если бы любили, я жила бы дома. Возможно, вы не знаете, но это было возможно и даже не слишком дорого. Моя мать коллекционирует брендовые сумочки. У нее их, наверное, пара сотен. Стоимости трёх хватило бы это. Или отцу пришлось бы один раз отказаться от поездки на его любимы курорт, куда они летают каждый год. Да, хватило бы и суммы, что Лидия получает на карманные расходы за десять месяцев. У них были эти деньги, но им жалко было тратить их на меня.

— Я протестую, — снова заверещал мистер Харт. — Это домыслы. Миз Стат не может знать всех обстоятельств…

— Я знаю об этом гораздо больше, чем вам бы хотелось. Они несколько раз в год летают отдыхать. Если бы они хотели, чтобы я жила с ними, могли бы отказаться хотя бы от одной такой поездки. Но им не нужна была неизлечимо больная дочь. Они не приехали ни на один мой день рождения. Ни разу за десять лет. А теперь я им зачем-то понадобилась. И это никак не связано с тем, что на рейтинги моего отца положительно влияет то, что он посещает приемы, на которые ни за что не пригласили бы его одного, но согласны терпеть, как моего спутника. С ним разговаривают, пожимают руку, потому что считается, что родители имеют отношение к успехам детей. Нет, он тоже имеет. Своим бездействием этот человек убедил меня в том, что никто не поможет мне, кроме меня. Я, наверное, должна его поблагодарить за это. Но не хочу.

— Миз Стат, вы говорили что хотите жить. Расскажите об этом. Как вы хотели бы жить? С кем? Кто мог бы помочь вам справляться с трудностями?

— Я всегда сама помогала себе справляться с трудностями, — мне не нужно смотреть на Пола, чтобы понять: это несколько не то, что мне следовало ответить. — И у меня неплохо получалось. Правда. Я же вылечила себя. Это ли не доказательство моей самостоятельности? Но со мной рядом всегда были люди, готовые помочь мне, если у меня не получится справиться самой. В клинике обо мне заботились Рой и Лейла Форджер. Сейчас обо мне заботятся Пол, Полин и Аврора Андерсон. Мне раньше не везло с семьей. Все шло не так. Мои родители меня бросили. Рой и Лейла погибли. Погиб парень, с которым мы могли бы стать семьёй. Но сейчас появились люди, которые согласились принять меня. Пол любит те же книги, что и я. Мы разговариваем. Полин научила меня краситься и отвела к своему парикмахеру. Моя новая прическа — это ее заслуга. Как и мои новые платья. С Рори мы смотрим мультики перед сном. Каждый день. Раньше у меня не было времени на мультики. Я должна была учиться. Чтобы выжить. Потому что без лечения я бы умерла. С моим диагнозом редко доживают даже до двадцати пяти. Я не умею жить в семье. Не знаю, как это — быть хорошей дочерью и сестрой. Но они сказали, что мне не обязательно быть хорошей. Сказали, что любят меня любой. И я им верю. Потому что, когда Рори болела, они сделали все, чтобы спасти ее. Даже когда надежды уже не осталось. Они ее не бросили, как мои биологические родители бросили меня. И я думаю… надеюсь… они не бросят и меня, если я заболею. А вы хотите отнять у меня эту семью и насильно поместить к биологическим родителям. А они ненавидят моего ребенка, хотя он ещё не родился. Я очень боюсь, что они будут ему вредить. Потому что я не сделала аборт, несмотря на их требования.

— Миз Стат, мы здесь для того, чтобы соблюсти ваши интересы.

— Тогда разрешите мне остаться там, где я живу.

— Да, я получила прощение Пола и Полин Андерсон о том, чтобы предоставить им право временной частичной опеки над вами.

— Мне с ними будет лучше.

— Протестую! Миз Стат не может самостоятельно принимать взвешенные решения и определять, что для неё будет лучше ввиду ее эмоциональной незрелости, — голос мистера Харта настолько меня раздражал, что мне хотелось разбить ему нос чем-нибудь тяжёлым. Планшетом, например. А потом заткнуть ему рот его же галстуком.

И, нет, я никогда не была доброй девочкой.

Терра, вообще, не место для добрых и слабых. Полин и Рори могут быть нежными цветочками, потому что у них есть Пол, который прибьет любого, кто попытается им навредить.

— Но, возможно, вам будет лучше с биологическими родителями? — начала мягко увещевать судья. — Да, у вас было непростое время. Но та связь, которая есть между родителями и их ребенком, способна преодолеть любые трудности.

Возможно, если бы со мной был Каи, я могла бы позволить себе слабость. Возможно, потом, когда все образуется, я снова попробую стать хорошей. Но сейчас мне нужно побыть жестокой.

— Если меня принудительно поместят в кровную семью против моей воли, я прекращу работать. А родители детей, которых я должна была лечить, получат письма, в которых я напишу о том, кто виноват в том, что их ребенок мучается или умирает. И каждая такая смерть будет на вашей совести.

— Вы угрожаете суду? — голос женщины походил сейчас на скрип снега. Но я без страха встретила ее взгляд.

— Я требую справедливости! Справедливости, которую заслужила! В моей жизни было много боли и не было нормального детства. И виноваты в этом мои биологические родители. В том, что заболела. Ведь это они решили пренебречь вакцинацией. В том, что я росла без любви. Они практически не общались со мной все эти годы. Но и общество на благо которого я неустанно работаю, мне задолжало. Почему вы — гражданское общество, позволили им отказаться от вакцинации? Почему вы позволили им подвергать жизнь маленького беззащитного ребенка смертельной опасности? Почему вы не желаете защитить меня от людей, по вине которых я страдала всю мою сознательную жизнь? Я не хочу жить с ними. И не хочу, чтобы они приближались ко мне или к моему ребенку. Никогда.

— Я услышала вашу позицию, — ответила судья сухо.

А через десять минут мы услышали судебное решение о том, что временную частичную опеку надо мной и моим ребенком получают Пол и Полин Андерсон. Но я должна дважды в неделю на протяжении года проходить психотерапию с целью найти взаимопонимание с биологической семьёй. И мои опекуны обязаны были этот процесс проконтролировать.

Это было горькой, но все же победой.

Отец орал, что так просто он это не оставит. Грозил новыми судами и тем, что не только меня, но и Рори у Андерсонов отберёт.

— Не слушай его, — шепнула мне на ухо Полин. — Это он от бессилия. Ничего он нам не сделает. Как на счёт того, чтобы по пути домой заехать в кондитерскую и купить шоколадный торт?

— Отличная идея. Но сначала я бы хотела сделать кое-что. Мне нужна будет ваша помощь. Хочу сменить фамилию. Точнее, убрать ее из моего имени. Остаться просто Астрид Эрден. Тут, наверное, потребуется ваше согласие?

— Ты уверена, солнышко? — спросил Пол осторожно. — Это не только их, но и твое имя. Ты имеешь на него такое же право, как и они.

— Абсолютно.

— Хорошо, — улыбнулся мужчина. — Если тебе этого, действительно хочется. Но потом мы поедем покупать самый большой шоколадный торт, какой только найдем в кондитерской. У меня теперь абсолютно официально есть три прекрасные девочки о которых я могу заботиться. И это стоит отпраздновать.

Я кивнула. Но для себя решила отметить этот день немного по-другому. Выберу в базе безнадёжных пациентов кого-нибудь и постараюсь вылечить.